Текст книги "Подорожный страж (СИ)"
Автор книги: Андрей Лукин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
– Оркландским мечом оркландское же порождение. Толково ты сообразил.
Это не я сообразил, это страж, чуть было не ляпнул Стёпка, но вовремя прикусил язык. О страже весичам лучше не напоминать. Они и без того слишком много знают.
– А змей этот… он что, тоже из Оркланда?
Всемир пожал плечами:
– Такая пакость, я мыслю, только в их земле и может водиться. Не иначе оркимаг его своим чародейством чёрным приманил нам на погибель.
Да, это было похоже на правду. Особенно, если точно знать настоящую причину исчезновения змея.
– Почто, отроче, недоброе замышлял?
Это Усмарь вдруг голос подал, чародей недожаренный. Опомнился и приковылял. Плащ зияет дырами, кольчуга на груди закопчена, в бороде видны жёлтые подпалины.
– Почто за аспидом подколодезным таился? – Усмарь яростно сверкал глазами и надвигался на Стёпку, как танк. – Почто?
– Спину ему чесал, – огрызнулся Стёпка. И отодвинулся подальше. До него вдруг дошло, что Усмарь и вправду мог принять его за врага. Он же не видел, как Стёпка к колодцу пробирался. А когда змей сгинул, и на том месте отрок с мечом обнаружился, немудрено было заподозрить, что отрок сей с аспидом заодно. Знать бы сразу, что чёрный камень так на змея подействует!..
– Ведомы нам твои помыслы, – вкрадчиво продолжал Усмарь. Он всё ближе подступал к Стёпке и руками уже нехорошо так шевелил, заклинание какое-то сплетая. Уж не ещё ли одну молнию? – Аспида поганого из недр выманил, подлое дело супротив дружины замышлял.
Стёпка даже не нашёлся сначала с ответом. Опять его подозревают и обвиняют. Так и знал, что какой-нибудь гадостью всё кончится. Может, не стоило этого змея так быстро в земные глубины отправлять?
– Погоди, Усмарь, – поморщился Всемир. – Ты зрячий, а истины не видишь, магию постиг, а простого не разумеешь. Али гордыня тебя ослепила? Горько, что не тебе удалось змея одолеть?
Дружинники, уже насупившиеся было на Стёпку, заулыбались. Видимо, боярин у них пользовался большим уважением, чем чародей.
Усмарь побагровел.
– Моими потугами аспид повержен. Троекратно грозовой пламень призывал я на главу смердящую.
– Пожрал он твой пламень, – сказал Всемир то, что хотел, но не успел сказать Стёпка. – Пожрал и укрепился. Кабы не Стеслав, выкормил бы ты общую нашу погибель.
– И нечего было в меня огнём швыряться, – сказал Стёпка. – Я что, на змея похож?
– Не дозволю демону поганые дела творить! – не слишком уверенно заявил Усмарь.
– А откуда вы знаете, что я демон?
– То всякому чародею наперёд ведомо. Не сокроешь подлое нутро. Хошь отроком незрелым оборотись, хошь девкой пригожей. За версту разгляжу!
Стёпка разозлился. И этот туда же! Ещё один Никарий выискался. А вот как поверну сейчас камень в другую сторону – посмотрим, как запоёшь! Сам в девку оборотишься. И навряд ли в пригожую. Он представил, как из ямы выхлёстывается змей, как распахивается ненасытная зубастая пасть, как чародей в страхе пятится… или нет – жалобно умоляет демона о помощи. А ещё лучше о пощаде… Стёпка даже дотронулся до камня, почувствовал его холодную гранёную поверхность.
Всемир, похоже, что-то такое увидел в его глазах. Он похлопал Стёпку по плечу и сказал примирительно:
– Не принимай близко к сердцу, Стеслав. Не всякому чужие демоны по нраву. Иные чародеи пуще огня их боятся.
– Ну, нашему-то Усмарю и огонь не страшен, – гулко захохотал Свията. – Ровно кабанчика осмолило, а ему и в радость. Не скулит, не жалобится. Но ты, Усмарь, однакось, девок таёжных лобызать чуток погоди.
– Отчего? – недовольно отвернулся от Стёпки Усмарь.
– Попрут тебя девки-то. Бородой палёной шибко от тебя разит.
Дружинники весело заржали. Насупившийся Усмарь счёл за лучшее оставить демона в покое, покосился через плечо да и подался к избе, припадая на левую ногу. Видно, всё-таки крепко его отражённым заклинанием приложило.
Стёпка опустил взгляд на рукоять меча, ещё раз огладил подушечкой большого пальца чёрный камень, и ему показалось, что нажми он чуть посильнее – магический переключатель тут же с готовностью щёлкнет… И что-то произойдёт. Но лучше не нажимать. Надоело с чудовищами и колдунами сражаться, хочется от них немного отдохнуть.
Дружинники разбрелись кто куда, и Стёпка тоже пошёл вслед за Смаклой к повозке. После всех приключений неплохо было бы чем-нибудь основательно подкрепиться…
Дверь избы вдруг с треском распахнулась, на крыльцо вывалился Усмарь в сбившемся набок шлеме. Он судорожно нашаривал на поясе меч. Вслед за ним выскочил наружу ещё один дружинник. Держась обеими руками за горло, он шагнул с крыльца, пошатнулся и упал боком на траву. И опять всё на хуторе смешалось. Упавшего окружили, над ним склонился Арфелий, кто-то зло выругался, двое дружинников с мечами наголо встали по обе стороны двери, ещё двое готовились по первому же слову броситься внутрь.
Стёпка перехватил меч половчее, оглянулся. Смакла торопливо взводил самострел. Ничего ещё не кончилось, там в избе кто-то был, возможно, ещё один оркимаг или ещё один змей, на этот раз, видимо, какой-нибудь запечный или подвальный.
– Что за напасть содеялась? – Склад схватил Усмаря за грудки, встряхнул так, что у того зубы лязгнули. – Кто Войка изранил?
Усмарь замотал головой, высвободился из могучих рук десятника и тяжело закашлялся.
– Оркимаг силок магический в избе навострил. Снасти свои колдовские от чужих уберегал. Я увернуться успел, а Войке горло так и вскрыло.
– В избу не входить! – рявкнул Склад. – Могута, прикрой дверь и подопри чем-нито, да покрепче!
– Ни к чему это, – отмахнулся Усмарь. – На один раз силок ставлен был, хватило ему Войковой крови.
– Всё одно подоприте! – приказал Склад.
Он подошёл к лежащему на земле, склонился над ним и сразу отвернулся с потемневшим лицом. Ясно было, что раненному уже ничто не поможет. Рядом на коленях стоял Арфелий, Усмарь тоже склонился было, но махнул рукой и отошёл.
Сам не зная зачем, Стёпка приблизился к раненому. Рана была страшная. Под челюстью вспухали красные пузыри, кровь залила кольчугу, стекала на траву. Удивительно, что Войко с такой раной сумел выскочить наружу. Он ещё пытался дышать, шарил слабеющими руками по земле, хотел что-то выговорить окровавленным ртом… Он уже был не жилец. Это понимали все.
Стёпку замутило, и он отвернулся. Крови было слишком много, он никогда ещё не видел столько крови, никогда не видел, как умирают – и не хотел видеть. «Отверзни!» – неожиданно чётко и громко прозвучало в голове: – «Отверзни!» Не сразу он сообразил, откуда идёт этот голос и что именно следует отверзнуть.
Когда он трясущимися руками развязал мешочек – ничего необычного не произошло. Развязал и развязал. Внутри оказался невзрачный желтоватый порошок, жирноватый на ощупь, с лёгким смолистым запахом, очень похожий на измельчённую канифоль. Нетрудно было догадаться, для чего этот порошок нужен, куда труднее было решиться его применить.
Переборов вполне понятные сомнения, Стёпка протиснулся к раненому, опустился рядом на колени. Арфелий покосился недовольно, но смолчал и послушно отодвинулся. Войко смотрел в небо полными страдания глазами и в его лице не было уже ничего, кроме тоскливого ожидания скорой смерти. Стёпку он, похоже, вообще не заметил.
– Ты, отрок, не егозил бы тут, – недовольно пробурчал кто-то, кажется, Усмарь. – Отходит ужо Войко.
Стёпка, не обращая внимания, выудил из мешочка щепотку порошка и аккуратно присыпал им жуткую пузырящуюся рану, стараясь, чтобы руки дрожали не слишком заметно. Войко дёрнулся всем телом и закрыл глаза. Арфелий со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы. Крупинки порошка, едва коснувшись раны, вскипели вдруг обильной кровавой пеной, потом она побурела, опала – и на шее остался только длинный свежий рубец. Войко облизал порозовевшие губы, глубоко вдохнул, улыбнулся с невыразимым облегчением, закрыл глаза… и, похоже, уснул. Спокойно и безмятежно. Словно умаялся со смертью бороться и теперь, преодолев её настойчивый зов, решил немного отдохнуть.
В полной тишине Стёпка завязал мешочек и убрал его в карман. Он смотрел на осунувшееся лицо спасённого им от смерти весича и на душе у него было светло и спокойно. Как говорил иногда папа: «День у нас сегодня прошёл не зря».
– Ну, демон! – негромко сказал Арфелий. – Оставайся-ка ты в нашей дружине, ей-слово, оставайся.
– Не могу, – сказал Стёпка. – У меня ещё дело важное не исполнено.
Он поднялся с колен и только тут спохватился, что с ним нет оркимагова меча. Он его бросил, когда к Войко спешил. Как оказалось, ценный клинок охранял младший слуга. Держа наготове взведённый самострел, он стоял рядом с мечом и каждому было понятно, что будет с тем, кто попробует покусится на Стёпкин трофей.
– Не бросай оружие, Стеслав, – прошептал Смакла, когда Стёпка наклонился за мечом. – Усмарь на него уже зарился. Кабы я не подоспел, отобрали бы у тебя меч-то.
– Пусть только попробуют, – Стёпка вскинул меч на плечо и ещё раз пожалел, что нет к нему ножен.
– Достоинства твои, Стеслав, велики и удивительны, – сказал Всемир, заново оглядев его с головы до ног, словно в первый раз увидел. – А мою рану так заворожить сможешь?
Он показал порез на тыльной стороне правой ладони.
«Не отверзай!» – раздалось в голове, хотя Стёпка и сам не собирался развязывать мешочек.
Он помотал головой:
– Такая рана сама скоро заживёт.
Всемир засмеялся:
– Твоя правда, Стеслав. Негоже истинную магию на пустяковые царапушки расходовать. Ты не хмурься, Арфелий, не хмурься. Боярские раны быстро затягиваются.
– А не тот ли это отрок? – спросил подошедший десятник. И в голосе его Стёпка не услышал для себя ничего хорошего.
– Тот, – громко ответил он, прекрасно догадавшись, о чём именно спрашивает суровый предводитель весской дружины.
– Дерзок не по чину, – пробормотал выглядывающий из-за десятникова плеча Усмарь, – До стремени едва дорос, а уже на язык чрезмерно остёр.
– А тебе, Усмарь, поучиться у него не помешало бы, – сказал Всемир. – Ты-то Войка почитай схоронил уже, а Стеслав его единой щепоткой к жизни вернул.
Усмарь скривился, словно лимон раскусил, и промолчал, но на Стёпкин карман, в котором мешочек лежал, всё-таки нехорошо так покосился.
Грузный Склад, посмотрел на спящего Войко, на его залитую кровью кольчугу, на подпёртую дверь избы.
– За дружинника спасибо тебе, отроче, и поклон земной, – десятник качнул головой, изобразив поклон. – Доброго воина исцелил. Молодец. Видно, в замке Летописном крепко учат, – и глянул на Стёпку острым глазом, словно проверить хотел что-то.
– Нет, это я сам, – сказал Стёпка. – Порошок у меня с собой был… Оттуда, – он неопределённо махнул рукой.
Усмарь недоверчиво ухмыльнулся. Склад ещё раз кивнул.
– Верно ли, что ты оркимага обезоружил и отпугнуть его сумел? – спросил Склад.
– Верно, – не стал отпираться Стёпка.
– Лжив, как все демоны, – встрял Усмарь. – Никто не видел, как он с оркимагом-то бился… Да и на кой ему с ним биться, коли у него у самого оберег оркландский на шее висит. Сговорился он с ворогом, а нам глаза отвести хочет. Повязать его не мешкая, покудова не утёк.
С занудным упорством повторялась старая история. Стёпка сжал зубы и решил на Усмаря внимания не обращать, хотя ему так и хотелось… сделать с вредным чародеем что-нибудь не очень хорошее, чтобы на всю жизнь запомнил, как на честных демонов поклёпы возводить.
– Стеслав всех нас от беды уберёг, – сказал Всемир. – С оркимагом мы бы не совладали, да и тебе, Усмарь, он не по силам. Напрасно ты злобишься на сего отрока, моё тебе слово.
– Непокорен он и дерзок, – упрямился чародей.
– Честь и достоинство своё блюдёт, – поправил Всемир. – А сие демонам не возбраняется.
– И меч у него не простой, – добавил Склад. Он протянул руку. – Не откажи взглянуть.
Не хотелось, ой, как не хотелось Стёпке отдавать оркимагов меч в чужие руки. Но причин для отказа не было, и он, помедлив, вложил рукоять в ладонь десятника.
Тот поднёс клинок к глазам, глянул как бы на просвет и, похоже, что-то искомое там увидел, заметно дрогнули в довольной усмешке губы, и в глазах промелькнуло что-то этакое… жадное.
– Знатный меч, – сказал Склад. – Многих денег стоит. Самому светлейшему князю не зазорно таким владеть.
– Стеслав в честном бою меч добыл, – с нажимом произнёс Всемир. – Ему и владеть мечом по праву.
– Никто сей бой не видел, – повторил очень довольный Усмарь. – Да и не было боя-то, не было.
– Тролль видел и гоблин, – вмешался вдруг молчавший до того Арфелий.
– Нету им веры, – Усмарь чуть ли не до ушей растянул свои бледные губы. – Кто они таковы супротив весской дружины?
Всемир с Арфелием коротко переглянулись. Боярин хмурился, кусал губы, ему определённо не нравилось происходящее.
А Стёпка смотрел на тяжёлое лицо десятника и отчётливо понимал, что если он сейчас промолчит, этого меча ему больше не видать, вернее, не держать. Не отдаст опытный, облечённый властью десятник неизвестному отроку сомнительной наружности и происхождения такой дорогой меч. Не отдаст.
Но сказать Стёпка ничего не успел.
– А заберу-ка я у тебя, Стеслав, сей меч, – медленно протянул Склад, подтверждая Стёпкины опасения. – А ты, боярин, не гневайся, я не тать, я возмещу… Замолвлю за отрока слово перед Чародейным советом.
Всемир побледнел, скрипнул зубами и смолчал. Боялся, видно, этого совета.
– Отдаешь ли меч по собственному хотению? – с неприкрытым намёком спросил десятник и посмотрел на Стёпку снисходительно, мол, а куда ты, деточка, денесся, попробуй только не отдать.
– Не отдаю, – сказал Стёпка твёрдо и с вызовом посмотрел прямо десятнику в глаза, мол, попробуйте только отобрать у меня меч. Страж привычно грел грудь, и ему было не страшно. – Это мой меч. Я его в бою добыл для себя, а не для князя.
Кто-то из весичей неодобрительно кашлянул, кто-то хмыкнул. Всемир был темнее тучи. Усмарь сиял кривой улыбкой, не скрывая радости.
– Эвон как заговорил, – протянул Склад. – Не желаешь добром.
– Добром не желаю, а злом – не хочу, – отчеканил Стёпка. – Это мой меч.
– Был твой… – начал было десятник. И не договорил.
Меч в его руке стеклянно звякнул и осыпался вдруг на землю мелким угольным крошевом, сразу весь – и клинок, и рукоять, и камень магический. Десятник неловко дёрнул опустевшей разом рукой, словно поймать хотел, остановить, вернуть – куда там? Только пыль чёрная меж пальцев просочилась, да прощальный звяк жалобным эхом отозвался в ушах.
Несколько секунд все ошеломлённо молчали. Склад, свирепо сверкая глазами на Стёпку, скрипел заскорузлыми ладонями, стряхивая невесомые остатки меча.
– … а стал ничей, – злорадно закончил за него Стёпка. На самом деле он расстроился чуть ли не до слёз, но показывать весичам своё огорчение не хотел и изо всех сил изображал этакую бесшабашную наплевательскую радость. – Я-то себе ещё добуду, мне не трудно, оркимагов, говорят, за Лишаихой тьма тьмущая, – он нарочно старался уязвить несправедливого десятника и, похоже, ему это удалось.
Склад сжал кулаки, потемнел лицом и сдержался с большим трудом. Понимал всё же, что сам виноват.
Но меч… Ах, какой меч загубили! Сердце ныло от невозвратимости потери. Ещё несколько минут назад держал Степан его в руках, и намёка даже не было на близкую утрату, и представлялось, что меч этот будет у него всегда… ну, не совсем всегда, а хотя бы до Ванькиного освобождения… Обидно, обидно до слёз! И не исправить уже ничего, не вернуть! И злость такая в душе на десятника этого тупого, на весичей. Не на всех, конечно, но… Не зря их в Таёжном улусе не любят. Сидели бы в своей Великой Веси и не совались куда не просят.
Стёпка тихонько выдохнул, отвернулся и медленно разжал кулаки. О, кто бы только знал, каких усилий ему это стоило! Пальцы словно приржавели, и в груди такая злость, что тронь его сейчас – разом взорвётся, всех разметает. Но нельзя, нельзя! Уймись, страж, уймись! Не хочу с весичами воевать!
Дядько Неусвистайло легко раздвинул дружинников и встал перед десятником. Лицо у него тоже было угрюмое. В руке он держал скомканную, обильно пропитанную кровью тряпку, в которой, присмотревшись, можно было распознать льняную рубаху с синей вышивкой по вороту, в каких – Стёпка уже знал – обычно ходят гоблины.
– Что это? – спросил недовольно десятник.
Пасечник посмотрел на него сверху вниз, тяжело так посмотрел, словно родитель на неразумное дитя, потом глухо сказал:
– Гоблин Бучила здесь жил с жёнкой. Хозяин крепкий и воин не из последних. Ходил с нами в запрошлом году на Жеблахтинского кагана. Извёл его, похоже, оркимаг, и жену его извёл… там, в стайке. Ничего не осталось, одни тряпицы окровавленные и буквицы поганые на стенах. Мальцам, сразу скажу, лучше туда не ходить… И скотину всю сгубил: корову с тёлкой, кабанчиков, гусей, собаку.
Стёпка смотрел на бурую от крови рубаху и с трудом сдерживал подкатывающуюся к горлу дурноту. Никакая сила на свете не заставила бы его зайти в эту стайку. И как же он сейчас жалел, что не удалось ему рубануть оркимага, что успел сбежать гад кровожадный от заслуженного наказания!.. Уж теперь-то рука бы у демона не дрогнула, потому что за такое – голову отрубить мало, вот честное слово, мало.
Весичи хмуро смотрели кто на тролля, кто на рубаху, кто оглядывался на стайку. Усмарь сплетал длинные пальцы, отчего-то нервничая.
– И колодец испоганили, – сказал пасечник. – Вели, десятник, засыпать его поскорее. Как бы беды не содеялось.
– Непременно засыплем, – кивнул Склад и опять повернулся к Степану. – Сей отрок с ясновельможным паном едет? Из Летописного замка?
– Со мной он, – так просто и веско сказал тролль, что у любого должно было бы начисто пропасть всякое желание расспрашивать что-либо о его маленьком спутнике.
– Наслышаны мы премного о сём… отроке, – протянул Усмарь, нехорошо косясь на Стёпку. – Как бы нам его… того-этого.
– А никак, – прогудел тролль. – Ни того, ни этого. И даже мыслить не моги. Ни так, ни этак.
– Ну-ну, – десятник поднял руки. – Не будем ссориться, ясновельможные паны. Ничего плохого мы сему… отроку не сделаем.
Стёпка вдруг как-то разом озлился. Они опять говорили о нём так, словно он был чем-то неодушевлённым, не имеющим ни собственного мнения, ни голоса.
– Смотрите, как бы Я вам чего плохого не сделал! – сказал он, пожалуй, слишком громко. – Ишь, отыскались тут… вояки. Я ведь и без меча могу за себя постоять! Кое-кому мало не покажется!
Он смотрел на Усмаря, и тот тотчас испуганно сдвинулся за широкую десятникову спину.
– Во! – прошипел он. – Строптив и непокорен. Вели в железа его без промедления.
Стёпка сейчас никого не боялся. Знал, что может запросто раскидать дружинников и убежать от них. Или даже не убежать – вот ещё! – а просто преспокойно уехать вместе с троллем и Смаклой. Но его страшно злило то, какими они оказались неблагодарными гадами. Я их от змея спас, оркимага победил, Войка вылечил, а они?!
– Больно скор ты, Усмарь, на расправу, – сказал Всемир. Он встал рядом со Стёпкой и даже руку ему на плечо положил, ясно показывая всем, на чьей он стороне. – В железа… Так-то ты за помощь да за спасение благодаришь.
– Сего отрока по всему улусу маги-дознаватели разыскивают. Неспроста, знать, он им нужен.
– Ну, это их дело. Пусть ищщут. Не думаю, что они обрадуются, когда найдут его. Так я говорю, Стеслав? Сумеешь за себя постоять?
– Сумею, – сказал Стёпка, глядя прямо десятнику в глаза. – Ещё как сумею.
Усмаря аж перекосило. Он достал из-за пазухи какую-то грамотку и сунул её десятнику под нос. Тот прочитал грамотку, дёрнул усом и скривился весь, будто зуб у него разболелся:
– Садить надо мальца до утра в амбар. А завтра повезём его в Усолье. Там передадим его кому следует. Не по душе мне такое-то, да грамотка самим верховным магом запечатана.
Всемир сжал плечо дёрнувшемуся Степану, молчи, пока ещё ничего не решено. А дядько Неусвистайло смотрел на всю эту суету сверху и кулаки свои пудовые, не таясь, обстоятельно так складывал, палец к пальцу.
– А и быстро же ты, десятник, распорядился, – сказал он, завершив это нехитрое дело. – На чужой земле хозяйничаешь, ровно в своём подворье. Не рано ли?
– Не мешал бы ты нам, тролле, – примиряюще сказал Склад. – Мальца мы так и так возьмём. А без ссоры оно и тебе и нам спокойнее. Езжай себе до дому. Мы уж тут сами теперича.
– Вот оно как обернулось, – громыхнул тролль. – Дождались помощников на свои головы. Уже приказывать нам начали. А там, глядишь, и податью обложите и самих в амбары покидаете… Стеслав, кому ещё невдомёк по скудости его невеликого ума, со мной сюда приехал, со мной и уедет. Пальцем кто его тронет – по уши в землю вобью, – он показал огромный кулак размером с приличную весскую голову. Таким кулаком можно кого угодно куда угодно вбить. – А ежели ты, десятник Склад, или ты, маг твою перемаг, заупрямитесь – пеняйте на себя. Руки-ноги узлами позавязываю, до старости не распутаетесь.
– Ты, однако, тролле, не очень-то, – отошёл подальше от разгорячённого пасечника Усмарь.
– А я ещё и не очень-то, – ответил дядько Неусвистайло. – Потому ты пока и цел ещё. А то не посмотрел бы, что маг. Пошли, Стеслав.
Весичи расступились. Ссориться с троллями не хотелось никому, все прекрасно понимали, чем это грозит. Десятник дёрнулся было вслед за ними, но Всемир остановил его, потянул в сторонку, он-то точно был за Стёпку.
– Мы вот что, – оглянулся пасечник. – Мы тут переночуем, поздно уже выезжать. А утречком и тронемся потихоньку.
Всех это устроило. Даже Усмарь не стал возражать. Решил, видимо, что до утра далеко, всяко может ещё повернуться. Вдруг да нагрянут, к примеру, сами верховные маги-дознаватели, знать бы ещё, кто они такие и с чем их едят.
– Оголодал? – глянул тролль на Стёпку.
Тот кивнул. Есть и вправду хотелось страшно.
Смакла с потерянным видом ходил вокруг повозки, пиная комки сухого навоза.
– Что потерял? – спросил Стёпка.
– Дракона нету. Спрятался куда-нито… али улетел.
О дракончике Стёпка забыл напрочь. Не до того было. Последний раз он видел зверька, когда тот оркимага поцарапал. А потом… потом он, кажется, и в самом деле улетел. Неужели не вернётся?
– Да прилетит он, прилетит, – постарался Стёпка успокоить убитого горем гоблина. Но получилось это у него не очень убедительно, сам потому что не слишком верил. – Погуляет и вернётся, вот увидишь.
Смакла только тяжело вздохнул в ответ.
– Сидайте, панове, – пригласил тролль, похлопав по бревну рядом с собой. – Здесь поснедаем. В избу заходить после колдуна не с руки, а дружинники нас сами теперь не позовут.
– Не очень-то к ним и хотелось, – сказал Стёпка, и все с ним согласились.
* * *
Стёпка лежал на сеновале, бездумно глядя на темнеющую полоску неба. Вечерело. Было тихо и тепло. Ноги и руки приятно гудели. Пришлось помахать лопатой. Вместе со Смаклой и пасечником закапывали погубленную оркимагом скотину. Не самое весёлое занятие, но ведь не откажешься же. Даже строптивый гоблин, стиснув зубы, тягал тяжеленные свиные туши и забрасывал могильник землёй.
Весичи им не помогали. Даже не предложили помочь. Зачем им это? Чужой хутор, чужая скотина, чужая беда. Вам это нужно, вы и закапывайте, а у нас и без того забот хватает – намного более важных и нужных. Оружие, например, вычистить, у костра посидеть, отдохнуть от трудов ратных…
Всемир потом долго распрашивал Стёпку о Летописном замке, и демонской жизни, но Стёпка больше отнекивался или отвечал односложными «да» и «не знаю». В конце концов до боярина дошло, что демон не расположен делиться секретами. Он хлопнул Стёпку по плечу, сказал: «Не бери на сердце, Стеслав. Добудешь ещё себе меч, и не хуже того». И ушёл к своим.
А потом пришлось снова заняться лечением. У самого десятника стремительно воспалилась пустяковая казалось бы рана. Царапина даже, а не рана. Ближе к вечеру рука вспухла, побагровела, Склад крепился, но по его лицу было видно, что дело плохо и что держится он из последних сил. Он баюкал руку на весу, скрипел зубами, потемнел весь, на висках выступили крупные капли пота. К Стёпке он, понятно, не обращался, знал за собой вину и справедливо опасался презрительного отказа. По себе, наверное, судил. Усмарь пытался колдовать над рукой, пыжился, вошкался, но у него ничего не вышло. Негодный он был маг, самоучка какой-то. Хуже Смаклы, право слово.
Стёпка сначала ничего этого не замечал, но потом гоблин шепнул ему, что с десятником плохо… Затем Арфелий посмотрел на него очень выразительно… Да ещё и мешочек заладил как заведённый «отверзни» да «отверзни». И тогда Стёпка просто подошёл к десятнику, молча взял его за здоровую руку и усадил на крыльцо. И Склад так же молча подчинился, слова не сказав, видно все его силы на то уходили, чтобы вгрызающуюся боль превозмогать.
Стоило сыпануть на опухшую кисть буквально несколько крупинок «экс-момента», и опухоль на глазах рассосалась, краснота сошла на нет, лишь едва заметный шрам остался. Где Склад ухитрился так неудачно пораниться, Стёпка не спрашивал, но почему-то про себя решил, что это работа гномлинов. Очень уж похоже было на след от отравленной маленькой стрелы.
Десятник долго собирался с духом, глотал молча что-то невыговариваемое, затем положил широкую ладонь на Стёпкину голову, потрепал волосы и сказал:
– Благодарствую, Стеслав. От лихой немочи избавил, руку сохранил. Дружиннику без руки какая жизнь… А маги-дознаватели, как я погляжу, напраслину на тебя возводят. Я любому в глаза скажу. Заступлюсь, ежели что, за тебя.
Усмаря после таких слов кондрашка чудом не хватила. Он поскорее в избу убрался, чтобы никто его почерневшего лица не увидел. А в избе он, как Смакла после у дружинников выведал, с оркимаговыми вещицами разбирался, с теми самыми «железами», да всё, похоже, себе и прибрал, включая и тот магический силок, что чуть Войка не убил.
А Стёпку такая перемена в десятнике вовсе и не обрадовала, потому что намерений своих Склад не изменил и всё равно собирался передать демона магам-дознавателям. Сначала, мол, отдаст, а после уж в глаза любому скажет, что напраслину на демона возводят. А маги-дознаватели, конечно, тут же и устыдятся и Стёпку с извинениями на все четыре стороны отпустят. Ха-ха!
Когда свечерело, Стёпка забрался на сеновал, устроил себе постель поудобнее, но заснуть не смог. Перед глазами то ятаганы сверкали, то шлемы безглазые, то морда змея подколодезного. А хуже всего, когда меч оркимагов вспоминался. До слёз жалко было. Руки так и сжимались на удобной рукояти, клинок отблескивал гордым сполохом. Нету больше меча, где ещё такой найдёшь, не искать же по лесам приблудных оркимагов. Да и у каждого ли такой меч сыщется? Может, он такой в единственном экземпляре был изготовлен. И обида на весичей вновь заставляла сжимать зубы… до тех пор, пока не понял вдруг Стёпка, что меч этот не очень-то ему и нужен был, и вообще непонятно, с чего он так по нему убивается. Не за мечом же он сюда приехал и не мечом собирался Ваньку из беды выручать… Ещё вчера прекрасно обходился без этой красивой железяки и понятия даже не имел, что она к нему в руки попадёт. Проехали бы мимо хутора, и знать бы ни о чём не знал. А меч… Он словно приворожил Стёпку, он, наверное, его новым хозяином признал и, может быть, даже уже начал его понемногу на «тёмную сторону силы» склонять. Наверное, это хорошо, что он осыпался в пыль. Меньше забот. Всё-таки он вражеский был, не на доброе дело скован и не для честных рук предназначен. Так что успокойся, демо-он, и забудь. Всё что ни делается – к лучшему.
Уговорив себя таким образом, Стёпка душевного покоя не обрёл, но от сожалений бесплодных избавился и на душе чуток полегче стало.
Вскоре на сеновал вскарабкался Смакла с большим кувшином в руке. Стёпка напился холодного медового кваса, вытер губы… и на него откуда-то из темноты свалился дракончик.
Стёпка вздрогнул от неожиданности, гоблин ахнул, а дракончик обхватил кувшин всеми лапами, засунул внутрь голову и принялся жадно лакать.
– Он теперь от нас не улетит. Всегда возвращаться будет, – сказал Стёпка. – Ему с нами лучше, чем с гномлинами. Он даже защищал меня, когда я с оркимагом бился. Он ему глаза чуть не выцарапал. Слышь, Смакла, а тебе не страшно было в этого гада стрелять?
– Не, – замотал головой сияющий от счастья гоблин. – Я со злости стрельнул, озлился шибко.
– А раньше ты в кого-нибудь уже стрелял?
– Не. Утей токмо да белок бил. У нас в деревне оркимагов отродясь не бывало. А то бы стрельнул.
Смакла осторожно снял с кувшина упившегося дракончика, положил рядом с собой на расстеленный тулуп и стал почёсывать ему брюшко. Дракончик тихонько мурлыкал и подёргивал лапками.
– Самострел-то где? Весичи бы не отобрали.
– В повозке лежит. Дядько Неусвистайло, слыхал, велел себе оставить.
– Тяжёлый он очень.
– Знамо, тяжёлый. Потому и бьёт насмерть… Ежели не в оркимага стрелять.
– И взводить его долго.
– Силов у меня маловато, – согласился Смакла. – Приноровиться надо. Там этакая хитрая зацепочка удумана. В самый раз для руки. Я её уже опосля приметил.
– А почему дядько Неусвистайло сказал, что стрелы непростые? Что в них особенного? Я нарочно посмотрел – стрелы как стрелы.
– Наговоренные они, – пояснил гоблин.
– Как это?
– С такими стрелами выцеливать шибко не надо. Заклинание на них наложено такое, что они завсегда в нужное место попадают.
– А я думал, это ты такой меткий стрелок, – признался Стёпка. – Сначала даже боялся, что ты меня случайно подстрелишь. А потом смотрю – хорошо у тебя получается, без промаха.
– В своих наговоренные стрелы не летят. Сколь ни стреляй, всё одно мимо угодишь.
– Здорово. Стреляй, значит, куда попало, и каждая стрела сама врага найдёт.
– Знамо найдёт. Ежели только враг от этакой стрелы отбойным заклятием не оградился.
Стёпка повернулся на живот, вытащил из-за пазухи колючую травинку, решился спросить:
– Не жалеешь, что со мной пришлось поехать? Вон как у нас всё повернулось. Того и гляди замочат… ну, то есть, это… жизни лишат.
Гоблин мотнул головой, в сумраке его чёрные глаза казались огромными:
– Не. Мы как Ванесия твоего вызволим, я в дружину пойду, с оркимагами биться. Наши, я слыхал, дружину таёжную собирают.
– А не прогонят тебя? – недоверчиво спросил Стёпка. – Скажут, что мал ещё, да и турнут.
– Знамо, турнут, – согласился Смакла. – А я всё одно пойду. С самострелом. В обозе схоронюся тайком, али кустами вослед проползу. Всё одно пойду. Меня теперича никакая сила не удержит в стороне сидеть.
– И станешь сыном полка, – засмеялся Стёпка. – Это у нас так в войну пацанов называли, которые воевали вместе со взрослыми.
Смакла даже привстал:
– И у вас война была?
– Да у нас их много было. Очень много.
– Демонские войны, – прошептал гоблин. – Страшно, поди?
