Текст книги "Наследники Демиурга"
Автор книги: Андрей Ерпылев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Георгий Владимирович суетливо перелистал сколотые скрепкой, очень похожей на использованную в качестве отмычки, сероватые, исчерканные красным, как сочинение двоечника, страницы.
«…Контейнер вскрывали в специальной ванне, наполненной забортной водой. От ледяной воды руки Георгия Владимировича сразу же покраснели, как гусиные лапы, и быстро потеряли чувствительность. Под пластиковой крышкой контейнера открылась жидкая черная грязь, жирная на вид и на ощупь и более всего напоминавшая загустевший на морозе мазут. В нос ударила страшная вонь. Пахло сероводородом и еще какой-то незнакомой дрянью, но это ученого, охваченного радостным предвкушением, не смущало.
Он схватил протянутый ему брандспойт и, крутанув кран, направил струю в недра контейнера. Вода в ванне мгновенно почернела и вспенилась, завоняло сильнее, а во все стороны, заставляя „телохранителей“ недовольно посторониться, полетели брызги вонючего мерзкого месива. Однако через мгновение они забыли про все неудобства: Георгий Владимирович запустил обе руки по локоть, не жалея рукавов куртки, в кипящую жижу и с радостным воплем выгреб в объемистую кювету на приставном столике груду предметов.
Среди бесформенных темных комьев всевозможных форм и размеров, каких-то бесцветных перепутанных нитей и волокон, копошащихся и конвульсивно подергивающихся глубоководных существ, маленьких, но от этого не менее отвратительных, своей инородностью выделялась круглая полупрозрачная пластина примерно двух миллиметров толщиной с тремя треугольными отверстиями в середине. Перламутрово переливающаяся вещица больше всего напоминала компьютерный компакт-диск, да и по размеру была только чуть-чуть больше его. Все остальные предметы, содержащиеся в контейнере, можно было считать чем угодно, но эта вещь была нечем иным, как творением человеческих рук!
– Я нашел ее!!! – заорал изо всех сил Георгий Владимирович, потрясая найденным диском. – Сообщите шефу немедленно: я нашел ее!!!»
Фантастика, без сомнения! А еще что здесь есть?..
Охваченный азартом кладоискателя, Сотников-старший, как крот, зарылся в мешанину разнокалиберных бумажек, выхватив новую пачку листов, на этот раз помещенную в видавшую виды картонную папку со скоросшивателем. На обложке под стандартным типографским «Дело №…» красным фломастером выведено: «Толканутые». О чем это? Фельетон, что ли, какой?
Владимир Георгиевич раскрыл папку на середине.
«…Небольшое помещение с высоким и изрядно закопченным сводчатым потолком скудно освещено трещащими вонючими факелами, плюющимися искрами горящего мазута. Кирпичные стены покрыты „фресками“, в которых чувствуется довольно умелая рука. Сюжеты росписей равно далеки, как от привычной заборно-подъездной „граффити“, так и от церковной живописи. По стенам „часовни“ во всевозможных ракурсах и в великом множестве вьются в диком танце, сливаясь и распадаясь на отдельные группы, сотни искаженных фигур, напоминающих то козлов, то летучих мышей, то омерзительных ящериц. Кажется, кистью неизвестного, но, несомненно, талантливого художника-монументалиста водил сам Повелитель Тьмы, огромная багрово-красная, как бы рельефная фигура которого выступает из противоположной стены, против воли навевая суеверный ужас. Видимо, вдохновение мастера подхлестывала изрядная доза наркотиков, иначе он вряд ли смог бы достичь такого эффекта. Подобное оформление, конечно сильно уступающее по красочности и степени давления на психику, Тар встречал, играя изредка в „Doom-II“ и „Quake“, но компьютерная графика сильно проигрывала творению неизвестного художника-сатаниста.
Посреди капища, иначе это помещение и не назовешь, возвышался алтарь, увенчанный фигурой Христа, распятого на кресте вверх ногами, озаренной черными свечами, огоньки которых, впрочем, терялись в свете факелов. Заглядевшись на окружавшее их демоническое великолепие, Тар упустил тот момент, когда все их спутники опустили капюшоны своих одежд, и теперь его с жмущейся к нему Ленкой окружали только безликие фигуры, сжимавшие в руках одинаковые факелы. Конечно, все это великолепно, но…
Тарас очередной раз поймал себя на том, что сожалеет о времени, потерянном на забавы с этими ребятишками, не нюхавшими жизни. В самом деле: ему ли, двадцатипятилетнему парню, мужчине, прошедшему через горнило Чеченской войны без единой царапины, играть в странные, незнакомые провинциалу, игры „продвинутой“ столичной молодежи. Какие-то гоблины, орки, демоны, колдуны, а теперь вот и святилище Князя Тьмы… Чушь, дичь и муть! Что бы сказали ребята из его роты, особенно Женька Поляк, увидев его здесь в этом дебильном балахоне из третьеразрядного „штатовского“ триллера с дурацким факелом в руках?..
А все Ленка! Черт его, Тараса, дернул „втюриться“ в эту егозу. Хотя, честно говоря, чертовка стоила этого. Стройное миниатюрное создание с роскошными светлыми волосами (клянется, что свои, не обесцвеченные) и огромными карими глазами… А фигура!.. А ножки!..»
Тоже неплохо, а это что?..
Из-под рассыпающихся бумаг выглядывала нетолстая стопка журналов с цветными обложками и бумажными закладками. Ого! Неспроста они здесь. Ну-ка, что тут в «Молодежи и технике»?
Так и есть. «Сотников В. Г. „Аннигилятор Виктора Робю“ Научно-фантастический рассказ». В «Путешественнике» – «Владислав Сотников, фантастический рассказ „Ручей забвения“», «Сотников»… «Сотников»… О, «Сотников-младший!» Прямо Дюма-сын!..
Как же ты, старая развалина, проглядел своего наследника? Вот тебе и физик-неудачник, вот тебе и «дальше кандидатской не продвинулся». Пишет ведь парень! И печатают! Молодец, Владька!
Опаньки, вроде как шаги на лестнице! Нет, показалось. Ну-ка всю бумагу опять в стол. Как она лежала-то? Не перепутать бы, а то греха потом не оберешься… Скрепка уже прямо как ключ – щелк и готово. Тебе бы, Георгий Владимирович, «медвежатником» работать или «домушником», какой талант зря пропадает…
Сотников-старший на миг представил, как он на своей допотопной скрипучей колымаге крадется с набором отмычек в руках к дверям какого-нибудь банка, «Менатепа», скажем… Приступ смеха, перешедший в кашель, едва не заглушил звук настоящего ключа, вставляемого в скважину входной двери. Экий вы неосторожный взломщик, Георгий Владимирович!..
* * *
– Папа-а-а! Я пришел!
Ответа, понятно, никакого. Даже если не спит, не ответит никогда. Опять, наверное, на что-нибудь дуется как мышь на крупу. Удивительно, как он только находит поводы для недовольства, для ссор по пустякам, которых, к сожалению, в последнее время становится все больше и больше. Блин, забыл ведь телевизор перед уходом включить! Хотя, попадись вдруг случайно на экране папе его главный недруг – хлопот не оберешься… И качество изображения, да с его зрением…
«Купить, что ли, современный телевизор старику? „Самсунг“ какой-нибудь или „Панасоник“… – размышлял Владислав, распихивая покупки по полкам немилосердно дребезжащего холодильника. – Чтобы экран побольше, да дистанционник поудобнее, не как у нас…»
Дистанционный переключатель каналов для престарелого «Рубина» Владислав, по старому роду деятельности прилично разбиравшийся в разнообразной электронике, собрал самолично в начале девяностых по схеме из ветхого журнала, одолженного у приятеля. Детали частично были уворованы в родном НИИ и с замиранием в сердце пронесены через институтскую проходную с вахтером-цербером, частично куплены у того же приятеля. Само устройство вышло размером чуть ли не с видеомагнитофон, причем не современный, одной из вышеупомянутых фирм, а первый советский «ВМ-12», немногим уступающий габаритами телевизору.
Владислав вздохнул, так как добытое в свое время правдами и неправдами, с привлечением отцовского авторитета, чудо техники в числе прочего движимого и недвижимого имущества досталось неверной Светке и, по словам Сашки, давным-давно продано кому-то за бесценок.
К сожалению, пультом управления, вышедшим несколько поменьше, но все равно громоздким, отец в последние годы пользоваться не в состоянии: Владислав, о чем сейчас сильно жалел, приспособил в качестве элемента управления джойстик. Невиданное иностранное устройство показалось тогда горе-конструктору более чем интересным приобретением… Отец с пультом в руках, восседающий в своем кресле с высокой спинкой, напоминал пилота «Фантома», ложащегося на боевой курс. К тому же пульт запитывался исключительно из сети, при помощи громоздкого лабораторного трансформатора…
Да, хороша идея, но в кармане «финансы поют романсы»… Почему это романсы? А гонорар? Вернее задаток. Если пару-тройку бумажек из пухлого конверта потратить – авось, не убудет. Там ведь… А действительно: сколько там всего?
Включив старику телевизор и настроив нейтральную, несмотря на его решительные протесты, «Культуру», что с «пилотским» пультом было делом непростым – кто же знал в девяносто первом, что каналов будет столько, – Владислав ушел в свою «детскую», как иногда по привычке называл комнату, где прошли все детство и юность, а теперь подкрадывается старость, и плотнее прикрыл за собой дверь, жалея, что в ней нет замка. Родители, вернее мама, видите ли, считали, что подростку не следует уединяться…
Ладно, и так сойдет. В конце концов, если старик захочет проехаться, кресло с его специфическим скрипом можно услышать и с улицы. Соседи вон постоянно жалуются, когда ему, иногда, ночью хочется размяться.
Руки предательски дрожат. Будто ворует, честное слово! Как их в кино в пачке-то пересчитывают? Никогда не держал таких пачек в руках! Разве что «деревянными» и то до деноминации. Будем раскладывать по маленьким пачечкам. Скажем, по десять штук. Штук, не тысяч. Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Сбился. Начнем снова.
Денег оказалось пять тысяч. Пять тысяч долларов, не рублей, естественно. Ровно пятьдесят новеньких черно-зеленых купюр, в отличие от российских, совсем не хрустящих. Все как одна с портретом обиженно надувшегося (надо думать, при виде никогда не виданного лица нового хозяина) Бенджамина Франклина. Не фальшивые, случаем? Водяной знак и полоска на месте, переливающийся номинал – тоже… На ощупь, на глаз, на нюх и на зуб (шутка) – настоящие. Да нет, не будут ТАКИЕ мараться. Не на базаре, в конце концов!
Сколько сейчас телевизор стоит? Небольшой. Долларов сто пятьдесят – двести. И видик тоже где-то сотню. Кассет с отечественными фильмами накупить, лучше пятидесятых годов, поставить старику – и часа четыре, смотришь, свободны. Или эротику легкую, он это дело сильно уважает. «Греческую смоковницу», например, или «Эммануэль»… А холодильник? Тут, наверное, покруче будет… Сашке что-нибудь купить, плеер дисковый, помнится, просил недавно, себе компьютер, о котором давно мечтал, хоть самый паршивенький. А «Жучка» подержанная, «шестерка» или «четверка», интересно, сколько сейчас стоит? Да-а, отстал ты от жизни, Владислав Георгиевич, совсем отстал…
Телефон затрезвонил так, что Сотников-младший выронил из рук стопку в стодолларовых купюр, которая тут же трепещущими зелеными мотыльками разлетелась по комнате. Ладно, потом соберем! Владислав сгреб все банкноты, которые были на виду, в верхний ящик стола и опрометью кинулся в кухню, повторяя вполголоса неизвестно кому: «Иду, иду!»
– Владик! – раздался из глубины квартиры голос отца. – Телефон звонит, не слышишь, что ли?
– Да иду я, иду! – недовольно повторил сын погромче, уже для отца.
Телефон, между делом, надрывался, как говорится, «не дуром», не собираясь затихать.
– Сотников! – по институтской привычке бросил Владислав в дырчатый, эбонитовый еще, микрофон допотопного аппарата.
– Я в этом был уверен, – ответила трубка с чуть заметным акцентом. – Добрый день.
– Здравствуйте, – упавшим голосом запоздало поздоровался Владислав.
В трубке помолчали немного:
– Ну и как продвигаются наши дела? Есть уже что-нибудь?
– Да, да, – заторопился Сотников-младший. – Кое-что уже есть. Хотите, я прочитаю?
Невидимый собеседник издал какой-то странный звук, вроде хрюканья, наверное, засмеялся.
– Не стоит, дорогой, не оценю все равно. Хозяину почитаешь.
– Когда? – упавшим голосом поинтересовался Владислав.
– Сейчас.
– Но…
– Выходи. Я у подъезда.
– А откуда вы…
В трубке раздались короткие гудки.
Последний вопрос был явно лишним. Тоже мне, фантаст доморощенный: мобильник, совершенно понятно, как выражался один из персонажей давным-давно прикрытых «Кукол».
Из десяти разлетевшихся купюр при беглом осмотре удалось найти только восемь.
«А, ладно, потом найду!» – решил Владислав, хватая исписанные листки и выскакивая в прихожую.
– Пап! Я на часок отлучусь! – Крикнул он, отпирая дверь и одновременно пытаясь на ощупь всунуть ноги в разношенные туфли.
Не слушая ответа, он захлопнул дверь, запоздало вспомнив, что обед так и не приготовил. Опять старик будет скандалить…
7
Сначала не было ничего, затем возникла ноющая боль. Где именно, в каком месте – бог ее знает! Болело все, то затихая чуточку, то резко начиная дергать, словно больной зуб…
Потом появился свет: багровый, колышущийся… Наверное, это вход в преисподнюю!
«Господи, что же быстро-то так? И нагрешить-то толком не успел, мне же еще только тридцать шесть! – взмолился… кто-то, знавший точно, что ему тридцать шесть лет, но не помнивший своего имени. – Смилуйся, Господи!..»
Багровая пелена распахнулась в черноту, из которой уродливой маской, освещенной колеблющимся неверным светом, видимо адского огня, выдвинулась уродливая харя, скалившая блестящие зубы. Наверное, сам Люцифер!
– Изыди, сатана! – Кто-то, не помнивший своего имени, не расслышав толком своего голоса, протянул руку, защищаясь. – Убирайся, нечистый! – вдруг, булькнув и отдавшись болью в голове, прорвался в уши звук.
– Э-э, полегче, господин архивариус! – испуганно отшатнулся демон.
В голове вдруг что-то щелкнуло, и все разом встало на свои места.
Над полусидящим, прислонившись к стене арки Геннадием склонялся, присев на корточки, вовсе не «Повелитель мух» [4]4
«Повелитель мух»– Люцифер, одно из имен Князя Тьмы (дьявола).
[Закрыть], а майор Национальной службы безопасности Александр Николаевич Маркелов собственной персоной, светящий в лицо приходившему в себя архивариусу огоньком зажигалки. Колеблющийся светлячок пламени и принял Геннадий за адский огонь. К сожалению, боль не осталась в забытьи, а только усилилась, когда Геннадий пошевелился.
– Ты в порядке? – В голосе Александра сквозила неподдельная тревога, и Геннадий решил проявить мужество.
– В полном! – в доказательство потряс головой Иванов, и в ту же минуту неодолимый рвотный спазм заставил его согнуться пополам.
Майор, заботливо придерживая спутника за плечи, дал ему облегчить желудок и озабоченно заметил:
– Да у тебя, похоже, сотрясение, Гена… Встать-то сможешь?
– Попробую… – невнятно пробулькал архивариус, ощупывая загаженный асфальт вокруг в поисках точки опоры.
Александр крепко взял его под мышки и бережно поставил на ноги. Движение снова отозвалось болью под черепом и очередным желудочным спазмом. По лбу и щеке побежало что-то теплое…
– Стоп-стоп-стоп! – Маркелов мягко, но непреклонно отвел руки Геннадия от головы, не давая даже прикоснуться к беспокоившему месту. – Трогать мы сейчас, ручками грязненькими, ничего не будем… Обопрись на меня, – подставил он плечо. Такое крепкое и надежное плечо… Плечо друга, которого так не хватало в сумбурной и никчемной жизни…
Медленно и осторожно, стараясь не качнуть, Александр вел Геннадия туда, где тускло светилось полукружье выхода из-под арки.
Под ногами что-то звонко стеклянисто хрустнуло и загремело. Майор осторожно нагнулся, подняв разбитый фонарь.
– Надо же! Стекло разбилось, а лампочка светит!
Желтый круг света вырвал из темноты россыпь сверкнувших осколков, какой-то длинный блик…
– Ах вот он куда залетел. – Маркелов снова поднял что-то с асфальта и сунул в карман. Пошарил вокруг лучом и, видимо ничего больше не найдя, повел Иванова к свету…
– А сумка? – вдруг всполошился архивариус, пытаясь оглядеться. – Они же сумку унесли, Саша! А там рукопись!
– Да не волнуйся ты, – успокоил его Александр, похлопывая рукой по сумке, висевшей у него через плечо. – На месте твоя сумка. И рукопись на месте, не переживай.
* * *
– Уй-уй-уй-юй!!! – взвыл Геннадий, хватая Александра за руку, в которой тот сжимал остро пахнущую ватку, которой только что провел по могучей шишке, украшающей лоб Иванова. – Ай-яй! Потише нельзя?!!
– Потише можно, но эффекта такого не будет. – Маркелов непреклонно отвел руку архивариуса и снова прикоснулся к ране.
– Ай-яй-яй, садист!
– Не садист, а в данном случае санитар. – Майор откинулся, любуясь делом своих рук. – Не вой, все уже! Подуть?
– Нет, не надо, – буркнул Геннадий, разглядывая в небольшом зеркальце для бритья свою избитую физиономию.
Зрелище перед ним открывалось малоутешительное. Нос, разбухший, набрякший кровью и глядящий теперь чуть в сторону, ни «готическим», ни каким-нибудь другим назвать было нельзя, больше всего ему сейчас подходило определение «фаллический»; вокруг обоих глаз зрели огромные синяки, причем левый, дополнительно, представлял собой крохотную щелку между двух напоминающих багровые оладьи век. Губы тоже напоминали эти кулинарные изыски, но крупнее, и щедро политые красным, то и дело выступающим из многочисленных трещин. Самым же потрясающим приобретением была бледно-голубая, даже какая-то сизая шишка, огромных размеров, сочившаяся кровью из солидного пореза посредине. Остальное, вроде незначительных царапин и ссадин на щеке, слегка рассеченной брови и синяка на подбородке, на фоне этого впечатляющего сооружения терялось, как пивной ларек на фоне пирамиды Хеопса. Ко всему в придачу ныли ребра, тянуло в паху и дергало в правом локте, здоровенную ссадину на котором эскулап тоже только что прижег своим садистским бальзамом.
Александр же, безмятежный вид которого заставлял усомниться, что это именно он только что разогнал в одиночку всех громил, напротив, никаких даже малейших изменений в своем курносом, усыпанном веснушками с белесыми бровями и коровьими ресницами лице не претерпел. Похоже, рассудительный внутренний голос все-таки был прав: не совался бы ты, Геннадий, не в свое дело. «Quod licet Jovi, non licet bovi» [5]5
Quod licet Jovi, non licet bovi ( лат.) – Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку (латинская пословица).
[Закрыть], говаривали мудрые латиняне, что, как известно, означает: «По одежке протягивай ножки…»
Оторвавшись от горестного созерцания напоминавшей поле битвы физиономии и общего сеанса самобичевания, Геннадий с гордостью продемонстрировал сбитые в кровь костяшки левого кулака:
– Я тоже кому-то заехал. По-моему, очень даже прилично!
– Куда б я без тебя, – совершенно серьезно заявил Александр, давно уже тайком ощупывающий языком во рту передний зуб, подозрительно сильно шатающийся. – Один-то я бы точно не справился.
Он не стал уточнять, что между глаз Генке «засветил» совершенно автоматически, именно в ответ на этот «хук», которого не ожидал и поэтому пропустил на все сто. Зачем расстраивать человека? Небось, в первый раз в жизни дрался, а полез на целую шайку… На помощь товарищу кинулся, а не удирать во все лопатки. Тоже не шутка, тут какое-никакое, а мужество иметь нужно. Не с голыми руками, между прочим, молодчики-то были…
Закончив бинтовать голову Геннадия и еще раз вспомнив о содержимом карманов, Александр вышел в прихожую, потом – в ванную, минуты две там чем-то металлическим гремел в раковине, включив на полную мощность воду, а затем, войдя, высыпал на стол перед ошалевшим Геннадием груду каких-то устрашающего вида предметов, с которых на клеенку стекала вода. Указательным пальцем он вычленил из россыпи блестящую массивную железяку и толкнул по направлению к отшатнувшемуся архивариусу.
– На, возьми на память. Им тебя и «окрестили» по лбу. Крепкая, я скажу, у тебя черепушка…
– Что это? – инстинктивно спрятав руки под стол, испуганно спросил Иванов, даже не представляя себе, что бы эта металлическая деталь значила.
– Кастет, – буднично сообщил Александр, меланхолично раскладывая по клеенке, будто пасьянс, разнообразного вида ножи с короткими и длинными клинками и даже опасную бритву, похоже настоящий антиквариат – с темным лезвием и коричневой от времени костяной ручкой. – Самодельный, правда, но делал мастер. Это я тебе авторитетно заявляю – зоновская работа, ручная. Да ты не бойся, чистые они, я их все с мылом вымыл.
Майор уже успел сменить официальный костюм, изрядно подпорченный вражеской и дружеской кровью и к тому же треснувший под мышкой от особенно молодецкого удара, на белую футболку с эмблемой английского «Челси» на груди и тренировочные брюки с бело-голубым лампасом.
– Благодарю покорно, – пробормотал Геннадий, опасливо косясь на железку, полчаса назад чуть было не проломившую ему череп и не отправившую к праотцам. – А милиция как же? – неожиданно вспомнил он. – Тут же всякие отпечатки пальцев были… А ты их вымыл…
– А что – милиция? – нехорошо прищурился майор. – Ты, что ли, туда побежишь? Вон телефон: звони «ноль-два» и – вперед!
– Нет, я думал…
Маркелов встал и, набрав из-под крана воды в эмалированный чайник, поставил его на газ.
– Да ладно, какая там милиция… Думаешь, кто-нибудь кинется расследовать, искать этих отморозков? Это, Генка, никому не нужно… Ничего, что я тебя так называю?
– Ничего, я и сам хотел…
– У коллег, моих смежников, так сказать, своих хлопот – выше крыши: кавказцев гонять, бизнесменов крышевать, документы опять же…
– Как это?..
– Документы? Ну, в смысле: «Предъявите документики»!
– Да я не про это… Они что, вообще ничего не расследуют? А если бы нас, к примеру…
– Если только «к примеру», – жестко сказал Александр, поглядев прямо в глаза Геннадию, вернее только в правый, открытый. – То расследовали бы, наверное… Но только твое убийство, не мое. Мое бренное тело уехало бы в ведомственный морг, а за отморозков этих взялись бы ребята с третьего этажа… Плотно взялись бы, не по-милицейски… Однако ты не беспокойся: это «например», знаешь ли, вряд ли удалось бы…
Говоря все это, Александр быстро и сноровисто сервировал нехитрый холостяцкий стол, на котором поочередно появлялись вилки, ножи, тарелки, сверкающие граненые стопочки, закуски… Венцом созданного за пять минут натюрморта явилась запотевшая, на треть початая бутылка ливизовского «Дипломата».
– Прошу к столу! – сделал хозяин роскошный жест, оглядев аппетитную картину.
Взяв в правую руку наполненную благородной жидкостью стопку, майор звонко чокнулся с архивариусом, переодетым в его старые «треники» и футболку, явно коротковатую и тесную под мышками.
– С боевым крещением, Гена!..
Обмотанной бинтами головой с кое-где торчащими из-под них непокорными кудрями Иванов смахивал на раненого красноармейца или персонажа какого-то старого детективного фильма.
– Ну и рожа, – вспомнив, наконец, ухмыльнулся он, – у тебя, Шар-рапов…
Бело-рыжий толстый кот Маркиз, порода которого оставалась тайной за семью печатями, где-то до этого скрывавшийся, как бывалый конспиратор, солидно и неторопливо «втек» в кухню и, внимательно обнюхав колени гостя, завалился набок, замурлыкав, у его босых ног, не помещавшихся, к сожалению, ни в одни из хозяйских тапок.
Умный кот, говорить не умевший, а поэтому слов на ветер не бросавший, высказал таким образом свое, не последнее в доме майора, мнение.
* * *
Утром, перед работой, майор Маркелов пошел на святотатство.
Заглянув в зал, где на расправленном диване под клетчатым пледом белел забинтованной головой новый друг, а рядом с ним – свернувшийся клубочком Маркиз, то ли никак не могущий расстаться с новым другом, то ли бдительно следящий, чтобы не спер случаем чего-нибудь, Александр взял папку с рукописью.
В кухне он решительно положил ее на стол и разорвал бумажную полоску с неразличимой почти печатью, залепляющую немного заржавленные металлические полоски, которыми были скреплены листы…
* * *
По дороге в свой кабинет Александр забежал в экспертный отдел, располагавшийся в подвальном этаже, видимо чтобы не тратиться на решетки и сигнализацию для окон, поэтому номера всех кабинетов здесь начинались с двух нулей. Не ерничайте, кабинета с одними только «00» на табличке здесь не было – подобные апартаменты в управлении обозначались, как и везде в России, знакомыми всем буквами «М» и «Ж».
За дверью с многозначительным номером «007» располагалось обиталище эксперта по всякого рода старинным (и не очень, к слову) рукописям и документам, Плутония Сергеевича Голобородько. Жертва научно-технической революции, вернее интереса к ней его родителей, зачавших свое чадо в приснопамятные пятидесятые и одаривших труднопроизносимым имечком, нес его по жизни уже более полусотни лет. Кстати, и страстью к химии, приведшей его в свое время в организацию, обозначавшуюся во времена оные знакомой всем аббревиатурой, созвучной обратному порядку цветов в российском триколоре, воспылал по причине имени. Правда это или нет, но именно данная версия многократно озвучивалась Голобородько на всех пьянках, в число участников которых майор Маркелов иногда попадал вольно или невольно.
Эксперт сегодня с утра явно находился не в самом лучшем расположении духа. Судя по витавшим в воздухе особенно убийственным миазмам, только что ставились исключительно опасные эксперименты, причем с весьма зловонными ингредиентами. По собственному опыту Александр знал, что таким неординарным образом кандидат химических наук майор Голобородько нейтрализует последствия неумеренного, предыдущим вечером, возлияния (в одиночку или группового, история умалчивает). В просторечии они именуются, как известно, «фоном», «выхлопом» или, в устаревшем варианте, «перегаром». Вернее, волновали талантливого химика не сами последствия похмелья, а следы радикальной борьбы с ним, которое, как известно, уничтожается по принципу «клин клином…»
– Чего тебе? – буркнул майор Голобородько, не ответив на приветствие и вообще едва бросив на вошедшего взгляд заплывших мутноватых глазок, и так красотой не отличавшихся, а сегодня вообще имевших какой-то серо-буро-малиновый колер.
Не собираясь прекращать своего занятия, он демонстративно перемешивал в данный момент металлическим шпателем в прозрачной стеклянной кювете какую-то мерзейшего вида субстанцию. Мерзейшую, потому что больше всего, видом и ароматом, она напоминала, да простят меня дамы, возможно держащие в руках данную книжицу, тривиальные фекалии, к тому же далеко не первой свежести.
Александр мог побиться об заклад, что кювету с непонятным месивом Плутоний схватил только минуту назад, заслышав шаги перед своей дверью, а до этого предавался совершенно другому занятию, к экспертным обязанностям вообще и к химии в частности имевшему весьма слабое отношение. Искушенный взгляд Маркелова сразу от двери различил початую бутыль спирта, возвышающуюся на открытом сейфе, и нехитрую закуску, разложенную на мятой газете между всякого рода колбами и пробирками, – пару огурчиков, луковицу, скрюченные серые ломти черствого хлеба, неровно вспоротую банку «антироссийских» рижских шпрот…
– Слушай, Сергеич, – назвать в подобном состоянии майора Голобородько Плутонием или Плутошей было равносильно объявлению войны какой-нибудь, средних размеров, европейской державе, и Александру это было известно более чем хорошо. – Посмотри пару листочков, а? – продемонстрировал он листки из загадочной рукописи, засунутые для пущей сохранности в прозрачные папки-файлы. – Ну, там год написания, хотя бы примерно, бумагу, чернила…
– Хорошо, брось на стол, – без всякого выражения проговорил эксперт, ни на йоту не изменив темпа и амплитуды перемешивания.
«Ладно там выпивка, – невольно подумал Маркелов. – Как он закусывать-то умудряется в такой вони?..»
– А когда результаты будут? – на всякий случай уточнил он, нетерпеливо взявшись за ручку двери, – пребывание в отравленной атмосфере лаборатории далее уже серьезно угрожало здоровью.
– Через недельку зайди, посмотрим, – буркнул Голобородько, окончательно теряя интерес к докучливому визитеру. – Работы, во! – Перемазанный коричневой, свисающей сосульками, жижей шпатель чиркнул в каком-то миллиметре от красной шеи, торчащей из воротника сероватого, давно не стиранного халата.
– А раньше? – закинул удочку Александр. – Сегодня, к примеру…
– А что мне за это будет? – впервые проявил хоть какой-то интерес эксперт, перестав на мгновение звенеть шпателем о стекло.
– Пиво будет… – внимательно следя за лицом Плутония Сергеевича, протянул Маркелов. – Три… нет пять бутылок.
– Ящик! – отрезал Голобородько.
– Упаковку, – попробовал торговаться Александр.
– Ящик! – не уступал ни миллиметра эксперт, видимо уловивший опытным ухом, что «клиенту» результат нужен позарез.
– Ладно, – сдался Александр, решив «припахать» для решения финансовой проблемы Иванова. – «Клинского».
– Чешского! – весомо уронил последнее слово Плутоний. – После обеда зайди, поглядим, что там вытанцовывается…
Закрыв за собой дверь, Маркелов, из чистого озорства, несколько раз потопал ногами, делая вид, что уходит, и, выждав минутку, распахнул дверь с невинным вопросом:
– А к двенадцати не будет готово?..
Майор Голобородько, так и не снявший прозрачных химических перчаток, сжимал в одной руке мензурку граммов на двести, наполненную чем-то опалесцирующим, а в другой – длинный никелированный пинцет с зажатой в нем шпротиной.
– Уйди на х… зараза! – взревел эксперт, багровея от натуги всей своей обширной плешью, заставившей отступить далеко к затылку остатки пегих волос…
* * *
– А-а-а, Маркелов! Проходи! – Генерал-майор Котельнический обошел свой стол, чтобы пожать руку подчиненного. – Присаживайся, чувствуй себя как дома! Чаю не предлагаю: Оленька, понимаешь, в отпуску, а Лариса Георгиевна, пока…
– Спасибо, Юрий Владимирович, – поблагодарил Александр, усаживаясь на краешек кресла.
Генерал неторопливо обошел стол и прочно уселся, сцепив перед собой здоровенные мужицкие ладони.
– Ну, добрался до тебя этот архивный деятель?.. – он дальнозорко посмотрел в лежащую на столе бумажку, Иванов Геннадий Михайлович? Что там у него за петрушка какая-то: папка, понимаешь, старая, роман какой-то…
Александр вкратце обрисовал начальнику ситуацию, умолчав, естественно, о ночной драке.
– Ага, ага, – поддакивал Котельнический, внимательно слушая повествование, и по его завершении спросил:
– И что ты думаешь обо всем этом?
– Я считаю, Юрий Владимирович, что имеет место виртуозно выполненная подделка.
– Ага, ага, – снова не возражал, кивая совершенно седой головой, генерал-майор, которому два месяца назад стукнуло пятьдесят пять. – А зачем? С какой, так сказать, целью?
Майор Маркелов развел руками.
– Вот и выясни, – легко закончил Котельнический, вытаскивая из стопки бумаг какой-то листок. – Я тут подписал… Дело по этой самой… «сталинской», скажем, папке, передается в твое ведение. Не возражаешь?
