Текст книги "Путь в Версаль (др. перевод)"

Автор книги: Анн Голон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава XIV

Возле глинобитного домика возвышалась статуя Бога обитателей парижского дна – Предвечный, украденный из церкви Сен-Пьер-о-Бёф. Молясь, паства обращалась к нему с поношениями и сквернословием.

Миновав святыню через лабиринт узких грязных и зловонных улочек, вы попадали в царство тьмы и страха. Статуя Предвечного обозначала границу, которую не рискнули бы пересечь в одиночестве ни полицейский, ни стражник. Добропорядочные горожане тоже не отваживались туда соваться. Да и что им было делать в этом безымянном квартале, с почерневшими и полуразрушенными домами, старыми каретами и старыми повозками, старыми мельницами и старыми баржами, бог знает как притащенными сюда? Здесь селились тысячи семей, тоже безымянных и не имеющих корней. Единственным их пристанищем стал воровской мир.

Темнота и тишина становились все более зловещими, и Анжелика поняла, что скоро попадет во владения принца нищих. Сюда едва доносилось пение из таверн. Здесь уже не было ни фонарей, ни таверн, ни песен.

Ничего, кроме настоящей нищеты, с ее грязью, ее крысами, ее бродячими собаками…

Однажды Анжелика уже бывала с Каламбреденом в этом потаенном квартале предместья Сен-Дени. И он даже показал ей вотчину принца нищих. Это был странный многоэтажный дом, прежде, видимо, принадлежавший монастырю. Среди куч земли, груд старых досок и щебня еще сохранились подпертые сваями, чтобы не обвалились, башенки с колоннами и развалины внутренних галерей.

Укрепленный со всех сторон, неустойчивый и увечный, зияющий ранами всех своих арочек и стрельчатых окон и спесиво воздевший ощипанный плюмаж своих башенок – таков был дворец короля нищих.

Принц нищих жил в нем со своим двором, своими женами, своими помощниками и своим идиотом. Именно здесь, под крылом принца нищих, Жан Тухляк содержал свой товар – украденных законных или бездомных детей.

Проникнув в опасный квартал, Анжелика сразу принялась искать этот дом. Инстинкт подсказывал ей, что Флоримон там. Она шла под защитой кромешной тьмы. Встреченные ею прохожие не обращали внимания на оборванку, которая ничем не отличалась от обитателей здешних печальных трущоб. Если бы к ней обратились, она легко бы вышла из положения, не вызвав подозрений. Она достаточно хорошо знала обычаи и язык воровского мира.

Выбранный ею маскарадный костюм, платье нищенки, поистине был единственным, который мог позволить ей безнаказанно пройти через этот ад.

Какая представительница этого страшного мира могла в тот вечер обвинить ее, закутанную в мокрое и рваное тряпье, с бритой головой арестантки, искаженным тревогой и усталостью лицом, что она не из них и проникла на эту проклятую территорию с враждебным умыслом?

И все же она должна была стараться, чтобы ее не узнали. В этом квартале обосновались две соперничающие банды.

Что будет, если распространится слух, будто здесь рыщет Маркиза Ангелов? Ночная охота диких зверей в лесной чаще менее жестока, чем люди, устремившиеся по следу одного из себе подобных во чреве города!

Для надежности Анжелика нагнулась, зачерпнула с мостовой грязь и вымазала лицо.

* * *

В этот поздний час дом принца нищих отличался от остальных тем, что был освещен. То тут, то там в окнах поблескивала рыжеватая звездочка незамысловатого светильника, представлявшего собой плошку с маслом, в которой чадила старая тряпка.

Спрятавшись за столбом, Анжелика долго разглядывала дом. Жилище принца нищих оказалось к тому же и самым шумным. Там, как прежде в Нельской башне, проходил сход нищих и бандитов. Принимали людей Каламбредена. Вечер был холодным, поэтому для тепла все двери и окна были загорожены старыми досками.

Анжелика решилась подойти к окну и глянула в щель между двумя досками. Помещение было переполнено. Кое-кого молодая женщина узнала: там были Малый Евнух и Старый Пень, с окладистой бородой, и, наконец, Жан Тухляк. Грея белые руки у огня, он говорил помощнику принца нищих:

– Вот что называется славная операция, мой дорогой магистр. Полиция не только не причинила нам никакого вреда, но еще и помогла разгромить банду этого наглого Каламбредена.

– Мне кажется, ты ошибаешься, говоря, что полиция не причинила нам никакого вреда. Полтора десятка наших людей без суда были повешены на виселице Монфокон! И мы даже не знаем, оказался ли в их числе Каламбреден!

– Да ну… В любом случае у него разбита башка и он еще не скоро сможет собрать свой отряд… Если, конечно, допустить, что он появится. В чем я сомневаюсь. Родогон занял все его позиции.

Старый сборщик налогов вздохнул:

– Значит, нам придется расправиться и с Родогоном. Нельская башня, которая преграждает доступ на Новый мост и Сен-Жерменскую ярмарку, – это важное стратегическое место. Прежде, когда я преподавал историю нескольким шалопаям в коллеже Наварры…

Жан Тухляк не слушал его:

– Не будь пессимистом относительно будущего Нельской башни. По мне, так даже хорошо иногда обновить кровь такой революцией. Что за дивный урожай я собрал в Нельской башне! По меньшей мере два десятка отборных сопляков, за которых я получу хорошую плату звонкой монетой.

– И где же твои херувимчики?

– Там, наверху… Мадлен, дочь моя, подойди и покажи мне своего питомца.

Толстая женщина с тупым лицом оторвала от груди сосавшего ребенка и протянула его мерзкому типу. Тот принял его и с гордостью показал собеседнику:

– Что за красавчик этот маленький мавр! Когда он подрастет, я закажу ему небесно-голубой наряд и продам парнишку кому-нибудь из придворных.

Тут один из нищих взял дудку, двое других принялись отплясывать крестьянский бурре, и Анжелика больше не слышала, о чем говорили Жан Тухляк и Старый Пень.

Но теперь она была уверена. Украденные в Нельской башне дети находятся в доме, видимо в помещении над основным залом.

Анжелика очень медленно двинулась вдоль стены. И обнаружила лаз, ведущий на лестницу. Сняв башмаки, она пошла босиком, стараясь не шуметь.

Винтовая лестница привела ее в коридор. Стены и пол были глинобитными. Слева Анжелика заметила пустую комнату, где мигал светильник. В стены были вмурованы цепи. Кого здесь держали?.. Кого пытали?.. Она вспомнила: говорили, будто во время Фронды Жан Тухляк похищал молодых людей и одиноких крестьян и продавал их вербовщикам в армию… В этой части дома стояла пугающая тишина.

Анжелика пошла дальше.

Коснувшись ее босой ноги, мимо пробежала крыса. Анжелика сдержала вопль ужаса.

Теперь из глубины дома до нее доносился новый звук.

Стоны, далекие всхлипывания, плач становились все отчетливее. Сердце ее сжалось: плакали дети. Она представила себе лицо Флоримона с испуганными черными глазами, текущие по бледным щекам слезы. Ему было страшно в темноте. Он звал… Анжелика ускорила шаг, жалобный плач буквально притягивал ее. Поднявшись на следующий этаж, она миновала еще две комнаты; тускло светили масляные плошки. На стенах Анжелика заметила медные гонги, они да брошенные прямо на пол охапки соломы и несколько глиняных мисок представляли жалкое убранство зловещего особняка.

Она поняла, что находится у цели. Теперь она ясно слышала горестный хор рыданий, к которому примешивался ободряющий шепот.

Анжелика вошла в комнатку, расположенную по левую сторону коридора, по которому она только что прошла. В нише мерцал огонек. Но никого не было. Однако звуки доносились именно отсюда. В глубине комнаты Анжелика заметила тяжелую дверь. Это была первая запертая дверь, попавшаяся ей, остальные комнаты были открыты всем ветрам.

В створке было зарешеченное окошко. Через него Анжелика ничего не могла разглядеть, но поняла, что дети там, в этой норе без воздуха и света. Как привлечь внимание двухлетнего малыша?

Почти касаясь губами прутьев решетки, молодая женщина тихонько позвала:

– Флоримон! Флоримон!

Плач ненадолго прекратился. Какой-то голос из-за двери прошептал:

– Это ты, Маркиза Ангелов?

– Кто это?

– Это я, Лино. Жан Тухляк запер нас здесь с Флипо и другими.

– Флоримон с вами?

– Да.

– Это он плачет?

– Он плакал, но я сказал ему, что ты придешь за ним.

Анжелика догадалась, что мальчишка повернулся, чтобы ласково прошептать:

– Вот видишь, Фло, твоя мама здесь.

– Потерпите, сейчас я вас выпущу, – пообещала Анжелика.

Она осмотрела дверь. Замки выглядели крепкими. Но стена была гнилая.

Наверное, можно попытаться выломать петли. Анжелика стала скрести ногтями штукатурку.

И тут позади себя она услышала странный шум. Что-то вроде кудахтанья, сначала сдавленного, которое понемногу становилось все громче и громче, пока не превратилось в СМЕХ.

Молодая женщина обернулась и на пороге увидела принца нищих.

Урод развалился в низкой четырехколесной тележке. Именно так, упираясь в пол и помогая себе обеими руками, он передвигался по своему жуткому лабиринту.

Он не сводил с Анжелики свирепого взгляда. А она, парализованная ужасом, вспомнила его фантастическое появление на кладбище Святых Мучеников.

От этого смеха, похожего на мерзкое кудахтанье и квохтанье, сотрясалось его уродливое тело с крошечными тонкими и дряблыми ножками.

Затем, не переставая смеяться, он сдвинулся с места. Анжелика ошеломленно следила за перемещением скрежещущей тележки. Она направлялась не к ней, а катилась поперек комнаты. И тут она заметила на стене медный гонг. Она уже видела такие в других помещениях. Рядом на полу валялась железная палка.

Принц нищих намеревался ударить в гонг. И на его зов тут же из недр дома сюда сбегутся все нищие, все бандиты, все демоны этого ада…

* * *

Глаза зарезанного зверя остекленели.

– О, ты убила его! – воскликнул чей-то голос.

На том же пороге, где недавно появился принц нищих, стояла молодая девушка, почти девочка, с лицом Мадонны.

Анжелика посмотрела на красное от крови лезвие и тихо произнесла:

– Не вздумай звать на помощь! Или тебя мне тоже придется убить.

– О нет! Я не собираюсь кричать. Я так довольна, что ты убила его!

Она подошла к Анжелике.

– Ни у кого не хватало смелости расправиться с ним, – прошептала девушка. – Все боялись. А ведь это был всего лишь маленький уродец.

Она подняла на Анжелику свои черные глаза:

– Но теперь тебе надо бежать.

– Кто ты?

– Я – Розина, последняя жена принца нищих.

Анжелика спрятала нож за пояс. Протянув дрожащую руку, она коснулась нежной розовой щеки девушки:

– Помоги мне, Розина. За этой дверью мой ребенок. Его запер Жан Тухляк. Мне нужно забрать его.

– Двойной ключ от этой двери здесь, – сказала девочка. – Тухляк доверил его принцу нищих. Он в тележке.

Она нагнулась к неподвижной отвратительной туше. Анжелика отвернулась. Розина выпрямилась:

– Вот он.

Девочка сама вставила ключи в замки. Они заскрежетали. Дверь открылась. Анжелика бросилась в карцер и схватила Флоримона, которого держал на руках Лино. Малыш не плакал, не кричал, но тельце было ледяным. Он так крепко обхватил мать за шею, что ей стало трудно дышать.

– А теперь помоги мне выбраться отсюда, – сказала она Розине.

– Маркиза Ангелов! Маркиза Ангелов, не оставляй нас! – закричали Лино и Флипо.

– Я не могу вывести всех вас.

Она вырвалась из их грязных ручонок, но мальчуганы бросились за ней.

– Маркиза Ангелов, не оставляй нас, – хныкали они.

Вдруг Розина, которая вела их к лестнице, приложила палец к губам:

– Тсс! Кто-то поднимается.

Этажом ниже раздавались тяжелые шаги.

– Слюнтяй, идиот. За мной!

И девушка бросилась бежать как сумасшедшая. Анжелика с детьми не отставала. Когда они выскочили на улицу, во дворце принца нищих раздался нечеловеческий рев. Это Слюнтяй, идиот принца нищих, выл от горя над трупом царственного ублюдка, которого так долго окружал своей заботой.

– Бежим! – твердила Розина.

Все, задыхаясь, помчались по темным улочкам. Босые ноги скользили по грязной мостовой. Наконец девушка замедлила бег.

– Вот и фонари, – сказала она. – Это улица Сен-Мартен.

– Нужно идти дальше. Нас могут преследовать.

– Слюнтяй не говорит, он немой. Его никто не поймет. Может, даже подумают, что это он укокошил принца нищих. Они назначат другого принца нищих. А я туда никогда не вернусь. Я останусь с тобой, ведь это ты его убила.

– А если Жан Тухляк нас найдет? – спросил Лино.

– Он вас не найдет. Я всех вас сумею защитить, – сказала Анжелика.

Вытянув руку, Розина показала в конец улицы, где занимался бледный рассвет. Фонари тускнели.

– Смотри, ночь закончилась.

– Да, ночь закончилась, – упорно твердила Анжелика.

* * *

По утрам в аббатстве Сен-Мартен-де-Шан раздавали похлебку бедным. Знатные дамы, присутствовавшие на первой мессе, помогали монахиням совершать этот акт милосердия. Нищие, которые подчас ночевали, прислонившись к приворотной тумбе, находили в монастырской столовой временный покой. Каждый получал миску горячего супа и краюшку хлеба.

Именно здесь и остановилась Анжелика с Флоримоном на руках в сопровождении Розины, Лино и Флипо. Все пятеро были растеряны, замызганы и измучены.

Вместе с вереницей других горемык они вошли в рефекторий и сели на скамьи за деревянные столы. Появились служанки с большими кострюлями бульона.

Аромат был такой аппетитный! Но прежде чем приняться за еду, Анжелика хотела напоить бульоном Флоримона.

Она осторожно поднесла миску к губам ребенка.

Только теперь она могла разглядеть его при падавшем сквозь витраж обманчивом свете. Глаза мальчика были полузакрыты, нос раздулся. Он дышал судорожно, словно его истерзанное страхом сердце не могло попасть в нормальный ритм. Вялый и безучастный, он не глотал, и бульон стекал у него с губ. И все же горячая жидкость оживила его. Он поперхнулся, сумел сделать один глоток, потом сам протянул ручки к миске и стал жадно пить.

Анжелика вглядывалась в это личико оборванца, спрятанное под темной спутанной копной волос.

«Смотри, – говорила она себе, – вот что ты сделала с сыном Жоффрея де Пейрака, наследником графов Тулузских, ребенком поэтических турниров, рожденным для света и радости!..»

Она пробуждалась от долгого отупения, осознавала ужас и крах своей жизни. Звериная злоба против самой себя и против всего мира вдруг поднялась в ней. Хотя она должна была чувствовать себя разбитой и опустошенной после этой ужасной ночи, ее наполнила чудесная сила.

«Больше никогда, – сказала она себе, – он не будет голодать… Больше никогда он не испытает холода… Больше никогда ему не будет страшно. Клянусь в этом».

Но разве не голод, холод и страх поджидали их у ворот аббатства?

«Надо что-то делать. Немедленно».

Анжелика посмотрела вокруг. Она была лишь одной из этих несчастных матерей, одной из этих обездоленных «бедняжек», на которых нарядные дамы распространяли свою милость, прежде чем вернуться к пустой салонной болтовне или к дворцовым интригам.

Прикрыв прически мантильей, чтобы приглушить блеск жемчугов, повязав поверх шелков и бархата передники, они переходили от одной нищенки к другой. За ними следовали служанки с корзинами, из которых дамы вынимали пирожные, фрукты, иногда пироги или половинку цыпленка – объедки с барского стола.

– О милочка! – произнесла одна из них. – Какая вы смелая, что в вашем состоянии в такую рань пришли за подаянием! Благослови вас Господь.

– Спасибо, я надеюсь, моя дорогая.

Последовавший за этими словами смешок показался Анжелике знакомым. Она подняла глаза и узнала графиню де Суассон, которой рыжая Бертилия подавала лиловую шелковую накидку. Графиня зябко закуталась в нее.

– Плохо Господь распорядился, заставив женщин девять месяцев носить в своем чреве плод минутного удовольствия, – сказала она аббатисе, провожавшей ее к воротам.

– Что бы осталось монахиням, если бы все было удовольствием в каждое мгновение мира? – с улыбкой отвечала настоятельница.

Анжелика резко поднялась и передала сына Лино.

– Присмотри за Флоримоном, – сказала она.

Но малыш вцепился в нее и стал кричать.

Тогда она сказала остальным:

– Ждите меня здесь и не двигайтесь с места.

Карета ждала на улице Сен-Мартен. Графиня де Суассон уже собиралась уехать, когда к ней приблизилась бедно одетая женщина с ребенком на руках и сказала:

– Сударыня, мой ребенок умирает от голода и холода. Прикажите одному из ваших лакеев доставить в место, которое я укажу, полную тележку дров, котелок супа, хлеб, одеяла и одежду.

Знатная дама с удивлением посмотрела на нищенку:

– Это уже дерзость, дочь моя. Ты ведь получила утром свою миску супа.

– Одной миски супа недостаточно, чтобы жить, сударыня. Я прошу у вас такую малость по сравнению с вашим богатством. Тележку дров и еду, которые вы будете мне давать, пока я не смогу устроить иначе.

– Невероятно! – воскликнула графиня. – Ты слышишь, Бертилия? Эти нищенки наглеют с каждым днем! Оставьте меня в покое, женщина! Не прикасайтесь ко мне своими грязными руками, или я прикажу лакею поколотить вас.

– Берегитесь, графиня, – очень тихо сказала Анжелика. – Берегитесь, как бы я не рассказала о ребенке Куасси-Ба!

Графиня, подбиравшая юбки, чтобы усесться в карету, замерла, не успев поставить ногу на ступеньку кареты.

Чтобы скрыть смущение, она схватила веер и стала обмахиваться им, что не имело никакого смысла: дул довольно сильный ветер.

Анжелика переложила Флоримона на другую руку, теперь малыш уже казался ей тяжелым.

– Я знаю, что кое-кто воспитывает ребенка мавра, – продолжала она. – Он недавно родился в Фонтенбло в такой-то день с помощью такой-то женщины, имя которой я могу назвать тому, кого это заинтересует. Двор будет приятно удивлен, когда узнает, что госпожа де Суассон тринадцать месяцев носила младенца под сердцем.

– Ах ты, шлюха! – воскликнула прекрасная Олимпия, чей южный темперамент всегда брал верх.

Она стала вглядываться в лицо Анжелики, пытаясь разглядеть его, но та опускала глаза, уверенная, что в таком жалком виде никто не сможет узнать в ней блистательную госпожу де Пейрак.

– Ну все, довольно! – с гневом сказала графиня де Суассон и поспешила к своей карете. – Мне бы следовало приказать поколотить вас. Знайте: я не люблю, когда надо мной смеются.

– Король тоже не любит, когда над ним смеются, – пробормотала Анжелика.

Благородная дама побагровела и рухнула на бархатные подушки, нервно прихлопывая вздувшиеся юбки.

– Король!.. Король!.. Буду я слушать, как оборванка болтает о короле! Это невыносимо! И что теперь? Чего вы хотите?

– Я вам уже сказала, сударыня. Совсем немного: тележку дров, теплую одежду для меня, моих малышей и двух мальчиков восьми и десяти лет. И какую-то еду…

– Ах, что за унижение – слышать, когда с тобой так разговаривают! – возмутилась графиня, от злости раздирая зубами кружевной платок. – А этот идиот – начальник полиции еще похваляется удачной операцией на Сен-Жерменской ярмарке… Будто бы он уничтожил разбойничий притон… Чего вы ждете, болваны? Почему не закрываете дверцу? – набросилась она на лакеев.

Чтобы исполнить приказание госпожи, один из них оттолкнул Анжелику, однако она не сдавалась и снова подошла к карете:

– Могу ли я прийти в особняк Суассон на улице Сент-Оноре?

– Приходите, – сухо отвечала графиня. – Я распоряжусь.

Глава XV

Господин Буржю, хозяин харчевни на улице Валле-де-Мизер, как раз приступал к первой пинте вина, вспоминая веселенький мотивчик, который прежде в этот час обычно мурлыкала мамаша Буржю, когда увидел входящую во двор странную компанию.

Кучка оборванцев – две женщины и трое детей – следовала за лакеем из богатого дома, в вишнево-красной ливрее, который толкал груженную дровами и одеждой тележку.

Довершала картину очень довольная такой прогулкой обезьянка, сидящая на пожитках и строящая рожи. Один из мальчишек держал в руках скверную скрипку и радостно пощипывал ее струны.

Господин Буржю вскочил, стукнул кулаком по столу и бросился в кухню, чтобы как раз застать там Анжелику, передающую Флоримона на руки Барбы.

– Это еще что?! – заплетающимся языком вне себя от изумления проговорил он. – Еще скажи, что и этот твой! А я-то считал тебя разумной, порядочной девушкой.

– Господин Буржю, выслушайте меня…

– Не желаю ничего слушать! Превратить мою таверну в приют! Я опозорен!

И, сорвав с головы поварской колпак, хозяин побежал за стражей.

– Пусть малыши побудут в тепле, – сказала Анжелика Барбе. – А я пока затоплю камин в комнате.

Потрясенному и возмущенному лакею госпожи де Суассон пришлось по расшатанной лестнице тащить дрова на восьмой этаж в каморку, где не было даже постели с пологом.

– И посоветуй госпоже графине каждый день посылать мне то же самое, – сказала Анжелика, выставляя его вон.

– Знаешь, красотка, что я думаю… – начал лакей.

– Даже знать не хочу, мужлан, и запрещаю тебе мне тыкать! – резко оборвала его Анжелика тоном, который никак не вязался с ее рваной одеждой и коротко стриженными волосами.

Спускаясь по лестнице, лакей, так же как господин Буржю, полагал себя опозоренным.

Через некоторое время по лестнице поднялась Барба, неся Кантора и Флоримона. Лино и Флипо изо всех сил дули на весело потрескивающие поленья. В каморке стояла удушающая жара, и щеки у мальчишек уже раскраснелись.

Барба сказала, что хозяин все еще злится.

– Оставь малышей нам, теперь здесь тепло, – сказала Анжелика, – а сама иди занимайся своими делами. Барба, ты не сердишься, что я пришла к тебе с малышами?

– О госпожа! Для меня это большое счастье!

– И этих несчастных детей тоже нужно приютить, – сказала Анжелика, указывая на Розину и двух мальчишек. – Знала бы ты, где они были!

– Госпожа, моя бедная комната в вашем распоряжении.

Со двора донесся вопль:

– Ба-а-а-рба!

Орал господин Буржю. Его крики разносились по всей округе. Мало того что дом заполонили нищие, так к тому же еще и служанка совсем сбрендила. Дотла спалила вертел с шестью каплунами… А что за снопы искр летят из трубы?! В камине уже пять лет не разжигали огонь. Все сгорит! Это конец… Матушка Буржю, зачем ты покинула меня?..

Госпожа де Суассон прислала вареного мяса, похлебки и прекрасных овощей. А помимо того, два хлеба и кувшин молока.

Розина сходила во двор за водой и поставила ведро на огонь. Анжелика искупала малышей, надела на них новые рубашонки и завернула в теплые одеяльца. Никогда больше они не испытают голода, никогда больше они не испытают холода!

Кантор сосал подобранную в кухне куриную косточку и что-то лепетал, суча ножками. Флоримон еще не совсем пришел в себя. Он засыпал и с криком просыпался вновь. Он дрожал, и Анжелика не знала, от лихорадки или от страха. Но после горячей ванны он обильно вспотел и уснул спокойным сном.

Анжелика выставила из комнаты Лино и Флипо и тоже вымылась в лохани, которую обычно использовала для своего туалета скромная служанка.

– Какая ты красивая! – сказала ей Розина. – Я тебя не знаю, но ты, наверное, одна из женщин Красавчика?

В знак отрицания Анжелика энергично помотала головой и отметила, что гораздо легче мыть волосы, когда их нет.

– Нет, я Маркиза Ангелов.

– А, так это ты! – воскликнула восхищенная Розина. – Я столько о тебе слышала. Это правда, что Каламбредена повесили?

– Я ничего не знаю, Розина. Ты видишь, мы в простой каморке честной девушки. На стене распятие и кропильница. Не надо говорить об этом.

Анжелика надела рубашку из грубого полотна, юбку и корсаж из темно-синей саржи. Все это тоже притащил в своей тележке лакей. Тонкая талия молодой женщины терялась в складках грубой, бесформенной одежды. Но платье было чистое, и, бросив на пол вчерашние лохмотья, она испытала истинное облегчение.

Из ларчика, который она забрала с улицы Валь-д’Амур вместе с обезьянкой Пикколо, Анжелика достала зеркальце. В этом ларце было много интересных вещиц, дорогих ее сердцу. Например, черепаховый гребень. Анжелика причесалась. Лицо в зеркале, обрамленное короткими волосами, казалось ей незнакомым.

– Это тебя стражники обкорнали?

– Да… Ничего, отрастут. Ой, Розина, а это у меня что?

– Где?

– Да вот тут, в волосах. Взгляни.

Розина присмотрелась.

– Прядь седых волос, – сказала она.

– Седые волосы… – в ужасе повторила Анжелика и в изнеможении присела на постель Барбы. – Но это невозможно! Еще… еще вчера их не было, я уверена.

– А теперь есть. Может, они появились нынче ночью?

– Да, нынче ночью…

Ноги Анжелики дрожали.

– Розина… Я стала старухой?

Встав перед ней на колени, девушка стала внимательно рассматривать ее. Потом погладила по щеке:

– Не думаю. У тебя ни одной морщинки и кожа гладкая.

Анжелика с грехом пополам причесалась, постаравшись спрятать злополучную седую прядь под другими. А затем повязала голову черным сатиновым платком.

– Сколько тебе лет, Розина?

– Не знаю. Может, четырнадцать, а может, пятнадцать.

– Теперь я тебя вспомнила. Как-то ночью я видела тебя на кладбище Святых Мучеников. Ты шла в свите принца нищих с открытой грудью. Зимой. Неужели ты не умирала тогда от холода?

Розина подняла на Анжелику огромные темные глаза, и та прочла в них смутный упрек.

– Ты же сама сказала, не будем говорить об этом, – прошептала она.

Тут в дверь заколошматили Флипо и Лино. Они казались очень довольными. Барба тайком сунула им сковороду, кусок сала и кувшин молока. Они будут печь блины.

В тот вечер не было в Париже веселья, подобного тому, что царило в крошечной каморке на улице Валле-де-Мизер. На сковородке у Анжелики подпрыгивали блины. Лино терзал струны скрипки Тибо Музыканта. Полька нашла инструмент у какого-то столба и вручила его внуку старика. Куда делся во время неразберихи сам старик, никто не знал.

Вскоре в каморку поднялась Барба с подсвечником в руке. В харчевне не было ни одного посетителя, и раздосадованный папаша Буржю запер дверь. В довершение всех несчастий у кабатчика украли часы. Короче говоря, Барба освободилась гораздо раньше обычного. Пока она говорила, взгляд ее упал на странный набор предметов, разложенных на деревянном сундуке, где хранились ее пожитки.

На сундуке оказались две терки для табака, льняной кошелек с несколькими экю, крючок, а посреди всего этого…

– Да ведь… это же часы господина Буржю! – ахнула Барба.

– Флипо! – воскликнула Анжелика.

Флипо потупился:

– Да, это я… Когда я пошел в кухню за тестом для блинов…

Анжелика схватила его за ухо и сильно дернула:

– Если ты снова примешься за свое, мелкий воришка, я тебя прогоню. Можешь возвращаться к Жану Тухляку.

Расстроенный мальчик улегся в углу каморки и немедленно уснул. Лино последовал его примеру. Потом Розина вытянулась поперек соломенного тюфяка и тоже заснула. Спали и малыши.

Не спали только Барба и устроившаяся возле очага Анжелика. Шум с улицы, которую постепенно заполняли выпивохи и картежники, был едва слышен, потому что окно каморки выходило во двор.

– Еще совсем не поздно. На башне Шатле как раз бьет девять, – сказала Барба.

Анжелика растерянно взглянула на нее и неожиданно поднялась с колен.

Барба удивилась.

Анжелика постояла возле спящих Флоримона и Кантора и направилась к двери.

– До завтра, Барба, – шепнула она.

– Куда собирается госпожа?

– У меня осталось еще одно дело, – сказала Анжелика. – А потом с этим будет покончено. И жизнь начнется сначала.