355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анна Данилова » Незнакомка до востребования » Текст книги (страница 3)
Незнакомка до востребования
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 02:17

Текст книги "Незнакомка до востребования"


Автор книги: Анна Данилова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

7

Решив, что Марина могла просто-напросто вернуться к себе домой, в Камышин, к матери, по каким-то своим причинам, Максим Караваев, сильно досадуя на себя за то, что в свое время не поинтересовался домашним телефонным номером дочери, попросил своего друга, служащего в полиции, помочь ему в этом вопросе.

– Послушай, Сава, я твой должник, – благодарил он его по телефону, разглядывая только что нацарапанный им на листке бумаги заветный камышинский номер. – Что ни говори, а иногда и от полиции бывает толк.

– А я уже давно не работаю в полиции, вернее, тогда еще она была милицией, когда я уволился, – сообщил ему Савелий Головко, и в голосе его Максим уловил какую-то даже радость. Или же ему это только показалось?

– А чего так радуешься? Где же ты тогда обитаешь?

– Занимаюсь частным сыском, работаю, так сказать, на себя.

– И как? Не прогадал?

– Да ты что?! Ты не представляешь себе, сколько у меня клиентов! Люди богатеют, сами не знают, чего хотят. Мужья заказывают слежку за женами, жены – за мужьями, потом разного рода информацией интересуются, прежде чем взять кого-нибудь партнером в свой бизнес. Люди стали умнее, осторожнее…

– Значит, если что, и я могу обратиться к тебе за помощью?

– Без вопросов. Всегда помогу и скидку тебе сделаю.

Максим попрощался с Савелием и, набравшись решимости, позвонил в Камышин.

Много лет тому назад, в своей прошлой жизни, он без сожаления расстался с женщиной, которую не любил, но с которой, однако, прожил целый год под одной крышей. Ее звали Галина. Он знал, что и она его тоже не любит и что живет с ним уже давно по инерции, но разорвать отношения никто из них первым не решался. Оба учились, встречались дома лишь поздно вечером, молча ели и ложились спать. И в один прекрасный вечер Максим не вернулся домой, заночевал у другой женщины, да так потом у нее и остался. Она была старше его на целых десять лет, ничего от него не требовала, возможно даже, любила его. А Галина, узнав об этом, написала ему письмо, в котором говорилось, что она уезжает и что ей жаль потраченного на него времени. Еще сообщила, где он сможет взять свой багаж. И долгое время он о ней ничего не слышал. И вот в прошлом году, совершенно случайно, их общий знакомый, Егор Гольцев, который был в его городе проездом, сообщил Максиму, что у него растет дочь. Вернее, что уже выросла, стала настоящей красавицей. Что ей уже двадцать четыре года, она живет с матерью и отчимом в Камышине. И что, скорее всего, даже и не знает, кто ее настоящий отец.

Максим тогда несколько ночей не спал, все представляя себе, какой должна быть его дочь. Какие у нее глаза, какое лицо, волосы, характер. А потом сел на машину и поехал в Камышин, разыскал семью Галины, встретился с ней. Она сильно изменилась, но выглядела очень молодо. Ухоженная, хорошо одетая, она вела себя с ним надменно, хотя и призналась в том, что дочь действительно его, да только ей ни к чему это знать, что она знает другого отца, который вырастил ее. И что ни к чему ее травмировать. И что если он хочет ей добра, то должен молчать. Знакомая история, таких историй – сотни, если не тысячи.

– Ты пойми, Караваев, у тебя своя жизнь, у нас – своя. И тебе нечего делать в нашей жизни. У нас семья, у нас все хорошо, и мы в тебе не нуждаемся. И никогда не нуждались. И если хочешь иметь дочь, то сначала роди ее, воспитай, а потом уже и считай своей, родной. А так… Подумаешь, переспали, сделали девочку… Не такой уж и большой труд. Ты себе не представляешь, как ее любит ее настоящий отец, да-да, именно – настоящий! Он взял Мариночку впервые на руки, когда ей было всего несколько месяцев… Он знал, что у нее есть биологический родитель, но ему было все равно. Он любил меня, а потому полюбил и ее. Всем сердцем. Словом, ты меня понял…

– Дай хотя бы посмотреть на нее!

– Ни к чему это. Я же говорю, хочешь травмировать девочку – действуй. Докажи, что ты – страшный эгоист. Давай, давай! Что тебе с того, что ты узнал о ее существовании? Как жил без нее, так и дальше будешь спокойно жить…

– Ты записала ее на мою фамилию…

– Я подумала, что это будет правильно.

– И как же тебе это удалось?

– Знакомая паспортистка. Да ты знаешь ее, Танька, толстуха с третьего этажа, помнишь? Все лицо в веснушках. Оказывается, она была влюблена в тебя…

– А ты? Ты меня любила?

– Дурак ты, Караваев.

Вот тебе и холодная женщина, злая, жестокая, с рыбьей прозрачной кровью. Не поймешь этих баб…

Все равно хорошо, что они расстались тогда, давно. Все равно бы ничего не получилось, даже знай он о ее беременности.

Однако о существовании своей дочери, да к тому же еще и носящей его фамилию, он не забывал, постоянно думал о том, сколько мог бы сделать для нее за все эти годы, и не придумал ничего другого, как снова поехать в Камышин и с помощью того же Егора Гольцева раздобыть паспортные данные Марины, с тем чтобы открыть ей банковский счет. И с тех самых пор Максим ежемесячно отправлял своей дочери деньги. О существовании этого счета Марина должна была узнать от Гольцева…

Вот, казалось бы, деньги. Он ни на что не надеялся, когда переводил их дочери, а она оценила. Взрослая девочка, подумала хорошенько и решила, что лучше иметь двух отцов, чем одного. А может, просто интересно стало посмотреть на своего родного отца. Как бы то ни было, но она к нему приехала. Не то чтобы бросилась на шею, но не была такой уж холодной, как ее мать. Дала себя обнять, сказала, что все понимает, что не осуждает его, ведь он не знал о ее существовании. И что благодарна за те деньги, что он ей высылал. Хотя они ни в чем не нуждаются. Семья живет в достатке, у них большой дом, отец уже много лет успешно выращивает грибы, теперь вот занялся разведением свиней. На редкость предприимчивый и удачливый человек.

Она оказалась хорошенькой, с чудесной улыбкой. Ему показалось даже, что Марина похожа на его, Максима, мать.

Сначала просто посидели-поговорили в ресторане, куда он ее пригласил. Потом она вернулась в свой Камышин, и они просто перезванивались. А потом Максим взял да и предложил Марине переехать к нему жить. Сказал, что поможет ей с работой. Что он хотел бы сделать для нее что-нибудь в этой жизни. Она сказала, что подумает. Целая неделя у нее ушла на то, чтобы уговорить свою мать отпустить ее. Аргументов для переезда было совсем мало: большой областной город да хлипкий шанс с помощью отца постепенно перебраться в Москву, где уже жила сводная сестра Марины… Но мать все-таки отпустила ее. Может, навела справки о Караваеве, узнала, как он поднялся. А может, отпустила в надежде, что Марина перестанет завидовать своей сводной старшей сестре (дочери отчима), которая уже три года как проживала в столице и работала юристом в крупной нефтяной компании. Правда, ее карьера устроилась исключительно благодаря стараниям и связям ее родной матери, бывшей жене отчима.

И вот Марина приехала к нему. Два чемодана, сумка. Вера, жена Максима, встретила ее настороженно…

Услышав длинные гудки, Максим напрягся. Хоть бы он услышал голос Марины. Или трубку возьмет Галина? А может, вообще ее муж?

– Алло, добрый вечер. Я могу услышать Марину?

– Да… Это я, – услышал он совершенно незнакомый голос.

– Марина, это ты? Ты что, не узнаешь меня?

– А вы кто?

– Ты что, не узнала меня? Я же твой папа, ты чего?! Марина!

Ему вдруг показалось, что он разговаривает с совершенно чужим человеком. И дело даже не в самом голосе, который мог измениться из-за больного горла, к примеру. Он почувствовал, что попал не туда. Что промахнулся.

– Это квартира Терновских?

Терновский – это была фамилия отчима Марины, Михаила, второго мужа Галины.

– Да… А вы кто?

– Вообще-то я отец Марины Караваевой, меня зовут Максим Караваев…

Он, произнося эти слова, чувствовал себя настоящим идиотом. Ну кто там взял трубку? Что еще за дурацкий розыгрыш?

Трубку положили. Решили, что разговор окончен. Так вот по-хамски.

Он вдруг подумал, что трубку могла взять, скажем, родственница Терновского. Или вообще домработница, какая-нибудь хамоватая крестьянка, которая спит и видит, как насолить хозяевам.

Максим поехал в Камышин. Дверь открыла Галина. Глаза злые-злые.

– Тебе чего надо?

– Где Марина?

– Я тебе уже все объяснила.

– Да что с вами такое? Какие вы люди после этого? Ты мне только скажи, с ней все в порядке?

– Абсолютно.

– Она дома?

– Нет, на работе.

– В дом, значит, не пригласишь?

А дом на самом деле был большой, красивый, ухоженный. И Марина, судя по всему, в его деньгах не особенно-то и нуждалась. Надо же, простить они его не могут. Да за что? И что это за игры такие? Приехала, уехала, наплевав на его чувства…

– Ты нам совершенно чужой человек, Макс.

Лицо – непроницаемо. Как маска. И сколько подобных масок она хранит в своем туалетном столике, чтобы скрывать свои подлинные чувства? На все случаи жизни? Какая же она фальшивая, искусственная…

– Ты мне только скажи, когда ты видела Марину в последний раз. – Он уже терял терпение.

– Сегодня утром. Овсянку ей варила. Что еще?

– Послушай, не надо вычеркивать меня из вашей жизни. Я вам еще пригожусь… Между прочим, и ты могла бы мне сообщить в свое время, что беременна или что родила. Я же ничего не знал. Ты же знаешь меня, я бы помогал.

– Да знаем мы, какой из тебя помощник… – Она презрительно фыркнула.

Он уже ничего не понимал. Марина ей что, ничего не рассказала о нем? О том, что он состоялся, что у него есть свое дело, деньги, что он богат, наконец?!!

– Но я присылал деньги, может, и с опозданием на двадцать лет… – пробормотал он, краснея от нахлынувших стыдных чувств. Она что же, надеется, что он и дальше будет вот так стоять на пороге ее дома и унижаться. – Ладно, бог с вами, не хотите меня видеть, не надо. – И он в сердцах, с силой хлопнул ладонью по двери, как бы ставя точку.

8

В палате стоял какой-то странный запах. Молочный, теплый и одновременно кисловатый.

Она обошла пустую палату (соседки исчезли на время), принюхиваясь, как собака.

Интересно, в ее прошлой жизни была собака? Или кошка?

Открыла тумбочку, стоящую по левую сторону от ее кровати, там хранила свои вещи соседка с грыжей. И увидела то, что в общем-то и ожидала увидеть. Упакованный в мокрый зеленовато-белый пергамент брусок творожной массы.

Значит, она не ошиблась, и в палате на самом деле пахло творогом.

Она вернулась к себе, легла, вытянулась на кровати и закрыла глаза. И вдруг четко увидела картинку: залитую ярким солнечным светом базарную площадь с рядами лотков с фруктами и овощами, какие-то знакомые как будто бы лица женщин, их улыбки, даже услышала их голоса, предлагающие ягоды, свежее деревенское молоко, клубнику… И розовощекую молодую женщину, сидящую на низкой скамейке перед большим деревянным ящиком, застеленным белой вышитой скатеркой, а на нем – ведерко с творогом и баночки со сметаной. С деревенской сметаной.

Где она видела этот творог, этих людей, эту площадь? И почему ей так хочется туда, купить хотя бы немного творога.

Она так разволновалась, что снова села на кровати, подобрав под себя ноги. Но потом, опомнившись и скорчившись от боли, швы-то еще не зажили, снова опустила ноги, тяжело вздохнула.

Какую мирную картинку она только что увидела. И как много было солнца. Сейчас, говорят, октябрь, когда еще вернется тепло, солнце?

Может, зря она тогда так напряглась и не позволила дать расслабить себя гипнозом. Чего она добилась тем, что спряталась за созданной ее же воображением броней? Надо было расслабиться и постараться все же что-нибудь вспомнить. Кто знает, будут ли врачи снова пытаться взломать ее память.

Охрану так и не поставили. Уже третий вечер она здесь, в больнице. А что, если ее ищут? Может, она преступница и сама кого-нибудь убила? Или предала? Может, изменила мужу, жениху или любовнику?

Мужчины в ее сознании никак не вырисовывались. Больше того, она почему-то испытывала к ним стойкое неприязненное чувство. А может, она убила мужа, которого презирала, а кто-то решил ей за него отомстить?

Вариантов предполагаемых мотивов покушения было сотни.

Она дремала, когда в коридоре послышался какой-то шум, она различила какие-то голоса, один из них – мужской. Обход закончился часа два назад. Потом она услышала шаги. Кто-то шел в направлении ее палаты. Шаги становились все отчетливее, и шел явно не один человек. Ну вот, собственно, и все. Сейчас откроется дверь, войдут люди и закончат то, что не закончили там, на грязной дороге…

Она встала, боль сразу же огненными вспышками прошила всю грудь. Она спряталась за дверь за мгновение до того, как тихо постучали. Она и сама не могла понять, как ответила «да». Хотя что изменилось бы, если бы она промолчала. Те, кто пришел за ней, знали, что она здесь. Может, когда они откроют дверь, ей удастся выскользнуть и позвать на помощь?

Но тут ей стало так плохо, что она, оттолкнувшись от стены, сделала пару шагов и повалилась на кровать, забралась под одеяло и притихла. Пусть убивают.

Дверь открылась, и она услышала:

– Вы только не бойтесь, я врач.

Их было двое. Врачи, как же. И она, набрав в легкие побольше воздуха, закричала. Что было силы.

Мужчины, войдя в палату, растерянно переглянулись. Прибежала дежурная сестра:

– Эй, ты чего кричишь-то? Всю больницу перебудишь! Кардиолог к тебе пришел… Чего панику устроила? В психушку, что ли, захотела?

– Извините… – пробормотала она, чувствуя, как по вискам ее струится ледяной пот. Это был страх. Животный, самый настоящий. Страх смерти.

Сестра ушла. Один из мужчин сразу же вышел следом, а другой включил свет, и она сразу же зажмурилась.

– Зачем вы включили свет? Глаза режет…

– Послушайте, мне нужно с вами поговорить.

– Вы кто?

– Подождите… Постарайтесь не задавать мне вопросы. У меня очень мало времени. Я хочу вам помочь.

– Очередной гипнотизер? – Она презрительно сощурила глаза. – Кто вы и что вам от меня нужно?

– Понимаете, мне сказали, какая у вас беда. Что вы потеряли память… Дело в том, что в вашей беде могу быть виновен я.

– Что-о-о? Подайте мне полотенце…

Он дал ей полотенце, висевшее на спинке стула, и она промокнула им мокрое от пота лицо. Она была так слаба, что едва говорила.

– Тринадцатого октября поздно вечером, было уже достаточно темно, я ехал на своей машине в сторону Бобровки, машина, ехавшая мне навстречу, ослепила меня фарами, и я крутанул руль… Словом, это я, наверное, сбил вас… Вот.

От удивления она окаменела. Не знала даже, как и реагировать.

– Хочу признаться, что я сильно испугался, – между тем продолжал мужчина. – И даже доехал до дома. По сути, оставил вас на дороге. Но потом вернулся, я вернулся, но вас там уже не было. Прошло самое больше полчаса. Вас подобрали, вы не знаете, кто вас привез?

– Какие-то люди, они проезжали мимо на машине… Но дело было днем, а не вечером, это я точно знаю… И они нашли меня не на обочине, а в канаве… Вы что, пырнули меня два раза ножом в грудь? – горько усмехнулась она, в душе оценивая благородный, хоть и с опозданием, порыв незнакомца.

– Что? – Мужчина и без того был бледен, а после этих слов его лицо просто побелело. – Какой еще нож? Вы что? У меня не было ножа, я ничего такого не делал!!!

– Да успокойтесь вы… Вы не сбивали меня. Насколько мне известно, меня нашли на Усть-Курдюмовской трассе, а Бобровка совсем в другой стороне, еще ближе к Волге…

– Так, значит, это не вы? Я не вас?..

– Сто процентов. Разве что вы все это сейчас придумали, чтобы подойти ко мне поближе и еще раз пырнуть ножом, уже прямо в сердце… Те два удара были не совсем точными…

– Что вы такое говорите?

– У меня очень болит голова. Вы испугали меня. Я-то подумала, будто бы меня пришли добивать, понимаете?

– Кто?

– Послушайте, какой же вы бестолковый! Меня хотели убить, зарезали и выбросили из машины в канаву. А я осталась жить. То есть меня не добили, понимаете? И откуда же мне знать, кто был этот человек или эти люди, если я ничего не помню!

– У вас травма головы, – сказал мужчина, словно только что вспомнив это.

– По предварительным данным, меня сперва огрели чем-то вроде бейсбольной биты, а потом уже нанесли удары ножом… Послушайте, у меня от этих слов, связанных с ножом, раны еще сильнее начинают болеть. А кто тот, второй мужчина, который вышел из палаты?

– А… А это настоящий кардиолог. Мой друг. Хороший очень человек. Просто он помог мне, привел сюда… Я хотел найти вас, то есть того человека, которого я предположительно сбил позавчера, чтобы договориться с ним, дать ему денег.

– Нет, успокойтесь, вы – не мой случай.

– Но в больницу в нашем городе больше никто не обращался, никого не привозили, и трупов тоже не было…

– Возможно, вы сбили какое-нибудь животное… или вообще наехали на мешок с мусором или с мукой, да мало ли…

– Послушайте, но как же вы… Ничего не помните. А ведь вас кто-нибудь ищет… – Мужчина оживился, точнее, ожил, с него после ее слов явно свалился огромный психологический груз. – Чем я вам могу помочь?

– Вы не обязаны мне помогать.

– Давайте хотя бы познакомимся. Моя фамилия – Тихий.

– А моя – Громкая, – она улыбнулась пересохшими губами.

– Серьезно, меня зовут Александр Тихий. Вот такая спокойная и тихая фамилия.

– А я вот не знаю своей фамилии.

– Ничего, какие еще ваши годы. Обязательно вспомните. Скажите, чем я могу вам помочь?

– Вы уже спрашивали. А чем мне можно помочь? Разве что расшевелить мою память. Но как это сделать? Вы же понимаете, что я хочу этого больше всего на свете. Вернется память, вернутся все те, с кем я жила, кого любила, кто любил меня. И все они расскажут мне обо мне, какая я была и что такого сделала в своей жизни, за что меня захотели убить. Главное, чтобы не выяснилось, что я преступница и сама кого-то убила. Хотя, – она снова улыбнулась, – я подолгу рассматриваю себя в зеркало, и мне почему-то кажется, что я все-таки не преступница, а совершенно нормальный человек.

– Память… Ну, если вы не можете вспомнить никого из ваших близких людей, то пусть они увидят вас…

– Что вы имеете в виду?!

– Могу предположить, что вы – местная. А у меня друг работает на телевидении, и он уж точно поможет нам… то есть вам. Мы сделаем репортаж, покажем его в вечернее время, вас увидят, и уж тогда точно вас узнают и приедут за вами.

– В том числе и мой убийца, – заметила она.

– А мы вас спрячем.

– Куда? Я так рассчитывала, что рядом с моей палатой поставят охрану, но, как видите, сюда может войти кто угодно.

– Да, заметил… Но я могу вас взять к себе домой! На самом деле! И уж там-то вас точно никто не найдет. А если объявятся ваши родственники, то я передам вас из рук, так сказать, в руки.

– Но убийца тоже может назваться моим родственником… Боже, я сама не знаю, чего хочу.

– Хорошо, я все обдумаю, потом сообщу вам. У вас есть телефон?

– Откуда?! Конечно нет. Если бы был, то в нем можно было бы найти нужные мне номера…

– Да-да, вы правы… Но я все равно свяжусь с моим другом-телевизионщиком, вы ведь не против?

– Нет, не против… Нужно же как-то действовать…

– Я вижу, у вас глаза закрываются.

– Я приняла снотворное…

– Извините, я уже ухожу.

– Спасибо вам.

– Да за что? Я же ничего для вас еще не сделал?

– За то, что вы такой, какой вы есть… Что искали и нашли человека, которого, как вы говорите, сбили…

– Да я трус по большому счету.

– Бросьте. Не стоит на себя наговаривать.

– Ну, хорошо. Спокойной вам ночи, Мэри.

– Как вы меня назвали?

– Ох, извините, так вас называют медсестры… Просто придумали такое вот имя… Но я вам ничего не говорил… – Он улыбнулся, и она почувствовала, как в груди ее что-то шевельнулось, потеплело. – Вам свет выключить?

– Да, пожалуйста. Спокойной вам ночи, господин Тихий.

Он ушел, тихо прикрыв за собой дверь.

Она закрыла глаза и тотчас увидела лицо девушки. Лицо удивленное и вместе с тем напуганное. Потом оно исчезло, и появилась каменная серая стена дома, увитая цветущими розами… Все это стало темнеть, и она очень быстро утонула в спасительном глубоком сне.

9

У нее есть еще целых пятнадцать минут, чтобы накрыть на стол к ужину. Макс позвонил и сказал, что купит по дороге вина. Вот и отлично. А у нее готова курица, которую она запекла с травами, зеленый салат, фаршированные брынзой перцы. Все, как он любит.

Вера постелила на стол льняную красную скатерть, расставила приборы, все приготовила и бросилась в спальню, к зеркалу, чтобы причесаться, подкраситься. Сняла домашнее платье, переоделась в брюки и блузку. Вернулась в гостиную и вдруг поняла, что накрыла стол на троих. Как еще недавно.

Послышался звук отпираемых дверей, она бросилась встречать мужа.

– Макс!

Он вошел, пахнущий осенью, дымом тлеющих листьев, которым был окутан весь город, туманами. Такой красивый, такой родной. Вера обняла его, прижалась к нему.

– Рада, что ты сегодня не задержался. Давай раздевайся, мой руки, все готово.

Она не могла не заметить, что он чем-то расстроен. Обычно такой веселый, бодрый, сейчас он выглядел глубоко несчастным.

– Макс, что-нибудь случилось? – Она заглянула к нему в ванную. – У тебя такое лицо…

– Нет-нет, Верочка, все хорошо. Просто устал и голова болит.

Почему так? Когда человек скрывает что-то, то вечно прикидывается, будто у него болит голова. И что он устал. Нет, вечером усталость – естественное состояние. Особенно если работы много, когда вокруг тебя люди, какие-то возникающие постоянно проблемы: кредиты, поставки, работа с партнерами, клиентами, подчиненными…

Ну и ладно, не хочет говорить и не надо. Потом-то все равно расскажет. Не выдержит. Он хороший, Макс, очень душевный, добрый. Вера была его женой недавно и до сих пор не могла привыкнуть к своему счастью. Что он принадлежит ей и только ей. То, что он ей не изменяет, – это факт. Неоспоримый. Ей повезло, что он не входит в те девяносто девять процентов полигамных мужчин. Он – моногамен и любит только ее. Она два раза нанимала частного детектива, чтобы проверить это, потому что просто не верилось, что такой красивый, импозантный и очень богатый мужчина не ходит налево. И результаты потрясли ее, заставили поверить в настоящую любовь. Он целый день занимался только работой и ни с какими женщинами не встречался. И никому не звонил. Разве что ей. И в магазины заходил, чтобы купить подарки для нее. Макс был для нее любимым и просто идеальным мужчиной. Быть может, поэтому она и бровью не повела, когда он привел в дом взрослую дочь, хотя и поняла, что теперь часть его внимания будет переключена на эту девицу.

Марина оказалась спокойным, уравновешенным и очень доброжелательным человеком. И, что немаловажно, не была назойлива в плане общения. С самого утра до позднего вечера ее вообще дома не было, она работала в банке. Вечером ужинали все вместе, втроем, потом как-то дружно прибирались на кухне, после чего Марина шла в свою комнату, занималась своими делами: смотрела телевизор, играла в компьютерные игры, что-то шила, вязала… Вера же с Максимом проживали вечер вдвоем, как и прежде, до появления в доме Марины. Правда, время от времени Максим все-таки заглядывал к дочери, они о чем-то разговаривали. И видно было, как они оба счастливы тем, что обрели друг друга.

Она знала, что о ее существовании муж узнал не так давно, от кого-то знакомого. И что сильно понервничал, даже сон потерял, несколько ночей курил на кухне. А потом поделился с ней и сказал, что чувствует себя обязанным этой девочке, что надо бы разыскать ее и помочь. Может, она нуждается в чем, может, ей учиться надо… Но все сложилось самым приятным образом: Марина, узнав об отце, сама приехала к нему и согласилась пожить с ними какое-то время. Правда, непонятно, кто помог ей устроиться в банк… Скорее всего, все-таки Макс. Или же она перевелась из своего города, Камышина, кажется, сюда, в областной город, из филиала этого же банка… В сущности, это было не так уж и важно. Главное, что она не требовала к себе какого-то особенного внимания, ни с кем не конфликтовала, а вела себя так, словно она уже давно живет с ними и любит их.

…Максим сел за стол на свое место, взял в руки пульт, включил телевизор. Вера засуетилась, ставя перед ним тарелки с горячей едой.

– Представляешь, накрыла на троих… Значит, придет твоя Марина. Макс, кушай…

– Вера, она так и не позвонила. И телефон ее молчит. Я был сегодня в полиции, но мне отказали, не приняли заявление о пропаже человека. Не понимаю я эти законы. Сколько людей можно было бы не потерять или спасти, если бы заявления принимали сразу же, когда близкие пропавших начинали бить тревогу. Вот скажи, Вера, если бы я, к примеру, не пришел ночевать и завтра утром тоже не объявился бы, не позвонил, ты что, не пошла бы в полицию? А?

– Конечно, пошла. Потому что знаю тебя, знаю, что ты не можешь вот так взять и исчезнуть… Что даже если, не приведи господь, завел бы себе другую женщину, то все равно позвонил бы, сказал мне об этом, ведь так?

– Господи, Вера, ну что такое у тебя в голове?! Я же серьезно? Какие женщины, о чем ты? – Лицо его исказилось, словно от боли. – Я имею в виду более серьезные вещи, понимаешь? Марина – пропала. Она исчезла. И я не знаю, что мне теперь делать. Мое заявление смогут принять только завтра.

– А ты знаешь телефоны ее подруг, знакомых?

– Да нет, конечно! Я вообще, ты же знаешь, почти ничего о ней не знаю. И если у нее и были знакомые или подруги, то, скорее всего, в Камышине. Хотя она могла бы подружиться с кем-нибудь из банка…

– А ты звонил в банк?

– Я был там, разговаривал с руководством, Марина пропала, им тоже не звонила. Все трезвомыслящие люди понимают, что надо менять закон, что надо что-то делать, чтобы полиция подключалась сразу… Уф… Но у меня есть один человечек, Головко. Я снова обращусь к нему… Может, он разыщет ее.

Он что-то от нее скрывал. Она почувствовала это. Но знала, что рано или поздно все равно все расскажет. Вот только что? Вероятно, это связано с Мариной. Может, с ее матерью?

– Я понимаю, ты очень расстроен… Но она найдется, вот увидишь!

– Послушай, Вера, вот скажи, ты это просто так говоришь? Скажи, ты сама-то веришь своим словам? Найдется! Да если бы она была жива-здорова, уж, наверное, позвонила бы, дала о себе знать. Отправила записку, я не знаю… Ты же знаешь ее, она – девушка вполне адекватная, умная, она многое понимает и умеет в этой жизни. Мы с ней нашли друг друга не для того, чтобы снова потерять.

– Кажется, я понимаю… Ты звонил в Камышин? Этой, своей бывшей?.. – вдруг догадалась она.

– Да я ездил туда! – воскликнул он, с раздражением отодвигая от себя тарелку.

– И что, она там?

– Вера, ты меня сегодня удивляешь… Если бы она была там, стал бы я так расстраиваться, волноваться? В том-то и дело, что ее там нет, ее мать сказала, что давно уже ее не видела, с тех самых пор, как она переехала ко мне. И теперь я несу за нее ответственность перед ее матерью, понимаешь? Значит, не уберег, не уследил!

– Она – взрослая девочка, ей уже двадцать четыре года!

– Да все понятно… – Он махнул рукой, снова придвинул к себе тарелку и принялся есть.

В дверь позвонили. Вера вскочила и бросилась в переднюю. Посмотрела в глазок, увидела человека в зеленой форменной куртке с букетом цветов.

В другой день она не удивилась бы, потому что примерно так же выглядели все те посыльные, которые доставляли ей букеты, которые заказывал для нее Максим. Но только не сегодня… Нет, произошла какая-то ошибка. Они что-то напутали там, в цветочном магазине.

Она открыла дверь.

– Вы ошиблись… – начала она, но парень, улыбнувшись ей, протянул букет.

– Вы же Караваева Вера? Можете даже не отвечать, я вас помню. Вот, пожалуйста, распишитесь.

– От кого эти цветы?

– Не могу знать, – посыльный улыбнулся белозубой улыбкой, и Вера подумала, что улыбка эта у него явно не дежурная, что он сам по натуре такой вот веселый парень. Знал бы он, что она сейчас испытывает…

– Ясно. Ну, ладно… Если потом выяснится, что в магазине перепутали адрес, то я готова вам буду отдать букет… Я же понимаю, это очень дорогое удовольствие.

– Никто ничего не перепутал! – Он подмигнул ей, захлопнув свой блокнот, и дурашливым жестом отдал ей честь, прощаясь с ней, как со старой знакомой.

– Вера, от кого это? – услышала она над самым ухом и обмерла. Макс стоял за ее спиной. Конечно, разве мог он оставаться на месте, за столом, когда он каждую минуту ждет возвращения дочери или же новостей о ней.

– Разве не от тебя? – Она почувствовала, как краснеет. – Вот, принесли… Ты же видел… Посыльный. Я спросила его, от кого…

– Но я не посылал тебе цветы.

– Не знаю…

– Вера, послушай, что вообще происходит?! То на тебя нападают и целуют тебя насильно, да так, что прокусывают губу, то теперь вот эти цветы… У тебя что, роман? Ты уж скажи мне, своему мужу… Знаешь, говорят же, беда не ходит одна…

– Пришла беда – отворяй ворота, – она едва разлепила губы. – Макс, я не знаю, что тебе сказать. А ты что бы сказал, если бы достал из кармана пальто женские трусики? Вот подложили тебе, а ты пришел домой, сунул руку в карман за перчатками, рядом стоит жена, вынимаешь перчатки, а на пол падают розовые такие, в кружевах женские трусики… Скажи, как бы ты себя повел? Наорал бы на меня? Или принялся бы что-то объяснять, и это при условии, что ты действительно невиновен, что ты понятия не имеешь, как они у тебя оказались…

– Вера, у тебя все в порядке с головой? – вдруг заорал он на нее, да так, что у нее заложило ухо. – Какие еще женские трусы? Ты спятила?

Она оттолкнула его и бросилась вон из передней, заперлась в туалете и разрыдалась. Да он не любит ее! Совсем! Так орать! За что? Она же ему ясно сказала, что она ни при чем, что она не знает, от кого цветы!

Она сидела на краешке ванны в надежде, что Макс постучит к ней, что извинится, попросит ее открыть дверь, признается, что обидел ее сгоряча, что все это от любви, ревности. Что он просто не мог не отреагировать на эти цветы, на прокушенную губу… Но губу ей на самом деле прокусили. Какой-то ненормальный. Может, на спор, может, просто сумасшедший… Или ее перепутали с кем-нибудь. Может, с Мариной? Букет. Кто мог так потратиться? Кто? И зачем?

Максим так и не пришел. Но минут через двадцать она сама успокоилась. Слезы высохли. Надо же было как-то жить дальше. Не ночевать же она будет в ванной комнате. Рано или поздно ему все равно придется поверить ей. Не в постели же с любовником ее застукали, в самом-то деле.

Она вышла, открыла дверь в гостиную. Максим сидел на диване и смотрел невидящим взглядом на экран телевизора. Экран был огромный, передавали новости. Но она знала, чувствовала, что он ничего не видит и не слышит, что он ослеп и оглох, что ему плохо.

– Макс, – прошептала она, присаживаясь к нему и обнимая его. – А может, нас просто кто-то хочет поссорить?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю