Текст книги "Если любишь"
Автор книги: Анна Делайл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Глава 12
Предрассветное небо едва начало светлеть, когда Табиту разбудили доносившиеся с улицы шум и голоса.
Они приехали на Беркли-сквер вчера поздно вечером, и после шестичасового путешествия в дорожной карете леди Хантли девушка буквально валилась с ног от усталости. Немного поев, она с трудом добралась до кровати.
Она хорошо выспалась и чувствовала себя отдохнувшей, посвежевшей и полной сил. Отбросив одеяло, девушка соскочила с кровати и босиком подбежала к окну. Увиденное ее поразило до глубины души. Затерявшийся на равнинах Англии городок Уоррик показался ей огромным. Множество плоских крыш, бесчисленные дымовые трубы, а по улице, несмотря на столь ранний час, куда-то спешат люди, скорее всего по важным делам.
Забираться обратно в постель Табите расхотелось. Она ополоснула над тазом руки и лицо водой из кувшина, нисколько не обеспокоившись тем, что он простоял у нее на ночном столике всю ночь и вода в нем давно остыла. Умывшись, Табита подошла к массивному дубовому шкафу, в который прошлой ночью повесили ее вещи. Почти вся мебель в комнате, да и во всем доме, как она успела заметить, была старинной и массивной. Однако мрачным дом не казался благодаря изысканным тканям и обоям. В комнате Табиты преобладал розовый цвет, нежного светлого оттенка, который как нельзя лучше оттенял темное дерево мебели. Кто-то поставил на ее ночной столик вазу с тюльпанами.
В прекрасном настроении Табита надела свое любимое муслиновое платье, подаренное Амелией, уже не новое, но желтый цвет был Табите к лицу. Одернув юбку и оглядев себя со всех сторон в зеркало, девушка спустилась на первый этаж.
Вскоре из своей спальни выплыла хозяйка и, бросив взгляд на Табиту, заявила, что платье никуда не годится. Девушка замечательно провела утро в компании Доминика, который показывал ей дом и все его укромные уголки, и совершенно не была готова к такому повороту событий. Леди Хантли, поинтересовавшись, хорошо ли Табита спала, сообщила ей, что после обеда они отправятся к портнихе леди Хантли на Братон-стрит.
– Для Уорикшира это платье еще сгодится, но в Лондоне в нем появляться нельзя. Да и в остальных твоих платьях тоже, – добавила она тоном, не терпящим возражений.
– Я знаю, у меня скромный гардероб, – стала оправдываться Табита, – но есть пара вполне приличных платьев. Тем более что я недолго пробуду здесь.
Они сидели в зале для приемов, выходившем прямо на площадь перед домом. Здесь леди Хантли предпочитала проводить первую половину дня. Частенько, взяв с собой книгу или шитье, она устраивалась у окна в своем любимом кресле, подкладывала под спину подушечку и с удовольствием наблюдала за торопливой жизнью улицы, подставив лицо проникавшим в комнату солнечным лучам, чтобы оно приобрело более живой цвет. Как и многим женщинам, некогда радовавшим глаз своей красотой, Памеле Риз ничего не оставалось, как вздыхать об ушедшей молодости. Табита должна выглядеть блестяще, решила леди Хантли.
– Не упрямься, Табби. Поедем к портнихе. Ты не можешь появляться в таком виде.
– Но я не хочу, чтобы вы тратились на меня, – стояла на своем Табита. – Я не для этого приехала в Лондон.
– Подумай о маминой репутации, – вмешался в разговор Доминик. – Знакомые сочтут ее скрягой, если ты будешь плохо одета.
Табита густо покраснела. Заметив это, Доминик поспешил добавить:
– Табби, не расстраивайся. Ты очаровательна в любом наряде. Но мама права, ты не можешь появляться в городе вместе с ней, одетая как бедная родственница.
– Вы ко мне очень добры. И я сделаю, как вы просите. Но должна знать, сколько вы на меня потратите, чтобы потом вернуть долг.
Доминику не пришлось делать матери знаки, чтобы она не возражала. Леди Хантли была умной женщиной и согласилась с условием Табиты.
После обеда леди Хантли повезла девушку к своей портнихе, мадам де Вальме, считавшейся одной из лучших в Лондоне. Табита интересовалась ценой каждого платья, которое примеряла, не замечая взглядов, которыми обменивались мадам с графиней, и была поражена тем, как дешево стоят такие модные и дорогие на вид вещи.
Они купили у мадам де Вальме три дневных и два шелковых платья и целую кучу аксессуаров женского туалета. Леди Хантли удалось уговорить Табиту принять в качестве подарка бальное платье из белой парчи, которое она ей заказала. Девушка никак не могла понять, зачем ей такое роскошное платье, куда она в нем будет ходить.
Вернувшись на Беркли-сквер, леди Хантли с Табитой расположились в Желтой гостиной, чтобы не спеша выпить по чашке чаю. Гостиная в этот час вполне оправдывала свое название благодаря солнечному свету, лившемуся сквозь эркеры.
Табита подумала, что в такой уютной комнате она еще не бывала, и наслаждалась, сидя в обтянутом бархатом кресле с чашкой ароматного чая в руке, беседуя с леди Хантли. Не прошло и десяти минут, как дверь распахнулась и в комнату влетела Люси.
– Доминик мне сказал, что ты здесь, но я подумала, что это шутка. Табби! Как замечательно, что ты приехала!
Она крепко обняла подругу и расцеловала в обе щеки. Затем отступила на шаг и оглядела Табиту с ног до головы.
– Выглядишь ты просто замечательно! Вся светишься. Тебе понравился Лондон?
Табита поставила чашку тонкого китайского фарфора на низенький чайный столик около кресла.
– Очень понравился, – расплылась она в счастливой улыбке. – Твоя мама и Доминик так хорошо ко мне относятся.
Леди Хантли поднялась с кресла и поцеловала дочь в щеку.
– Откуда ты узнала, что мы приехали, дорогая?
– Я встретила Доминика, буквально столкнулась с ним нос к носу в парке! Как только он мне сказал, что Табби приехала вместе с вами, я сразу примчалась сюда. Мама, можно я заберу Табби с собой? Мы с ней так долго не виделись, нам надо о многом поговорить!
– Пожалуйста, дорогая. Если, конечно, Табита не возражает.
Люси подняла Табиту с кресла и увлекла за собой. На пороге она обернулась, пообещала скоро вернуться, и девушки выпорхнули в коридор. Графиня не сдержала улыбки, глядя на них. Обе очаровательные, юные, обе красавицы, одна брюнетка, другая блондинка.
Ростом Люси была выше матери и на пару дюймов выше Табиты. Стройная фигурка, чистая кожа, пышные белокурые локоны, обрамлявшие миловидное личико, радовали глаз. К тому же она была богата и еще в прошлом сезоне обратила на себя внимание.
Однако замуж вышла только в начале этого года, хотя на свое восемнадцатилетние получила больше дюжины предложений руки и сердца. Однако она искала того, кого смогла бы полюбить всем сердцем, и встретила его лишь в самом конце сезона. Все подробности своего замужества Люси обрушила на Табиту, едва они вошли в ее спальню.
Девушки лежали на кровати и живо обсуждали эти важнейшие события. Люси влюбилась в Пирса Карлайла с первого взгляда. Она сообщила Табите, что он был идеален во всем и, что самое удивительное, безумно влюбился в нее.
– Ничего удивительного, – промолвила Табита. – Уверена, ты успела разбить не одно сердце.
– Нет, что ты! – рассмеялась Люси. – Ну может быть, два или три, не больше. Ты на себя посмотри, Табби. Красавица! Уверяю тебя, в свете ты будешь иметь колоссальный успех.
– Люси, что за глупости! При чем здесь я?
– Как при чем? Да ты красивее всех дебютанток, которых я когда-либо видела!
Табита густо покраснела.
– Ты мне бессовестно льстишь. Но я не в поисках мужа сюда приехала!
– Не в поисках мужа? Но почему?
– Я рада побывать в Лондоне, увижу много нового, впечатлений хватит на всю жизнь. Я безмерно благодарна твоей маме за то, что она взяла меня с собой. Но я сама должна зарабатывать себе на жизнь. Я не вашего круга, и ты хорошо это знаешь.
Люси заметила печаль в глазах подруги и чмокнула ее в щеку.
– Не говори ерунды, Табби, – мягко упрекнула она девушку. – Мы найдем тебе богатого мужа, и ты будешь счастлива.
Табита по опыту знала, что Люси не переспоришь, и не сказала больше ни слова.
Люси неожиданно сменила тему и начала расспрашивать подругу о семействе Монтекью.
– Доминик ничего не рассказывает, сказал только, что вынужден был забрать тебя к нам. Что произошло? Ты сбежала?
– Выходит, что так, – согласилась Табита. – Все произошло из-за Ричарда. К тому же тетя Монтекью хотела насильно выдать меня замуж.
– Какой ужас! – воскликнула Люси. – Настоящее варварство! А за кого? Ты его знаешь?
– За Джосая Теккерея, викария его преподобия Холла.
– Джосая Теккерей? – нахмурилась Люси. – Не тот ли это кошмарный тип с глазами словно буравчики?
– Он, – усмехнувшись, кивнула Табита. – Тетя сказала, что я должна плакать от счастья и с радостью принять предложение столь достойного джентльмена, прельстившегося моей молодостью и забывшего о том, что я нищенка.
– Святый Боже! – возмущенно воскликнула Люси. – Она так и сказала? Впрочем, она всегда попрекала тебя бедностью, хотя все, вместе взятые, Монтекью не стоят даже твоего мизинца.
– Короче говоря, я ему отказала.
– Еще бы! А что Ричард?
– Это случилось на торжествах по поводу помолвки Амелии. Он попытался… он угрожал мне насилием, и тогда Доминик увез меня в Аббатство.
В первое мгновение потрясенная Люси не нашлась даже что и сказать.
– Господи! Он тебе что-нибудь сделал?
– Нет, почти ничего. Он меня ударил вот сюда, – Табита прикоснулась рукой к щеке, – но до этого я сама его ударила, и тогда он принялся изо всех сил бить меня головой о стену. Это было ужасно, у меня все поплыло перед глазами, и я не смогла сопротивляться.
– Ричард Монтекью всегда был самой мерзкой тварью на свете, – в сердцах произнесла Люси. – Да как он посмел… У меня просто в голове не укладывается. – И тут Люси вдруг весело воскликнула: – Ну-ка расскажи, как удалось Доминику тебя увезти! Он подрался с Ричардом?
Табита поняла, что Люси не оставит ее в покое, пока обо всем не узнает, и рассказала, как было дело, хотя вспоминать об этом было тяжело.
Когда Табита закончила, Люси в восторге захлопала в ладоши:
– Как романтично! Доминик вырвал тебя прямо из когтей этого негодяя! – промолвила Люси и вздохнула: – Со мной ничего подобного не случалось…
– Люси! – Потрясенная Табита села на постели. – Хороша романтика. Ричард пытался надо мной надругаться, безжалостно избил! Ты сама не знаешь, что говоришь, честное слово!
– Так ведь Доминик подоспел вовремя…
– Да, подоспел. И сломал челюсть Ричарду, и хотя я не выношу этого негодяя, но мне даже думать не хочется о том, что Доминик с ним сделал.
– Конечно, конечно, Табби. – Люси с нежностью посмотрела на подругу. – Но сейчас ты уже хорошо себя чувствуешь? Не скучаешь в Лондоне с мамой и Домиником?
– Конечно, нет! Они с такой любовью ко мне относятся!
Люси бросила на нее задумчивый взгляд:
– Доминик к тебе всегда относился с любовью.
– Да, – согласилась Табита, покраснела, опустила глаза и принялась поправлять ленты, украшавшие лиф ее платья.
От Люси не ускользнуло смущение подруги, и она начала рассказывать Табите о танцевальных вечерах и балах, куда они будут вместе ходить. Через несколько минут у Табиты голова пошла кругом от обилия сведений и подробностей, и она запросила у Люси пощады.
– И вот еще что, Люси. Не забывай, пожалуйста, что я хочу найти какую-нибудь работу. У тебя много знакомых. Может быть, кому-нибудь нужна гувернантка для маленьких детей? Со старшими я сейчас вряд ли справлюсь.
Люси посмотрела на подругу. Та говорила вполне серьезно.
– Табби, ты всегда была не от мира сего. Впрочем, если это тебе очень нужно, попытаюсь помочь. Напишу моей старой знакомой, директрисе мисс Бошан, впрочем, не знаю, примет ли она мою рекомендацию.
– Люси, пожалуйста, напиши! – обрадовалась Табита. – Буду тебе благодарна. Я уже хотела дать объявление.
– Не делай этого, – сказала Люси. – Доминик знает о твоих намерениях?
– Да, сказал, что из меня получится очень хорошая учительница, – с гордостью ответила Табита.
Люси с удивлением уставилась на нее, и на губах ее появилась лукавая улыбка. Табита не знала, что задумала ее подруга, иначе пришла бы в неописуемый ужас.
Табиту закружил водоворот визитов, чаепитий и балов, как это бывает во время лондонского сезона. Девушку сопровождала леди Хантли. Табите и во сне не снилось, что ее будут чуть ли не каждый день приглашать на торжественные приемы, мужчины неизменно одаривали ее своим вниманием. Все было так, как говорила Люси.
Табиту постоянно окружали молодые джентльмены, которые ловили каждое ее слово. Поначалу она смущалась, но потом привыкла и получала массу удовольствия с ними. Ей нравились их изысканные манеры и утонченная лесть.
Из всех ухажеров три джентльмена проявляли особую настойчивость. Они появлялись чуть ли не на каждом званом вечере, которые посещала Табита, и старались держаться поближе к ней. Среди троих выделялся достопочтенный Максвелл Деннисон, поэт и мечтатель, он был не очень словоохотлив, но иногда отпускал такие комплименты, что Табита с трудом скрывала свое восхищение.
Максвелл Деннисон боготворил лорда Байрона – его отрешенную задумчивость, взлохмаченные темные кудри, манеру одеваться – и стремился во всем ему подражать. Писал стихи, но ни одного пока почему-то не посвятил Табите. Люси уверяла ее: что это дело нескольких дней.
Второй обожатель Табиты, мистер Перегрин Коули, был долговязым и нескладным, с яркими голубыми глазами. Табите казалось, что они почти ровесники, и он увлекся ею лишь потому, что она уделила ему больше внимания, чем остальные. Поощрять юношу она не хотела, но отвергнуть его не могла, опасаясь ранить его юную душу.
Третьим был Фредерик Каннингем, самый серьезный и самый скучный из ее поклонников. Этот коренастый, среднего роста рыжеволосый джентльмен был старше достопочтенного Максвелла и мистера Коули, но ему было не больше тридцати. Безмятежное спокойствие и поразительное самообладание заставляли Табиту считать его самым опасным из всех троих, потому что видела в нем серьезного претендента на ее руку, и это приводило ее в неописуемый ужас.
Никто, разумеется, не станет заставлять Табиту выходить замуж против ее воли. Но ей не хотелось причинять страдания тому, кто, возможно, влюбился в нее, и она надеялась, что ей удастся охладить его пыл, пока не поздно.
Глава 13
К счастью, по утрам приемы не устраивали, и это время девушка проводила с Домиником.
Однажды утром он предложил девушке съездить с ним в знаменитый Гайд-парк. Табита пришла в восторг и буквально взлетела на второй этаж к себе в комнату, чтобы переодеться для прогулки. Перерыв свои вещи, она выбрала яблочно-зеленое в белую полоску платье из муслина, ее любимое. Посмотревшись в зеркало, осталась довольна и выбежала в коридор. Но тут же вернулась за шляпкой, которую ей подарила Люси.
Доминик дожидался ее в прихожей, он похвалил девушку за то, что она так быстро собралась, и, шагнув к ней, поправил чуть сбившуюся набок шляпку.
На днях он наконец получил извещение о своем увольнении из полка и мог теперь не носить военную форму. Сейчас на нем были светло-серые панталоны в обтяжку и голубовато-серый сюртук. Галстук завязан простым узлом, но весьма умело и заколот неброской золотой булавкой. На пальце – небольшой перстень с печаткой. В отличие от многих молодых людей Доминик не носил модных тогда карманных часов и цепочек на поясе.
Он взял ее за руку и свел по ступеням парадной лестницы к ожидавшему их изящному двухместному фаэтону, запряженному лошадьми, которых держал под уздцы конюх. Табита с опаской посмотрела на фаэтон, он показался ей слишком высоким, но как только Доминик подал ей руку и помог забраться внутрь, ее опасения как рукой сняло, и она с радостным волнением принялась осматривать окрестности. Вскоре она поняла, что едут они не к парку, и вопросительно на него посмотрела.
– Я хочу сделать тебе сюрприз, – сказал он, обернувшись к ней. – Я думаю, ты останешься довольна. Впрочем, следовало тебя предупредить о том, что, по общему мнению, место, куда мы сейчас направляемся, не представляет никакого интереса.
Табита улыбнулась. Она понятия не имела, куда он ее везет, но полностью доверилась ему.
Спустя некоторое время кони свернули на Куин-Энн-стрит. В этой части Лондона Табита еще не была и догадаться, куда они едут, просто не могла.
Остановились они у дома номер 47, и Доминик, соскочив на тротуар, помог Табите выйти из экипажа. Девушка озадаченно посмотрела на молодого человека, после чего перевела взгляд на обветшавшую дверь, перед которой они стояли.
– Что это за дом? – с любопытством спросила она. – Здесь живут твои знакомые?
– Нет, Табби, мои знакомые здесь не живут. Это галерея. Галерея и в то же время дом. Я подумал, что тебе будет интересно побывать на этой выставке. Ведь, несмотря на неказистый вид этого здания, Тернер хранит здесь свои самые лучшие картины. Это его собственная галерея.
– Тернер? – изумленно переспросила Табита. – Сам Тернер! И ты привез меня в его галерею?
Увидев на ее лице радость, Доминик заулыбался.
– Как вижу, я тебя не разочаровал.
– Разочаровал? Господи, Доминик, я столько читала о его замечательной живописи, поразительной технике и его таланте. Но никогда не видела его картин. Даже не мечтала увидеть! Но чего мы ждем? Туда можно войти?
Они подошли к входу. Доминик дернул за ржавую цепочку, и за дверью зазвенел звонок. Дверь распахнулась, и на пороге появился худощавый старик в поношенной одежде.
Доминик протянул ему руку:
– Мистер Тернер… старший, как я понимаю? Меня зовут Хантли, а это мисс Монтекью.
Старик широко улыбнулся и жестом пригласил их войти.
– Доброго вам утра, сэр. Уильям сказал, что вы сегодня придете. Входите, входите же!
Он посторонился, пропуская их в дом, и указал на чуть приоткрытую дверь в конце коридора.
– Он там, – сказал мистер Тернер-старший. – Работает, как всегда, но просил, как только вы придете, сразу провести вас к нему.
Он прошел вперед по короткому коридору, распахнул дверь и пригласил гостей войти в святая святых – мастерскую его сына.
Художник сидел перед мольбертом, стоявшим возле окна так, чтобы на него падал свет. Он держал кисть, но не притрагивался к холсту, на вошедших не обратил никакого внимания, поглощенный изучением незаконченной картины.
На шум шагов он повернулся и встал. У него было поразительное сходство с отцом. Такого же высокого роста, такого же сложения, только чуть поплотнее, мелкие черты лица, крупный нос. Старший Тернер был словоохотливым и добродушным, чего не скажешь о сыне. Поджав губы, он равнодушно посмотрел на вошедших. Табита испугалась, что Доминик сейчас возмутится неподобающим высокомерием, которое этот простолюдин, сын цирюльника, посмел проявить по отношению к нему.
Однако Доминик выглядел умиротворенным и даже слегка улыбался и поприветствовал художника почтительным поклоном, после чего представил ему Табиту.
– Мистер Тернер, позвольте вам представить моего друга мисс Монтекью, талантливую, самобытную художницу, которая выразила неподдельный и глубокий интерес к вашей галерее.
Табита густо покраснела. Ее, самоучку, представить талантливой художницей стоявшему перед ними гению. Тернер заметил ее растерянность и смущение, и губы его тронула легкая улыбка.
– Очень рад познакомиться, мэм, – проговорил он с поклоном. – Отец проводит вас в галерею, и можете оставаться там, сколько пожелаете.
Он повернулся к ним спиной и снова сосредоточил все внимание на стоявшем перед ним холсте. Доминик и Табита вышли из мастерской.
Отец художника повел их по темной узкой лестнице. Табита шла впереди, и Доминик наблюдал, как при каждом шаге девушка приподнимает юбки, настолько грязно было под ногами.
В галерее тоже было грязно. Полы заляпаны и истерты, обои в пятнах, давно не мытые окна почти не пропускали света. Груды рисунков и набросков небрежно рассованы по коробкам и большим папкам, у стены громоздятся картины. Здесь было великое множество кошек. Они шныряли по галерее, распространяя свой особый кошачий дух.
Табита, однако, не замечала ни грязи, ни запахов, на лице ее было написано восхищение. Она один раз медленно обошла комнату, затем второй, еще медленнее, замирая у каждой картины.
– Как это ему удается? – спросила она скорее себя, чем Доминика. Ее внимание привлек холст с изображением сияющего бездонного неба над гладью бескрайнего моря в сероватых, полупрозрачных тонах, и было почти невозможно различить границу между небом и водой, на которую золотистым пятном падал солнечный луч.
Доминик ответил с улыбкой:
– Мне это не дано знать, я полнейший профан в живописи. Могу сказать лишь одно: художник необычайно талантлив, и все картины мне нравятся.
– Он просто чудо, – прошептала завороженная Табита.
Прошло довольно много времени, прежде чем Доминик увел ее из галереи, пообещав снова привести сюда. Они сердечно поблагодарили отца художника, но с Тернером не попрощались, чтобы лишний раз не отрывать его от работы.
На обратном пути Табита стала благодарить Доминика.
– Пойми, – сказал в ответ Доминик. – Я очень люблю его живопись и пользуюсь любым удобным случаем, чтобы наведываться сюда почаще.
– А как ты приглашение получил? – поинтересовалась Табита. – Я читала, что Тернер неохотно пускает в свою галерею посетителей, чаще всего отказывает тем, кто его об этом просит. Твое положение в свете не имеет для него никакого значения.
– Разумеется. Титул и богатство ничто в сравнении с его даром. Но я написал ему письмо, очень тактичное и убедительное. Он почти сразу мне ответил.
Жаль, что он не унаследовал хотя бы немного обаяния своего отца. Старик – прекрасный человек.
– Мне тоже так показалось, – согласилась Табита и с улыбкой спросила: – Ты видел, сколько там кошек?
– Видел. И грязь тоже видел.
Табита поморщилась:
– Почему он не держит прислуги? Это вряд ли разорило бы его.
Доминик рассмеялся:
– Вот уж не думал, что ты это заметила! Ты целиком была поглощена его картинами…
– Я же не слепая, верно? Хотя должна признаться, очарована его полотнами. Господи, Доминик, чего бы я не отдала за такой талант, как у него! За то, чтобы все видеть, подмечать и переносить на холст. У меня двоякое чувство. Хочется прямо сейчас броситься к мольберту и попробовать те сочетания красок, которыми пользуется он. Но смогу ли я после того, что увидела, смотреть на свои примитивные рисунки?
– Табби, учись на том, что увидела, а отчаяние и неуверенность гони прочь.
Ее лицо просветлело, и она тепло ему улыбнулась:
– Прости меня, пожалуйста, неблагодарную! Я так и сделаю.
Едва они въехали в парк, как Доминик натянул вожжи и пустил лошадей шагом. В этот час здесь было мало экипажей и еще меньше гуляющих. Почти каждый их приветствовал. Кто улыбкой, кто взмахом руки или парой приветливых глаз.
– Тебя почти все знают, – сказала Табита. – А ведь все последние годы ты был за границей.
– Но я несколько раз приезжал на побывку, – объяснил он. – И ты должна помнить, что все сливки общества непременно должны выведать, кто ты и какое у тебя состояние. Не будь я богатым наследником, никто не обратил бы на меня внимания.
– Но я не имею никакого богатства, а относятся ко мне все по-доброму чуть ли не с первого дня, как я сюда приехала, – возразила Табита. – Неужели только потому, что мы с тобой в дружеских отношениях?
Доминик увидел в ее прелестных глазах горькое разочарование. Мысленно обругав себя за оплошность, он поспешил ответить:
– Вовсе нет. Незамужняя молодая дама не может появляться в обществе без компаньонки. Но после того как тебя всем представили, необходимость в компаньонке отпала. Разве ты не привлекла внимания многочисленных поклонников?
Словно в подтверждение его слов к ним приблизился тильбюри, открытый двухколесный экипаж, сидевший в нем джентльмен приветственно помахал рукой. Доминик, узнав Максвелла Деннисона, обернулся к Табите:
– Если хочешь, можем остановиться. Или предпочитаешь разочаровать господина?
– Сама не знаю, – неуверенно протянула Табита. – Скорее нет, но… Остановись, Доминик, пожалуйста! Мне не хочется его обижать.
Доминик натянул вожжи, откинулся на сиденье и с интересом наблюдал за достопочтенным Максвеллом.
– Мисс Монтекью, – промолвил Максвелл, глядя на девушку с нескрываемым восхищением. – Как хорошо, что мне пришла в голову мысль поехать сегодня в Гайд-парк подышать свежим воздухом!
Табита вежливо кивнула.
– Смею ли я надеяться увидеть вас сегодня на званом вечере у леди Резерфорд?
– Да, – застенчиво ответила Табита. – Мы там будем.
Услышав слово «мы», поклонник бросил хмурый, исполненный ревности взгляд на Доминика. Тот ответил ему легкой усмешкой, что могло означать либо безразличие, либо откровенную насмешку. Максвелл пришел в ярость и зло посмотрел на Табиту.
– Значит, вечером увидимся снова. Мы все.
Табита прикусила губу и опустила ресницы, не решаясь ответить. Она знала, что несправедливо и жестоко насмехаться над ним, и всем сердцем надеялась, что на ее лице он прочтет лишь выражение робости. И действительно, когда он попрощался и тронул тильбюри с места, ни в его голосе, ни во взгляде девушка не заметила обиды.
Когда Максвелл отъехал на порядочное расстояние, Табита, смеясь, посмотрела на Доминика.
– Бедный Максвелл, он так неловко себя чувствовал!
– Осмелюсь заметить, он нашел мое присутствие более чем неуместным, – хмыкнул Доминик, веселившийся в душе не меньше Табиты. – У меня сильное подозрение, что больше всего Максвеллу хотелось пустить мне кровь.
– Ты на самом деле так думаешь? – изумленно спросила Табби и, помолчав, добавила: – Пожалуй, ты прав. Он готов был испепелить тебя взглядом. – В глазах ее запрыгали смешинки. – Теперь я вижу, что вы, сударь, обладаете всеми достоинствами, о которых он тайно мечтает.
– Ничего подобного, – возразил Доминик. – Ему не дают покоя наша дружба и наше общение. Душу ему терзают.
– О Господи! – вздохнула Табита. – Бедный Максвелл. Я об этом и не подумала.
– У Деннисона такое самомнение, что вряд ли он позавидует моей внешности, верно?
Табита не сразу поняла, о чем, собственно, он говорит, когда же до нее дошел смысл его слов, рассердилась.
– Ты просто глупец, Доминик, и если Максвелл тебе не завидует, то мне его жаль. Пусть остается в блаженном неведении! – Табита смутилась и умолкла.
Доминик, глубоко тронутый ее верностью, снова улыбнулся и ласково коснулся ее щеки.
– Не расстраивайся, Табби. Никого из нас незачем и не за что жалеть. Ты же знаешь, я просто несокрушимый, а что касается Деннисона, то он прославился тем, что то и дело влюбляется, чтобы тут же разлюбить, и проделывает это так часто, что у другого голова кругом пошла бы.
Табита продолжала хранить молчание. Неужели Доминик думает, что она жалеет его? Здесь она едва замечала шрам на его щеке, даже когда смотрела ему в лицо. Но как ему об этом сказать?
Когда они выезжали из парка, Доминик заметил, что двое мальчишек торгуют весенними цветами, остановил фаэтон и соскочил на землю. Монеты перешли из рук в руки, и он, усевшись обратно, высыпал Табите прямо на колени только что срезанные крокусы.
– Ой! – воскликнула она, порозовев от удовольствия. Отвлекшись от своих тягостных мыслей, она поднесла цветы к лицу и с наслаждением вдохнула их нежный аромат. – Спасибо, – прошептала она. – Большое спасибо. Они такие красивые, я думала, они уже отцвели, как хорошо, что ты их заметил!
Пока они ехали, Табита не сводила глаз с крокусов. Доминик вспомнил, что это ее любимые цветы. Можно было бы придать этому подарку романтический смысл, но она сказала себе, что это будет самой большой глупостью с ее стороны. С таким же успехом он мог купить эти цветы для своей матери или сестры. И все же Табита решила засушить один цветок между страницами книги. На память.
