Текст книги "Поляк с поплавками (СИ)"

Автор книги: Анджей Загребельный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Пятнадцатая серия «Подставить рокера»

Самого себя я убеждал, что не очканул при виде гранаты, но какое-то чувство недосказанности самому себе было. Да хули тут думать! Естественно, мальца струхнул, но тут же убедил себя, что я настоящий терминатор. Попиздев сам с собой ещё с минуту, пошёл дальше смотреть фильм. Плюнув на поездку в город, смешал себе ещё газировки из сифона, капнул одновременно мятного и розового, добавил замороженных (зелёных, зелёных, блять) виноградин и довольный бухнулся под вентилятор смотреть кино дальше. А фильм оказался нихрена не боевик, ржака началась прямо с того момента, когда негр с пестиком проломил дверь в каюту.

Я даже глотка сделать не успел, как за воротами засигналили. Тут же и вспомнил, что мистер Джейсон-Воробей собирался ко мне заглянуть. Ну вот и нахрен ты ко мне припёрся, Коля? Я тут хочу в гордом одиночестве поржать, а ты теребонькаешь там на улице. Спрятав от греха подальше в своей комнате шлем, я, с недовольной физиономией, попёрся встречать очередного гостя. Табличку что ли на ворота повесить «Приём гостей окончен»? Воробей, по своему обыкновению, был жизнерадостен и весел. Однако, иногда «рокер» кидал по сторонам испуганные взгляды. Со стороны не заметно. Но я-то вижу!

– ПОляк, как сам, как на пляже? – поприветствовал меня Колёк.

– Да нормально. Борька уехал, я на выходных. Закатывай своего «Чезета», пойдём в летницу под вентилятор, – предложил я. Общаться-то особо и не хотелось, но если припёрся Воробей, надо его использовать на полную. Пусть со мной фильм смотрит и заодно ходит встречать гостей и посылать их нахер. А Колёк большой любитель иностранных фильмов. Особенно, про каких-нибудь мужиков на мотоциклах.

Воробей с радостью принял мое предложение, и мы вдвоём, затолкав «Чезета» во двор, отправились в летницу. Колёк скинув кроссовки, плюхнулся на ковёр возле вентилятора, подложив под голову диванный пуфик. Выцыганил у меня стакан «газировки на мяте». Как истинному джентльмену я ему предложил соломинку и конфету на палочке. Объяснил, что фильм только начался, и мы уже вдвоём продолжили просмотр.

– Хыыы, блять, зырь панк, – ржал во всю глоту Воробей, – Андж, а это твой дед что ли в кино снимается?

– Дурак, что ли? – сперва даже не понял я.

– Да вот он же седой, всех отпиздил, ха, и Горбачёву вломил, – не унимался Колёк.

Чёрт! А точно, главный герой был абсолютно точной копией моего деда. Только дед Казик был подстрижен более стильно (догадайтесь, благодаря кому).

– Колян, только не говори никому, – заржал я, – надо деду этот фильм показать!

И мы продолжили просмотр, ухохатываясь над проделками главного героя и запоминая хлёсткие фразочки.

Пару раз кто-то приходил, но я предупредил Спару-Воробья, что на паузу ставить не буду и он, даже не одевая кроссы, выскакивал на улицу и отправлял нахер визитёров. Ничего особенного: один раз за сэмом, да пару дуриков, которым Костыма наплёл, что пОляк снова стрижёт.

– Андж, давай перекурим, поставь на паузу, – заканючил Колёк.

– Бля, то давай поссым поставь на паузу, теперь перекурим. Иди сам, я всё рано не курю. Дотерпишь до конца, пачку иностранных сигарет подарю!

– О, так бы сразу, – восхитился Спара и без каких-либо проблем досмотрел фильм до конца. Я поставил кассету на перемотку и мы, вспоминая самые смешные моменты, пошли на лавочку к мангалу.

– Держи, протянул я корешу пачку «Лики-Стрике».

– Салют всеми клапанами, – обрадовался Колян. Распечатал пачку, прикурил, – Ухмм, нормальное такое курево, не то что «Родопи». Сигу докурю, остальное оставлю на выезды, – принял решение рокер и спрятал пачку. Наверное, боялся, что отниму.

– Ты актёра запомнил? Надо с ним ещё фильмы поискать, у меня кассет, не пересмотренных, штук пятнадцать, – спросил я Колька.

– Ну да, ты ж сказал, запоминай – Влезли Нильсан. Это типа дед твой!

Мы снова заржали, напугав молдаван за соседним забором, собирающихся в город.

– Блин, завтра тоже в город надо, – не подумавши пизданул я. Но тут же исправился, – так неохота на электроне переться.

– Так поехали завтра с утра. Мне в мастерскую надо, мастер просил подъехать.

– Так ты же в отпуске?

– Да там хороший магарыч намечается, – уклончиво ответил Воробей.

Ну ясно. Калымит, наверное, потихоньку. Деньги – они завсегда нужны.

– Слуш, а обратно когда?

– Так я тебя завезу куда надо, а потом часа через два заберу. Там делов немного, мне ещё мамка поручений надавала. Купи то, купи это, – развёл руками Колян.

Пошли в летницу искать ещё фильм с этим актером. Я перерыл кучу видеокассет. Не нашёл. Предложил Воробью поставить от балды первую попавшуюся кассету. Тот, с довольной улыбочкой Джейсона Донована, сунул руку в ящик, достал кассету и отдал её мне. Оказался какой-то фильм про лётчиков – «Аэроплан». И это оказалась тоже ржачная комедия именно с актёром, который косил под моего деда!

– Колёк, ну ты везунчик! – хлопнул я Воробья по плечу, – надо же так – бумс и нашёл!

И тут мне в голову пришла интересная мысль, и я добавил как бы невзначай:

– Видать, ведьма какая тебе ворожит!

Джейсона-Спару аж тряхануло. Он якобы прихихикнул и первые десять минут фильма сидел с напряжённой спиной, уставившись в экран. Но стакан «газировки» и разрешение перекурить, с обещанием поставить фильм на паузу, снова привели «рокера» в себя. Так просидели до темноты. Я ради прикола снова одел «сиськопритягивающую» футболку. И действительно, кореш изредка бросал взгляды на цветное пятно на моей груди и застывал на несколько секунд, морща хорошо подкрашенные брови. Договорились на утро по встрече, и Воробей благополучно убыл домой. Пугать я его не стал. Хорошего помаленьку.

Поутру встав пораньше и покормив Тишку, я разжарил на сковородке остатки картошки с салом, вбив туда пару яиц и посыпав зеленью. Накрыл крышкой, сбегал в душ на улице. Хотелось побыстрее проснуться. Подтянулся с десяток раз, снова попытался закрутить солнышко и нырнул в душевую будку. Брр. А чего брр?.. За ночь-то особо и не остыло. Бак наполнял вчера после визита молдаванок. Успела водичка согреться. Тем более, бак для воды, это же одно из моих технических достижений. Начитался «Юного техника», нашёл где-то в гаражных запасах банку чёрного «Кузбасс лака» и покрасил собственноручно этот грёбанный бак. И действительно, вода на солнце стала нагреваться намного быстрее. О, а чьи это резиночки для волос на полке для мыла? Ну ясно, опять «селянки» забыли, надо внушение сделать. Охх, хорошо! Блять! Я как батя! Тот вечно, идя в душ или ванную, забывает полотенце и орёт матери, чтоёбы принесла. Трусами спортивными не вытереться они шелковые, херня получается. Пришлось голяком в мокром виде, распугивая гусениц «хозяйством» с криком «Охохооо!» – нестись в летницу. Гусеницы походу подумали, что я ебанутый и связываться не стали. Прибежал домой и понял, что я высох, высушил голову феном и, надев модные труселя из Франции, со смаком позавтракал. Бля, опять всё съел! Ну ладно, молдаванки обещали пирожочков сегодня. Надо прикупить рыбных консервов. Мамка как-то делала пирожки с рыбной консервой и яйцом, неплохо так заходили. О, а ещё с горохом толчёным и луком пережаренным – тоже ничего! Так, в думках о высокой кулинарии из рыбных консервов и гороха, я напялил «парадные» джинсовые шорты, футболку собственной окраски и закинул спортивную сумку через плечо. Тут и Джейсон-Спара нарисовался. Порыкивал своим «Чижиком» и зевал во весь рот. Хватит зевать! Поехали! Вовремя мы смылись, а то уже от дядьки Фёдора ко мне направлялись весёлые «селянки». Тут бы Воробей точно затормозился минимум минут на пять. Помахав девчонкам бейсболкой, я вцепился в раму. Воробья обнимать не хотелось, почему то Атанас вспомнился. А этот рокер гнал, падла, так, что я чуть свою модную кепку не потерял.

Приехали уж слишком рано. Ателье ещё было закрыто. Договорился с Кольком, откуда он меня заберёт и пошёл бездумно шарахаться по уже немного жарким улицам. Если бы на «Кавасе» поехал, прибыл бы гораздо позже. Но с другой стороны Спара, как истинный «король улиц», знал все проулочки и места безопасного проезда и не его вина, что мне ещё шарахаться с полчаса. Увидел, что с лотков начали продавать мороженное, купил себе стаканчик, сел на лавочку и бездумно заработал языком. Проходящим мимо девчонкам подмигивал и поигрывал бровями. Прошедшему мимо бичу дал двадцать копеек. Увидел, что открылся газетный киоск, прикупил себе « Комсомольца Кубани» и с умным видом принялся рассматривать картинки. Передовицы, как обычно не читал, а так, заднюю страницу с молодёжными новостями и статейками про популярные музыкальные группы. Наконец-то приехала Ксюха на понтовом таком «Спутнике»-девятке. Ишь ты, француженка, в шляпе ходит. Нахрена она эту шляпу под шорты напялила? Из машины вовсю распевает «Комбинация» про какой-то белый вечер и белый остров. Про белогвардейцев, наверное. Сейчас модно такую хрень слушать. Вон, Тальков вечно что-то выдаёт. Оксана открывала двери ателье, я тихонько подкрался сзади и заканючил:

– Мадам, же не манж пассюжур!

– Чего? – Оксанка повернулась ко мне, не поняв нихрена.

– О рье до рья (стараясь картавить и косить под Мирей Матье), – ответил я. На этом мои познания во французском закончились.

– Ахахаха! – заржала Ксюха, – Анджейка, ты что ли?

И Ксюха, как истинная француженка, клюнула меня в щёчку и распахнула галантно дверь.

– Хули встал, заходь, – как истинная кубаноидка затолкала меня внутрь.

В помещении было прохладненько и уютно.

Пошли в Оксанкин кабинет, и я упал на кресло.

– По делам или просто в гости? Кофеёк будешь? – спросила кооператорша и, не дождавшись ответа, закинула в электрическую кофеварку несколько ложек молотого, достала из холодильника бутылку воды, залила и поставила кипятиться.

– Подсела на натуральный, – пожаловалась она, – индийский растворимый теперь не лезет. Рассказывай, давай, как дела? Как тебе «комбинесс»?

– Блин, ты мне ещё комбинашку привозила? А зачем? Я же парень? Наверное, Машка себе умыкнула, – ответил я. Так и знал, не всё Мадонна отдала. Курва белобрысая.

Кооператорша зашлась в хохоте:

– Дурачок, это комбинезон плавательный, ну по-французски!

– Аааа, охрененый! Я о таком несколько лет мечтал!

Ксюха налила мне в чашку кофе, подвинула картонку с кусковым сахаром и вазочку с иностранными конфетками. Так, попивая кофеек, и встречая швей, мы проболтали до прихода завпроизводством Машки. Мадонна вошла быстрым шагом, потянула воздух носом:

– Ууу, сегодня робуста!

– Комбинашку отдай, – с места в карьер наехал я.

– Ой, а кто у нас такой жёлтенький? А у кого такие бровки? – принялась меня дёргать за щеки подружка.

В конце-концов успокоились, и я решился приступить к разговору, ради которого заглянул.

– Оксан, скажи честно – сколько раз ты на мою футболку взглянула?

– Ээ... мм... ну клёвый рисунок, не видела раньше, хотя фасон знакомый. Ну, раза три точно.

– Не ври, восемь раз. Я считал.

– Я постоянно пялюсь, – честно сказала Машка, рисунок какой-то непонятный, то ли притягивающий, то ли гипнотизирующий.

Тут до Мадонны дошло. Она подорвалась с кресла, подбежала ко мне и потребовала:

– Снимай!

Я снял футболку, оставшись с голым торсом:

– У какие сисички, – восхитилась Мадонна, пытаясь меня ущипнуть, – Андж, майку я узнала, а вот рисунок – твоя работа?

Девчата схватили футболку и начали рассматривать на свет, слюнявить и тереть рисунок.

– Стойкие краски, видно, что импортные, – сделала заключение Оксанка, – прокрасилось хорошо. Узор, честно говоря, немного гипнотизирует. Ты знаешь, даже привлекает внимание!

– А к чему? – начал я ее подначивать.

– Ну, к майке, – ответила Оксанка, так и не снявшая шляпу.

– Стоп, стоп, стоп, – рявкнула Мадонна, – Ксюха, ты не поняла к чему эта белобрысая шельма ведёт?

Кооператорша отрицательно покачала шляпой.

– К сиськам! – выпалила Машка, – рисунок на груди, и мы постоянно пялились на грудь Анджа! А если!

– Дощечка! – вдруг хохотнула Ксюха.

– Дощечка! – повторила Машка и схватилась за телефон.

Оксанка вытащила из стола роскошную белую футболку с отложным воротником и с кармашком на груди.

– Надевай, твоя! Наша фирменная! Твою забираем!

– Да мне и так неплохо, – затупил я.

– Андж, сейчас наша девчонка из магазина придёт, не хотим, чтобы она тебя увидела!

– А чего такого?

– Завистливая она, – вздохнула Ксюха.

Машка дозвонилась до магазина и вызвала кого-то в ателье. Пока я одевал футболку, которая называлась «поло», девчонки в полголоса что-то обсуждали между собой.

– Хорошо тебе, – одобрила Машка, – только сиськи всё равно выпирают.

В дверь постучались, и через секунду зашла вполне нормальная такая девчонка-продавщица.

– Привет Даш! Как по смене? – задала вопрос якобы по делу начальница.

Дарья начала рассказывать и повернулась ко мне боком. А где? Нет! Ну так же ведь не бывает. Это же явно девочка. Хвостики, юбочка джинсовая. Ну да точно – дощечка!

Тут Машка, задав пару вопросов, подключилась в обработку девчонки.

– Даха, смотри! Сейчас по заграничным методичкам повышаем продаваемость. Ты у нас самая ушлая. Зацени-ка футболочку. Не мужская, это уни.

Девчонка уставилась на футболку, чуть затормозилась и махнула головой. Цепануло, походу.

– Интересная такая – ответила она задумчиво.

– Дайте девушке футболку поносить, – брякнул я, – пусть за кассой стоит и считает, сколько раз у неё за футболку эту спросят.

Оксанка и Ксюха с немой злобой и с довольными взглядами посмотрели на меня.

– Конечно, давайте, – тут же обрадовалась девчонка и, схватив футболку, смылась.

– Вот же курва! – восхитилась Машка, – я собиралась ей это поделикатнее сказать, а ты прямо в лоб пизданул.

– Да ладно, потом позвоню, расскажете результат. Туда бы ещё надпись какую сбацать!

– А какую? – тут же включилась Ксюха, – На французском? Нет не то. На английском? Да, пожалуй. Сделать легко. У нас же всё есть! Мы постоянно клепаем на футболки и «поло» надписи. Вышивкой, материал не тот.

– Хочешь, подскажу? – подначил я кооператорш, вспомнив медичку Вальку в кружевном лифоне.

– А ну? – загорелась Мадонна.

Я молча уставился на Машкину грудь. Она терпеливо ждала, наконец не выдержала и рявкнула:

– В глаза мне смотри!

– Ураа, – заорала Ксюха, – Лукин ин май айз, на инглише. И со смыслом, и с подколом! На наших станках литер английских полно! Сто рублей этому хлопцу!

– Аххааа, – заржала Машка, – поняла! Андж, ну ты, сука, реально золотое копытце. А, нет! Поджелтённое!

Девчата ещё поржали, и Оксанка отдала мне сто рублей за идею и за состав красок. Маечки сами по себе копеечные, затрат на преображение, можно сказать, никаких. Если будут пользоваться спросом, ещё сотку накинут. Хорошо живут кооператоры, однако!

– Оксан, а чего ты всё в шляпе да шляпе? – спросил я перед уходом.

Машка снова заржала в голос.

– Да ничё, – махнула рукой Ксюха, – так просто.

– Да Оксанка решила, что в Парижу лучшие цирюльники, и подстриглась в супер-мупер салоне красоты за бешеные франки, – начала вещать Мадонна, несмотря на протестующие взгляды подружки.

– Ну, тупанула я, – взвилась Ксюха, – подумала, раз Париж не такой красивый, как на картинках, то хоть подстригусь, чтобы впечатления от негров и грязи на улицах сгладить. У с-т-и-л-и-с-т-а, – сказала она по буквам.

– Так, блять, два часа меня стриг это обсос с усиками, всё визжал что-то, – продолжила она и сняла шляпу.

Епть! Короткий ёжик на голове и остроконечные баки, висящие сосульками, ещё и затылок какими-то рваными полосками.

– Эээ, ну извини, я не знал, – мне аж пришлось сделать вид, что смутился, лишь бы не заржать.

– Щас отрасту, или к тебе, или к Машке на поклон пойду. Ты хоть без усиков и не жеманный.

– Ой, типа я с усиками?! – обиделась Машка.

А я и не заметил, что прошло больше двух часов. Вышел на улицу, а там уже Джейсон-Спара на «Чижике» стоит порыкивает.

– Андж, ты где ходишь, епть? Уже пятнадцать минут жду, – начал возмущаться Колёк, но увидел провожающих меня девчонок и улыбнулся, как истинный Донован, закинув чёлку на затылок.

– О, ещё один с бровками, – восхитилась Мадонна, – привет, Колян!

– Салют! – заулыбался Спара.

Я начал садится на заднее, когда Ксюха рявкнула, – А ну-ка стой!

– Чего? – не понял я.

– Коленька, а не хочешь плакат, красивый с иностранной надписью? – нежно проворковала Ксюха и что-то зашептала на ухо Машке. Та забежала перед «Чижиком», сложила пальцы «фотоаппаратом» и брякнула:

– Чииик, готово. Ксюха, а ведь на зимнюю коллекцию самое то! На парку с меховым воротником. На летнюю хлипковат.

– Эээ... мы не можем! – задёргался я в ужасе я, вспомнив фотографшу Светку и её студию.

– Класс! – восхитился Джейсон-Спара-Долбоёб, – А с какой надписью?

– Коленька, без разницы. Главное – на плакате будет красивый рокер! – ворковала Машка, постоянно включая «блядский» взгляд и показывая мне кулаки.

Этот рокер-дятел чуть штанцы свои не обтрухал и согласился на всё.

– Через пять минут едем! – возвестила Оксанка, потом оглянулась на меня и так задумчиво посмотрела.

Холодный пот стёк у меня по спине. Помню я все те издевательства надо мной зимой. Нет, ни за что!

– Блин, а Анджей великоват для летней, а то сразу бы двух Зайцевых убили!

Слава богу! А Колька развели по полной программе. Мы доехали до Светкиного ателье и Воробья утащили под свет прожекторов и будущей славы. Я отбрехался, что надо охранять мотоцикл от всякого жулья, и поэтому лучше посижу здесь. Не пойду я к этой полоумной Светке ни за что!

Я сидел на мотоцикле с газеткой про достижения комсомольской молодежи Кубани и добросовестно нихрена не делал. Планировал до обеда вернутся, но с этим автослесарем рокерского пошива всё пошло не так. Из дверей студии выскочил какой-то типок в шортах и джинсовой безрукавке, обвешанный несколькими фотоаппаратами и в уебанской панамке. Посмотрел по сторонам и, увидев меня, заулыбался и подскочил на полусогнутых:

– Чес жестешь Анджей, – провозгласил он на херовом польском.

– И чо? – буркнул я в ответ. Какой-то подозрительный тип! В бороду что ли ему прописать?

– Ксанья павидала чес жестешь полакем комсамолец! – продолжал он нести ахинею.

– Ты, блять, по-русски можешь говорить? Я нихера не понял твоего бреда, – спросил я в надежде, что чувачок обидится и уйдёт.

– О! А ты по-русски говоришь! – удивился тип, – Оксана и Светлана сказали, что у них зимой работал моделью польский комсомолец Анджей. Я корреспондент из этой самой газеты, – он кивнул на печатное издание в моих руках.

– Да ты ошибся, я не работал никаким моделью, я школьник Данила из станички, приехал за кормом для уточек, – злобно и с вызовом ответил я. Вот девки, что я им плохого сделал? Даже Воробья не стал отговаривать.

– Да нет, я тебя в альбоме работ Светланы видел. Я же корреспондент, хорошо запоминаю лица.

– Так я причем, чего ты от меня хочешь?

– Ну интересно – польский комсомолец на Кубани! – раздухарился корреспондент, – хороший материал. Работал моделью, был токарем на заводе!

– Какой, нахрен, польский? Я вообще-то в Союзе родился! У меня из польского только дед и кликуха.

– Блин. Жаль, – опечалился корреспондент и представился, – Николай Лесничий!

– Данила, – сбрехал я, – правда что ли такая фамилия?

– Да не! Псевдоним. Читал статью о токсикоманах? Нет? А о соревнованиях по скейтборду? А про клуб «Юный десантник»?

Пришлось соврать, что читал. Не отвяжется ведь.

Я объяснил парню, что его просто подкололи весёлые кооператорши. Кстати, про Оксанкино ателье он тоже писал и про то, как она во Францию на слёт модельеров попала. Корреспондент Лесничий расстроился, ему надо было дать материал на следующий выпуск. Я посоветовал взять материала у Машки в пошивочной. Репортер посмотрел на меня с опаской и отодвинулся. Посудачили ещё мальца. Парнем он оказался довольно острым на язык, рассказывал весьма интересно. Помочь что ли?

– Коля, так ты сгоняй на Архипку на днях. Там фестиваль неформалов должен быть, местные говорят – интересно.

– Уже в курсе! Задание от редакции получил, – понятливо кивнул Лесничий, – ладно, напишу опять про рокеров что-нибудь, пожёстче.

– Как пожёстче? – не понял я.

– Ну, там, язва на теле общества кубанской молодежи, нарушают спокойствие, носятся на мотоциклах, убиваются. В редакции это любят, хотя сейчас сверху нам вломили за однобокий взгляд.

– Херню ты какую-то несёшь! – заявил я, – нашел язву. Ты пацана наверху видел, которого фоткают?

– Ну да, такой американистого вида, его в куртках фотают, – подтвердил Коля Лесничий.

– А это простой пацан из станички, автослесарь золотые руки. Вот смотри – «Чезет» сам собирал из хлама. Возглавил кружок мотолюбителей, сам не пьёт, не курит. В кружке у него строгая дисциплина. Все простые парни и девчонки, выезжают вечерами по местам боевой славы, – нес я пургу, косясь на корреспондента. Тот сперва слушал, не понимая, потом достал блокнотик и начал, что-то накидывать.

– Данил, слуш, но хорошо же реально! – обрадовался он, – это и есть не однобокий взгляд.

Потом он не однобоко посмотрел на меня и радостно замахал руками:

– Данил, Данил, а можно я тебя сфотаю на мотоцикле и вот так с газетой, чтобы название было видно?

– Только один раз, и морду мне всякой хернёй не пудри и в глаза не свети! – согласился я.

Лесничий обежал меня несколько раз. Для антуражу, как выразился корреспондент, он сбегал в студию к Светке и вытащил какие-то чудовищные ботинки и стрёмную кожанку, всю в заклёпках.

– Ой, блять, ну тебя нахер, – попытался отбрехаться.

– Ну, давай! Тебя же в газете напечатают!

И тут я не подумавши пизданул:

– Опять в Советском Спорте?

А репортер умён и хитер. Он внезапно перестал трясти курткой перед моим носом и совершенно точно выдал:

– Анджей Загребельный, внук заслуженного генерала, ученик спортивной школы-интерната, вернулся в родную секцию, получив заслуженное звание «мастер спорта» и активно включился в работу по воспитанию будущей гордости советского плавания.

– Хватит, – прервал я Лесничего, – откуда ты эту херню взял?

– Из собственной статьи зимой. Нас, правда, не пустили в бассейн, тренер рассказал и разрешил с балкона сфотографировать. Вот откуда я лицо твоё запомнил! Хотя ты был далековато и в шапочке!

– Ладно, давай куртку и ботасы, только не пиши про меня ничего, – согласился я, вспомнив коротенькую статейку с фотографией, которую дед показывал всем, а потом положил у себя на рабочем столе под оргстекло. Правда тогда старый ещё хлобыстнул так неплохо и пытался научить меня махать шашкой и заставить продолжать дело Дзержинского. Чего там Дзержинский не доделал, я так и не понял.

Лесничий сфотал меня, пообещав что напишет статью про простого рокера Спару Джейсона, без упоминания настоящего имени. Чего-то Колька долго нет. Репортер сбегал, отдал причиндалы и возвестил, что ещё чуть-чуть, и кореш освободится. Спару ему фотографировать запретили и выгнали взашей.

Тут мимо нас пошла колонна каких-то ряженых казаков в кубанках шароварах и с гармошками.

– Любо, братцы, любоо! – орал какой-то усатый хер, а тетки в сарафанах и платочках красиво ему подвывали.

– О, самодеятельный хор кубанских казаков, – обрадовался Лесничий и, пожав мне руку, побежал за артистами.

Еще одни неформалы, ходят, народ пугают. Я от нечего делать сплясал в присядку, чем напугал проходивших мимо мамашек с детьми.

– Вали в парк плясать, брейкер грёбанный, – обматерили меня мамки и уволокли хохочущих спиногрызов.

Появился Воробей с лицом узника концлагеря.

– ПОляк! Они меня измотали, – печально произнес он, – я думал – пара фоток, а там жопа, а в жопе ананас. Давай свалим в станичку. Не хочу я никаких плакатов. Кстати, завтра заеду, заберу, – тут же оживился он.

– Так тебя же без мотоцикла фотали? – удивился я.

– Там мелкая эта, Светка, сказала типа она мастер фотомонтажа. «Урал» мне вставят между ног, – похвастался Колян.

– Вставляй себе между ног «Чезет» и поехали, – взмолился я.

И чтобы Джейсон поменьше болтал, напугал его тем, что, по-моему, идёт Светка. Мы стартанули от греха подальше и скоро подъезжали к станичке. Воробей расщедрился и даже дал мне прокатиться до магазина, где я закупился «Сайрой» и рисом.

– Неплохо, Анджуха, вполне нормально, – одобрил рокер, – уговори деда мотоцикл тебе взять. Что-нибудь простенькое для начала – «Минск», к примеру.

– Да щас, он прямо возьмёт и мне «Минск» купит, – состроил я недовольную гримасу.

Воробей укатил весь в мечтах о всемирной славе или хотя бы о плакатике со своей мордой, не подозревая, что слава совсем рядом. Корреспондент «Комсомольца» Николай Лесничий поможет ему в этом!

Колёк вроде свалил куда-то в Горячий Ключ, время ещё полно. Недаром я просил Колька возле автозаправки остановиться, якобы попросить самому проехать. А так я высмотрел цены на бензин и распорядок работы. Заправка работала без перерывов. Я крадучись выгнал «Каваса», переодев белую подаренную футболку на тельняшку. Напялил шлем на голову и выехал, крадучись, из станички. Заправился и счастливый остановился у придорожных кустов перессать, заехав прямо в кювет на мотике. Мимо меня прогрохотал какой-то совхозный «Пазик», оглашаемый песнями Шатунова про «Белые Розы». Голоса какие-то знакомые! Я высунулся из кустов и присмотрелся вслед автобусу, неторопливо пылящему к остановке возле станички. Вон, смотрю, остановился, и из салона начали вываливаться мои одноклассники. Вон и Верочка Сергеевна выскочила и радостная что-то орёт.

– Ураа! – донеслось до меня, и я чуть не обоссал себе кеды.

Одноклассники из совхоза вернулись! Пацаны и девчонки, одетые как последние деревенские чуханы, закидывали на спины рюкзаки, сумки и разбредались по домам, кто в одиночку, кто по парам. Вера Сергеевна, закинув на спину объёмный рюкзак, бойко зашагала в сторону своего дома. А вон, смотрю, Продик, гребцы и несколько девчонок стайкой идут, хохочут. Надо напугать! Нет, не буду. Лучше подожду вечера! Подождал, блять! Потихоньку вылез и покатил мотоцикл по улочке, не снимая шлема, в каждую секунду в готовности, или сьебать, или остановиться и сделать независимый вид. Хули, смотрите, сломался! Разошлись гребцы. Убежали к своим домам девчата. Один Продик идёт с какой-то высокой девчонкой. Так это же Галя! Давно не видел Мирошникову, а она издалека вообще такая прикольная стала. Без очков, волосы выгорели. Идёт, о чём-то Продику втолковывает, тот руками разводит. Зашли за угол, я чуть подождал и тоже вышел. Вышел в тот момент, когда они нырнули под ветки огромной тютины, и Продик, прижав Мирошникову за талию, засасывал её прямо в губы. А та и не трепыхалась, даже руки ему на плечи положила.

М-да, ясно, почему он к Ритке не поехал на день рождения. Эх, Мирошникова! Самое время идти слушать Пахомова и пить газировку с самогоном.