Текст книги "Трудности работы авантюристом (СИ)"

Автор книги: Анна Колочкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава 4 – Время травить крыс

Джорджи пытался накормить щенка похлёбкой. Получалось с переменным успехом. Щеночек лакал тёплую жидкость с ложки, но тут же порывался присосаться к ней губами, из-за чего расплёскивал всё варево вокруг. По итогу вся мордочка у щенка была в похлёбке. Все штаны у Джорджи были в похлёбке. И весь пол в смотровой башне был в той же похлёбке. А ещё щеночек ел так жадно и так много, что еда не умещалась у него в круглом животике… из щенка вырвалась на холодный морозный воздух белёсая отрыжка. И Джорджи это так сильно рассмешило, что он решил так щенка и назвать.

– Нарекаю тебя Отрыжкой! – заключил дозорный, приподнимая пищащий комочек повыше и заглядывая тому между лап. – Благо ты девочка и имя тебе под стать, моя ты Отрыжечка! – Джорджи беззаботно тёрся о комочек щекой, пока тот жалобно пищал.

Снизу послышались шаги, тяжёлое дыхание и скрип лестницы. Джорджи свесился с краю и увидел, как по лестнице судорожно забирается Лапоух.

– Что-то приключилось, Ген...

Джорджи не договорил, потому что парнишка забрался на смотровую вышку, и Джорджи увидел перепуганное лицо. Генти подбежал к нему и схватил за плечи, затряс. При этом рот парня открывался, шевелились губы, но он не мог произнести ни одного связного слова. А из его раскосых глаз сочились слёзы.

Джорджи уверился в том, что стряслось что-то нехорошее. Но как бы ему не хотелось узнать подробности. Выпросить их у Генти было просто невозможно. Парень явно не в себе.

Поэтому Джорджи не стал даже пробовать вытряхнуть из парня слова, вместо этого попытался его обнять, но тот взвизгнул и оттолкнул дозорного от себя, да с такой силой, что Джорджи чуть не свалился с вышки.

– Ты что творишь, полоумный?! – возмутился дозорный, хватаясь за поручни вышки покрепче. – Смерти моей хочешь, Лапоух?

Генти на это лишь протяжно всхлипнул и наконец смог выговорить едва-едва:

– Мн-Нет…

– Так что ты тогда паясничаешь? Что приключилось то, ты меня расскажешь или нет?

– Д-дя-дя… – Генти набрал побольше воздуха в грудь, и разом выпалил: – Дядь-кУ Брика У-уби-ли!

Джорджи прикрыл глаза.

Он думал о смерти и о старосте. И о том, как две эти вещи связать воедино. При этом в груди что-то болезненно надломилось, но Джорджи постарался это чувство запрятать поглубже, и вместо эмоций, мыслить здраво. Рассуждать. Попытаться связать воедино смерть и Брика. Получалось с трудом, не хватало одной существенной детали. И чтобы её узнать Джорджи пришлось открыть глаза и задать у рыдающего Генти один единственный вопрос:

– Кто?

– Бр-б-ром!

Реальность связалась воедино. При этом став как-то разом паскуднее. Староста Брик нравился Джорджи. Он даже его уважал.

Дозорный молча слез с вышки, не забыв захватить с собой арбалет.

Он прошёл к главной кухне довольно быстро. Не смотря вокруг, не слушая и не замечая людей. Он двигался как снаряд, и вскоре достиг цели. Он нашёл их у кухни, они вбили в землю столб и пытались привязать к нему тело неудачливого старосты, глаза которого невинно взирало на мир бельмами мертвеца. Язык выпал изо рта. Лицо навсегда схватил однобокий нервный тик. Это больше походило на лицо шута, и Джорджи на миг показалось, что люди вокруг смеются.

Дозорный направил на тушу Брома арбалет.

Люди вокруг разом прекратили смеяться. Бром в этот миг стоял в окружении прихлебателей, что похлопывали его по могучей спине, и старались улыбаться новому старосте пошире. Но и они замолчали, обнаружив такую неприятность, как дурачок дозорный, что был прежнему старосте верен до чёртиков.

Бром искоса посмотрел на Джорджи и бросил тому, как бы нехотя:

– Пошёл прочь!

Джорджи не двинулся с места.

Вокруг стало заметно тише. Бром обернулся, уже не в силах не замечать дурака.

– Прочь тебе говорю! Или ты никак решил храбрецом заделаться и за старого идиота отомсти…

Джорджи спустил скобу арбалета. Тренькнуло. Хлюпнуло. И вместо глаза у Брома расцвела розочка оперения.

Послышался женский крик. Красавица Кира бросилась к оседающему на землю амбалу охотнику. Джорджи медленно опускал арбалет, наслаждаясь моментом торжества, который тут же омрачился, стоило ему кинуть взгляд на столб, где на единственной верёвке, неказисто свесившись, висел труп прошлого старосты.

Люди вокруг зароптали. Киру вырвало, наивная красавица явно не выдержала вид кровавой слизи на месте глаза нового, и уже мёртвого, старосты. Она с трудом распрямилась, при этом с её волос стекали нити рвоты вперемешку со слюной, она бросилась в сторону Джорджи взбешённой фурией, но её в движении перехватил глава подростков Хэд, он обеими руками как можно крепче прижал Киру к груди и зашагал назад, подальше от Джорджи, девушке же было наплевать. Она рвалась вперёд, её руки сверкали когтями, как у дикой кошки, а изо рта, не прекращаясь ни на миг вырывался крик:

– ТВАРЬ! ТЫ УБИЛ ЕГО СВОЛОЧЬ! ТЫ НАААААС ВСЕХ УБИИИИЛ! ОТПУСТИ, ААААТПУСТИ МЕНЯЯЯ…

Хэд заткнул ей рот меховой варежкой, это погасило на время звук, но не её метания.

Джорджи же молча развернулся и ушёл, обратно, к вышке дозорного.

Забрался по лестнице. Взял в руки тёмный пищащий комочек, и уставился вдаль, такую серую и снежную даль. Там деревья росли без листьев. И дул ветер, холодный до дрожи. Джорджи смотрел очень долго, не обращая внимания на Генти, что беззвучно рыдал, забившись в угол вышки.

Когда стемнело, и Лапоух перестал плакать, к башне заявилась местная шалупонь. Они закинули на вышку глиняный горшок, что, конечно, тут же разбился, окатив Джорджи и Генти брызгами дерьма. Пахло отвратительно, пол сразу стал скользким, и Джорджи, бросившийся к краю, чуть не навернулся вниз.

С земли послышалось:

– Жрите дерьмо, крысы!

Джорджи всё же подполз к краю, его лодыжку неприятно свело. Он прицелился в лицо ближайшего ушлёпка, тот заметил дозорного и попытался сбежать, как и остальные.

Джорджи навёлся на задницу одного из убегающих и спустил скобу. Арбалет вместо привычного звука шкрябнул металлом и звучным шлепком, руку Джорджи ожгло сорвавшимся жгутом, а в стороны полетели щепки. Дозорный едва успел прикрыть глаза, защищаясь от шелухи.

К нему подскочил Генти.

– Что с-cлучилось? Ты попал?

– Да куда там, арбалет тоже отжил своё… ну и денёк!

Джорджи, чертыхаясь и припадая на подвёрнутую лодыжку встал. При в этом в нос ударил кислый запах свежего дерьма. Он раздражённо отбросил в стороны куски арбалета, и попытался отряхнуть шкуру от налипших капель. Под лавкой заворчали.

– Да-да, Отрыжка! Мне это тоже не по вкусу…

– Почему они так? – вопрос Генти прозвучал до боли растеряно. – Откуда в них столько злобы…

– Не знаю. Но нужно убираться отсюда, друг. Как можно скорее.

– Да ты что?! – от возмущения Лапоух аж вскочил. – Как можно дом покидать, когда такие беды творятся? Да и куда мы пойдём?!

– Ну как знаешь, – Джорджи кряхтя нагнулся, подобрал Отрыжку и сунул щенка за пазуху, тот конечно же недовольно пискнул, но Джорджи на возмущения щенка было явно плевать, как и на позицию милосердного Генти.

Джорджи молча попытался слезть с лестницы, и конечно же свалился. Нога его совсем не слушалась.

Генти слез вниз и помог Джорджи подняться. Дозорный упорно двигался к воротам, хотя было совершенно неясно, как он собирался их открыть.

– Может тебе не стоит спешить с этим? – спросил его Лапоух.

– А может тебе стоит отвалить от меня и забиться в какую-нибудь нору, как это полагается трусу?

Джорджи добрался до ворот и прислонился к ним лбом, он стоял так и не шевелился, поэтому у Генти возникла тревога, всё ли нормально с Джорджи, или смерть Брика в конец его доконала.

Наконец дозорный повернулся к Генти лицом, и виновато улыбнулся.

– Просто меня, Лапоух, ты сам понимаешь, что я в некотором раздрае сейчас и не могу соображать здраво, но посуди сам… нас рано или поздно сведут в могилу, как сделали это со старым Бриком. Мы не можем здесь оставаться!

Под воротом шкуры у Джорджи заворочалась недовольно Отрыжка и он на миг отвлёкся, посматривая что у него там происходит со щенком.

Лапоух же в этот хреновый миг испытывал внутри себя непреодолимый страх. Он не мог не смотреть в темноту, что царила за воротами, и не мог не представить какие кошмары поджидают их там… хотя и оставаться в поселении после слов Джорджи он теперь тоже не хотел.

– Но может здесь всё обойдётся, и они одумаются. Хэд умный и он всё решит, как надо…

– Не решит! – Оборвал его Джорджи. Дозорный не смотрел на Генти, он рукой успокаивал щенка и смотрел себе же под шкуру, но говорить не перестал, со злобой доказывая: – Вернее, Хэд уже всё решил! Сначала мы не были едины и, если ты помнишь, вместе с Бриком отправилось несколько групп…

– Я знаю, ведь я сам был в группе Хэда с другими отщепенцами и бродяжками.

– Тогда ты должен понимать, что мы никогда не были едины.

– К чему ты это?

– К тому, что им плевать на нас. Как и на друг друга. Тут всё развалится без Брика спустя пару дней, может раньше.

У Генти промелькнул кувшин с дерьмом, и новая порция злости объяла его.

– Ладно. Я помогу тебе, хотя это всё кажется…

Злость не могла заглушить страх перед неизбежным, как бы он не пытался. Чтобы не думать об этом, Генти посмотрел на ворота и задал очевидный вопрос:

– Но как мы откроем их?

Джорджи обернулся, окинул взглядом массивную деревяную жердь.

– Никак, попробуем перелезть. Подсади-ка меня!

Джорджи прислонился к воротам, приподнял кверху здоровую ногу и опираясь на неё, как по лестнице, приподнялся чуть выше, но дальше всё остановилось, потому что Джорджи пришлось опираться на больную ногу, чтобы подняться выше.

Генти подбежал к нему, и схватив руками за бёдра Джорджи помог тому подняться. Дозорный завис на верхушке и свесил книзу руку. Гент ухватился за неё со второй попытки, чуть не скинув Джорджи вниз, тот захрипел, покачнулся, но с силой дёрнул вытянул Лапоуха наверх и они оба свалились… но уже с другой стороны ворот, перевалившись в снег.

У Генти тут же обожгло лицо, и он вскочил, стирая с лица снежные комья. Джорджи уже стоял рядом и смотрел в темноту. Их глаза не сразу привыкли к ночной мгле. Пусть в поселении и не было магических светочей и гномьих фонарей на природном газе, однако у вышки всегда горело пару факелов, что давали тусклый, чадящий, но всё же свет.

За воротами же было темно. Очень. На небе ни зги не видать. Месяц светился очень тускло, и был едва видим за тучами.

– Слушай, надо убираться отсюда поскорее, но я не могу нормально идти, Лапоух… подсобишь?

Генти молча нырнул дозорному под плечо, и они пошли вдвоём, Джорджи опирался на Лапоуха, и так почти не мычал от боли и двигался весьма сносно.

Генти думал о том, какая же эта безумная вещь – что они ночью в лесу, вдвоём, убегают из поселения. Хотя совсем недавно у них в округе пропал целый отряд охотников, и их тела так и не нашли.

– Джорджи…

– Да?

– А что если клирик ошибся…

– В чём?

– Ну, а что, если тварь, которую клирик… ну того… сжёг. А что, если она… не та же тварь, что охотников поубивала?

– Знаешь, а ты умнее чем кажешься, Лапоух.

Генти запнулся и они чуть вдвоём не полетели в снег, который и так достигал им колен, и чем дальше они шли, тем холоднее становилось, хотя тени вокруг них теперь различались более отчётливо и можно было разобрать среди них скрюченные деревья, тёмные ямы, и пологие склоны.

Генти остановился, поражённый похвалой, в то же время нехорошее подозрение закралось у него в груди.

– А п-почему?

– Потому что ты догадался. А ведь никто другой не допёр… даже клирик уехал, так и не узнав.

– А-а… чч-чего?

– Ну, того, что перевёртышей было двое.

Нехорошее предчувствие в груди похолодело. Генти повернулся лицом к Джорджи и схватил того за плечи.

– Откуда ты знаешь?!

– Ну как откуда…

Мимо пронёсся ветер, больно жаля в лицо острыми ошмётками снега. А голос Джорджи вдруг сделался хрипловатым шёпотом, он склонился к Генти поближе, и обдав того тёплым дыханием, выдал:

– Я и есть второй перевёртыш!

Генти вскрикнул, и оттолкнув Джорджи попробовал убежать. В груди его всё колотилось. Тело не слушалось его, ноги тряслись, он то и дело падал на колени в снег, загребая холод в ботинки, он как можно быстрее бежал к стене поселения, гадая о том, поспевает ли за ним тёмная тварина… но вдруг Генти остановился. Он услышал позади себя захлёбывающийся хохот, и невнятные увещевания:

– Погади ты… да пога… а-ха-ха-ха… да постой же ты! Я по-хаха-ха… пошутил!

Лапоух ощутил, как к ушам приливает кровь. Он быстро развернулся и угрожающе двинулся обратно, желая придушить дозорного, что так глупо его одурачил.

Чуть позже, когда их конечности застыли настолько, что они не могли нормально сжимать пальцы, без острых уколов и вялости тела. Они окопались в одном из пригорков. Окопались буквально, отгребая в стороны пучины снега, они вырыли для себя небольшую ямку, в центре которой сложили крошечный костерок. Веток у них было совсем немного. Их добывал Генти, точно так же, как и бересту для растопки. К счастью, у него имелся с собой небольшой кривой ножик, одно из преимуществ работы на кухне, там не редко приходится кромсать что-то на всех и Генти, как поварёнку, вручили лезвие. А у Джорджи имелось кресало, и с третьей попытки им удалось разжечь крошечный костерок. Они специально выбрали место пониже, чтобы ветер не затушил пламя.

Они тут же протянули руки к огню, стараясь отогреть немые пальцы. На лицах обоих разгорались две довольные улыбки. Но стоило Генти взглянуть на дозорного, как с лица его сразу же спала вся радость, и он весь недовольно нахмурился и что-то пропыхтел про себя, явно проклинающее.

– Да ладно тебе! – предпринял попытку примириться Джорджи, и тронул Лапоуха за коленку, тот тут же отодвинулся. – Ну подумаешь пошутил немного… ты так напуган был, что я просто не удержался…

Джорджи вспомнил вскрик Лапоуха и то, как Генти судорожно от него улепётывал… и чуть вновь не захлебнулся в смешке, вовремя подавив его при виде очень недовольного взгляда, направленного на него исподлобья парнишки.

Дозорный на миг вспомнил себя в четырнадцать лет. Как ему тяжко приходилось доказывать своё право на жизнь, и как часто жестоки с ним были взрослые, что не жаловали никогда грязных сирот. Воспоминания надавили на больное, в голове у дозорного промелькнули пару последних дней, и крик Киры о том, что он их всех погубил… много ли изменилось со времён его детства? Люди всё так же жестоки и злы, и всем всегда своя рубаха ближе к телу, чем чужая. Но он-то таким быть не хотел.

И не будет.

Джорджи достал из-за пазухи тёмный комочек, что не пищал, и почти не шевелился. Отрыжка заснула и мирно сопела, дыша как-то странно, всем телом. То и дело подрагивая. Он протянул её Генти.

– На, возьми Отрыжку… с ней теплее.

Генти смотрел на него недоверчиво пару мгновение, но комочек взял. Умилительно посмотрел на спящее чудо и оттопырив драный ворот тулупа, аккуратно пристроил Отрыжку у груди с внутренней стороны. Затем он хлюпнул носом, утёр выбежавшие сопли и тихо сказал:

– Ладно, забыли…

Джорджи молча пялился в костерок. А над их головами шумел ветер.

Проснуться в обнимку было странно. Первым проснулся Джорджи и ощутил, как его сзади обнимает Лапоух, а перед его лицом свесилась грязная ручонка в варежке. Джорджи, конечно, тут же откинул руку и вскочил, тем самым разбудил и Генти.

Дозорный развернулся, чтобы посмотреть в лицо странного парня, а тот, позёвывая, тёр заспанные глаза варежкой.

– Это что сейчас было? – зло прошипел Джорджи.

– Ты…У-а-а… что? – Лапоух пялился на него заспанной улиткой.

– Ты какого чёрта прижался ко мне, пока я спал?!

Лапоух смутился и отвёл раскосый глаза в сторону.

– Ну ты… так дрожал ночью, и я подумал, что… тебе холодно и в общем…

Джорджи поднял ладонь, но сделал это так резко, что Генти решил, будто его собираются ударить и отшатнулся назад, закрыл глаза. А Джорджи же, что просто хотел остановить неловкие объяснения Лапоуха, задумался о том, как тяжко будет дальше пролегать их путь и зачем он вообще взял с собой этого парнишку? Эх, тяжела доля изгоев, компанию товарищей не выбрать и приходится иметь дело с тем, что есть. Хотя, разве когда-то было иначе?

– Эм… ты сердишься? – спросил Лапоух, одним глазом искоса посматривая на него, как бы ещё остерегаясь, что Джорджи может сорваться на него.

– Нет. Давай просто забудем об этом. И вообще, у тебя еда есть?

– Не-а, я же не успел подготовиться и не знал, что всё вот так будет…

– Вот и у меня нет! – прервал невнятные объяснения дозорный. – А еда нам нужна… от жажды мы не умрём, ведь снега вокруг много, можно пожевать и напиться… а без пищи мы ослабеем.

Джорджи поднялся с утоптанного снега, что за ночь свалялся до тонкой, но очень твёрдой ледяной простынки.

Дозорный наступил на больную ногу, та отозвалась неприятной ломотой, но не прежней острой боль. Теперь он был чуть более подвижен и мог передвигаться сам, в этом он убедился, чуть попрыгав на больной ноге и сделав несколько шагов вокруг прогоревшего костерка.

– Не болит? – осведомился Генти, заметив странные манипуляции дозорного.

– Не так сильно, как вчера. Сегодня попробуем пройти подальше, и раздобыть где-нибудь еду…

Генти тоже встал, взволнованный оглядел округу, и ничего не увидел толком, кроме снежных сугробов и пары скрюченных стволов. Небо же постепенно расцветало, впервые за несколько дней оно казалось синим, и где-то вдалеке, за снежными буграми, разгоралось солнце. День обещал быть ясным. И сначала Генти обрадовался, но тут же испугался. Он вспомнил, что охотники очень любят такую погоду, ведь ветер не дует в лицо, и метель не заметает следы дичи… и человеческие следы, их следы, тоже могут остаться видимыми, и их могут отыскать!

– ДЖОРДЖИ! Они ведь нагонят нас! Нужно торопиться…

Лапоух заметался из стороны в сторону, бросился вылезать из их ямки, как можно скорее стараясь сбежать, ему словно пятки жгли огнём неведомые преследователи…

Джорджи вытянул тушку перепуганного мальчишки из сугроба. А затем оттуда же достал пищащий комочек Отрыжки, которую так грубо разбудили.

– Эх, и такую малость тебе доверить нельзя.

Стыд за выпавшего щенка несколько остудил страх Генти. И он пристыженный замер на месте, не прекращая при этом коситься по сторонам, ожидая возможных преследователей.

Джорджи же ничего больше не добавил, молча пристроил Отрыжку, отыскал их вчерашние следы и зашагал в сторону, где, предположительно, НЕ находится их поселение.

По шаркающему и хрустящему звуку шагов позади себя, Джорджи понял, что Генти движется за ним следом, и решил немного успокоить парня:

– Они не пойдут за нами. Им просто незачем. Возможно, некоторые из поселения нас ненавидят… но не настолько, чтобы выслеживать.

– А если нет, если они решат отомстить тебе, за…

– Брома?

– …

– Даже если так, то для того, чтобы поймать нас – им придётся покинуть охотничьи угодья, а они этого не сделают. Они никогда не отходили далеко от поселения, боясь не то, что хищников, а скорее заблудиться, или наткнуться на шатуна… тогда бы помощь была бы далеко и на поиски пропавших отправились бы сильно позже… просто поверь мне, что они за нами не пойдут.

Глава 5 – Зелёная кровь

Прошло два дня, за которые они так и не нашли пищи. И никого живого не встретилось им на пути, кроме птиц, что быстро проносились мимо.

Джорджи чувствовал некое безумие, с каждым шагом он сомневался в себе всё больше, с каждым шагом ему всё больше хотелось лечь и не вставать с такого холодного, очень холодно снега ближайшие пару дней, пока не умрёт. Неизвестно что толкает его идти дальше, хотя идти он не хочет, не может, и вроде как больше и не надо… а он идёт, бредёт, чувствует, что идти нужно именно в эту сторону, а не другую, что именно там что-то есть.

Позади медленно тащится Генти. Джорджи старается лишний раз на него не смотреть, хотя он уверен, что выглядит так же паршиво, как и Лапоух, у которого сейчас полопались губы, они двумя белёсыми губками смотрелись отвратительно и казалось, что где-то там копошатся черви. Под глазами Гента непросто чёрные круги, а два бездонных провала. Белки его глаз пожелтели и смотрели на всё с таким примирением и отчаянием, что Джорджи вздрагивал каждый раз, как встречался с ним взглядом. И при этом он понимал, понимал отчётливо и явно, что у него, у Джорджи, глаза точно такие же, и точно такие же желтушные белки, и точно такие же белёсые губки вместо нормальных, чуть розовых губ.

Они почти не говорили. Сначала им просто не о чем было говорить. Чуть позже не зачем. Они оба подметили, что время, если молчать, идёт быстрее. Что так кажется, словно дни сменяют друг друга без остановок, постоянно, всегда, что одно сменяет другое. Свет тьму. Тьма свет. А вечная серая хмарь на небе, что сопровождает собой снег и давящий на уши ветер, тоже приходит и исчезает почти бесследно, всегда, и снова возвращается, так, словно и не уходила.

Всего два дня прошло, но ощущались они иначе.

Ноги тащились дальше непонятно почему, непонятно откуда их тела черпали силу. И конечности так сильно закоченели, что они шли сгорбившись, прижимая руки к груди и всё время дыша на пальцы, чтобы те не почернели.

Но в какой-то миг, его сложно отследить, сложно понять, когда именно он наступил, но в этот миг всё изменилось. Они наткнулись на волков. Волчица и волчонок. У обоих лица измазаны в зелёной жиже, волчица скалится на них и рычит. От неожиданности Джорджи пошатнулся и чуть не грохнулся на задницу, но со спины его поддержал Гент, что выглянул из-за него и быстро спрятался обратно, со словами:

– Ох, волки…

Джорджи и сам понял, что это волки, вот только не понял всего остального. Для того, чтобы прийти в себя, ему понадобилось бросить взгляд на небо, то тёмно-серое, вечернее. Затем он опустил взгляд на волчицу, что скалясь, медленно кралась к ним, при этом она поворачивала морду к земле, и всё агрессивней шевелила зубами, а зубы у неё что надо… белёсые, острые, одни сплошные клыки, с наливом зелёной жижи, в той же самой, что испачкан её мех на морде.

Джорджи поднял кверху руки, стараясь быть выше и больше, так ему советовали делать охотники, ещё в те времена, когда они отрядом вышли из Тарии, тогда охотники всех учили, что дикий зверь боится людей гораздо больше, чем люди боятся дикого зверя. И что стоит поднять кверху руки, и закричать, тогда зверь испугается и убежит. Вот Джорджи руки-то и поднял, однако закричать никак не мог, горло напрочь пересохло и ни одного звука было не извлечь.

– Что делать? – спрашивает Джорджи у волчицы, едва слышно и тихо, та лишь скалится и рычит в ответ. – Ты ведь меня не съешь, да? Я ведь хороший и ничего тебе не сделал плохого…

Со спины слышится плаксивый голос Гента:

– Я тоже!

Но волчицу это кажется не волнует, она крадётся вперёд, её волчонок бредёт следом, и тоже старается скалиться, но то и дело неудачно ставит лапу и по мордочку проваливается в снег. Мать на него внимание не обращает, оба её глаза смотрят на чужаков, её пасть, полная клыков, не закрывается ни на миг. Джорджи отчётливо представляет, как она бросится на него и вцепится в горло, он уже ясно чувствует, как впились клыки в его плоть, как он беспомощный валяется в снегу, тщетно стараясь скинуть волчицу руками, что двигаются так вяло… ведь сил совсем не хватает, и с каждым мигом они утекают, а он двигается всё медленнее и медленнее…

Он так и держит руки задранными кверху. Волчица, кажется, даже внимания на это не обратила. Но тут из ворота его неровно пошитой шкуры вылезает мордочка, он чувствует, как шевелится его одежда на груди. И вот Отрыжка взирает чёрными бусинами глаз на волчицу.

– Мявк! – выдает она подобие гавка, а волчица тут же замирает. Прислушивается, фыркает и проходит мимо Джорджи и Генти, по-прежнему напряжённая, она ждёт своего волчонка, затем подхватывает того за шкирку и быстро с ним убегает. Теряется среди деревьев, но не совсем, в двадцати шагах останавливается, косится на них внимательно, словно хочет что-то этим сказать, и продолжает свой бег дальше, в этот раз уже без остановок.

Джорджи пялится глупо в рощицу деревьев, куда убежала волчица, одной рукой он гладит Отрыжку, та принимает ласку вполне терпимо, но вдруг кусает Джорджи за палец… тот отдирает руку, щенок прокусил перчатку, и добрался до плоти. Зубы у отрыжки уже появились, и орудует она ими не плохо. Джорджи смотрит как она вылизывает его кровь с пальца.

– Голодная, ты уже прости, кроха… у нас совсем нет еды.

– А дай мне её подержать, я тоже хочу…

Джорджи оборачивается к Генти и впервые за, кажется, вечность, смотрит тому в желтушные глаза.

– Чего ты хочешь?

– Ну… – Генти заикается. – Й-я… подержать хочу, вдруг снова волки, и она меня… ну-у… защитит.

Гент улыбается вяло, Джорджи не может противиться и улыбается в ответ.

– Обойдёшься.

Он больше не слушает возмущения за спиной и обращает внимания на следы волчицы, вновь задумывается о зелёной жиже, которой была измазана её морда.

Дозорный двигается по дорожке из следов, ощущая, что идёт правильно, что там, что-то есть… это чувство знакомо ему с детства, чувство направления, цели… и он следует ему с глухой надеждой и слабой верой, но следует всегда.

И в этот раз чувство цели не подводит. Они выходят на место боя, тут кружат вороны и пикируют на мёртвые тела, и лисица таращится на них со стороны, её мордочка так же покрыта зелёной жижей, а челюсти что-то жуют. Джорджи и Гент смотрят на тела безучастно, но только миг, пока до них вдруг не доходит, что не все из них человеческие, а зелёная жижа… это кровь.

– ГОБЛИНЫ! – поражённый восклицает Гент.

– Гоблины. – соглашается с ним Джорджи.

Одно из тел лежало к ним поближе. Они подошли к нему. Джорджи присел посмотреть. Это было не очень большое существо, ростом ниже, чем Джорджи, примерно на ровне с Генти. На теле три рубящие раны, наверное, есть и больше, но Джорджи видит только их, потому что они крупные и сразу бросаются в глаза. На животе, на руке, и на лице. Глубокие. Настолько, что на руке видны кости, а на животе внутренняя требуха. От тела не исходит пар, и кровь кажется стылой. Значит убили его достаточно давно, но не настолько, чтобы тело замело снегом, и его полностью обглодали звери. На этом теле не было следов от зубов, а вот на других были. Это тело точно принадлежало мужчине… только не человеку, а гоблину. Гладкая кожа на лице, без бороды и усов, хотя у глаз виднеется сетка морщин, которая тянется и на лоб. Глаза большие, с вертикальным зрачком. Длинные уши, какие обычно бывают у эльфов, только у этого гоблина они закручиваются вбок, а не торчат кверху. Из-под нижней губы выставляются клыки, но только едва-едва, белые треугольники почти не заметны, если не обращать внимания. Строение тела не разглядеть, оно почти всё скрыто под одеждой… странной одеждой. Джорджи никогда такой не видел раньше. Тело заковано в кожу, с внутренней стороны обшито мехом, но все клёпки находятся на боку, а швы спрятаны и почти не заметны, нижнюю часть тела прикрывает юбка, но не такая, какую обычно носят девушки в жаркую пору, эта тяжёлая и тоже из чёрной кожи, складчатая, внутри мех и металлические пластинки. За юбкой облегающие штаны из той же чёрной кожи. Вся одежда сделана мастерски, кожа выделана, мех обстрижен и промыт, от одежды гоблина пахнет едким цветочным потом и кровью. Она только на вид кажется чужеродной, но на запах та же и течёт в его теле точно так же, как и у людей. А ещё у него в руке клинок… очень странный, как и он весь. Короткий, чуть длиннее локтя, но это не железо, а сталь… она блестит на солнце иначе, ярче и как знал Джорджи лишь понаслышке, сталь в разы твёрже, но он не был уверен, что это именно она. Лезвие у клинка по бокам закруглённое и массивное, явно тупое, но круглый наконечник искривлён на конце и пугающе острый, это больше напоминает шило, чем меч или кинжал… клинок тяжелым ощущается в руке, Джорджи слегка подержал и удивился балансу… его почти не было, вернее он был неправильным. Тяжесть клинка направлена к наконечнику, а рукоять почти ничего не весит.

– Как же они дерутся таким оружием? – спросил Джорджи в пустоту, не ожидая ответа, задавая его скорее для себя.

– И тебя это волнует?! – возмутился позади него Генти, что так и пялился на подсумок гоблина, что ремешками был закреплён на поясе.

– На самом деле не очень… просто странно это всё.

– Ага, – Гент всё же протянул руку к подсумку гоблина и вытащил оттуда шматок ткани, внутри оказались серые лепёшки, Лапоух наклонился к ним и принюхался, и тут же вцепился в одну из них зубами.

Джорджи, не стесняясь и не сдерживая силу зарядил Лапоуху оплеуху, тот аж подавился и закашлялся, посмотрел на Джорджи злобно.

– А если отравлено, ты об этом думаешь, малолетний придурок?

– У-ва-ва-бу-а…. – пробубнил Генти, прожевал, и вместо того, чтобы ответить на вопрос чётко и ясно, он тут же откусил новый кусок серой лепёшки.

Джорджи лишь тяжко вздохнул, отобрал у Гента второю, пока ещё целую лепёху. Поднёс ко рту, принюхался. Пахло на удивление аппетитно, немного травами, но сильно орехами. Джорджи откусил, и тут же сорвался на бесконтрольный жор, остановился лишь когда в руках остался жалкий кусочек, а Отрыжка укусила его за сосок под полушубком. Это заставило Джорджи вздрогнуть, и матерясь про себя вытянуть Отрыжку из-под одежды, та глядела на него чёрными глазами и ворчала, мордочкой при этом принюхиваясь во всю.

Джорджи тут же настигла вина, он поднёс к пасти Отрыжки оставшийся кусочек, та тут же сожрала его, попутно цапнув дозорного за пальцы. Он зашипел от боли, но ничего не сказал, вина ощущалась ясно, крохе без еды приходилось гораздо тяжелее чем ему, она ведь совсем недавно родилась, и голод переносит каким-то неведомым чудом, вообще непонятно как ещё не померла.

Он немного подумал и опустил щенка на снег, та тут же побежала к другому трупу гоблина и принялась там что-то вынюхивать, но запах ей не понравился, и она двинулся дальше, остановившись у тела человека, усеянного стрелами. Отрыжка обнюхала его, и вдруг залаяла… неумело, визгливо, но отчётливо давая Джорджи понять, что она, Отрыжка, что-то учуяла.

Джорджи двинулся осторожно к ней, попутно бросив взгляд на Генти, что продолжал обшаривать другие тела. На миг в голове дозорного промелькнула мысль, что их могли бы и повесить за всё, что они сейчас творят. В землях более цивилизованных, чем эти, то чем они сейчас занимаются называют мародёрством. За это вешают, без суда, без разъяснений причин. Если попался, то ты умрёшь. Но они не дома, они не в Тарии, и судья им здесь лишь холодный ветер и голодные вороны, что без зазрений совести выклёвывают у мертвецов глаза.

Когда Джорджи подошёл ближе, на миг он оторопел. Если до этого он разглядывал тела гоблинов с неким интересом и новизной, они казались ему чем-то вроде диковинки, нежели жестокой правдой, то вот сейчас… он видел перед собой человека, усеянного стрелами, на манер дикобраза. Джорджи насчитал восемь стрел. ВОСЕМЬ! Он не представлял какая боль может быть и от одной, он слышал от старых вояк, что не редко даже великие воины умирали от одной стрелы, покрытой ядом либо дерьмом. А тут восемь. Но необычность и на этом не заканчивалась – само наличие человека в ничейных землях здорово поражало, а во-вторых, этот человек… пугал гораздо больше гоблинов. Огромный! Если бы он стоял, то был бы на две, а то и на три головы выше Джорджи. При этом тело его было жилистым, худощавым. На лице скалятся желтушные зубы, и кровавые дыры торчат вместо глаз. Остальное лицо измазано сажей, под ней виднеются белёсые черви многочисленных шрамов. Длинные волосы, заплетённые в косы, покрытые лоснящимся жиром. На шее ожерелье из костей, на руках браслеты из клыков. Одежда… это и одеждой то назвать нельзя, просто шкуры, в которых проделали дыры для рук, ног и шеи. И втиснулись прямо так, обрезав лишнее у колен, ниже которых повязали мех, а стопы обмотали звериной кожей.