Текст книги "Под-Московье"

Автор книги: Анна Калинкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Глава 13
СМЕРТЬ ОБОРОТНЯ

Они шли, потихоньку переговариваясь. В темноте Алек то и дело брал Нюту за руку, словно боялся, что девушка потеряется. Наконец один из охранников вытер пот со лба и вздохнул облегченно:

– Ну, кажись, пронесло! Теперь до самой Беговой спокойно будет.

Нюту охватило жуткое волнение. Она без конца представляла себе, как впервые за столько лет шагнет на родную станцию («Узнаю ли?»), как увидит мать («Какая она теперь?»). В памяти всплывало веселое лицо, кудрявые светлые волосы, грудной голос («Теперь постарела, наверное?»).

Алек в очередной раз тихонько сжал ее руку. Шепнул:

– Волнуешься?

– Конечно. Чувствую, что вот-вот разревусь от избытка чувств. Стыдоба-то какая, при охранниках! Скажут: «Вот она, героиня наша. Спасительница. С мокрым носом и красными глазами…»

Парень понимающе покивал и неожиданно предложил:

– А давай их отпустим? Тут уже недалеко осталось, да и оружие у меня есть.

«Какой он чуткий! – подумала Нюта. – Все понимает с полуслова. Кириллу бы такое не только в голову не пришло, он бы сразу начал нудить об осторожности и безопасности… А может, и впрямь лучше не рисковать? Напороться на что-нибудь такое и сгинуть в двух шагах от цели из-за собственной беспечности – это будет верх идиотизма!»

Почувствовав ее сомнения, Алек легонько приобнял девушку за плечи.

– Тут еще есть одно дело… Мне надо кое-что сказать тебе до того, как мы придем на станцию. Очень важное. При них, – он кивнул на охранников – не хочу.

– Может, потом? – неуверенно предложила Нюта, но сердце у нее отчего-то сладко заныло. «Кажется, я догадываюсь…»

– Нет, нет, потом это уже будет не то. До меня ли тебе будет в первое время, подумай сама? Ты обязательно должна услышать это сейчас.

И конечно же Нюта согласилась. Тем более, что на станции им так редко удавалось остаться наедине друг с другом – вокруг все время были какие-то люди.

Охранники были не очень-то довольны, что их отсылают. Бурчали, что до Беговой не так уж и близко; что абсолютно безопасных туннелей в метро нет; что за Нюту они отвечают головой и, случись что со спасительницей, разгневанные жители станции их линчуют. Но Алек отметал все их возражения:

– Забыли, я же местный. Этот туннель с завязанными глазами пройду, ни на одной шпале не споткнусь. Опасный участок уже позади. А эта девушка, – он нежно улыбнулся Нюте, – дорога не только вам. И защитить ее я как-нибудь сумею.

Нюта при этих словах окончательно растаяла и подтвердила:

– Да-да, не надо за нас волноваться. Дальше мы доберемся сами. Спасибо, что проводили.

То ли охранники поверили Алеку, то ли не решились спорить с победительницей Зверя, но они все же неохотно отправились обратно, а Нюта и ее единственный теперь сопровождающий двинулись дальше. К удивлению девушки, Алек вовсе не спешил говорить свое «важное». «Наверное, тоже волнуется», – подумала она, и тут парень, наконец, остановился и повернулся к ней лицом. «Вот оно!» – отчаянно застучало сердце.

Но Алек сказал совсем не то, что ожидала услышать девушка:

– Посвети мне, пожалуйста.

И, сняв с плеч рюкзак, зарылся в его недра.

Убийца втиснулся в углубление стены и затаился, пропуская возвращавшихся обратно охранников. Может быть, ему удастся убрать девчонку сейчас? С ней остался только один человек, к тому же сопляк, вряд ли способный оказать серьезное сопротивление. Особенно если неожиданно ослепить парочку ярким светом фонаря. И он стал осторожно подбираться ближе, сжимая в руке нож.

Алек уже в который раз перетряхивал рюкзак, и у Нюты появилось ощущение, что он просто тянет время.

– Алек! – не выдержала она, – Судя по всему, ты никак не можешь подобрать нужных слов. И я сомневаюсь, что они отыщутся на дне твоего рюкзака. Почему бы нам тогда не отправиться дальше? Обещаю, на станции у нас еще будет время поговорить и…

– Вряд ли мы сегодня дойдем до станции, – мягко перебил ее парень. – То есть, я-то дойду, а вот тебе придется остаться здесь.

– Что это значит?

– Это значит, дорогая сестренка, – будничным голосом произнес он, – что мне придется тебя убить. Прямо сейчас.

* * *

Кирилл не находил себе места. Зачем, ну зачем он отпустил Нюту с этим типом? Зачем позволил себе поддаться обиде? Может быть, она сейчас в опасности? И тут вдруг в голову пришла идиотская мысль: что, если сходить к гадалке? Особенно если удастся найти какую-нибудь вещь, принадлежащую девушке, – Кирилл слышал, что это помогает в поисках.

Воровато озираясь, парень прошмыгнул к оранжевой палатке и скользнул внутрь. Ага! В изголовье под подушкой был какой-то сверток, вроде грязно-белой тряпки. Достав и расправив его на коленях, Кирилл обнаружил нелепое, сшитое из разнооттеночных лоскутков светлой ткани платье с бурым пятном на самом видном месте. Видно, Нюта никак не могла решить, попытаться ли как-то замаскировать пятно или просто выкинуть испорченную одежду. Схватив платье, парень кинулся к гадалке. По пути ему попался комендант и отправился с ним.

У Коры в гостях были Мура и Вэл. Кирилл сбивчиво изложил свои опасения, и хотя никто из четверых обитателей Улицы 1905 года их не разделял, гадалка все же согласилась попытаться увидеть, где Нюта сейчас и что с нею.

Положив обе руки на платье, лежащее у нее на коленях, Кора слегка запрокинула голову и замерла, уставившись в потолок палатки.

– Вижу! – глухо произнесла она, спустя несколько секунд. – Белое платье, девушка, кровь. Волосы светлые, глаза закрыты. Невеста лежит в крови.

Кирилла затрясло. Комендант, нахмурившись, похлопал его по плечу.

– Ну, хватит, парень, а то сейчас в обморок упадешь. А ты тоже хороша! – рявкнул он Коре. – Нагнала жути – Тарантино отдыхает!

– Ты, что Иваныч, Тарантино любишь? – удивился Вэл.

– Знаешь, Валера, – ядовито отозвался Зотов, – в нашем подмосковном захолустье, конечно, многого не хватало, но телевизор, как ни странно, был.

– Да, оказывается, информационное неравенство между городом и деревней накануне Катастрофы стиралось на глазах, – согласился Вэл. – Жизнь явно налаживалась, а я и не знал.

– Потому что надо быть ближе к народу, – поддел его комендант.

Кирилл смотрел на них потрясенно. «О чем они говорят?!! Какой, к черту, Тарантино?!!»

– Надо срочно спасать Нюту! – крикнул он.

– Да брось, парень, – успокоил комендант. – Чушь это все, не бери в голову. С ней четверо вооруженных мужиков, туннель условно безопасный… Ладно, пойду я, а то дел невпроворот.

И он выбрался из палатки.

– Все же наш Илюша не такой тупой, как иногда может показаться, – сказала Кора.

– Да, да, – томно промурлыкала Мура, – в нем даже есть определенный шарм. Он мне порой напоминает того актера… забыла фамилию… который играл главную роль в сериале про штрафников. Глаза иногда такие же бешеные. А между тем, он вовсе не глуп, особенно для мента. Не правда ли? – обратилась она к Кириллу.

Парень не ответил – обвел всех троих дикими глазами и выскочил вон.

– Вот сумасшедший! – нежно сказала Кора. – Что поделаешь, молодость, пора необузданных страстей и широких жестов… Я бы хотела иметь такого сына, как он…

Но глаза ее при этом слишком мечтательно затуманились, как будто гадалка имела в виду что-то другое.

* * *

Нюта, как завороженная, смотрела на нож в руке Алека. Она так оторопела, что даже поверить не могла, будто этот почти родной человек и вправду ей угрожает.

– Что ты такое говоришь? – пробормотала она.

– Ничего личного, – невесело усмехнулся тот. – Но в живых я тебя оставить не могу – ты слишком много знаешь.

– Да чем я тебе помешала?

– А какого хрена тебя понесло обратно на Беговую?! – яростно спросил он. – Сидела бы там у себя на станции и не рыпалась. Так нет же, ей, видите ли, мать захотелось найти. Несчастная сиротка! Да твоя мать, если хочешь знать, уже и думать о тебе забыла. Она уж сколько лет тебя мертвой считает.

– Тебе-то какое до этого дело? – вскинулась Нюта. «Врал, он все врал!»

– Мне-то? – передразнил ее Алек, вертя нож между пальцами и ухмыляясь, как крокодил из книжки про Зоопарк. – Как раз самое прямое. Если ты сейчас встретишься с матерью, то сильно испортишь жизнь моему отцу.

– Чем? Я же его даже не знаю…

– К сожалению, знаешь. И, как я убедился, отлично его помнишь.

– Так твой отец…

– Да, сестренка, мой отец – это и есть твой отчим. Петр Михайлович Зверев.

– Господи! – простонала Нюта, в голове которой с молниеносной быстротой складывалась мозаика прошлых сомнений и недоговоренностей. – Как же я, дура, сразу не догадалась? Мне ведь с самого начала казалось, что я тебя откуда-то знаю! Сашка – Алексашка – Алек…

– Поражен твоей памятью, Хромоножка Нюта! – Зверев слегка поклонился, не сводя с девушки настороженных глаз. – Я вот, если бы не знал, ни в жизнь бы не поверил, что маленький, гадкий заморыш сможет с годами превратиться в настоящую красавицу. Даже как-то жалко отправлять тебя на тот свет. Впрочем, говорят, что души умерших так и остаются в метро. Только не вздумай мне являться потом – не люблю я таких штучек.

Убийца навострил уши. Парень-то, кажется, собрался сделать за него всю работу. Что ж, это совсем неплохо. Знать бы заранее, что так выйдет, можно было бы и не торопиться. Но все же надо будет досмотреть сцену до конца, чтобы убедиться, что на этот раз осечки не случится. Девчонка-то, что ни говори, на редкость живучая…

– И все-таки я не понимаю, чем могу навредить твоему отцу? – Нюта отчаянно тянула время, лихорадочно обдумывая варианты спасения. «Ну почему, почему я послушалась этого двуличного гада и не взяла с собой автомат?!»

– Да потому, что на Беговой все уже забыли про тебя и считают мертвой. Никому до этой старой истории дела нет. А тут явишься ты со своими рассказами, опять привлечешь внимание к отцу. Люди сразу начнут задавать вопросы: как такое случилось, что тебя увели челноки? И неизбежно докопаются до правды.

– Какой правды?

– Что, до сих пор не поняла? – хмыкнул Зверев. – Да, переоценил я твой интеллект, дорогая спасительница! А ведь это так просто! Именно отец и продал тебя этим бродягам. Я толком не знаю, какую лапшу он навешал тогда на уши твоей матери, но она ему поверила. Потому, что хотела ему верить. Он для нее был куда важнее, чем ты, и мы отлично жили до недавнего времени. Отец – не последний на станции человек, первый помощник коменданта. Глядишь, через пару лет станет комендантом сам – старик уже сильно нездоров, а в случае чего ему и помочь можно… Когда до нас дошли слухи о девушке Нюте, появившейся на Улице 1905 года и победившей Зверя, на Беговой никому и в голову не пришло, что это ты. Но отец что-то заподозрил и послал меня разузнать. Как оказалось, не напрасно.

– Меня будут искать. – Девушка отступила на шаг, но Зверев тут же вернул расстояние между ними к прежним размерам. – И найдут, а тебя казнят.

– Ой, не смеши! Если я приду, весь исцарапанный, – парень провел ножом по своей руке, потом левой щеке, так что выступила кровь, – и скажу, что на нас напали, меня еще и пожалеют. Или еще вариант – скажу, что ты впала в бешенство и мне пришлось тебя прикончить в целях самозащиты. Этому тоже поверят – ведь люди знают, что тебя воспитывали монстры.

– Откуда?

– Ну, я постарался, конечно, – скромно ответил предатель. – Сначала ты сама мне все рассказала, а потом уж я довел это потихоньку до сведения окружающих. Кое-что, конечно, и от себя присочинил, не без того.

– Алек, но ведь я тебя люблю! – отчаянно выкрикнула Нюта. – Да и я тебе тоже нравлюсь, ты сам сказал. Мы можем с тобой пожениться, я рожу тебе детей…

«Гм, – подумал убийца, – эту девчонку и правда голыми руками не возьмешь. Грамотно себя ведет – не плачет, не истерит, не пытается бежать или сопротивляться, а вместо этого пытается подольститься. Чего доброго, уговорит еще. Вот так и морочат бабы головы нашему брату, так и добиваются своего…»

– Ты за кого меня принимаешь? – нахмурился Алек. – Что такое любовь? Так, химера. Есть лишь животное притяжение, влечение, голый секс. Пока меня не было, тебе нравился этот твой блондинистый задохлик. Появился я – и ты тут же о нем думать забыла. А если завтра найдется парень покруче меня, ты запросто переметнешься к нему. А дети – не знаю, какие у нас могли бы быть дети. Я, конечно, в эти байки про монстров не очень-то верю, но то, что ты форменная истеричка, видно невооруженным глазом. Да и кому они нужны? По крайней мере, сейчас? Вот лет через двадцать, когда я займу достойное положение в жизни, можно будет об этом подумать. Но ты столько, разумеется, не проживешь. Да, меня к тебе тянет, как мужчину к женщине, но это ничего не меняет. Я не могу и не стану вредить отцу. Он, конечно, старый негодяй, но у меня, кроме него, никого нет. Мать – не в счет.

– Алек, милый, все это глупости! Не давай ничему встать между нами! Не давай прошлому испортить нам будущее! – Нюта потянула к Звереву руки, чувствуя, что он колеблется. «Если удастся обнять его, – мелькнула сумасшедшая мысль, – попытаюсь впиться зубами в горло. Все не так обидно будет умирать…»

– На место! – отчаянно крикнул тот, невольно пятясь, выставив вперед нож. Сжимающая его рука отчаянно дрожала, предатель беспрестанно облизывал губы, по лицу его стекали крупные капли пота. Казалось, еще немного – и он не выдержит: отбросит оружие, схватит девушку в объятия, вопьется в ее губы яростным поцелуем…

Убийца инстинктивно почувствовал, что настала пора вмешаться. И кинулся вперед, перехватив поудобнее свой собственный нож.

* * *

Когда в туннеле к Беговой Кирилл встретил возвращавшихся охранников, его тревога переросла в панику.

– Прямо как дети! – возмущенно сказал один из охранников, заканчивая короткий рассказ. – Чем бы мы им помешали? Не могли, что ли, потом нацеловаться?

Но Кирилл уже не слушал его и со всех ног несся вперед. Сердце колотилось где-то под горлом, пару раз что-то мазнуло его по лицу – летучие мыши? Паутина? – плевать! Только бы успеть! Только бы…

И тут он услышал крик Нюты. Дикий. Отчаянный.

Короткий.

А потом наступила тишина.

Присесть на рельсы. Нет, упасть. Как старая, ненужная тряпка. Тряпка и есть. Придурок. Трус. Самовлюбленный эгоист. Ты была права, Нюточка. Во всем. Поэтому и погибла. Невеста лежит в луже крови.

Нужно встать. Не успел помочь, так хоть имей мужество еще раз посмотреть ей в глаза. Давай, шевели ногами! Плевать, что они еле шевелятся. Теперь на все плевать…

Луч фонарика освещает шпалы. Кровь, всюду кровь. Нюта привалилась спиной к тюбингу, запрокинув голову. Лицо тоже залито кровью, но его черты спокойны и расслаблены. Наверное, сразу умерла, не мучалась. Нагнуться. Осторожно взять ее за руку. Еще теплая. Не сметь плакать! Толку теперь!

И тут она открыла глаза.

– Нюточка, куда тебя ранили? – прошептал неизвестно откуда взявшийся Кирилл.

– Это не моя кровь. Его, – девушка указала куда-то вбок и разрыдалась. Кирилл посветил фонариком в указанном направлении. Совсем рядом, скорчившись, лежал Алек с перерезанным горлом. Лицо его до сих пор было искажено злобой и недоумением.

– Что тут случилось? – спросил, Кирилл.

Словно в прострации, Нюта встала. Пошатываясь, оперлась рукой о стену.

– Алек хотел меня убить, – потрясенно пробормотала она. – Понимаешь? Убить.

Но Кирилл ничего не понимал. Точнее, не понимал, почему, в таком случае, Нюта жива, а напавший на нее мерзавец, явно куда более сильный и умелый, чем девушка, валяется мертвым? Не Нюта же его зарезала? Но ожидать сейчас связных объяснений от Нюты было бессмысленно.

Девушка вдруг встрепенулась, словно проснувшись после кошмара. Вцепилась в рукав Кирилла и зачастила:

– Кир, надо уходить отсюда! Скорее! Монстры! Твари из туннеля! Запах свежей крови, понимаешь?! Они всегда его чуют! Да скорей же!

Кирилл тоже считал, что пора уходить, просто не был уверен, что Нюта в силах. Оказалось – еще как в силах! Она буквально тащила его за собой в сторону Беговой. Но не разумнее ли повернуть обратно? Может, у этого типа были сообщники? А если даже и нет, как объяснить на Беговой, что один из ее жителей погиб, а у девушки, которая шла с ним, все лицо в крови?

«Сказать или не сказать? Опять обидится? А, плевать!»

– Плевать! – подтвердила девушка, выслушав на ходу. – Теперь это дело принципа! Я должна, наконец, все узнать. Сама, без вранья и недомолвок!

В свете фонаря на шпалах Кирилл заметил какую-то бумагу. Поднял, посмотрел – как будто карта – и на всякий случай сунул в рюкзак.

Минут через пятнадцать впереди забрезжил свет. Их окликнули, и от блокпоста, сложенного из ящиков с песком и каких-то железяк, отделились две тени.

– Пограничный контроль станции Беговая. Документы!

Кирилл протянул свой паспорт, а вот Нюта, казалось, обо всем позабыла. Парень осторожно потряс ее за плечо:

– Нюточка! Где твои документы?

Внезапно патрульный широко улыбнулся:

– Не нужно. Эту девушку трудно не узнать – ее портреты у нас повсюду развешаны. Хотя без волос она, конечно, смотрится немного по-другому.

Обритая Нюта, волосы которой только-только отросли на полсантиметра, была похожа на инопланетянку. Да еще и засохшая корка крови на лице… Патрульный тоже заметил ее, и его улыбка тоже погасла.

– Что случилось? Вы ранены?

– Это его кровь. – Кирилл протянул паспорт Алека, который неизвестно зачем достал из нагрудного кармана убитого. Страницы книжечки тоже были изрядно заляпаны бурыми пятнами. – На нас в туннеле напал какой-то чужак, и ваш гражданин погиб, защищая девушку.

Кирилл сам не знал, как у него родилась такая складная выдумка. Хорошо хоть, он не назвал Алека по привычке «этот тип». Нюта вздрогнула, но ничего не сказала. Патрульный открыл паспорт, прочитал и сокрушенно покачал головой:

– Вот горе! Такой способный был парень, отец большие надежды на него возлагал. Слишком даже способный, – буркнул он себе под нос. – Валя! – обернулся он к напарнику, – я провожу гостей, а ты пока гляди в оба и один в туннель не суйся, даже если будут провоцировать. Я скоро вернусь, только доложу коменданту и возьму человек четырех со стволами. Тогда и прочешем по всем правилам. Глядишь, возьмем этого гада!

* * *

Вот чего Нюта совсем не ожидала, так это что на родной станции ей настолько не понравится. Беговая была похожа на Улицу 1905 года, но то ли из-за отделки серо-белым мрамором, то ли из-за какой-то неустроенности и неприбранности напоминала ей Стадион «Спартак». Неуютное ощущение только усугубляли скудное освещение, закопченный потолок и сами обитатели Беговой. Они бродили, точно сонные мухи, не было и в помине бодрой суеты, царящей днем на любой другой станции, где Нюте довелось побывать. У всех – мужчин, женщин, детей – на лицах читалось какое-то общее выражение равнодушия и апатии. Мол, еще один день проходит, и хрен с ним. Сегодня есть еда, и в ближайшее время будет, значит, можно пока ни о чем не беспокоиться. А когда будет нечего есть, тогда и посмотрим. Даже на пришедших чужаков поглядывали с каким-то вялым любопытством, позевывая и потягиваясь.

Патрульный остановил какую-то тетку, не спеша идущую по своим делам, коротко переговорил с нею о чем-то и, махнув на прощание Кириллу и Нюте, потрусил куда-то в сторону.

– Приказано, значит, провожу, – безразлично протянула тетка, обращаясь непонятно к кому. – Клава я. Пойдем, что ли?

У самых путей на стене висел большой замызганный плакат, изображавший девушку в необычной обтягивающей одежде и обуви на каблуках. Он, странным образом, тоже нагонял уныние.

– Реклама из прежней жизни, – заметив интерес гостей, ухмыльнулась провожатая. – Решили не снимать, оставить на память.

Сама она была одета не так уж плохо: в почти новую серую трикотажную кофту и защитного цвета брюки. Но, конечно, ни в какое сравнение с девушкой на плакате не шла.

Кирилл обратил внимание, что почти на каждой колонне Беговой были налеплены потрепанные листы бумаги. Сверху шла надпись большими буквами: «Запрещается». Парень пробежал глазами объявление – запрещалось сбрасывать мусор с правой стороны платформы. Штраф – 10 патронов. И действительно, с одной стороны на путях мусора было куда меньше.

– Почему такой запрет? – спросил Кирилл Клаву. Та пожала плечами:

– Хрен его знает, уже и не помню. Кажется, раньше тут дрезины ходили. Теперь уже не ходят, а бумажка осталась. Ну и хорошо – меньше свинячить будут.

Поравнялись с новой колонной и новым объявлением. На этот раз запрещалось продавать лягушек живыми. «Ну, это хоть понятно, – подумал Кирилл. – Боятся, что другие начнут разводить, а у них прибыль станет меньше». Еще одна надпись запрещала уничтожать вшей путем поджога матраса. «Наверное, были прецеденты», – хмыкнул парень. Он даже проникся уважением к неизвестному составителю объявлений. Следующее гласило: «Запрещается свистеть, находясь на посту». Клава опять не смогла внятно объяснить – почему.

– А если не на посту, то можно? – спросил Кирилл.

– На здоровье, – пожала плечами та. Видно было, что любопытство Кирилла ее уже стало раздражать.

«Может, примета плохая?» – подумал тушинец. Он понял, что жизнь здесь регулировалась какой-то сложной системой не всегда понятных запретов. Местные, видимо, как-то научились во всем этом ориентироваться. Кирилл надеялся, что если они с Нютой по незнанию нарушат какое-нибудь здешнее правило, то с них не будут спрашивать слишком строго.

– Душевая у нас одна, – предупредила Клава, – по очереди пойдете. Переодеться тебе есть во что? Нет? Ладно, посидите пока, сейчас принесу.

Вернувшись (на удивление быстро), она действительно принесла Нюте голубой спортивный костюм – не сказать, чтобы сильно новый, но чистый. Заодно предупредила, чтобы девушка не вздумала стирать окровавленные вещи, – она сама все сделает гораздо лучше. А что-то, может, и выкинуть придется, но пусть Нюта не переживает: о легендарной победительнице Зверя на Беговой сумеют позаботиться.

Ясно было, что Клаве не терпелось узнать, в какую передрягу гости попали по дороге, но она изо всех сил сдерживала свое любопытство. После душа Кирилла и Нюту ждали миски с каким-то беловатым мясом.

– Очень вкусно, – похвалил Кирилл, попробовав. – Что это?

Женщина загадочно улыбнулась, и Нюта догадалась, что их потчуют тем самым лягушачьим мясом.

– Грибной соус наш фирменный, больше нигде такого не попробуете, – гордо сказала Клава.

Затем она налила гостям необыкновенно вкусный чай, сообщив, что специально для них заварила самый лучший, с ВДНХ, который теперь только по большому блату можно достать. Молодые люди жадно прихлебывали, приходя в себя после пережитого, а вокруг них потихоньку собирались люди и с любопытством разглядывали Нюту. Судя по всему, слух о том, кто именно посетил Беговую, слегка расшевелил здешнее сонное царство. Какой-то человек даже протянул девушке клочок бумаги, огрызок карандаша и попросил расписаться. Нюта кое-как накарябала свое имя, и довольный мужчина бережно спрятал бумажку в карман. Другой, осмелев, протянул листовку с ее изображением – Нюта расписалась и на ней. Потом еще на одной. Молодая женщина с изуродованной бугристым шрамом щекой застенчиво попросила дать ей что-нибудь на память, чтобы она могла показывать это своим детям. Нюта рассеянно пошарила в рюкзаке и на дне нашла неизвестно как завалившуюся туда пустую гильзу. Женщина очень обрадовалась.

– Я буду носить ее на шее, на шнурке, – сказала она. – Это принесет мне счастье.

Люди из толпы глядели на нее с завистью – видно, каждый жалел, что не ему пришла в голову такая мысль, а больше гильз у Нюты не было.

И в этот момент к ним подошел патрульный. Родители погибшего парня хотели бы поговорить с ними, узнать, что случилось.

– Они сейчас придут, – добавил он.

– Мы и сами можем к ним сходить, – сказал Кирилл. Но у Нюты ноги стали точно ватные, и она не могла даже подняться с места.

Сейчас она, наконец, увидит свою мать. Ради этого она столько времени пробиралась по метро, то и дело рискуя жизнью. Увидит и что-то поймет, наконец.

Люди, окружавшие их, расступились, пропуская все еще крепкого мужчину с темными волосами с проседью и жестким, с дубленой кожей, лицом. Взгляд его был холодным и мрачным. Он на секунду встретился глазами с Нютой.

«Он знает, кто я, – подумала девушка. – И знает, что я знаю, что он знает. Но ему это, видимо, безразлично».

Она жадно уставилась на женщину, тяжело опиравшуюся на руку Петра Зверева, и разочарованно вздохнула: у нее были темные, тоже сильно поседевшие волосы, а лицо напоминало непропеченный блин. Это была не ее мать, а тетка Рита. Родная мать Алека.

– Сыночек мой! – заголосила вдруг та.

Дядька Петр похлопал ее по спине и спросил Кирилла:

– Как это случилось?

Парень повторил свою выдумку, но Зверев, казалось, не слушал его и мрачно, неотрывно смотрел на Нюту.

– Мой мальчик был настоящим героем! – с вызовом объявил он, оборачиваясь к зрителям.

Те торопливо закивали.

«Слишком уж торопливо», – подумала Нюта.

– Оставьте нас, – приказал Петр, и люди послушно начали расходиться. Поймав за локоть Клаву, Зверев кивнул ей на тетку Риту, которая стояла, покачиваясь взад-вперед, и тихонько, на одной ноте, подвывала: – Позаботься о ней.

Клава закивала и, обняв безутешную женщину за плечи, повела куда-то, ласково шепча что-то на ухо. Зверев же сел напротив Нюты, сложив руки на коленях и прожигая девушку ненавидящим взглядом.

– Зачем ты явилась сюда? – спросил он.

– Мне нужно увидеть свою мать, – так же прямо ответила она.

– Я сразу знал, еще тогда, давно, – ты приносишь зло, – словно не слыша ее, тихо проговорил Зверев, похожий сейчас на старого, матерого хищника, загнанного охотниками в угол. – Поэтому и пытался избавиться от тебя. Но ты оказалась сильнее.

– Я знаю, что ты хотел моей смерти, – в тон ему ответила Нюта. – Но я не буду никому об этом рассказывать. Я прощаю тебя.

– Плевать мне на твое прощение! – устало произнес Петр. – Я даже не буду спрашивать, как на самом деле погиб мой сын. Какая разница – его ведь не воскресишь. Знаю только, что твой друг врет, – никогда Сашка не подставился бы сам за другого. Уж кому, как ни мне, его отцу, это знать. Он был способен на многое, но только не на глупость. Мой единственный сын. Теперь у меня нет никого из близких, не считая пары глупых старых баб…

– У меня не было никого из близких много-много лет! – выдержав его взгляд, процедила Нюта. – Теперь мы квиты, и я хочу увидеть мать! А если ты попытаешься мне помешать…

Хотя Зверев, вроде бы, не имел при себе оружия, Кирилл, как бы невзначай, переложил на колени автомат.

– Ты увидишь ее, – кивнул Зверев, поднимаясь. – Но не советую рассказывать ей правду – Татьяна нездорова. Если начнешь ворошить прошлое, ты ее доконаешь. Идем.

Петр привел их к небольшой палатке и откинул полог, пропустив вперед Нюту.

На грязных одеялах лежала немолодая женщина со светлыми растрепанными волосами и неестественно румяным лицом. Ню-та почувствовала запах браги, пота и еще чего-то кислого. Женщина молча глядела на нее.

– Здравствуй… те, – сказала Нюта.

– У нас гости, Петя? – спросила мать, глядя покрасневшими глазами на девушку. – Зачем же, в такой грустный день? Горе у нас, дочка, – пояснила она Нюте, сердце которой при этом слове бешено забилось. – Сашеньку убили, мальчика нашего, – продолжала мать. – Все детки поумирали у нас. Доченька у меня была, Нюточка, – умерла. Младенчик, Сенечка, тоже умер. Сегодня вот Сашеньку убили. Никого не осталось…

Она говорила это все каким-то заученным тоном, а сама внимательно следила, как Петр шарит вокруг. Найдя полупустую бутылку браги, тот начал вылезать наружу.

– Отдай! – вскрикнула женщина, но Зверев уже был снаружи, и она в бессильной досаде погрозила ему кулаком, выкрикнув бранное слово.

– Мы пойдем… уже… – запинаясь, сказала Нюта и торопливо выбралась из палатки. Кирилл – следом.

– Кир, я хочу домой, – пробормотала девушка.

– Куда – домой? – уточнил он на всякий случай.

– Домой, на Улицу 1905 года. Другого у меня, как оказалось, никогда не было…

И, порывисто обняв парня, она разрыдалась.

* * *

Убийца успел пройти через Беговую до того, как поднялась суматоха. Сейчас он, уже выйдя на поверхность, пробирался по шоссе, чтобы вскоре вновь нырнуть в лаз на детской площадке. На этот раз зловещий перестук копыт не тревожил человека. Ведь в последний момент он все сделал правильно.

Когда там, в туннеле, убийца замахнулся на девушку ножом, ему было видение. Нет, то был знак! Сначала перед глазами мелькнул лошадиный остов, со спины которого скалился желтыми зубами скелет. Вслед за ним выступала женщина неимоверной красоты, держащая на руках ребенка. Сурово сдвинув брови, женщина погрозила ему пальцем, после чего видение исчезло. Убийца сам не понимал, как такое вышло, но его рука с ножом, словно против воли, немного изменила направление и нанесла смертельный удар. Никто и понять ничего не успел: мальчишка с рассеченным до самых шейных позвонков горлом валился в одну сторону, девчонка с залитым его кровью лицом – в другую, а убийца уже мчался по направлению к Беговой.

Вновь оказавшись в метро, где он, что ни говори, чувствовал себя увереннее, убийца задумался. Он впервые не выполнил задания. Добровольно. Но, несмотря на это, на душе у него было спокойно. Просто есть вещи, которые неподвластны ни ему, ни Верховному, ни любому другому человеку в этом безумном мире. Что толку гадать, из-за чего и темные, и светлые силы охраняют эту девчонку, изменяя правила любой игры, в которую она оказывается втянутой? Стоит просто принять это как данность. Пожалуй, ему и впрямь пора на покой. Он вернется на Спартак и будет, как и мечтал, разводить овощи или грибы. А если Игорю так нужна голова бывшей возлюбленной, пусть попытается добыть ее сам. Если осмелится, услышав его рассказ.

Путь домой был легок и приятен, из-за чего убийца лишь утвердился во мнении, что принял верное решение. Даже мертвые станции уже не внушали тревоги, и можно было, наплевав на суеверия, широко шагать по плиткам, не заморачиваясь насчет их цвета. Проходя через Щукинскую, он, правда, опять почувствовал запах дыма, но в нынешнем своем благодушном настроении решил не вмешиваться. Инстинкт подсказывал, что эти люди не опасны.

Вернувшись на Спартак, он не отправился сразу с докладом, а сперва отыскал Михалыча.

– Слышь, старый! Что ты там говорил про Беговую? Про диких?

Старик уставился на него непонимающе. Потом поманил пальцем и, когда убийца нагнулся, раздельно и четко произнес ему прямо в ухо:

– Дикая охота.

– Что ты мелешь, старый? Какая еще, к черту, охота? На кого?

– На кого? – переспросил старик и жутко расхохотался. – На тебя. На меня. На Верховного. На всех, у кого совесть нечиста!

От этих странных слов холодок пробежал по коже бесстрашного исполнителя чужой воли. Конечно, Михалыч совсем спятил, выжил из ума. Глупо придавать значение его сказкам. «И все равно, с меня довольно. Иду к Игорю. Конечно, разговор будет не из легких. Но новый Верховный должен понять – нельзя отягчать грехами душу бесконечно».