Текст книги "Супермаркет"

Автор книги: Андрей Житков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Стопроцентный апельсиновый сок

Анька проснулась довольно рано и долго разглядывала лежащего рядом на подушке косоглазого кролика. Потом сильно надавила пальцем на кроличий нос и поднялась. У нее было прекрасное настроение. Вчера поздно вечером, когда мама Нина Владимировна уснула крепким сном, она заперлась в ванной комнате и подсчитала “баксы”. Получилось четыре тысячи триста пятьдесят. Совсем неплохо, если учесть, что “мыли” они не каждый день и ни в каких развлечениях себе не отказывали. Анька вспомнила, как вчера, вся мокрая от пота, отплясывала на “крутой” дискотеке вместе с Иваном.

“Иван, конечно, парень неплохой: прикинутый, продвинутый, сильный, но это герой не моего романа, – подумала Анька, накидывая на плечи халат. – Мой, видно, еще не родился.”

Она заглянула в комнату матери. Нина Владимировна мерно похрапывала, лежа на спине. Вчера Валерик в который раз не пришел, и мать плакала. Конечно, она никогда не сознается, что из-за него, будет упрямо твердить, что из-за дочери, беспутной шалавы, которая мотается непонятно где до самого утра и хочет ее в гроб вогнать. Но Анька-то знала, из-за кого. Все бабские слезы из-за мужиков. Не знала, догадывалась.

Анька подогрела чайник, навела себе растворимого какао, полезла в холодильник. Сделала бутерброды с сыром. Прежде чем сесть за стол, пощупала купальник на веревочке, протянутой поперек кухни. Купальник высох. Сегодня они большой компанией собирались на Пироговской водохранилище. Иван обещал сделать шашлыки. Шашлыки-машлыки, вина, конечно, возьмет, “музыку”. А еще ей хотелось апельсинового соку. Настоящего, с мякотью, чтобы крохотные дольки лопались на зубах. Без сока она будет чувствовать себя не человеком…

Нина Владимировна появилась в коридоре. Заспанная, с красными глазами.

– Анюта, чего такую рань?

– Купаться едем, – объяснила Анька. – Опять вчера из-за своего козла ревела?

– Анька, не смей называть Валеру козлом! – строго сказала мать. – Сама знаешь, он человек подневольный. Ты там здорово не загорай, в тенечек прячься. Уже вон облезла вся, как весенняя ондатра.

– Я твой крем для загара возьму, – сказала Анька, откусывая бутерброд.

– Еще чего! – возмутилась мать. – Пускай тебе крем твои мужики покупают!

– Сколько тебе говорить – нету у меня мужиков! – сразу завелась Анька.

– Нету, так будут, – печально сказала Нина Владимировна. – Вы ж теперь все акселераты, дети сексуальной революции. Ешь давай, не отвлекайся, а то пища плохо усваивается, – мать скрылась за дверью туалета.

Анька быстро доела бутерброды, сдернула с веревочки купальник и пошла одеваться.

Компания уже тусовалась в соседнем дворе. Не было только Ивана. Анька со всеми поздоровалась, уселась на скамейку рядом с Мишей.

– Ну, как ты, Майкл? Все колбасишься? Или с утра уже противоломочного средства принял?

– Тебе все шутки шутить, – печально вздохнул Миша. – Злая ты.

– Я – добрая. Злой тот, кто тебя на эту дрянь посадил. Где Иван?

– На рынок за мясом пошел. Скучаешь?

– Вот еще! – фыркнула Анька. – Вчера хуже горькой редьки надоел!

– Вижу, скучаешь, – сказал Миша. – Его-то с утра никогда не ломает. Он – сильный, я – слабый. Вы слабых не любите никогда.

– Много ты в любви понимаешь! – сказала Анька. – Ехать надо, а то потом по жаре тащиться – сдохнем! Ребята, кто-нибудь мне сок апельсиновый купил?

Компания молчала.

– Так, все понятно. Сам о себе не позаботишься, никто о тебе не позаботится. Закон джунглей, – она полезла в карманы шорт, выгребла деньги. – Так, это на дорогу туда-сюда, это на мороженое. Пятнадцать рублей, – цокнула языком. – Не хватает, однако. Майкл, побашляй!

– Откуда? – пожал плечами Миша. – И Ивана все деньги. Он у нас казну держит.

– Ну, блин, что за жизнь! – нахмурилась Анька. – Последней радости лишают! Ладно, вы тут пока Ивана ждите, а я сейчас, – она сорвалась со скамейки и побежала со двора.

– Анют, ты куда? – закричал вслед ей Миша.

– Супермаркет открылся. Сок сворую! – крикнула Анька.

Она вошла в искусственную прохладу супермаркета, огляделась. Народу было мало. Охранник Олег, с которым они всегда работали в доле, стоял около касс. Анька ему кивнула, но охранник чуть заметно мотнул головой – нельзя! Анька потусовалась около киосков с игрушками, видеокассетами, вернулась на исходную позицию. Олег жестом показал – выйдем отсюда! Сам вышел первым, за ним Анька.

Олег встал на ступеньке и закурил. Анька пристроилась рядом.

– В чем дело, Олег?

– Ты больше у нас не “мой”. Вчера в “АиФе” статья вышла, обосрали с ног до головы. Начальство греется. Директор с замом охране такой пистон вставили! Владимир Генрихович поехал в редакцию разбираться. Хочет, чтобы опровержение писали. Троих уже уволили. Еще одна кража, и всех поменяют к хренам собачьим! Нашего брата на улице тысячами болтается.

– В “АиФе”? – Анька тут же вспомнила о длинноволосой журналистке, которую они так классически “подставили” и “кинули” на бабки. – Че, плохая статья?

– Почитай. Кулаков у них там главная сука. Начальник службы безопасности с “мойщиками” в доле! Бред! Да он никогда по мелочи пачкаться не будет! Будто мало ему платят! Смотри, Кулаков с утра нализался, того и гляди кому-нибудь по рогам заедет.

– Ерунда какая-то! Что же нам теперь в родном “маркете” не поворовать? Мы же свои, местные.

– Погодите месячишко, уляжется все. Нам тоже не в кайф, если сюда чужие “мойщики” набегут. Беспредел начнется. Вас-то мы знаем, родные.

– Олег, мне апельсинового соку надо.

– На сок денег нет? – удивился охранник.

– Не хватает, – вздохнула Анька.

– Сколько?

– Рублей пятнадцать.

Охранник полез в карман куртки, вынул две десятки. – Держи, халявщица! Не воруй только.

– Спасибо, – Анька сунула купюры в карман и вошла в супермаркет. На входе она взяла металлическую корзину, стала бродить между прилавков и полок, изучая ценники и товары. Поглядывала на кассирш, на охранника в другом конце зала. Подняла взгляд на камеру в проходе, показала язык. Так Анька дошла до холодильников и полок, заставленных литровыми пакетами с соком. Она влезла в холодильник, вынула из него стопроцентный апельсиновый сок, положила его в корзину. Хотела было уже направиться к кассе, но тут ее внимание привлекла полуоткрытая металлические двери. Двери распахнулись, и рабочий в синем халате выкатил в торговый зал большую тележку, заставленную ящиками с пивом. Он потащил ее за собой по проходу, загораживая Аньку от охранника и камеры. Анька знала, что с той стороны подсобка, еще одна дверь, двор, проходная. Через проходную она пулей проскочит! Никто даже опомниться не успеет.

– Хрен вам, сопливые! – зло сказала Анька и нырнула в подсобку. Она вынула из корзины сок, бросила корзину на стеллаж, побежала по коридору, там была еще одна дверь, Анька открыла ее и оказалась в небольшой темной комнате, заставленной коробками и ящиками. Услышала чьи-то торопливые шаги, нырнула внутрь. Неожиданно дверь за ее спиной захлопнулась. Анька подергала за ручку – тщетно. Стала нащупывать в темноте замок. Замка не было. – Эй, блин! – пнула по двери ногой. С другой стороны двери послышались голоса.

– Ну что, как тебе там? – спросил кто-то насмешливо.

Анька замерла, боясь шелохнуться.

– Анюта, ты совсем дура, или как? – раздался за дверью голос Олега. – Я же тебе на сок денег дал!

– Клептоманка она, – засмеялся второй, незнакомый. – Ты ей хоть тысячу дай, она все равно попрет. В крови это у них.

Анька молчала.

– Может, отпустим ее, а? Ну, малолетка несмышленая, что с нее взять? – сказал Олег. – Первый раз – не пидорас.

– Олег, ты слышал, что Кулаков сказал? “Мойщикам” концлагерь, чтоб на всю жизнь охоту отбить.

– Так он же пьяный!

– Ничего, протрезвеет. Разберется. Мне мое место дороже какой-то сопливой девки.

Охранники ушли. Анька тяжело вздохнула, шагнула в сторону, уперлась коленом в коробку. Еще раз дернула дверь. Бесполезно. Попыталась найти замочную скважину или хотя бы щелочку, чтобы глянуть, что там – снаружи. Но не было ни скважины, ни щелочки. Она стала проигрывать в уме разные варианты “отката”. Слезы, сопли, больная умирающая мама просит апельсинового соку. Пенсию задержали, денег в доме нет. Папа алкоголик все пропил. Она не сама, ее заставили. Кто? Вот уж, действительно, дура набитая! Клептоманка! А с другой стороны – что они ей сделают из-за несчастного пакета за двадцать семь рублей? Поорут, да и отпустят с миром!

Анька успокоилась, нащупала клапан, открыла пакет и стала неторопливыми глотками пить холодный апельсиновый сок, раскусывая крохотные дольки.

За дверью раздались неровные шаги. Кто-то, сопя и вздыхая, пытаясь открыть замок с другой стороны.

Во дворе появился Иван. Он нес на плече тяжелую сумку с продуктами, в руке – магнитолу. Подошел, окинул взглядом шумную компанию.

– Анька где?

– За соком в супермаркет убежала, – отозвался Миша. – Говорит, сворую.

– Идиотка! Я же ей два пакета купил, апельсинового, – Иван сплюнул, нахмурился. – Давно?

– Минут пятнадцать уже. Ты не дергайся, сейчас вернется.

– Ладно, подождем, покурим, – Иван сел на скамейку, достал из кармана сигареты.

Они выкурили по две сигареты, Аньки все не было.

– Может, она передумала? А мы греемся, – предположил кто-то.

– Конечно, у Аньки семь пятниц на неделе.

– Безбашенная она. Встретила подругу, треплется, а мы тут ее жди! Поехали уже!

– А ну-ка, чижье, цыц! – прикрикнул на компанию Иван. – Хотите, валите на свое водохранилище. Вот вам сумка с “хавчиком”, а я буду Аньку ждать!

– Может, правда поедем…? – начал было Миша, но, увидев глаза Ивана, смолк.

– Идите, идите. Мы попозже подъедем, – Иван пододвинул к Мише сумку.

– Все, двинули! – Миша вскинул сумку на плечо, и шумная компания устремилась со двора.

Иван вынул из кармана еще одну сигарету.

Нина Владимировна сидела у экрана телевизора, ковырялась вилкой в тарелке с остывшим ужином. Шла французская комедия с Пьером Ришаром. Зазвонил телефон, Нина Владимировна сняла трубку.

– Алло, Иван? Нет, Аня не подходила. Ты уже пятый раз звонишь, совесть надо иметь! Хорошо, подойдет, я обязательно передам, – она положила трубку, покачала головой. – Вот тоже фрукт банановый! Взрослый мужик, а клеится к малолетке! Вчера с ним болталась, сегодня еще с кем-то, ой-ей-ей! – Нина Владимировна посмотрела на часы, сегодня Валерик уже точно не придет. Совсем от рук отбился! А, может, завел себе другую подружку, помоложе? Ну ничего, Анька заявится, я ей, шалаве, всыплю!

Щелкнул замок входной двери. Нина Владимировна отставила тарелку, решительно поднялась с дивана, вышла в прихожую.

Анька сидела на тумбочке, покачиваясь, пыталась стянуть кроссовки.

– Ты что, пьяная?

– Не-а, – мотнула головой Анька и чуть не упала с тумбочки.

– Нажралась! – всплеснула руками Нина Владимировна. – В пятнадцать лет нажралась! А что дальше будет?

– Мне уже почти шестнадцать! – плохо ворочая языком, сказала Анька.

– Ой, боже мой, боже мой, вот что значит – мужика в доме нет! Совсем распоясалась! – Нина Владимировна помогла Аньке снять кроссовки, подхватила ее, поволокла в комнату. – У тебя и майка на левой стороне! Побью, ей богу побью, скотину!

– Нечаянно! Купались мы на водохран… в общем! – сказала Анька.

Не снимая одежды, Нина Владимировна уложила дочь на кровать, накрыла покрывалом.

– Я тебе тазик принесу, – Нина Владимировна сходила в ванную, вернулась с тазом. Анька уже спала. Мать поставила таз на пол рядом с изголовьем. – Непутевая ты у меня! Ну, ничего, завтра я с тобой поговорю, дрянь такая! – она нежно погладила Аньку по волосам.

Нина Владимировна залезла в Анькину сумку, достала купальник, сигареты, зажигалку. Чиркнула зажигалкой.

– Ишь ты, дорогие курит! – удивилась Нина Владимировна, затягиваясь сигаретой. – Купались они! А купальник-то сухой.

Она прошла в комнату, сняла трубку, набрала номер.

– Иван? Ты Аньку не ищи. Дома она – спит. Не знаю, ничего не знаю! Завтра звони, – Нина Владимировна положила трубку и расплакалась.

Шелковый шнурок

Владимир Генрихович уселся в своей удобное кресло и стал разбирать бумаги на столе. Бумажную работу он не любил, предпочитал ей живое дело с людьми, с товаром, а потому накапливались бумаги эти у него целыми кипами, и приходилось потом все разбирать, но никуда от них не денешься, хоть тресни!

В дверь постучали.

– Да-да! – поднял взгляд Владимир Генрихович.

Вошел Сергей Моисеев.

– Разрешите?

– Ты прямо как в своей ментовке, – засмеялся директор. – Присаживайся. Коньяк будешь?

– С утра? – удивился Сергей.

– Да хоть с ночи! – Владимир Генрихович поднялся, подошел к бару, достал бутылку коньяка. – Ну, как тебе работается, Сережа? Почему раньше не зашел?

– Спал. Отдежурил свое и вырубился прямо в будке на топчане. Потом в больнице был. Закрутился. Слабый стал. Старый.

– Какие твои годы! Хотя… при такой работе. Поведал мне Евгений Викторович о твоей нелегкой судьбе. Ты был абсолютно прав, и нечего на этот счет себе глупостями башку забивать. Если каждый по торту домой унесет, сам знаешь, что с супермаркетом будет. Итак все разворовали. И ладно бы ничье, народное, как говорится, а то кровное, мое, заместителя моего… Реально четверо нас здесь, хозяев. Привыкли, понимаешь ли, как в старые времена… Не волнуйся. Коллектив успокоился, все уж и забыли про тебя, работают, как миленькие. Продавщица выпишется – уволим.

– Не надо! – сказал Сергей, насупившись.

Владимир Генрихович налил в рюмки коньяку. Они чокнулись.

– Ну что, вздрогнули, спаситель ты мой. Сколько лет не виделись – шесть? -Владимир Генрихович опрокинул в себя рюмку, зажмурился. – Как это не надо? Что ты такое говоришь? Надо, Сережа, надо! Чтоб другим неповадно было.

– Не надо! – упрямо повторил Сергей. – Вы же их опустили тут всех, как “петухов” в зоне. Люди слова сказать боятся. Пашут за свою грошовую зарплату по двенадцать часов и трясутся, что их на улицу выкинут.

– Не такая уж у них грошовая зарплата. Другие этого не имеют, – рассердился директор. – И зачем им слова говорить, если не их это дело? Пускай работают.

– Значит, вы теперь с бандюками, Владимир Генрихович? На той стороне? А шесть лет назад все иначе было.

– Сережа, так у нас с тобой разговора не получится. Ты вроде раньше попокладистей был, погибче. Я хотел тебе работу другую предложить.

– С бандитами я никогда покладистым не был, – возразил Сергей. – Раньше вы от их “крыши”, как от огня, шарахались, а теперь сами в доле. Большая хоть?

– Маленькая. Тебе-то что?

– Ничего, коготок увяз – всей птичке пропасть. Видел я, как по ночам “левый” товар возят. Его тут, наверное, две трети. Или больше? Хороший бизнес. Только не ваш, судя по всему. Короче, лучше меня увольте, а Леру Логинову не трогайте.

– Ты что, влюбился, Сережа? – Владимир Генрихович хохотнул, налил себе еще коньяку. – Точно! По глазам вижу, что влюбился! Во, дает. Сначала отлупил девицу почем зря, а теперь подъезжает! Сложная штука – жизнь. Взаимно хоть? Или безнадежно?

Сергей молчал.

– Ладно, если так, пусть работает.

– Спасибо, – Сергей помолчал, вглядываясь в покрасневшие глаза директора. – Владимир Генрихович, я тут придумал кое-что. У зама “двойная” бухгалтерия пропала. Ее раньше бандитов найти надо. И тогда от них легко можно будет уйти. “Закроем” всех, опомниться не успеют.

– Предлагаешь опять в русскую рулетку сыграть? А в барабане все патроны? Нет, я больше в эти игры не играю, – покачал головой директор. – Женю посадят, а он меня, как нитка за иголкой потянет. Не может директор о “левом” складе не знать. Я что, на идиота похож? – Владимир Генрихович вздохнул. – Не хочу я, Сережа, сидеть.

– Да как вы не поймете, Владимир Генрихович, сидеть-то вы и не будете. Уберут они вас, как только представится такая возможность. Потому что не в системе вы, не их человек. Чужой. Одно неверное движение… Евгений Викторович вас и “закажет” вместе с вашей долей. Опередить вы их должны. Зам ваш с бандитами двойную игру ведет. Как говорится, ласковое дитя… А Серафима ему все считает: и“левую” бухгалтерию, и “правую”, и бандитскую. Тройную.

– С чего ты взял?

– Наблюдательный я, Владимир Генрихович, работа такая… была. За ту ночь, когда я дежурил, две машины пришло. Не будут бандюки по два раза товар возить. У него собственный склад есть, личный. На этом и сыграть.

Владимир Генрихович посерьезнел, закупорил коньячную бутылку, пододвинулся к Серею.

– Как был ты ментом, так им и остался. Горбатого могила исправит. А ну-ка, расскажи!

Серафима Дмитриевна устало брела по Арбату. Настроение у нее было такое гнусное, что она утром даже парик не стала надевать. Явилась в бухгалтерию в своем естественном облезлом виде, девки только рты пораскрывали. Сделали вид, будто не знали ничего, лицемерки! Она теперь всегда так ходить будет – пусть смотрят! Бухгалтерии нет, мужика нет, детей нет – кончена жизнь!

Серафима Дмитриевна замерла посреди улицы и даже на несколько мгновений перестала дышать, потому что увидела тезку их зама – зеленоглазого Евгения Викторовича, который шел под руку с пышнотелой дамой и что-то нашептывал ей на ухо.

Серафима Дмитриевна еле сдержала себя, чтобы не броситься наперерез ворюге и не позвать милиционера. Нет – нет, теперь она была холодная, расчетливая женщина и поэтому просто пошла следом за “счастливой” парой, одновременно копаясь в сумке и выискивая телефонную карточку. Головорезы, которые тогда приезжали от Евгения Викторовича и допрашивали ее, оставили телефон на тот случай, если она вдруг случайно встретит своего “хахеля”, ну вот он и представился, этот долгожданный случай! Но каков наглец, этот псевдодоцент из МГУ, разгуливает под руку с дамой почти на том же самом месте, где неделю назад познакомился с ней! Неужели он не боится ни обманутых женщин, ни милиции? Или милиция с ним заодно?

Парочка свернула в Калошин переулок и дошла до Сивцева Вражка. Серафима Дмитриевна очень боялась, что ее заметят и, то и дело, пряталась за спинами прохожих. Но Евгений Викторович не оглядывался.

Пышнотелая дама остановилась у подъезда одного из домов. Серафима Дмитриевна отвернулась и сделала вид, что разглядывает витрину магазина. Краем глаза она наблюдала за происходящим. Евгений Викторович поцеловал даме руку, и она вошла в подъезд. Серафима полагала, что история повторится, но нет, Евгений Викторович постоял немного у захлопнувшейся двери и зашагал своей дорогой. По переулкам он направился к Остоженке.

Когда вор скрылся в одном из подъездов, Серафима заметалась по улице в поисках телефона-автомата. Разволновавшись, она не заметила, как ровно через минуту Евгений Викторович вышел из подъезда и зашагал в обратном направлении. Зато его прекрасно видел Сергей Моисеев.

Сергей пересек улицу и неторопливо двинулся за седым мужчиной.

Алиса забыла про театр. Ну, забыла и забыла! Никто ей сегодня не напомнил, вот все и вылетело из ее ветреной головки! Вчера тот самый нахальный посыльный с кенгуру на кепке принес ей два билета на “Льва зимой” в “Сатирикон”, дождался поцелуя в щечку вместо чаевых и сообщил, что инкогнито у них не появлялся, а просто позвонил по телефону, попросил купить билеты и доставить их по адресу, поэтому описать его внешность он не может. “Какой-то бред, ей богу!”– подумала Алиса, засовывая билеты за раму зеркала в прихожей. Театр она любила и, даже в юности, как всякая девчонка, мечтала стать актрисой, но ходить в храм искусств с незнакомым мужиком, который, может быть, страшнее обезьяны… И почему два билета, а не один? А если она не придет, как собственно говоря, и произошло? Или этот извращенец предполагал, что она возьмет с собой подругу, предпочитающую “ля мур де труа”?

Алиса вспомнила о билетах уже в десятом часу, подошла к зеркалу, вынула их из-за рамы и порвала в мелкие клочки. Она включила “видик” и, невнимательно глядя какую-то американскую мелодраму, стала дожидаться звонков: от Владимира Генриховича и от своего тайного воздыхателя. С Генриховичем у них, конечно, был договор – никаких мужиков. Ну, так их и не было. Пока не было. А если даже и появится один – никто об этом не узнает, кроме подруги Лариски. Вот только кто он: прынц с голубыми яйцами или извращенец пострашнее обезьяны? Алиса мучалась догадками.

Первым позвонил незнакомец.

– Ну, как вам спектакль, Алиса?

– Замечательно. Только лев там какой-то облезлый и без хвоста, – тут же начала врать Алиса.

Незнакомец рассмеялся.

– А подруге вашей понравилось?

Алиса вздогнула. Прямо телепат какой-то!

– Она не пошла. Ребенок заболел.

– Очень жаль. Ну, ничего. В следующий раз, – незнакомец, не попрощавшись, повесил трубку.

– В следующий раз? Мужик, что тебе от меня надо? – закричала Алиса в тоненько пиликающую короткими гудками трубку. Она решила рассказать о всем случившемся Владимиру Генриховичу, но уже через пять минут передумала.

Сергей Моисеев вдавил кнопку звонка. За дверью послышались шаги. Дверной глазок стал темным.

– Кто там?

– Откройте, милиция, – сказал Сергей и махнул перед глазком обложкой от несуществующего уже удостоверения.

Защелкали замки, и дверь открылась. На пороге стоял седоволосый Евгений Дмитриевич. Сергей улыбнулся и, не дав мужчине опомниться, ловко отодвинул его, прошел по темному коридору прямо в комнату.

В комнате было уютно и чисто. Бесшумно работал телевизор. В старом кресле сидела горбатая старуха с редкими волосами. Она через выпуклые линзы очков, не мигая, смотрела на экран.

– Здравствуйте, – поздоровался с ней Сергей, но старуха не ответила.

– В чем дело? – возник за спиной Сергея оторопевший Евгений Викторович. – Вы мне еще раз свое удостоверение покажите.

Сергей понял, что нужно “брать быка за рога”.

– На прошлой неделе вы, уважаемый, подломили квартиру одной несчастной дамочки и взяли у нее очень нужные нам бумаги. Насчет ценностей лично у меня к вам претензий нет. Мне нужны только бумаги.

Евгений Викторович рассмеялся.

– Я так и думал! Так и думал, что очень скоро ко мне придет человек именно за этими замечательными бумагами. Представляете, каждый вечер по Арбату ходил, Серафиму Дмитриевну высматривал, куда же, думаю, она пропала. Слегла из-за расстройства, может? Нельзя же в ее возрасте питать иллюзий. А у меня, между прочим, ноги больные. Артрит. Вы присаживайтесь, – он отодвинул от стола стул, приглашая гостя сесть. – Чай будете?

– Я к вам не чаи гонять пришел. Вы хоть понимаете, насколько вы рискуете собственной головой?

– Нисколько не рискую, молодой человек, – улыбнулся Евгений Викторович. – Я ведь не дурак. Барахла, денег и бумаг дома не держу. И ни ментам, ни вашим тупоголовым “быкам” на понт меня не взять. Против меня ваши насильственные методы не годятся, молодой человек. Потому что боли я не боюсь, а смерти для меня не существует. Я – гений, я – бог, я – царь! – с этими словами Евгений Викторович подошел к комоду, вынул из него острую спицу и проткнул ею щеку, так что спица вылезла у него изо рта. – Впечатляет? – спросил он, кривя рот.

“Какой-то сумасшедший, этот бог!”– подумал с раздражением Сергей. – Сколько стоят бумаги?

Мужчина вынул изо рта спицу, приложил к дырке в щеке ватку с одеколоном.

– Все и ничего. Все, потому что некоторым индивидам они нужны, как воздух, а ничего, потому что мне, например, они не нужны вовсе. Я ровным счетом ничего не понимаю в бухгалтерских бумагах. Единственное, что удалось мне прояснить, что Серафима Дмитриевна считает прибыль с неучтенного товара. Там нигде не было налоговых отчислений. И очень большие партии, между прочим. Мои седые волосы даже дыбом иногда вставали от фигурируемых цифр.

Сергей вздохнул.

– Вам очень повезло, товарищ бог, что первым к вам пришел я, а не те, как вы говорите, тупоголовые “быки”. Они бы вас просто грохнули, даже не поговорив как следует.

– Ну вот, вы тоже не верите в бессмертие души, – грустно улыбнулся Евгений Викторович. – А я смотрю, у вас большая конкуренция. Всем нужны бухгалтерские бумаги. Убрать меня никто не сможет, потому что есть один надежный человечек, который, в случае моей кончины, немедленно отнесет ваши бумаги в Отдел по борьбе с экономическими преступлениями, сокращенно ОБЭП – слыхали такую аббревиатуру? – и, глядишь, завтра-послезавтра многие из вас окажутся в СИЗО, где в каждой камере по сорок человек. Особенно, конечно, Серафиму Дмитриевну жалко. Она такая хрупкая женщина… Двадцать тысяч долларов.

Сергей даже присвистнул.

– Вы что, шутите? Бумаги нужны, но не до такой степени.

– Вот вы и поторгуйтесь, до какой степени они вам нужны. Ну, хорошо, пятнадцать.

– Не знаю – не знаю, – покачал головой Сергей, глядя на сидящую перед беззвучно работающим телевизором старуху.

Евгений Викторович перехватил его взгляд.

– Она глухая, как тетерев. Между прочим, замечательная женщина. Всю жизнь “щипала” чужие карманы и ни разу не сидела в тюрьме. Представляете?

– Такое очень редко бывает, – сказал Сергей. – Позвонить от вас можно?

– Пожалуйста, – Евгений Викторович подал Сергею телефонную трубку.

Моисеев набрал номер Владимира Генриховича.

– Алло, Владимир Генрихович… Володя, в общем, наш общий друг нашелся, и бумаги у него. Он просит за них пятнадцать тысяч “баксов”.

– Он что, охренел? – возмутился на другом конце провода директор. – Они и тысячи-то не стоят. А через несколько дней и вовсе не будут нужны. Весь товар уйдет, деньги поделим, и грош им цена! Иди попробуй докажи, что там на складе было, а чего не было!

Сергей прикрыл ладонью телефонную трубку.

– Через пару дней бумаги будут не нужны, – сказал он Евгению Викторовичу. – Больше штуки директор не дает.

– Тогда я и продавать не буду. Пускай останутся, как память о Серафиме Дмитриевне, – вздохнул Евгений Викторович.

– Володя, за тысячу отказывается продавать, – сказал в трубку Сергей. – Реальную цену скажите!

– Хорошо, пять. Меньше не уступлю.

– Пять, – произнес в трубку Моисеев. – Может, возьмем? Тогда твой зам и вся его братия наши с потрохами.

– Ладно, – вздохнул Владимир Генрихович. – Приезжай за деньгами.

Сергей положил трубку.

– Мне нужен час, чтобы смотаться за деньгами, – сказал он Евгению Викторовичу. – Я могу взглянуть на бумаги?

– Ишь, какой хитрожопый! – улыбнулся Евгений Викторович. – На ксерокопии можете взглянуть.

Он удалился в коридор, вернулся через несколько секунд с бумагами. Сергей, хоть и не был большим специалистом в бухгалтерском деле, но с бумагами такого рода уже сталкивался, и понял, что это именно то. В бумагах были указаны закупочные цены, сроки реализации товара, полученная с каждой партии сумма прибыли, доли участников… Все имена закодированы под специальными значками. Самая большая доля была, конечно, у господина под знаком “Z”.

– Ну-с, убедились, – нетерпеливо сказал Евгений Викторович.

– Да, ждите. И приготовьте, пожалуйста, все экземпляры документов, чтобы потом не было недоразумений. Для вашей же безопасности, – уточнил Сергей. Он отдал бумаги и устремился к входной двери.

Когда дверь за ним захлопнулась. Евгений Викторович посерьезнел. Он подошел к креслу старухи, склонился над ее ухом, сказал громко:

– Мать, бумаги-то Симкины – сплошная туфта. Я думал их минимум штук за десять толкнуть, а едва пять вытянул. А риск какой! Голова-то одна, а бандитов много. Правильно ты говорила, каждый порядочный вор должен владеть только одной профессией. Нельзя быть дилетантом.

– Что нельзя? – переспросила старуха.

– Сейчас гулять поедем, говорю, – прокричал Евгений Викторович. – Оставаться здесь нельзя. Он может сюда “быков” привести. А вечером мы переедем к Ксюше.

– Ксюша? – переспросила мать.

– Да-да, Ксюша! В тесноте да не в обиде. Денег у нас теперь много. Буду тебя бананами кормить.

Евгений Викторович вышел в коридор, вернулся со складным креслом-каталкой. Он переодел мать, пересадил ее в кресло, потом стал быстро собираться. Вытащил из шкафа вещи, скидал их в дорожную сумку. С трудом сдвинул с места тяжелое кресло матери. Отковырнул паркетину. Под ней были документы и деньги. Он рассовал их по карманам, пошарил рукой, извлек из-под пола револьвер с укороченным стволом “бульдог”, патроны в упаковке. Евгений Викторович нервно разорвал упаковку, зарядил патроны в барабан, сунул “бульдог” во внутренний карман ветровки. Бухгалтерские документы он положил сверху в сумку.

Через минуту Евгений Викторович уже осторожно спускал по ступенькам кресло с неподвижно сидящей старухой. Выкатил кресло из подъезда и, не торопясь, повез его по тротуару.

Лера сидела на на больничной кровати. Рядом на тумбочке стояли многочисленные банки с остатками домашнего обеда: с салатами, котлетами, с разбухшей в компоте курагой. Стекшие на лицо синяки теперь пожелтели, и вид у Леры был такой, будто она заболела гепатитом. С одной стороны от кровати на стуле сидела Тамара Алексеевна, с другой – молоденький старший лейтенант. Милиционер держал на коленях папку, на которой были разложены листочки.

– Валерия Федоровна, ваша мать утверждает, что все-таки было избиение со стороны охранника Моисеева.

– Было-было! – оживилась Тамара Алексеевна. – Вы разве не видите?

– Не было, – вздохнула Лера. – Мама ничего не видела, откуда она может знать?

– Интересное дело – не видела! Приходил ведь он к тебе, при мне приходил. Просил заявления не писать.

– Мама, не ври! – строго посмотрела на мать Лерочка. – Да, приходил, цветы принес. Фрукты.

– Женщины, вы бы между собой сначала договорились! – рассердился старший лейтенант. – Так было избиение или нет?

– Было! Не было! – хором ответили Лера с матерью.

– Я с пандуса упала, – стала объяснять старшему лейтенанту девушка. – Там у нас с заднего хода пандус такой высокий, куда “Газели” под разгрузку заезжают. Вот такой где-то высоты, – Лера провела рукой по плечам. – Я на обед торопилась и засмотрелась на кота. У нас кот в магазине живет. Рыжий, здоровый. Максимом зовут. Ну, и оступилась. А когда очнулась, меня уже в “Скорой” везли. Слава богу, охранник с проходной увидел, что я упала.

– Это как же упасть-то надо! – покачал головой милиционер, подозрительно глядя на Лерино желтушное лицо. – Хорошо, а зачем к вам охранник Моисеев приходил?

– Это мой жених, – краснея, сказала Лера.

– Ну, дочка! – всплеснула руками мать.

– Тамара Алексеевна, я так понимаю, делать мне здесь нечего, – старший лейтенант сложил в папку бумаги и поднялся. – В общем, если все-таки передумаете, телефон мой у вас есть. Звоните. До свидания, – милиционер отдал на прощание честь и вышел.

– Лера, опомнись! – тут же стала наступать на дочь Тамара Алексеевна. – Какой он к тебе, к черту, жених! Он же садист, у него на роже написано! Если он тебя так при знакомстве так поколотил, что дальше будет? Или вы давно знакомые уже? Было что-нибудь, а ну, говори!