Текст книги "Декаданс"
Автор книги: Анна Андрианова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава 15
Дао любви
Дельфины в неволе не размножаются. А люди хотят любить друг друга, но не знают как. Следует воспользоваться правилом дельфинов.
Я приехала к съемочному павильону, установленному у «Балчуга». Киношники суетятся по площадки, грязно ругаясь матом, как чернорабочие, и лениво передвигая аппаратуру, как аристократы-интеллектуалы. Актеры пьют кофе из пластмассовых стаканчиков за столиками прямо на улице. А звезды эстрады и бизнеса, нуждающиеся в постоянном пиаре, наверное, тусуют в «Балчуге». Судя по количеству дорогущих авто, их на съемочной площадке достаточно.
С тылу ко мне подкрался Витек.
– Ну че, гумозница! К славе российского кинематографа готова? Ура, ура, ура!
Я повернулась к нему.
– Ты обалденно выглядишь, просто сногсшибательно! Вот это да!
– Слушай, ты точно знаешь, что Лев продает «Гранд Персону»?
– Разведка Штрилица не подводит! Обижаешь!
– А у меня другие сведения!
– Слушай, потом, все потом перетрем! Сейчас давай дуй к режиссеру, пока этот истеричка свободен, надо с ним все обмозговать. А то они твою роль уже хотели отдать другой. Я им сказал, что ты нарасхват. Еле-еле твое место удержал. Тут ж, сцуко, как в большой семье, еб...ом не щелкай.
– Пиарщик хренов!
Витек чинно берет меня под руку и ведет к режиссеру – неприметному, седому мужичку в серой жилетке. Как у Пончика, персонажа из книги про Незнайку, жилетка его вся состоит из карманов, которые чем-то набиты до отказа.
Внезапно я крепко стискиваю руку Витька. Испытываю третий шок за сегодняшний, кажется, нескончаемый, день. А ведь еще только четыре часа! Но я больше не в состоянии переваривать столько новых впечатлений. У меня подкашиваются ноги, промежность автоматически сжимается, все чакры открылись сразу и одновременно. Кундалини сама от себя офигела и не знает: то ли покончить жизнь самоубийством, то ли выйти через сахасрару и срочно просветлеть автоматически, чтобы все мирские дела были по хрену. Так сказать, по цвету высшей чакры – фиолетово.
Я смотрю на это видение Христа народу, выпучив глаза, у мена открылся рот и сейчас вот-вот потекут слюни, как у голодной собаки, увидевшей заветную, долгожданную кость.
В пяти шагах от меня в профиль стоит воздушный, в мечтах материализованный идеальный мужчина моей жизни. Тот, кто играет в моем самом любимом фильме «Восток-Запад». Тот, кто для меня объект вожделения и что-то недостижимое. Тот, кого на практиках я выбирала как объект для визуализации для возбуждения.
Актер разговаривает с какой-то девушкой, и помимо страсти и радости от встречи, меня одолевает страшная ревность. Я сама боюсь ее. «Он же женат, он не имеет к тебе никакого отношения. У тебя, дорогая моя богиня, или кто ты там вообще такая, крышка совсем уехала!»
Витек знакомит меня с режиссером, но я смотрю лишь туда, где поселилась вся моя энергия и я сама. Режиссер озабоченно кивает в такт речи Витька. Я смотрю на них как на немое кино. Я ничего не понимаю.
Я прихожу в себя лишь в тот момент, когда понимаю, что какая-то девочка учтиво засовывает мне в руки какие-то листки. Я беру бумажки. Заголовок «Сценарий» возвращает меня на бренную землю.
– Вы смозыте сыглать оторванную, развлатную женщину, она совлащает главного гелоя, и он из-за нее попадает в омут неприятных событий и прочих передляг! Ну это вы прочитаете сами. Лоль эпизодическая, маленькая, надеюсь, она вас не обидит. Здесь главное – совлащение примерного, правильного с точки зления общества мужчины с пути обычного человеческого счастья к счастью в пути поиска истины.
Режиссер продолжает тараторить и тараторить, активно жестикулируя маленькими ручками. Его «фифект фикции» веселит и завораживает, слушаешь его как песню на незнакомом языке. Слов не понимаешь, но мелодия и интонация явно импонируют. «Совлащение»-то я сыграть смогу, я теперь могу хоть в ужастиках играть без грима. Мне уже все равно. Фиолетово.
– Внешне вы очень подходите на эту лоль! Виктóр говолил, что вы очень красивая и женственная! – заканчивает режиссер и принимается метаться по площадке.
Судя по его боевой активности, работа начинается. Господа-световики наконец-то установили свет, операторы наконец-то разобрались с рельсами, поменяли кассеты и зарядили аккумуляторы.
Я стою в стороне с текстом. В суете всего этого бедлама единственное, что остается целенаправленным и организованным, – это мой взгляд. Он прикован лишь к одному объекту. Он следит за ним, как бинокль снайпера. Ко мне подходят какие-то люди, что-то спрашивают, я что-то отвечаю, они говорят какие-то приятные комплименты, приносят мне кофе, вливают в него коньяк. Я терпеливо объясняю, что за рулем. «Тут все за рулем!» – отвечают мне. Говорят, что я идеально подхожу на эту роль. И чего-то еще очень много рассказывают, объясняют, жестикулируют.
Я не слышу их, я не вижу их лиц, меня нет на этом месте. Тело мое стоит здесь, держит в одной руке сигарету и изрядно потрепанный сценарий, в другой кофе с коньяком, точнее – судя по запаху – коньяк с кофе. А душа моя там, с ним, под светом осветительных ламп.
Я уже готова играть, не зная текста, смысла, задумки автора, я уже готова «совлащать», готова раздеться тут же, на этой набережной, и я уверена, что это будет самая искренняя и живая роль за всю историю кинематографа. Потому что я так хочу этого человека, я так страстно желаю отдаться ему, раствориться в нем без остатка, что это невозможно сыграть. Это можно только испытывать. А разве для чувств нужен сценарий?
Мне кажется все здесь знакомым и родным, кажется, я с детства на съемочной площадке, кажется, вот уже много лет я держу в руках разные сценарии, смотрю на партнера по сюжету и визуализирую совместные сцены, репетирую эпизоды. Все люди, которые суетятся вокруг, – это уже моя семья. Я знаю их радости и горести, проблемы, цели, желания и мечты. Я живу здесь, моя жизнь – это киносъемки, бесконечная смена ролей и декораций. А после съемок, поздно вечером, у меня обычная стандартная жизнь: ужин, телевизор, велотренажер. Я работаю здесь вечность. Я знаю тут все, и это все знает меня.
Но боже, как бы мне хотелось чтобы те чувства, которые сейчас раздирают мою грудь, были киношной бутафорией, всего лишь хорошей актерской игрой, умением войти в образ и прочувствовать героиню! И когда вечером я вернусь к холодильнику и тренажеру, я забуду эти чувства, уберу их в шкаф, как реквизит, и достану лишь на следующий день, на съемочной площадке.
Когда я смотрю фильм, я болею за героев. Но если профессиональная актриса будет испытывать такие чувства к каждому персонажу, которого должна соблазнить, вряд ли она проживет долго. А сколько отведено мне?
Не важно, сколько жить, важно как!
Жизнь может быть короткой, но яркой. И чувства в ней должны быть только реальные, только стопроцентные, только не бутафорские.
Пусть я сыграю в своей жизни только одну роль, зато какая это будет роль!
Эта мысль переключает меня на какого-то дядьку, которого давно подвел ко мне Витек, дядька активно рассказывает мне о сценарии и графике съемок.
– ...Как бы до середины фильма он жил обычной жизнью, успешной по всем канонам оценки социальной успешности. У него высокооплачиваемая работа – он адвокат. У него любимая жена, друзья. Баня по воскресеньям, спортзал, отпуск четыре раза в год. Но однажды на вечеринке у друзей он встречает вас, роковую женщину. Как же вы подходите на эту роль! – дядька благодарственно хлопает Витька по плечу и продолжает тираду: – У вас случается секс, неординарное общение после него, и с этой минуты его жизнь меняется. Он понимает, что жил до встречи с вами пустую жизнь, он понимает, что вы знаете тайну...
Мой взгляд снова устремляется на объект вожделения. Кажется, за сегодняшний день на меня обратили внимание все, кроме него.
Он же не разу не посмотрел в мою сторону.
О, мы будем вместе, хоть несколько часов будем вместе, сценарий объединил нас. Рука неизвестного мне человека свела наши судьбы на бумаге. Хоть на время, хоть на миг.
Кто автор моей жизни на это мгновение? Кто подарил мне эту встречу? Я решаю, что обязательно пришлю этому человеку цветы, и всматриваюсь в сценарий.
Дядька продолжает изливаться в словесном поносе:
– ...Вы пропадаете, он бежит искать вас, но до конца фильма так и не найдет. Зато сколько тайн перед ним откроется, сколько приключений случится, сколько...
– Вы не голодны? Может, поужинаем?
И тут же сквозь его речь я слышу другой голос. Этого не может быть, это ведь не прописано в сценарии! Рука чуть касается моего плеча.
– Пойдемте!
Одного слова вполне достаточно. Я иду за ним. Мы подходим к воде. Его карие глаза в упор смотрят в мои. Он дружественно улыбается, он изучает ту, кто должна «совлатить» его... Так это, должно быть, принято в актерской среде – знакомиться с партнерами по сценарию. Я теряю дар речи. Он несколько раз называет меня по имени, и я возвращаюсь в состояние «здесь и сейчас».
– Позвоните мне, если нужна будет помощь по сценарию, – его мягкий голос диктует телефон.
Мне кажется, я записываю его сразу в трех местах: в мобильник, на кору головного мозга и еще делаю вечную татуировку – на самом сердце.
– Рад познакомиться. Мне будет приятно с вами работать!
Он целует мне руку и уходит. А я стою как памятник и не могу шелохнуться. Я смотрю в спину того, кто смотрел мне в самую душу. Кто останется в ней навсегда.
Он оборачивается, вскидывает руку вверх.
Прощается.
Я отвечаю ему тем же жестом.
– Не стойте там долго, простудитесь! Вам скоро на съемочную площадку! – кричит он на прощание. Его голос отражается в моей голове эхом.
Я иду к машине. Ноги заплетаются, голова гудит, а рот расплывается в блаженной улыбке от счастья.
Глава 16
Оргазм со вселенной
Я не помню, как завела двигатель. Мне кажется, «я» осталась там, на набережной, а «не я» едет сейчас в машине. Мне сейчас хочется не только петь, но еще и танцевать. Остановиться вот тут, на светофоре, выйти и начать танцевать. Останавливает одно – мою эйфорию вряд ли разделят окружающие. А свою яркую насыщенную жизнь провести в дурке мне как-то не хочется.
Надо вернуться в орден, понять, что со мной происходит и как с этим жить, чтобы не случился инфаркт. Но перед этим необходимо заехать в главный новый офис, отменить производство косметики, узнать, что там нового, и приготовиться к первому ходу. Ведь игра уже началась. Я решаю не думать об объекте своей сердечной горячки, пока не вернусь в орден.
Я заставляю себя слушать музыку, петь, смотреть по сторонам, читать надписи на вывесках, номера на машинах, всматриваться в лица пешеходов.
Ура, я у цели!
На маленьком стульчике, как всегда, с выражением лица смущенной застенчивости восседает Соня Мармеладова.
– Добрый день! – вскакивает она. – Какая честь!
Я оглядываю свои владения. У мастеров такое выражение лиц, как будто они видят перед собой кентервильское приведение. Они неприкрыто разглядывают меня. Ну да, босс вернулся, ну да, не ждали, ну зачем же так сверлить меня глазами!
– Добро пожаловать! – говорит наконец парикмахер.
– Как вы отдохнули? – улыбается другой мастер.
– Спасибо! Рада вас всех видеть! – говорю я.
И неожиданно понимаю, что я действительно очень сильно по ним соскучилась, что я действительно очень рада их видеть. Они благодарно расплываются в улыбках. Клиенты пялятся на нас в зеркала.
Соня бежит делать кофе.
Я спускаюсь вниз, в кабинет. В старом головном салоне офис и переговорная были наверху, а теперь внизу. Ну ничего, это временно. Думаю, скоро мы займем пентхаус.
В кабинете натыкаюсь на спину Ланы. Она внимательно смотрит в монитор, читает чью-то анкету на сайте знакомств.
– Ну как успехи на любовном фронте?
От испуга Лана подпрыгивает на месте. Инстинктивно хлопает крышкой ноутбука, он, бедный, пикает от ужаса. Лана смотрит на меня и не может выдавить не звука от страха и смущения.
– Неужели нет достойных? – доброжелательно спрашиваю я.
Пауза. Лана не знает, как реагировать на мой тон. Но вдруг отвечает:
– Есть, но на две недели, а дальше? Дальше разговаривать не о чем, секс из праздника превращается в обыденность, а ничего общего не остается. Пустота. Есть мужчины, но нет родных душ! Не звонит день, два, три, четыре, снова залезаешь в сеть, ищешь другого. И натыкаешься там на его анкету, тоже другую ищет. От одиночества аж выть хочется, – у Ланы началась эмоциональная диария.
Я подхожу к ней и обнимаю за плечи, прижимаю к груди. Сама удивляюсь этому жесту, но удержаться не смогла. Пять лет работаем вместе, я все это время знала о ее проблемах, но делала вид, что не замечала. Ведь у меня была своя жизнь, мне было некогда заботиться о других.
– Я прихожу домой, каждый вечер включаю телевизор или читаю книжку, одна засыпаю и одна просыпаюсь, отмечаю праздники с подружками и не езжу никуда отдыхать. Потому что не с кем. Ну что во мне не так, что не так?
Лана плачет, моя блузка становится мокрой, и я чувствую ее боль.
Как можно повысить эффективность бизнеса, не повышая эффективность каждого сотрудника? А как можно повысить его эффективность, не любя его? Как вообще можно что-то делать в этой жизни, не любя? Как можно жить без экстаза?
Как же я раньше жила? Просто существовала.
– В тебе все так, просто ты сама в это не веришь! – я глажу ее по голове, успокаиваю.
Она долго еще молча плачет, хлюпая носом, а когда успокаивается, я приступаю к активным действиям. «Обладать чем-то должен тот, кто может этим правильно распорядиться, а не тот, кто может просто приобрести это», вспоминаю я слова Льва.
– Начиная со следующей недели восемь раз в месяц будет йога, один раз в месяц будем выезжать на Тантру. Оповести об этом всех. Первый месяц всем ходить – в принудительном порядке. Дальше, если кому-то не понравится, тот сможет отказаться. Жизнь каждого в его руках. И как он о ней заботится, с помощью ботокса, диеты или йоги и духовных практик, это его выбор, но он должен сознательно сделать его.
Лана молча кивает, записывая за мной.
– Посмотри по всем салонам, составь список тех, кто не был в отпуске больше года. Отправим их отдыхать за счет салона. Это, разумеется, касается тебя в первую очередь.
Для начала это все!
– Спасибо!
– Ты найдешь его, я уверена! – улыбаюсь я.
– Я столько лет проработала с вами, но никогда, оказывается, не знала, какая вы.
– Я тоже! – я тоже не знала, какая я. – Удачного дня!
Я закрываю дверь. Сейчас мне уже не до новостей, не до того, дают нам деньги на новое здание страховщики или нет. Сейчас это все уже совсем не важно. Нет проблем, которые нельзя решить, кроме той, что находится в сердце и называется запутанное, запуганное «я».
Глава 17
Ритуал свободы
Я бегу по переходам ставшей моим вторым домом организации. Я бегу к греческой статуе, к человеку, который знает ответы на мои вопросы. Я хочу рассказать ему о том, что чувствую, я мечтаю услышать все что угодно, кроме «аничча».
Стучусь в дверь и, на мое счастье, он разрешает войти. Я вбегаю в комнату. Сажусь перед ним. Закрываю лицо руками. С чего начать.
– Я влюбилась! Я никогда, никогда так не чувствовала любовь, я никогда так не чувствовала человека. Я голая перед ним, перед миром, перед собой. Я...
– Чувство и поток фантазий к отдельному индивиду следует обезличивать. Отделять объект от самого чувства. Человек всегда сначала влюбляется, а потом ищет объект любви, – прерывает он.
Я должна склонить голову. Должна выслушать и впитать как губка каждое его слово. Чтобы не опуститься до ревности, чувства собственности, агрессии и что, наверное, самое страшное – закрытости.
Греческий бог поднимает руку и играет тонкими длинными пальцами.
– Но поймите, ваши возможности как творца будут необычайно малы, если вы предпочитаете желать любви только одного человека. Следует постоянно отдавать себя, отдавать свою любовь, бесконечно соединяя свое «я» с тысячами других, только тогда вы будете расширяться сама, только тогда вы по-настоящему научитесь любить, только тогда вы откроетесь.
– Получается, моногамия и любовь до гроба к одному-единственному, это не метод осознания своей сути? Это по-вашему не правильно?
– Я совсем не говорил такого, наоборот: чем больше вы любите одного, тем больше будете любить других. Для начала вы учитесь любить одну себя, потом близких людей, потом коллег, потом знакомых, а потом вы понимаете, что любите весь мир, что все вокруг вас – одна большая неделимая клетка, один живой организм, и вы часть ее. Вы не можете любить кусочек клетки, вы любите ее всю.
– Но ведь все люди разные, и относишься ко всем по-разному. Я не могу любить маму так же, как люблю мужа, и не могу любить прохожего, как люблю друга? – я пытаюсь понять и прочувствовать его мысль, но слышу лишь слова.
– У любви есть два свойства, качественное и количественное. По качеству всех перечисленных сейчас вами вы любите одинаково. А количественно – по-разному.
– Не понимаю!
– Мужу вы себя отдадите в постели, прохожему отдадите в улыбке, маме в объятиях, другу в заботе, но везде во всех проявлениях любви вы отдаете себя. Любовь состоит из отдавания. Просто разным людям вы отдаете разное количество себя.
– То есть любовь – такой внутренний альтруист, самопожертвователь?
– Нет, вы снова слышите лишь себя, но не меня! Любовь – это радость от осуществления обмена. Любовь – это экстаз. Вы отдаете себя и взамен получаете нечто, от разных людей – разное. Радоваться тому, что вы получили, или огорчаться – это уже ваш выбор. Но в определенный момент вы поймете, что нет ничего лучшего, чем с радостью отдавать и с радостной благодарностью принимать то, что вам дали взамен на ваше отданное чувство. То, что дает вам другой, что бы то ни было, вы принимаете как подарок, не оценивая и не отвергая. Даже в том случае, если подарок не оправдал ваши ожидания, вы искренне благодарны.
– Значит, любое общение – это как секс, обмен энергиями, чувствами и эмоциями?..
– Совершенно верно, и так же, как секс, этот процесс может осуществляться с любовью, а может без! Это так же ваш выбор – включить ее или нет, получать удовольствие от секса или не получать, наслаждаться общением или нет.
– Я не знаю, где у меня этот включатель и как его включать.
– А вы готовы его найти? – он внимательно смотрит мне в глаза. – Поиск этой кнопочки – практика для очень сильных. Для того чтобы пробраться к ней внутри себя, вам придется пройти через массу комплексов, страхов, предубеждений, иллюзий, ожиданий. И даже норм собственных правил.
– Пугает!
– Вы не дослушали! Придется полностью отдать себя в этой практике, приготовившись, что получите в замен совсем не то, что ожидаете.
– А можно для особо одаренных более понятными формулировками объяснить, что меня ждет?
– Представьте себе некоего олигарха, который вдруг в один день стал полным банкротом, нищим, бомжом. Он слоняется оборванный, грязный и голодный по улицам, его шпыняют все, он никому не нужен, всем безразлична его жизнь. Швейцары у дверей элитных ресторанов, которым еще вчера он давал щедрые чаевые, сегодня гонят его прочь, чтобы не портил фешенебельный вход своим видом и запахом.
– Представила!
– Так вот, этому бывшему олигарху совершенно безразлично, что на него плюют. Он знает себе цену, он знает, чего добился в этой жизни, он знает, кто он на самом деле. С непобедимым достоинством, гордо выпрямив спину, он идет по улицам и думает о том, что он дарил миру некие плоды своего существования, строил дома, заводы, обеспечивал людей работой. Если он снова придумает нечто важное и полезное для людей, он вновь сможет разбогатеть. Но только теперь он будет начислять средства не на эфемерную благотворительность, а на строительство ночлежек и обеспечение психологической помощи бомжам.
– Персонаж вызывает восхищение!
– Отчасти, но речь не об этом. Просто олигархами становятся люди, способные отдать себя и свои возможности, не нескольким людям, а тысячам людей. Только отдавая, можно получать, и, чем больше ты отдаешь, тем больше получаешь. Если отдаешь негатив, получишь его, позитив – очевидно, получаешь втройне. Думаю, продолжать не следует.
– А какое отношение это имеет к сексу и к любви? Получается, чем больше у тебя партнеров, которым ты отдаешь себя, тем лучше?
– Нет! – отрезает он. – Чем больше вас самой в сексе, тем лучше. Каждый раз, ложась в постель, вы отдаете себя полностью, целиком, без остатка. Так, как будто это последняя ночь в вашей жизни. Но человек так устроен – ему следует познавать качество через количество! – он отслеживает мою реакцию на слово «количество». Выражение моего лица, вероятно, говорит о том, что я закоренелый моногам. – Так вы готовы к очередному эксперименту над собой?
Он поднимает красиво изогнутую бровь и с ожидающим взглядом изучает меня. Мне хочется оправдать его ожидания.
– Вы умеете делать предложения, от которых невозможно отказаться! Я готова!
– Лиля придет к вам в девять и поможет собраться, церемония начнется ровно в десять. Будьте готовы испытать неиспытуемое. И запомните: испытывать наслаждение или боль, страх или любовь – это всегда только ваш выбор. Сегодня вы научитесь пользоваться выключателем внутри себя. Включать и выключать экстаз. Надеюсь, я в вас не ошибся и вы правильно поймете практику.
Сердце бешено забилось в анахате, улыбка расплылась у меня до ушей. Я иду в номер, как будто подпрыгиваю, мне хочется петь и летать. Шмель по всем научным законам не может летать, но он об этом не знает и поэтому летает. Я так же раньше не подозревала, сколько всего могу делать, испытывать, чувствовать. Я не знала, что во мне живет целая вселенная, прекрасный мир планет и галактик, которые хочется познавать и исследовать самой, показывать другим. Я уверена, все, чему меня здесь обучают – работает, я вижу этот мистический результат. И это только начало, начало пути к себе!
Вечер обещает быть долгим. Чтобы набраться сил и расслабиться, делаю динамическую медитацию, тряску кундалини, нас учили этому перед Тантрой. Непрерывный диалог моих мыслей прекратился, тело расслабилось так, что я перестала чувствовать его и ощущала лишь поток воздуха, проходящий через меня, как вода через фильтр. От этого ощущения тепло разливалось по организму, как будто я погружалась в горячую ванну после мороза.
Сейчас я включила музыку этой практики. Разделась и, как полагается, начала трястись, двигая тазом, как Майкл Джексон. После тряски следует спонтанный танец, когда ты позволяешь телу сливаться с музыкой, двигаться так, как оно хочет. Во время танца к тебе приходит чувство, как будто с лица отваливается засохшая зацементированная глиняная маска. Щеки начинают гореть, а глаза наполняются слезами радости. После танца пятнадцать минут следует стоять совершенно неподвижно, как на Випассане. А после статичной нагрузки следует расслабиться в шавасане. Я проделываю весь ритуал с великим удовольствием, наслаждаясь тем, как становлюсь сильнее...
Сиплая блондинка Лиля пришла, как по звонку, ровно в девять.
Она принесла поднос с чаем матэ и тюбик с маслом.
– Пожалуйста, примите душ! Смойте тушь с ресниц, не вытирайтесь и не пользуйтесь никакой косметикой. Потом возвращайтесь сюда.
За время пребывания здесь все мы тут перезнакомились, сблизились. Но Лиля продолжает держать дистанцию. Соблюдает субординацию.
Я направилась в ванну, хорошенько обработала себя мочалкой. Я полна сил, энергии и предвкушения, а также страха перед неизведанным. Что со мной сейчас будет? Что еще в себе я открою? Что еще пойму?
Я вернулась в комнату. Лиля уже расстелила на полу простыть и жестом показала, чтобы я растянулась на ней. Я скинула полотенце, легла. Тут же в нос ударил приятный аромат микса из нероли, можжевельника и пачули. Она нежно втирала масло в мизинцы ног, в икроножную мышцу, в середину колена.
– Я наношу масло на энергетические точки, это необходимо для практики! – пояснила она. – Раздвиньте, пожалуйста, ноги шире.
Не успела я развести колени, как ее масляный палец уже втирал масло в среднюю линию промежности.
После нанесения масла Лиля подала мне чай и услужливо преподнесла белую рубашку. Я развернула ее. Тонкая прозрачная туника по длине чуть ниже ягодиц.
И вот я в белой тунике, с убранными волосами, и Лиля ведет меня вновь по коридорам, только по направлению вниз.
Мы спускаемся и спускаемся по лестнице, и кажется, ей нет конца. Мы проходим переходы, в которых я никогда раньше не была. Здесь уже мало дверей, те, которые есть, без табличек. Коридор постепенно сужается, свет становится все менее и менее ярким, и мы оказываемся в тупике перед дверью. Она открывает дверь.
– Идите теперь одна. Проходите в центр зала. Снимайте тунику и ложитесь на спину. Закройте глаза. И чувствуйте себя!
Я делаю неуверенный шаг вперед, в полную темноту, затем второй, третий. Зал, должно быть, огромный, но практически ничего не видно. Тусклым светом освещен лишь центр. Виден белый круг, расчерченный на полу, в центре него лежит черный бархат. Я медленно двигаюсь к центру, слышно чужое дыхание, чувствуется присутствие многих, очень многих людей, здесь, должно быть, собралась толпа. Но я не могу никого разглядеть, окон нет, света тоже. Я только могу ощущать их. И чувствовать, что здесь мужчины.
Я встаю в круг. Понимаю, что должна снять тунику, но страх охватывает меня целиком, поглощает, раздирает. Мне холодно и хочется кричать. Руки вцепились в ткань. «Ну давай, давай! Ты же богиня, ты совершенное существо! Тебе невозможно причинить вред, ты бессмертна. С тобой ничего не может случиться! Это твоя жизнь, ты придумала ее сама и ты позаботилась о себе. Разве ты можешь причинить себе боль?! Разве ты могла сочинить дурной сценарий???»
Я резко стянула тунику и легла на спину. Кто-то подошел ко мне сзади и завязал глаза. Я пытаюсь расслабить напряженное лицо, но зубы сжались, скулы напряглись.
Чья-то дерзкая рука резко раздвинула мои ноги, согнула их в коленях, и со страшной силой кто-то пронзил меня своим лингамом.
– А!!! – вскрикнула я от боли.
Я совсем сухая, я напугана, я не возбуждена, разве можно так хамски владеть женщиной? Рука намертво запечатала мой рот, а твердый член впивался в меня и двигался во мне все жестче, все сильнее все быстрее.
Я извиваюсь под незнакомцем от боли, которую он причиняет мне, от непонимания. Ну сожми мою грудь, ну поцелуй меня, ну возбуди меня, ну сделай что-нибудь, чтобы я стала влажной! Но он продолжает вонзать в меня свое орудие все глубже, все дальше, все больнее, крепко зажимая мне рот.
Я усиленно вспоминаю образ разбудившего во мне неистовое желание актера, чтобы возбудиться самой. Я вспоминаю его лицо, взгляд, поцелуй моей руки на прощание... Но ничего не получается, вместо возбуждения меня накрывает отвращение. Боже, что я тут делаю? На что я подписалась? Меня просто еб...т, как самую дешевую шлюху.
Наконец насильник ускоряется еще больше, жестче, сильнее, быстрее и изливается в меня. Я облегченно выдыхаю в его ладонь.
Ну вот и все!
Интересно знать, что это за практика такая странная и чему в ней я должна была научиться? Надо встать.
Я не успела додумать мысль, как внутрь меня, прямо в ту мокроту, которую оставил предыдущий, вошел новый партнер. Сейчас я предпочла молчать, чтобы мне больше не затыкали рта. Боже, да это групповое изнасилование! Я чувствую себя струной на гитаре, которую настраивают. Струну все натягивают и натягивают, а она все не рвется и не рвется.
Я пытаюсь понять суть практики, я зажимаю промежность, гоняя вверх уже, наверное, мертвую от таких пыток кундалини, я выдыхаю их свой муладхары в его сахасрару, но кроме боли и обиды не чувствую больше никаких эмоций и энергий. Из глаз градом выливаются слезы, они текут по щекам, по волосам. А меня все продолжают и продолжают натягивать как резиновую женщину. Я перестала быть богиней я стала резиновой куклой из секс-шопа. Ее купили на всех, на всю пиздобратию студенческого мальчишника. Я резиновая кукла, мне не больно, мне не больно, мне не больно! Мне невозможно сделать больно.
Мне не больно!
Этот тоже кончает в меня. Я пытаюсь встать на локти, но меня резко бросают обратно, и третий невидимка входит в меня. Когда тебя насилуют, расслабься и получи удовольствие! Вспоминается детский стишок. Я понимаю, сопротивляться бессмысленно, все, что происходит сейчас, зачем-то нужно! Я сама согласилась на это! И если выживу, смогу понять, зачем.
Включатель. Где-то внутри есть включатель любви, включатель отношения к ситуации. Ты выбираешь: либо включить «любовь, удовольствие», либо нажать на «боль, страдание». Оn/off.
Я отдаюсь третьему незнакомцу, я отдаюсь четвертому. Я выбираю отдать себя всю! Пусть они берут меня, пусть все берут меня, пусть получают удовольствие и наслаждение.
Пусть забирают меня всю. Пусть получают, что хотят, что бы это ни было!
Здесь все очень продуманно, ты должна почувствовать себя никем, для того чтобы чувствовать себя всем!
Нескончаемая рота мужчин проходит через меня друг за другом, не давая мне возможности отдышаться, опомниться, придти в себя. Они разные по темпераменту, весу, запаху, размерам и желаниям. Я перестаю сосредотачиваться на счете. Я твердо решаю нажать «on». Я начинаю расслабляться, доверять себя им, моим невидимым партнерам.
Я начинаю чувствовать каждого, я понимаю, чего он хочет и понимаю, что он берет у меня, а что отдает взамен. Нет, не боль, не жестокость. Он отдает мне свое наслаждение. Безмолвную благодарность за то, что получает. За то, что пользуется мной, а я молчу, не требую ничего, не прошу, не умоляю, не отвергаю. Я разрешаю каждому из них быть таким, какой он есть.
Кто-то резко и дерзко берет меня, кто-то ритмично и плавно, кто-то хочет быстро освободиться от плодородной жидкости, а другому хочется остаться во мне как можно дольше. Никто не переворачивает меня, все берут в одной позе. Это, наверное, правило ритуала. Они не должны ничего давать мне, чтобы я поняла, как прекрасно отдавать. Боль и усталость как-то странно начинают становиться радостью. Радостью наслаждения. С каждым новым мужчиной я понимаю, что становлюсь больше, глубже, женственнее. Я отдаю себя, ничего не ожидая взамен.
Вдруг очередной невидимка, резко сжимая мои бедра, поднимает колени к груди и лишает меня девственности в анальном отверстии. Ток боли пронизывает тело. И оно вдруг перестает существовать.
Я вдруг оказываюсь под потолком этого зала и смотрю на себя сверху. Я богиня или резиновая кукла? Там, наверху, я могу выбирать. Я не участвую в этом процессе, я за ним наблюдаю...
