Текст книги "Воины Зоны"

Автор книги: Андрей Левицкий

Соавторы: Алексей Бобл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Каждый старший офицер носит на правом плече серебристый маркер, – продолжил Бугров.

– А у тебя, гляжу, нету, – заметил Костя.

– Я не старший офицер.

Лабус пожал плечами и опять занялся пулеметом. Перевесив винтовку на грудь, я сказал:

– Ладно, увидим, что там к чему с этими штурмовиками. Как мы попадем в зал, где находится Кречет и стенд с аппаратурой?

Бугров закончил с «Саабом», посмотрел на меня и сказал:

– Труба.

– Что-о? – удивился Костя. – Эта та, что ли, полосатая… ну, фотки которой во всех газетах… символ ЧАЭС?

Со стороны реки донеслись приглушенные хлопки, их заглушил взрыв гранаты.

– Да, – сказал Бугров. – В третий энергоблок проникнем через вентиляционную трубу. Теперь едем.

Глава 20

Выдержка из научного отчета

Блок «D»

Озеро Янтарь

…судя по проведенным исследованиям, бюреры (далее: операторы) способны поддерживать телекинетическую связь с управляемыми ими предметами (далее: объектами) в любой среде. Физические параметры среды не оказывают заметного влияния на телекинетические способности операторов. Ограничения пространственной связи требуют проведения дополнительных опытов. Выявлено, что сила (понятие абстрактное) оператора зависит как от физических параметров объекта (вес, форма, атомная структура), так и от…

Вибрация корпуса передавалась на рычаги управления, и они мелко дрожали под пальцами. Монотонно гудела силовая установка, лязгали гусеницы. Прокручивая в голове схему расположения объектов станции, я следил за дорогой и часто поворачивал, следуя указаниям Анны, которой Бугров отдал лист с маршрутом. Офицер по-прежнему сидел справа, Герман устроился на месте оператора левого гранатомета. Далеко впереди, в серой дымке рассвета вырастали, словно мираж в пустыне, здания ЧАЭС. Я уже видел стрелу исполинского башенного крана перед Саркофагом.

Деревья здесь не росли, вокруг раскинулся унылый пейзаж – пустошь, пологие холмы, одинокие развалюхи да кусты. Мы выехали к развилке, от которой одна дорога сворачивала к Семиходам, а другая вела к пруду охладителя. Я повернул влево, оставив по правому борту огромный могильник, полускрытый цепью длинных холмов с остатками бетонной ограды. Бугров оторвался от гранатометного прицела и долго смотрел в призму приборов наблюдения: с могильника могло появиться все что угодно.

В сумерках впереди показалось пятиэтажное здание с темными окнами, через дорогу стояла будка подстанции. Я спросил у Ани: «Нам между ними обязательно проезжать?» – и услышал в наушниках шлемофона: «Маршрут проходит мимо здания». В разговор вмешался Бугров: «Следуйте точно по маршруту, иначе завязнем в аномалиях».

Ну ясное дело. А иначе по Зоне все на танках раскатывали бы, мы едем только благодаря схеме Северова и Ане. Но все равно не нравилось мне это – вокруг свободное пространство, а пятиэтажка стоит у самой дороги, удобное место для засады.

Бугров вновь приник к прицелу. Герман сидел неподвижно – он отличался от погибших рядовых сектантов из нашего отряда только внешностью, но не поведением. «Костя, внимание!» – сказал я, и в шлемофоне раздалось: «Есть». Танк ехал прямо к пятиэтажке. Бугров левой рукой сжимал рукоять управления гранатометом, большой палец застыл над кнопкой, правой держался за рычаг, изменяющий угол наклона. «Алексей, правее», – сказала Аня. Я отжал бортовой, машина повернула, в окуляре здание поползло влево, а подстанция вообще исчезла из виду. Впереди дрожало облачко горячего воздуха, дальше, под кирпичной стеной, раскинулось озерцо жгучего пуха.

«Так держи. Только не разгоняйся. Прямо… Теперь влево, быстро!» – Я уже и сам разглядел глубокую яму, над которой то и дело возникали зеленые молнии. Почему зеленые, что это значит? Электра синяя, а холодец не дает молний…

– Гранатометчик на три часа! – заорал Лабус. Башня за спиной стала поворачиваться. Из-за угла пятиэтажки выскочил «черный» с коротким гранатометом на плече, сверкнула вспышка.

Хорошо, что гусеницы прикрыты экранами. Да и я вовремя развернул танк, иначе стрелок всадил бы заряд по перпендикуляру к поверхности, и нам не помогла бы никакая броня.

Граната ударила в борт по касательной, и сработавший блок динамической защиты спас нас.

Она все же пробила броню, но осколки удержало спецпокрытие из прочной кевларовой ткани, которым изнутри покрыт отсек. Уши заложило, я съежился на сиденье. Сквозь наполнивший голову пронзительный звон донесся частый стук: Лабус открыл огонь из спаренных пушек.

Танк ехал вдоль здания, в десятке метров я видел заросшую ржавыми волосами стену. На углу из окон второго и третьего этажей высунулись монолитовцы с гранатометами, но выстрелить никто из них не успел – тридцатимиллиметровые снаряды вломились в здание.

Бронебойные снаряды из «А4» могут уничтожать легкобронированную технику в полутора километрах. Лабус к тому же переключился на максимальный темп, а ствол у этой пушки повышенной крепости и позволяет отстрелять боекомплект без пауз для охлаждения и прочих задержек…

Наклонная полоса разрывов прочертила парадную стену, взломав кладку между окнами. С крыши повалилась черепица, красно-коричневой пылью разлетелся сырец и разорванные выстрелами ржавые волосы.

Через мгновение постройка сложилась внутрь. В последний миг с падающего фасада соскочил «черный» – и свалился в яму, где притаилась незнакомая аномалия. Когда монолитовец выпрыгнул из нее, одежда на нем тлела и отпадала лоскутами вместе с кожей, шлем потек, фигура плавилась, будто он попал в бассейн с серной кислотой. Сектант выбрался из ямы, сделал неверный шаг, упал – и потом руины остались позади.

Грохот смолк. Я похлопал ладонью по шлему, сглотнул, зажмурился, раскрыл глаза и спросил:

– Все целы? Аня, ты как?

– Я цела, – ответила она.

– Лабус?

– Архг! – прорычал напарник и вдруг заухал своим совиным смехом. – По нервам продрало! Выдержала наша машинка, а?

– Не очень-то она выдержала, – проворчал я. – Не слышишь, что ли?

В гул дизеля и обычные звуки, сопровождающие передвижение танка, вплеталось кое-что новое – неприятный лязг, доносящийся с правого борта.

Герман на своем сиденье пошевелился – а я и забыл про него, так неподвижно и тихо он сидел все это время, – повернул голову, скользнул по мне отрешенным взглядом и опять уставился в окуляры.

– Светает, – сказал Бугров.

Тусклый свет лился с неба – зябкий, холодный. Мы ехали мимо холма, трава на склоне ходила волнами в порывах ветра.

– Морозный день будет, – заметил Костя.

– Алексей, влево вокруг холма, – сказала Аня. – Так. Теперь… Смотрите, впереди!

За холмом была железнодорожная ветка, возле покосившегося шлагбаума стояла будка обходчика. Я вдавил педаль газа, дизель взревел, лязг стал громче.

– Костя, внимание на будку.

– Вижу, – проворчал он. – Нет там никого.

За обводным каналом маячило здоровенное здание башенного охладителя с непропорционально широким основанием, будто расплющенное собственным весом.

Когда машина миновала старый переезд, ее качнуло, доски перекрытия между рельсами с треском полопались. Я приник к окулярам. Стало светлее, теперь атомная станция была хорошо видна впереди. Вот она, цель операции. Огромные строения, бетонные пролеты, крыши и стены, провешенный на столбах трубопровод, решетчатые мачты, навесы, колючая проволока… Торчит в небо полосатая труба, укрепленная восьмиугольными дисками. И все это блеклое, серо-синее, невзрачное. Рядом свинцовая гладь пруда охладителя, в стороне – длинное недостроенное здание, окруженное подъемными кранами.

– Никто нас не встречает, – сказа Лабус. – Затаились они, что ли?

– Затаились, – подтвердил Бугров. – Но они там, ждут.

Что-то странное было в его голосе, и я оторвался от окуляров. Офицер сидел, сгорбившись на слишком маленьком для него сиденье, наклонив голову. Профиль – будто из камня высеченный, прямой нос, выступающий подбородок… вдруг я понял: губы его дрожат. Или нет, скорее он что-то быстро шепчет. Несколько секунд я рассматривал его, наконец Бугров повернулся ко мне. Глаза не бегают, но и не застыли, как тогда, у дома Доктора или на барже при встрече с Северовым, они просто стали человеческими! Лицо Бугрова ожило. Это что, близость станции так на него действует? Монолитовец вновь уставился в окуляры прицела, и я отвернулся от него.

Мы проехали мимо брошенной пожарной машины – краска облупилась, поблекла, сквозь радиатор проросли кусты, из лобового окна торчали ветки дерева. ЧАЭС осталась по правую руку. Вдалеке виднелся комплекс пускорезервной котельной, через которую, по словам Бугрова, группа и проникнет на станцию.

– Гранатометчики на позициях, – произнес вдруг Герман.

Он заговорил впервые, и я чуть не подскочил на сиденье. Голос у монолитовца был тихий, вежливый и звучал с едва уловимым акцентом. Немец он, что ли?

Машина набрала приличную скорость, приближаясь к воротам в бетонной ограде – въезду на территорию станции. Рядом был блокпост: мешки с песком, сложенные полукругом. Над ними мелькнула голова, и Бугров с Германом одновременно открыли огонь.

Гранаты из курсового гранатомета и снаряды спаренной пушки разнесли блокпост за несколько секунд – в ответ так и не прозвучало ни одного выстрела. Миновав ворота, машина выскочила на заасфальтированную площадку перед трубопроводом на приземистых толстых опорах. Я на скорости повернул, гусеницы со скрежетом взломали старый асфальт, и мы понеслись по объездной дороге.

Над башней промелькнула реактивная граната, далеко в стороне грохнул взрыв. Тут же второй прозвучал слева, сработал блок реактивной брони, машину тряхнуло. Борт осыпало осколками разорвавшегося боеприпаса.

В отсеке пронзительно запищал сигнализатор – машину захватил лазерный луч вражеского дальномера. Тревожно замигал индикатор на приборной панели.

– Лабус!! – заорал я.

Теперь он должен нажатием кнопки разомкнуть электрические цепи в шахтах многоспектральных гранат, чтобы автоматика не могла выстрелить ими, позволить ей довернуть башню в сторону противотанковых средств противника и уничтожить их огнем из пушек… это секунд семь. Либо довериться автоматической системе управления так называемых «точных индикаторов вычислителя» – секунды четыре максимум. Костя выбрал второе. Я сжался на сиденье: вот-вот в нас полетят противотанковые ракеты. Четыре секунды истекли, башня с жужжанием развернулась. Автоматика задала нужный вектор, запустила дымовые гранаты. Затем поворот еще градусов на тридцать – опять пуск гранат. В окулярах я заметил край аэрозольного облака. Тревожный писк смолк, когда оно заглушило настройку чужого лазерного луча, и тогда Лабус открыл огонь из пушек.

Дорога круто повернула, я потянул на себя рычаг.

И увидел, куда стреляет напарник. Далеко в стороне стояло длинное здание из серого бетона, по краю крыши потянулась цепь разрывов. За пару секунд они накрыли ее почти по всей длине.

Здание осталось позади, теперь мы ехали между трубопроводом и обводным каналом. Эта часть пути мне сразу не понравилась: слишком узко, справа деревья и бетонный спуск к воде, слева закрепленные на опорах толстые трубы.

Зато пускорезервная котельная была теперь рядом.

На крыше ее мелькнула крошечная фигурка, в нашу сторону протянулась тонкая белая полоса. Гранатометчик выстрелил с упреждением, но находился слишком далеко и плохо рассчитал траекторию. Мне даже не пришлось тормозить – граната ударила в трубопровод. Лабус развернул башню в сторону стрелка, подняв пушки, дал длинную очередь. Сектор обзора у механика слишком узок – я не видел, куда полетели снаряды.

Застучал танковый пулемет Калашникова, смолк, опять громыхнули пушки. Вражеская ракета пронеслась высоко над нами, улетела куда-то в обводной канал. Танк несся на предельной скорости. Трубопровод хорошо прикрывал нас, если бы не он, противник давно бы сжег машину. Гранатометчикам и расчетам ПТУР только и остается атаковать с возвышенности, но их давил огнем Лабус, я постоянно слышал жужжание поворотных приводов башни и короткие очереди.

Два взрыва раскололи асфальт перед самым танком, осколки ударили в лоб, заскребли по броне, я машинально зажмурился, но тут же раскрыл глаза. Бугров что-то прорычал.

– Что?… – начал я, и он крикнул:

– Вправо!

Из-за взрывов я чуть не проскочил поворот. Выжал главный фрикцион, перебросив передачу, потянул на себя рычаг бортового. Вдавливая тормоз, машинально хотел включить ручник, как на автомобиле, но вовремя опомнился. Бортовые рычаги не выпустил – танк крутанулся на одном месте, я услышал сдавленный возглас Ани, наверное, ударилась обо что-то в башне. Опять взвыл сигнализатор – нас захватил лазерный дальномер. И тут же левый борт потряс мощный удар.

Танк содрогнулся и закрутился на месте. Выстрел наверняка повредил силовую установку, гусеницу разорвало, скрежет резанул по ушам. Я бросил рычаги, вырубив передачу, прокричал:

– Покинуть машину!!!

Корпус вновь дрогнул, будто в него врезали мощным тараном. Приборная панель мигнула, сработала пожарная сигнализация. Автоматически включились фильтровентиляционная установка и система пожаротушения.

Бугров с Германом откинули люки, выбросили наверх ранцы и полезли следом. Я замешкался, одной рукой потянул рюкзак, второй схватил шлем БТС. Винтовка зацепила прикладом край люка, я рванул, ремень сдавил шею. Выпрыгнув наружу, оглянулся – Аня перебросила ноги через контейнеры ПТУР на гусеничную полку, соскочила и спряталась за машиной. По броне барабанили пули, одна врезалась в металл возле плеча, вторая ударила между расставленных ног. Я съехал по наклонному лобовому листу, откатился вбок, упав на асфальт возле девушки, вскочил. Пригнувшись, стащил с головы танковый шлем, бросил, надел другой.

Нас подбили возле обводного канала, перед въездом на стоянку у котельной. Рядом влажно поблескивал бетонный спуск, под ним плескалась вода. Пули с визгом рикошетили от брони. Я загрузил БТС, сдвинул на лицо очки. Бугров и Герман залегли позади кожуха какого-то агрегата, подключенного к трубопроводу, усеянного разбитыми манометрами и ржавыми вентилями. А где Лабус, почему не вылезает? Машина стала неподвижной мишенью, теперь ее легко расстреляют, тут уж много навыков не надо.

– Костя! – крикнул я, но голос утонул в грохоте. Ухватил Аню за руку, дернул к себе и прокричал в ухо:

– Где твой рюкзак?!

– Внутри остался! Но аппарат для дыхания у тебя!

– Ладно, бежим по моей команде!

Она кивнула.

По нам били с верхних этажей, машина содрогалась, из корпуса вырывались клубы едкого дыма. Герман приподнялся, целясь из арбалета, но тут кто-то с крыши здания полоснул по агрегату очередью, и монолитовец упал обратно,

– Лабус! – опять проорал я. Повернулся к девушке, собираясь сказать, чтобы бежала к Бугрову с Германом, и тут башня сдвинулась с места. Значит, напарник разрешил вычислителю отыскать вражеские противотанковые средства, и теперь положенное на это время истекло, Башня задрожала, трассы снарядов прошили холодный утренний воздух, впились в верхние этажи, кроша облицовку стены, взламывая армированный бетон. Плавно поползли в сторону спаренные стволы, опустились и поднялись, волнообразная полоса разрывов прошлась по зданию, выкашивая все, что находилось там,

– Наружу! – крикнул я, в бессилии сжимая кулаки.

Нет, не мог Лабус просто так бросить машину, ему хотелось поставить жирную точку, а скорее уж – восклицательный знак в конце нашей поездки. Когда боекомплект тридцатимиллиметровых пушек иссяк, напарник откорректировал прицел и запустил три оставшиеся ракеты. Танк качнулся, из цилиндрических контейнеров ударило пламя. Аня присела, зажав уши. Я отскочил от машины и чуть не свалился в канал, взмахнул руками на самом краю бетонного скоса. Одна ракета врезалась в здание, две ушли выше, пронеслись над крышами… И впились в торчащий над котельной кирпичный цилиндр.

Эта труба была поменьше, чем знаменитая полосатая громада над Саркофагом, но тоже велика. Ракеты ударили в ее середину и взорвались. Труба просела.

Распахнулся люк на башне, Лабус выпрыгнул наружу, лязгнул пулеметом о ствол пушки. Прижимая к груди рюкзак, скатился на переднюю часть машины. Я схватил Аню за плечо, крикнул:

– Бежим!

Труба кренилась в нашу сторону – медленно, тяжело. Грохот разрывов смолк, стрельба из полуразрушенного здания прекратилась, и мы услышали приглушенный хруст сминаемой кладки.

Толкнув Аню перед собой, я побежал. Бугров с Германом выскочили из-за укрытия, Лабус помчался за нами.

Мы вылетели на стоянку перед главным корпусом котельной. Я глянул через плечо – напарник почти догнал нас.

– Не тормози! – крикнул он, просовывая руку в лямку рюкзака.

Труба рушилась в нашу сторону. Мы почти достигли дверей, когда надломленная верхушка кирпичного цилиндра со штырями антенн и громоотводом оторвалась, полетела вниз – она падала стремительно, но движение огромной массы казалось неспешным.

Монолитовцы нырнули под козырек, вбежали в распахнутые двери. Я вновь толкнул Аню перед собой, мы оказались в узком холле. Ботинки Лабуса забухали по гниющему паркету. И потом здание содрогнулось – будто пятисоткилограммовая фугасная бомба обрушилась на него.

* * *

Впереди хлопнул «Сааб». Преодолев два коридора и трижды свернув, мы с Аней и напарником оказались в просторном зале. Монолитовцы уже стащили крышку канализационного отверстия, открыв колодец с уходящей вниз лесенкой. Под стеной лежал труп «черного» с развороченной грудной клеткой – края бронепластин вогнулись внутрь раны, вокруг тела растекалась кровь.

В углу зала шипел клубок молний. Я шагнул к ним, Пригляделся – что за странная аномалия? Вроде и электра, но почему зеленая? И что там мерцает в сердцевине светового облака? Ага, это такая же, как та, которую мы видели возле дома на подъезде к ЧАЭС, где монолитовцы устроили засаду, – та, что разъела одного из них будто кислотой.

– Алексей, не подходи близко, – попросила Аня. – От нее очень неприятное излучение.

Пожав плечами, я вернулся к люку. Развернул проекцию БТС – давно ею не пользовался, – оглядел зеленую сетку. Шкала целей нейтральная, никаких иконок, кроме трех зеленых шестиугольников и желтого квадрата.

Включив фонарь, Бугров встал возле люка и скомандовал:

– Все вниз.

Первым полез Герман, за ним Лабус, я и Аня. Короткая лестница метра на два не доставала до пола, пришлось прыгать. Выпрямившись, я запрокинул голову и поднял руки. Повисшая на нижней скобе Аня сказала:

– Нет, отойди, мешаешь.

Я шагнул вбок, она спрыгнула. В широком туннеле было сыро и холодно, сквозь бетон проникал гул – где-то рядом шел поток воды.

– Это коллектор обводного канала? – спросил я. – Северов хотел, чтобы мы по нему добрались до Кречета?

Бугров, спрыгнувший последним, ответил:

– Так и есть, Курортник. Вокруг станции много отстойников, с водой и без. Все бассейны связаны коллекторами, но находятся на разных горизонтах, в некоторых сброс воды происходит самотеком. Поднимаются в нужной комбинации заслонки, и все, понимаешь?

«Так и есть, Курортник», «понимаешь»… Он говорил совсем не так, как раньше, использовал выражения, каких до того не употреблял, к тому же теперь голос офицера наполняли нормальные, живые интонации.

По наклонному туннелю спускались больше минуты. Проекция свернулась трубой, вскоре книзу от нее протянулась другая труба, короткая, соединенная с третьей, – вместе они напоминали перевернутую набок букву «Н». Герман, потом Бугров исчезли из виду, раздался приглушенный плеск. Лабус повис на руках, сдвинув ноги, спрыгнул в лаз. Внизу шумела вода – если уровень поднимется, затопит и этот туннель. Я сказал Ане: «Давай за ними», – и спрыгнул.

Лаз вел в извилистую кирпичную кишку. Впереди загорелся свет, я включил наствольный фонарик. Кладка заросла белесым мхом, когда я случайно коснулся его перчаткой, на ткани остались маслянистые пятна. Пахло отвратительно, да к тому же непонятно чем – то ли мертвечиной, то ли отбросами и гнилой водой, а скорее и тем, и тем.

По стенам сбегали грязные струйки, под ногами хлюпало, мы брели по коричневой жиже с зеленоватым налетом. Иногда луч фонаря выхватывал наросшие на потолке водоросли – вроде и не ржавые волосы, но как-то подозрительно похожи. Все пригибались, чтобы не задевать их. Запах стал еще хуже, от него уже першило в горле. Лабус, чихнув несколько раз подряд, сказал:

– Да ну его в мапупу! Давайте аппараты дыхательные наденем, зачем мы их вообще тащим?

– Затем тащим, что скоро они нам понадобятся, – ответил Бугров, не оглядываясь.

«Все же как изменился его голос», – опять подумал я. Ответ прозвучал совершенно по-человечески – немного раздраженно, уверенно, с легкой снисходительностью.

– И тогда нам может пригодиться весь их ресурс, – добавил офицер.

– Ну так хоть идите быстрее, – буркнул Костя. – И почему за нами никто не бежит? Леха, ты видишь что-нибудь?

– Пусто на проекции, – ответил я.

– Ага, а почему? Они должны за нами сейчас…

– Ты там трубу обвалил, Костя. И вообще, такой шум поднял в конце… Они, наверное, еще не очухались. Вот очухаются – тогда и побегут.

Кишка закончилась большим залом, сухим бассейном водоотстойника. Полоска дневного света падала на пол из широкой щели в потолке – бассейн закрывали не сошедшиеся до конца металлические створки. В конце помещения темнел перекрытый решеткой зев туннеля. Очень большого туннеля – туда и грузовик-десятититонник въедет. Бугров погасил фонарь, поднял «Сааб» и дважды выстрелил, положив гранаты точно в основание решетки. Часть ее провалилась, гулкое эхо разнеслось по залу, отразившись от пола и стен, вырвалось наружу сквозь прореху между створками.

– Ну вот, теперь они знают, где мы, – сказал Лабус. – И если…

Сверху спикировали шелестящие тени. Раздался писк, Аня вскрикнула, захлопали крылья. Все присели, я выхватил «файв-севен», Лабус выстрелил. Стая здоровенных летучих мышей пронеслась низко над нами – и пропала в глубине зала, оставив на бетоне несколько разорванных пулями тел. Одно еще дергалось, било изломанными крыльями по полу. Выругавшись, Лабус выпрямился, шагнул к нему, занеся ногу, Аня крикнула: «Не надо!», – но поздно – ботинок опустился, каблук размозжил черную башку. Девушка отвернулась, отходя в сторону. Затем подняла голову и сказала:

– Что это за звук?

Проникший в бассейн гул насторожил и меня. Он быстро нарастал. Может, потому-то нас никто и не преследует, они решили поступить иначе…

– Гудит что-то, – сказал Костя. – Причем все громче. Э, да оно совсем близ…

Я едва успел отключить БТС, как поток воды ударил из лаза за спиной и сбил нас с ног. Меня потащило по бетону, я уперся руками, встал, преодолевая течение, шагнул вбок. Широкая мутная струя била под сильным напором, заполняя бассейн пенящейся жижей, полной грязи и мусора.

– Курортник! – закричала Аня.

Треугольный плавник рассек поверхность воды между нами и повернул к напарнику. Я крикнул:

– Лабус, сзади!

Он выхватил нож, повернув клинком вниз, двумя руками обрушил на тварь. Вода забурлила, Костю отбросило назад, плавник развернулся вместе с торчащей вертикально рукоятью ножа, рванулся к нам с Аней.

– Берегись! – заорал Бугров из-за спины Лабуса и сильно толкнул его. Напарник отлетел в сторону, с головой исчез в воде, и тогда стал виден стоящий за ним Герман. Широко расставив ноги, он поднял арбалет и выстрелил. Я успел подумать, что если подводную тварь не взял широкий армейский нож, то уж тем более ничего с ней не сделает тонкий наконечник стрелы. Хотя ведь там какая-то штука серебристая прикручена…А потом стрела вонзилась в тварь и взорвалась.

Меня опрокинуло на Аню, мы очутились под водой. Высокая волна прошлась над нами, ударила в стену, покатилась обратно. Девушка задергалась подо мной, я вскочил, поднял ее. Вода еще бушевала, мусор качался на ней, и вместе с мусором – остатки твари. Бурлящий поток вынес на поверхность оторванную лапу: гладкая скользкая шкура, когти-крючки, между ними перепонки.

– В туннель! – крикнул Бугров, поворачиваясь.

– Леха, давай! – это уже Лабус.

«М4» давно намокла, но все же я стащил ее со спины и поднял над головой. Подталкиваемые в спину потоком, мы добрались до решетки. Течение усилилось, вода вливалась между прутьями, закручиваясь пенными водоворотами, неслась дальше по темному туннелю. Уровень поднялся до груди. Аня поскользнулась, с головой ушла под воду, я подхватил ее.

Течение втолкнуло нас в широкий зев туннеля. Когда стало совсем темно, в руке Бугрова тускло загорелась ХИС-трубка. Монолитовец несколько раз взмахнул ею, встряхивая реактив, – своды озарило зеленоватое свечение.

Туннель оказался длинным, поток все набирал силу, стал слышен нарастающий гул водопада. Уровень еще поднялся – выныривая на поверхность, я цеплял свод шлемом. Намокший рюкзак тянул книзу все сильнее. Боеприпасы на жилете – значит, можно избавиться от него. Я скинул с плеча лямку, вторую, рюкзак камнем провалился ко дну, и сразу стало легче. Перевесил винтовку за спину. Работать она не будет, пока не просушить, тут все понятно, – но вот испортился ли сканер на шлеме?

Мы с Аней плыли последними, зеленая полоска ХИС-трубки то мелькала под потолком впереди, то исчезала в воде. Гул водопада усилился, вода забурлила, течение стало стремительным. Трубка погасла, в темноте рука девушки ухватилась за мое плечо, я накрыл ее своей, сжал тонкое запястье, но сразу отпустил: потянуло вниз; я забил руками по поверхности, пытаясь удержаться на плаву. Пальцы соскользнули с плеча. Туннель закончился – поток устремился вниз.

Он выбросил нас в следующий отстойник. Пролетев пару метров, я свалился в заполненный больше чем наполовину бассейн, ушел под воду, оттолкнулся от дна и увидел мерцание трубки в стороне. Вынырнув, поплыл к ней. Крикнул:

– Аня!

С глухим гулом вода падала позади. Металлические створки потолка были сведены вплотную, дневной свет сюда не проникал.

– Аня! – прокричал я громче.

Зеленый свет мелькал совсем близко, то угасая, то разгораясь, я сделал несколько сильных взмахов и разглядел качавшуюся в волнах трубку. Схватил ее, поднял над головой. Ноги едва доставали до пола, приходилось подгребать рукой.

Мерцающий свет озарил девушку, вынырнувшую рядом. Донесся голос Бугрова:

– Сюда, быстро!

Аня подплыла, фыркая и булькая, я сказал: «Возле меня держись», – повернулся – в тусклом свете трудно было что-либо толком разглядеть. Потолок далеко вверху, в стене слева темнеет что-то круглое – лаз там вроде? – рядом с ним двигаются фигуры.

– Леха!

– Лабус, я тут! – выкрикнул я.

– Курортник, сюда! – опять Бугров.

– Плывем к ним, – сказал я Ане, и тут сверху в нас полетели какие-то предметы.

Они врезались в воду передо мной, по сторонам, один чуть не зацепил голову, в лицо ударили брызги… Да это же гайки с болотами, а еще куски арматуры! Что за дела, кто это там в нас…

Кусок железа ударил по трубке, едва не выбил из рук. Аня ойкнула.

– Что? – крикнул я.

– В плечо попали!

– Плывем к стене! Кто в нас кидает…

– Это бюреры!

Теперь я понял, что происходит: под потолком шли узкие мостки, там и появились карлики. Мимо просвистела гайка, и я отшвырнул ХИС-трубку далеко в сторону. Вот так, попробуйте теперь прицелиться…

– Ныряй, – сказал я девушке. – Слышишь?

– Да.

– Ныряй к тому лазу.

Запущенный с приличной скоростью болт ударил по шлему, в голове загудело, и я нырнул. Проплыв несколько метров, поднял голову над водой. Так – лаз ближе, и бюреры теперь не знают, где я. А девушка?

Раздалось фырканье, ее голова показалась над поверхностью совсем рядом, дыхание коснулось щеки. Все, они нас потеряли. Зал озарила вспышка – Герман снова выстрелил из арбалета.

Ярко-красный свет отразился от воды, загоревшейся мириадами всполохов, лизнул стены и потолок. Со скрежетом один из мостков просел, кренясь.

В три взмаха я достиг лаза в стене – и понял, что никакой это не лаз, а большой, наглухо задраенный железный люк. Возле него маячили головы Лабуса и Бугрова, второй монолитовец нырнул сразу после выстрела. Офицер надел дыхательную маску, повернувшись ко мне, ткнул пальцем вниз, потом показал влево и исчез под водой.

– Леха, ты как… – начал Лабус. По стене и люку забарабанили снаряды бюреров, он крикнул: – За нами давай!

Он нырнул. Я достал из сумки на ремне аппарат, вставил загубник в рот, повернул клапан – работает. Вытащил, протянул девушке. Большая гайка больно ударила по запястью. Загнутый, как бумеранг, кусок арматуры с лязгом врезался в люк.

– Ты первая! – прокричал я. – Держимся за руки. Под водой ни черта не видно, считай до шестидесяти, делай глубокий вдох и передавай аппарат мне. Ясно?

Она кивнула, вставив в рот загубник, схватила меня за руку и опустилась с головой. Я нырнул следом, мы поплыли вдоль самого дна.

Воду пронзали прямые трассы пузырьков, словно сверху кто-то стрелял из автомата; куски металла падали на дно. Меня ударило в спину между лопатками, потом в поясницу. Впереди замерцал холодный свет – Бугров разжег еще одну трубку, отпустил ее, зеленое облако стало медленно всплывать. Я увидел проем, в котором мелькнули ноги Лабуса.

А ведь и карлики наверняка заметили свет, он для них как маркер, обозначивший цель.

Сильно ударило в затылок, даже шлем не помог, – я выдохнул, от боли позабыв, что вдохнуть не смогу. Перед глазами поплыли разноцветные круги. В губы ткнулось что-то мягкое, уже ничего не соображая, я задергался, увидел загубник, поднес его к лицу и вдохнул. Что-то угловатое, тяжелое давило сверху, прижимая ко дну левое плечо и руку. Я попытался перевернуться, не смог, завел правую руку за спину, нащупал шершавую поверхность арматуры. Они что, сорвали один из мостков со стены? Или это тот, поврежденный взрывом, обвалился? Аппарат, имеющий нулевую плавучесть, покачивался в воде рядом. Трубка всплыла, зеленый свет лился сверху, я разглядел Аню неподалеку. Упираясь ногами в стену и пол, она пыталась стащить с меня мосток.

Вдохнув еще дважды, я махнул ей рукой, показывая, что хочу отдать аппарат, – и тут в воду бухнулся карлик. Он врезался в дно между нами, перед глазами мелькнула оскаленная морда. Бюреры совсем охренели, стали сородичами швыряться?! Я задергался, шаря у пояса в поисках ножа, а бюрер вцепился мне в шею. Когти продрали кожу, карлик подтянул себя ближе. За ним возникла Аня, ухватила бюрера сзади, тонкие пальцы надавили на выпученные глаза, выворачивая голову. Бюрер разинул пасть в неслышном крике, и девушка сунула в нее что-то, зажатое в кулаке. Рука вынырнула обратно, Аня оттолкнулась от дна, отлетела к стене. Какая-то сила крутанула бюрера, будто юлу, рванула вверх. Тело ракетой вылетело из воды, упало обратно и стало опускаться ко дну… уже мертвое. Пасть разорвало, она превратилась в темно-красную рану, череп треснул.