Текст книги "Ответный темперамент"

Автор книги: Анна Берсенева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 15

– Нет, правый угол выше. А теперь левый. Кир, ну ты совсем, что ли? Я же говорю, левый!

Ольга с трудом разлепила веки. Сквозь стремительно ускользающий сон она успела еще подумать: «Лицо, наверное, страшное у меня, глаза как щелки… Страшная была ночь…» – и проснулась окончательно.

Ночь действительно была страшной – не просто бессонной, а полусонной, что еще хуже, потому что этот лихорадочный полусон был наполнен гнетущими видениями. Образы этих видений сделались неясными и исчезли сразу же, как только Ольга проснулась, но суть их она не забыла.

Суть была в том, что Сергея нет. Совсем нет, и не будет, и ничего с этим не поделаешь.

Ночью она испытывала от этого страх, а теперь – беспросветное уныние.

Андрея в спальне уже не было. Дверь была прикрыта неплотно, оттого Нинкин голос и слышен был так отчетливо.

«Почему он дверь не закрыл? – раздраженно подумала Ольга. – Неужели нельзя дать мне выспаться?»

И тут же поняла, что это происходит с нею впервые. Впервые за много-много лет, да что там, впервые за всю свою жизнь она думает о муже с раздражением. Это было так непривычно, так ошеломляюще, что Ольга вздрогнула, как будто ее окатили холодной водой, и даже зажмурилась. Но раздражение по отношению к Андрею – это была правда, а она умела смотреть правде в глаза.

Это открытие было так неприятно, что Ольга поторопилась встать с кровати, хотя и вставать ей тоже не хотелось. При мысли, что вот сейчас придется окунуться в привычную жизнь, ей хотелось только одного: отвернуться к стене и лежать неподвижно, дожидаясь той минуты, когда она увидит Сергея. А если эта минута не наступит никогда, то и незачем поворачиваться к миру лицом.

Как это с ней могло произойти, чтобы прежняя жизнь, такая прекрасная, такая осмысленная, потеряла для нее всю свою прелесть? Ольга не понимала.

Раздражал ее и дочкин голос, но тут хотя бы было понятно, почему: Ольга и раньше терпеть не могла, если Нинка разговаривала с теми интонациями, которыми гудели вокзалы и рынки. И даже увещевания Андрея, что это, мол, обычные издержки возраста, не примиряли ее с дочкиной вульгарностью. В конце концов, никто не просит Нинку изъясняться по-французски. Но не уподобляться вокзальной шпане – неужели это так трудно?

Ольга надела халат и вышла из комнаты. То есть не вышла даже, а выплелась: она чувствовала себя сороконожкой, которая задумалась, зачем и как переставляет ноги.

Дверь в ванную была открыта. Стоя на табуретке, Кирилл прижимал к кафельной стене какую-то полку. Наверное, он только что окончил водные процедуры: мокрые волосы лежали у него на плечах длинными вялыми прядями.

Нинка стояла в коридоре и с упоением командовала процессом.

– Нет, здесь хреново выглядит. И башкой все будут колотиться. Двигай обратно вправо!

– Что это вы делаете? – вяло поинтересовалась Ольга.

Надо было бы что-нибудь сказать по поводу Нинкиных манер, но настроение сейчас было совсем не воспитательное, и ничего она говорить не стала.

– Полку вешаем, – разъяснила дочка несообразительной маме.

– Я вижу. А зачем? И где вы, кстати, ее взяли?

Вопрос был не праздный, потому что полка из дешевой ядовито-зеленой пластмассы совершенно не подходила ко всему стилю ванной комнаты, для которой Ольга сама подбирала каждую вещь. Неужели ее когда-то могло интересовать подобное занятие? Как странно!..

– Полку купили, – терпеливо ответила Нинка. – На рынке возле Киевского вокзала. Кирка посылку из Николаева встречал, ну и купил. А то у вас тут все так заставлено, что нам шампунь поставить некуда.

Что их невразумительный зять обожает шампуни, гели, одеколоны, кремы и прочие притирания, Ольга уже заметила. И на имевшихся в ванной полках его бесчисленные баночки и флакончики действительно не помещались, поэтому были выставлены на полу вдоль ванны и постоянно опрокидывались. Так что дополнительная полка была, наверное, нужна. Но то, что Кирилл так уверенно ее приобрел, да еще такую пошлую, было неприятно.

Впрочем, сейчас это было Ольге все равно.

– Можно я умоюсь? – спросила она.

– Только побыстрее, – кивнула Нинка. – А то Кирке на работу надо.

Когда Ольга после ванной пришла в кухню, все семейство уже завтракало. То есть завтракали только Нинка с Кириллом. Привычка ограничиваться по утрам кофе или чаем была у Ольги с Андреем общая.

– Ванная свободна, – сказала Ольга, входя.

– Ладно, полку Кир потом повесит. – Нинка разрезала бублик, намазала оба получившихся кружка маслом и с удовольствием откусила по куску от каждого. – Сейчас не успевает уже.

– Доброе утро, Оля, – сказал Андрей.

– Доброе утро, – не глядя на мужа, ответила она.

Ей стыдно было встретить его взгляд. Нет, ей просто не хотелось встречать его взгляд, и причина для этого была слишком сложная, не умещавшаяся в одно лишь понятие стыда.

«Не надо бы Нинке бублик с маслом есть, – чтобы отвлечься от этой причины, подумала Ольга. – Не по ее это фигуре».

Дочка с детства была кругленькая, как шарик, но если пухленький ребенок производил милое впечатление, то девушке восемнадцати лет пухлота была явно ни к чему.

– Кирка, бублик бери, – своим любимым командным тоном произнесла Нинка.

– Я булки не люблю, – не поднимая глаз от чашки, ответил Кирилл.

– Мало ли что не любишь! Зато наешься, и не придется всякий фастфуд на ходу жевать.

Кирилл все-таки оторвал глаза от чайной поверхности и взглянул на Нинку. Что-то непонятное на мгновенье мелькнуло в его взгляде, что-то, Ольге показалось… Волчье, вот какое. Ей стало не по себе, но тоже только на мгновенье. Кирилл покорно взял бублик и принялся его жевать.

– Маслом намазывай, – удовлетворенно улыбнувшись, снова скомандовала Нинка. – Оно из хрущевского магазина, настоящее вологодское.

Хрущевским назывался продуктовый магазин на углу Гагаринского переулка – бывшей улицы Рылеева. Его открыли, когда рядом поселился смещенный со всех постов Хрущев, и в советские времена этот гастроном поражал воображение обилием и качеством еды. Обилием теперь удивить было трудно, но качество по традиции оставалось приличным, поэтому, если Андрей был занят и не удавалось добраться до какого-нибудь гипермаркета за Кольцевой, Ольга всегда покупала продукты в этом магазине.

Кирилл намазал бублик маслом. Нинка тут же положила поверх масла большой ломтик сыра.

«Зря она с ним так. – Отблеск тревоги мелькнул в Ольгином сознании. – Ничего она в людях не понимает».

Но что она могла сказать сейчас Нинке? С собственной бы жизнью разобраться.

Ольга налила себе кофе и села за стол. Кофейник у них был старинный, медный – это была одна из немногих вещей, оставшихся от доктора Луговского, Ольгиного деда, которого она никогда не видела. Ольга очень этот кофейник любила и всегда начищала так, что в него можно было смотреться как в зеркало.

Теперь она сидела перед прежде любимым кофейником и равнодушно смотрела на свое отражение в его медном боку. Отражение было расплывчатое, нелепое и неприятное.

– А вы что, на работу устроились, Кирилл? – спросил Андрей.

Он был, как обычно к Ольгиному пробуждению, уже одет и готов к выходу из дому. Раньше, когда они были молоды и аппетит у них был молодой, Ольга вставала раньше мужа, чтобы приготовить ему сытный завтрак, который и сама съедала с удовольствием. Но к сорока годам необходимость в таком завтраке отпала для них обоих, а Андрей не придерживался патриархальных взглядов и не требовал, чтобы жена обслуживала его «для порядка».

– Ага, – кивнул Кирилл. – Устроился.

– Быстро вы! Может, не надо было торопиться? Огляделись бы, выбрали толком.

– Когда тут оглядываться? – пожал плечами зять. – Деньги зарабатывать Пушкин не пойдет.

– Да, Пушкин вряд ли пойдет деньги зарабатывать. – Андрей кивнул с совершенно серьезным видом. Но, наконец взглянув на мужа, Ольга увидела, что в глазах у него, за стеклами очков, пляшут чертики. – А куда вы устроились?

– В стриптиз-клуб.

Даже Андрей, со всей его невозмутимостью, хмыкнул и повел подбородком. А Ольга, несмотря на погруженность в собственные мысли, и вовсе поперхнулась кофе.

Андрей пришел в себя гораздо быстрее, чем она. Все-таки ему как психологу постоянно приходилось наблюдать самые необычные проявления человеческой натуры.

– И кем вы туда устроились? – спросил он.

– Стриптизером, кем еще. Они больше всех получают.

– А что такого? – с вызовом произнесла Нинка. Ее маленький нос стал похож не просто на кнопку, а на вздернутую кнопку. – Кир суперски танцует! Он в студии занимался. А стриптизеры, между прочим, такие же артисты, как… – Она замешкалась, подбирая слово. – Как в Большом театре!

По всему ее виду нетрудно было догадаться, что она готова броситься на защиту своего гражданского мужа с таким же упоением, с каким только что командовала, что ему следует есть. Супружеская жизнь ей явно нравилась.

– Возможно, – кивнул Андрей. – Я об этом не задумывался. Оля, – вдруг сказал он, – я могу тебя подождать.

– Зачем? – вздрогнула она.

– Отвезу в институт. Или ты не в институт сейчас?

Ничего особенного не было в том, что он предлагал подвезти ее до работы. И в его вопросе ничего особенного не было тоже. Но Ольге показалось, что в голосе мужа мелькнула настороженная интонация. Так ли это, понять она не успела: Андрей больше ни о чем ее не спрашивал. Он молча смотрел на нее, ожидая ответа.

– Спасибо, я лучше прогуляюсь. – Она уткнулась взглядом в чашку. Совсем как зять-стриптизер. – Погода хорошая.

– Ну, как хочешь. Пока.

Дежурные поцелуи не были у них заведены. Когда-то Ольга об этом сожалела, потому что ей самым наивным образом нравились эти киношные поцелуи, их прелестная мимолетность. А теперь она рада была, что Андрей вышел из кухни просто так – показалось, что его поцелуй прожег бы ей щеку.

Нинка с Кириллом выскочили из дому сразу после завтрака, и Ольга осталась одна. Тишина пустой квартиры показалась ей зловещей, хотя раньше она любила такое вот короткое уединение перед рабочим днем.

Теперь день расстилался перед нею пустыней. Институт, занятия, назначенное на сегодня заседание кафедры – все это представлялось набором миражей, не больше. Неделя, проведенная без Сергея, вымотала Ольгу так, как выматывает путника одинокое странствие по Сахаре, потому и сознание ее стало выморочным, болезненным.

Она оделась, не замечая, что€ достает из шкафа, накрасилась с машинальностью индейца, хотя нет, индейцы ведь, кажется, считают раскрас боевым ритуалом и придают ему большое значение… Господи, что за бред лезет в голову…

Звонок остановил Ольгу на лестничной площадке. Лифт она уже вызвала, он гудел, двигаясь снизу к ней на шестой этаж, и она еле расслышала телефонную мелодию у себя в сумочке.

– Ольга Евгеньевна. – У Ольги остановилось дыхание. – Ольга Евгеньевна, – повторил Сергей. – Можете права получить.

– Сегодня?.. – с трудом выговорила она.

Лифт приехал, открыл перед нею двери. Она стояла, не в силах пошевелиться.

– Можете и сегодня. Как время будет.

– У вас?..

– Не у меня. В ГАИ. Там, где вождение сдавали, помните?

Конечно, она помнила. Она помнила весь тот день так же пронзительно, как и каждый день, когда видела его.

Но надо было взять себя в руки и поговорить с ним хоть сколько-нибудь внятно.

– Спасибо, Сергей, – сказала Ольга. – А… Ведь надо деньги кому-то отдать? Кому, сколько?

– Ничего не надо. Экзамен вы сдали.

Его голос звучал ровно, совсем без интонаций.

– Хорошо. – У Ольги упало сердце. – Я приеду.

– Когда? – помолчав, спросил он.

Сердце ее взлетело вверх так, что она чуть не задохнулась.

– Сегодня. В три часа. У меня сегодня в половине третьего заканчиваются занятия.

– До свидания, Ольга Евгеньевна, – сказал Сергей.

Все, что он говорил, имело прямой смысл. Такой же прямой, как его влюбленный взгляд.

Он ждал свидания с нею. А она ждала свидания с ним, и одна лишь мысль об этом предстоящем свидании заставляла ее сердце взлетать и падать.

Глава 16

Ольга думала, что дождаться окончания работы у нее просто не хватит сил.

Студенты раздражали глупостью и ленью, заведующий кафедрой Алексей Аркадьевич, ровнейший человек, общение с которым никогда не доставляло затруднений, казался жутким педантом и занудой. Хорошо еще, что лекций у нее сегодня не было, только занятия языком в группах. Ольга никогда не читала лекций без воодушевления, считая это непорядочным по отношению к студентам, но воодушевиться сегодня по поводу работы она не смогла бы, кажется, даже под угрозой смертной казни.

Она вылетела из аудитории в ту же секунду, как прозвенел звонок, и опрометью бросилась к выходу из института.

И снова ее остановила телефонная мелодия, донесшаяся со дна сумки.

«Это он звонит. Что-то у него переменилось, и мы не встретимся», – холодея, подумала Ольга.

Звонил Андрей. Ольга вздохнула с облегчением.

– Оля, ты не могла бы ко мне приехать? – спросил он.

– Зачем?

Она сама расслышала, что ее голос прозвучал испуганно. Ну да, она же в самом деле испугалась.

– Есть одно дело. Так как, можешь?

– Прямо сейчас?

– Да.

Ольга уже готова была сказать, что у нее еще продолжаются занятия, но вспомнила, что Андрей знает ее расписание. Конечно, знает, потому так уверенно и просит ее приехать прямо сейчас. Если бы он этого не знал, Ольга отказалась бы не задумываясь. И даже то, что она ни разу в жизни ему не солгала, ее сейчас не остановило бы.

Но он знал каждую минуту ее жизни. Всей ее прежней жизни…

– Куда приехать? – упавшим голосом спросила она.

– Да к факультету подходи. Я тебя во дворе буду ждать. За полчаса успеешь?

– Да.

Факультет психологии, основное место работы Андрея, находился прямо напротив Кремля, за «Националем», в лучшем, как считала Ольга, комплексе зданий МГУ. В лучшем потому, что здесь был настоящий университетский квартал, такой же, как двести лет назад, и даже перемены последних бурных десятилетий мало его коснулись – он оставался оазисом простоты и естественности посреди ставшего чересчур лощеным Центра.

Андрей сидел у входа, на лавочке под кленом, и смотрел вверх, в ярко-синее небо, перечеркнутое золотыми листьями и бронзовыми кленовыми «самолетиками». Да, клены уже выкрасили город колдовским каким-то светом – так пел когда-то Высоцкий, а Ольга с Андреем слушали его на допотопном магнитофоне с большими бобинами.

Воспоминание об этом кольнуло Ольге сердце так болезненно, что она поморщилась. Это было счастьем наяву и осталось им же в воспоминаниях. Безмятежным и честным счастьем.

Но сейчас ей не хотелось никаких воспоминаний. Ей хотелось поскорее освободиться от неожиданного свидания с мужем.

– Что случилось? – спросила Ольга издалека, еще только подходя к лавочке.

– Да ничего. – Андрей встал и пошел ей навстречу. – Хочу тебя кое-куда пригласить.

Ей почему-то показалось, что лицо у него виноватое. И сразу же она поняла, почему так кажется: она просто переносит на него свою вину… Оттого что она это поняла, ей стало муторно и тоскливо.

– Меня – пригласить?

– А что тут такого особенного? У меня до пяти часов «окно». Могу я провести это время с женой?

– Да, – поспешно кивнула Ольга. – Я просто… А надолго? – спросила она.

– Ты куда-то спешишь?

– Нет. То есть… Нет. Не спешу.

Ее охватило уныние.

«С чего я вообще взяла, что сегодня увижу Сергея? – подумала она. – Он просто сказал, что я могу получить права в ГАИ. И что это я себе навыдумывала? Ну, спросил, во сколько я собираюсь прийти… Это ничего не значит!»

Андрей внимательно смотрел на нее. Ей показалось, что слишком внимательно.

– Ну и хорошо, – сказал он. – Тогда поехали.

«У него в пять часов еще лекции, – подумала Ольга, идя вслед за мужем к машине. – Да, он же сам сказал. Значит, дольше половины пятого я не задержусь. И может быть, еще успею…»

– А куда мы все-таки едем? – спросила она, когда Андрей вырулил на набережную и машина двинулась в плотном потоке вдоль Кремлевской стены.

– Терпение, только терпение, – сказал он. – Всего пятнадцать минут – и тайна развеется, как солнечный дым.

– А что такое солнечный дым? – Ольга невольно улыбнулась.

– Понятия не имею. Но надеюсь, тебе понравится.

Суть тайны Ольга поняла, когда Андрей остановил машину. Прямо перед ними была огромная прозрачная витрина, за которой, как игрушки на елке, сверкали и переливались новенькие автомобили.

– Мы машину, что ли, будем покупать? – ахнула она. – Вот прямо сейчас?

– А почему бы и не сейчас? – пожал плечами Андрей.

– Ну… Я еще и права не получила.

– За права надо просто заплатить, вот и все. А водишь ты уже неплохо. Пора начинать ездить.

На протяжении всей Ольгиной учебы Андрей время от времени просил ее показать, что она уже умеет, поэтому был осведомлен о ее водительских навыках.

– Заходи, заходи, – поторопил он, открывая перед нею дверь магазина. – На выбор и решение у нас ровно полчаса.

Вблизи все эти разноцветные машины еще больше напоминали елочные игрушки. Или бусы. Или конфеты, завернутые в яркую фольгу. Ольга перебирала сравнения и с печалью ловила себя на том, что скользит по ряду машин равнодушным взглядом.

– Ну, какая тебе нравится? – спросил Андрей. – Ты вроде бы японскую хотела. «Ниссан», «Хонду»? Или «Мазду» можно.

Они давно уже отложили деньги на машину, и теперь в самом деле можно было выбирать. Собственно, и сюрприза в этой покупке никакого не было.

– Да, «Ниссан»! – вдруг вспомнила Ольга. – У него есть такой цвет, который называется аметистовый.

– Сиреневый, что ли?

– Нет, такой…

«Как мои глаза», – хотела сказать она.

Но не сказала, конечно.

– Давай посмотрим «Ниссан», – кивнул Андрей и позвал менеджера.

Аметистовая машина нашлась сразу же. Правда, цвет не показался Ольге похожим на цвет ее глаз, но мысль о том, что машина каким-то образом связана с Сергеем – глупая мысль, это она понимала, – заставила ее сразу же сказать, что вот эта ей и нравится, и незачем тратить зря время, и без того понятно, что новая японская машина прекрасна во всех отношениях.

– Вот и хорошо, – сказал Андрей. И добавил, помолчав: – Ты хоть рада?

– Конечно! – поспешно воскликнула Ольга. – Чудесная машинка! Спасибо.

– Благодарить, собственно, не за что, – пожал плечами Андрей. – Это же не то чтобы и подарок, деньги-то общие.

Пока он оформлял договор, брал счет, чтобы перевести на него деньги, выяснял, когда можно будет забрать машину, Ольга украдкой посматривала на часы. Она ненавидела себя и за безразличие к такому приятному событию, как покупка машины, и за то, что хочет поскорее расстаться с Андреем… Но сквозь все эти чувства проглядывало еще одно: нетерпение. И оно было самым сильным.

Возле автосалона, оказывается, тоже росли клены. Ольга этого не заметила, ей было не до деревьев, а Андрей заметил и сказал:

– Что так быстро тают листья? Ничего мне не понятно. Я ловлю, как эти листья, наши даты…

Оказывается, он тоже вспоминал Высоцкого, еще когда ждал Ольгу в университетском дворике.

Было что-то пронзительное в той песне, которую они вспомнили одновременно, и Ольга постаралась об этом не думать. Ей не хотелось думать ни о чем постороннем, а посторонней казалась сейчас вся жизнь.

– Ты сейчас куда? – спросил Андрей.

– В ГАИ за правами, – машинально ответила Ольга.

И тут же испугалась, что он предложит ее подвезти. Но он не предложил, только кивнул:

– Ну, до вечера.

Слишком спокойным казался его голос. Но Ольга не хотела сейчас думать о чрезмерном спокойствии в голосе мужа. Ни о чем она не хотела думать, и об этом тоже!

Метро было рядом. Она торопливо простилась с Андреем и, не оборачиваясь, сбежала вниз по ступенькам.

Глава 17

– Значит, мальчик спокойный?

– Вроде бы. Ест да спит. Может, это ненормально?

– Да нет, совершенно нормально. Первый месяц он и должен только есть и спать. И расти. Хорошо, что животик не болит, у мальчиков это часто бывает. И сделать ничего нельзя, пока сам собой не пройдет.

– Да, живот не болит. Жена говорит, и аппетит хороший.

Они перебрасывались словами, как мячиками, и относились к этому не более серьезно, чем отнеслись бы к игре в мяч. Они были так счастливы, что посторонние слова не имели ни малейшего значения. Но все-таки Ольге наконец надоело произносить эти посторонние слова.

– Я думала, что вас не увижу, – сказала она.

Она прибежала к зданию ГАИ на час позже, чем говорила Сергею, и действительно думала, что он уже ушел. И как она могла такое подумать? Теперь, при взгляде на его счастливое лицо, поверить в это было невозможно.

– Я тоже, – сказал он.

– Что – тоже? – не поняла она.

– Тоже думал, что вас не увижу. Думал, вы не захотите меня видеть.

Ольга рассмеялась. Тревога, тоска, стыд – все, что держало ее сердце тяжелой рукою, развеялось как дым. Как солнечный дым. Где она слышала эти слова? А, неважно!

Все сейчас было неважно. Она шла по улице рядом с Сергеем, и они смотрели друг другу в глаза. Из-за этого, чтобы не споткнуться, им то и дело приходилось останавливаться, и тогда они оба улыбались, как будто делали что-то необыкновенно смешное.

– А ведь права-то отпраздновать надо. – Ольга уже не смеялась, но смех все равно был у нее внутри. – Обмыть, да?

– Ну, это необязательно.

– Обязательно, обязательно! Просто вы очень серьезный, Сергей, потому и не понимаете.

– Я – серьезный? – удивился он. – Обыкновенный.

«Какой угодно, только не обыкновенный», – подумала Ольга.

– А давайте в парк пойдем, – предложила она. – В Парк Горького! На колесе обозрения покатаемся.

Последний раз Ольга каталась на колесе обозрения с Нинкой, которая училась тогда классе, кажется, в пятом. Никакого удовольствия она от этого не получала и никакой охоты к подобному времяпрепровождению не испытывала. И почему ей вдруг пришло это в голову сейчас? Впрочем, сейчас ей могло прийти в голову что угодно. Она была переполнена счастьем и молодостью.

Сергей молча кивнул. Ольга видела, что он тоже готов пойти куда угодно, лишь бы вместе с нею, и никакое ее предложение не покажется ему странным, а если колесо вдруг сломается и они застрянут где-нибудь высоко над деревьями, то он обрадуется этому так же, как она.

Колесо работало исправно, но крутилось с такой приятной медлительностью, что, казалось, никогда не совершит полный круг. Перистые осенние деревья плыли внизу, усиливая ощущение совершенной беззаботности.

– …и вот только теперь мне стало интересно слушать мамины истории, – говорила Ольга. – А в молодости они казались само собой разумеющимися, и я их пропускала мимо ушей.

– В молодости? – усмехнулся Сергей. – А сейчас у вас не молодость, что ли?

– Конечно, нет. Я без всякого кокетства говорю, поверьте. Я начинаю радоваться простым вещам, а это не признак молодости.

Она разговаривала с ним так, как не разговаривала никогда и ни с кем. Было в его голосе, взгляде, во всем его облике что-то такое, что создавало необыкновенную близость. Ольга почувствовала это с самого начала и теперь убеждалась, что ее первоначальное чувство не было ошибочным.

– А я так молодости толком и не помню, – сказал он. – В армию пошел, потом в Москву приехал и дворником устроился, иначе не закрепиться было. А зачем, если подумать, приезжал – чтоб дворником работать? Ладно бы, например, артистом хотел стать или я не знаю кем, ну и перебивался бы временно. А так… Глупость какая-то. Даже не глупость, а дурость, вот что. Все так, и я так. Живу, как амеба, – в школе по биологии запомнил.

– Ну что вы, Сергей! – воскликнула Ольга. – Во-первых, вам-то уж точно не стоит говорить о своей молодости в прошедшем времени. А во-вторых, при чем здесь амеба? Вы работаете, у вас семья, сын родился…

– Тоже мне, работа, – усмехнулся он. – Баранку крутить любой умеет. Я когда узнаю, что кто-то шофером работает, сразу понимаю: бессмысленный человек. И ни разу еще не ошибся.

– Нет, это, конечно, совсем не так, – возразила Ольга. – Представьте, что было бы, если бы на земле не осталось шоферов!

Он улыбнулся, а она засмеялась. Как приятно было плыть с ним на головокружительной высоте, прямо в небе, и говорить о всякой ерунде! Их разговор был подсвечен неярким солнцем, пронизан теплым ветром, и его можно было продолжать бесконечно.

– Вам не холодно? – спросил Сергей. – Накиньте-ка.

Он снял с себя куртку и надел ее на Ольгу. Его руки при этом на секунду задержались у нее на плечах, а она на секунду замерла – то ли от его прикосновения, то ли от того, что куртка хранила тепло его тела, то ли от самого этого жеста, простого и естественного, без тени нарочитости.

– Извиняюсь, – сказал Сергей.

– За что? – удивилась Ольга.

– Кабину качнул. Вы испугались, наверное.

– Я и не заметила даже. Я ничего сейчас не замечаю. Ничего постороннего.

Она снова засмеялась. Волосы у нее совсем растрепались от ветра, и, наверное, она в самом деле выглядела сейчас молодо. Она еще и нарочно тряхнула головой, чтобы сильнее почувствовать свою молодость. Сергей смотрел на нее даже не с желанием, а с вожделением, и от такого его взгляда в животе у нее возникал жар, а в груди холодок. Это было неведомое ей прежде сочетание, и каким же прекрасным оно оказалось!

Ольга провела языком по губам. Она сделала это без всякой хитрой цели, просто потому, что губы у нее пересохли, ведь жар желания сжигал ее не меньше, чем Сергея. От этого ее непроизвольного движения у него переменилось лицо – застыло, побледнело, и Ольге показалось, что он сейчас вскрикнет, или даже зарычит, или вообще набросится на нее прямо здесь, в шаткой кабинке колеса обозрения. И она ничего не имела бы против этого. Ей хотелось быть молодой и безрассудной, она наслаждалась самим этим желанием, и большее наслаждение могло бы доставить ей лишь то, что прежде было возможно только во сне – во всех тех снах, которые она стала видеть, когда поняла, что такое для нее Сергей.

Как хорошо, что она придумала это – покататься на колесе обозрения! Стоило оторваться от земли, поплыть в небо, и все узы, оковы, условности опали с нее как фантомы, и осталось только главное: всепоглощающее, общее с Сергеем желание.

«Неужели я собиралась с ним расстаться? – мелькнула у нее в голове удивленная мысль. – Зачем?!»

Никогда за всю свою жизнь Ольга не знала желания такой силы, какое узнала сейчас. Она даже не понимала, только ли физическое это желание – оно заполнило и всю ее, и весь мир вокруг.

«Ну кому от этого будет плохо? – подумала она; если только можно было назвать мыслями то, что носилось сейчас не в голове у нее, а во всем ее существе. – Я не думала, что меня может так сильно хотеть мужчина, не думала, что сама могу так сильно его хотеть. Чего ради нам от этого отказываться? И как же страшно мы будем жалеть, если откажем себе в этом! Нет, даже думать о таком невозможно».

Она живо представила пропасть, которая разверзнется перед ней, если она снова заставит себя оторваться от Сергея, – пропасть или, вернее, пустыню, – и поежилась, потому что ее словно ветром холодным ударило.

– Холодно тебе, – сказал Сергей.

Он сделал порывистое движение, как будто хотел ее обнять, да и в самом деле хотел, конечно, но они сидели друг напротив друга, и перебраться в кабине так, чтобы сесть рядом, было невозможно.

– Сейчас спустимся, – сказал Сергей. – Сейчас, сейчас.

В его голосе прозвучало нетерпение. Теперь уже и Ольге хотелось поскорее оказаться внизу, где они… Что произойдет, когда они окажутся на земле, она не думала. Весь ее хваленый здравый смысл остался в прежней жизни. Теперь она стала молодой, бессмысленной, и не было у нее ничего дороже этого состояния.

Выйдя из кабинки, Ольга покачнулась: на твердой почве у нее закружилась голова. Сергей подхватил ее под руку и сразу же обнял наконец-то.

– Сейчас поедем, – шепнул он ей в висок. – Я тут одну гостиницу знаю. Они не по суткам, а по часам сдают.

Нетерпение в его голосе стало совсем отчетливым, он даже слова не до конца договаривал. Было и в смысле его слов, и особенно в этом вот торопливом их недоговоре что-то такое, что задело Ольгин слух, но что именно, она понять не могла. Ей было сейчас не до того, чтобы понимать какие бы то ни было отвлеченные вещи.

– Далеко эта гостиница? – спросила она, крепче прижимаясь к Сергею.

– На Пироговке, со мной рядом. Пошли.

Он нехотя выпустил ее из своих объятий, и, все ускоряя шаги, почти бегом, они направились к выходу из Парка Горького.

Даже «девятка» мигнула фарами словно бы нетерпеливо, а уж Ольга, садясь в нее, и вовсе вздрагивала от нетерпения.