Текст книги "На счёт "два"... (СИ)"

Автор книги: Анна Аникина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Глава 1

«На счёт два…»

1.

Игорь всегда ощущал себя везучим. И от других это в свой адрес слышал не единожды. Ещё бы. Мальчик, родившийся в небольшом посёлке в Тульской области, проживший пять лет в детдоме, он входил в десятку ведущих танцоров страны уже к двадцати годам.

Главной своей удачей Игорь считал Ксению. Сестру-двойняшку. Потому что никогда в жизни, даже в страшные и тяжёлые моменты своей жизни он не оставался один. Сестра была неотделимой его частью. Определённо лучшей.

Сначала им повезло родиться. Когда душной августовской ночью у их матери начались роды, помочь могли только в фельдшерском пункте. Духота закончилась, зато началась гроза. И грохотала над окрестными полями и перелесками до самого утра.

То, что детей двое, обнаружилось уже по факту. Ранним утром, измучив маму и акушерку, за достаточно крепким мальчиком родилась слабенькая девочка.

Родиться им помогала фельдшер Анна Ивановна, работавшая в посёлке ещё с сороковых. Никакого понятия о научных способах выхаживания новорождённых у неё не было, зато это была вторая двойня в её акушерском опыте. Первую она приняла ещё девочкой на палубе парохода, шедшего вверх по Волге из пылающего Сталинграда. И точно знала, что слабенькому ребёнку нужно тепло.

Так и лежали двойняшки вдвоём в одной люльке, обложенные грелками. Мальчик грел сестрёнку. Они смотрели друг на друга тёмными глазками, будто разговаривали.

Молока у их матери – поселковой почтальонши Светланы Славиной– было хоть залейся. Она кормила детей по часам, на руки особо не брала, "чтоб не привыкали". Дети они были не первые. Старшие двое уже в школе учились.

Первый Светин муж три года назад подался в Тулу работать на автобазу. Там его посетило большое светлое чувство по имени Зинаида – работница бухгалтерии. С ней он и создал новую семью и родил новых детей.

Светлана, отгоревав, в долгу не осталась. И тоже жила теперь с новым мужем. Вот и детей прибавилось. Муж, впрочем, ни к старшим приёмным, ни к своим младшим никакого особого чувства не испытывал. Разве что досаду, что спать после смены в автомастерских ему теперь мешали все четверо. Плюс к жене и тёще.

К своим иногда подходил. Разглядывал. На руки не брал. Честно сказать, боялся. Особенно девочку. Уж очень хрупкая. А вдруг что сломает. Гладил иногда тёмные волосики шершавыми пальцами. Мальчик смотрел на него в эти моменты как будто строго.

В кого дети уродились темненькие и темноглазые, Василий Славин не понимал. Прямо "не в маму, не в отца, а в заезжего молодца". Светка божилась, что дети его. Но Василий всё-таки раз поколотил её в пылу пьяной ссоры.

Имена двойняшкам выбирали долго. Светке хотелось чего-то необычного. Яркого. Чтобы у детей жизнь была красивая. Уж точно лучше её собственной.

Назвать детей Игорем и Ксенией предложила фельдшер Анна Ивановна. Так звали её брата и сестру, они умерли от тифа в эвакуации. Светка подумала, что действительно необычно и красиво получилось.

У двойняшек был свой замкнутый мир. Никто другой им был особо не нужен. Начинать разговаривать они не торопились. Друг друга понимали и так, безо всяких слов. Иногда будто зависали, решая что-то для себя, глаза в глаза. Брат с сестрой, так похожие внешне, разнились характерами. Игорь считал, что ему повезло – он был твёрже и решительнее. Ксюша послушная, спокойная, улыбчивая.

Бабушка говорила о них, мол Ксюша у Игорька "второй номер". Тот впереди, она на подхвате. Игорь всегда первый выходил из дома в садик. Сестра следовала за ним след в след. Игорь начинал есть, Ксюша тоже. Только несколькими секундами позднее.

Совсем маленький, Игорек уже чувствовал себя сильной частью их тандема. Но при этом никак не представлял себя кем-то отдельным от сестры.

Тихая Ксюша заговорила первой. Сразу внятно, предложениями, только "р" выходила слегка гроссирующей. Игорь будто согласился с её решением выражать себя словами.

Внимания взрослых двойняшкам доставался необходимый минимум. Одеты, обуты, помыты и сыты. И слава богу.

К трём годам они синхронно выросли. Из пухлых пупсов превратились в ладных красивых детей. Светлана не могла нарадоваться. Василий же всё пристальнее вглядывался в тёмные глаза сына и дочери, ища там подтверждения своим догадкам.

Друзья, я рада приветствовать всех на старте новой истории. Следующие главы будут драматичными.

Но у тех, кому эти герои знакомы по книге "Дуэт", есть преимущество. Ни знают, что дальше всё будет хорошо.

Глава 2

2.

Ксения твёрдо знала, что она везучая. Таких, как они с братом – двое на миллион. А то и на три миллиона. Двое. Она никогда не была одна. Хотя дети, прошедшие их с братом путь, большую часть жизни были очень одиноки. Но не они с братом. Двойняшки. Будто части одного целого.

Им повезло выжить. Ксюша с младенчества плохо спала ночью. Никто и не догадывался, что она не спит. Страшно ей не было. Рядом мирно сопел Игорек. Вот уж кого из пушки не разбудишь. А если разбудишь, то рад не будешь. Замучает. Вопросами, движениями, играми, скачками. И она вслед за ним.

А ночью Ксюша проснётся вдруг. И лежит долго с открытыми глазами. Слушает звуки ночного дома. Слышно, как ставни в доме напротив скрипят, капает вода из умывальника, бабушка ворочается на скрипучих пружинах кровати. Им с братом соорудили одну на двоих лежанку из досок и подушек от старой софы. Удобно. Не то что в детской кроватке. Через бортик не выберешься, если на горшок задумаешь ночью.

Вдруг накатила на Ксюшу паника. Поднялась откуда-то из живота. Сердечко заколотилось об рёбра. Она прислушалась. Вроде ничего такого. Тихий треск под ковром. Может мыши. В частном деревянном доме не редкость. Запах топленой с вечера печки. Только вот страхи не унимался.

Подташнивало. Ксюша помнила, что когда тошнит, надо в огород бежать. А то в доме потом долго будет плохо пахнуть. Страшно. И из-под занавески, отделяющей комнату от коридора, ползёт то ли туман, то ли дым. Серыми прозрачными клубами.

Веки слипались. Спать надо. Но если стошнит в кровать, мама будет кричать. Надо в огород.

Ксюша осторожно потрясла брата за плечо. Игорь и не думал просыпаться. Сон и дымный туман заполняли мозг. В глазах щипало. Стало совсем страшно. Игорь разлепил глаза только когда она что было силы дёрнула брата за руку. В темноте его глаз видно не было. Он закашлял.

– Тошнит. Пошли в огород.

Из комнаты направо дверь в холодные сени. Обули ноги в первые попавшиеся резиновые калоши, в которых на двор выходили. В пижамах, как были, вывалились с крыльца на улицу. За их спинами угрожающе затрещало. С потолка прямо над дверью в тёплую часть дома мелькнул язычок пламени.

Но трехлеткам не до этого. Ксюшу рвало на грядки, с которых ещё пару дней назад выкопали картошку. Игорь мерз рядом.

Они дёрнулись от воплей с улицы.

Орала соседка из дома напротив. Противная тётка Галя.

– Пожар! Славины горят!

Она же увидела на улице детей, мелькнули в темноте белые фланелевые пижамки. Бросилась задами, через огороды. Подхватила. Продолжая вопить во всё горло и звать на помощь, потащила на руках на другую сторону улицы, за канаву, куда уж точно пожар не доберётся. Сдала на руки фельдшерице Анне Ивановне.

Со всех сторон в темноте к дому Славиных уже бежали соседи. Крыша трещала. Открытый огонь виден был из-под листов шифера. А потом и из окон.

Старый дед Фёдор, бывший директор лесопилки, кинулся внутрь. Вытащил на двор Светлану, её мать и старшего сына. За Василием и младшим не успел. Обвалилась крыша.

Дом сгорел почти моментально. Всё трое лежащие на холодной земле во дворе, были уже мертвы. К приезду пожарных тушить было нечего. А скорой, добиравшейся аж из райцентра, спасать тоже было некого.

Двойняшки, вцепившиеся друг в друга, сидели на кожаном диване в квартире Анны Ивановны прямо в здании амбулатории. И молчали. Ни на один вопрос взрослых ответить они не смогли. Да и что спросишь у трёхлетний малышей. Ни есть, ни спать тоже.

В день похорон из другого посёлка приехала тётка Светланы. Она поцокала языком, мол, дети абы в чем. Галина, одевшая детей в вещи своих внуков, обиженно поджала губы. Приезжая тётка раздала указания женщинам, готовившим в столовой поминальный стол. Расспрашивала у заведующей почты, сколько денег было на сберкнижках у Светланы и её матери.

Детей к себе она забирать отказалась. Вот если бы ей, как опекуну, квартиру бы дали в двухэтажке, тогда может быть и взяла. А то куда ей трёхлетние дети на старости лет. Свои вон после армии то пьют, то дерутся.

Уже на кладбище выставила Ксюшу и Игорька в первый ряд, прямо к гробу матери. Ксюша пыталась отворачиваться, но от теткиной юбки пахло какой-то тухлятиной. Смотреть на лицо мамы, почему-то не просыпающейся уже третий день, было жутко. А на брата, лежащего в гробу, тем более. Бабушка страха не вызывала. Они уже как-то были на похоронах и такую бабушку там видели.

На поминках, если бы ни тётка Галина, они бы и не поели ничего. Уже к вечеру за ними пришла машина из райцентра. Раз родственники не берут, определяли Славиных в детский дом в Узловую. А до этого – на месячный карантин в больницу. Так положено.

Глава 3

3.

Из документов у детей были только медицинские карточки из амбулатории, в которой они собственно и родились. Молча уселись они в медицинскую "буханку". Игорек держал сестру за руку так крепко, что был больно. Но Ксюша сама сильнее сдавливала ладонь. Так было спокойнее. Они вдвоём.

Уже в приёмом отделении их попытались расцепить. Молодая дородная медсестра с мясистым носом силой вырывала Ксюшу у Игоря. Малышка, отчаявшись, укусила бабищу за руку. Пальцы медсестры разжались. Дети, до этого молчавшие почти четверо суток, истошно орали в два голоса. Детским плачем в больнице никого не удивишь. Но эти двое вложили в крик всё, что накопилось внутри за последние страшные дни.

На шум прибежала сначала дежурная врач, а потом и заведующий инфекционным отделением, куда малышей должны были определить.

Медсестра из приёмного тоже голосила, демонстрируя начальству "производственную травму".

– Люба, рот закройте, – мягко посоветовал Виталий Львович, завинфекцией, – у детей вся семья погибла, а вы руки свои между двойняшками суёте. Идите лучше суньте их в шкаф в приёмом покое. Там как раз бардак. Больше пользы будет.

– Виталий Львович, так ведь положено же мальчика отдельно, девочку отдельно, – вступилась было за медсестру дежурная.

– Как детей зовут? – резко спросил заведующий.

– Сейчас в карте посмотрим, – попятилась к столу дежурная.

– То есть вы, принимая сирот после пожара и гибели родных, не удосужились имена узнать в документах? – закипал Виталий Львович, – Вы где работаете?

– В смысле?

– В прямом! В детской больнице или в тюрьме? Вы точно врач-педиатр?

Всё это время крепко сцепившиеся Славины стояли, вжавшись в стену между шкафом и кушеткой. Заведующий подошёл на расстояние шага. Присел на корточки, оказавшись с детьми на одном уровне. Протянул руки и улыбнулся.

– Ну, что, Игорь, на руки ко мне пойдёте? – внутренним чутьем доктор знал, кто из них главный.

Славины переглянулись. Несколько секунд смотрели друг на друга. Сначала Игорь, не выпуская руку сестры сделал пол шага в сторону мужчины, а потом и Ксюша. Виталий Львович легко подхватил обоих.

– Люба, матерь всякую, дети почему босиком? – обнаружил он ледяные детские ноги, – Все осмотры только в отделении и при мне. Четвёртый бокс. На двоих. Помету "двойняшки" делайте. Нельзя их разделять, – и доктор вынес детей из приёмного.

Славиных поместили в отдельную палату вдвоём. Кроватки там снова были с решетками. Утром нянечка нашла Ксюшу, мирно спящей возле брата. Виталий Львович сам открутил боковины и переставил кроватки так, чтобы ночью дети могли взяться за руки.

Так их и обследовали. Сразу двоих. С умственным развитием проблем не обнаружилось. Скорее наоборот. В свои три с небольшим года Славины знали порядковый счёт, все цвета и формы, отличали зверей и птиц.

Логопед спросила Игоря, какая цифра ему нравится больше всего.

– Два, – сразу выдал мальчик.

– Почему "два"? Вон смотри, пятёрка какая красивая. И восьмёрка.

– Потому что я – "раз", Ксюша – "два".

Игорь был здоров по всем пунктам. А вот у Ксении прослушивались шумы в сердце. Приглашенный Виталием Львовичем старенький доктор долго прикладывал деревянную трубочку к худенькой спине.

– Шумы, Виталенька, шумы. Порок сердца, скорее всего. Там овальное окно не закрыто. Даст бог, с возрастом компенсируется. А сейчас аккуратно. Наблюдать ежегодно. И нагрузку обязательно. Умеренную. Танцы какие-нибудь. Не до упаду, конечно.

Взрослая Ксения этот месяц в больнице помнила ясно. Не самое плохое время их жизни. Книжки с картинками, две машинки и мячик. Солнце в окошко, оранжевые листья в больничном парке. Красные яблоки на полдник. И крупного мужчину с мягкими тёплыми руками.

Глава 4

4.

Следующей своей удачей Игорь и Ксения единодушно считали детский дом. Нет-нет. Не факт своего сиротства. А то, что они попали в Узловский детский дом, директором которого уже больше тридцати лет был совершенно замечательный человек.

Когда Евгения Михайловича на рубеже веков не станет, Игорь и Ксения, уже профессиональные танцоры, сделают показательный номер его памяти. И покажут его в Крокус-холле на крупном международном турнире. Простому провинциальному педагогу будет аплодировать стоя огромный зал. А после к ним за кулисы подойдёт семейная пара, у которой на турнире выступал внук. Они окажутся выпускниками того самого детского дома. И обнявшись, они все вместе будут плакать.

Евгения Михайловича в Узловую судьба занесла после войны и Тульского педагогического института. Становиться педагогом молодой человек не планировал. Ему виделось будущее инженера-связиста. Он и на фронт попал в связь, прямо после срочной службы. Но на Карельском фронте служил вместе с пожилым уже бывшим директором школы из Сталинграда. Учителем русского языка и литературы. Как тот читал стихи! Как рассказывал о судьбах писателей и поэтов! Как пересказывал сказки! Просто и понятно говорил о языке. О русском и украинском, который тоже прекрасно знал. О своих учениках. Таких разных. И своих детях. Сыне, ушедшем на фронт и пропавшем без вести. И дочери, прекрасно игравшей на фортепьяно. О жене, преподававшей в той же школе. И их ссорах из-за запятой.

Потом после войны Евгений Михайлович прикидывал, что сослуживцу то было немногим более сорока. Но молодым ребятам тот казался совсем стариком.

Общение с ним поселило в душе Евгения Михайловича мечту стать учителем.

Так после войны он закончил физический факультет Тульского пединститута и по распределению попал в Узловую. Город железной дороги и железнодорожников. Сначала учителем в школу-интернат, а после, уже через три года, директором в детский дом.

У Евгения Михайловича была идея. Казённое учреждение не может заменить сиротам семью. Но может сделать так, чтобы сирота был готов к жизни вне стен детдома. Поэтому ребята жили разновозрастными группами. Обязательно помогали на кухне, в прачечной, в огороде, в теплице. Учились ездить на велосипеде. А те, кто постарше, и автомобиль водить. Ремонт мелкий тоже старались делать вместе с детьми всех возрастов. Благо детдомовский сторож Степаныч был мастером на все руки и охотно учил как сантехнику чинить и как стекло вставить.

Всё дети обязательно посещали кружки. Спортивные или творческие. Старшие водили маленьких на занятия в спортшколу, музыкальную и художественную школу, в местный Дом пионеров на авиамоделирование, хореографию и даже бальные танцы.

За свое вольнодумство не раз он получал нагоняи из РОНО. Но за него неожиданно однажды вступился начальник милиции города. За тридцать пять лет из всех выпускников детдома, в тюрьму сели только пятеро. Невероятная статистика для детдомовцев!

В детский дом двойняшек Славиных привёз сам завотделением. На руках занёс в кабинет к директору. Сгрузил в большое кресло.

Страха не было. Игорек оглядывался и принюхивался совсем как маленький щенок. Опасность для Игоря пахла теперь дымом. В этих стенах пахло булочками. А в кабинете директора – деревом и клеем. Евгений Михайлович мастерил макет Тульского Кремля.

– Вот, принимайте пополнение. Славины Игорь и Ксения. Я все рекомендации подробно написал. Особенно по Ксюше.

Директор, седой и кудрявый, присел перед креслом. Разглядывал новых малышей. А те разглядывали его одинаковыми тёмными глазами.

– Давайте знакомиться, – он протянул руку, – Евгений Михайлович. А Вы кто, молодой человек?

– Игорь, – мальчик смотрел на директора в упор, – а это Ксюша.

– Мы двойняшки, – вдруг подала голос девочка и взяла брата за руку.

– Дааа, вижу, что двойняшки.

Директор поднялся.

– Что ж мне делать то с ними, Виталий? Веришь, они за тридцать пять лет первые такие. Были близнецы, три пары. Но мальчики. Тех понятно, как разместить.

Евгений Михайлович набрал короткий внутренний номер.

– Любовь Петровна, забеги до кабинета, будь добра. Посоветоваться бы.

Через минуту на пороге появилась молодая улыбчивая женщина. Оглядела малышей.

– Мои?

– Твои, Люб, три и три. Младшая группа. Как размещать?

– Ой, не волнуйтесь, Евгений Михайлович, у меня ещё ж Новиковы и Семченко. Братья с сёстрами. Мы их шестерых тогда в маленькую спальню. А потом, когда привыкнут, тогда, глядишь, сами разойдутся.

Первые два года в детском доме были самыми тревожными. Ксюша не отходила от брата, опасаясь, что каждый новый взрослый вздумает их разделить. Их сначала разглядывали с любопытством. Старшие возились, как с куклами. Младшие пытались вовлечь в свои игры. Но Славины и без того самодостаточные, замкнулись окончательно. Без особой надобности не говорили. Между собой общались каким-то мистическим способом – просто смотрели глаза в глаза и принимали так одно на двоих решение.

Воспитатели сначала было не поверили заключению больничных спецов об уровне развития. Но постепенно выяснилось, что Ксения бегло читает с четырёх лет. А Игорь может карандашом, мелом или даже палочкой на земле изобразить что угодно.

Друзья, я хочу поблагодарить за поддержку на старте. Это для меня важно и ценно. Спасибо большое всем, кто читает.

Глава 5

5.

Через много лет Ксения и Игорь будут называть некоторые обстоятельства своей жизни поворотными точками.

Но то, что произошло в сентябре, едва им исполнилось пять лет, определило всю их дальнейшую жизнь. И повело её нужной и единственно верной дорогой.

Рекомендация доктора-кардиолога, данная ещё сразу после пожара, так и значилась в Ксюшиной медицинской карточке. "Движение, танцы".

В Доме пионеров шёл набор в ансамбль народного танца и в студию бальных танцев. Ксении предстояло самостоятельно выбрать, чем она будет заниматься. Выяснилось, что в народных занимаются одни девочки, а вот на бальные можно ходить вместе с братом.

Вообще-то Игорь хотел в изостудию. Но раз Ксюша выбрала танцы, то и он не возражал. А рисованием с ним давно уже занималась воспитатель старшей группы, окончившая когда-то архитектурный институт.

Директор детдома следил, чтобы все необходимое для любых занятий у детей было. Чешки нужно? Значит чешки. Купальник и футболка? Значит чёрный гимнастический с прозрачной юбкой Ксюше и белую футболку с чёрными трико Игорю. У детдома появились спонсоры из числа бывших воспитанников. Они как никто знали, что именно нужно. И никогда не привозили ерунду.

Поначалу никто и на догадывался, что симпатичные темненькие двойняшки, которых на занятия приводила взрослая девушка в очках, из детдома.

Движение под музыку увлекло обоих. Двойняшки оказались музыкальными, ритмичными и пластичными. Всё, что нужно для хороших танцоров. А со временем обнаружилась амбициозность и педантичность Игоря, терпеливость и старательность Ксении. Занятие за занятием Славины осваивали новые движения и ритмы. И чуть было не бросили танцы уже после первого учебного года в студии.

Итоговый внутренний конкурс в стенах дома пионеров собрал родственников всех маленьких танцоров. Нарядные дети стояли в фойе в окружении своих семей.

Со Славиными пришла Надя – десятиклассница, водившая их на занятия, которую все принимали за старшую сестру двойняшек. Директор и воспитатель обещали быть в зрительном зале.

Ксюшины тёмные кудряшки Надя старательно зачесала в строгий пучок. Вихры Игоря расчесали мокрой расческой.

– Это ещё что за цыганята? Только черножопых не хватало. И как только их взяли? – проплывающая мимо чья-то необъятная мамаша, не стесняясь, громко спросила свою спутницу.

– Так это детдомовские. Там кого только нет, – так же громко ответила ей приятельница.

Впервые в жизни Славины услышали о себе такое. Сказанное громко, при всех, оскорбительно-пренебрежительным тоном. У Ксюши глаза мгновенно наполнились слезами. Игорек сжал кулаки. Потом взял сестру за руку. Потянул к выходу.

Они были ещё слишком малы, чтобы понять весь смысл. Но интонации были понятны. Тут их немало удивила Надя. Скромная высокая девушка с длинной косой и в очках, она задвинула детей себе за спину, велев заткнуть уши. Потом сделала два шага к теткам и внятным шёпотом произнесла несколько весьма витиеватых фраз, в которых цензурными были только предлоги. Папа скромницы Нади сидел в тюрьме уже пятый раз и, посещая дочь в детдоме в перерыве между отсидками, разговаривал исключительно на этом языке.

Тётки пошли красными пятнами, и практически бегом удалились из поля зрения.

Об инциденте Надя тем же вечером рассказала Евгению Михайловичу, от себя прибавив, что ей стыдно только за то, что она быстро не нашла приличной замены всем словам, которые хотела сказать. Тот в ответ только крякнул. Похвалил, что своих защитила. И просил больше читать, если ей хочется быть в состоянии быстро, грамотно и цензурно реагировать в любой ситуации.

Тот день подтвердил правильность Ксюшиного выбора. Они заняли законное первое место, получив грамоты. И право выступать на соревнованиях в самых настоящих костюмах.

Проблему костюмов Евгений Михайлович озвучил на совете старшеклассников. Всё та же Надежда взялась за лето сшить для ребят конкурсные наряды. Зря что ли она уже три года занималась кройкой и шитьем.

Но в сентябре Игорь, увидев в фойе знакомую необъятную фигуру, наотрез отказался идти на занятия. Ксюша проследила взгляд брата. – Мы тут чемпионы, – сжала крепко его ладонь. Игорь завис на секунду, сканируя лицо сестры. Помедлил. Кивнул. И зашёл в зал.