Текст книги "Сердце ангела"
Автор книги: Анхель де Куатьэ
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Часть первая. ЭГОИЗМ И ВЛАСТЬ
Иван да Марья.
Они познакомились,
когда ей было семнадцать,
а ему – двадцать.
Сейчас ей девятнадцать,
а ему, соответственно, двадцать два.
Какие-то два с небольшим года,
которые кажутся им теперь вечностью.
Столетием как минимум.
Они и сами чувствуют себя стариками.
Любовь вспыхивает, живет, а затем...
А затем прежние влюбленные
начинают искать поводы для расставания.
Неспособные любить, они ищут
способ разочароваться друг в друге.
Вместо того чтобы говорить
от сердца к сердцу,
о главном – о любви,
они ищут поводы ненавидеть.
– Нет, ты не понимаешь. Ты опять меня не понимаешь! – Иван обхватил руками голову. – Я тебя люблю, Марья! Люблю! Но больше так продолжаться не может! Это невыносимо! Невыносимо!
Марьяна сидела на краешке кресла и не сводила с Ивана печальных глаз. Уже больше часа она обреченно наблюдала за тем, как он в исступлении мерит широкими шагами ее крохотную комнатку. Два шага туда, два обратно. Туда. Обратно.
Вообще это странная закономерность... Люди куда больше, куда настойчивее говорят о любви, о том, что они любят, когда любви становится все меньше и меньше. Словно пытаются загипнотизировать себя – «я люблю, люблю, люблю...»
Марьяна смотрела на Ивана и думала: «Он говорит, что любит меня, но это неправда. Если бы любил, то все было бы по-другому. Но в каждом его слове – "я", "я" и еще раз "я". А меня словно бы не существует. Словно я пустое место. Словно бы меня нет».
– Маруся, неужели тебе это безразлично?! – сокрушался Иван. – Почему ты совсем не ценишь моего чувства?! Неужели ты не понимаешь, что я могу тебя разлюбить?! Понимаешь?! Просто разлюбить! Ты меня потеряешь!
Иван рывком опустился на корточки напротив Марьяны и приблизился к ее лицу. Он не хотел ей этого говорить, но это была правда. Он буквально физически ощущал, как его чувство к ней, его отношение к Марусеньке, Марусе, Марьяне, Марье, Маре – капля за каплей – покидает его душу.
Конечно, было бы правильно не говорить ей этого. Потому что получается какой-то шантаж. Но... Неужели ей действительно абсолютно все равно? Неужели ей действительно наплевать – будут они вместе или нет? Разлюбила?.. Его? Как это гнусно. Глупая, глупая дура!
Марьяна смотрела на него и не могла понять собственных чувств. Что она к нему испытывает? Раньше Иван казался ей очень красивым. Очень. Эти тонкие, но вместе с тем мужественные черты лица. Этот высокий лоб, ямочка на подбородке. Широкие плечи, осанка. Да, он и сейчас кажется ей красивым.
Но он стал совершенно чужим. Красивая, но не родная вещь. Она ему не верит, не доверяет. Она его не любит...
– А ты глядишь на меня злыми глазами, – прошептал Иван, пристально глядя Марьяне в лицо. – И думаешь, что я кругом не прав, что я тебя не люблю.
– Я думаю другое, – тихо ответила Марьяна, опустила глаза и посмотрела куда-то в сторону, без всякой цели, только бы его не видеть.
– Другое?! – лицо Ивана искривилось в злой, высокомерной, пренебрежительной улыбке. – Могу себе представить! Ты меня ненавидишь, да?! Ты думаешь – я предатель, что я подлец, да?! «Другое думает»! Могу себе представить!
– Не кричи, – оборвала его Марьяна.
– «Не кричи»! – едко передразнил ее Иван. – «Не кричи»! А я и не кричу, Мара! Я просто хочу до тебя докричаться, понимаешь?! Докричаться до тебя!
Последнюю фразу Иван проскандировал, словно Марьяна была глухая.
– Ты определись сначала – кричишь или не кричишь, а потом уже говори, – выпалила она, вскочила с места и, чтобы спрятаться от его глаз, подошла к окну и уставилась на улицу.
Город. Огромный город. Насколько хватает глаз – заснеженные дома, новостройки.
Там, далеко внизу, под ногами – машины, люди, сугробы, голые деревья. Все это механически движется, но во всем этом нет и толики жизни. Холод.
Марьяна чувствовала, как ее будто щупальцами огромного спрута обволакивает холодное промозглое одиночество. Словно одевает в свой мертвецкий саван. Она и не жила еще, а жизнь уже кончилась. Может, она и не любила никогда Ивана? Может, не любила, а просто приняла это за любовь? А может, она и не способна к любви?.. Но как тогда жить? Как?!
Сухая судорога плача стала подниматься откуда-то из живота. Отвратительное, ужасное чувство – ты хочешь разрыдаться, расплакаться, даже задохнуться в рыданиях. Но ничего не получается. Ничего! Они встают саднящим комом между животом и горлом и душат, душат, душат...
– Какая же ты холодная, бездушная, – шептал Иван, провожая ее взглядом. – Тебе совершенно наплевать на нас, на наши отношения. Неужели ты сама этого не понимаешь?! Господи, неужели я тебя любил когда-то...
«Он относится ко мне как к юродивой, – эта мысль буквально обожгла Марьяну. – Словно бы я какое-то ничтожество! Как он может так говорить обо мне? На что он рассчитывает? Он думает, что сейчас он оскорбит меня, а я брошусь ему в ноги и буду молить о прощении? Но этого не будет никогда. Я люблю его, но... Я не буду унижаться».
– Не хочу разговаривать с тобой в таком тоне, – тихо, но четко сказала Марьяна.
– Марусь, а в каком тоне с тобой разговаривать? – Иван сделал вид, что ему смешно до сарказма, что он недоумевает. – В каком?!
«Как он ужасно говорит! – Марьяна сглотнула слезы. – Ужасно!»
– Подойдет любой другой тон, – сухо ответила она.
– А у меня нет другого тона! Понимаешь, теперь – нет! Не осталось! – прокричал Иван, вскочив на ноги, и двинулся по направлению к Марьяне.
Она обернулась и замерла от ужаса. Свет из окна падал так, что, если смотреть в глубь комнаты, все казалось в ней бесформенно-темным. Но тут это резкое движение, приближающийся к ней силуэт Ивана, его огромная, напряженная, агрессивная фигура, как чья-то зловещая темная тень... У Марьяны перехватило дыхание.
– Не подходи ко мне! – заорала она. – Не подходи!
Слезы брызнули у нее из глаз. Сердце билось в груди, словно мотылек с обожженными крыльями.
– Я не могу больше! Не могу! Уйди! – кричала Марьяна, закрываясь руками.
Иван замер всего в одном шаге от нее, выпрямился и смотрел в окно поверх ее головы. Насколько хватает глаз – высотные дома, новостройки. Далеко внизу – машины, люди, заснеженные деревья. Все это живет, движется, там жизнь. Там все настоящее. А здесь, в этой комнате, нет и толики жизни. Холод.
Иван смотрел поверх ее головы, ведь Марьяна совсем маленькая, миниатюрная. В ней всего полтора метра роста. Полтора с копейками. Когда Иван вставал с ней рядом, ее лицо оказывалось у него на уровне груди.
Словно бы специально, чтобы Марьяна могла видеть его сердце.
«Мне всегда так хотелось, чтобы она видела мое сердце, – думал Иван, разглядывая тяжелое низкое небо. – Мне казалось, она умеет любить. У нее такие прекрасные глаза... Они могут быть такими прекрасными. А сейчас в них пустота. Пустота и злость. Она ненавидит меня. И какое ей дело до моего сердца?»
«Холодное, холодное сердце, – шептала про себя Марьяна. – Я так любила слушать биение его сердца...»
Когда он ложился на постель, закладывая руки за голову, грудная мышца, поднявшись, освобождала просвет между ребрами, и можно было видеть биение его сердца – маленький квадратик кожи, ритмично толкаемый сердцем. Марьяна помнила эти моменты счастья. И понимала, что теперь это в прошлом. Умерло.
Человек – существо странное... Один мудрец назвал его «играющим зверем». Человек все превращает в игру. Любые отношения между людьми, любые ценности и даже объекты веры – все постепенно становится игрой, пьесой, где прописаны не только реплики и роли, но даже сами характеры героев, их сущности.
Несколько репетиций, а дальше – пожизненные гастроли. Пожизненные. Повторы, повторы, повторы. Но, заигрываясь, человек теряет не только свою индивидуальность, самого себя, но и ощущение жизни. Но потерять себя – значит умереть. И он умирает, физически оставаясь живым.
Начав играть однажды, человек уже не может остановиться. Он играет снова и снова. А в какой-то момент ему начинает казаться, что все – это игра, а игра – это все. И тогда он решает: без игры ничего не выйдет – все на ней держится, она включает в себя абсолютно все. Не выйдет...
Но не выходит как раз из-за этой самой игры – вот то, чего человек не понимает.
– Ты боишься меня... – прошептал Иван – тихо, холодно, безучастно. – Как это низко, Мара. Как ты могла подумать?.. Я сделаю тебе больно?.. Как это низко. Низко и подло.
– Иван, уходи, – прошептала Марьяна.
– Если я уйду сейчас, я уйду навсегда, – предупредил он.
Марьяна вздрогнула – едва заметно, будто ее ударило разрядом электрического тока.
«Уйдет... – это слово выстрелило ей в самую душу, разорвав мгновение тишины. – Почему я должна это решать? Если я ему не нужна – пусть уходит. Если не любит... пусть уходит».
– Как знаешь... – ответила Марьяна.
– Черт! – рассвирепел Иван. – «Как знаешь»! Что значит это твое «как знаешь»?! Как я ненавижу это твое «как знаешь»! Что – знаешь? А ты?! Ты любишь меня или нет, Марусь?! Любишь или нет?! Я нужен тебе или нет?! Нужен или нет?!
– Не знаю, – шептала Марьяна, утирая слезы. – Я ничего не знаю.
– А кто знает, Марусь? Кто?!
– Мне кажется, ты меня не любишь... – прошептала Марьяна.
– Но я же говорю тебе, что люблю, – грозно оборвал ее Иван.
– Не кричи, – шикнула она.
– Черт! Черт! Черт! – Иван опять схватился руками за голову и попятился назад. – Зачем ты меня мучаешь?! Ты издеваешься надо мной?.. Я не понимаю! Скажи: «Я не люблю тебя». И тогда все. Все понятно. Но что значит это «как знаешь»?!
– Ты меня не слышишь, – Марьяна снова повернулась к окну.
«Не люблю?.. Сказать – "не люблю"?.. – спрашивала себя Марьяна, сдавливая рыдания. – Я люблю. Но почему все так? Я хочу, чтобы меня любили. Я больше не могу жить так, чтобы любить и не чувствовать, что это ему нужно. А ему это совсем не нужно, совсем. Он любит себя, а не меня».
– Чего я не слышу, Мара?! – Иван грохнулся в кресло.
«Господи, зачем весь этот спектакль?! – Иван чувствовал, как от напряжения у него сводит руки, а ноги становятся будто ватные. – Знает ведь, что если я уйду... Но и другое, конечно, тоже знает – люблю ее. Поманит – прибегу. Поэтому и издевается надо мной. Издевается! Прямо заколдовала меня! Заколдовала!»
– Ничего не слышишь, – едва слышно произнесла Марьяна.
– Чего?! – Иван скривился, пытаясь понять, что она сказала. – Что ты говоришь? Я не слышу.
– Я говорю, что ты меня не слышишь, – буркнула Марьяна и шмыгнула носом.
– Я тебя не слышу, – согласился Иван, но тут же опомнился: – В смысле... Ах, черт! Всегда так! Всегда! Подлавливаешь меня, хочешь меня дураком выставить! Всегда! И зачем?! Потому что ты меня ненавидишь! Ненавидишь!
– Это ты ненавидишь меня, если думаешь обо мне так!. Ты! – Марьяна рыдала, не в силах с собой справиться. – Ты!
«Господи, да что с ней происходит?» – Иван оторопел.
– Ну ладно тебе, будет... – попросил он. Его голос изменился, в нем прозвучали нотки нежности и заботы. Иван словно просил прощения. Встал, сделал пару шагов навстречу...
– Не подходи ко мне!
Марьяне вдруг стало страшно, еще страшнее, чем прежде. Она закрыла лицо руками и вся задрожала.
– Это какой-то бред... – Иван замер и смотрел, как Марьяна содрогается от нервной судороги. – Ты с ума сошла.
– Нет, нет! – кричала сквозь слезы Марьяна. – Это ты! Ты сошел с ума! Ты!
Иван молча повернулся и пошел в сторону двери. На пороге остановился, бросил на Марьяну последний взгляд, секунду раздумывал и прошептал:
– Знаешь, Марьяна, наши отношения может спасти только чудо.
– Да, да... – обреченно повторила Марьяна, понимая всем своим существом, что это конец. – Только чудо.
Дверь скрипнула. В квартиру ворвался поток холодного воздуха. Словно дыхание смерти... Раздавшийся следом щелчок дверного замка обозначил конец.
Человек – странное существо... Наибольшее счастье ему приносит любовь, но именно любовь он делает полем своих главных сражений. Именно его любовь, его искренняя привязанность, как лакмусовая бумажка, выявляет все, что есть в нем подлинного, – его эгоизм, его желание быть всегда и во всем правым.
Сказать или оставить за собой «последнее слово», обвинить в неудавшихся отношениях своего партнера, сложить с себя ответственность за результат отношений – все это эгоистическое желание взять «верх» над любимым (или некогда любимым) человеком, выйти незапятнанным из собственной грязи.
Да, ни в чем эгоизм не достигает такой степени, такого высшего своего пика, как в этом желании – взять «верх». Причем не просто «верх», а чтобы обязательно «верх» над любимым человеком! Люди складывают о любви стихи и песни, описывают это волшебное чувство в книгах. Но ни слова правды – только красота слова.
Любовь подобна солнцу. Она прекрасна. И она ослепляет... Тень влюбленного эго растет как раз тогда, когда человек идет навстречу своему солнцу...
И в это самое время
где-то на западной окраине города,
на пустыре за гаражами, шел снег.
Но не тот – обычный, из кристаллов воды,
которые неизбежно превращают
всякую снежинку
в шестиконечную звездочку,
а другой. Совсем другой.
Из чистых хлопьев. Когда-то люди назвали
этот снег манной небесной.
Той самой, что выпала в пустыне Израиля,
накормив народ Моисея.
Впрочем, на сей раз манна падала
не для того, чтобы спасти от голода
измученных путников.
Прошло то время, когда Господь
должен был время от времени
подкармливать своих детей –
манной ли, рыбой, водой,
обращенной в вино, или хлебами.
Люди научились питать себя сами.
Сейчас манна падала совсем для другой цели...
– Что там за странный человек? – спросил мальчик в потертом полушубке.
– Где? – не понял старик, вглядываясь в вечерние сумерки.
– Да вон же! – крикнул мальчик, показывая куда-то в сторону заснеженного поля.
– Ничего не вижу...
Пес, которого выгуливали дед с внуком, помесь кавказской и немецкой овчарки, во весь опор бросился в ту сторону, куда показывал мальчик.
– Тим, ко мне! – заорал старик. – Федор, держи его! Сейчас искусает же!..
– Тим! Тим! – кричал Федор, пытаясь догнать пса. – Тим, вернись! Ну что ты за балбес такой! Тим!!!
Утопая в сугробах, проваливаясь в снег чуть не по самое колено, мальчик, как мог, бежал за своей собакой.
– Эй, Тим! – он наконец нагнал пса. – А ну ко мне! Простите его. Он... Он вообще-то хороший...
Мальчик схватил Тима за ошейник и оттянул в сторону. Но пес вел себя странно – не злился, не скалился, как обычно, а вилял хвостом, словно щенок, призывно лаял и все норовил лечь перед незнакомцем на передние
– Да что с тобой такое! – непонимающе сетовал мальчик, цепляя к собачьему ошейнику поводок. – Успокойся!
Ему было неловко за свою собаку, но с другой стороны – зачем тут ходить? Ясно ведь, что тут могут собаки бегать!
Управившись с карабином, раздраженный Федор поднял голову. До этого он не стал разглядывать незнакомца, а сейчас увидел – и обомлел от удивления. Перед ним стоял человек в белом, очень красивом наряде, не слишком подходящем для двадцатиградусного мороза, а тем более для этого места, где жители близлежащих многоэтажек обычно выгуливают крупных собак, да еще шпана собирается.
– Здравствуй, Федор! – приятным, мелодичным голосом сказал незнакомец. – Рад нашей встрече.
– Здр-равс-ствуйте... – дважды заикнувшись, пролепетал Федор. – А вы – кто?
– Я? – удивился странный человек.
– Да, вы...
Тот только пожал плечами:
– А дети больше не узнают Ангелов?
– Хе... – весело хмыкнул Федор и недоверчиво улыбнулся: – А вы – ангел?
Тим, улучив момент, сорвался с поводка и теперь весело прыгал вокруг незнакомца.
– Видимо, не узнают, – грустно констатировал человек в белых одеждах.
Он присел на корточки и принялся гладить собаку, которая чудесным образом превратилась из агрессивного пса в милое, кроткое, необычайно трогательное создание.
– А что вы тут делаете? – спросил Федор, внимательно разглядывая незнакомца.
– Иногда люди просят о чудесах... – уклончиво ответил Ангел.
– И вы пришли, чтобы совершить чудо?! – Федор не поверил своим ушам.
Ангел с удивлением посмотрел на мальчика, потом медленно поднялся. Его лицо стало грозным, как будто мертвым, и он произнес слова, которые с этой минуты навсегда запали Федору в душу:
– Если бы я был Ангелом Смерти, то обязательно бы сотворил чудо, о котором меня просят. Но пока я просто Ангел. Меня вызвали, и я пришел. А что будет дальше?.. – в словах Ангела прозвучала угроза, но он не закончил фразу, словно о чем-то задумался, потом плавно наклонился и прошептал Федору в самое ухо: – Федор, послушай моего доброго совета: если ты не хочешь накликать беды, как бы тебе ни было трудно, никогда не призывай Бога в свою жизнь... И вообще – не рассказывай Ему, что Ему следует делать.
Ангел выпрямился и пошел прочь. Пронизывающий, появившийся словно из ниоткуда ветер взвыл, поднял в воздух целые столпы снега...
– Федя! Черт тебя дери!
Федор словно очнулся от забытья. Перед ним стоял дедушка, держал его за воротник полушубка и, стараясь перекричать ветер, орал ему прямо в лицо:
– Федя! Ну что с тобой?! Никого здесь нет, не видишь, что ли?! Почудилось тебе! Пойдем домой! Пойдем!
– Деда, я видел Ангела, – прошептал Федор.
– Ангела он видел! – проворчал старик и усмехнулся. – Ангела! Мальчика или девочку?
– Ты о чем, дедушка? – не понял Федор.
Образ Ангела все еще стоял у него перед глазами.
Дед взял внука за руку и повел в сторону гаражей.
– А о том, Федор, что у ангелов нет пола, они и не мальчики, и не девочки, – весело говорил старик. – Вот я и спрашиваю у тебя, в шутку, значит, – мальчиком он был или девочкой?
– Я не знаю, деда, – растерялся Федор. – Мальчиком, наверное...
– Тьфу ты! – рассердился старик. – Идем быстрее! Насмотришься телевизора, потом болтаешь.
Человек – существо странное... Он мечтает о чуде, совершенно не представляя себе, что это такое. Ему кажется, что чудо – это исполнение его желаний. Тогда как чудо – это просто нечто сверхъестественное, нечто, что не вытекает из обстоятельств жизни, из ее логики, но «спускается сверху», как новое обстоятельство, как лишний, дополнительный элемент системы.
И что бы ни происходило с человеком, он не может этого понять. Точнее – он не может принять того факта, что чудо ему неподконтрольно. Он не может ни вызвать его, ни направить в том направлении, в котором ему бы того хотелось. И именно этот факт более всего смущает нуждающегося в чуде.
То, о чем мечтает человек, когда мечтает о своем чуде, – это чудо контролируемое, управляемое – его чудо. Он не хочет просто «новых обстоятельств», он хочет, чтобы были те обстоятельства, которые ему нужны. Иными словами, он мечтает ни о чем другом, как о том, чтобы быть Богом.
Человек так любит красивые слова – любовь, правда, чудо... И кажется, ничего в этом не смыслит. Категорически ничего...
«Не могу поверить, что она могла
так со мной поступить! – думал Иван,
разгоняясь по трассе. – Бред какой-то!
Неужели она играет?! Или разлюбила?
А может быть, и не любила никогда?..
Да, самое страшное, если не любила никогда.
Потому что, если не любила,
значит – использовала. Гнусь!»
В памяти всплывали разные сцены.
Вот он принес ей огромный букет роз –
сто одна штука, целая охапка.
Она смеется, рвет лепестки и кидает вверх.
Они взмывают в воздух, мгновение кружат
над их головами и падают вниз.
А потом они занимаются любовью –
на постели, усыпанной лепестками роз...
«Нет, это не могло быть ложью!
Но что тогда?! Почему
все так глупо выходит?!
Из-за чего они сегодня поссорились?..»
Машина Ивана нырнула в тоннель. Железобетонные конструкции. Желтые фонари.
Когда он пришел сегодня, Марьяна уже была недовольна. Он почувствовал эту холодность – это ведь всегда видно. Она упрекнула его – сказала, что он безразличен к ее проблемам. Да, она что-то говорила перед этим по телефону о своей маме. Мол, мама заболела, но Марьяна не может к ней поехать, потому что у нее масса дел, сессия. Иван сказал, что все образуется. Ну или что-то в этом роде. Предложил денег, если потребуется.
По телефону Марьяна ничего не ответила, а когда он пришел – уже накрутила себе черт-те чего… Сказала, что он ее не понимает. Иван ответил, что если у нее плохое настроение, то он может уйти. Такого отношения к себе терпеть он не будет. А если Марьяна хочет попереживать по поводу своей мамы, которой помочь не может, это ее право. Иван поддержал, помощь предложил фактическую. Какие к нему-то еще вопросы?
«Да и потом, если бы все было настолько критично, – рассуждал Иван, – то почему не бросить все и не уехать к маме, хотя бы на неделю? Всего полторы тысячи километров! Велика проблема! На неделю! Мама же! Сама говорит! А экзамены пересдала бы позже, по возвращении. Не отчислили бы. В чем проблема?! Но нет, устроила сцену! "Не понимаю" я ее! Надо же! С чего она вообще взяла, что я ее не понимаю?
И что я должен понять? Что ты переживаешь из-за мамы? Но это же дурость! Волнуешься, хочешь с ней повидаться – езжай. Зачем собак-то на меня спускать? Я-то в чем виноват? В том, что твоя мама заболела? Или в том, что у тебя сессия? Или, может быть, в том, что я помог тебе приехать из твоего жалкого городишки?! Обосновалась в столице, живет по-человечески... В этом я виноват?! Так и сидела бы у себя в деревне!»
Иван с силой дернул руль. Машина вынырнула из тоннеля и полетела по кольцевой.
«Господи, неужели она просто мною воспользовалась?! Интересно, а может такое быть, что она не сознательно это сделала, а как-то подсознательно? То есть думала, что любит, а на самом деле не любила? Кто-то говорил, что женщина влюбляется в статус мужчины, в его деньги. Что это биологически так. Но влюбляется она искренне, думает, что любит самого мужчину...»
Иван свернул с кольцевой на проспект.
«Как это ужасно, если она врала мне сознательно, намеренно! Какой же я дурак, какой я лопух в таком случае! Я ведь поверил ей, верил, что по-настоящему... Поверил и даже сейчас верю... Понимаю, что ерунда, ложь, а верю! Черт! Дурак! Люблю ее! А зачем?! Зачем?! Вот бы чудо случилось – все отмотать назад... Чудо...»
Иван со всей силы ударил по тормозам. Его огромный джип закружило на льду словно бумажный кораблик. На миг ему показалось, что у машины нет ни руля, ни тормозов, ни каких-либо других механизмов, отвечающих за ее управление. И все как в замедленном кино – встречные машины, готовые выскочить на тротуар, шарахающиеся во все стороны пешеходы, огни фонарей...
Человек – странное существо... Он доверяет своему разуму больше, чем самому себе. Он ищет в нем спасения от всех своих бед и несчастий. Ему кажется, что если он сможет объяснить себе все, то проблема будет исчерпана, решится сама собой. Странное, глупое, наивное суждение. Силой обладает не разум, силой обладает человек, если... Если не считает, что силен его разум.
Объяснение не решает никаких проблем, оно просто прячет от нас реальность, укутывая ее покровами слов. Истина, которая открылась нам для того, чтобы быть познанной, из-за пут объяснений лишается голоса. За нее говорят наши мысли, наши идеи, наш разум. Но разуму следовало бы не говорить, а слушать, вот его предназначение: быть восприимчивым.
Но вместо тонкого восприятия жизни человек направляет свой разум на поиски объяснения. Он хочет «понять», почему он страдает. Он ищет «внешнего врага» – вместо того, чтобы преодолевать свое страдание. Действие требует силы, а мыслить можно и без напряжения сил. Путь наименьшего сопротивления... И вот уже то, что было инструментом, – стало препятствием.
Простое объяснение всегда неправильное, а сложное – всегда лживое. В этом правда. Но с объяснением удобнее, и поэтому...
Удар. Джип влетел в сугроб и остановился. Иван открыл дверь машины и огляделся по сторонам. К счастью, кажется, все обошлось. Никого не задавил, ни с кем не столкнулся, и даже на машине вроде бы никаких повреждений. А кто-то возникший перед ним на дороге так и стоит на том же самом месте.
– Ты очумел, что ли?!! Жить надоело?!! – заорал Иван на прохожего и бросился к нему, чтобы выместить всю свою злобу. – Я тебе сейчас!..
Удивительной красоты девушка, одетая в потрясающий белый наряд, не двинулась с места. Она лишь виновато улыбалась и слегка пожимала плечами, словно извиняясь «за доставленные неудобства».
– А-а-э... – промычал Иван, разглядев, кто перед ним, и как-то сразу успокоившись. – Вы... Я... Простите. А зачем вы стоите на дороге? Вас же задавить могут. Давайте отойдем в сторону. С вами все в порядке?
Иван взял девушку за локоть и отвел в сторону от проезжей части.
– Да, все в порядке, – качнула головой девушка. – Не волнуйтесь. Все в порядке. Со мной ничего не может произойти.
– Да ла-а-адно... – то ли смущенно, то ли виновато протянул Иван. – Стоите тут посреди дороги, такая гололедица... А вы говорите, что ничего не может случиться. Ерунда. Как вас зовут?
– Ангел, – ответила девушка.
– Ангел? – переспросил Иван и снова улыбнулся. – Интересное имя. Необычное.
– Просто так зовут, – улыбнулась она.
– Может, вас подвезти? – обеспокоился Иван. – Я, наверное, вас напугал... Меня, кстати, Иваном зовут.
– Иваном. Я знаю.
– Знаете? – удивился Иван и попытался вспомнить, не видел ли он эту девушку раньше. – А-а, шутите!
– Нет, не шучу, – ответила она.
– Ну конечно! – продолжал улыбаться Иван. – Ну, пойдемте же в машину. Холодно. Вы еще так легко одеты...
Иван помог Ангелу забраться в машину. Потом обошел свой «Порше», посмотрел, насколько он увяз в сугробе. Вроде бы ничего страшного. Сел, завелся.
– И куда вас подвезти? – спросил он.
– Вы собирались развлечься, – сказала ему Ангел. – Могу составить вам компанию.
– Я собирался развлечься? – Иван посмотрел на Ангела с недоумением. – Вы и об этом знаете? По мне что, так все видно?
Действительно, когда он вышел от Марьяны, то решил развлечься. И назло ей, и просто чтобы чем-то себя занять. Только бы не думать о ней... о них. О том, как глупо, как бездарно он потратил эти два года своей жизни. Два года молодости. Два года, которые могли быть счастливыми и беззаботными, а превратились...
Да, он хотел развлечься. Он хотел, чтобы она сидела в своей комнатенке и кусала локти. Он не из тех, кого бросают. Не из тех, кого не любят. Он молод, богат, у него прекрасное будущее. А она... Словно на ней свет клином сошелся! Ивана просто всего колотило изнутри, вот он и гнал больше ста километров по городу.
– Подойду для компании? – улыбнулась Ангел.
– Да, вполне, – утвердительно ответил Иван, но тут же осекся и поправился: – В смысле мне было очень приятно... Если вы серьезно...
– Вполне, – улыбнулась Ангел, откинулась на спинку кресла и смотрела прямо перед собой.
– А и вправду, что свет клином не сошелся, – вслух с какой-то агрессивной обреченностью в голосе произнес Иван.
Ангел посмотрела на него. Но он не заметил. Схватился за ручку автоматической коробки передач и ударил по педали газа. Машина взвизгнула, сдала назад. Иван огляделся и рванул под мигающий зеленый свет светофора.
Иван машинально,
не поинтересовавшись вкусом
своей новой знакомой, привез ее
в клуб-ресторан, который принадлежит
его другу. Тут шикарная обстановка –
огромный центральный зал
с высоким потолком, просторным танцполом.
А по периметру в два этажа
располагаются очень уютные,
декорированные в восточном стиле
комнатки с низкими диванами
и круглыми столиками в центре –
это уже собственно ресторация.
Он любил бывать здесь с Марьяной.
Хотя ей здесь никогда не нравилось.
Она то говорила, что тут слишком пафосно,
то – что слишком дорого, то – скучно.
—Я надеюсь, вам нравится восточное меню? – поинтересовался Иван, когда они уже расположились за столиком в одной из приват-комнат.
– Если вам нравится, то мне тоже нравится, – рассмеялась Ангел, откладывая меню в сторону. – Полностью полагаюсь на ваш выбор.
– Да? – удивился Иван. – А вот у меня с моей девушкой никогда вкусы не сходятся...
Это вырвалось у него как-то само собой. Иван даже не сразу заметил, что говорит нечто совершенно неподобающее моменту – ну не обсуждают «своих девушек» на свидании с другой девушкой! Что с ним вообще происходит?! Он чувствует себя так свободно... Чересчур! Но Ангел ничуть не удивилась его словам, не подала вида, что ей этот разговор неприятен или что это ее обижает. Напротив, она слушала внимательно и с интересом. Ни один мускул не дрогнул!
– Вы правда не обиделись? – пробормотал Иван.
– На что? – искренне удивилась Ангел.
– Ну, я... – Иван замялся.
Но Ангел тут же пришла ему на помощь:
– Но ведь это для вас важно, а потому важно и для меня.
– Вы правда так думаете?
– А зачем мне вас обманывать? – пожала плечами девушка.
– Ну, мало ли... – сказал Иван, но снова себя одернул. – Я ничего плохого не имею в виду.
– Не вижу смысла во лжи, – улыбнулась Ангел. – Лгать – значит усложнять проблемы жизни и в конце концов оказаться не в том месте, где тебе следует быть.
Иван оторопел.
– Лгать – значит... – попробовал повторить он.
– Усложнять проблемы жизни и в конце концов оказаться не в том месте, где тебе следует быть. Это достаточно просто. Ко лжи людей вынуждают обстоятельства. Внешние, внутренние – не имеет значения. Но раз так, раз есть такие обстоятельства, значит, что-то в жизни этих людей уже не так, значит, есть сложности, проблемы, значит, все запутанно и тяжело. Но разве ложь сделает ситуацию проще, распутает узлы? Нет, не сделает и не распутает. Напротив, станет еще сложнее. Еще один узелок появится на спутавшейся веревке.
– А-а, понял... – протянул Иван и задумался. – А что вы имели в виду, когда сказали про «место» – мол, оказываешься не в том месте, где тебе следует быть?
– Любой поступок человека влияет на его будущее, – улыбнулась Ангел. – Наши действия делают наше будущее. В этом смысле ложь – такое же действие, как и любое другое. Но она – ложь, а потому она – действие, не соответствующее правде жизни. Твои ноги идут по земле правды, но ложь – как ошибка в топографической карте. Тот, кто лжет, путает свои собственные дороги, а не чужие. Он создает себе такое будущее, которое ему не нужно.
– То есть если ты лжешь, то ты делаешь не то будущее, которое должно быть, а какое-то другое, неправильное...
– А вы думаете иначе? – Ангел рассмеялась.
Она смеялась как-то особенно – тихо, спокойно, завораживающе.
– Нет-нет, – заулыбался Иван. – Все правильно. Все правильно вы говорите. Правильно... Просто я слишком много лгал. Наверное, слишком много.
Ангел посмотрела на него с удивлением.
– Ну не то чтобы лгал, – поправился Иван. – Недоговаривал.
– Это беда всех влюбленных. Они думают, что любимому человеку нужно говорить только то, что он хочет слышать. И ни в коем случае не говорить того, что ты думаешь на самом деле. Самое забавное, что ничего страшного, непозволительного или крамольного влюбленные и не думают, напротив – они ведь любят. Но, боясь потерять возлюбленного, они избегают быть искренними. На всякий случай... В чем-то они недоговаривают, кое-что приукрашивают, где-то лукавят. Им кажется, что они делают это ради своей любви, ради своего возлюбленного, но истинная цель в другом – они желают влюбить в себя возлюбленного. Да-да, такова истинная цель: превратиться из влюбленного в возлюбленного. Все сходят с ума именно на этом... Иван смотрел на Ангела и не верил своим глазам. Перед ним сидела прекрасная, удивительно красивая, можно сказать – безукоризненно красивая женщина. Женщина, которой он очевидно небезразличен, и говорит ему о любви так, как он сам всегда раньше думал, но никогда бы не смог сформулировать.