Текст книги "Второй шанс"
Автор книги: Андрей Ерпылев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
14
Павел и Константин, понурившись, сидели на берегу и следили за впаянными в серое стекло озерной воды поплавками. Между ними на сыроватой газете, расстеленной по пожухшей бурой траве, имели место початая литровая бутылка водки и рассыпанная горками нехитрая закуска: картошка в мундире, вареные яйца, растерзанный хвост копченого тайменя, облепленные давленой яичной скорлупой сыр и серый хлеб…
На рыбалку нынешней весной друзья выбрались впервые, но особенной радости в их душах не наблюдалось. Рыбешка словно чувствовала подавленное состояние рыболовов и брала из рук вон плохо, можно сказать – совсем не брала… Соседство телохранителя в камуфляжной куртке, прикорнувшего неподалеку на просохшем пригорке, в обнимку с неразлучным автоматом, удовольствия тоже не добавляло.
– Клюет… – лениво бросил Безлатников, кивая на качнувшийся поплавок товарища.
– Да нет… Ветром повернуло… – угрюмо ответил тот и, откинувшись назад, небрежно расплескал водку по пластиковым стаканчикам. – Дернем?
– Не стоит… Валька опять ругаться будет…
– А то без этого не будет…
– А-а… Давай.
Друзья вяло чокнулись «рюмками» и выпили. Пашка принялся брезгливо выискивать в «развале» достойную закуску, а Лазарев, занюхав первым попавшимся под руку объедком, снова повернулся к удочкам.
– Закуси…
– Не хочу. Нажраться мечтаю, как свинья. Может, хоть на часок забуду обо всем.
– Не получится…
– Откуда знаешь?
– Пробовал.
– Да ну? Без меня?
– Так уж вышло…
За последние полгода дружба не то чтобы расстроилась, но что-то в ней надломилось. Здоровались на бегу, перебрасывались парой-другой фраз или отделывались короткими кивками, прятали глаза… Тот вечер все перевернул с ног на голову, и когда все вернется на свои места, и вернется ли вообще – вряд ли кто-нибудь мог сказать…
Семейства Лазаревых и Безлатниковых с чадами и домочадцами (не забыт был даже любимец Костиной дочери Дины крупный бело-рыжий кот Маркиз) и большинством скарба были переселены в новый поселок на берегу озера. Мотивировка поражала безупречностью – чтобы никого из них не смогли сделать заложником и диктовать свою волю. Но на поверку все оказалось гораздо прозаичнее: жены, родители и дети первооткрывателей Парадиза просто стали заложниками владельцев новой колонии, ее почетными узниками. Могло быть и хуже, поэтому никто не роптал.
Конечно, от безделья они не изнывали – колония испытывала дикую нехватку специалистов и всем была найдена работа. Костя с Павлом, как инженеры-станочники, оборудовали местное предприятие, которое должно было, по замыслу хозяев, стать сборочной площадкой (протащить в Парадиз транспорт целиком оказалось задачей невозможной в принципе, несмотря на некоторое расширение «шкуродера» с помощью отбойных молотков и кирок), ремонтным цехом и вообще – центром здешней промышленности. Валентина, медик по образованию (хотя и не совсем пока важного для нового поселения профиля – гинеколог), формировала костяк будущей больницы, пока не претендующей и на звание амбулатории. Ирка должна была в будущем занять место учительницы, а пока следила за тем, чтобы дюжина разнополых и разновозрастных детей, оказавшихся под ее «крылышком», не била баклуш. Виктор Степанович – Костин отец – до выхода на пенсию трудился технологом на Кедровогорском медеплавильном заводе…
– Валить отсюда нужно… – пробормотал тоскливо Лазарев, подсекая впустую и разглядывая изящно стянутого с крючка червяка.
– Ты с ума сошел?! – схватил его за рукав Павел, боязливо озираясь на храпящего во всю ивановскую охранника. – Услышит…
– Да не услышит он ничего.
– Куда валить-то? В городе нас в два счета прищучат… Я, знаешь, что-то не горю желанием к кавказцам попасть. Ты слыхал, что они с пленными делают? Во-во…
– Я не город имел в виду. Мы и не проберемся через «ворота». Там сейчас охраны – рота целая. Изнутри и снаружи. И сигнализация. Валить нужно туда, – Костя неопределенно махнул куда-то на запад, туда, где, как они знали, не было никаких приисков и куда вообще не забирались разведчики, регулярно посылаемые из поселка. – Затеряться в тайге, осесть там и жить… Мы с тобой еще не старики, жены наши тоже… С голоду не помрем, нарожаем детей, а там будет видно…
– Чего видно-то?
– Может, передушат они тут друг друга или «шкуродер» закроется навсегда…
– А мы?
– А что мы? Живут люди и в тайге, и в пустыне. Тем более знаем, что тут почем. Можно и до Урала податься. Вот там точно все блага земные – и руда, и нефть, и все такое… Смотришь, лет через пятьсот начнется оттуда новая цивилизация. А мы будем ее прародителями. Два Адама и две Евы! Представляешь?
– А Каинов с Авелями сколько? Сгниют в тайге наши косточки и вся цивилизация на этом.
– Пусть лучше там сгниют, на свободе, чем здесь, в клетке, уркам всяким задницу лизать… А все ты со своим золотом!
– Будто это я его нашел…
– Тс-с-с! – Костя ткнул забывшегося и повысившего голос друга локтем. – Разбудишь!..
Но телохранитель продолжал выводить носом рулады, чему-то своему улыбаясь во сне и по-детски пуская слюну на заросший трехдневной щетиной подбородок и вороненый ствол оружия.
Лазарев налил еще по одной и толкнул своим стаканчиком «тару» собутыльника:
– За свободу!..
Выпили. Закусили.
– А ведь в твоих словах что-то есть… – протер Павел очки видавшим виды носовым платком. – Знаешь, что мне этот сказал?.. Ну тот, который нас сюда затащил…
– Шило?
– Да, Самохвалов… Дня три назад заходил в мое КБ и спрашивал, можно ли сделать передвижную мастерскую…
– Зачем?
– Да прииски, говорит, организуются все дальше и дальше от базы. Таскать все оборудование для наладки драг туда и обратно накладно получается… Солярка-то вся оттуда идет, снаружи… На «Звездочку», например, пришлось уже целый вездеход с бочками тащить, чтобы на обратную дорогу всему автопоезду хватило. А шли назад практически порожняком. Не бросать же там два-три вездехода?..
– Ну и?..
– Вот он и предложил смонтировать станки сразу в кузове вездехода. Чтобы одну точку оборудовать и трогаться дальше. А уж снабжать новый прииск и работяг туда-обратно перебрасывать будут другие.
– А что? Разумно…
– Он, Влад этот, вообще неглупый парень. Как-то разговорились, так он, оказалось, если не врет, конечно, три курса института закончил.
– Какого?
– Нефтехим вроде… – пожал плечами Безлатников. – Я особенно не заострял… А таким манером, говорит, нефтяники еще в шестидесятые годы месторождения тюменские осваивали.
– Что же он не закончил институт свой? Глядишь – человеком бы стал приличным…
– Будто мы с тобой много добились, закончив… А спрашивай сам: я только в глаза его гляну – ноги отнимаются. Как подумаю, что не скажи мы им тогда всего – иголки под ногти нам загонял бы да ремни из спины резал, – жуть берет!
– Да ну… – усомнился Константин, подумав. – Он мне незлым парнем показался… Пошутить любит, вежливый такой…
– Ага! Откуда ты знаешь, почему он в авторитете у этих бандюг ходит? – Павел в сердцах выдернул из воды удочку, поплавок которой подплыл вплотную к лазаревскому, и снова закинул, подальше в сторону. – Может, он убийца какой или грабитель? Даром, что ли, кликуха у него такая – Шило… По мне так все равно, что эти – наши, что те – черные… Одно слово – криминал… Слыхал, как недавно они друг друга по ту сторону «шкуродера» порубали?
– Вроде слышал краем уха что-то… Кавказцев, бают, наши перестреляли?
– Наши… Ваши! С каких это пор они тебе «нашими» стали?
– Не горячись ты… А как это было-то?
– Обычное дело… Для них, естественно. Засаду устроили и всех – подчистую… Звери.
– Думаешь, если бы те сюда пробрались, кого-нибудь пощадили бы?
– Нет, конечно…
– Вот именно… Наливай давай!
Друзья снова чокнулись и опрокинули в рот жгучую жидкость из пластиковых «стопок».
Начал накрапывать дождик, и закуска вместе с газетой намокала на глазах.
– Так что ты там говорил про мастерскую? – оглянувшись на спящего телохранителя, понизил голос Константин…
* * *
Владислав задумчиво поглядел в окно, исчирканное косыми брызгами дождя, постоял немного, прикрыл форточку и вернулся к столу.
Экран ноутбука мерцал яркими нездешними красками, но Самохвалов смотрел не на него, а сквозь, не видя ни пестрой плоскости, ни стен дома, ни окружающего пейзажа… Перед глазами стояла совсем иная картина…
Уйти не удалось ни одному из нападавших боевиков. И сдалось всего ничего – так, десяток-другой самых молодых или слабых духом. Теперь их согнали в небольшую кучку и поставили на колени, ожидая только приказа надавить на спусковой крючок и не сомневаясь, что он поступит. Лишь некоторые из пленных озирались затравленными зверьками, большинство беззвучно шевелило губами, потупившись. Молилось.
Остальные воины Аллаха лежали, уткнувшись лицом в каменистую землю или, напротив, изучая стеклянными глазами светлеющее небо… Между телами, разбросанными поодиночке и группами, бродили фигуры в камуфляже, собирая валяющееся повсюду оружие. То там то здесь время от времени раздавались одиночные выстрелы, хотя после скоротечного ночного боя, вернее избиения, был отдан строгий приказ – раненых не добивать. Однако попробуй усмири полудикую вольницу, распаленную кровью, когда даже кадровые военные в таких вот ситуациях часто «слетают с катушек» и становятся неуправляемыми. Не нашлось самоубийц, взявшихся бы защищать раненых боевиков, которые в случае своего успеха, конечно, не сомневались бы ни минуты, а резали, резали и резали раненых и убитых без рассуждения, вымещая вековую злость на исконных врагов, утоляя жажду крови, копящуюся столетиями. Здесь, у границы двух миров, таких разных и таких похожих друг на друга, сошлись еще два мира, между которыми компромисса быть не могло вообще, разве что в розовых мечтах фантастов – от литературы и от политики…
Именно в тот момент, когда над полем боя проглянуло жиденькое солнце, а в крови стремительно падал уровень адреналина, Самохвалов понял, что с него хватит. Он больше не может, а, главное, не хочет, не желает продолжать бесконечную гонку, начатую много лет назад. Гонку, в которой вместо приза – жизнь, а вместо штрафных очков – нож в боку, удавка на горле или пуля в голове…
* * *
Да, без малого двадцать лет назад оборвалась мирная жизнь школьного и институтского отличника, души любой компании, любимца всех девушек курса Влада Самохвалова, и начался криминальный путь Славика Шила.
Кто же тогда, в подернутые уже легким ностальгическим флером восьмидесятые, мог подумать, что невинная, в общем-то, по нынешним временам коммерция обернется суровым приговором и тюрьмой? Десятки и сотни тысяч, а может быть, и миллионы советских людей во время «угара перестройки» с головой бросились в коммерцию, причем на фоне большинства Владислав выглядел более чем скромно. Но власть тогда (как, впрочем, и всегда) логикой и последовательностью не отличалась, одной рукой даруя своим гражданам невиданные свободы – политические, экономические, нравственные, а другой – безжалостно отнимая самое главное у человека – свободу или даже жизнь за что-то недостаточно четко прописанное в бумажке, именуемой Законом.
Комсомолец и отличник Самохвалов на всю катушку пострадал от того, за что любой аполитичный недоучка мог отделаться легким испугом. В один момент он потерял все на свете. Как ему тогда казалось, конечно.
Ночной визит коменданта общежития, людей в мышиной форме и своих же сокурсников с красными повязками на рукаве в комнату, по совместительству являвшуюся складом фирменного тряпья, провел четкую границу, разделив Владову жизнь на «до» и «после».
Все бы ничего, да во Владиковой комнате в эту ночь гостевал дружок-компаньон и две девушки не самого «тяжелого» поведения. Увы, «секса в СССР» тогда еще не было… Представьте себе праведный гнев блюстителей студенческой нравственности с суровыми буквами «ОКОД» [25]25
ОКОД – Оперативный комсомольский отряд дружинников.
[Закрыть]на нарукавных повязках, когда они стали свидетелями самого разнузданного «группового полового сношения» (правда, на разных койках, но все-таки в одной комнате) – «проклятой отрыжки загнивающего Запада»! А если учесть, что дружок Самохвалова, оттолкнув онемевших от возмущения дружинников, совершил самый настоящий побег из окна (второй этаж) в чем мать родила…
А потом был обыск, давший, кроме вороха «импортных» (большей частью сотворенных в подвальных цехах солнечной Грузии и хмурой Прибалтики) шмоток с яркими «лэйблами», старенький видеомагнитофон «Панасоник» размером с бакинский кондиционер-оконник и десяток кассет, среди которых нашлась – о ужас – пресловутая «Греческая смоковница»! Эта невинная «порнография» настолько была у всех на устах, что действительно не вполне приличный «Калигула» и абсолютно порнографическое «Глубокое горло» так и остались незамеченными и даже не фигурировали потом в материалах дела (возможно, кто-то из «блюстителей нравственности» прикарманил). Но и это оказалось не главным. Самая свистопляска началась, когда на свет божий выплыла тоненькая, перетянутая резинкой пачечка. А в ней черно-зеленые купюры в один, пять и десять долларов соседствовали с розово-синенькими «дойчмарочными» десятками, разноцветными многонулевыми итальянскими лирами и почему-то бразильскими крузейро и аргентинскими песо, напоминавшими конфетные обертки…
Валюта [26]26
Статья 88 Уголовного кодекса РСФСР в редакции от 27.10.1962, утратившая силу лишь в 1994 году, предусматривала суровое наказание за незаконное хранение, приобретение и сбыт иностранной валюты.
[Закрыть]перевесила все. Даже попытку «пришить» студенту Самохвалову, сразу оказавшемуся почему-то «не на хорошем счету» в институте, «идеологическую диверсию» и «подрывную деятельность против СССР».
Потом было без малого годичное следствие и громкий процесс, проходивший в районном доме культуры, дабы вместить всю массу горящих желанием взглянуть на то, как «спекулянту и валютчику» «впаяют по полной».
«Впаяли» действительно «по полной», так как пересчет валюты (посчитали даже бразильские, аргентинские и польские деньги, свободно конвертируемой валютой никогда не бывшие) дал некоторое превышение требуемой законом суммы в сто долларов и, соответственно, «отягчающие обстоятельства». Расстреливать за «валютные дела» уже старались пореже, поэтому государственный обвинитель требовал максимума, то есть «пятнашки», но дали всего «десятку».
«Всего» или «целых». Спорный вопрос…
Маму с сердечным приступом увезли прямо из зала суда… На ее похоронах Владик, естественно, присутствовать не смог, так как отбывал в вагоне с решетками на окнах в дальние края. Папа пережил ее на два года, всего нескольких недель не дотянув до августа 1991 года…
«Валютчикам» и прочим «фармазонам» на зоне тогда приходилось трудно. Особенно молодому интеллигентному парню, только вчера со студенческой скамьи. Но согнуть его, тем более сломать, не получилось, частично из-за имевших когда-то место занятий в секции бокса, частично – из-за на редкость упрямого характера. Именно из лагерной грязи Славик-Шило («домашний» Владик остался в прошлом) начал свое восхождение по шаткой криминальной лестнице.
Вышел на свободу он, хотя и не через десять лет, только весной девяносто четвертого, когда криминальный передел уже вовсю кипел на просторах «одной шестой суши», некогда звавшейся СССР. За несколько дней можно было стать миллионером, да не простым «деревянным», а долларовым, но так же легко расстаться со всем, а частенько – и с жизнью. Покинув одну страну, парень попал в совершенно другую, с прежней разнившуюся больше, чем, скажем, Египет или Кипр, внезапно ставшие для уже российских граждан привычнее Крыма, отличаются от Калуги или Златоуста. Многих «сидельцев» такие перемены выбивали из колеи… Но и здесь Владислав не затерялся среди тысяч крутых и не очень бритых наголо парней в кожаных куртках, а прошел через все ступени – от рядового бойца (очень недолго, правда) до «бригадира». И дальше…
Сейчас же он клял себя, что поддался на «инстинкт бультерьера» и притащил, виляя куцым хвостиком, добычу «хозяевам», вместо того, чтобы самому воспользоваться всеми ее плодами. Хотя… Долго ли пришлось бы ими пользоваться? Одному, даже с верным Макаром и его бойцами, воевать с всемогущей криминальной машиной… Но ведь глупо оставаться на побегушках у давно переживших отпущенный срок упырей, лопающихся от высосанной крови, когда впереди маячат такие возможности.
И, главное, стоит ли? Ведь уже сейчас тайна Парадиза не более чем «секрет Полишинеля». Недаром умные немцы говорят, что то, что знают двое – знает и свинья. А про «спрятанный мир» знают далеко не двое… И если с рядовыми исполнителями и даже «лейтенантами» вроде самого Влада проблем пока вроде бы нет, кто может поручиться за то, сколько будут хранить молчание «генералы»? Им ведь служба безопасности – не указ и тщательно охраняемый «шкуродер» – не преграда. Шастают они туда-сюда безо всяких проблем, и нет такого человека, что осмелился бы заткнуть рот тому же Купидону. А что он может наболтать в очередной «оттяжке» у какой-нибудь новой пассии, да под «коксом» [27]27
«Кокс» (жарг.) – кокаин.
[Закрыть]? Одному Богу известно…
Так что не факт, что не заявятся скоро по душу новоявленных колонистов более серьезные ребята, чем кавказцы Аслана. И уже не отстреляться от них будет и не откупиться… Можно купить почти любого мента, депутата или чиновника, даже самого высокого ранга, но так «забашлять», чтобы на твои делишки закрыло глаза само государство – еще никому не удавалось.
Мысли о перспективе «соскока» у Самохвалова возникали и раньше, но всерьез он задумался об этом только тем серым туманным утром, когда, прислонившись к изрешеченному пулями и забрызганному чьей-то кровью борту джипа, курил одну сигарету за другой, стараясь унять дрожь в руках. Один из мясников, славно потрудившийся на бойне, никак не мог справиться с нервами…
15
– Ну и что получается?
Самохвалов, как обычно, прибыл на дальнюю точку маршрута на вертолете. Естественно, со своим неразлучным Макаром, никуда не отпускающим босса в одиночку, особенно после того памятного всем случая с афганцем-диверсантом, «схарченным» лесной зверюгой. Хотя вертолетами назвать те «стрекозы» заморского производства, доставленные к «шкуродеру» с превеликими трудностями, с еще большими – протащенными через него по частям, и совсем чудом – собранные, мог только большой оптимист. Так – двухместные этажерки, правда, довольно скоростные и с большим радиусом действия… И груз они могли нести не такой уж большой. Вот когда завершится сборка отечественного «большегруза»…
Он вошел в продуваемый всеми ветрами «ангар», вернее, под брезентовый навес, натянутый на высоко спиленных стволах кедров и, забравшись в кузов вездехода, присел на корточки позади Павла.
Безлатников, перемазанный солидолом по самые уши, с помощью Константина и двух слесарей заканчивал устанавливать двигатель на фрезерный станок. Два токарных станка и небольшой плоскошлифовальный уже были полностью собраны и готовы к работе. Правда, к глубочайшему сожалению, свободного места в не таком уж маленьком вместилище почти не оставалось. Разве что будущие станочники будут работать по очереди, попарно.
– Да вот, смастрячили кое-что… – Павел оторвался от работы и вытер ветошью руки, что особенной чистоты им не добавило. – Этот вот закончим и можно будет опробовать в деле… Тяжеловато, конечно, получилось, но, думаю, движок вытянет.
По плану следовало оборудовать две такие самоходные мастерские, с разным набором станков, но пока близилась к завершению лишь работа над первой.
– Вытянет. В двигателе у этой «тачки» мощей, как у дурака махорки, – отозвался Лазарев, критически осматривая дело своих рук.
Владислав поднялся на ноги и придирчиво осмотрел оборудование.
– А это что за шкивы? – тронул он рукой диск, укрепленный на валу токарного станка.
Точно такие же виднелись и у остальных.
– Да вот, Костя придумал, – оживился Павел. – Короче говоря, можно будет работать и от электродвигателя, когда генератор подключен, и без него…
– Как это?
– Очень просто! От двигателя вездехода, – вставил слово Константин. – Монтируем там еще один шкив, и когда движок работает на холостом ходу, он вращает шпиндели станков. Еще в восемнадцатом веке такие приспособления были. Тогда все станки в каком-нибудь цехе приводились в движение от одного вала. А вал этот вращался паровой машиной или даже водяным колесом.
– Водяным колесом, говорите…
– Да мы просто так, усовершенствовать хотели… – замялся Безлатников, уже ожидая разноса. – Не всегда же, наверное, солярки будет хоть залейся, чтобы еще и генератор крутить…
– Мы и снять можем! – заторопился Костя, уловив настроение друга. – В два счета!
– Да вы что, мужики! – удивился Самохвалов. – Полезную вещь ведь придумали! Давайте и дальше в том же духе!
«Мужики» заметно воспряли духом. Даже те двое слесарей, что опасливо жались подальше от грозного начальства, подтянулись поближе и включились в разговор.
– Еще вот что нужно сделать…
Владислав выбрался из тесного прокуренного кузова лишь через полтора часа и подсел к флегматично жующему свою нескончаемую жвачку Макару.
– Блин! Не ожидал, что инженеры эти такими головастыми окажутся. Ты знаешь, что они там наизобретали?..
Он вкратце поведал невозмутимому телохранителю о том, что только что увидел и услышал.
– Ничего удивительного, – подытожил Макар, когда «патрон» выдохся и замолчал. – Самородки… Мы все такие.
– Кто «мы»? – опешил Влад от такого «емкого» ответа. – Кто «мы»-то?
– Русские…
* * *
– Слышь, Кость?..
Друзья лежали без сна в хорошо протопленной двигателем просторной кабине вездехода, хотя шел уже второй час ночи.
Слава Богу, от вечного присмотра телохранителя здесь, на отдаленном форпосте колонии, удалось избавиться. Самохвалов даже будто бы рад был освободить инженеров от конвоя, заявив, что опасаться здесь особенно нечего, а лишний человек пригодится в поселке. Даже выдал им «под свою ответственность» пистолеты и автомат для самообороны, хотя вездесущий Макар и был против.
– Перестреляют друг друга по неосторожности, головотяпы! – заявил он, устроив друзьям тестовые стрельбы и раскритиковав все на свете: манеру владения оружием, умение стрелять и все, вплоть до того, откуда, по его мнению, у обоих растут руки. – Это у них получится. А так – в сарай не попадут…
И остался при своем, несмотря на горячие убеждения в том, что и Павел, и Костя состоят в Кедровогорском обществе охотников аж почти по двадцать лет.
– Из пукалок своих дробовых, может быть, и попадают куда-нибудь. А из автомата – как баран пос… Ну это самое…
И тем не менее подбросил при случае «очкарикам», как он прозвал неразлучную пару (хотя очки носил один Безлатников), цинку патронов «для тренировки».
– Смотрите мне! – пригрозил он, отправляясь в обратный путь. – Не филонить чтобы! Через месячишко экзамен устрою…
Давно уже прошел тот самый «месячишко», но за это время показатели улучшить почти не удалось – не до этого было.
Мастерские, наконец, дотянули «до кондиции», и из них и четырех «жилых» вездеходов, а также двух гусеничных бензовозов и трех машин, загруженных под завязку всякой всячиной – от листового и круглого металла до продуктов и медикаментов, составили целый автопоезд. Имелась даже машина, груженная вообще чем-то странным и секретным. Ее неусыпно, день и ночь, посменно охраняли трое вооруженных до зубов бойцов Макара, так необходимых, по словам Самохвалова, в «Столице». Заглянуть внутрь хотя бы одним глазком никому еще не представилась возможность…
Увеличивался и контингент «точки», причем совсем не за счет бойцов, членов администрации или среднеазиатских работяг. Прибывали с попутным транспортом и оставались под различными предлогами другие инженеры, причем с чадами и домочадцами, «белые» трудяги, холостяки и бобыли («женатиков» брали неохотно), завербованные в Кедровогорске, и вообще самые неожиданные люди. Чего стоил один только кандидат биологических наук Званцев – классический Паганель [28]28
Паганель – персонаж романа «Дети капитана Гранта» французского фантаста Жюля Верна.
[Закрыть], правда, не высокий и тощий, а, наоборот, низенький, плотный и, несмотря на молодость, почти совершенно лысый.
Ученый мало интересовался тем, где он и зачем, целиком и полностью посвятив себя исследованию растительного и животного мира, его окружающего. Вот для него-то Самохвалов, которого теперь большинство обитателей «точки» по примеру Макара называло просто шеф, выделил персонального телохранителя без разговоров.
Появились в новом поселке и жены обоих инженеров, их матери и даже дети… Лишь Костин отец – Виктор Степанович – пока не мог вырваться из плавильного цеха, где перерабатывалась продукция всех рудников. Но шеф обмолвился, что скоро здесь откроется филиал…
– Спишь?..
– Да не сплю я, не сплю! Чего тебе?
– Я вот что… Задумал чего-то наш шеф. Тебе не кажется?
– Задумал? С чего ты взял?
– Очень уж этот наш автопоезд на переселенческую колонну похож. И комплектация, и все такое. Будто бы он от основной колонии отпочковаться решил.
– Разумно. И так вон коммуникации растянулись на пятьсот верст с гаком. Просто будет новый центр и все. Американцы точно так же свой Дикий Запад осваивали. Сначала цепь фортов, с каждым разом – все дальше и дальше в глубь неосвоенной территории, затем городки переселенцев, и уж в самую последнюю очередь – коммуникации. Железная дорога и прочее.
– А почему контингент такой? Я имею в виду нас с тобой, геологов и прочую интеллигенцию. Женщины опять же. Дети…
– Ну… Я не знаю…
– А я вот думаю, что он не отпочковываться решил, а совершенно новую колонию создавать. Свою. Усек?
– Как это?
– А порвать с криминальной верхушкой и самому себе головой стать. Он ведь тут кто? Такой же, как и мы, подневольный, только рангом повыше. Сказали: «Копай яму!» – копает, сказали: «Не копай!» – не копает…
– Ну ты сравнил!
– Да я фигурально выражаясь… Он, конечно, посвободнее нас… Но и не хозяин. А ему, чувствуется, хочется.
– И куда пойдем, как ты думаешь?
Павел поворочался в своем мешке, помолчал.
– В Якутию далековато…
– Почему в Якутию?
– За алмазами. Они ведь тут все спят и видят, как бы на алмазы лапку наложить. Золотом избаловались, теперь что подороже подавай. Но я думаю, туда он не сунется. Не дурак.
– Почему?
– Костя! Ты тут так отупел или всегда таким был?
– Ладно тебе…
Безлатников сжалился.
– В Якутии у него не будет независимости. Независимость здесь – это оружие и горючее. Как, впрочем, и везде… Горючее – в первую очередь. Эти, которые здесь останутся, в любой момент смогут солярку и бензин через «шкуродер» с Большой Земли доставить, а он, если отделится, – нет. А горючка – это маневр. Я, между прочим, в одном из вездеходов кое-какое буровое оборудование заметил. А новенький этот, Колосов, знаешь кто?
– Кто?
– Нефтяник. Я к нему подъехал с одного бочка: кто, мол, да откуда… А он и выложил, что из Башкирии.
– Там разве есть нефть?
– Ну ты даешь! Есть и много. Правда, похуже тюменской и тем более южной, но ее там – до фига. И залегает, я слышал, не так глубоко, и климат помягче, чем в Тюмени…
– Лучше уж в Баку…
– Ага! А еще лучше – в Аравию куда-нибудь! Там вообще: ямку вырыл в песке и черпай ведром. А остальное время – лежи кверху пузом и загорай… Не дойти туда. Горючего не хватит ни при каком раскладе.
– А до Урала хватит?
– Туда – да. Я прикинул. А если еще бросать по дороге опустевшие бензовозы…
– Как это бросать?
– А так. Людей-то, кроме нас, здесь, нет, значит, и не денутся никуда. Ну разве что поржавеют слегка… А потом, когда уже свое топливо будет, можно будет вернуться за ними.
– Да ну… Фантастика все это.
– Не скажи, не скажи…
Знали бы друзья, как близки они в своих умозаключениях к истине…
* * *
Самохвалов работал уже на пределе.
Не на пределе физических сил, естественно. Он уже исчерпывал все пределы доверия «правителей» Парадиза.
Все чаще задавались ему всякие неудобные вопросы, на которые все труднее было давать те ответы, которые устроили бы подозрительных до паранойи старых воров. Ведь только благодаря ей да еще абсолютной бессовестности и бесконечной подлости они и сумели выжить в «тюремных университетах», а еще и «прокоптить небо» так долго. Во Владиславе же они нутром чувствовали чужого, но упрекнуть его им пока было не в чем.
Разве можно судить человека за то, что он неустанно расширяет добычу того самого «дьявольского» металла, ради которого и творится на белом свете столько преступлений, подлостей и предательства? Ведь добычу-то «несет в клювике» им – авторитетам, а не тырит для себя (многократно проверено). Наоборот, добровольно взял на себя всю ту рутинную работу по организации и отладке добычи, вербовке персонала и обеспечению его нужд, транспортировке и переработке добытого… Словом, выполнял ту, презираемую ворами «работу», органическое отвращение к которой и толкнуло их некогда, в целом неглупых и по-своему целеустремленных людей, в объятия криминального мира.
Вот если бы он еще предложил услуги по реализации золота в «большом мире» – ему тут же пришлось бы плохо. Но, по логике авторитетов, он «знал свой шесток» и поэтому был не опасен и даже полезен. Только вот требовал все больше и больше средств на закупки такого, без чего вполне можно было обойтись, беспрестанно гонял через «шкуродер» целые караваны всякого добра, бесследно исчезающего в бескрайней тайге Парадиза…
«К чему эти вертолеты? – ворчал прижимистый Конь. – Хватило бы и одного – на охоту летать… Зачем столько вездеходов? Зачем буровая вышка?..»
Зачем?.. Зачем?.. Зачем?..
Зачем, наконец, списанный танк со снятой башней, купленный по цене металлолома и переоборудованный в своеобразный «проходческий комбайн», способный буквальным образом проламываться сквозь тайгу, круша, как спички, вековые кедры и лиственницы, расталкивая в стороны упавшие стволы и расчищая проход для следующих за ним вездеходов. Отдельная история, во что обошлась его транспортировка и протаскивание через «игольное ушко»…
Конечно, можно было бы заменить Славика-Шило на кого-нибудь менее инициативного, на какого-нибудь исполнителя попроще, о чем не раз предлагал тот же Купидон, у которого уже имелись готовые кандидатуры, но тогда пришлось бы руководить самим… И еще: Патрикей, которому удавалось пока держать под контролем постепенно наглеющую верхушку воровской вольницы, отлично понимал, что стоит ему уступить ворам-коллегам только раз, в другой они просто заставят его сделать то, что им нужно, силой, а то и вовсе обойдутся без уступок… Обойдутся даже без него самого.
Но золото текло рекой, причем река эта день ото дня становилась все полноводнее, удовлетворяя даже акульи аппетиты самых алчных из хищников. А впереди маячили еще и алмазные россыпи, платина, даже уран… И вряд ли кто, кроме Владислава, знал о том, что эти грядущие богатства – всего лишь сладкая морковка, подвешенная умным седоком перед мордой осла, дабы тот не упирался, а бежал вперед, радостно взревывая от избытка чувств.
