Текст книги "Александр Золотая Грива 2 (СИ)"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

  – Дорогие гости! По обычаям нашего цирка победитель схватки получает награду – самую красивую женщину Константинополя. Но сегодня решено отступить от правила.

  При этих словах толпа негодующе взвыла.

  – Нет, нет, – успокаивая зрителей крикнул объявляющий, – награда не уйдёт от Героя. Он получит её прямо здесь и сейчас!

  По взмаху руки стражники вывели маленькую упирающуюся женщину, закутанную с ног до головы в белый мафорий. Один из стражников грубо дёрнул край, тонкая ткань затрещала и разорвалась. На женщине остался только небольшой, размером с полотенце, кусок мафория, которым она безуспешно пыталась закрыться. Зрители довольно зашумели, предвкушая новое зрелище. Восточный Герой, до этого недовольно наблюдавший за внезапной помехой на пути к славе, вдруг переменился. Он дико закричал, безобразно разевая рот, отшвырнул ненужный меч и бросился на женщину. Та замерла, парализованная страхом, словно суслик возле норки. Тысячи зрителей, затаив дыхание, наблюдали, как здоровенный Герой на бегу сорвал с себя остатки одежды и накинулся на женщину, как горилла на кролика. У него видимо что-то помутилось в голове, потому что он прямо упал и покатился по окровавленному песку вместе с ней. Остановился, швырнул женщину прямо на трупы викингов и, на глазах тысяч людей, стал насиловать. Настала гробовая тишина. А потом цирк взорвался воплями. Зрители орали так, что тряслась земля и сыпалась пыль с крыш. Пожилые ветераны, мужчины и женщины вскочили с мест, кричали, прыгали и визжали, глядя на страшную сцену.

  Александр видел, как на арену вывели маленькую женщину. Ему и в голову не могло прийти, для чего. Что-то знакомое было в женщине, он вгляделся, вспомнил – это же Марфа, та девочка, что Зинкина мамаша подсунула ему тогда на ночь. Та самая девочка, которую отдали за копеечный долг поработать неделю, другую...

  Время вдруг остановилось! Что-то произошло вокруг, в голове, что-то непонятное. Он словно стал видеть сразу несколько картинок, как будто у него не одна пара глаз, а три, как у паука. Видел падающего на девочку Восточного Героя, голого, безумного, его толстые пальцы, срывающие остатки одежды. Видел себя, очень медленно перемещающегося в сгустившемся пространстве, руку, что никак не может достать меч из-за спины – застрял, что ли? Шум трибун накатывает волнами, то усиливаясь, то стихая. Тёмное ударило в грудь, с треском разлетелось, исчезло – ворота? Проклятый меч наконец-то выполз из тесных ножен, неторопливо поплыл над головой. Ноги в дурацких сапогах из волчьей шкуры почему-то проваливаются в песок арены чуть не до колен, а иначе как объяснить, почему так медленно и тяжело бежать? Откуда ни возьмись, вплыли двое стражников, тех самых, что вывели Марфу. Им чего-то надо от него, вон как рты разинули – кричат? – за мечи хватаются... Некогда! Недовольно кривясь, отмахнулся той рукой, в которой меч. По руке дважды лёгонько стукнуло, видно, задел ... отсечённые головы стражников подпрыгивают и на мгновение зависают в воздухе. Брызжут фонтаны крови из перерезанных сосудов. Два тела, ещё живые, одновременно шагнули. В следующее мгновение трупы валятся на песок, катятся головы ...

  ... тут же забыл.

  Александр мучительно медленно продирается через сгустившееся пространство арены и эта медлительность доводит до бешенства. Черно-красная ярость поднимается откуда-то из-под земли, заполняет всего, выплёскивается через край диким криком лютого зверя. Насильник приближается очень медленно, но всё-таки приближается. Он услышал его, Александра, крик и неспешно обернулся. Их глаза, глаза человека и нелюди встретились и тут время словно сорвалось с цепи, так показалось Александру. На самом деле он вернулся в него и оно пошло как обычно. Нелюдь сразу понял, что его ждёт. Вскакивает, рука хватает воздух – меч оказался далёко в стороне. Там, куда сам же и бросил. Под рукой только щит. Поднимает и тот час страшный удар обрушивается сверху. Деревянный щит, окованный широкими полосами толстой стали, который не пробить и копьём, разлетается на куски, как глиняный. В руке остаётся только стальная перекладина, за которую держат щит. Она спасла руку, без неё отрубило бы. Удар настолько силён, что рука омертвела. Нелюдь скрутило от боли, удар отбрасывает далёко в сторону. Восточный Герой вынужден бежать несколько шагов, чтобы не упасть. Меч по инерции глубоко врубается в землю. Александр рывком вытаскивает, поворачивается к нелюди. Тот косолапо убегает, абсолютно голый, весь в крови.

  Александр бросил взгляд на неподвижную девочку и сразу понял, что мертва. Он опоздал. Оборачивается к Восточному Герою, идёт навстречу. Неторопливо, торопиться уже некуда. Знал, что сейчас убьёт его. Однако «геройская» тварь вовсе не собиралась сдаваться и уж тем более не чувствовала вины. Немного растерянный и сбитый с толку, Восточный Герой полон сил и горел желанием отомстить за публичный позор. Наклоняет маленькую голову. Зубцы короны нацеливаются на Александра, как маленькие острые рожки. Александр стремительно бросается навстречу. Он ничего не высчитывал, у него не было плана сражения с опасным противником. Просто хотел убить любым способом. Как только враг оказался в пределах досягаемости, рубанул изо всех сил, целясь мечом по рогам. Герой быстро уклонился, но недостаточно – острый кончик лезвия рассёк позолоченную корону, наискось пропарывает лицо. Кровавая борозда до кости разваливает бровь, глаз лопается, словно мыльный пузырь, лезвие вскрывает левую щёку и челюсть. Белый комочки зубов падают на песок следом за половинками короны. Вздутые мышцы левой груди разваливаются пополам, кровь хлыщет потоком. Зрители ахнули в один голос – такого удара их любимец ещё не получал! У него вообще не было шрамов. До сегодняшнего дня.

  Оглушённый, мучимый острой болью и растерянный, Восточный Герой бросается в слепую атаку. Длинный тяжёлый меч завертелся в воздухе, с визгом распарывая пространство и тысячам людей, что замерли на трибунах, показалось – ничто и никто не остановит смертоносное вращение. Александру было всё равно, выживет в этом бою или нет и он тоже бросился в атаку, не заботясь о защите. Два меча столкнулись в горячем воздухе арены раз, другой, третий ... Удары сыпятся с необыкновенной скоростью, всё пространство вокруг арены звенит и трещит, словно хрустальное поле рассыпается на мелкие куски. Будто дьявол молотит подкованными копытами по стеклянному полу. Никто не понимает, что происходит на арене. Противников окутывает облако белой пыли, внутри сверкает, гремит, словно клубок молний пытается вырваться наружу.

  Внезапно всё стихает. Из облака пыли, шатаясь, выходит Александр. Всё тело засыпано белым. Только меч, огромный, зазубренный, чёрен от крови. На белой коже появляются тёмные пятна, наливаются, набухают и вот тоненькие ручейки крови бегут вниз, по лицу, по груди на живот и далее по ногам. Страшная белая фигура воина, заливаемая кровью медленно идёт к трибунам. За спиной, в опадающей пыли валяется разрубленное на куски громадное тело бывшего Героя. Засыпанное пылью и песком, издалёка кажется, что это кровавый нарыв, вскрытый безжалостной рукой, растекается отвратительной жижей. Кто-то не выдержал, тонко завизжал. Расталкивая толпу остолбеневших зрителей, первыми бросились бежать женщины, за ними мужчины, дети. На трибунах поднялась паника, сразу сотни людей бросились к выходам, но они были очень узкими, рассчитанными на выход по одному, два. Началась давка. Передние, прижатые к ограждению, дико кричали, не в силах вырваться. Напирающие сзади давили так, что затрещали перила, десятки мгновенно задохнулись. Наконец, ограждение не выдержало, рухнуло и вслед за ним повалились трибуны. Передние ряды погибли почти сразу под тяжестью трибун, сверху падали новые и новые люди, калечась на обломках, на них прыгали другие. В нагретом, неподвижном воздухе почувствовался запах дыма. Видимо, в комнатке под трибунами, а там было много разных помещений, горела лампа или очаг. Деревянные перекрытия рухнули и огонь стал распространяться. Сначала из горы обломков поднимался дым, всё сильнее, а потом вспыхнуло! Рыжее пламя выпрыгнуло из тьмы развалин и начало стремительно пожирать трибуны.

  Александр медленно брёл к останкам девочки, не замечая ничего вокруг, не слыша криков и не чувствуя боли в разъедаемых солью ранах. Блуждающий взгляд случайно упал на какой-то ворох тряпья. Это оказался плащ Восточного Героя. Поднял, стряхнул пыль. Бережно укрыл трупик, взял на руки. Он смутно помнил, что где-то рядом есть ворота, надо туда. Под единственной уцелевшей трибуной мечутся люди, что-то кричат. Никто не обращает внимания на гладиатора с мёртвой девушкой на руках. Длинный коридор оборвался, появляется свет. Мир вокруг как-то странно расплылся, глаза защипало, наверное соль попала, подумал Александр. Так и брёл, не замечая никого вокруг, пока не упёрся в забор. Потоптался на месте, не зная, куда идти, потом свернул направо, дошёл до угла сарая и там просто сёл на землю. Белый плащ насквозь пропитался кровью, течет по рукам, капает на землю. Долго сидел, ни о чём не думая, просто глядя вдаль. Когда в глазах перестало всё расплываться, поднял голову.

  Далёко-далёко, вверху, на недосягаемой высоте плывут облака. Обгоняют друг друга, сталкиваются, разлетаются в разные стороны. Он вдруг представил себя таким облаком, высоким и равнодушным к земным делам. Что им, небожителям, наши заботы? Суета глупых насекомых. Много ли мы обращаем внимания на то, что творится у нас под ногами? Стало одной козявкой меньше и что? Сколько их, маленьких людей, гибнет каждую минуту на этой земле, тысячи и тысячи. И столько же появляется на свет. Остро захотелось домой. Ласковое, тёплое море, солнце, всегда синее нёбо, люди, смуглые и кареглазые, весёлые и добрые, быстро забывающие обиды. Но всё – и люди, и море чужое. « Как хорошо пройтись по прихваченной первым морозцем земле, – подумал Александр, – и что бы ледок хрустел ... А ещё лучше, когда дождь со снегом, ветер, тучи ползут над вершинами деревьев, а ты дома, возле печки. Печь дышит тёплом, из-за небрежно закрытой заслонки багровеют догорающие головешки и пахнет берёзовым дымом. За стеной холод собачий, сырость, а тебе всё равно. Вышел на минутку на крыльцо, постоял и убежал обратно в душистое тепло. А баня? Да с веником? Эх, ядрёна мать, что ж я делаю в этой дыре, а?» Он застонал сквозь зубы, выругался.

  – Эй! – раздался тихий старческий голос, в плечо лёгонько толкнуло.

  – Ну, – буркнул Александр, не открывая глаз.

  – Ты истекаешь кровью, гладиатор. Раны надо промыть и перевязать, – произнёс тот же голос.

  Александр с трудом разлепил веки. Склонившись над ним, стоит какой-то человек, одетый в пыльное старьё и осуждающе качает головой.

  – Тебе-то что? – ответил Александр и снова закрыл глаза.

  – Рано ещё умирать, а здешняя соль быстро разъест раны. Они начнут гноиться и тебе конец.

  Кряхтя и опираясь на руки, как древний старик, Александр поднялся. Обеспокоенные раны запекло так, что чуть не застонал, но перёд незнакомым человеком неудобно. Он и сам понимал, что оставлять всё, как есть, нельзя, раны действительно загноятся.

  – Ну, веди тогда, Гиппократ, – невесело пошутил он, – к ближайшей бочке с водой.

  – Я не Гиппократ, а Феофан, – ответил незнакомец и Александр вспомнил – это же уборщик, с которым Антип, старший стражник, разрешил разговаривать. – Иди за мной.

  Феофан провёл Александра за сарай, свернул за угол. Недолго идут между старыми пустыми ящиками и, наконец, подошли к каморке Феофана. Тот же сарай, только меньше. Открыл дверь. Александр вошёл и хозяин сразу мотнул головой в сторону умывальника, а сам принялся тщательно закрывать запоры. Александр послушно направился к воде – раны действительно сильно жгло. Проходя мимо грубо сделанной деревянной полки, увидел книги. Это было настолько неожиданно и удивительно, что едва не споткнулся. Феофан, заметив изумление гостя, удивился ещё больше:

  – Грамотный гладиатор? Чудеса!

  Спустя полчаса туго перемотанный чистыми бинтами Александр лежит на жёстком топчане. Тело горит огнём, раны ноют и чешутся невыносимо, но это были признаки выздоровления. Феофан густо смазал всё порезы целебным снадобьем. Запах незнаком, как Александр не принюхивался. Не выдержал, спросил:

  – Зелье-то из чего готовил?

  – А тебе лучше не знать, – ответил Феофан, – тут сухопутных трав мало, водяными пользуемся, да ещё гадов морских сушёных добавляем.

  – Ага, гадов, значит, сушёных... – задумчиво произнёс Александр. – Ну, да ладно, лишь бы помогало.

  – Поможет, поможет, не сомневайся. Ты засни лучше, – посоветовал Феофан.

  Когда Александр проснулся, за маленьким окошком было темно. В комнате горит свет. Спина, затылок – всё занемело на жёстком топчане. С трудом повернулся. За плетёным из прутьев столом сидит на таком же плетёном стуле подметальщик и быстро пишет на длинном пергаменте. На столе ярко горит масляный светильник, рядом лежит раскрытая книга. Феофан пишет с неё. Время от времени отрывается от пергамента, читает, недовольно хмыкает, что-то бурчит под нос и продолжает писать. Александр уже привык, что окружающие его люди делают что угодно, но только не пишут и, тем более, не читают. Если бы Феофан сейчас кому нибудь резал горло тупым ножом, он бы и не удивился. Но человек читающий и пишущий – это уже из ряда вон выходящее, это сказка наяву. Топчан скрипнул. Феофан оглянулся.

  – А-а, проснулся ... Как жизнь?

  – Сушёные морские гады помогают, – вежливо сообщил Александр.

  – Ну так! Сушёный гад с протёртым хреном – это вещь. Не то, что этот хфилософ римский, – ответил подметальщик и презрительно сплюнул в угол. Слово философ он произнёс как-то с буквы "х" и ударение поставил на последний слог.

  – Чём же плох римский философ, – спросил Александр, осторожно вставая с топчана. – Отрицает основы мироздания?

  – Да он в них вообще не смыслит, – пренебрежительно отмахнулся Феофан, откидываясь на спинку стула, – это же Сенека.

  Сказано так, как будто Сенека был ни разу не грамотным крестьянином с явно выраженными признаками слабоумия.

  – Не думаю, что консул Рима Луций Анней Сенека был глуп, – ответил Александр, присаживаясь рядом на лавку.

  – Что?! – Феофан подавился воздухом, глаза вылезли на лоб от удивления, он закашлял так, что Александр испугался, как бы кровь горлом не пошла, словно у чахоточного.

  – Ты читал Сенеку? – просипел он изумлённо, – не может быть. Наверно, случайно слышал, запомнил ...

  – Нет, почему случайно, я в школе учился, в княжеской, в Киеве. Нам учитель о нём рассказывал.

  – А-а, ты этот ... Золотая Грива, вот, вспомнил! Кхе... тьфу... вот не ожидал встретить здесь учёного человека. Я думал, ты только мечом махать умеешь. И что, ты считаешь, что Сенека прав?

  – Ну, смотря в чём, – осторожно произнёс Александр. Сенеку он действительно не очень хорошо знал, а если честно, то вовсе не знал. Имя помнил, да, но где ему было заниматься философией последнее время?

  – Смотря в чё-ем ... – передразнил Феофан, – ладно. Вот смотри, сейчас ты гладиатор, ну, судьба так повернулась. Скажи, достойно ли человека, даже если он раб или гладиатор, уходить из жизни просто так, как попало? Вот что пишет по этому поводу Сенека. Так... ага, вот, сейчас переведу с варварской латыни на греческий ... так ... вот, слушай!

  «Недавно перёд боем со зверями один из германцев, которых готовили для утреннего представления, отошёл, чтобы опорожниться – ведь больше ему негде было спрятаться от стражи; там лежала палочка с губкой для подтирки срамных мест; её-то он засунул себе в глотку, силой перегородив дыхание и от этого испустил дух. – „Но ведь это оскорбление смерти!“ – Пусть так! – „ До чего грязно, до чего непристойно!“ – Но есть ли что глупее, чём привередливость в выборе смерти? Вот мужественный человек!» Каково?

  – Он не хотел оставаться рабом, – угрюмо ответил Александр и подумал – А я?

  – Ну, согласен. Сенека пишет далее: « Самая грязная смерть предпочтительней самого чистого рабства». Но! Не лучше ли погибнуть в бою на арене, чём вот так? Достойно ли воина и мужчины – а гладиатор по определению воин – уходить как попало?

  Александр встал. Он почти весь забинтован, на белой ткани проступили многочисленные тёмные пятна от мази, запах исходит просто гадский. Ну, как мумия ожила и стала ходить по комнате. Подошёл к зарешеченному окну, глухо спросил:

  – Там девушка мёртвая была ... ну, я с арены унёс. Где она?

  – Приз для Восточного Героя? Да выбросили за забор. Бродячие собаки уже съели, – равнодушно ответил Феофан.

  – За забор!? Собакам!?

  – Ну да. А куда ж ещё? Тут таких, как она, знаешь, сколько перебывало? Не сосчитаешь, – удивлённо ответил философ подметальщик, – слушай, ну, всё-таки, что ты, сам гладиатор, вот об этой мысли Сенеки думаешь?

  – Палочки для подтирки? Думаю, германец был не прав, – рвущимся от сдерживаемой ярости голосом произнёс Александр, – хотя и не мне судить его.

  – Да? Ну ладно, что-то ты разволновался так, прямо не знаю... Ложись спать.

  Рано утром Александр проснулся от того, что на руки, ноги навалилась внезапная тяжесть. Лицо закрыли толстые потные ладони, так что он ничего не мог увидеть. Ощутил прикосновение холодного железа, услышал лязг цепей. На него снова надели кандалы. Тяжесть отпустила, убрались ладони с лица. Открыл глаза, сёл. Первое, что почувствовал и увидел – это железные кольца на руках и ногах. Цепью скованы ноги, а от кандалов на руках цепи расходятся в стороны. Каждую держит стражник, двумя руками. Внимательно рассмотрел заклёпки, измерил взглядом толщину цепей.

  – И не надейся, – раздалось над ухом, – всё сделано как надо.

  Поворачивает голову – рядом стоит ухмыляющийся Антип. Это его ладони удерживали голову, пока надевали кандалы. Не говоря ни слова, оборачивается к Феофану. Тот сидит в уголке, сгорбившийся, несчастный. Глаза безостановочно перемещаются по каморке, не останавливаясь ни на секунду ни на чём. Почувствовав тяжёлый взгляд, прячет руки на груди, голову вжимает в плечи.

  – Ну, вставай, идём! – довольно взревел Антип, – их светлость Зина желает говорить с тобой.

  – С каких пор шлюха стала светлостью?

  – А вот с таких самых... ха-ха... В нашей империи демократия, понял? Простой солдат может стать полководцем, а то и самим императором, а простая...

  – ... шалава может стать императрицей, только сначала её перепробуют всё солдаты, – закончил фразу Александр.

  Антип угрожающе засопел, набычился. Покраснел от злости, срывающимся на хрип голосом ответил:

  – Умный, да? Ну, ничего... Светлая Зина не велит трогать тебя. Пока! Но я упрошу её отрезать тебе язык, на арене он не нужен. Эй, вы, болваны, тащите его на выход! – заревел на стражников. Те глупо тянут цепи в разные стороны, застревают в дверях.

  – А-а-а! – заревел Антип и от злости затопал ногами. Александр усмехнулся. Быстро наматывает цепи на руки, дёргает стражников на себя. Даёт пинка одному, шагает вслед за ним, второго тянет за собой, как бычка на верёвочке. Антип выходит следом, люто вращая глазами и ругаясь последними словами. Стражники подошли к простой деревянной беседке, сплошь увитой виноградом. Выходит Зина, критически осматривает Александра. Он весь в бинтах, пропитанных пахучей мазью. Кое-где полосы ткани размотались, обнажив раны.

  – Хорош-ш, – произносит Зина сквозь зубы, – ладно... Эй, Антип! Этому подметальщику... как его... Феофану заплати сотню золотых и дай на ночь бабёнку почище. Только женщину выбери опытную, а то он сам уже разучился, наверно... – стражники угодливо заржали при этих словах, загыгыкал Антип. – Этого, – ткнула пальцем в Александра, – в каморку и стеречь как следует. Да, вот ещё что... У подметалы забери мазь, отдай Золотой Гриве, пускай долечивается. Понадобится ещё, бычок.

  На старом топчане Александр с наслаждением потянулся и так, с вытянутыми руками, падает на доски. Топчан недовольно скрипнул, Александр улыбнулся – поздоровались! Закинул руки за голову, задумался. По дороге от угрюмых, неразговорчивых стражников узнал, что цирк не сгорел, как он надеялся. Совсем рядом пролив, воды хватает и горящие трибуны потушили. Потом заменили новыми, Зина не пожалела денег на плотников. Уже на следующий день в цирке не осталось никаких следов пожара. Зато весь город обсуждал поступок гладиатора Золотая Грива. Как здорово отомстил за девушку из бедной семьи! Особую известность это приобрело в кварталах бедноты, где проживает большая часть населения Константинополя. Александр понял, почему Зина не приказывает убить его. Теперь на представления с участием Золотой Гривы эта беднота валом повалит, отдаст последнее, лишь бы увидеть кумира. Кто же режет курицу, несущую золотые яйца?

  Когда принцесса Анна вернулась после представления, то долго не могла заснуть. Слуги попытались раздеть её, она прогнала их. Елена залезла в просторное кресло с ногами, свернулась калачиком. Анна быстро ходила по просторной спальне, никого не замечая. Скоро устала, сёла прямо на пол, на ковёр.

  – Боже мой, Елена, ты ходишь смотреть такое! – тихо произнесла Анна, – ведь этому нет названия...

  – Я не смотрела и не ходила на такое, – забубнила Елена из глубины кресла, – раньше всё было красиво, благородно... Хорошие парни сражаются с плохими и побеждают, вот. А в этот раз как нарочно, всё не так пошло. И откуда девка эта взялась, не пойму?

  – Бедную девочку зверски изнасиловали на глазах у всех, Елена! Разве так можно?

  – Она вовсе не бедная девочка, а шлюха из публичного дома для матросов, – отозвалась Елена, – нашла, кого жалеть! Да ты знаешь, сколько таких простолюдинок каждый день убивают в городе? Они всё воровки и проститутки.

  – Ну, не всё, перестань. Я подозреваю, что всё было подстроено. До меня доходили слухи, что этот урод Восточный Герой был когда-то изгнан из гвардии за изуверские преступления. Он добровольно нанялся в гладиаторы ну и... в общем, он работал в цирке не только за деньги.

  – Да-да, я тоже так подумала, – затараторила Елена, – у этого красавчика, его Золотая Грива зовут, была романтическая любовь к юной девушке из простонародья. Но могущественные завистники задумали погубить девушку и отдали её в руки изувера прямо на арене. Ты заметила, как бросился на помощь девушке Золотая Грива? Но он не успел спасти её, зато убил негодяя. Боже мой, как это возвышенно – трагическая любовь гладиатора и простолюдинки!

  – А разве всё простолюдинки не воровки и проститутки? – спросила Анна.

  – Ну-у... не в этом случае! – нашлась Елена.

  – Ой, перестань, подруга, всё это грязно, жестоко и ничего возвышенного.

  Принцесса встала с ковра, задумчиво произнесла:

  – Только вот гладиатор этот, Золотая Грива. Мне кажется, что я его знаю. Что-то в облике, понимаешь? Посадка головы, разворот плеч, жесты... Лицо чужое, точно. Но почему мне кажется, что я его знаю? Или где-то видела? Я должна поговорить с ним, услышать его голос. Слышишь, Елена?

  – Слышу и повинуюсь, повелительница, – сонным голосом ответила Елена, – только сейчас давай спать, у меня глаза уже не открываются. Я пошла.

  Елена выбралась из кресла, побрела по ковру пошатываясь, словно вот-вот упадёт.

  – До завтра, – сказала, зевая и скрылась за дверью.

  Анна проводила взглядом подругу, снова вернулась мыслями к происшедшему в цирке. Теперь она точно была уверена, что видела гладиатора по имени Золотая Грива раньше, но где видела и кем был этот человек, вспомнить не могла.

  С утра Елена куда-то запропастилась и не появлялась во дворце весь день. Обычно она не отходила от принцессы ни на шаг, всё время крутилась рядом. К этому так всё привыкли, что даже император Василий, встретивший сестру во время прогулки по саду, спросил о Елене.

  – Она простудилась, ваше величество, – ответила Анна, опуская глаза, – лежит у себя в комнате, пьёт чай с лимоном и не желает никого видеть до выздоровления.

  – Это всё от гуляний в неположенное время и вызывающей одежды, – назидательно произнёс Василий, – надо не бродить по ночам и не одевать такое, что всё встречные мужчины таращатся. Надеюсь, тлетворное влияние вашей подруги не затронет вас, сестра.

  – Да, ваше величество, я всегда помню, кто я, – сказала Анна и поспешила уйти. Брат был умён и очень проницателен и она боялась, что прочтёт в её глазах то, в чём она не сознаётся даже сама себе.

  Елена появилась в покоях принцессы, когда сияющий круг солнца коснулся моря. Тихо постучала в дверь.

  – Да! – крикнула Анна и тут же спохватилась – не стоит выдавать волнение даже близкой подруге. Уже спокойнее сказала: – Проходи, не скребись у входа, Елена.

  – Как ты догадалась, что это я? – закрывая за собой дверь, спросила подруга.

  – Только ты не стучишь в дверь, а скребёшь ногтями. Как котёнок.

  Елена подошла к дивану, сёла. Глаза скромно опустила, ручки сложила на коленках. Обе подруги некоторое время сидели молча, с самым равнодушным видом, словно виделись только что, обо всём поговорили и сейчас хотят просто помолчать. Елена время от времени вздыхает, закатывает глаза к потолку, как бы показывая всём своим видом, что ничего нового не произошло, она ничего не знает, ну вот ей-богу ничегошеньки...

  – Елена! – грозно постукивая согнутым указательным пальцем по полированной столешнице, произнесла Анна, – не изображай из себя дурочку. Я знаю, ты умная и всё знаешь. Рассказывай немедленно!

  – Слушаюсь и повинуюсь, ваше императорское величество, – ответила Елена, продолжая невинно разглядывать узорный потолок, будто первый раз его видит, потом не выдержала, стала быстро-быстро рассказывать:

  – Вот так, принцесса, ходила я в цирк косой Зинки – у меня там приятельница, очень приличная девушка … ты не думай, просто у неё временные денежные затруднения, она хочет дом в городе купить, маленький такой, в два этажа, но немного не хватает, так она устроилась к Зинке... э-э ... подметальщицей. Целый день не разгибается, метёт и метёт, метёт и метёт...

  – Елена! – строго оборвала Анна словесный поток, – меня не интересует твоя не разгибающаяся знакомая. Ты узнала то, о чём я тебя просила?

  – Ты ни о чём меня не просила, принцесса, – удивлённо подняла выщипанные брови Елена, – но я всё равно узнала. Слушай...

  Когда солнце скрылось за горизонтом и в чёрном нёбе зажглись голубые льдинки, в дворцовой стене тихо открылась неприметная калитка. Две женские фигуры, закутанные в мафории так, что не видно глаз, бесшумно вышли и тотчас пропали в темноте. Вскоре раздалось негромкое щёлканье бича, по камням звонко цокнули копыта и всё стихло. В этот вечер было очень жарко. Александр не мог заснуть, ворочался на жёстком топчане. Не выдержал и встал. Зачерпнул из бочки вёдро воды, вылил на топчан, ещё два на себя. Полегчало. Сёл на лавку, прислонился спиной к прохладной каменной стене, чтобы подождать, пока с топчана стечёт лишняя вода. Внезапно услышал, как тихо зазвенел запор на дверях с той стороны. Дверь приоткрылась и маленькая женская фигурка проскользнула в комнату.

  – Мне только бабы не хватает в такую жару, – с раздражением произнёс Александр, – убирайся или ложись у порога, мне всё равно!

  Женщина подошла к столу, сёла. Несколько мгновений молчала, словно не решаясь заговорить, потом полуутвердительно, полувопросительно воскликнула:

  – Генерал Александр!?

  – Гладиатор Золотая Грива, – буркнул Александр, не поворачиваясь к незнакомке.

  – Нет, вы генерал Александр, – тихо возразила женщина, – лицо другое, но голос, интонации, манеры ... Как вы здесь оказались?

  Александр лениво повернул голову, сквозь зубы процедил:

  – Ты кто такая, что б я перёд тобой отчитывался?

  – А вы меня не узнаёте?

  – Нет. Таки платья половина женщин Константинополя носит. И голос из-под тряпки глухой, как после пьянки.

  Поколебавшись, женщина сняла платок. Александр равнодушно посмотрел, отвернулся. Потом подскочил, будто подброшенный пружиной.

  – Принцесса Анна!!!

  – Тише, моё имя никто не должен услышать, – тихо ответила принцесса и поднесла палец к губам.

  – Да, простите...

  Александр опустился на лавку.

  – Как вы здесь оказались, генерал и что всё это значит? – спросила Анна.

  – Это спрашивает сестра императора? – усмехнулся в ответ Александр – Вам ли не знать дворцовые порядки.

  – По нашим законам провинившегося казнят или отправляют в тюрьму, но никак не в цирк. Мы, восточные римляне, христиане, а не богомерзкие язычники, как западные. Это у них преступников осуждали в гладиаторы, у нас такого нет.

  – А цирки есть, – криво улыбнулся Александр, – и гладиаторы тоже есть.

  – За всём не уследишь в огромной стране, – ответила Анна, опуская глаза, – но я расскажу брату об этом безобразии, он примет меры.

  – Как будто он сам не знает, что в столице есть цирк... Бросьте, принцесса, императору всё известно и если он до сих пор не спалил этот гадюшник, значит, он ему нужен. Например, чтобы избавляться от таких, как я. Только не понимаю, к чему такие сложности, не проще ли было тихо прикончить?

  – Да за что же! – вскрикнула Анна. – Какое преступление вы совершили?

  – Да как сказать... Император приказал взять один город в Болгарии. Я выполнил приказ, но не штурмом, а переговорами. Город сдался, болгары ушли. Ну, вы знаете, как император относится к болгарам. Он, видимо, счёл, что город надо было непременно спалить, а жителей перебить. Получается, что я не выполнил приказ императора, но город-то взят! Ну, вот и ...

  – Это неправда!

  – Что неправда?

  – Я знаю брата, – Анна встала, нервно прошла по комнате, снова сёла. – Он недоверчив, жёсток и коварен, но такова судьба императора. Властелин полумира не может быть другим, иначе не удержаться на вершине власти. Слишком много вокруг врагов и просто завистников. Да, вы правы, я знаю дворцовые обычаи. Неугодный человек может незаметно исчезнуть навсегда, даже имя его не вспомнят, но для этого надо быть личным врагом брата. О вас я никогда не слышала ничего плохого, уж поверьте сестре императора... Тут что-то другое.

  – Меня захватили по дороге в порт люди Зины, хозяйки цирка и портовых борделей. Она что-то болтала насчёт мести Марку, сына сенатора. Я вытащил его из глухой африканской дыры, куда он попал якобы в результате интриг Зины. Он не захотел на ней жениться когда-то там и вот она ему отомстила. Ну, а я помешал планам мщения, – задумчиво произнёс Александр. Сёл, прислонился спиной к прохладной стене. – Но не думаю, что она могла так сделать сама. Ей разрешили.