Текст книги "Бывший. Цена измены (СИ)"
Автор книги: Анна Эдельвейс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Глава 23
Я всё делала автоматически. Варила овсяную кашу, кормила Никиту, читала книжку с картинками разными голосами, (чем веселила сына), собирала игрушки. И постоянно посматривала на телефон.
Время позднее, за весь день ни одного звонка. Что, вселенная забыла обо мне и сегодня никто не будет мотать мне нервы? Быть такого не может. Ну, что я говорила… и хотя звонка ждала, всё равно вздрогнула.
Марк. Секунда сомнений сначала сцепила обручем, потом обдала жаром. У меня рука зависла над вибрирующим телефоном.
Вот ещё. Чего вдруг я медлю. Быстрее отвечу, быстрее решу свою проблему.
– Алё.
Его голос. Мурашками по спине, по плечам. А потом волной. Тёплой, как в морозный день под пледом, да с чашкой малинового чая.
Весь наш разговор длился минуту. От силы.
Иногда такой минуты хватает, чтобы запустить новый виток проблем и переживаний. А ещё потянуть за ниточку клубок воспоминаний и размышлений.
Я вышла на кухню. Сидела у окна, поставив локти на стол. Завтра Марк улетает. Вот и всё. Закончилась наша эпопея по перетягиванию каната из туго сплетённых нервов. Моих и его.
Попрощаемся и забудем как дурной сон встречу, о которой никто не мечтал. Вру. Я мечтала. Только представляла себе всё иначе.
Думала встречу его вся такая прекрасная, холодная, неприступная. Никитке уже будет лет двадцать. Марк нас увидит и поседеет от досады. А потом с причитаниями выдерет себе седые волосёнки, посыплет голову пеплом сгоревших надежд.
И всю оставшуюся жизнь будет ползать на коленях, ища с нами встречи. Это были мои мечты обиженной женщины. Наступила реальность и в ней всё по-другому.
Марк не такой уж и монстр. Наверное, он хороший отец. Ой, не знаю, не знаю… Что делать? Где найти ниточку, которой можно зашить моё изодранное в клочья сердце.
Я смотрела на отражение своего силуэта в тёмном оконном стекле. Сгорбленная фигура с дурацким хвостиком. Почему, как только у меня минорное настроение, я сразу превращаюсь в подбитую ворону.
Неухоженную, не симпатичную, не улыбчивую. Нет, нет, это надо прекращать. Завтра же пойду в фитнес клуб, позвоню девчонкам в салон, запишусь на процедуры. Встретимся с Наташкой. Посидим где-то.
А сейчас соберу всё тряпьё оставленное "для дома", и в помойку. Сказано – сделано! И вправду, почувствовала себя лучше, запихнув в мусорку задротные туники и худи, освободилась от моих застиранных тряпок, что хранились в шкафу у мамы.
Как я ни гнала от себя мысль, пришлось вернуться размышлениями к телефонному звонку. Завтра последнее свидание с Марком.
Я пять лет выталкивала воспоминание о нём, всё прятала его подальше. Оно, зараза, как наваждение возвращалось ярче прежнего. Зачем маяться чувствами, когда они так ранили.
Я ещё и фантазии добавила, рисовала себе самые жуткие картины его измены. Как он ласкает ту другую, что шепчет. Как целует её там. Я вскочила.
Раздраконила себя новой порцией обиды, никак не могла успокоиться. И хотя теперь я знала, что Марк развёлся, ирония и злость внутри меня пели свою песню: – Это что же он такое вытворял, чтоб женщина ушла от него, согласилась на развод?
А, может быть причина развода – его интрижки на стороне. Точно, как мне сразу это в голову не пришло. Наверное, его жена узнала о неверности муженька и послала его куда подальше.
Прежде чем ехать в аэропорт чтоб попрощаться с Марком, задумалась что надеть. Смотрела невидящим взглядом в шкаф, скользила по вешалкам. Не знала что выбрать.
Красное вызывающе, чёрное – слишком мрачно. Белое вроде не к месту. Придирчиво посмотрела на своё лицо в зеркало. Занялась подготовкой к бою, нанесла, так скажем, боевую раскраску.
Чуть подвела глаза, нарисовала стрелочки. Пару лёгких штрихов по бровям, взмах тушью по ресничкам. Бесцветный блеск на губы. Всё скромно, без лишних красок.
Голубой шарф, серое пальто, черные сапоги. Мельком окинула себя взглядом. Чего я прицепилась к этому серому цвету. Блеклый, как на старухе. Фу.
Переоделась в красное. Тоже мне, ягода-малина. Снова вернулась к серому.
Вымотав себе нервы, сдалась. Накинула шубку.
К полудню я уже выехала во Внуково. Дорога не близкая, мне не хотелось опоздать.
Войдя в зал ожидания растерялась. В пальто и шапках все такие одинаковые, не разберёшь где кто.
Из толпы отделился он. Марк. Увидела его глаза, меня затопило. Мужчина так искренне, светло улыбался, он реально светился.
У меня у самой всё затрепетало заячьим хвостиком. Я и сама бросилась бы ему на шею.
Я так скучала все эти пять лет. Он уже извинился десять раз.
Моя секундная амёбная сопливость прошла. Гордость, вперёд! Марк даже улыбки от меня не получит. Ни за что не отвечу на его радостное приветствие. Я стойкий оловянный солдатик и меня не растопить его улыбочками.
Ишь, просиял!
Марк взял меня под руку, мы шли мимо людей, меня тоска схватила за горло.
Его рука нежно касалась моего локтя, он уверенно вёл меня к эскалатору.
Красивый, сильный, мощный он был рядом. Свободный, без жены, без детей. Отец моего ребёнка.
Голова и сердце устроили дуэль друг с другом. Внешне я была спокойна. Прекрасно знала, не уступлю ему, чувств своих не выдам. Марк уезжает? Скатертью дорожка.
Мы оказались в вип зоне. Сидели на диване, смотрели на лётное поле. Я помалкивала.
– Я уезжаю, Жанна.
Я пожала плечами:
– Слышала.
– Меня ждут дела.
– Не интересно.
– К новому году я прилечу и обязательно встречусь с сыном. Чего бы это тебе, Жанна, не стоило.
Я в недоумении уставилась на него. Это я ехала сюда чтоб снова услышать одно и то же?
– Нет, не может быть, – я покачала головой:
– Марк, давай распрощаемся, как ты обещал и навсегда забудем друг о друге.
– И речи быть не может. Я отец. Мне нужен сын.
Я откинулась на спинку дивана, невидящим взглядом уставилась в стекло:
– Ты испортил мне всё, что смог. Только я забыла слёзы нищеты и одиночества. Только обрела уверенность, стабильность, и снова всё крахом.
Я замолчала, поёжилась. Вдруг почувствовала себя такой уставшей.
Я встала, подошла к стеклу. Прижалась к нему лбом, закрыла глаза. Я не знала, как себя вести, как дальше жить. Поняла одно. У моего сына есть отец и рано или поздно он обязательно окажется перед глазёнками сына.
Марк подошёл со спины, встал рядом. Негромко, на ухо проговорил:
– Наши воспоминания из ветра, из песка. Их больше нет. Ну невозможно их пощупать, достать из чемодана, исправить. Их можно только забыть, чтобы освободить место для новых.
Жанна, прости меня. Я очень виноват.
Я помалкивала, закусив губу.
– Как долго тянулись эти пять лет, Жанна. Бесконечно долго.
Я улетаю и не понимаю, как проживу день без тебя. Без вас.
Мне пришлось повернуться, собрать волю в кулак, чтоб не расплакаться от его слов.
От слов, которые я так давно хотела услышать. Так хотела, и вот услышала. Но что с ними делать? Марк стоял рядом, провожал глазами взлетающие самолёты. Засунув руки в карманы, он вздохнул.
– Я научилась жить без тебя, Марк.
– А я нет. Я вроде как и не жил. Пил, ел. Спал.
Марк повернулся, смотрел на меня:
– Мы многому научились друг без друга. Глупая наука.
Марк дотронулся до моей руки. Я дёрнулась, спрятала руки в рукава. Дурацкая привычка.
– Жанна, просто доверься мне. Всё будет по другому.
Наши глаза встретились. По настоящему. Мы впервые смотрели друг на друга, всё остальное не считалось. Я уверена, он прочитал то же, что и я в его глазах.
Каждый просил, искал капельку тепла. Того, прежнего, чистого. Не измазанного грязью его ошибки.
Марк подскочил, похлопал себя по карманам, нашёл телефон, кому то позвонил. Через пять минут подошёл его водитель, притащил здоровенную коробку.
– Вот, Жанна, это Никитке.
Я стояла как дура хлопая глазами. Смотрела на огроменную коробищу. Да она размером с чемодан.
Всплеснула руками.
– Что я должна сказать ребёнку, откуда это?
– От меня, голос Марка оборвался, он осёкся. Еле слышно проговорил:
– От папы…
– Ковалёв, почему всё так по дурацки. Ну от какого папы. А сам папа где? Никита маленький, ему нужны ясные, чёткие ответы.
Марк выглядел таким растерянным, потухшим. Уставился на коробку.
– А давай, Марк, знаешь как. Ты приедешь на Новый год и сам её принесёшь. Порадуешь.
Марк недоверчиво смотрел на меня.
– Жанна, ты подложила бомбу мне в самолёт?
– Что?!
Марк недоверчиво щурился:
– С чего вдруг ты разрешила мне встретиться с сыном. Надеешься, что разобъётся мой самолёт, что я сверну себе шею на снегоходе, что меня сожрут голодные медведи в лесу под Торонто? Что я никогда не вернусь?
Я молча смотрела на мужчину с коробкой в руках.
Решительно протянула руку, взяла коробку. Тяжёлая, блин неудобная.
– Возвращайся, Марк. Приедешь, подаришь. Правда, не представляю, куда её деть, такую здоровую.
Подошёл шофёр Марка, взял у меня ключи, подарок, любезно отнёс коробку ко мне в машину.
Мы с Марком стояли друг напротив друга.
Крепкий, плечистый он смотрел на меня своим особенным, обволакивающим взглядом.
Я поспешила опустить глаза, упёрлась взглядом в шёлковое кашне под расстёгнутым пальто. Он наклонился и я обомлела. Его губы коснулись меня так уверенно, так долгожданно.
Как долго я этого ждала, прятала эту тайну сама от себя. Мечтала, высохла вся от ожидания. Мне нужны были только эти губы. Горячие, нежные, я зажмурилась от нежности. Кровь застучала в висках со скоростью швейной машинки. Я на мгновение оглохла, провалилась в прострацию.
Растворилась, растаяла, сгорела в одну секунду от одного его касания. Это длилось одно мгновение, я резко отпрянула.
Он отстранился.
– Жанна, береги себя и сына.
Я не стала ждать. Повернулась и пошла прочь. Несла на губах его поцелуй, да нет, не поцелуй, его секундное касание, запах его парфюма, лёгкое объятие его руки, когда он коснулся плеча.
Как я могла, где моя гордость? Почему я не влепила ему по красивой морде? Куда подевалась месть, обида, ярость.
Оказывается, они были рядом. Наготове. Мгновенно навалились на меня, сгорбили, пролились слезами.
Я шла к выходу, задевала плечом людей, кто то задевал меня. Не помню, как шофёр Марка отдал мне ключи от машины.
Очнулась, когда уже ехала по дороге, возвращаясь в город.
Вспомнила наш первый поцелуй. Точно такой как этот. Лёгкий, нежный, можно сказать целомудренный. Так целуют лепестки цветов, наверное, так можно поцеловать крылышко бабочки. Только тогда это прикосновение обещало безоблачное счастье. А сейчас.
Снова хлебнуть надежды, затем расколоться, а потом долго собирать себя по кусочкам заново? И если всё это время я сердилась на Марка, то теперь я злилась на себя!
Потому, что этот поцелуй, это знак. Негласный сигнал, что плотина отчуждения между нами сломлена.
А я ещё сама не решила так это или нет.
У кого спросить совета… Кто нибудь может подсказать что мне делать?
Глава 24
Небо разорвало грохотом, гроза в декабре? Да уж, теперь понятно, почему слово «погода» женского рода.
К вечеру вообще стало твориться невообразимое. Дождь превратился в расплавленный лёд, дороги в сплошной каток. Машину несло как санки, я взмокла, пока добралась до садика.
Фонари толком ничего не освещали, наоборот, только мешали, слепили отражаясь своими бликами в замёрзших лужах. Припарковавшись на обочине, я как коровушка на льду разъезжалась на покрытом коркой льда асфальте.
Пробираясь по видавшему виду тротуарчику вдоль покосившегося садиковского заборчика, я с радостью смотрела на окна старого здания. Уж не знаю, сколько лет постройке и почему этот садик выпал из поля зрения ремонта, он и вправду напоминал лесную сказку.
Высоченные старые ели, укутаные ледяным покрывалом дозором стояли вдоль центрального входа. Облупленные стены держали оборону, сохраняя внутри себя тепло. Через закрытые окна, сияющие жёлтоватым уютом вечера, доносился гомон ребятишек. Издалека было видно как мелькают за стёклами бегающие фигурки. Островок безбрежного счастья. Я ускорила шаг, с нетерпением ждала мгновения, когда обниму своего крошечку. Какая же я счастливая, что родилась женщиной и мне вселенная подарила счастье иметь сыночка!
Не успела переступить порог, меня накрыло запахом счастья. Тем самым, который вдыхаешь в детском саду. Наверное, все мамы знают такой. Звонкий запах радости. Меня встретила воспитательница:
– Жанна Сергеевна, здравствуйте. Пожалуйста, поднимитесь на второй этаж в кабинет к заведующей. Она специально вас ждёт. Не уходит.
– Что с Никитой? – я не узнала собственный голос. Он был деревянный.
– С Никитой? – переспросила воспитательница,
– С ним всё хорошо. Вон, бегает, играет.
– Я хочу видеть сына!
Не дожидаясь разрешения, на цыпочках подошла к двери в игровую комнату, заглянула в щелку. Мой малыш носился с игрушкой в руке, довольный, счастливый.
– Простите, если напугала, – воспитательница примирительно дотронулась до моей руки,
– я не хотела.
– И вы меня простите. Я сама не знаю, чего вдруг так испугалась, – я виновато улыбнулась,
– Зачем меня ждёт заведующая?
– Не знаю, – пожала плечами воспитательница,
– так что за Никиту не переживайте, у нас всё хорошо.
Я отправилась на второй этаж, разозлилась на саму себя. Что-то я на пределе последнее время. Надо успокаиваться, выдыхать. Дверь в кабинет заведующей была открыта.
Навстречу мне поднялась немолодая женщина с короткой стрижкой. Строгий брючный костюм соответствовал строгости её лица. Умные глаза с прищуром за стёклами очков в тонкой оправе. Чуть тронутые помадой тонкие губы, морщинка на лбу.
– Здравствуйте, я мама Никиты Иванова. Вызывали?
– Здравствуйте, Жанна Сергеевна. Присядьте, пожалуйста.
Я прошла к столу, присела, спрятала руки на коленях. Всматривалась в лицо женщины, недоумевая по какой причине я здесь.
– Спасибо, что пришли. Я хочу поблагодарить Вас за заботу о нашем садике. Это так неожиданно, приятно…
– Подождите. – Я остановила поток непонятных слов,
– О чём вы? Что случилось?
– Ну как же. У нас появился спонсор, о котором можно только мечтать. Сегодня приезжал представитель отца Никиты. Нам спонсируют новый забор, установку. Вот.
У меня зашумело в голове.
Так, понятно. Марк решил взять меня в клещи со всех сторон. Добрался до садика, мне ничего не сказал. Мог бы предупредить. Вдруг меня как ошпарило мыслью:
– Я должна поставить вас в известность, – я смотрела в лицо заведующей, тщательно подбирая слова,
– Отец Никиты и вправду замечательный человек. Однако, есть огромное "но"! Никита ничего не знает о своём отце. Никого не касается почему.
Я смотрела в лицо заведующей, она внимательно слушала меня не сводя глаз и не перебивая. Я продолжила:
– Я прошу вас, нет, я требую, чтоб новость о вашем заборе никак не коснулась ушей моего сына. Я уверенна, сейчас пойдут сплетни среди воспитателей как это так, фамилия у ребёнка одна, у отца другая…
Я не успела договорить, заведующая перегнулась через стол, мягко коснулась меня рукой:
– Жанна Сергеевна. Вам не о чем беспокоиться. Я всё поняла.
Я вышла из кабинета, ноги дрожали. Смотрела, как одевается мой мальчуган, а у самой тревожно колотилось сердце. Почему мужчины думают только о себе. Забор этот дурацкий придумал.
Собственно я понимала, что нарисовала детективную историю, однако я отлично знаю, на что способны женские языки. Всем же любопытно почему Никита ходит в старенький непристижный садик, а его папа заборы дарит. Вот и "постелила соломку", чтоб не стали ребёнку вопросы про папу задавать.
Пробирались с Никитой к машине как по накатанному катку. Я крепко держала сына за руку, он постоянно скользил. Мы уже подошли к машине, когда он подёргал меня за рукав:
– Ой, мама, смотри.
Я оглянулась. У заднего колеса в темноте сидел маленький комочек. Я бы не заметил его, если бы не Никита. Сан присел возле щенка, гладил его, что то приговаривал. Я осмотрелась. Темно, ничего не видно. Кругом кусты. Откуда он взялся, этот щеночек.
– Мама, давай его возьмём. Смотри, как ему холодно. Мама, пожалуйста! Мне тогда никаких игрушек больше в жизни будет не надо. И я кашу буду есть и зарядку буду делать.
Сын скороговоркой давал опрометчивые обещания, пора было его остановить.
Однако, что я буду делать с этим поскуливающим заморышем, который был уже в руках сына. На меня смотрели две пары глаз из темноты.
Усадила Никиту в кресло. Сняла свою вязаную шапку, засунула в неё дрожащий комочек шёрстки, дала в руки Никитке:
– Держи своего найдёныша.
Вот правильно говорят. Хочешь отключиться от проблем, заведи себе козу. В данном случае подбери щенка.
– Что, сынок, сначала давай поедем в ветеринарную клинику, покажем твоего дружка врачам. Да?
– Ага! – из зеркала заднего вида на меня смотрели благодарные глаза.
Загуглила, нашла что поближе. "Поближе" оказалось приличным крюком со всеми вытекающими сюрпризами обледеневшей дороги. Врач, молодой улыбчивый парень разговаривал с Никитой, держателем чего то лохматого и скулящего в моей шапке. Спросил, как зовут пациента. Никита назвал клубок недоразумения "Тишкой".
Я села и наблюдала за всем со стороны, успев шепнуть доктору " Ни в чём себе не отказывайте. В разумных пределах"
Никита смотрел за манипуляциями доктора, внимательно слушал. Наконец, нас отпустили, снабдив списком чего делать и как. Лекарствами, каплями от блох, кучей чего то ещё. Назначили время следующего визита. Мы всей компанией отправились домой.
Не успели войти в квартиру, Никита поставил обувь ровно на полочку, а не как всегда поперёк коридора, вымыл руки без напоминания – тут у меня открылся рот от удивления. Вот она мотивация!
Тишка отогрелся и задал нам жару. Он непрерывно скулил. Я перечитала кучу рецептов приготовления еды для щенка, возилась с ним пока купала, сушила. Блин, я ему только песенку на ночь не спела.
Наконец, наступил тот самый счастливый миг, когда стало тихо. Никита спал на своей кровати. В маленькой однокомнатной маминой квартирке не было места для особой мебели. В своё время, когда я беременная вернулась к маме, кровать сделали из деревянного топчанчика, купив на него приличный матрас и покрывало. Он отлично смотрелся и, кстати, был удобным… Там спала мама, а я с Никитосом на диване. Теперь Никита оккупировал тапчан, Тишка так и спал в моей шапке рядом со своим маленьким хозяином.
Думала, я замертво свалюсь в сон, как только доберусь до подушки. Но нет. Сна как не бывало. Я уставилась в потолок, передо мной кадрами моего фильма проносились впечатления за день. Аэропорт, Марк, долгая дорога домой, обледеневший город. Садик, лицо заведующей, маленький пёсик. Как в этот день уместилось столько всего.
Я улетела в чувственную секунду сегодняшнего поцелуя. Мимолётного касания моих губ мужчиной, всего сутки назад значившегося в списке врагов. Возглавлявшего этот список.
Я вдруг подумала о том, что все эти годы исправно подкладывала дрова в костёр своих переживаний. У меня не было вообще никакой информации о Марке, о его семье. Да она и не была мне нужна. Я сама себе её придумывала, каждый день что то фантазировала, распаляя свою обиду ещё больше.
Я ведь и сейчас толком не знаю что там у него произошло. Самое удивительное, теперь и знать не хочу. Раз он выбрал ту женщину, значит в тот момент она была лучше? А главное, он параллельно был с нами обеими. Вот с чем я смириться не могу. Он из её объятий приходил в мои а на завтра снова смена тел?
Я вернулась к мыслям, которые сушили меня столько лет, странно, мне сейчас не было так больно. Может бвть потому, что я в душе понимала, что выиграла. Что я лучше. Сейчас мужчина кается, просит прощения. Разве не этого я хотела? Хотела, получила. Почему же я не чувствую удовлетворения?
Не спалось. Я встала, подошла к тёплой компашке на тапчанчике. Поцеловала вихрастую макушку сына, погладила свернувшегося в бублик щенка.
Вышла на кухню, достала турку, сварила кофе. Посмотрела на часы. Скоро рассвет, а я не спала.
Вернулась на диван, подобрала под себя ноги, пила кофе, смотрела в черноту ночи. Взгляд упал на полку с Никитиными книжками.
Задумалась, о детских сказках. Там всё заканчивается свадьбой, а дальше?
Вот и я в размышлениях. Ко мне вернулся потерянный принц, просит прощения, готов искупить своё злодейство. А мне, принцессе Жанне Ивановой как быть. Я получила то, что хотела. А дальше сценарий не придумала, так и зависла на последней страничке сказки. Я всё рылась в себе и рылась, пыталась найти чего же хочу я лично. Вот в данный момент, чего я хочу?
И я поняла. Я хочу быть единственной настолько, насколько этого не случилось у нас с Романом.
" Наши воспоминания из песка" – так он мне кажется сказал. Как точно. Я толком и вспомнить ничего не могу. Просто тяжёлый пласт обиды из этого песка.
Может быть и вправду надо дать возможность прорасти сквозь него маленькому росточку второй попытки. Я и Марк связаны вон тем вихрастиком, что сладко сопит, сложив ладошки под щёчкой. Может быть и вправду мне надо оторвать от себя приросший к коже мешок обид и попытаться жить дальше. Может быть. Пока не знаю.
Я наконец уснула, ночь укутала меня в одеяло дрёмы, дав наконец покой измученному сердцу.







