Текст книги "Фрейлина Её величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой"

Автор книги: Анна Вырубова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Рассказала Маме. Оля[159]159
  В. княжна Ольга Николаевна.


[Закрыть] тоже приняла участие в этих беседах. Решено было снести им узел нарядов и сластей и деньгами 3000 (деньги дала Мама) и написать письмецо: «Молитесь Богу за Александру и Алексея и будьте счастливы».

Вопрос был в том, как передать все. Подойти, постучать в окно и уйти (так делается тайное подаяние)? Но это неисполнимо, так как они живут в дворницкой, в бывшей доме её отца (приютил ее дворник, и окно выходит в коридор). Кроме того, может случиться также, что выйдет дворник и получит все. Или кто-нибудь из его семьи. Этот, наиболее романтический, способ не подходит. Надо что-то другое. Послать по почте? Тоже неудобно. Кто ее там знает? Может и не отдадут (говорят, она живет под чужой фамилией, а какая у неё фамилия – мы не знаем). Решили так, что Митя[160]160
  В. кн. Дмитрий Павлович.


[Закрыть] (ему очень нравится все романтичное) оденется в студенческое пальто, зайдет, спросит Валентину Викторовну (так ее зовут) и отдаст ей пакет. И сразу же выйдет. По крайней мере, мы будем знать, что это попало в те руки, что мы желали.

Так и сделали.

Мама приходила ко мне с Олечкой, все сама просмотрела. Олечка положила свои кружева и свои две косынки. Мне кажется, что этого не следовало делать: вещи настолько хороши, что могут пойти лишние толки. Но ей так хотелось положить эти вещи, она так радовалась при мысли, как та девочка (она, пожалуй, одних лет с Великой Княжной Ольгой) будет радоваться и примерять кружева, что ей нельзя было отказать. Туда же были положены три рубашечки Маленького в них записка («Молись за Алексея»), много конфет и сластей.

Вечером, часам к девяти, Митя …[161]161
  Многоточие в тексте.


[Закрыть] и погрузил на себя узел. Постучал в окно. Ему открыл дворник и на вопрос, где живет Валентина Викторовна, провел его в полутемную каморку. Митя вошел. Увидел трех детей, играющих на полу с кошкой, а на кровати лежала и стонала женщина.

– Я, – говорит он, – в первый момент растерялся. Но больная постучала в стену и слабо позвала: «Лили!»… Я бы сразу ушел, как было условлено, но я не знал, сюда ли я попал… В это время вошла девушка (вернее, девочка) в сером каком-то рванье – (так он рассказывал). И когда она вошла, я прямо растерялся. Такие глаза! Безумно красивые глаза!… И тонкие темные брови… А волосы – целые снопы золота! Я спросил, здесь ли живет и могу ли я видеть Валентину Викторовну. Девушка растерялась и сказала: «Мама больна. А я, вот, я дочь Валентины Викторовны… А что вам угодно?» Она, очевидно, очень терялась. Тогда, – так рассказывает Митя, – я сказал: «Вот это возьмите!» Подал ей узел и конверт и быстро вышел. За мной кто-то пошел, но я быстро скрылся…

Прошло больше двух недель. Олечка приходила ко мне и часто спрашивала:

– Аннет, а как ты думаешь, та девочка еще счастлива?

– Мне кажется, что в этом нельзя сомневаться…

Уже весной Берчик мне сказал:

– А знаете, Анна Александровна, заместо счастья, Бог-весть что в ту семью внесли!

Я уже забыла, в чем дело.

– А в Сочельник, помните?

Вспомнила.

– Ну так вот… Они поправились. Квартиру другую… и все такое… Она шляпы делает, магазин у нее… Дети – так прямо ангелочки!

– Ну так и хорошо! Что же ты ворчишь?

– А, вот, Великий Князь с того самого дня за девочкой этой бегает. Видели его с ней в городе… Не было бы худа, не знает ведь, в чем дело. Думает и вправду студент.

А раз было народное гулянье. Я ехала с детьми. Вижу – навстречу молодая девушка, везет колясочку с ребенком (калекой). Берчик указал мне:

– Эта та самая… в Сочельник которая… А это братишка её больной…

Девушка, действительно, необыкновенно красивая, однако, больше похожа на еврейку или грузинку (с зелеными глазами).

9 сентября – 10.

Сегодня опять услышала об этой несчастной Лили. Месяца два тому назад в «Новой Времени» появилась заметка:

«В воскресенье, 19 мая, в Павловской парке молодая девушка стреляла в студента. Когда раненого подняли, он отказался себя назвать. Предполагают, что это один из великосветских романов».

Больше об этом ничего не было.

Потом оказалось, что так закончилось наше «тайное благодеяние». У Великого Князя с Лили затянулся роман. Когда девушка узнала об обмане, то выстрелила в своего героя, не зная, кто он. Когда ее арестовали, она себя не назвала, боясь напугать мать. Потом Великий Князь хлопотал об её освобождении, но сказал полицмейстеру, что хотел бы избавиться от этой семьи, чтобы убрать их из Царского. А в то время Митя уехал полечиться к отцу. Отец навел справки. Оказалось, что эта дама, мать Лили, была вдова еврея; ей жить, конечно, было нельзя в Царском. Но она что-то скрыла – уж не знаю – словом, жила под чужим именем. Ну, и ее вместе с Лили арестовали. А детей у неё отняли. Она умерла в тюрьме, а Лили куда-то услали.

Все это вышло ужасно. Великого Князя не было. Он об этом узнал только когда вернулся, месяцев через восемь. Страшно волновался.

– Вот, – говорит Митя, – наши полицейские…[162]162
  Многоточие в тексте.


[Закрыть]. Готовы человека живьем съесть! Перестарался, мерзавец!

Он собирался было навести справки о том, куда девалась Лили. Потом решил ограничиться выговором полицмейстеру… И еще боялся, что дойдет до Мамы.

Бедная, бедная девочка!

А мы так искренно верили в то, что наше «тайное даяние» принесет счастье всей семье.

7 мая – 11.

Старец едет[163]163
  Весной 1911 г. Распутин совершил путешествие в Иерусалим и затем, вместе с большим числом паломников в Саров!


[Закрыть]. Ждем его с нетерпением. Мама говорит:

– Он единственный человек, который вносит мир в мою душу.

И дети его ждут. Любят его святые слова. Оказывается, он задержался. Совершил паломничество в Саров. И не один, а с народом. Его большой душе надо, чтобы всякий, кто будет около него, возрадовался. А посему Мама сегодня отправила ему 3000 рублей на подарки для народа.

9 июня. – 1.

– И вот, – говорит старец, – эти министры – ослы: велят из Царицына убрать Илиодора, а это не понимают, что за ним сто старух поплетутся и такой рев подымут, что никакими пушками не заглушишь… Дурьи головы! Надо, чтобы все спокойно!

И опять о Л. Толстом вспомнил:

– Папе, – говорит, – на графов не везет: графа Л. Толстого за характер синод оттолкнул, графа Витте (так как он граф – Витте) зовут за большую умность – так это не годится: плохое то хозяйство, когда хозяин умного приказчика боится!

Да, прав старец, прав святой пророк!

Мама говорит:

– Если бы я не была царица, то была бы с теми, кто против царей!..

Думаю – если бы старец не был святым человеком, то был бы тоже с теми, кто против.

9 июля.

Старец говорит:

– Царские министры много дальше не видят своего носа. Вот им граф Лев Толстой чем-то не по нутру пришелся. Они синоду и напели. А этот и рад. Ведь попы – души продажные… Тоже вот, выслужиться хотели – ему отречение от церкви…[164]164
  В 1901 г.


[Закрыть] Думали – он заплачет, в ножки поклонится: «Дайте, мол, свое благословение!» А он и не подумал! А Папа, как стал помирать граф Толстой[165]165
  Л. Н. Толстой умер 7 ноября 1910 г.


[Закрыть], печально так сквозь слезы сказал: «Не он перед церковью, а перед ним церковь виновата, что он не как христианин, без покаяния умирает. Церковь сумела наказать, а не сумела на свою сторону перетянуть!» Вот что сказал Папа, а они думали – царю-батюшке угодили! Щенки слепые, а не правители, дальше сиськи суки не видят!

И как он прав! Ах, как он прав!

Отречение графа Л. Толстого от церкви внесла большую горечь во всю царскую семью.

Мама говорит:

– Граф Л. Толстой – величайший мировой ум, гений… И этот человек, который жил в наше время, относился злобно к нам, потому что к нему церковники применили такую же плеть, как к любому поваренку. И это так тяжело! Особенно потому, что вся Европа это нам поставила в вину. И еще потому, что «Война и мир» это – лучшая русская книга…

Меня несколько удивило, что Мама так отозвалась об этой книге, так как граф Толстой очень откровенно высказывает в ней свои симпатии солдатам, а не генералам, и еще посмеивается над царем Александром Павловичем… И вообще над царями… Но в этом отношении Мама верна себе, она человек культурный, и от этого ей не уйти.

А раз она мне сказала:

– Ах, Аннет, если бы я не была царицей, то присоединилась бы к тем, кто нас царей, ненавидит, – так много жестокости! Такая узкость!.. Но мы, цари, – помазанники Бога и должны нести свой крест…

Папа его имеет.

Странно, когда всмотришься в Папу и Маму, оба они «Не для величия и славы», как им для них поет поэт державный К. Р.[166]166
  В. кн. Константин Константинович.


[Закрыть] Они люди глубокой веры, тишины… Любят свой покой, своих детей… Ну, и судьба поставила их царствовать Конечно, положение не только обязывает, но и развращает. Особенно власть.

Это я знаю по себе. Власть очень портит. Кружит голову. Сбивает с пути скромной, молитвенной жизни. И все же Мама – величайшая мученица. В ней, в буквальном смысле, все болит. У ней столько ответственности, столько забот и так мало чистой радости.

18 июля.

Столыпин настаивает, чтобы как-нибудь убрать Илиодора из Царицына. Он сказал Папе:

– Нельзя допустить (хотя бы и на религиозной почве) устраивать погромы. Илиодор – погромщик и опасный монах. Сильно действует на толпу. Этот сумасшедший несет позор. О нем слишком много говорят. Его надо убрать из Царицына. Там готовится бунтовское гнездо.

Я думаю – Столыпин прав. Илиодор – это злокачественная язва. Его надо обессилить. А старец говорит:

– Надо еще маленько выждать, а то, ежели так, нахрапом, Илиодорушку уберут, народ его мучеником признает. А народ страсть как мучеников любит!

Как он мудро рассуждает!

9 сентября.

Однако, синод, под влиянием Столыпина, настоял на своем. Илиодора перевезли из Царицына в Новосильевский монастырь[167]167
  Илиодор был назначен настоятелем Новосильского монастыря (в Тульской губернии), но бежал оттуда обратно в Царицын, где «сидел с народом в монастыре 20 дней», пока не была получена (3 апреля 1911 г.) от митрополита Антония телеграмма с извещением, что «Государю Императору, во внимание к мольбам народа, благоугодно было 1-го апреля разрешить иеромонаху Илиодору возвратиться нз Новосилья в Царицын». (С. Труфанов, «Святой чорт»).


[Закрыть]. Шуму чтоб меньше было. А старец обиделся, что без него порешили. Сказал:

– Ежели они без меня решают, то я это решение смахну… Пущай остается в Царицыне, пока я того требую!

Мама хоть и очень обижена на Илиодора за эту мошенническую историю с образом Казанской Богоматери, но старцу не решилась отказать, и потому решение синода отменили и Илиодора оставили в Царицыне.

А князь Андроников приезжал и говорил:

– Отец Григорий по доброте своего же врага Илиодора защищает. А этот враг только выбирает удобный момент, чтобы его раздавить!

Я его успокоила, сказав, что раздавить старца не так просто, так как Илиодора и Гермогена Мама терпит только по милости Григория Ефимовича. И что его слова довольно, чтобы их убрать. Кн. Андроников улыбнулся:

– Анна Александровна, а вы разве не знаете, что старец также смертный, а у этих голубчиков рука не дрогнет убить того, кто им станет на дороге?

И так он это сказал, что у меня мурашки по телу забегали.

Так много врагов, так много врагов! И главное – со всех сторон. Сохрани его, Господи!

6 июля – 11.

Папа еще при первой свидании с Илиодором, – когда старец велел его Папе принять, сказал ему:

– Ты во всем должен следовать указаниям старца, и если тебе дана возможность жалить, то пускай свое жало против революционеров и жидов. А министров и других правителей не трогай!.. А Главное, во всем слушайся Григория Ефимовича. Его Бог избрал нам в советники. Умудрил его.[168]168
  Эти слова Николая приводит в своих записках и Илиодор. (О. Труфанов. «Святой чорт»).


[Закрыть]

А что сделал Илиодор? Он не удовольствовался еврейскими погромами, а стал кидаться на губернатора[169]169
  Епископ Гермоген обличал 5 октября 1909 г. «язычествовавшаго» гр. С. С. Татищева, саратовского губернатора. Александра Федоровна, а с нею и Вырубова, полагали, что обличителей выступал не Гермоген, а Илиодор.


[Закрыть]. Этого мало. Отрастил зубы и бросался на самого старца. Тут уже придется накинуть цепь!

7 сентября – 10.

Ненавижу Илиодора! Ненавижу! Несмотря на то, что старец говорит:

– Его должно почитать, потому – на нем благодать!

И все же ненавижу.

Что-то в нем есть такое, что делает его отвратительным. Гадливым. Он когда смотрит, то кажется проникает глазами. И в позах его что-то стыдное. Я знаю: враги старца говорят, что старец своим касанием оскверняет женщину. Но так говорить могут только враги и люди, с развратом в помыслах. От касаний старца чувствуешь только, что поднимаешься над землей. Что ничего тебе не надо. Ничто тебя не трогает. А есть высшее, сладостное, что кружит тебя над землей. И это не ласка его, не сладострастие, а горячая волна божественного. И никакие радости не сравнить с этим сладчайшим туманом.

Вспоминаю величайший трепет моего существа.

Когда мы приехали к старцу[170]170
  По поручению Александры Федоровны, Вырубова, в сопровождении нескольких поклонниц Распутина, ездила в Покровское, чтобы ознакомиться с тем, как живет «старец» у себя на родине.


[Закрыть], то он водил нас по деревням. Чтобы, – так говорил он, – я видела, в какой грязи живет народ. Какой горький хлеб крестьянский. И еще для того, чтобы видеть, как его почитает народ.

Когда мы шли по улице, то я видела, как крестьяне кидались ему в ноги и молили:

– Благослови, спаси, помолись за нас!

И он, такой жалостливый, поднимал их и обделял. И я никогда не представляла себе, что он так много раздает народу.

И я не могла и подумать, что он делает это только для нас. Потому что, когда я вечером шла с Варей[171]171
  Младшая дочь Распутина.


[Закрыть] и к нам присоединилась старуха Ириша (она не верит в Григория Ефимовича, говорит, что он не от Бога) и все же водила нас по дворам и показывала: «Тут он избу починил, там корову купил, там – лошадь. Там на детей дает. На его счет обучаются, на его счет лечатся…» Это требует десятков тысяч.

– Такой царской щедрости никто никогда не видел! – говорят крестьяне.

Вечером П. Д.[172]172
  Очевидно, П. Ф. – Прасковья Федоровна, жена Распутина.


[Закрыть] нас кормила чем-то очень жирным и сладким. Пили вино, пели песни.

Вся комната старца увешана коврами. Мягко-красная оттоманка. Против неё, на столе, божница, в ней икона Божьей Матери. В черной без позолоты оправе. Старинное письмо. Когда смотришь издали, то видишь только бледные тени. А когда зажигается лампада, то святой лик светлеет.

Когда стало тихо, то двое взяли нечто похожее на цимбалы, стали играть. Старец, подпевая, стал кружиться.

Песнь усиливалась. Усиливалась кружение-пляска. И старец, указывая на Божью Матерь сказал:

– Глядите, плачет, о нас скорбит!

Когда же, в великом кружении, мы все пали ниц перед старцем, я увидела на глазах Богоматери сияние.

И когда, утопая в мягкой ковре… в изнеможении… Это была высшая благодать… Высшее трепетание…

6 сентября.

Ненавидела Илиодора всегда, особенно теперь! Отец сказал, что вчера он прислал письмо, в котором описывает «радение» старца с Марьей Ивановной. И я знаю, что все, что он пишет, – это клевета, чтобы очернить старца.

А с Марьей Ивановной было так:

Она, как лучшая молитвенница старца, никогда его не принимает у себя, разве – когда идут от Мамы. Он заносит ей для Маленького что-нибудь. В этот раз тоже так было. Марья Ивановна ушла, оставив Маленького спящим. Пришел старец. И когда дверь открылась, и Маленький зашел (он оставил свой волчок на кровати Марьи Ивановны), то они его не заметили. Он испуганно закричал.

Пришел отец Александр. Маленький слушал его. Но все жаловался на головную боль. Мама позвала старца, и Маленький закричал:

– Не хочу! Он будет меня душить, как Машу!

И это особенно было неприятно потому, что при этом был отец Александр. Он скоро ушел. Старец стал гладить Маленького, и головная боль у него прошла, и он воробышком прыгал по комнате.

7 октября.

Как об этом узнал Илиодор? Но – разве это поймешь? Уши и глаза всюду. За каждым шагом следят. И все оскверняют. Всюду гадят. И никуда не уйти от них.

10 октября – 11.

Вчера Мама говорила:

– Когда в начале войны с Японией запахло этим несчастным бунтом, который они называют революцией…

Между прочим, Мама всегда говорит: «В России никогда не может быть революции, а может быть только бунт… А бунт надо усмирять нагайками, так как меченый холоп лучший работник!» Я бы не сказала, что в данном случае Мама особенно дальновидна, но возвращаюсь к её рассказу.

– Итак, – говорит Мама, – во время Японской войны было предложено устроить нечто вроде «Sûreté général»[173]173
  Отделение Французского министерства внутренних дел, на которое возложено наблюдение за посольствами и военными агентами (контршпионаж).


[Закрыть] и дело было поручено Комиссарову[174]174
  Михаил Степанович Комиссаров (род. в 1870 г.), ген. – майор, б. помощник начальника петербургского охранного отделения. В 1915 г. – начальник варшавского жандармского управления; после эвакуации откомандирован в распоряжение министра и товарища министра внутренних дел; агент Хвостова и Белецкого при Распутине. В 1904 г., когда началась война с Японией, Комиссаровым, в ту пору ротмистром, было организовано при департаменте полиции бюро для наблюдения за иностранными посольствами и военными агентами. Работа была чрезвычайно конспиративной (малейшая неудача могла вызвать европейский скандал, и все послы покинули бы Петербург) и чрезвычайно сложной (один только китайский шифр составлял 6 томов). Были разработаны 12 шифров. Все документы, бумаги и шифры доставлялись ночью на дом к Комиссарову, проживавшему под чужим именем и под видом иностранца. Там их фотографировали и наутро уносили в департамент полиции, так как Комиссаров не рисковал оставлять их у себя, опасаясь внезапного обыска по требованию какого-либо посольства. Особенное значение имело это бюро при заключении Портсмутского договора: бюро узнавало американские условия раньше, чем американский посол в Петербурге. В 1906 г. русскому послу в Англии был сделан запрос относительно существующего в России бюро, и последнее было раскассировано. («Падение царского режима» Т. III. 1925).


[Закрыть].

Мама, говорила, что он проявил необычайную прозорливость. Вся заграничная шифрованная переписка, как в волшебном фонаре, проходила перед нашими правителями, им оставалось только делать выводы. Он раздобыл десять шифров: американский, японский, китайский и др. Работа шла удивительно, но кто-то предал. И пришлось ликвидировать. И вот, Мама говорит, что, по её мнению, Комиссаров сам состряпал, сам и разрушил. Далее Мама говорит:

– Этот же человек составлял и печатал прокламации о еврейских[175]175
  В тексте ошибочно написано – «европейских».


[Закрыть] погромах[176]176
  Витте в своих «Воспоминаниях» (Т. II. рассказывает, что Комиссаров печатал, по личной своей инициативе, погромные прокламации, которые массами рассыпались по провинции. Печатались они на станках, забранных при арестах революционных типографий. Эта секретная типография помещалась в подвальном этаже департамента полиции. Комиссаров же, при допросе его 4 мая 1917 г. чрезвычайной следственной комиссией, утверждая, что ему лишь однажды пришлось быть свидетелем того, как печаталось воззвание к солдатам после нападения латышей на кавалерийский отряд в Туккуме в 1905 г.


[Закрыть], а когда все стало известно, перевернул горшок с углями на другую голову.

И, вот, она говорит, этот человек предлагался в качестве охранителя старца. Да он не только убьет, – а еще пойдет с красным флагом по улице! Нет, нет, ему верить нельзя, такие люди опасны!

1 февраля.

Старец сказал папе:

– Тем, что обер-прокурор Лукьянов[177]177
  Сергей Михайлович Лукьянов (род. в 1855 г.), известный патолог, б. директор института экспериментальной медицины. С 1902 по 1905 гг. – товарищ министра народного просвещения, в 1906 г. – член Госуд. Совета, с 1909 г. по 1911 г. – обер-прокурор синода.


[Закрыть] со скандалом убрал Илиодора, только дуракам языки развязал. Вон, послушайте, что говорят: «Царь, мол, послал Илиодора жидов бить, да и спутался. Как Дума на царя нападать стала, царь от своего слова отказался, и Илиодор предан жидам. То-есть Думе». Вот что говорят!… А разве хорошо такие слухи слушать? Ведь думать надо, что стеной за Илиодора народ. Так надо сделать так, чтоб бабьего реву не было, чтоб народ его прогнал. Вот что надо. А пока что – терпеть! А Лукьянова, прихвостня Столыпина, думского нюхача – гнать в шею надо! Вот!

И при этом сердито закричал:

– А то дождешься, что всех думских собак на нас пустят! Вот! Гнать его, стерву!

Папа сказал:

– А кого поставим?

Старец указал на Саблера[178]178
  Владимир Карлович Саблер (род. 1845 г.), сенатор, член Госуд. Совета, с 1911 г. по 1915 г. – обер-прокурор синода. Орудие пацифистской и германофильской партии, клеврет Распутина.


[Закрыть].

– Не человек, а воск, чистый воск! Подогреешь – и жми его! Вот царский послушник!.. И церковник! Вот!

Назначение Саблера Мама приветствует.

4 июля.

Папа указал старцу, что Дума высмеивает смещение Лукьянова и замену его Саблером. А старец и говорит:

– Дума – это собачья свадьба. Свои собаки дерутся, а все вместе ходят и чужих не подпускают! Вот что – гнать ее надо, эту Думу!

О, если бы это ее так же просто было прогнать, как всякого отдельного министра! Но это не так просто. Тут уже определенно борьба за власть. Папа охраняет самодержавие, а Дума это самодержавие обстреливает, – пока только речами, но впоследствии может быть худшее.

5 марта.

Вопрос о диакониссах[179]179
  В. кн. Елизавета Федоровна добивалась разрешения ввести в основанной ею в Москве Марфо-Мариинской общине, настоятельницей которой она состояла с 10 апреля 1910 г., чин диаконисс на протестантский лад и устройства при общине общежития, богадельни и приюта для детей, больных и калек, с целью «врачевания душевных и телесных недугов».


[Закрыть] прямо разросся в борьбу. Вокруг него конечно, разгорелись страсти, С одной стороны – великая княгиня Елизавета Федоровна с московским митрополитом Владимиром, с другой – Мама со старцем.

Для чего нужны в. к. Елизавете Федоровне диакониссы? Ясно. Она хоть и отшельница, но очень властолюбивая. Ей нужен свой штат, свои верноподданные, хотя бы и в монастырских рясах. И еще одно – в. к. Елизавета Федоровна любит все обстановочное, декоративное, а в этом отношении католическая церковь дает больше. А диакониссы – это прямое явление католического монастыря… Еще думается мне и нечто другое. Тут у в. к. Елизаветы Федоровны может быть и другое – если не совсем, то хоть отчасти навязать нам главенство церкви над престолом. Во всяком случае, диакониссы не дают ей покою. Старец сразу не понял, а потом сказал:

– Ишь, какая молитвенница!.. У католиков над царем – папа римский, а у нас московская мама будет! Пускай убирает руки, пока пальчиков не отрубили!

А Папа так рассмеялся в первый момент. Не знал, как от в. к. Елизаветы Федоровны отделаться, отписаться.

А старец говорит:

– Мы на нее епископа Гермогена напустим. Пускай ее законами запугает.

И только этим и удалось разбить тенденцию о диакониссах.

Я очень рада, что все старания в. к. Елизаветы Федоровны разбиты. Казалось бы, если человек уходит в монастырь, то тем самым отказывается от властолюбия и честолюбия. Но это не так.

6 июля.

Бадмаев был. Говорит, на этих днях будет у меня Мигулин. Лично мне этот человек очень неприятен. У него особенная манера говорить, предлагая какой-нибудь проект. А все его проекты сводятся к одному: поставки, концессии, банки и т. д. Он так нахально смотрит в глаза и говорит:

– Это для нас (подчеркивая для нас) будет очень полезно!

Когда он был у меня несколько дней тому назад, я его отпугнула:

– Не для нас, а для вас это нужно, – сказала я ему в ответ на его проект о приисках.

Он на минуту вздрогнул:

Потом так завилял:

– Я думая, что вы мне разрешите считать – интересы государства нашими общими интересами…

Кстати, с ним этот Рубинштейн[180]180
  Дмитрий Львович Рубинштейн (род. в 1876 г.) кандидат юридических наук, директор правления Общества Петро-Марьевского и Варвароплесского объединения каменноугольных копей, страхового общества «Волга», Русско-Французского банка и пр. Крупный спекулянт и биржевой делец. Через Распутина, которого он поддерживал материально, Рубинштейн проводил своих кандидатов на министерские посты. Оказывал давление на прессу, так как ему принадлежала большая часть акций газеты «Новое Время». 10 июля 1916 г. Рубинштейн был арестован комиссией генерала Батюшина по подозрению в способствовании видам неприятеля и выслан затем в Псков. Ему инкриминировалось: продажа русских процентных бумаг, находившихся в Германия, через нейтральные страны во Францию, продажа акций Общества «Якорь» германским дельцам, взимание высоких комиссионных за сделки по выполнявшимся за границей русским заказам и пр. По настоянию Александры Федоровны, дело Рубинштейна было передано министру юстиции, и 6 декабря 1916 г. Рубинштейн был освобожден. Но прекратить дело не удалось, в виду запроса о нем в Госуд. Думе.


[Закрыть]. (Между прочим, все говорят: «Евреи трусливы, жулики и трусы». Глядя на этих людей, вслушиваясь в их мудреные проекты, я думаю: «Жулики, но не трусы!» Очень откровенно издеваются над нашей, простотой). Этот Рубинштейн мне положительно нравится. Когда заговорили об отчислениях он сказал:

– Многоуважаемая Анна Александровна, я знаю толк в бриллиантах и еще лучше – в оправе! – намекая на ту бестактность, которую себе позволил Побирушка, оставив пакет с надписью: «5 каратов, 8 каратов» и т. д. Страшно мало в нашем обществе умных людей, а потому когда встречаешь таких, как вот он, то это особенно приятно. И думается мне, что такие везде будут на месте. А то – кичиться породой, а подносить в пакетиках!

9 сентября.

Мама взволнована. Император Вильгельм пишет ей:

«Я верю в твой критический ум и твою гордость. И все же и до меня доходят эти ужасы о твоем и Ники увлечении: «старцем». Для меня это совершенно нечто непонятное. Мы – помазанники Божьи, и наши пути перед Богом должны быть такие же чистые и недоступные для черни, как все, что люди от нас …[181]181
  Пропуск.


[Закрыть] А это ваше увлечение равняет вас с толпой. Берегитесь. Помните, что величие царей – залог силы».

Дальше он пишет о том, что в заграничной прессе выступление одного старца – Илиодора – против другого – Распутина – рассматривается, как бунт церкви против власти. И самое ужасное, что цари являются не усмирителями бунта, а играют роль разжигателей. «Имя царицы рядом с именем какого-то темного проходимца! Это ужасно!»

Это письмо, как громом, поразило Маму.

– Никто никогда не смеет вмешиваться в нашу жизнь!

Мама особенно нервничает, зная, что это письмо продиктовано или внушено её «отцом»[182]182
  Так Александра Федоровна называла принца Генриха Прусского.


[Закрыть]. О нем она всегда говорит с особой и нежной любовью, и это ее оскорбило.

– Почему они все вместе и каждый в отдельности стараются мне навязать свои, правила? Кто дал им это право? Как они смели! Ах, как они смели! И главное, этот Иуда-предатель Илиодор! Старец о нем, как о своем любимом брате, хлопотал. Ни на минуту не забывал о нем, и он, он явился предателем!

Утром получаю письмо от Лелички[183]183
  Ольга Владимировна Лохтина, жена д. с. с. инженера, одна из наиболее исступленных поклонниц Распутина (а позднее – Илиодора), кончившая сумасшествием


[Закрыть].

«Боюсь за старца. Боюсь. Они – епископ Гермоген и Илиодор, как черные вороны… Черные вороны хотят клевать чистое тело. Боюсь, могут пролить кровь. Сделай все, чтобы примирить их. Разорви свое сердце, но не дай свершиться между ними ужасному! Жди меня к вечеру».

Это письмо – сумбур и страх, как и все, чем живет в последнее время Леличка. Оно меня напугало. Но я не знала, в какую сторону направить свое наблюдение.

Говорила с Александром Эриковичем.

Он сказал:

– Не пугайтесь и, главное, не пугайте Саны. Эта Ольга Владимировна всегда что-то выдумывает. Во всякой случае, весь день будем иметь за ними наблюдение.

Старец был у Головиных[184]184
  Мать и дочь Головины – ревностные поклонницы Распутина.


[Закрыть]. Мама звонила мне, что Илиодор приехал, говорил со старцем. Беседа мирная. Дружно обсуждали. Поехали в Ярославское подворье, где ждал епископ Гермоген. Старец доволен.

Выслушав это сообщение, Мама успокоилась. Думала, Александр Эрикович прав. Леличка преувеличивает. Они сговорились, значит – все хорошо. Успокоилась, хотя в душе не доверяла Илиодору. Но, думала я, он боится старца, а потому смирится и убедит епископа Гермогена тоже смириться. Их, конечно, терзает зависть к старцу. Но они должны смириться.

Когда приехал старец, мы все поняли.

Я омывала его ноги слезами. Как они смели! Как смели!

Били… истязали… могли убить…[185]185
  16 декабря 1911 г. епископ Гермоген, Илиодор и несколько священников, пригласив Распутина в Ярославское подворье, потребовали от него, чтобы он прекратил свои посещения царского дворца. Произошла ссора, перешедшая в побоище, во время которого еп. Гермоген бил Распутина по голове нагрудным крестом. В избиении Распутина деятельное участие принимал и благочестивый Митя Козельский. Священник Восторгов, известный деятель Союза Русского Народа, рассказывая со слов епископа Гермогена, что Митя Козельский в разгаре побоища пытался даже оскопить «старца» ножницами.


[Закрыть] И только испугались Божьего суда…

Когда они подняли руки на старца, он, старец, сказал:

– Да будет воля Твоя!

И рука епископа Гермогена повисла, как плеть.

Свершилось нечто страшное. Они пошли открытым бунтом против старца и против Папы и Мамы. Знают ли они, какая судьба их ждет?[186]186
  8 января 1912 г. синод постановил лишить епископа Гермогена епископства и сослать его в Жировецкий монастырь в Литве, а Илиодора заточить в исправительный монастырь во Флорищеве, Владимирской губернии. Илиодор подчинился решению синода не сразу и некоторое время скрывался у д-ра Бадмаева. Там-то у него и зародилась мысль написать свою знаменитую записку о Распутине, предназначавшуюся Николаю и напечатанную два года спустя, с большими сокращениями, в газетах в России и за границей. Илиодор рассчитывал, что Николаю передаст эту записку Бадмаев. Но Бадмаев на это не согласился и лишь пообещал ему передать ее дворцовому коменданту, В. А. Дедюлину, с тем чтобы Дедюлин передал ее по назначению. («Святой чорт», «Голос Минувшего». Март 1917). Покровительствуя Илиодору, Бадмаев вел в то же время (весьма, впрочем, осторожно) кампанию против Распутина. Очевидно, тибетский врач недооценивал в данном случае сил «старца» и слишком доверял счастливой звезде Илиодора. Позднее Бадмаев исправил свою ошибку и без колебаний перешел в лагерь Распутина. (В. П. Семенников. «За кулисами царизма». Архив тибетского врача Бадмаева. Госуд. Изд. 1925).


[Закрыть]

Леличка, обливая слезами руки старца, шепчет все то же:

– Примирите, примирите их… Или случится большое горе! – Старец говорит:

– Поздно. Я еще надеялся на то, что они поймут… что им без меня нельзя… А они, вот, не понимают… Думали, убьют Григория – к Маме пройдут… Врут, проклятые!

Когда вечером пришел Илиодор, этот бунтовщик, этот одержимый гордостью и злобой дьявольской в смиренной одеянии монаха, то я молила Бога:

– Всели в меня, Господи, дух смирения, не Дай нанести оскорбление принявшему сан!

И, когда он заговорил, я отошла к окну, боялась на него смотреть. А когда старец сказал, указывая на Илиодора: «Заманили и хотели убить… Крестом… крестом убить», то я почувствовала, что готова броситься… рвать… терзать…

И когда Александр Эрикович поднял свой кулак[187]187
  А. Э. Пистолькорс участвовал в 1905 г. в подавлении революционного движения в Прибалтийском крае. Вспоминая об этом вечере, Илиодор пишет: «Я сидел и молчал, ища глазами какой-нибудь предмет подороже и поудобнее, чтобы, в случае нападения на меня, запустить им во всю лезшую на меня компанию. И думая: «С бабами-то я расправлюсь одним маленьким креслом. Как махну им, так и разбегутся все. Но вот Пистолькорс, драгунский офицер, с сильными большими кулаками – как с ним-то справлюсь? Ведь он храбрый и жестокий, он, по его собственный словам, во время революции один своими руками повесил 85 латышей в Прибалтийском крае» (О. Труфанов. «Святой чорт»).


[Закрыть], я вспомнила его слова:

– Этой рукой сам 80 революционеров казнил!

Да, я знаю, что Александр Эрикович умеет отстаивать друзей Папы и Мамы…

Очевидно, о том же подумал и Илиодор, глядя на кулак Александра Эриковича, потому что голос его стал тише, когда он стал пробираться к двери.

Смиренный схимник, одержимый бесовской гордостью, – о, как я его ненавижу! И нет таких мучений, которые могли бы искупить его грех перед старцем. Знал ли он, понимал, на кого поднял свою руку?

Когда он ушел, старец мрачно поник головой.

– Не хотел с ним войны. Пожалеть его хотел… А он сам… сам себе яму копать хотел…

Вскоре все разъехались.

Я осталась со старцем. И он тихо сказал:

– Аннушка, они не меня, а Папу… Маму оскорбили… И я рад за них пострадать… Но зачем они такую злобу имеют?

И его святые глаза покрылись такой любовью… такой лаской ко всему миру…

10 мая.

Леличка не хочет успокоиться:

– Пойми, они оба, оба – лучшие сыны …[188]188
  Пропуск.


[Закрыть] бес искуситель…

Она вся, как в огне, горит. Написала Маме:

«Сестра Александра, моя госпожа и царица. Стань между ними, соедини их руки, и да будет между ними мир и любовь. Они, вот, не могли понять – все, и даже и Аннушка, – что они оба – Илиодор и Григорий – братья во Христе, лучшие сыны церкви… и от войны между ними может случиться страшное шатанье трона… Шатанье трона! Царица, помири их!»[189]189
  Илиодор рассказывает: «Когда старец, обличенный мной, сослал меня во Флорищеву пустынь, то О. В. Лохтина, не теряя надежды на мое примирение с отцом Григорием и на восстановление прежней компании для управления, как она выражалась, двором, несколько раз приезжала во Флорищеву пустынь. Я ее до себя не допускал, а только из окна перечислял подвиги отца Григория и просил ее бросить его и возвратиться в семью. Она никогда ничего мне на это не отвечала. Приезжая в пустынь, она ходила вокруг моей кельи, забиралась на стену, на крышу дома, и все кричала одно и то же: «Илиодорушка, красное солнышко!» Монахи думая, что у меня с ней были грешные отношения, смеялись, а стражники буквально истязали несчастную генеральшу. Таскали ее за волосы, босые её ноги разбивали сапогами до крови, потом сажали в экипаж и увозили в Гороховец. Она никогда не сопротивлялась, притворяясь мертвой» (С. Труфанов. «Святой чорт»).


[Закрыть]

Мама очень любит Лелю. Но это письмо ее огорчило.

– Не могу, – сказала она, – протянуть руки тому, кто оскорбляет в лице нашего друга Григория меня и Папу. Нет у меня к нему любви, а без любви, что я могу для него сделать?

Борьба разгорелась. И теперь уже никто, никто не может их примирить. И Илиодор, и Гермоген, оба уже связанные по рукам и ногам и лишенные царской милости, не сдаются, чего-то ждут…

Старец говорит:

– Илиодорка хочет скинуть клобук[190]190
  В тексте ошибочно – «каблук». Полгода спустя (8 мая 1912 г.) Илиодор, находясь в заточении во Флорищевской пустыни, подал в синод прошение о снятии с него сана, что синод и сделал 17 декабря 1912 г., однако, не но его просьбе, а по суду – за отречение и за то, что он «усомнился в спасительном воскресении Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа». После снятия сана Илиодор полтора года жил у себя на родине, на хуторе Большой, в станице Мариинской Донской Области. Туда же переселилась и Лахтина, но, по словам Илиодора, он ни разу её не принял (С. Труфанов. «Святой чорт»).


[Закрыть]. И возьмет топор… Он как Пугачев… Думает собрать рубойную[191]191
  Так в тексте.


[Закрыть] рать и пойти на царя и православную церковь. Он об этом только и помышляет. Да Господь по иному рассудил… Пришел Григорий и смирит беса, смирит!..

И я знаю и верю, что старец смирит их. И душа моя радуется этой победе святого над нечистивыми. Но тяжело то, что весь муравейник взбудоражился. Вот, пишет Бадмаев Папе: знает ли Папа о том, что произошло между епископом Гермогеном, Илиодором и старцем? А произошло, мол, такое, что они хотели заставить его, святого друга нашего, дать клятву в том, что он никогда не переступит порога дворца, не пойдет ни к Папе, ни к Маме.

Папу это письмо очень рассердило.

– Кто просил, – говорит он, – епископа Гермогена и Илиодора оберегать наш царский покой?

Он, Папа, усматривает в этом бунт, желание стать между Папой и церковью…

Мама вполне разделяет мнение Папы.

Дальнейшая судьба бунтовщиков предрешена.

19 июля – 17.

Были Марков[192]192
  Николай Евгеньевич Марков-второй (род. в 1866 г.), гражданский инженер, член Госуд. Думы 3 и 4 созыва от Курской губ. Крайний правый. В 1905 г. организовал в Курске «Партию Народного Порядка», слившуюся в 1907 г. с Союзом Русского Народа, в которой Марков состоял членом центрального комитета; член Союза Михаила Архангела.


[Закрыть] и этот несчастный Римский-Корсаков[193]193
  Александр Александрович Римский-Корсаков (род. в 1850 г.), шталмейстер, сенатор, член Госуд. Совета, деятель монархических организаций, председатель «Русского Собрания» – аристократической группы «Союза Русского Народа».


[Закрыть]. Я затруднилась бы сказать, почему эти люди вызывают во мне брезгливое чувство. Клопы поганые! И, тем не менее, приходится не только выслушивать, но считаться с ними. Цель их, как они все говорят, это сберечь отечество и спасти Папу и Маму. А для того нужны деньги и только деньги.

Марков требует, чтобы ему дали 50 000 руб. на газету.

– Эта газета, – говорит он, – будет бороться со всеми левыми группами. И, кроме того, через эту газету можно подготовить общественное мнение к будущим выборам.

Римский-Корсаков просил для той же цели 20 000 руб. Газета предполагалась в Твери.

– Там, – говорит он, – кругом фабрики и заводы. Рабочие в большинстве под влиянием революционеров. Наших агентов мало. Да и не имеют успеха.

Он полагает, что только хорошая правая газета может поднять настроение среди рабочих.

– В такой газете, – говорит он, – мы укажем на опасность от увлечения революционными теориями. Кроме того, можно кое-что рабочим обещать…

Одним словом, все они тем или иным путей добиваются денег.

Говорила старцу о том, что они были у меня.

– Вот пролазы! Узнали дорожку! Думали без меня, Григория Ефимовича, обойтись. А ты вот что скажи: я сказал, что об газете подумаю. А я пощупаю Побирушку; он на этот счет хороший глаз имеет. А думаю, что их придется гнать: потому – деньги у них по карманам затеряются, а толку не будет.

20 июля.

Срочно приезжал кн. Мещерский[194]194
  Князь Владимир Петрович Мещерский (1838–1914), камергер, издатель Петроградского еженедельного журнала «Гражданин».


[Закрыть].

– Знаю, – говорит, – о чем хлопочут правые… Хотят свою газету.

Но, по его словам, эти газеты не только не достигают цели в смысле поднятия престижа Папы и Мамы, но, положительно, роняют таковой. Он говорил о газете, которая издается правыми в Петербурге. На газету тратятся большие суммы, а ее даже бесплатно дикому не навяжешь[195]195
  «Земщина», издателем которой был Глинка-Янчевский, или же «Русское Знамя» (издатель д-р Дубровин).


[Закрыть].

Он прав. Эти газеты так грубо и глупо все перевирают, что читать противно. А ведь здесь работают все же петербургские сотрудники.

Кн. Мещерский указывает на то, что так как та газета-пресса, то в газетах из революционного (вернее либерального) лагеря работают серьезные журналисты, и бороться с ними должны сильные партнеры. А что могут сказать такие писаки, каких выпустит Марков и Ко? Они будут натравливать одну часть населения на другую, а кому это теперь нужно?

Он сказал, что надо серьезную газету, которая бы специально обсуждала вопросы внутренней политики, значение Думы и Совета. По его мнению, такую газету надо, и он полагает, что ее можно пустить, якобы в противовес «Гражданину», а фактически она его должна дополнить. Возможно, что он прав. Досадно только, что и тут личная заинтересованность.

7 февраля – 12.

Кто же убил Столыпина? Кому и для чего нужна была эта смерть? Эта вопросы часто поднимаются вокруг меня. И еще чаще я слышу вопрос:

– А Папа, а Мама, как они реагировали на это убийство? И для кого назначалась пуля Р.[196].196
  Вероятно «буква» Р, проставлена ошибочно, и читать следует: Богрова.


[Закрыть]

Все эти вопросы теперь более, чем раньше, волнуют всех. Вопрос о Екатерине Шорниковой[197]197
  Екатерина Николаевна Головина, но первому мужу Шорникова, по второму – Юдкевич, провокаторша. В революционных кругах была известна под именем «Ирины» и «Эртель», в охранной отделении – под кличкой «Казанская».


[Закрыть] стоит очень остро. Этот барбос Щегловитов мог допустить такую ошибку – чтобы выбросить человека, который представляет собой склад сведений, компрометирующих власть. – [198]198
  Пропуск. Вероятно, «Поистине».


[Закрыть], если Господь захочет кого наказать, то раньше его ума лишит. Иначе этого не понять.

Вчера получилось письмо. Автор неизвестен. Есть подозрение… Вот что пишут:

«Многоуважаемая Анна Александровна. Я Вас знаю и Вы меня тоже. Поэтому пишу Вам: знайте, что намечено в первую очередь две смерти – Распутина и Вас. Оба вы будете убраны для того чтобы ликвидировать вопрос династии. Если до сих пор Россия терпела сумасшедшую царицу, то терпеть ее вместе с развратным мужиком не станет. Пишет Вам человек, преданный престолу… И еще вот что. До меня дошли слухи, что Вы поминаете о монастыре… Если бы Вы ушли! Как бы это было хорошо и для Вас и для тех, кто «не мыслил убивать», а должен убить, чтобы спасти Россию. Подумайте обо всем, Анна Александровна».