Текст книги "Оскар за убойную роль"

Автор книги: Анна и Сергей Литвиновы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Пицца – высший класс. Я ее своими руками улучшил, – похвастался Максим. – Долил кетчупа, побросал соленых огурчиков...

Таня только руками развела:

– Ну, ты даешь! Пицца-то – с тунцом!

– Ну и что? – не понял Макс.

– Тунец и соленые огурцы, сам подумай! Они ведь не сочетаются!

– А ты попробуй! Пальчики оближешь! – продолжал хорохориться он.

Таня пожала плечами и попробовала. М-да, вкус более чем странный. Смесь соленого с очень соленым... Но вообще-то в таком сочетании что-то есть...

– Ну, как? – нетерпеливо спросил Макс.

– Полный экстрим.

Он подмигнул ей:

– Но ты же любишь экстрим!

Таня проглотила еще один кусочек. Нет, соленое дико! А от кисло-сладкого кетчупа аж скулы сводит...

Как сговорились сегодня мужики! Отчим ее острым цыпленком по-каталонски потчевал, сердечный друг экстремальной пиццей травит. И, нахал самонадеянный, кажется, ждет, что Таня начнет осыпать его стряпню комплиментами!

Она уже открыла рот, чтобы сказать Максу: «Нет, милый, на шеф-повара ты не тянешь...»

Но – промолчала. Потому что вдруг поняла: за болтовней, за дегустацией Максовой пиццы, за жаром, которым охватило рот, проблема с похищением документа как-то отступила, стерлась, смикшировалась... И жизнь уже не казалась такой ужасной, как утром – когда Таня по просьбе Теплицына открыла сейф, или днем – когда Валера пытал ее своими допросами...

– Прорвемся! – вдруг невпопад вырвалось у нее.

Макс ее реплике не удивился. Наоборот, воспринял как должное и кивнул:

– Конечно, Танечка, прорвемся!

– Я этим гадам такое устрою! – продолжала она.

– Устроишь, – вновь согласился он.

– Сгною. Уничтожу. Разорву в клочья! – все больше распалялась Татьяна.

Макс только улыбался и кивал. А когда Танин запал наконец кончился, спросил:

– А что хоть случилось?

И тогда Таня с облегчением отставила кисло-острую пиццу и второй раз за сегодняшний день рассказала о своих неприятностях.

Макс слушал ее молча – только кивал. Никаких комментариев не делал, но его фирменная улыбка на глазах угасала...

– Ну, вот и все, – закончила Таня. И потребовала: – Что скажешь?

Вместо ответа Макс вышел из-за стола, обнял ее, ласково встрепал волосы... Таня с наслаждением прижалась к его сильному торсу, отдалась во власть крепких и одновременно бережных рук. Сидеть бы так бесконечно! Но, собрав волю в кулак, она выбралась из его объятий и попросила:

– Нет, ты меня пока не жалей. Давай сначала разберемся. Скажи мне, что ты обо всем этом думаешь?

На вопрос Макс ответил вопросом:

– А что говорит Валерий Петрович? Ты ведь к нему уже ездила?

И опять Таня поразилась: насколько Макс ее хорошо знает. Сразу же догадался, что первым делом она помчалась за советом к Валерочке.

– Да ездила, конечно, – поморщилась Таня. – И говорит он, что ситуёвина – плачевная.

– Преувеличивает, – не согласился Макс.

– Ага, преувеличивает! – взорвалась Татьяна. – Ты хоть представляешь, что будет, когда Брячихин все узнает?!

– А какие у Валерия Петровича мысли? Кого он подозревает?

– Всех, – поморщилась Таня. – Весь мой отдел. И шефа тоже. Хотя шеф-то при чем? Ты бы видел его физию, когда я сейф открыла! Его чуть инсульт не хватил!

Макс задумался. Таня терпеливо ждала. Она уже изучила: мозги у Макса работают непредсказуемо. На первый взгляд его идеи кажутся полным бредом. А потом понимаешь, что истина – это именно то, что сначала казалось полным идиотизмом...

– Как ты сама думаешь: зачем документ украли? – неожиданно спросил Макс.

– Продать конкурентам, – без запинки ответила Таня.

– Валерий Петрович с тобой согласен?

– Не вполне. Он говорит так: зачем красть, если можно просто снять копию?

– Умно, – оценил Макс. – Хотя в некоторых случаях оригинал ценится дороже, чем копия.

– А еще Валера считает, что украсть могли и по другой причине.

– По какой?

– Для того, чтобы кого-то подставить.

Макс пожал плечами.

– Подставить? Кого?

– Меня.

– Таким вот образом? По-моему, слишком сложно.

– По-моему, тоже, – согласилась Таня.

– Ну, вот. Мы с тобой одинаково мыслим. Нет, думаю, документ украли ради документа, а не ради подставы. А почему ты решила, что Теплицын здесь ни при чем?

– Но ему-то зачем?! Он столько сил положил, чтоб этот заказ хапнуть!

– А вот смотри. – По тому, как загорелись Максовы глаза, Таня поняла: сейчас он озвучит одну из своих идей – из тех, что на первый взгляд выглядят полной ерундой, а на поверку зачастую оказываются верными. – Ваш Теплицын получил заказ на раскрутку Брячихина, так? Брячихин ему кто – сват, брат, друг?

– Да вроде нет, – неуверенно ответила Таня. – Никакой особой дружбы. Просто клиент.

– Ну, вот и давай рассуждать. Кто у этого Брячихина основной оппонент?

Таня смутилась:

– Я... я даже не знаю. Мы ведь к этому заказу еще не приступали... Да и вообще я в политике не очень...

– А я тебе скажу: фамилия его оппонента – Прокудин.

– Да? – удивилась Таня. – А откуда ты знаешь?

– А я все на свете знаю... Вот и представь комбинацию: допустим, конкурент Брячихина, этот Прокудин, узнал про существование «объективки». И про то, что она хранится в вашем агентстве. А ему, кровь из носу, нужно эту «объективку» получить и Брячихина скомпрометировать. Ну, и как он поступит?

– Попробует подкупить кого-то из наших сотрудников. Меня, например. Или кого-то из моих подчиненных.

– Ответ неверный, – покачал головой Макс. – Ты исходишь из того, что конкурент Брячихина знает о том, что документ хранится именно в твоем сейфе и к этому сейфу может подобраться любой из твоих сотрудников...

– Ну, это элементарно, – возразила Таня. – Он подкупает кого-то из наших – и тот ему все выкладывает.

– А я бы на его месте поступил по-другому. Зачем работать с «шестерками», если можно договориться с главным? Зачем подкупать по мелочи, если можно просто купить оптом?

– Хотя бы потому, что это будет дороже, – не согласилась Таня.

– Не факт. Я, конечно, не уверен, пойдет ли на такое Прокудин. Но я знаю вашего Теплицына, а он тот еще жук, своей выгоды никогда не упустит. И я, Танечка, совсем не исключаю, что Теплицыну куда выгодней не раскручивать Брячихина, а продать его.

– Но зачем же он тогда взялся за этот заказ?!

– А вот затем и взялся. Чтобы устроить Брячихину собеседование с психологом и составить этот злосчастный психопортрет. А потом продать его конкурентам.

– Но почему бы ему просто не сделать копию? Брячихин, может, ни о чем бы и не узнал!

– Я же тебе говорил: в некоторых случаях подлинник ценится дороже.

– По-моему, слишком сложно, – по-прежнему не соглашалась Таня.

– А ты все-таки узнай, в каких отношениях Прокудин пребывает с твоим Андреем Федоровичем, – посоветовал Макс.

– Ладно, – неохотно согласилась Таня. – Узнавать я, конечно, ничего не буду, но Валерочке твою версию расскажу. Пусть он проверит.

Внезапно она почувствовала, как устала. Ведь целый день ее терзают. Сначала шеф орал. Потом Валерочка мучил многочасовыми расспросами. А теперь еще и Макс строит версии и совсем ее не жалеет... На глаза навернулись слезы.

Макс, умница, тут же уловил ее настроение, и сыщицкий блеск в его глазах мгновенно погас. Он встал, снова обнял Татьяну, снова дал ей уткнуться в свою грудь... И тихо сказал:

– Я не прав, Таня.

– Почему? – прошептала она.

– Потому что не о том мы с тобой говорим...

Он бережно подхватил ее на руки.

– Пойдем, моя девочка, я тебя уложу! И посижу рядом, и буду жалеть...

Таня благодарно потерлась щекой о его подбородок и промурлыкала:

– А можно, ты будешь меня не просто жалеть?

Ее губы нащупали его рот, накинулись на него – жадно, яростно, словно в последний раз. Макс ответил на ее поцелуй, и Таня, проваливаясь в исступление страсти, подумала: «Да плевать я хотела на этих Теплицыных и Брячихиных! Даже думать о них не хочу!»

Вторник, утро.Таня

Ночь с Максом была, как всегда, хороша. Раннее утро тоже прошло роскошно: кофе в постель, теплые булочки, ласковые слова, жаркие поцелуи... А после завтрака Макс исполнил любимый Танин каприз: расчесал ей волосы – нежно, но качественно, будто парикмахер из самого что ни на есть элитного салона. Одна беда: заехать домой и переодеться Таня уже не успевала, потому пришлось следовать в офис во вчерашней одежде. Моветон, конечно, появляться в одном и том же два дня подряд, а что поделаешь? Максовы рубашки ей безнадежно велики и годятся только в качестве халатов, а запасного гардероба Таня в квартире любовника не оставляла. Держать свои вещи у мужчины – прямой путь попасть в зависимость, а Таня зависеть ни от кого не хотела – даже от лапочки Макса.

«Наташка наверняка съязвит, что я во всем вчерашнем... И Темка, сто пудов, спросит между делом, но лукаво-лукаво: «Изволили дома не ночевать, Татьяна Валерьевна?» Да и Теплицын тоже заметит, он всегда замечает, как я одета... Ну и ладно. Отшучусь-отобьюсь».

...Только шутить с Татьяной никто сегодня не стал. В «Пятой власти» ее встретили холодно. Охранник на входе, противу обычая, даже не улыбнулся и, словно видит Таню впервые, потребовал пропуск. Андрей Федорович, с которым они столкнулись в коридоре, посмотрел мимо нее и поздоровался сквозь зубы. А Мишка Колпин наоборот: глазел с любопытством и предвкушением во взоре... Так, наверное, коллекционер бабочек смотрит, когда готовится наколоть на булавку очередной экземпляр.

«Ведут себя, будто у меня гонконгский грипп», – злилась Садовникова.

Не нужно быть Кассандрой, чтобы понять: слушок по агентству уже пошел. Ясно, что деталей никто не знает, но суть очевидна: госпожа творческий директор (вызывающе успешная, неприлично красивая, чересчур самоуверенная) наконец-то села в лужу.

Даже Наташка – уж ее-то профессия обязывает быть всегда невозмутимой! – и та не удержалась в рамках бесстрастности. Едва Таня на порог, как секретарша – никогда, кстати, не вставала при ее появлении! – вскочила, стушевалась, залепетала:

– Здравствуйте, Татьяна Валерьевна... рада вас видеть... может, что-нибудь нужно?

– Как обычно: кофе и список звонков, – буркнула Татьяна, проходя в кабинет.

Мед и участие в голосе секретарши ранили ее больней, чем неприкрытая холодность Теплицына.

Таня вошла в когда-то любимый кожаный кабинет, автоматически выполнила ежеутренний ритуал: включила компьютер, достала из сумки ежедневник, открыла на страничке со списком сегодняшних дел... и поняла, что работа – такая привычная и интересная – этим утром ее совершенно не волнует. И ей абсолютно наплевать, что новая сеть сотовой связи именно сегодня обещала дать ответ – согласны ли они заказать рекламу в «Пятой власти». И как идет работа над макетом по новой марке печенья – ей тоже неинтересно. А уж думать про то, каким образом уболтать несговорчивых клиентов с колбасного завода, которые зарубили уже третью рекламную концепцию, она и вовсе не в состоянии...

«Не до работы сейчас. Значит, и нечего организм зря насиловать», – постановила Таня и захлопнула еженедельник.

Тут как раз и Наталья явилась с кофейным подносиком. Таня не преминула отметить, что чашка и сахарница отмыты до блеска и выстроены, противу традиции, в идеальном порядке, а в вазочке лежат ее любимые конфеты.

«Жалеет меня Наташка, – поняла Таня. – Хочет хоть чем-то порадовать». И от этой мысли ей стало еще грустней.

Наталья поставила поднос на Татьянин стол – опять же, против правил, без обычного грохота о полированную поверхность и звона посуды – и начала:

– Звонили из сотовой связи, говорят, что...

– Потом, – перебила Таня. И кивнула на гостевой стул: – Садись, поболтаем.

Наташка ее приказание не выполнила. Стоит перед столом, хлопает глазами и явно удивляется: как это начальницу не интересует, что сказали потенциальные клиенты-сотовики, у которых рекламный бюджет – под миллион долларов?!

– Потом все расскажешь, – повторила Таня. – Садись.

Она отхлебнула кофе. Напиток – даже в божественном Наташкином исполнении – показался ей горьким. Таня поморщилась.

– Что не так? – тут же заволновалась секретарша.

– Все так, – отмахнулась Таня, бросая в чашку дополнительный кусок сахара. – Не трепыхайся. Надо поговорить.

– Поговорить? – Наталья взметнула выщипанные в струнку брови. – Так я ж и пытаюсь рассказать, вот, из сотовой связи звонили...

– Ох, Наташка, не умеешь ты прикидываться, – вздохнула Таня. Вышла из-за своего стола, поманила секретаршу в уютные гостевые кресла – отчим не раз замечал: чтобы разговорить человека, его сначала надо расслабить.

– В общем, сотовики сказали, что берут тайм-аут и будут думать еще. – Наталье все-таки удалось закончить мысль.

– Пусть думают, – небрежно бросила Таня.

В рекламном бизнесе фраза «мы берем тайм-аут» – эвфемизм отказа, и Тане это было совершенно ясно, однако расстраиваться еще и по этому поводу сил совершенно не осталось.

Наташка внимательно посмотрела Тане в лицо (Садовникова пыталась выглядеть бесстрастной) и с деланым оптимизмом выпалила:

– Мы их еще зацепим! Гарантирую, Татьяна Валерьевна!

– Возможно, – равнодушно кивнула та. И в третий раз, уже с трудом сдерживаясь, кивнула на гостевое кресло: – Ну, ты сядешь, наконец, или нет?

Наташка с опаской села (впрочем, хотя и посматривала на Таню испуганными глазами, а изящно скрестить ноги в новых туфельках не забыла).

Таня обновку, разумеется, заметила и немедленно похвалила:

– Отличные шузики! Сержио Росси?

– Увы, – вздохнула секретарша. – В Росси не влезаю, они ж узкие, будто их на графинь шьют! А у меня стопа крестьянская, мне б что попроще...

– «Босс», например, – подхватила Татьяна (уже успела разглядеть выбитый на каблуке лейбл). – Кучеряво живешь, Наталья батьковна!

– Да у них распродажа была, скидки – бешеные, – забормотала секретарша.

А Таня подумала: «Странная у нас, в России, психология... Покупают люди дорогие обновки, но никто не признается, сколько они на самом деле стоят. Цена варьируется в зависимости от того, кто твой собеседник. Для начальницы – «туфли с распродажи», соседке-пенсионерке вообще врешь, что с рынка, зато уж подружкам или бывшим одноклассницам называешь такую цену, чтобы у них глаза от зависти сразу на лоб полезли...»

Впрочем, не та сейчас ситуация, чтобы размышлять об особенностях национального мышления. И не время ждать «подколки» по поводу того, что она сама явилась на работу во вчерашнем наряде: Наташка дрожит, как осенний лист после проливного дождя, ей явно не до шпилек. Интересно, почему она так волнуется?

Таня задушевно спросила:

– Наташ, а ты уже в курсе, что у нас в агентстве – форс-мажорные обстоятельства?

– Это вы про документ, что ли? – тут же откликнулась секретарша.

– Про документ? – Таня сделала вид, что не понимает.

– Ну, который из вашего сейфа сперли, – со знанием дела уточнила Наталья.

«Ага. Значит, уже не абстрактный слух. А вполне достоверная информация».

– И что же это был за документ? – продолжала прикидываться Таня.

Наташка посмотрела на нее с удивлением:

– Ну, тот, дико секретный.

– Какой именно? – невинно спросила Таня.

– А их что, сразу несколько украли?! – тут же вскинулась секретарша. – Что за документы-то, хоть намекните!

Таня только плечами пожала и подвела итог:

– Значит, насчет пропажи ты в курсе.

– Так только глухой не в курсе! – воскликнула секретарша. И уточнила: – В смысле наш отдел. Полька. Родик. Тема. Мишка. Ну, и я.

– А откуда узнали-то? – Таня хоть и гордилась собственным аналитическим умом, но до сих пор не понимала.

– Ну, во-первых, мы не глухие, – с очаровательной непосредственностью изрекла Наталья. – А во-вторых, мы же все вчера к шефу на ковер ходили! Он нам такой допрос-разнос устроил!

– Вот как... – протянула Татьяна.

Значит, Андрей Федорович решил заняться самодеятельностью. Поиграть в инспектора Лестрейда (на Холмса или даже на Ватсона шеф, при всей его красоте и деловой хватке, на Танин взгляд, не тянул). Что ж, он – начальник, имеет право. Но только чего Теплицын добился? Судя по ледяному взгляду, которым он наградил Татьяну на входе в агентство, никаких отрадных результатов достичь не удалось и поиски похитителя не продвинулись ни на дюйм. Зато теперь, как верно заметила Наталья, только глухой не знает, что из сейфа «Пятой власти» пропадают строго конфиденциальные документы. И весьма вероятно, что сия нелицеприятная новость скоро выплеснется из «аквариума» их агентства, пойдет гулять по всей столичной рекламной тусовке. Как бы до самого Брячихина и его команды не дошло...

– И о чем же вас шеф спрашивал? – Таня постаралась, чтобы вопрос звучал словно бы между делом, будто они продолжают о туфельках говорить.

– А, ерунда. В комиссара полиции играл! – отмахнулась Наталья. – Во сколько ушли, во сколько пришли, чего подозрительного видели...

– Ну а вы что?

– А что мы? Мы потом все обсудили. Никто ничего не видел, идей, подозрений, конструктивных мыслей не имеется.

Наташка, кажется, приготовилась рассказывать: кто в ту злосчастную пятницу (последний день, когда документ еще точно лежал в Танином сейфе) уходил с работы последним. Но... Садовникова знала от отчима еще одно правило допросов: постоянно и неожиданно менять темы, – поэтому спросила совсем о другом:

– Слушай, а как у Полинки с ее ненаглядным? Все наладилось?

– Ой, вы знаете?! – опешила Наташа.

Таня небрежно пожала плечами:

– Конечно.

На самом деле она не знала ничего. Просто однажды, когда меняла в туалетной кабинке «поехавшие» колготки, случайно услышала, как всегда сдержанная Полина яростно шипит – судя по всему, в трубку мобильника: «Чмо! Куроед! Слизень!» Таня тогда еще оценила богатый словарный запас подчиненной, а одно из словечек даже использовала в рекламном девизе для кошачьего корма: «Я – котенок-куроед, «Муркас» – лучший мой обед».

– Так помирились они? – уточнила Татьяна.

– Не-а. Разбежались, – вздохнула Наташка. И, хотя Таня больше ни о чем и не спрашивала, уточнила: – Хахаль Полинкин – сволочь еще та. Хотел, чтобы она квартиру свою заложила. Бизнес ему, видите ли, приспичило открывать, стартовый капитал понадобился.

– Ну а что Полинка? – живо поинтересовалась Татьяна.

– Полинка – молодец, – похвалила Наталья. – Сказала, чтоб искал капитал в другом месте. – И с легким, чисто женским злорадством добавила: – Ну, он и ушел от нее. Другую ищет. Может, и нашел уже. А Полина плачет и антидепрессанты пьет. Ой, Татьяна Валерьевна, только это между нами!

– А что плохого в антидепрессантах? – пожала плечами Таня. – Вон вся Америка на них сидит.

Она уже с неделю как подметила, что соображать Полинка стала гораздо туже, однако списала ее мозговой застой на творческий кризис, у любого рекламиста бывает. А причина, оказывается, в личной драме и сильнодействующих таблетках...

– Я ей предложу в отпуск съездить, – пообещала Таня. – Пусть махнет куда-нибудь... в Испанию или на острова.

– Она хотела в какую-то хипповскую деревню смотаться. Где-то в Голландии, что ли... – сообщила Наталья.

– В общем, пусть едет, куда захочет, – подвела итог Садовникова.

И, пользуясь тем, что Наташка смотрит на нее влюбленными глазами (типа: «клевая у меня шефиня, все понимает и реагирует как надо!»), задала следующий, опять неожиданный вопрос:

– Слушай, а вы, когда все обсуждали... не выяснили: кто-нибудь из наших в выходные на работу выходил?

Наташка сразу помрачнела, пробурчала:

– Тоже, значит, допрашиваете, Татьяна Валерьевна...

– Наташ, да не допрашиваю я тебя! – Тане сроду не приходилось разговаривать с собственной секретаршей столь заискивающим тоном. – Просто вора хочу найти! И шкуру свою спасти: документ-то – на мне висит!

– Ну, допустим, кое-кто в воскресенье на работу и выходил! – с вызовом сказала Наталья. – И что теперь? Сразу в преступники записывать?!

– Да никто никуда никого не записывает, – успокаивающе сказала Таня. – И ничего это, по большому счету, не значит. Просто так спрашиваю, чтобы полная картина была...

– Я в субботу приходила, – буркнула Наташка. – С двенадцати двадцати до четырнадцати ноль-ноль, на посту охраны все отмечено.

– Решила наконец разобрать письменный стол? – попыталась пошутить Таня.

Над Натальиным столом, в котором можно было найти и конфеты, и косметику, и открытки, но никогда – скрепок или бумажных стикеров, давно уже потешалось все агентство.

– Нет, до стола пока руки не дошли, – серьезно ответила секретарша. – Как обычно: в Интернете нужно было полазить, вы же знаете – дома у меня компьютера нет...

– В моем кабинете лазила? – уточнила Татьяна.

– А где же еще? – удивилась Наташка. – У вас кресло самое удобное.

– Нашла, что искала? – спокойно спросила Таня.

– В смысле? – не поняла Наталья.

– То, что в Интернете искала, нашла? – повторила Садовникова.

– Да... нет... – засмущалась Наташка. Жалобно взглянула на Таню и пропищала: – Я... это... просто по сайтам бродила. Ну, так... Поболтать с кем-нибудь, познакомиться... – И выпалила последний аргумент: – Я и Андрею Федоровичу об этом рассказала. Он мне последнее китайское предупреждение сделал. Чтобы не использовала служебное оборудование в личных целях. Я больше не буду, честно!

Вот и слезы уже на глазах выступили, и носик зашмыгал и покраснел...

– Детский сад, Наталья, – поморщилась Таня и поднялась с кресла. – Ладно, иди. И ни с кем, кроме Теплицына, меня не соединяй.

Едва секретарша вышла, Таня подключилась к Интернету. Она точно помнила, что в пятницу, перед тем как уйти с работы, она ходила на сайт «parter.ru» – заказывала билеты в Большой театр. Как давно это было – мирная пятница, шикарное, уже «отдыхательное» настроение, вежливое подтверждение сетевого администратора: «Два билета на «Жизель» в первый ряд ложи бенуара для вас забронированы»...

Таня кликнула по списку посещений сайтов. Нет, Наташка не обманула: в последний раз с ее компьютера выходили вовсе не на театральный сайт, а на сплошь несерьезные «narod.ru», «tusovka.ru», «wedding.ru». И соединения, как и сказала секретарша, проходили в субботу, с половины первого до без пяти минут два...

Да, похоже, тщательно продуманный и выстроенный допрос Наташки никакой полезной информации не дал. Или она, Таня, этот допрос просто продумала плохо? И выстроила неумело? Ловушки неправильные придумала? Но разве много она понимает в допросах и ловушках? Не зря же отчим несколько раз повторил: «Никуда не лезь, ничего не предпринимай!»

– Да ладно, что я особенного предприняла-то? – пробормотала Татьяна. – Хуже-то всяко не будет... Зато теперь я знаю наверняка: с Наташкой, похоже, все в порядке. Она, конечно, полная дура, но не преступница.

Однако вызывать в кабинет Родиона – а пока ехала в офис, Таня придумала вопросы и для него – она не стала. Снова открыла ежедневник, вздохнула и с видимым отвращением сосредоточилась на работе. Вечером у нее очередная презентация по колбасам, и дел еще невпроворот.

Вторник, вечер

Родя Щапов, дизайнер рекламного агентства «Пятая власть», был счастлив: ему удалось отбиться от презентации по колбасам. Она намечалась на восемь вечера и планировала затянуться как минимум до десяти. По заведенным в «Пятой власти» правилам всему коллективу в такие моменты полагалось находиться на рабочих местах – и торчать в агентстве до победного. А торчать, конечно, никому не хотелось – ни его «творческой половине» Полинке, ни Теме с Мишкой, ни секретарше Наташке. Но коллеги хоть и бурчали по углам, а никто, трусы, у шефини отпрашиваться не решился. Сказали, что все равно бесполезно. Только он, Родя, рискнул. Ведь кто не рискует – без шампанского остается, верно? Ему и подфартило, да еще как, круче, чем в прошлый раз в казино! Повезло ему, что начальница, Танька Садовникова, сегодня какая-то необычная: совсем вялая и рассеянная.

– Я схожу вечером к зубному? – без надежды, просто на всякий случай, попросил Родион. (Зубы у него не болели – но очень уж не хотелось торчать в офисе допоздна.)

Обычно Татьяна в ответ на такие заходы безапелляционно отрезала: «Никаких зубных, пока презентацию не проведем». А сегодня вдруг возражать не стала. Рассеянно проблеяла: «Да-да, конечно, Родик. Иди».

Он и ушел – под завистливыми взглядами коллег – точно по КЗоТу, ровно в восемнадцать ноль-ноль. Выходил из офиса и радостно думал: «А эти дурачки пускай мучаются!»

...Родя никогда не ездил на работу на машине. До дома на Чистых прудах добраться раз плюнуть: всего пара остановок на метро, а по хорошей погоде можно даже пешком дотелепать.

Настроение у Родиона было безоблачным, каким оно бывает только у недалеких людей с безукоризненно чистой совестью. До чего ж хорошо, что вечер оказался свободным – ни тягомотины с колбасной презентацией, ни даже свидания с очередной девчушкой. Очень клево, когда вдруг выдаются такие вот пустые вечера!

Щапов помахивал кожаным портфельчиком, где лежали пара глянцевых журналов, плеер и маленький цифровой фотоаппарат. Напевал привязавшуюся с самого утра мелодийку: «Хорошо! все будет хорошо! все будет хорошо, я это знаю...» Посматривал на верхние этажи домов, где отражалось клонящееся к закату солнце. И вдруг... Вдруг получил сильнейший удар в плечо. Родиона отбросило в сторону, а его портфельчик даже выпал из рук. Встречный гражданин, летящий куда-то по делам, со всего маху задел его своим корпусом.

– Смотри, куда прешь! – злобно выкрикнул Родик – и был, пожалуй, не прав в своей гневливости, потому что его обидчик остановился, оглянулся и с искренним раскаянием проговорил:

– Ох, простите! Вы не ушиблись? – И бросился поднимать с асфальта портфель Щапова. Поднял и протянул его Родиону. – Простите меня, ради бога... – еще раз извинился он.

«Какой, право, интеллигентный...» – Родик почувствовал раскаяние за свою несдержанность и посмотрел на прохожего повнимательней. Это был пожилой мужчина, едва ли не вдвое старше его: лысоватый, толстый, одет в свеженаглаженный летний костюм. Из ворота рубашки торчит щегольской шейный платок, а глаза скрыты под солнцезащитными очками.

– Ладно, чего уж там... – пробормотал Щапов, принимая из рук обидчика портфель.

И в этот момент случилось странное: человек приблизил свое лицо прямо к лицу Родиона и прошептал:

– Здравствуй, Родик.

Тот отшатнулся. Но не успел он даже начать свое недоуменное: «Откуда вы меня знаете?..» – как мужчина снова прошептал:

– У меня есть сообщение от твоей матери.

Лицо прохожего было Родику абсолютно незнакомо. Щапов готов был поклясться, что видит его впервые в жизни.

– Кто... вы? – растерянно пробормотал он.

– Пойдем, – тоном, не терпящим возражений, проговорил пожилой щеголь. Цепкими, жесткими пальцами он взялся за локоть Родиона и повлек его за собой. Щапов безмолвно подчинился.

Пару десятков шагов они прошли в молчании, и Родик прямо физически чувствовал исходящие от господина флюиды жесткости и властности. Тот словно безмолвно брал над ним верх, и с каждым шагом внутри Щапова будто рушились какие-то защитные бастионы и незнакомец захватывал все новые и новые рубежи его внутреннего сопротивления.

– Я друг твоей матери, – наконец проговорил он.

– У меня нет матери, – поспешно ответствовал Родик.

– Есть, Родион, есть, – безапелляционно возразил толстый щеголь. Его цепкие пальцы по-прежнему влекли Щапова за собой, и тому ничего не оставалось делать, как подчиняться. – Правда, она далеко. Ведь твой отец, Иван Щапов, был убит пять лет назад. Отравлен мышьяком. Твою мать, Анастасию Петровну Щапову, обвинили в этом преступлении. Четыре с половиной года назад ее осудили по статье сто пять часть вторая на десять лет лишения свободы...

Родион почувствовал, будто внутри у него что-то ухнуло вниз, и он показался сам себе голым, маленьким, беззащитным.

– Сейчас твоя мама, Родя, – продолжал господин, – находится в колонии общего режима, исправительно-трудовом учреждении двадцать три дробь пятнадцать в Карелии. Ты ее навещаешь втайне от всех два раза в год. И посылки шлешь.

– Кто вы? – прошептал Родик уже безнадежным, беспомощным тоном.

– Я же говорю – друг. Мама тебе, кстати, передает большой привет. Чувствует она себя неплохо, только очень похудела.

Пожилой господин тащил Родиона дальше. Не чуя под собой ног, Щапов вышагивал рядом с ним по улице.

– Вполне возможно, – продолжал человек, – мама твоя будет освобождена досрочно, после девяти или даже семи лет отсидки. Она тебе об этом писала?

– Н-нет...

– Естественно. Потому что во многом это будет зависеть от твоего, Родик, поведения.

– Моего? – Щапов аж замер на месте.

– Пошли, Родион, пошли. – Пальцы странного прохожего по-прежнему сжимали его локоть. – Ты, Родион, скрываешь от всех свою семейную трагедию. Вот и в анкете при приеме на работу написал, что твои родители скончались. Это грех, Родик, – укоризненно покачал головою господин, – отрекаться от семьи. Большой грех.

– Что вам нужно? – прошептал Щапов, тащась за пожилым щеголем по переулку. Воздух был светел, и солнце, как и пятнадцать минут назад, отражалось в окнах домов – только до всего этого Родику уже не было никакого дела. Он чувствовал себя безнадежно пропавшим.

– У вас ведь, Родя, на фирме один конфиденциальный документ пропал, – не ответив на вопрос, продолжил цепкий гражданин. Интонации его были не вопросительными, а утвердительными.

– Откуда вы знаете? – вскинулся Родик.

Игнорируя его вопрос, господин сказал:

– Я представляю интересы людей, которым нужен этот документ. Которые хотели бы его заполучить. Причем не копию, а оригинал...

– Я ничего не знаю! – выкрикнул Родик. И добавил: – Я не брал его!

И тут мужчина остановил Родиона, развернул к себе, приблизил свое лицо к нему и взглядом из-под солнечных очков впился прямо в его зрачки.

– Ты не брал? – раздельно переспросил товарищ.

– Нет! Нет! Ей-богу, нет!

– Верю, – наконец ласково проговорил мужчина и отпустил Родика, у того словно огромный камень упал с сердца. А толстяк поощрительно похлопал его по плечу, дружески развернул и направил в прежнюю сторону. И снова взялся крепкими пальцами за его локоть.

– Тогда надо мне помочь, – еще более ласково сказал мужчина, – найти этот документ.

– Как найти? – выкрикнул пораженный Родион.

– Тебе придется заняться этим, – в очередной раз не ответил на его вопрос толстяк.

– Мне?

– Ну да.

– Но почему я?

– А потому, что иначе информация о твоей семье станет достоянием широкой гласности. И о том, что твоя мать убила своего мужа и сейчас сидит в тюрьме, узнают все друзья. И коллеги по работе. И начальство. Все узнают, понимаешь, Родя?

– О нет, – прошептал тот.

– Если же ты найдешь пропавший документ, – продолжал незнакомец, – я, Родион, сделаю все, чтобы твою мать освободили досрочно. Все, что в моих силах. Ты понял меня?

– Кто вы? – повторил вопрос Родион.

Господин опять не ответил прямо:

– Можешь не сомневаться, возможности у меня имеются. Возможности и для того, чтобы поощрить тебя, и для того, чтобы наказать. Причем не только те, что я озвучил. И другие, самые разнообразные... А вот теперь слушай внимательно, что тебе следует делать...