Текст книги "Сын своего отца (СИ)"

Автор книги: Анна Архипова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Пошел к чертовой матери! Или еще дальше! – Юки натянул обувь, снял школьный пиджак с вешалки и уже взялся за дверную ручку, когда Акутагава окликнул его:

– Не думаю, что тебе легко удастся сбежать из «Масару-Мидзухара», Юки. – Это еще почему? – Я тебе уже сказал, что не собираюсь отказываться от тебя, – взгляд Акутагавы вновь стал ледяным. – Тебе не только не удастся покинуть школу, ты даже комнату сменить не сможешь. Ты никуда от меня не денешься. – Это мы еще посмотрим, – Юки ушел, хлопнув дверью.

ГЛАВА 7

Юки никогда не думал, что когда-нибудь будет прятаться в туалетной кабинке вот так: запершись, сидеть на унитазе словно распоследний школьный лузер и тяжко вздыхать о своей трудной судьбе. И из-за чего? Не из-за того, что Юки действительно лузер и его загнали сюда толпы глумящихся над ним одноклассников! Всё из-за того, что в комнате общежития его поджидал Акутагава – а у Юки кончились все силы, и моральные и физические, и он сейчас просто не смог бы выдержать еще одно противостояние. …То, что рассказал ему Садзабуро, повергло Юки в шок. Он не ожидал такого поворота событий, никак не ожидал! Когда он, еще весь на взводе и обозлённый, шел в школьную администрацию – Юки старался себя подготовить ко всем возможным неожиданностям. Ведь Акутагава сам сказал, что Садзабуро выполняет его капризы (назначение Юки в его комнату – яркий тому пример), а значит, тот, возможно, попытается отговорить его от принятого решения. «Если Садзабуро начнёт врать мне, – решил для себя Юки, – я прямо скажу, что знаю, кто отец Акутагавы, я устрою там скандал! А Акутагава – мерзавец! Наоми – лицемерка!» Он переступил порог дирекции полный решимости любым способом добиться своего: связаться с бабушкой Микой и как можно скорее уехать из «Масару-Мидзухара». Его встретила референт Садзабуро – та самая женщина с лошадиным лицом: – О, Кимитаки Юки! – воскликнула она. Референт поднялась из-за стола, оправляя юбку, потом засеменила к нему, как-то жалостливо улыбаясь: – Господин Садзабуро предупредил меня, что ты зайдёшь! Проходи-проходи, присаживайся, пожалуйста! Выпьешь чаю? Я готовлю отличный чай! Как Юки не готовил себя, он всё же удивился этой расторопности: – Нет. Простите, я хотел бы поговорить с директором… – Да, да, да! – перебила его женщина. – Конечно, меня предупредили. Посиди здесь, сейчас я сообщу господину Садзабуро о твоем приходе. Она, топая каблучками, направилась к двери обшитой дубовыми пластинами, и, приоткрыв её и сунув в образовавшееся пространство голову, сказала: – Простите за беспокойство, господин Садзабуро, но здесь Кимитаки Юки. Тот самый юноша, о котором вы говорили… – Проведи его ко мне сейчас же! – раздался гудящий голос директора. – Проходи, – кивнула референт Юки и открыла перед ним дверь. Кабинет Садзабуро был большим и светлым, можно сказать даже чрезмерно светлым – вместо двух стен были большие окна, выходящие на солнечную сторону, через которые свободно струился свет. Сейчас, после грозы, этот свет был бледным и рассеянным, в нем большой рабочий стол Садзабуро как будто плавал. Директор, увидев Юки, отложил бумаги в стороны и гостеприимным жестом указал на кожаное кресло по другую сторону стола. Лицо Садзабуро было как будто удручённым, а последующие его слова были полны искреннего сочувствия и участия: – Я ждал тебя, Кимитаки. Мне очень не хочется этого делать – ибо я не люблю огорчать людей, но другого выхода у меня нет, я должен поставить тебя в известность. – О чем вы, господин директор? – спросил Юки, напрягшийся от слов Садзабуро. – Кое что случилось. Вчера из Мумбаи пришла телеграмма, адресованная дирекции «Масару-Мидзухара». Эта телеграмма… как бы это лучше сказать? Эту срочную телеграмму отправило японское посольство в Мумбаи… – Что-то случилось с бабушкой Микой? – похолодел юноша, позабыв про намерения, с которыми он пришел сюда. – И да – и нет, – покачал головой Садзабуро. – Твоя бабушка здорова. Но… Кхм… Ты знал, что она состояла в гуруистической тоталитарной секте? – Да, – кивнул Юки. – Она всегда интересовалась эзотерикой и мистикой. – А ты сам… – Садзабуро испытующе взглянул на него, – интересуешься всем этим? – Нет. И я не одобряю бабушкиного увлечения этим Шри Чандриком-Ситэром. – Это хорошо, это говорит о том, что ты здравомыслящий человек. А вот твоя бабушка… Дело в том, что она совершила два поступка, которые так или иначе касаются и тебя, Кимитаки. Первый поступок: три дня назад она вместе с еще четырьмя последователями своего гуру участвовала в инциденте у мэрии Мумбаи. Дело в том, что у этого Шри-как-его-там была своя инвестиционная компания, которая, как обнаружилось недавно, по уши погрязла в неуплате налогов. По решению федеральной налоговой службы, у компании отозвали лицензию и опечатали активы – однако обнаружилось, что за несколько дней до ареста Шри-как-его-там снял со счетов компании практически все деньги и перевел их за границу. Перед тем как скрыться вместе с деньгами, этот гуру произнёс пламенную речь перед своими сторонниками, в которой обвинил госструктуры во всех смертных грехах и призвал учеников к мщению… В общем, Кимитаки, в то время, когда этот человек летел в самолете в Швейцарию, твоя бабушка и еще несколько особенно ярых его поклонников устроили дебош у мэрии – во время которого несколько бутылок с зажигательной смесью были брошены в окна мэрии. – Вот и приехали, – пробормотал Юки, опуская голову. В его голосе звучала горечь: – Я знал, что когда-нибудь это кончится чем-то подобным… Её что, арестовали, да? – Да, – кивнул Садзабуро. – Пока что Главным Полицейским Управлением ведется следствие, а обвинения будут предъявлены позже. Твоя бабушка очень беспокоилась о тебе – так как кроме неё других родственников у тебя, Юки, нет – и, обратившись в японское посольство, попросила их связаться с государственной службой попечительства в Японии. Твоя бабушка хотела, чтобы они отвечали за тебя, пока она находится под следствием в другой стране: для этого она передала через адвоката банковские регалии, чтобы служба попечительства оплачивала твою учёбу в «Масару-Мидзухара» и обеспечивала необходимое материальное содержание… Но… Но возникли проблемы – не со службой попечительства, а с банковскими счетами твоей бабушки. Ты помнишь, что в начале разговора я сказал про два её поступка, которые тебя касаются?... Юки кивнул в ответ. – Так вот, второй её поступок был таким: она дала номер банковского счета своему гуру. По её словам, она не собиралась отдавать ему все деньги – а дала номер, чтобы тот снимал деньги в размере минимального установленного в его секте пожертвования. Она так ему доверяла, что ей до самого последнего момента не приходило в голову то, что этот мошенник опустошил её счет… Юки, мне жаль, но, боюсь, твоя бабушка лишилась всех своих денег. Мне вчера сообщили об этом во второй половине дня, но я не решился сказать тебе сразу – к тому же нужно было уточнить некоторые вопросы у службы попечительства. Юноша ошеломленно молчал. Может, это ему снится? Бабушка находится под следствием в другой стране, а этот Шри Чандрик-Ситэр Свами украл все деньги, оставшиеся в наследство от дедушки?!... Ни у него, ни у бабушки теперь вообще нет ничего? Как такое могло случиться, как?!... Подняв глаза на Садзабуро, Юки тихо спросил: – И что говорит служба попечительства? Директор пододвинул себе папку, достал из неё несколько файлов: Юки увидел телеграмму, заверенную двумя печатями, а какие-то гербовые бумаги. Всё это Садзабуро пододвинул через стол к юноше: – Так как ты считаешься гражданином Японии, и у тебя нет других родственников – кроме вышеупомянутой бабушки, ты подпадаешь под закон об временной государственной опеке над несовершеннолетним. Теперь, вплоть до выяснения ситуации с твоей бабушкой, твоим опекуном официально становится государство. Месяц назад, а именно 4-го апреля, твоя бабушка внесла деньги за 28 дней вперед – а сейчас возможности платить у неё нет, следовательно, продолжать учиться здесь ты не можешь. Приготовься и собери вещи: послезавтра за тобой заедут сотрудники службы попечительства и отвезут в государственный дом ребенка. При нём есть неплохая школа, где так же учатся дети из детдома, в ней ты продолжишь своё образование. Вот это бумаги на твой перевод, если хочешь, посмотри. Юки уперся локтями в ноги и спрятал лицо в ладони. Он был настолько растерян, что не мог ничего сказать или заставить себя посмотреть на эти бумаги. Недавно он кричал, что бросит эту школу, что уедет отсюда… И – пожалуйста! – его не только не уговаривают остаться, но и заботливо дают пинка под зад! Здесь, в этом месте, всё решают деньги, и именно денег сейчас у Юки нет. Нет сейчас – и нет в перспективе. Всё псу под хвост: и возможность закончить какую-нибудь престижную школу, и планы поступить в университет!... Что у него сейчас есть? Бабушка-рецидивистка, детдом и захудалая школа, над дипломом которой будут смеяться в университетской приемной комиссии! Садзабуро тяжело вздохнул, глядя на Юки: – Мне очень жаль. Юки выпрямился и, совладав с собой, пожал плечами: – Ничего, всё нормально. Дом ребенка – значит дом ребенка. Он встал, поклонился Садзабуро, и повернул было к двери, когда директор вдруг сказал: – Правда есть одна стипендия, которая покрыла бы твоё обучение здесь. Юки остановился. – Дело в том, что «Масару-Мидзухара» тесно сотрудничает с несколькими благотворительными фондами, – пояснил Садзабуро. – Эти фонды оплачивают обучение перспективных молодых людей, чтобы впоследствии облегчить им поступление в университет. Есть одна свободная стипендия, которую я могу отдать тебе, если ты, конечно, согласишься. В этом случае «Масару-Мидзухара» возьмёт на себя полномочия твоего опекуна. – Шутите? – Юки вернулся и буквально упал в кресло. – И вы еще спрашиваете? – Ну, тогда вопрос решен, – ответил Садзабуро с улыбкой. Он размял костяшки пальцев, потом энергично поднялся и подошел к сейфу, откуда вынул несколько бланков. Вернувшись, он положил их перед Юки и подал ему шариковую ручку: – Подпиши здесь и вот здесь, пожалуйста. Это твое заявление на предоставление стипендии, а вот это – твое согласие, чтобы «Масару-Мидзухара» была твоим опекуном. Юки задумчиво повертел ручку в пальцах, затем бросил её на неподписанные бумаги: – Черт, – сказал он, затем раздраженно взглянул на Садзабуро. – За кого вы меня принимаете, господин директор? Вы думаете, я куплюсь на эти выдумки? Если бы вы меня сейчас прогнали из кабинета, то я действительно бы поверил и в то, что бабушка в тюрьме и что все её деньги украли… Но… Но как быстро вы среагировали! У вас уже готовы все ответы, готовы нужные бланки – мне необходимо только расписаться, всё как будто замерло в ожидании моего согласия!... Вы… Вы в сговоре с Акутагавой! Вы специально всё это выдумали! Садзабуро попытался правдоподобно удивиться, но у него ничего не вышло. Юки вскочил на ноги и резким движением смахнул бланки со стола: – Вы лгун! Как вы могли такое сказать про бабушку?! Сколько вам Акутагава заплатил? Или вы просто боитесь его – ведь он сын Коеси Мэриэмона?! Директор несколько мгновений смотрел на него удивленно, потом опустился в свое кресло и спокойно сложил руки на своей огромном животе: – Кимитаки, прошу тебя, успокойся. – Я успокоюсь, когда я выберусь из этого гадюшника! Немедленно звоните моей бабушке! – рявкнул в ответ Юки. – Куда ты выберешься? В дом ребенка? – всё так же спокойно осведомился Садзабуро. – И извини, приемные часы в КПС в Мумбаи сейчас закончились, связаться с твоей бабушкой я не смогу. Могу дать тебе телефон следователя, но учти, он ни бельмеса по-японски. Знаешь что? Возьми телефон японского посольства в Мумбаи, – директор начеркал цифры на клочке бумаги и протянул Юки. – Бери. Позвони лучше сегодня-завтра, потому что послезавтра за тобой приедут из службы попечительства. Можешь заодно проверить новостные сводки в Интернете – для пущей убедительности. Юки замер, чувствуя, как кровь стучит в висках. – Ах, Кимитаки, у тебя всё-таки остались сомнения? – Что происходит?! – Юки не сводил взгляда с клочка бумаги, затем осторожно взял его. – Я бы тоже хотел это знать, – хмыкнул директор, меряя его пристальным взглядом. – Я думал, ты пришел, потому Акутагава тебе сказал, что у меня к тебе есть серьезный разговор. Но ты, как я понимаю сейчас, пришел не потому что он тебе это передал, не так ли? Юки вспомнил крепкие руки Акутагавы на своем теле, его влажные губы, его дыхание и взгляд, полный желания. Покраснев, он поспешил отогнать от себя эти воспоминания. – Он ничего не сказал, – покачал головой юноша. – Так что, это правда? Бабушка в тюрьме, а я должен отправиться в дом ребенка?! Садзабуро кивнул утвердительно: – К сожалению – да. Юки подумал немного над услышанным, потом спросил: – Но я не понимаю, зачем вы сказали это Акутагаве? – Ты знаешь ответ. Потому что он сын Коеси Мэриэмона. Ну и потому что он просил меня докладывать ему обо всём, что связано с тобой. Когда пришла телеграмма, я тут же ознакомил его с этой информацией – для этого мне даже пришлось отвлечь его от баскетбола. Когда Акутагава понял, что ситуация складывает неприятная, то он предложил мне оформить для тебя стипендию. Но правда в том, Юки, что на самом деле сейчас нет свободных стипендий – а новые появятся только в следующем году. Все субсидии распределены и согласованы, а для выделения дополнительных средств требуется некоторое время. Акутагава нашел компромисс: он внес плату за твое обучение наличными, за год вперед, а с меня требовалось только убедить тебя поставить подпись на этих бланках, чтобы люди из службы попечительства не забрали тебя в дом ребёнка. «Так вот где и почему вчера Акутагава пропадал весь вечер аж до самого отбоя!» – догадался сейчас Юки. – Так что ты решил, Юки? Ты принимаешь помощь Акутагавы? – прямолинейно спросил Садзабуро, сверля юношу взглядом. «Акутагава хочет купить меня!» – Юки, кусая губы, конвульсивно сжал кулаки… Покинув кабинет директора, юноша на автомате направился в сторону общежития, как сомнамбула миновал детектор и бабушку Ло, прошел в мужской туалет и заперся там в кабинке. И вот – дело уже клонилось к восьми часам вечера, Юки сидел на крышке унитаза и мучительно думал о том, как странно обернулись для него все события, которые происходили в его жизни в последнее время. За дверью то и дело раздавались голоса, иногда кто-то дергал за ручку, но Юки не обращал на это внимания. Он чувствовал себя неловко, но больше спрятаться ему было негде – снаружи всюду были люди, суета, а он хотел отгородиться от мира и побыть наедине с собой. Акутагава! Почему он такой, какой есть? Юки не мог принять его эгоизма, циничности и жестокости! Но, одновременно с этим, Юки был уверен, что Акутагава не до конца такой, каким может показаться – это чувствовалось. Чем ближе Юки узнавал Акутагаву, тем меньше его понимал. Его поступки были лишены мотивации, были импульсивными, жестокими… Но как он его обнимал, сколько нежности было в поцелуях, которыми он осыпал Юки, сколько ласки! Как хотелось вновь ощутить его поцелуй на своих губах, его руки на своем теле… Юки никогда еще не чувствовал такой страсти – жгучей и опьяняющей. Когда Наоми целовала его, ему было приятно, Юки испытывал влечение к ней, но это ни шло ни в какое сравнение с тем шквалом чувств и ощущений, что вызывало в его теле одно только прикосновение Акутагавы… «Господи, я совсем запутался!» – Юки отчаянно тёр лоб, словно его голова раскалывалась от боли. Дверь в туалете хлопнула, послышались шаги. – Сигарету одолжи, я свои забыл, – услышал он голос Ботаника. – Вечно ты их забываешь, халявщик, – ответил Текэсима. Некоторое время спустя он прибавил: – Новости смотрел? – Да. Неплохо идут дела у старика. – Я тоже так считаю. Думаю, скоро премьер объявит о новом назначении. – Только вот после этого проблем прибавится. Да и сейчас их больше, чем должно быть – поддерживать безопасность здесь уже невозможно. Слишком многие в курсе, что мы в «Масару-Мидзухара». Старик знает, что, когда Таро даст ему пост, начнётся настоящая звериная свара и… Ты уверен, что туалет пуст? Юки весь сжался от этих слов и притих. Он услышал, как они открывают туалетные кабинки, проверяя, нет ли там кого. Дверь его кабинки дрогнула, шпингалет звякнул, не позволяя ей открыться. – Кто здесь? – спросил Ботаник. Юки открыл дверь и вышел из кабинки. – Всего лишь я …Надеюсь, вы не будете стрелять, как Акутагава? Ботаник и Текэсима переглянулись и ухмыльнулись. – Так это он по тебе стрелял? – Нет, но от этого суть не меняется, – Юки сел на подоконник и устало взглянул на них. – Еще никогда не чувствовал себя таким вымотанным. Пожалуй, я начну курить. Есть сигаретка? Текэсима дал ему сигарету и поднес зажигалку. Юки затянулся и тут же начал надрывно кашлять. Ботаник и Текэсима рассмеялись. – Как вы это в рот берете? – поинтересовался он, морщась и выкидывая сигарету. Потом поглядел на юношей и произнес: – Я теперь знаю, кто его отец. Неудивительно, что вы не хотели мне ничего говорить! – Но зачем прямо с разворота бить? – обиделся Тэкесима. – Мы всего лишь выполняли свою работу. – Работу? Какую работу? – Акутагава видно тебе не все рассказал! Он, кстати, в отвратительном настроении и все из-за тебя… Мы в «Масару-Мидзухара» не ради учёбы, нам с Ботаником, если тебе интересно, по двадцать четыре года на брат – мы свое отучились давно. Видишь ли, мы – телохранители Акутагавы, нанятые его отцом. – Неблагодарная это работенка, скажу я тебе, – мрачно вставил Ботаник. – Мы с Тэкесимой с тринадцати лет обучались в военной спецшколе, стажировались в Моссаде, резали исламитов в Афгане, но, клянусь, если бы мои нервы не сгорели в армии, то Акутагава бы точно их все вымотал. Ишь ты, что устроил! Стрельбу в интернате! Балуется оружием, как будто это пистолет водяной… Знаешь, Юки, если вдруг Коеси Мэриэмон узнает, что нас не было рядом с ним в момент стрельбы – какую взбучку старик нам устроит? По его распоряжению мы должны находиться Акутагавой постоянно – но разве это возможно? Акутагава ненавидит, когда мы ходим за ним по пятам, становится таким… невыносимым, что проще дать ему свободу, чем терпеть. Мы не надоедаем ему слишком, но то, что сегодня мы были далеко во время стрельбы – тревожный сигнал. Если так будет продолжаться и вдруг случится что-то действительно серьезное – мы просто не успеем прийти на помощь. Юки смотрел на раздраженного Ботаника широко раскрытыми глазами: – А что может случиться? – Всякое, – парень бросил окурок в урну. – Его мать уже умерла из-за того, что телохранители были невнимательны. Мы с Тэкесимой не должны повторить той ошибки. – А что произошло с матерью Акутагавы? – осторожно спросил Юки. Тэкесима и Ботаник многозначительно переглянулись: – Акутагаве было семь, когда его и госпожу Кэйко – его мать и жену Коеси Мэриэмона – похитила корейская мафия. Похитители требовали от старика отказаться от всех сфер влияния в КНДР – плюс огромный выкуп, однако сразу было понятно, что живыми мать и ребенка похитители не отпустят. Их искали и, спустя четыре дня, нашли. Акутагаву спасли, госпожу Кейко – нет. Сердце Юки сжалось от боли, когда он это услышал. Акутагава пережил всё это! Может быть, поэтому он такой сложный и странный человек? – Как это страшно, – прошептал Юки задумчиво. Юки почувствовал, как у него начинает голова идти кругом от всего услышанного за этот день. Он больше не мог этого выносить. Юноша спрыгнул с подоконника и быстрым шагом направился к двери, а за своей спиной услышал, как Ботаник протянул многозначительно: – О, любовь, что творит с людьми! Юноша замедлил шаг, размышляя, стоит ли ему как-то прореагировать на эти слова. Но, не сказав ни слова, он покинул туалет. Дверь уже сменили. После некоторого колебания Юки вставил ключ в замочную скважину и повернул его. Замок щелкнул и дверь приоткрылась. Войдя в комнату, юноша огляделся по сторонам – не было и следа былого беспорядка. Акутагава, как ни в чем ни бывало, валялся на своей постели, перелистывая учебники, он едва взглянул на Юки. – Какая фея здесь прибралась? – пробормотал Юки, озираясь. – Та самая, что и дверь поменяла, – ответил Акутагава, отрывая, наконец, глаза от учебника. – Я специально попросил замок не менять, чтобы ты мог без проблем вернуться. Как прогулка? – Освежающая, – буркнул Юки отворачиваясь и снимая обувь. Некоторое время юноши молчали. – Так что, перемирие? – заговорил Акутагава после продолжительной паузы. – Не бойся, пистолет я убрал и больше стрелять не буду. Теперь здесь всё время ошиваются эти два придурка – Тэкесима и Ботаник. Юки встал у окна, чуть опершись на подоконник, и сложил руки на груди. Медленно он сказал: – Мне Садзабуро рассказал всё. Ты думал, меня можно обмануть какими-то мифическими стипендиями? – Спорим, ты бы поверил, если бы прямо перед этим я не попытался тебя затащить в постель? – усмехнулся Акутагава. – Ты наивный и простодушный мальчик. – Да, ты допустил ошибку, – дрогнувшим голосом произнес Юки, ощущая, как кровь начала быстрее циркулировать в теле. – Надо было сначала отправить меня к Садзабуро, чтобы я, как наивный и простодушный мальчик, подписал тотчас все бумаги – ну а потом уже ты бы спокойно предъявил на меня права! Акутагава с какой-то кривой усмешкой покачал головой и снова уставился в книгу. Он молчал с минуту, а потом сказал: – Юки, знаешь, почему я не сказал тебе этим утром или днём? Я хотел, чтобы мы занялись сексом, но я не хотел, чтобы ты думал, будто я оплатил, как это говорится, «счёт вперед». Мне хотелось, чтобы то, что произойдёт, было естественным. Я хотел сказать тебе после всего – и тогда бы ты пошел к Садзабуро и во всё поверил. Жаль, что ты все испортил. Юки на миг прикрыл глаза, пытаясь сдержать эмоции: – Зачем ты заплатил за мое обучение, Акутагава?! Зачем?! – Тебе так хочется в детдом, пока твоя бабуля пожинает плоды своего слепого фанатизма? – вопросом на вопрос ответил Акутагава, не глядя на Юки. – Это моя жизнь, Акутагава! Разве не ты говорил, что каждый человек в этом мире отвечает сам за себя?! – А еще я говорил, что люблю поступать по своему усмотрению. Что тебя волнует, Юки? Боишься, что я заставлю тебя натурой отдавать мне должок? – юноша вновь взглянул на Юки. – С чего ты взял, что я согласился принять эти деньги? – воскликнул тот громко. – Я не твоя марионетка! И нечего пытаться меня купить!!! Акутагава отодвинул книги, сел на постели, осторожно передвинув правую ногу, и серьезно сказал: – К чему лицемерить, Юки? Я уже знаю, что ты подписал бумаги. ТЫ ВЗЯЛ ЭТИ ДЕНЬГИ. Хватит тут разыгрывать оскорбленную гордость. Ты не меркантилен, я это знаю, деньги как таковые тебя не интересуют. Если бы ты действительно хотел покинуть эти стены – ты бы отправился в детдом, и ничто тебя бы не остановило. Но ты решил остаться, и я знаю, почему. Ты хочешь быть здесь. ТЫ ХОЧЕШЬ БЫТЬ СО МНОЙ. – Замолчи! – Юки отвернулся и остекленевшим взглядом уставился на вечеряющее небо. – Не хочу слышать этого! – Ладно. Давай сделаем вид, что ничего не было. Что скажешь? – Я… – Юки судорожно перевел дыхание. – Как?... – Мне не нужны эти деньги, если ты о долге, – сказал Акутагава, закуривая. – Ты видел сколько их в сейфе? Отец присылает их мне каждый месяц и я просто не знаю, что с ними делать. Я не собираюсь требовать возврата долга и не собираюсь тебя принуждать ни к чему. Юки развернулся так, что едва не вывихнул себе шею. – Не собираешь принуждать?! А пистолет тогда зачем на меня наставлял?! – Меня иногда заносит, – вздохнул Акутагава. – Бывает такое… ну, хорошо, я, так и быть, извинюсь. Прости меня. Видишь, я не такой уж и плохой, я сожалею. Юки посмотрел на Акутагаву и заметил тот лукавый взгляд. – Так мы помирились? – настаивал тот на своем. – Помирились, – уточнил Юки, – это значит, что мы притворяемся, будто ничего не произошло? – Это значит, что я не пристаю к тебе, пока ты сам этого не попросишь, – ответил Акутагава. – И не пускаю в ход пистолет, как орудие убеждения. Юки затрясло. – Тогда тебе придется долго ждать! – взорвался он. – Не думаю, – поморщился Акутагава пренебрежительно. – Боже, Акутагава, – воскликнул Юки вдруг, прижимая руки к голове, – я от твоих выходок скоро с ума сойду! Акутагава бросил на Юки задумчивый и неожиданно серьезный взгляд. – А я от тебя уже сошел с ума, – сказал он негромко. – Так что будем квитами, приятель.

ГЛАВА 8

>>> 10 мая, воскресенье.

– Мне нужно в библиотеку, пойдёшь со мной?

Юки, корпевший над домашними заданиями удивленно поднял голову, когда рядом раздался голос Акутагавы. До этого он сидел на подоконнике, смотрел в открытое окно и непрестанно курил, не замечая при этом присутствующих в комнате. Сейчас Акутагава стоял у письменного стола и выжидающе глядел на юношу.

Тэкесима и Ботаник, находившиеся тут же, насторожились. Юки, недоуменно оглянувшись на них, кивнул:

– Да, конечно, – он сказал это спокойно, хотя ему хотелось броситься Акутагаве на шею от радости.

– Останьтесь здесь, – сквозь зубы добавил Акутагава, обращаясь к двум телохранителям. Тэкесима хотел что-то возразить, но, увидев выражение его глаз, промолчал.

Пока они шли по парку к зданию школы, Акутагава сосредоточенно молчал. Юки тоже молчал, стараясь поспеть за ним. Послеполуденное весеннее солнце играло в молодой листве и освежало лица юношей. Три дня назад Акутагава перестал его замечать. Помимо этого он практически не посещал занятия, не покидал комнату. Юки не мог добиться от Акутагавы и двух слов в день, и всё это больно ранило его. Разительные перемены произошли и Тэкесимой и Ботаником: если раньше они позволяли Акутагаве хоть целый день быть одному, то сейчас неотступно находились рядом с ним. Они так же стали немногословными и мрачными. Юки знал о причине происходящего. Дело было в отце Акутагавы. 7 мая, в четверг, премьер-министр Коджи Шо сделал официальное заявление, в котором объявил о назначении Коеси Мэриэмона на пост министра юстиции. Так же, добавил премьер-министр, разбирательство в отношении «Ниппон Тадасу» – перенесенное ранее в верхнюю палату парламента, официально объявлялось замороженным. Сразу же, как только средства массовой информации разнесли эти новости по стране, поклонники и сторонники Коеси Мэриэмона и «Ниппон Тадасу» отметили это известие незапланированными митингами и маршами. Однако не все приняли эти новости на «ура». В тот же день американские СМИ разразились бурей негодования в адрес Коджи Шо и Коеси Мэриэмона, обвиняя тех в попытке подготовить почву для революции в стране. По мнению американцев, все предпосылки к этому были: «Ниппон Тадасу», созданная Коеси Мэриэмоном представляла собой нечто вроде коммунистической партии, политика и ресурсы которой были в первую очередь направлены на целевую аудиторию – низшие слои населения, безработные и простые трудяги, малоимущие и сироты. Стать частью организации мог любой желающий – но внутри «Ниппон Тадасу» существовала иерархическая служебная лестница и различные степени доверия к сотрудникам, что давало некоторым комментаторам повод вспомнить масонские ложи. Благодаря тому, что «Ниппон Тадасу» сорит деньгами направо и налево, эта организация приобрела народную любовь и поклонение, доходивших порою до массовой истерии. Японцы перестали верить правительству, недовольные реформами, высокими налогами и условиями жизни – а «Ниппон Тадасу», казалось, принесла свет в это темное царство: обогрела сирот, накормила голодных, защитила простых рабочих от произвола работодателей-толстосумов и дала работу тем, кто отчаялся её найти. Когда Коеси Мэриэмон говорил – люди его словам верили, но разве то не признак внутригосударственного социального расслоения? А обвинения в том, что Коеси связан с мафиозной верхушкой, этим мерзким спрутом, протянувшим свои щупальца повсюду – разве можно оставить их без внимания?! Что, если мир сейчас наблюдает за тем, как организованная преступность медленно, но верно выбирается из тени – в которой предпочитала держаться ранее – чтобы в открытую, ничего не боясь, вмешаться в политику?... Юки относился к крикам западной прессы с двойственным чувством. Зная, благодаря признанию Акутагавы, чем на самом деле занимается его отец, Юки не мог одобрить того, что преступник активно лезет на политическую арену – ведь, по неписанному правилу, бандиты и политики должны находиться по разные стороны закона и быть врагами. С другой стороны, Юки понимал, что государство и организованная преступность в нём – вещи принципиально неразделимые и, более того, активно взаимодействующие между собой. То есть, сам вопрос, стоит ли винить Коеси в том, что он хочет сделать политическую карьеру, лишен смысла. Юки постарался узнать как можно больше о «Ниппон Тадасу» и только дивился: эта организация была словно многоглавая и многорукая мать Тереза, стремящаяся в бескорыстном порыве любви и сострадания помочь всем и вся. Как мог преступник создать такую исключительно достойную и полезную организацию? Это не укладывалось у Юки в голове.

Уже в библиотеке, расхаживая между книжными стеллажами, Юки решился обратиться к нему:

– Акутагава… – Что? – рассеянно откликнулся юноша, не отводя взгляда от книг. – Ты знал, что твой отец планирует стать министром? – С чего ты взял, что я отвечу? – Акутагава хмуро посмотрел на него. – Ни с чего, – вздохнул Юки. Отвернувшись, Акутагава довольно долго молчал, недовольно постукивая носком ботинка по паркету. Затем он коротко ответил: – Знал. – Ты считаешь это правильным? Ведь он… ну… – Юки не решился сказать вслух «преступник».

– Какая разница, что я считаю и что думаю? – фыркнул юноша. – Даже если я и не разделяю отцовских убеждений, я принадлежу его партии, если ты понимаешь, о чем я.

– И какая же роль тебе там отведена?

– Роль будущего императора, – эти слова Акутагава словно выплюнул, заставив Юки вздрогнуть. Вытаращив глаза, тот смотрел на Акутагаву не в силах понять. Серьезно он всё это говорит или нет. Роль будущего императора?

Неожиданно Акутагава схватил Юки за плечи и затащил в укромный уголок. Крепко обняв его, он прижался к губам Юки со страстным поцелуем. Однако Юки же не думал сопротивляться, прижимаясь в ответ к нему как можно теснее. То напряжение, которое копилось между ними, вдруг вырвалось наружу и принесло облегчение. С той самой пятницы, когда Акутагава впервые поцеловал его – они оба делали вид, будто ничего не произошло. Но Юки, как не пытался забыть – не мог изгладить в памяти то желание, которое Акутагава вызвал в нём. Подсознательно Юки хотел, чтобы это повторилось, он хотел, что Акутагава вновь проявил к нему чувства.