Текст книги "Добыча"

Автор книги: Анна Ллос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Ты надушилась теми духами? Я знала, что хороший парфюм плюс твой собственный аромат – это самый настоящий афродизиак, – шепчет она.

– Я весь день ждала нашей встречи, – неожиданно для самой себя признаюсь я, обнажая перед ней свою ею одержимость.

– Я тоже. На самом деле, я не была ничем занята, просто хотела дать тебе возможность передумать, дать шанс на спасение.

– Мне ничего не угрожает.

– Ошибаешься, угроза прямо перед тобой, Алиса, – Доминика обжигает своим горячим дыханием моё ухо, отчего я начинаю дрожать сильнее.

– Я не думаю, что ты можешь причинить мне вред, – пытаюсь убедить в этом больше себя, ведь знаю, на что она способна.

Тёмный парк, вокруг никого, она нависает надо мной, не прерывая визуального контакта. Мне страшно, мне холодно, я возбуждена. Морозный ветер обжигает кончики пальцев. Забираюсь ими под манжеты пуховика Доминики, сжимаю своими руками её запястья.

– Я стараюсь этого не делать, но мне очень хочется, – шепчет мне на ухо, словно признание, она.

– Ты пугаешь меня, – в ответ признаюсь я.

– Знаю. Ты часто думаешь обо мне, я права? – самодовольно произносит она, на что я лишь робко киваю, – Я постоянно в твоих мыслях?

– Глубже.

– Что же ты творишь со мной, милая Лиса? Я ведь могу и не сдержаться.

Её шёпот сменяется грубым рыком, щека теряет контакт с её щекой, потому что она опускается ниже и впивается губами в мою шею.

– Доминика, – словно предостерегая, произношу я, этот поцелуй совершенно отнимает у меня дыхание.

Моя хватка на её запястьях усиливается, не знаю, это с целью остановить её действия, либо же просто самой устоять на ногах, что невероятно трудно, когда она делает со мной такое.

– Ты такая хрупкая, Алиса, такая нежная и особенная на вкус, – её слова ласкают в такт с губами.

Оказывается, поцелуи в шею – это моя слабость, я этого не знала. Билл никогда не целовал меня так, его щетина всегда неприятно прокалывали на коже, хотелось быстрее это остановить, но то, что делает она! Мою чувствительную кожу ближе к ключице жадно и влажно охватывают её губы, затем я чувствую поцелуй рядом с мочкой уха, а потом снова ниже. Меня бросает в жар.

– Я возьму силой, если остановишь.

Никогда в жизни я не слышала подобного. Мне хочется думать, что все это просто игра, но ведь это не так. Я наедине ночью в пустом и плохо освещённом парке с человеком, который совершил убийство. И что самое страшное – мне совершенно некого позвать на помощь. Та девушка, которую я обнаружила мёртвой после визита Доминики – она отказала ей? Она не приняла её, попыталась возразить и за это поплатилась своей жизнью? То же самое ждёт и меня? Доминика, совершенно не ощущая препятствия в виде моих рук на её запястьях, тянется ими ко мне. Она сильная. Мне становится настолько жутко от того, что она может ими сделать, что я, всхлипнув, убираю руки и пытаюсь отпрянуть назад. Я разворачиваюсь и предпринимаю отчаянную попытку побега, но сильные руки перехватывают меня. Она резко прижимает мою спину к себе. У меня нет возможности рассмотреть её лицо сейчас, она сзади, но я уверенна, что у неё потемневшие глаза, как обычно бывает, когда она не контролирует свои действия. Передо мной чёткая граница освещённого тротуара, на котором мы находимся. Темнота парка, впереди виднеются пугающие скелеты деревьев. Сердце перестаёт биться, мне думается, что она сейчас схватится за нож, и на этом все кончится. Не знаю, чем она убила ту девушку, но это явно было что-то довольно острое. Одна её рука держит меня за плечо, пресекая любые попытки бегства, другая отодвигает волосы, оголяя участок шеи.

– Как же тяжело! Чёрт, я не могу! Не могу! – её хриплый голос доносится из-за моей спины.

Она говорит это самой себе? Мне так чертовски страшно, что я боюсь произнести хоть слово. Но, совершив над собой нечеловеческое усилие, я пытаюсь выйти из оцепления. Я поднимаю руку и касаюсь её ладони на моем плече. По моим щекам текут слезы, я судорожно глажу её руку медленным успокаивающим движением. Чувствую, как хватка на моем плече слабнет. По сбившемуся дыханию Доминики понимаю, что мы обе не в порядке. Я не знаю, что это только что было, но чувствую, как ей трудно бороться с собственными желаниями, словно она пытается не дать волю зверю, что так усиленно рвётся из неё при каждой нашей встречи. Она полностью отпускает меня, но тут же её голова падает на моё плечо, я чувствую её надрывное дыхание на своей шее.

– Мы сейчас пойдём туда, где я не смогу тебя тронуть, – говорит она ровным голосом, – Прекрати плакать, я не буду продолжать. Успокой своё сердце, оно так бьётся… Мне отойти? Я отойду. Пошли.

Она отходит от меня в сторону и быстро шагает вперёд по дороге, я остаюсь как вкопанная. Эти слова кажутся мне какой-то странной подсказкой к ещё непонятной мне загадке.

– Алиса, идём, – обернувшись, она подзывает меня к себе.

С трудом, медленными шажками я начинаю догонять её. Тёмный парк с уродливыми голыми деревьями остаётся позади. Мы оказываемся возле ближайшего открытого заведения. Доминика открывает передо мной дверь, впуская внутрь. Это круглосуточное кафе, по видимому, не может похвастаться большим количеством клиентов в такой час. Доминика отодвигает мне стул, позаботившись о моем комфорте. Она вообще помнит, что произошло десять минут назад?

– Ты, должно быть, замёрзла, – она трёт мои плечи, словно пытаясь согреть, – Чай, кофе?

– Я бы выпила, – киваю я в сторону бара.

– Ты бы выпила, – повторяет она за мной и направляется за заказом.

Я совершенно не отдаю себе отчёт в происходящем. Доминика ведёт себя очень нервно, это заметно по мелким жестам, мимике, отрывистости. Она напряжена и, скорее всего, удивлена тем, что я ещё не сбежала от неё. Отойдя от стойки, она подходит ко мне с бокалом горячительного напитка. Я тут же опрокидываю его в себя.

– Хочешь ещё? – интересуется она, я отрицательно мотаю головой.

Доминика присаживается напротив, а меня передёргивает от того, насколько горькая эта обжигающая смесь, что стекает по моему горлу. Она стягивает с себя шапку, её длинные прямые волосы немного взъерошены, но выглядит это даже мило.

– Что происходит? – напрямую спрашиваю её я.

– Я сдержалась, теперь все хорошо, – её взгляд пуст и рассеян.

– Что ты хочешь сделать со мной, Доминика? – она не отвечает, будто бы не слышит моего вопроса, – Доминика?

Она, наконец, осмеливается поднять на меня взгляд, глаза наполнены слезами, но она пытается не дать им волю, сдерживает, шмыгает носом и лбом утыкается в свои руки. Прячет от меня лицо, не хочет, чтобы я знала, что с ней творится, она стучит ногой по полу под столом. Пока она не видит, я осматриваюсь, кроме нас в кафе несколько мужчин за дальним столиком у окна – значит, безопасно. Поднимаю взгляд на телевизор над баром. По кабельным новостям показывают какие-то сводки, а я ведь могла попасть в завтрашние в качестве трупа, неожиданно найденного ранним утром каким-то человеком, вышедшим на пробежку. Мне кажется, что Доминика настолько напугала меня, что испугалась и сама. У меня есть возможность рассмотреть её жёсткие черные волосы, что прикрывают плечи, ровный пробор. Замечаю побелевшие костяшки от того, насколько сильно она сжимает кулаки.

– Я не человек, Алиса. Ради себя же, держись от меня подальше!

Рывком она поднимается с места, ещё раз кидает на меня растерянный взгляд и убегает прочь. Мне не хватает ни смелости, ни сил на то, чтобы броситься ей вслед.

Доминика Баттенберг

Я оставила Алису в безопасности и тепле, среди других людей, которые в любой момент при необходимости могут позаботиться о ней, а могла бы и оставить холодным трупом в безлюдном парке. Я ещё ни разу ни с кем так не сдерживалась. Это сумасшествие! Ненавижу все те вещи, которые она во мне пробуждает. Бесконтрольный голод, который возникает каждый раз, когда я смотрю на то, как пульсирует её сонная артерия. Рядом с ней, кажется, у меня появляются чувства. Не просто чувства – их настолько много, что и захлебнуться можно. Они тягучие подобно хорошей крови и непонятные, совершенно для меня ошеломляющие. Это чересчур. А ведь она просто самый обычный человек, смертная.

Давлю на газ со всей силы. Я её не тронула, и это самое главное. Я смогла сдержаться, даже когда обнажились клыки, даже когда я уже готова была вспороть её изящную шею. Возвращаюсь домой, тут темно, но я знаю точно, где меня всегда рады видеть. Залетаю в спальню Долорес, включаю свет. Она наверняка уже спала, но сейчас привстаёт с кровати на локтях и взволнованно смотрит на меня.

– Трахни меня, пожалуйста.

Собственные слова кажутся мерзкими, я бросаюсь в её руки всегда, когда мне плохо. Наверное, она уже давно понимает, что это мой способ заглушить боль. Она подходит. Мне нравится её близость, с ней можно не сдерживать себя.

– Что случилось? – заботливо узнает у меня Долорес.

Меня злит, что она лезет не в своё дело. Я попросила не об этом. Нет никакой надобности сейчас играть в заботу, когда я намерена играть в совершенно другие игры. Отворачиваюсь от неё, скрипя зубами.

– Я её чуть не убила сегодня.

– Кого? – интересуется она.

– Я рассказывала тебе о ней.

– Ту замужнюю даму?

Злость и тьма во мне всегда берут верх, как бы я не пробовала это изменить. Это такое паршивое чувство. Ударяю кулаком по стене от негодования. Чувствую ласковые объятия Долорес на своих плечах. Я не хочу нежностей. Откидываю их от себя резким движением. Долорес грубо хватает меня за волосы, прижимает своим телом к стене. Её рука пробирается через мою одежду, властно и до боли сминая грудь. Я хочу этой боли, хочу наказания, только это может унять мой голод по Алисе. Не хочу даже думать о ней сейчас. Настойчивые пальцами скользят по моим рёбрам, ногти царапают напряжённый пресс, она расстёгивает на мне штаны. Кусает меня за ухо, сминая край белья, наматывает волосы на свой кулак и оттягивает.

– Я сколько раз тебя учила не включать эмоции, не допускать никакого проявления чувств?

Она в моем белье, тонкие пальцы собственнически обводят губы, грубо сжимают клитор. Я ещё мокрая из-за Алисы. Отвожу бедра назад, сама пытаюсь насладиться на её пальцы.

– Как же ты мне нравишься такой, – рычит мне в затылок Долорес, всаживая в меня сразу два пальца, – Моя маленькая беспомощная девочка.

– Да, я твоя девочка.

Томное пробуждение, сладкое потягивание. Наслаждаюсь около минуты тем, как двое под одеялом ласкают мою грудь. Я безошибочно узнаю по языку, где Долорес, ногтями прохожусь по нежной коже её спины. Она выныривает, смотрит на меня и сразу же касается своими губами моих.

– Завтрак в постель? – поднимает бровь она.

– С удовольствием!

Долорес как следует позаботилась обо мне этой ночью. Сладкое растяжение во всех мышцах напоминает мне об этом. За ней вслед снизу выскальзывает та француженка, папочкин сувенир. Вероятно, он уже наигрался ею. Она протягивает мне бледную искусанную вдоль и поперёк руку с каким-то озабоченным и зависимым выражением лица, на котором совсем нет жизни. В этом доме она её и оставит. Скидываю с нас одеяло в сторону и, перевернув её за плечи, заваливаю на живот. Её обнажённое тело так прекрасно: все в гематомах, ссадинах и кровоподтёках. Запах крови заводит. Она словно приманка, что со стороны Долорес была благодушно брошена хищнику, чтобы приручить его.

– Лицом в подушку, – приказываю девушке.

Смахиваю пряди её спутанных волос со спины и затылка, открываю себе доступ. Склоняюсь, чувствую, что она почти не дышит от страха. Обнажаю клыки и впиваюсь рядом с трапециевидной мышцей так, что её тело подо мной содрогается, а сама она тихо стонет от боли в подушку.

Всегда, когда рядом нет Долорес, я контролирую себя, не делаю чего-то сверх допустимого, стараюсь оставить еду живой, хотя не всегда, естественно, получается. Но сейчас я даю волю животному желанию. Я знаю, что она не позволит её убить, что остановит. Чувствую её руку на своей спине, она отдёргивает меня от жертвы. Я отрываюсь от неё и тут же набрасываюсь на Долорес, целую в губы, даю ей возможность посмаковать тёплую кровь в моём рту. Она играет своим языком с моими клыками, я чувствую её собственные. Алиса растворяется, исчезает, её для меня не существует, есть только этот момент, и мой опасный жестокий мир, и моя Долорес, что всегда оставляет меня без сил, но зато сытой.

Уже следующее пробуждение за этот день. На этот раз оно сытое и расслабленное. Все белье на постели скомкано и запачкано кровью, я спешно покидаю её. Душ смывает все чужие запахи и ощущения. Когда я возвращаюсь в комнату, там уже во всю работает наша привычная домработница. Это полноватая и очень несимпатичная женщина, которая понемногу понижает мой уровень либидо каждый раз, когда попадается мне на глаза. Она желает мне доброго утра и протягивает конверт.

– Это было на полу, вероятно упало.

Небрежно выдёргиваю предмет у неё из рук. Я знаю, что Долорес просто обожает такие послания, а судя по толщине его содержимого, я уже понимаю, что находится внутри.

– Мать дома? – спрашиваю уборщицу.

– Да, я видела, как она зашла в кабинет мистера Баттенберга.

Я врываюсь к ним без стука, застав двоих за, судя по всему, увлекательной беседой. Долорес сидит на столе и с чего-то очень наигранно смеётся. Не то, чтобы я ревновала её к Чарльзу, но картинка в целом выглядит не лучшим образом.

– Я не буду делать это снова, – бросаю конверт на стол, в надежде закончить разговор на этом и уйти прочь.

– Это не обсуждается, дорогая, ты же знаешь, – рассудительно начинает Чарльз, на что Долорес лишь утвердительно кивает, соглашаясь.

– Почему этим занимаюсь только я? Неужели никто другой не может? – меня распирает от негодования.

– Таков твой вклад в наш клан, детка, – встаёт со своего места Долорес.

– Самая паршивая и грязная работа достаётся именно мне.

– Не соглашусь, ты не меняешь постельное в этом доме, – улыбается она, – Притом, мы бы не могли поручить это задание твоим братьям или сёстрам, справишься только ты.

– Я хочу остаться в Лондоне, – твёрдо заявляю я.

– Это из-за той женщины, что расстроила тебя не этой неделе? – интересуется Чарльз.

– Я не хочу никуда ехать в любом случае.

– Это не займёт много времени, потом слетаешь отдохнуть в Париж и вернёшься сюда.

– Куда в этот раз?

– Туда, где с твоей чувствительной кожей точно понадобится SPF 50. Валенсия, – с восторгом заявляет Долорес.

– Отлично, спасибо за совет, постараюсь не забыть, – иронично улыбаюсь я, забирая обратно конверт.

Обычно меня абсолютно устраивает то, что иногда приходится устранять неугодных нашей семье. И мне даже доставляет удовольствие кататься по миру и заниматься подобной работой. Но не сейчас. А все почему? Я уже знаю ответ на свой вопрос. Алиса Гибсон. Нет, не стоит об этом думать. Валенсия, крем от загара. Отлично убью время.

Алиса Гибсон

Сегодня удаётся не опоздать ни на автобус, ни на работу. Оливер получает от меня тут же двадцать стерлингов. Я почти на весь день закрываюсь в офисе, попросив меня не тревожить, пролистываю похожие между собой убийства. Я замечаю явный почерк: продольная глубокая рана на шее, но страны и года разные. Они явно связаны между собой, это ведь не может быть совпадением. Я беру в руки телефон, чтобы набрать сообщение Доминике столько раз, что сосчитать трудно, но в итоге так и не решаюсь написать хоть слово. Проверяю, не написала ли она первой, но тут меня тоже ждёт разочарование. Из ночного разговора в кафе после парка мне стало ясно, что она явно не хочет больше меня видеть. Вероятно, она чувствует, что я начала подбираться к ней слишком близко. Может, она узнала что-то обо мне и моей работе. В чем была причина её такого вчерашнего поведения? Достаю из сумки те самые духи, теперь они всегда со мной, наношу капельку на своё запястье, вдыхаю запах, просто чтобы напомнить себе о том, что это все было не моим вымыслом.

– Гибсон, пойдём со мной, – вырывает меня из фантазий взволнованный голос Оливера, что неожиданно заглядывает ко мне в кабинет.

Миранда уже ожидает нас в своём офисе, удобно усевшись в кресле. Когда все рассаживаются, Оливер запускает запись. Голос Доминики, который возникает из динамиков ноутбука, заставляет меня неловко поёрзать на стуле. Я сцепляю перед собой руки, надеясь, что на записи не будет ничего лишнего. Но все оказывается предельно ясно. Судя по всему, это запись из кабинета Чарльза. В разговоре слышно три голоса: его собственный, незнакомый мне женский и голос Доминики. В середине речь заходит о том, как я её расстроила, о чем теперь знают не только члены семьи Баттенберг, но и присутствующие в кабинете. Они также разговаривают о какой-то грязной работе, что предстоит Доминике выполнить, чем она, судя по тону, явно недовольна. Валенсия. Испания, а потом Париж. Если ей придётся улететь, да ещё и больше, чем на две недели, я не смогу видеться с ней все это время. Запись заканчивается.

– Интересно, что вопросов намного больше к тебе, Алиса, чем к этой записи. Доминика не хочет уезжать из-за тебя? – строго спрашивает Миранда.

– Не знаю, возможно. Мы немного сблизились.

– Почему ты не указала это в отчёте?

– Я ещё пишу его, – вру я, потому что знаю, что мне не хватит духу перенести на бумагу и рассказать обо всем, что действительно случилось.

– Что произошло между вами, Алиса? Почему она недовольна вашими отношениями?

– Она вела себя неподобающе и… В общем, мне пришлось ей отказать…

– Так вот в чем дело, – начинает, ухмыляясь, Оливер, – Ну мы ведь не можем её о таком просить.

– О чем?

– Все знают, что ты замужем, Алиса, – Миранда скрещивает руки перед грудью, – Но благодаря тебе мы убедились в том, что с этой девчонкой, как и со всем её семейством что-то не так. Тебе нужно понимать, что внедрение к ней в доверие – невероятно важная миссия, и поручена она была именно тебе. Поэтому постарайся, по мере своих возможностей, не огорчать её в следующий раз. Пока мы будем продолжать вести прослушку кабинета, тебе нужно узнать, когда конкретно Доминика будет улетать в Валенсию.

– Мне нужно будет лететь с ней?

– Нет, этим займётся спецотряд, который сможет задержать её на месте.

– Но как я узнаю? Она ничего мне не рассказывает.

– В шестом кабинете сидит человек. Он выдаст тебе одежду, такую, как нравится Доминике, ты оденешься, предложишь ей встреться и поговорить. Подыгрывай ей, самое главное, Алиса, – узнай дату и время.

Покидая кабинет, я замечаю, с каким довольным лицом Оливер закрывает свой ноутбук. Его, видимо, похвалили за проделанную работу, плюс, он получил двадцатку от меня утром.

– Про такие истории романы пишут, Гибсон, ты хоть знаешь, какая у тебя роль? – он нагоняет меня в коридоре.

– Паршивая.

– Тебе ведь нравится она, не так ли? – не унимается он.

– Оставь меня в покое, мне нужно сосредоточиться, – отрывисто бросаю в его сторону я.

– И надеть что-нибудь из "одежды, как нравится Доминике"?

– Нет, боже, я не буду наряжаться для неё! – хлопнув дверью прямо перед его любопытным носом, я иду к своему рабочему столу и в очередной раз за сегодняшний день заглядываю в телефон.

Снова тишина между нами. Я даже не представляю, действительно ли она занята чем-то, либо же просто перестала думать обо мне. Я начинаю перебирать в голове всё, что я могла сделать не так, каким образом могла обидеть, или задеть её чувства. Я думаю о поцелуях и пощёчине. Мне так нестерпимо хочется узнать все о ней, и дело не только в работе или расследовании. Она, как личность, уже давно поселилась глубоко внутри моего сознания и, по-моему, этот процесс уже безвозвратный. Мне нужно чувствовать и знать её глубже, потому что в моей голове никак не уживается мысль о том, что мне своими действиями придётся перечеркнуть её жизнь. С другой стороны – она убийца, и я невольно стала свидетелем её зверства. А то, в насколько беззаботном настроении она пребывала после этого, говорит мне о многом. Причём, за ней все так быстро зачистили, что означает только, что она остаётся всегда безнаказанной. Я прекрасно осознаю, что мне нужно поступить правильно, довести это дело до конца, но я так и не решаюсь ничего ей написать. Я рассчитываю на то, что она напишет или позвонит мне ночью. Жду этого.

Дома Билл не особо интересуется моим самочувствием, он стал ещё более равнодушным и холодным. Мне хочется во всем разобраться, как-то загладить свою вину, извиниться перед ним, но он поворачивается ко мне спиной в постели, оставляя меня одиноко смотреть в потолок в попытках уснуть. Я надеюсь проснуться от её неожиданного импульсивного звонка часа в два-три ночи. От бессонницы ломит тело, я расстаюсь с кроватью.

Натягиваю на себя старую растянутую футболку мужа, от которой пахнет им и хорошими временами, когда между нами был мир и покой. Листая переписку с Доминикой, я закуриваю сигарету прямо на кухне. Нахожу подаренную друзьями Билла бутылку виски. Прихожу к мысли, что лучшим решением будет напиться и отключится прямо здесь, оставляя всё дерьмо на утро. Думаю, что стоит всё-таки в наглую ей позвонить, предложить встретиться и напроситься вместе с ней в поездку. Если я буду рядом, то её не тронут. И почему я думаю о её спасении? Сигареты одна за другой словно жгут мне душу. Доминика делает это сама, без никотина и дыма, она уже во мне, в голове и в крови, течёт по венам, раздражая изнутри. Кровь. Почему той ночью в клубе она остановила кровь из моего пальца губами? С ней что-то не так.

Я конкретно напиваюсь. На кухне загорается свет, слишком ярко, я прикрываю глаза. Раздражает. Это Билл. Он осматривает меня с ног до головы, а потом громко бьёт кулаком по столу.

– Почему ты не в кровати?

– Не могла уснуть.

– Ну не тут же, – со злостью отбирает у меня сигарету, кидая её в раковину, чтобы та потушилась, – Я устал, Алиса.

Он называет меня так очень редко, почти никогда. Он очень зол или расстроен, может, разочарован, я не могу понять сейчас, да и не вникаю особо в это. Хочется только, чтобы он ушёл, хочется снова чувствовать мрачное одиночество.

– Иди спи, я тебе не мешаю.

– Я устал от тебя, от всего этого. Ты заработалась и ничего вокруг себя не замечаешь.

– Я замечаю, Билл. Я вижу намного больше, чем…

– Чем со мной рядом? Ты это хотела сказать? – перебивает он меня.

– Ой, да ты и сам хорош! Тебя тоже постоянно нет рядом, – отвечаю на его напор я.

– Я устал от тебя. Посмотри, во что ты превращаешься, Алиса. Тебе самой не противно? Куришь ночью на кухне, напиваешься, спишь в душе, блюешь по утрам, дома почти не бываешь. Ты и правда думаешь, что рядом с тобой захотел бы быть хоть кто-то?

– Избавь меня от этого. Это крайне низко с твоей стороны.

Оставив на мне взгляд с отвращением, он, сцепив зубы, направляется обратно в спальню. А я, накинув на себя болоньевый длинный пуховик, быстро надеваю первые попавшиеся кроссовки, хватаю бутылку за пазуху и покидаю дом. Холод немного убавляет градус алкоголя в крови, приводит в чувство, становится в разы проще и легче дышать. Голова быстро освобождается от тяжести, остаётся лишь одна мысль, которую я тут же воплощаю в реальность. Подношу телефон к уху, вслушиваюсь в гудки.

– Алиса? – слышу её голос, она явно удивлена моим неожиданным звонком.

– Забери меня, пожалуйста.

– Откуда? – взволновано спрашивает Доминика.

– Из дома, – стыдливо признаюсь я.

– Что-то случилось?

– С мужем поругалась.

– Адрес?

Диктую ей адрес своего дома, совершенно не задумываясь о безопасности. Я сообщила, где живу, убийце! Уже довольно поздно, но, не думаю, что я её разбудила, она ответила так быстро, словно держала телефон наготове, ожидая моего звонка. Только с целью не замёрзнуть, я делаю ещё пару глотков. Во мне из-за волнения все начинает переворачиваться, тошнота от ожидания подступает к горлу. Не хватало только, чтобы меня вывернуло перед Доминикой.

В тишине ночной улицы рёв двигателя слышен ещё издалека. Около меня, сидящей на лестнице крыльца дома, останавливается чёрный «Ford Mustang». Я поднимаюсь, хоть уже и сомневаюсь в том, что это хорошая идея, но отказываться уже поздно. Уже подойдя к двери, я чувствую резкое желание оказаться дома в постели с Биллом. Усаживаясь на пассажирское сидение, я немного мешкаюсь, опасаясь слишком громко хлопнуть дверью. Боже, да эта машина стоит в разы дороже, чем мой дом! Повернувшись к Доминике, я абсолютно точно перестаю дышать. В салоне авто достаточно тепло, она одета в черные брюки и заправленную в них строгую белую рубашку. Украшает этот вид тонкий чёрный галстук и прямые распущенные волосы, что по цвету идеально сочетаются с остальной одеждой.

– Ты пьяна, – сразу же понимает она, хотя я даже рот открыть не успела.

– И что?

– Я тебе не лейкопластырь, Алиса.

– Я позвонила не по этой причине, – несмело признаюсь я.

– Давай, удиви меня.

– Я весь день думала о тебе, – ещё одна правда.

– Не удивила.

– Мы можем отъехать немного? – предлагаю я.

Доминика трогается с места, левая рука с золотым браслетом в виде кардиограммы уверенно держит руль, правое колено подрагивает от нажатия на педаль. Она не отвлекается от дороги, позволив мне наслаждаться её строгим профилем. Не отрывая взгляд, она протягивает мне руку.

– Долго меня ждала? Ты вся продрогла.

С осторожностью вкладываю свою руку в её раскрытую ладонь, она тут же сжимает её и подносит к своим губам, оставив лёгкий поцелуй.

– Куришь? Это плохо, – произносит она.

– Только если пью.

– Вдвойне плохо, – делает заключение Доминика.

– Ты приехала быстро, мне не пришлось долго ждать. Ты была не дома?

– В клубе.

– В будни? – удивляюсь я.

– Да, а что? Он же мой, могу вообще там сутками торчать.

– С кем?

– С одной девчонкой, ты с ней не знакома, – отвечает она.

– Спишь с ней?

Моё любопытство не унимается, хотя, возможно, это и не очень тактичный и уместный вопрос. Всё-таки, алкоголь даёт о себе знать.

– Да, периодически, – абсолютно равнодушно рассказывает она, – Не помню её имени, но знаю, что она по уши влюблена в меня, но это ничего, мне только не руку.

– А ты её любишь?

– Нет, я до некоторого момента вообще не была уверена, что способна на такие чувства. Но сейчас, кажется, я готова любить, несмотря на то, каким сложным все может казаться.

– Кого ты готова любить? – глупо интересуюсь я.

Доминика впервые отрывается от дороги и окидывает меня взглядом. Машина останавливается.

– Мы довольно далеко отъехали, Алиса. Теперь мы можем разобраться в том, зачем мы снова встретились.

– В чем тут разбираться? – смотрю на неё, стараясь не попасть под гипнотическое влияние изумрудных глаз, – Все до абсурдного ясно.

– И правда, – соглашается Доминика, вмиг оказавшись ближе ко мне, – Раз так, то я могу сделать это…

Сегодня её губы без кроваво алой помады, без блеска, они выглядят намного привлекательнее таким образом. Доминика требовательно вжимается в меня, затем я чувствую, как в мой рот проскальзывает горячий язык, побуждая разомкнуть губы. Сейчас не так, как в клубе или на лондонском глазу, я отвечаю на поцелуй потому что сама этого хочу, потому что весь день изнывала от этого желания, и наконец получила то, что не давало мне покоя такое длительное время. Мне становится стыдно, я развязно и жадно врываюсь в её рот, кажется, что я пьянею ещё сильнее. Когда мы оставляем задействованными только губы, я снова задыхаюсь, ведь чувствую, что зреет новая атака. Кто кого, на этот раз её язык проталкивается глубже.

Расстёгиваю пуховик, потому что в машине становится слишком жарко, может, это от трения наших губ, а может, это ещё одно последствие выпитого мною ранее алкоголя. Я никогда ещё не целовалась так влажно и развязно, прям как в фильмах. Губы Доминики карамельные на вкус. Я тянусь к ней руками, мне хочется немного подпортить её идеальный вид, с диким желанием прикоснуться к обнажённому участку её кожи, выдёргиваю рубашку из брюк. Реакцию на это движение я получаю сразу же – она прикусывает мою нижнюю губу, а затем возобновляет поцелуй, только уже под другим углом, усиливая сплетение наших языков.

Я знаю, к чему такие поцелуи приводят, и меня трясёт от одной мысли об этом. Я не готова, и следовало бы мне сказать об этом, что нам лучше остановится на поцелуях, потому что больше ничего не будет. Невозможно думать связно, когда все моё нутро полыхает, горит и буквально кричит об этом. Я касаюсь ладонью обнажённого участка кожи на её боку, вожу по бархатистой поверхности подушечками пальцев, под ними тут же возникают мурашки. Веду руку вверх, пока она не касается косточки лифа. Это чересчур. Здесь и стоит остановиться. Сцепляю наши губы в тягучем, долгом поцелуе, выталкивая её язык из моего рта. Чувствую, как её рука падает мне на бедро, рядом с подолом футболки, прямо на обнажённую кожу. И в очередной раз я теряю ровное дыхание.

– До… Доминика!

Я отрываюсь от неё, опускаю голову вниз. Не смогу сейчас смотреть ей в глаза, особенно чувствуя то, настолько пекут губы от её вторжения.

– Ты боишься? – спрашивает она.

– Это слишком.

– Посмотри на меня, эй, – она поднимает моё лицо за подбородок, заставляя взглянуть в её глаза, – Ты готова.

Я мотаю головой в протест на сказанное ею. Я выпила слишком много и завтра, вероятно, очень сильно пожалею и об этом, и о том, что позволила ей поцеловать меня. Тошнота от головокружения все ещё не прошла, а, кажется, только усилилась.

– Скажи мне честно, Лиса, ты хочешь меня?

– Да.

Просто и безо лжи, тут нечего скрывать – все хотят её. Поддев кончиком своего носа мой, она неторопливо и мягко целует меня вновь.

– Бояться чего-то нового – вполне нормально, – она пытается придать своему голосу ровное и мягкое звучание, но для меня она все равно звучит, словно искуситель, – Ты сможешь остановить, когда захочешь.

Она наклоняется ближе, я слышу, как справа от меня открывается бардачок, она нашаривает рукой какой-то предмет. Этот миг дарит мне возможность вдохнуть в себя неземной аромат её волос. Затем я опускаю взгляд и вижу, как она надрывает фольгированную упаковку презерватива.

– Это зачем? – я вжимаюсь в сидение, внимательно наблюдая за каждым её действием.

– Было бы не слишком гигиенично проникать в тебя немытыми руками.

– Я не…– холодок проходится по коже от её слов, – Нам не стоит продолжать.

– Я тебя пугаю этим, Лиса?

– Я никогда такого не делала.

– Все хорошо, я даже смотреть туда не стану, буду целовать тебя, хорошо? Эй, ну взгляни на меня.

– Да, хорошо.

– Расслабься.

Доминика начинает с аккуратных поцелуев. По моему телу растекается тепло вместе с предвкушением, которым я изводила себя слишком долго. Глубокой ночью я не в своей постели с мужем, я пьяна, я с опасной девушкой, к тому же, красивой, сексуальной, и при этом весьма внимательной. Из головы абсолютно вылетает та ночь в парке и то, каким странным образом она для нас обернулась, а ведь я думала, что буду злиться за то, что она бросила меня одну. Кажется, я забыла это намерено ещё в тот момент, когда позвонила ей. Я сама хотела, чтобы это все случилось. Сама же сказала, что все до абсурда понятно. Но мне не понятно ничего, вопросы лишь копятся, их так много, что голова готова не выдержать и просто взорваться. Но когда она касается моих губ, все стороннее теряет резкость, становится пиксельными и улетучивается прочь. Доминика двигает рукой, отодвигает полоску моего белья в сторону. Думает ли она, что я слишком доступная? Что моим пьяным телом можно пользоваться? Я задыхаюсь от её прямого прикосновения, она разрывает поцелуй и поднимает на меня глаза.