Текст книги "Тайны подводной войны. 1914—1945"

Автор книги: Андрей Кузнецов

Соавторы: Мирослав Морозов,Владимир Нагирняк,Николай Баженов,Сергей Махов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

В том, что «Красногвардеец» пока ни технически, ни тактически не готов к атаке конвоев, лишний раз подтвердилось незадолго до полудня 1 октября. Показавшиеся на горизонте мачты очень скоро материализовались в « большой пассажирский пароход в охранении 6 миноносцев, идущий на восток». Не вызывает сомнения, что речь шла о госпитальном судне «Штуттгарт» (13387 брт), которое под конвоем эсминцев «Гальстер», «Экольдт» и пяти тральщиков («М 30», «М 18», «М 22», «R 162», «R 155») шло в Киркенес для приема раненых горных стрелков. Конвой следовал зигзагом на 14-узловой скорости. « «Д-3» находилась уже в 2–3 кабельтовых от внешней линии эскортных кораблей, —вспоминал Константинов , – когда был обнаружен сторожевик, устремившийся прямо на нее. Пришлось несколько увеличить глубину погружения. Подводники ожидали бомбометания, но тишину вскоре нарушил лишь приглушенный шум винтов удалявшегося вражеского корабля… После подъема перископа выяснилось, что лодка пересекла линию внешнего охранения, но курсовой угол на лайнер был слишком большим. Даже на самом полном ходу лодка не смогла бы сблизиться с целью на дистанцию залпа… Через некоторое время стало ясно, что выйти на дистанцию залпа невозможно…» [92]92
  Константинов Ф.В. Указ. соч. С. 69.


[Закрыть]. Вот так элементарные меры ПЛО и высокая скорость сорвали атаку лодки, которая даже не была обнаружена.

После вышеописанной серии боевых столкновений наступило некоторое затишье. По-видимому, оно было связано с очередной технической неисправностью, точная дата возникновения которой ни в одном документе не называется. На этот раз оборвался трос командирского перископа. Хотя перископ замер в крайне верхнем положении, постоянное нахождение его наверху при торпедной атаке почти наверняка привело бы к обнаружению корабля. Снова, как и при истории с клинкетами, среди командования разгорелись жаркие споры. По свидетельству Константинова, Колышкин предложил закрепить перископ бугелем и производить его высовывание из воды вертикальным маневром всей лодки. Филипп Васильевич считал такой вариант действий неприемлемым, особенно в случае атаки конвоя. Байков посоветовал убрать перископ в нижнее положение и пользоваться зенитным перископом. Командира лодки не устраивал и этот вариант, очевидно потому, что зенитный перископ имел весьма скверную оптику, туго поворачивался, и, наконец, его оптическая труба имела гораздо больший диаметр, и соответственно, обнаружить ее было намного проще. Если верить политдонесению, Константинов заявил: « Плавать под зенитным перископом – это авантюра», за что был сразу же предупрежден, что при повторении подобного высказывания будет незамедлительно отстранен от командования кораблем. Ему в приказном порядке запретили выходить на связь со штабом Северного флота и просить разрешения на возвращение в базу. В конце концов кому-то из экипажа пришла в голову идея заменить трос швартовым концом. Из-за разницы в диаметре следовало выточить новый ролик, а также выполнить целый список трудоемких работ по налаживанию системы. Спустя несколько суток опытные старшины и краснофлотцы с честью справились и с этой задачей. После окончания шторма, который пришлось пережидать в районе зарядки батарей, «Д-3» вновь вернулась к норвежскому берегу. Хотя волнение моря снизилось до 5 баллов, частые снежные заряды периодически сокращали видимость до нуля. В 14:08 при очередном подъеме перископа на дистанции около 3 миль удалось обнаружить 5000– 6000-тонный транспорт в охранении «миноносца». Волнение моря составляло 5 баллов, порывистый северный ветер гнал по морю густые снежные заряды. Из-за сравнительно большой скорости цели и начальной дистанции «Красногвардейцу» к моменту залпа (14:26) удалось сблизиться лишь на 8 кабельтовых. Гораздо хуже было то, что расчетный угол встречи составлял примерно 115–120 градусов. Фактически торпеды выпускались вдогонку, что нежелательно даже на малых расстояниях из-за перспективы встречи с кильватерной струей судна – в ней торпеды сбиваются с курса и быстро тонут. Возможно, что именно так все и произошло на этот раз – спустя примерно 1,5–2 минуты после выстрела (по мемуарам, в донесении время отсутствует) на лодке зафиксировали два взрыва. Для прохода торпедами предельной дистанции это время слишком мало, так что они либо попали в кильватерную струю и затонули досрочно, либо при плавании в снежных зарядах лодка сблизилась с берегом больше, чем рассчитывала, и взрывы произошли в результате ударов о скалы. Именно такая трактовка событий напрашивается из сопоставления с КТВ АРК – атака не замечена, а конвой, состоявший из парохода «Георг Л.М. Русс» (2980 брт), танкера «Германн Андерсен» (1171 брт), а также тральщиков «М 29» и «М 17» в 22:15 без потерь прибыл в Киркенес. То, что Константинов наблюдал ровно половину от истинного состава каравана, лишний раз подчеркивает существовавшие погодные условия. В результате, когда в 14:38 субмарина всплыла под перископ из-за очередного снежного заряда увидеть вообще ничего не удалось. По-видимому, в таком же глупом положении почувствовали себя и немецкие сигнальщики – недалеко от кораблей прогремело два взрыва, а где они произошли и что стало их причиной, увидеть не удалось!

Схема атаки 11 октября 1941 года

Утром 14-го на лодке окончательно «скисла» акустика. К счастью, поход уже близился к концу, но спустя несколько часов «Д-3» пришлось еще раз встретиться с вражеским конвоем. Два транспорта в охранении трех миноносцев – реально теплоходы «Хартмут» (2713 брт), «Map дель Плата» (7333 брт) в сопровождении «Гальстера», «М 18» и «М 22» – шли на восток. Субмарина начала маневрирование, но в процессе его потеряла цель в снежном заряде. Кстати, снегопад и туман оказались настолько густыми, что «Хартмут» потерял караван и достиг Киркенеса лишь на следующий день. Еще один шанс одержать победу оказался упущен. Вечером следующего дня «Красногвардейца» отозвали в базу. За время похода корабль провел 301 час в подводном и 296,5 часа в надводном положении, произвел 22 зарядки батарей, израсходовал 56 тонн соляра. Главный же результат – «потопление» четырех транспортов – так и не был побит ни одной подлодкой СФ в 1941 году. Казалось, что выход из тупика летних месяцев найден, нужно лишь шире внедрить новый метод торпедной стрельбы и повысить активность командиров.

У командования результаты четвертого похода «Красногвардейца» вызвали противоречивые чувства: с одной стороны, налицо многочисленные «победы», с другой – обеспечивающие не пожалели черной краски для описания поведения командира лодки. Это очевидно даже несмотря на то, что обеспечивавший комдив не стал оставлять письменных свидетельств с оценкой действий Константинова. Датированные 28 октября «Выводы командира БПЛ о боевом походе подводной лодки "Д-3"», содержали следующий текст:

« 1. На подводной лодке "Д-3» вышли в боевой поход командир 3-го дивизиона подводных лодок и начальник политотдела бригады подводных лодок с целью оказания помощи командиру и военкому в выполнении боевой задачи.

2. За период плавания (всего 25 суток) в районе № 4 подводной лодкой обнаружено интенсивное движение кораблей противника на восток и запад днем, причем абсолютное большинство транспортов с охранением больших и малых миноносцев.

3. Плавая в непосредственной близости от побережья, подводная лодка активно искала корабли противника, произвела 4 торпедные атаки и, израсходовав 9 торпед, утопила 4 транспорта противника.

4. Большой боевой успех подводная лодка "Д-3» имела в данной обстановке благодаря тому, что всю ее боевую деятельность направлял командир 3-го дивизиона подводных лодок, который фактически командовал кораблем.

5. Командир подводной лодки "Д-3» капитан-лейтенант Константинов в данном походе (как и в предыдущих походах) проявил нерешительность, доходившую до попыток запросить разрешение на уход с позиции в базу из-за незначительных повреждений корабля (выход из строя командирского перископа).

Дальнейшее пребывание капитан-лейтенанта Константинова в должности командира подводной лодки "Д-3» нецелесообразно, так как он не может самостоятельно выполнять боевых задач: плавать может, а воевать в роли командира – не способен. Целесообразно назначить на подводную лодку "Д-3» более смелого и решительного командира.

6. Личный состав подводной лодки «Д-3», добившийся больших боевых успехов, достоин высокой награды» (ОЦВМА, ф. 112, д. 33052, л. 122).

Поскольку ни в каких сохранившихся материалах похода не отражалось то, что комдив «фактически командовал кораблем» очевидно, что эти данные командование бригады получило из устного доклада самого Колышкина. В этой ситуации остается много непонятного: мог ли Константинов, самостоятельно командовавший кораблем в третьем походе «Д-3», вдруг оказаться настолько неспособным, что его полностью подменил комдив? Мог ли Колышкин так быстро изменить свое мнение о командире, которому сам давал рекомендацию о допуске с самостоятельному управлению? И то и другое сомнительно. Более вероятным представляется другое – Колышкин внял рекомендации начальства «присмотреться» к командиру «Красногвардейца», а присмотревшись, нашел у него те недостатки, которые присутствовали у большинства подводников в 1941 году – осторожность, возможно несколько чрезмерную, порожденную отсутствием знаний об истинных боевых возможностях противника, а также плачевным техническим состоянием своего корабля. Но разве в этом положении виноваты только командиры лодок?

Политдонесение А.П. Байкова было более детальным и по ряду важных моментов отличалось от выводов командира бригады: « Только своей растерянностью, нервозностью среди этого бодрого настроения отличался командир лодки капитан-лейтенант тов. Константинов, который в это время имел очень непривлекательный вид, потерял волю командира и был больше похож: на мокрую курицу, которую только что вытащили из воды. Причем эта растерянность и нервозность наблюдалась за тов. Константиновым и во время атаки по первому транспорту, 26 сентября, когда он после залпа спустился с боевой рубки в центральный пост в таком нервном состоянии, что я вынужден был ему предложить успокоиться». По поводу того, кто и как командовал лодкой, сообщалось следующее: « Исключительно спокойно, хладнокровно выполнял свои обязанности помощник командира, ст. лейтенант тов. Соколов (беспартийный). По сути командиром лодки был не капитан-лейтенант Константинов (член ВКП(б)), а тов. Соколов. Командир лодки без него не провел ни одной торпедной атаки.

Все исходные данные, все расчеты производились тов. Соколовым, за исключением команды «Пли». По сути говоря боевой успех лодки был решен тов. Соколовым и комиссаром лодки ст. политруком тов. Гусаровым. Тов. Соколов исключительно добросовестно выполнял свой долг перед Родиной. Тов. Соколова можно выдвигать на самостоятельную работу – командира лодки» (ОЦВМ А, ф. 112, д. 19326, л. 335).

Спустя тридцать лет в своих мемуарах Ф.В. Константинов в определенном смысле попытался ответить на эти претензии. Описывая поломку перископа, он написал « Это серьезная авария, но ни у кого и не возникло мысли о возвращении в базу». Рассматривая торпедные атаки, Филипп Васильевич не скрывал тот факт, что с английскими таблицами по торпедной стрельбе работал его помощник. А кто и где в ходе торпедной атаки должен был с ними работать? Из цитат и политдонесения ясно, что командир находился в боевой рубке, откуда должен был осуществлять управление кораблем и вести наблюдение за целью. А раз так, то не понятно, как помощник мог выдавать «исходные данные», в частности, элементы движения цели. Непонятно и то, как следовало командиру работать с громоздкими таблицами в довольно узкой боевой рубке одновременно с периодическими наблюдениями в перископ. Любопытно отметить, что аналогичного рода претензии позднее выдвигались и по отношению к известному подводнику, командиру подводного минного заградителя «Л-3» П.Д. Грищенко. Он тоже якобы лишь давал команду «Пли», в то время как все расчеты производил помощник В.К. Коновалов. На это Грищенко резонно заметил, что помощник не вечно будет помощником, и задача настоящего командира готовить себе достойную замену. Грищенко подобное замечание простили, Константинову – нет. Авторы «выводов» и политдонесения также полностью проигнорировали техническое состояние корабля, а оно, согласно 13-го пункту боевого донесения, являлось далеко не блестящим. « 13. Механизмы в походе работали хорошо, за исключением: а) пропуск воды через клинкеты дизелей; б) пропуск воды в носовую дифферентную цистерну; в) обрыв троса командирского перископа; г) трудно вращается зенитный перископ; д) выход из строя несколько раз лага; е) поломка клапана затопления торпедных аппаратов; ж) плохая работа радиопеленгатора; з) не всегда надежно работал эхолот…

75. Отсутствие на подводной лодке акустики затрудняло выполнение задачи (не смогли атаковать транспорт во время снежного заряда); возможно, что во время плохой видимости были пропущены незамеченные транспорты. Постоянная течь клинкетов затрудняла выполнение задачи, приходилось иногда погружаться по два раза. Необходимо клинкеты сменить на захлопки» (ОЦВМА,ф. 112, д. 33052, л. 120–121).

Анализируя все это, невольно вспоминаешь фразу заместителя наркома обороны, начальника Главного управления ВВС Красной Армии генерал-лейтенанта П.В. Рычагова: « Товарищ Сталин, вы заставляете нас летать на гробах!» и то, чего эта фраза стоила ее автору. В случае с Константиновым все, к счастью, закончилось благополучно. 31 октября он сдал должность командира лодки и поступил в распоряжение Организационно-строевого управления (ОРСУ) СФ. Оно нашло ему применение, отправив в составе советской военной миссии в Англию. За рубежом Константинов пробыл недолго и уже в 1942 году вернулся на Родину на должность помощника начальника штаба Северного отряда кораблей Беломорской военной флотилии. Закончил войну он начальником конвойной службы Северного флота и умер в Петербурге в середине 90-х, намного пережив большинство своих бывших сослуживцев и хулителей по бригаде подводных лодок.

Новым командиром «Д-3» стал капитан-лейтенант Михаил Алексеевич Бибеев. Его послужной список заслуживает того, чтобы остановиться на нем подробнее. Родившийся в 1904 году Бибеев, как и Константинов, был призван в ВМФ в 1933 году из кадров торгового флота. Окончивший мореходное училище еще в конце 20-х, он успел поплавать и на командных должностях, благодаря чему попал не в штурманский, а в командирский класс УОПП. В марте 1935 года, сразу после его окончания, Михаил Алексеевич был назначен помощником на черноморскую подводную лодку «Щ-203», а с октября 1936 года стал ее командиром. Прослужив в данной должности 25 месяцев, Бибеев поступил на командирский факультет Военно-морской академии. С началом войны состоялся досрочный выпуск, по результатам которого 30 июня приказом Наркома ВМФ № 01066 капитан-лейтенант Бибеев назначался командиром подводного крейсера «К-2» БПЛ СФ. Готовя приказ по старой заявке, московские кадровики не знали, что данной вакансии фактически нет – штатный командир «катюши» В.П. Уткин, болевший длительное время туберкулезом, переборол хворь и вернулся к исполнению служебных обязанностей. В результате капитан-лейтенанту с академическим образованием пришлось назначаться на должность командира по организационно-мобилизационной работе штаба БПЛ. В то же время по сохранившимся документам и мемуарам можно утверждать, что Бибеев быстро завоевал авторитет у командования. Когда в начале октября встал вопрос о кандидатуре офицера, которому предстояло совершить боевой поход на британской подводной лодке в качестве представителя советского ВМФ, начальство выбрало Михаила Алексеевича. Сам поход субмарины «Тайгрис» не сопровождался впечатляющими успехами, но позволил Бибееву воочию пронаблюдать тактику и организацию службы у «просвещенных мореплавателей». Казалось, что, кроме метода торпедной стрельбы с временным интервалом, заимствовать у них нечего. 29 октября, спустя 13 дней после возвращения из похода, Бибеев получил приказ принять подводную лодку «Д-3».

«Старушка» к этому моменту уже девять дней находилась в доке мурманского судоремонтного завода наркомата рыбной промышленности. Точное содержание произведенных работ неизвестно, но столь необходимым кораблю текущим ремонтом они не являлись. Из анализа документов можно почти наверняка утверждать, что ремонтники заменили клинкеты и попытались наладить работу шумопеленгаторной станции. Были отремонтированы перископы. При съеме командирского по случайному стечению обстоятельств получил тяжелую травму помощник П.Д. Соколов – ему оторвало два пальца на левой руке. В очередной поход вместо него отправился дивизионный минер капитан-лейтенант A.M. Каутский, давно стремившийся к самостоятельной должности на подводной лодке. Как и было положено, в первый поход с новым командиром шел обеспечивающий – уже знакомый нам И.А. Колышкин, получивший только что звание капитана 2-го ранга. 11 ноября лодка вышла из дока, 12-го перешла в Полярное, а спустя десять дней отправилась на позицию в устье Порсангер-фьорда.

Неприятности начались почти сразу после выхода в море. До исхода суток 22-го вышли из строя носовые горизонтальные рули (сломался валик разобщения рулей от шпиля; 24 ноября неисправность устранена) и, что еще хуже, оборвался проволочный подвес гирокомпаса. Восстановить его своими силами было невозможно, а плавать по магнитному компасу ГОН, да еще и в условиях видимости, характерных для того времени года, – просто опасно. По вполне понятным причинам Бибеев не стал предлагать вернуться в базу, хотя лодка еще не успела уйти от нее далеко. В результате корабль прибыл на позицию только в 10 часов 24-го, имея неувязку на 60 миль к западу. В конце концов «Д-3» прибыла к устью Порсангер-фьорда, где держалась не слишком далеко от берега (счисление постоянно уточнялось по береговым ориентирам), но и не слишком близко. Эхолот работал ненадежно, уточнить счисление по характерному изменению глубин не удавалось и, стоило только потерять берег из виду, как могла последовать посадка на мель. Это оказывало заметное сдерживающее влияние на боевую деятельность «Д-3». Забегая вперед, отметим, что в этом походе субмарина провела в подводном положении у берегов противника всего 131,4 часа (время наиболее длительного погружения – 12,5 часа), а в надводном – 421 час. Батарею заряжали всего 8 раз. Посадка на мель чуть было не произошла при первой попытке проникнуть на прибрежный фарватер. Второй подход к берегу оказался более успешным.

Утром 28-го, несмотря на предупреждение комфлота не заходить глубоко во фьорды, Бибеев с Колышкиным решили осмотреть бухту Хоннингсвога. К счастью, искать добычу долго не пришлось. В 13:00 по левому борту обнаружился тральщик, спустя 15 минут – второй и, наконец, в 13:33 идущий позади них транспорт. Поскольку на самом деле только что вышедший из Хоннингсвога конвой насчитывал не одно, а три судна (германские пароходы «Людвиг» (1065 брт) и «Альдеборан» (7891 брт), а также норвежский танкер «Эрлинг Линдё» (1281 брт) в охранении сторожевиков «Того» и «Киаочау»), очевидно, что условия видимости были далеки от идеальных. По-видимому, «камуфлированным транспортом водоизмещением 6000 т» являлся «Людвиг», по которому в 13:44 был произведен трехторпедный залп. Спустя минуту на лодке зафиксировали взрыв. Точная причина его неизвестна, но к попаданию он отношения не имел. Роль отсутствующей системы БТС сыграл командир БЧ-5 Челюбеев, принявший в момент выстрела много воды в уравнительную цистерну. Подлодка провалилась до глубины 66 метров, так что наблюдение в перископ оказалось сорванным. Сразу после атаки «Красногвардеец» лег на курс отхода на север, поскольку дальнейшее движение в юго-восточном направлении приводило прямиком на прибрежные скалы.

Схема атаки 28 ноября 1941 года

Любопытные воспоминания об этой атаке оставил Колышкин: « Взрыв послышался очень сильный. Но только один. Значит, попали одной торпедой. Хватит ли ее, чтобы прикончить судно? Когда мы всплыли на перископную глубину (лодка всплыла под перископ в 14:20. – М.М.), то из-за тумана ничего не увидели. А жаль. Может быть, транспорт только подорван, но еще продолжает жить. Правда, шум его винтов, как доложил акустик, прекратился. Это значит, что ход он все-таки потерял, и хлещущая в пробоину вода, наверное, сделает свое дело» [93] 93
  Колышкин И.А. Указ. соч. С. 71.


[Закрыть] . В соответствии с этим «наверное» атакованный 28 ноября транспорт был занесен на боевой счет «Д-3» как потопленный. Что же касается точности показаний акустика, то в своем послепоходовом донесении Бибеев написал: «Слышимость акустики совершенно отсутствовала» (ОЦВМА, ф. 112, д. 1497, л. 278). Читать написанные Колышкиным строки тем более странно, если сравнить их с другим местом из мемуаров, тем, где он рассуждает о методах установления результатов торпедных атак: « Тут следует сказать о большой щепетильности, с которой наши командиры оценивали результаты своих атак. Трудно, порой очень трудно было точно установить, что сталось с атакованным судном. Отмечались почти невероятные случаи, когда никто в лодке, даже гидроакустик, не слышал взрыва. А в перископ было совершенно ясно видно, как транспорт тонет. Что ж, законы, по которым звук распространяется в водной среде, капризны. Но гораздо чаще случалось наоборот. Взрыв слышали все, а увидеть, что произошло после этого взрыва, не удавалось никому. Мешали корабли охранения, или снежный заряд, или плохая видимость, или и то, и другое, и третье вместе.

Тут на помощь приходил гидроакустик. Он докладывал, слышен ли шум винтов атакованного корабля или нет. Но поскольку кораблей в конвое бывало много, акустик легко мог ошибиться. А если он и безошибочно сообщал, что шум винтов прекратился, это еще не означало наверняка, что судно утонуло. Оно могло остаться на плаву и, исправив боевые повреждения, прийти домой своим ходом. Его, наконец, могли отбуксировать до ближайшей базы. Другое дело, если гидроакустик улавливал звуки, свидетельствующие, что судно действительно погружается. Но при тогдашней конструкции акустических станций такое случалось нечасто.

Казалось бы, что, по крайней мере теоретически, для тщеславного, честолюбивого командира не исключена возможность заняться «приписками», относя к числу потопленных поврежденные корабли. Чаще всего взглянуть в перископ на результаты атаки успевал только командир. Если же судить об этих результатах приходилось по гидроакустическим данным и по сопоставлению многих косвенных признаков, то и тут вряд ли кто-нибудь из членов экипажа стал бы отрицать полную победу, когда командир утверждает, что она достигнута. Тут сыграли бы роль и авторитет командира и по-человечески понятная готовность каждого верить всему, что подтверждает успех, а не наоборот – ведь победа была желанна всем.

На деле же такого рода умышленные «приписки» исключались. Командиры наши были настоящими коммунистами и высоко дорожили своей партийной и профессиональной честью. Они твердо руководствовались правилом: докладывать о результате атаки, как о сомнительном, если не удалось пронаблюдать за целью или получить другие, заслуживающие доверия данные о ее потоплении. Личная убежденность тут не бралась в расчет, если ее нельзя было подтвердить фактами». [94]94
  Колышкин И.А. Указ. соч. С. 71.


[Закрыть]На практике же, как мы убедились, комдив далеко не всегда руководствовался собственными правилами.

Последующие несколько дней обнаружить противника не удавалось. 5 декабря, в день сталинской конституции, подводники уже собирались поднять наркомовские 100 граммов, как вахтенный офицер Каутский объявил боевую тревогу. На этот раз атака протекала весьма непросто – хотя лодка изначально находилась на носовых курсовых углах, перестраивавшийся немецкий тральщик (классифицирован Бибеевым как миноносец типа «Слейпнер») чуть было не загнал субмарину на глубину. Чтобы сохранить свое место относительно цели, «Д-3» пришлось лечь на параллельный курс и дать на 20 минут полный подводный ход. Можно только удивляться тому, что тральщик не обнаружил гремевшую на все море «старушку». В 12:45 «Красногвардеец» повернул на боевой курс и спустя восемь минут дал трехторпедный залп в сторону обогнавшего его каравана. Целью являлся второй в колонне 10 000-тонный транспорт, которым, без сомнения, являлся немецкий пароход «Леуна» (6856 брт; кроме того в состав конвоя входил транспорт «Феодосия», 3075 брт, тральщики «М 30» и «М 17»). Спустя минуту прогремело два взрыва. Лодка оставалась под перископом, но из-за налетевшего снежного заряда в него ничего не было видно. Желание увидеть дело рук своих оказалось настолько сильным, что «Красногвардеец» продолжил движение за конвоем, даже несмотря на опасность контратаки. Лишь в 13:15 наблюдавший в перископ Колышкин увидел странный предмет, «похожий не то на ящик, не то на чемодан». В связи с тем, что рядом находился «миноносец», субмарина погрузилась на глубину 20 метров, но продолжила преследование. В 13:52 при очередном подвсплытии подводники увидели над водой лишь мачту, трубу и часть кормовой надстройки, которые спустя три минуты скрылись из виду. Почему-то никого не смутил тот факт, что в течение часа после атаки «торпедированный» пароход продолжал идти не на запад, в сторону близлежащего порта Хоннингсвог, а на восток на достаточно приличной скорости. То, что на «Красногвардейце» приняли за потопление, было классическим примером выхода за пределы визуальной видимости. Торпеды же скорей всего взорвались при ударе о прибрежные скалы. Так и не разобравшись в причинах произошедших взрывов, германские корабли 6 декабря прибыли в Киркенес.

Почти в то же самое время, когда «Леуна» бросала якорь в Бёк-фьорде, «Д-3» осуществляла атаку следующего каравана. Его удалось обнаружить в 13:54 близ мыса Сверхольт-Клуббен – в том же самом районе, где состоялись две предыдущие атаки. Создавалось впечатление, что противник попросту игнорирует присутствие агрессивно настроенной советской субмарины, которая отправляет его суда на дно одно за другим. Все происходило, как на учениях: обнаружение большого трехмачтового теплохода с выгодной позиции, поворот на боевой курс, сближение примерно до 10 кабельтовых и выпуск трех торпед на угол встречи 90 градусов. На все ушло всего четыре минуты. Еще через минуту прогремел взрыв, ознаменовавший седьмую «победу» экипажа «Красногвардейца». На самом деле норвежский трехмачтовый теплоход «Рингар», 5013 брт, не получил ни царапины и продолжил свой путь на восток. На «Д-3» его удаление наблюдали с перерывами на протяжении 26 минут. В 14:24 при последнем подъеме перископа он «перевертывался кормой вверх». Несмотря на эту красочную картину, Бибееву не удалось обнаружить входивший в состав этого же конвоя транспорт «Мошилл» и второй сторожевик (суда конвоировали СКР «Нордриф» и «Нордвинд»). Попытка догнать один из них, « снимавший людей с борта тонущего корабля», ни к чему не привела – сторожевик скрылся в снежном заряде. Впрочем даже без этого боевой счет «Красногвардейца» выглядел весьма солидно. Семь потопленных транспортных судов выводили его на первое место не только в Северном флоте, да и во всем подводном флоте ВМФ СССР! Вслед за представлением к ордену Красного Знамени, сделанному после предыдущего похода, ушло представление к гвардейскому званию. Связать успехи лодки с именем конкретного командира было нельзя, поэтому все лавры достались обеспечивающему – И.А. Колышкина представили к званию «Герой Советского Союза». Заслуги Бибеева оценили скромнее – орденом Красного Знамени. В своих «выводах», написанных после возвращения лодки 15 декабря в Полярное, Виноградов указал: « По заключению командира 3-го дивизиона подводных лодок, командир подводной лодки «Д-3», командовавший до окончания Военно-Морской Академии подводной лодкой, может в дальнейшем допускаться к самостоятельному управлению кораблем в боевых операциях» (ОЦВМА, ф. 112, д. 1497, л. 280). Подводя итоги пятого боевого похода «Красногвардейца», необходимо упомянуть об одном достаточно необычном факте – подтверждении флотской разведкой последнего боевого успеха подлодки. Далеко не всегда разведчикам удавалось найти материал, уточняющий результаты действий подводников, а на этот раз это было сделано сверхоперативно, еще до возвращения лодки из похода. По их данным, 6 декабря подлодка потопила танкер «Абрахам Линкольн», тоннажем 9570 брт. Автору не удалось обнаружить первопричину этого донесения, но по некоторым косвенным признакам ею являлся радиоперехват. Разведчиков нисколько не смутило присутствие в нацистском торговом флоте судна, названного в честь американского президента иудейского происхождения. Еще более непонятным является происхождение величины тоннажа потопленного судна. Разведчикам просто следовало открыть регистр Ллойда и убедиться, что судна с таким тоннажем не существует. Единственным «Абрахамом Линкольном», бороздившим просторы мирового океана на тот момент, являлся норвежский сухогруз тоннажем 5740 брт. С 1939 года это судно находилось в британском фрахте, участвуя в перевозках через Северную Атлантику. Вполне возможно, что 6 декабря 1941 года оно действительно выходило в эфир, сообщая о каких-либо неполадках. Сообщение оказалось перехвачено и соответствующим образом интерпретировано в разведотделе СФ. Однако «Абрахам Линкольн» и не думал тонуть. После войны его продали финскому судовладельцу, а в 1962 году разрезали на металл в Японии. Вполне возможно, что разведотдел СФ в 1941 года не был обеспечен регистрами Ллойда (непонятно, что мешало запросить их у союзников-англичан), но то, что утверждение о гибели «Абрахама Линкольна» продолжало тиражироваться многими советскими историками после войны, много говорит об их желании узнать правду.

21 декабря «Д-3» перешла на мурманский завод НК РП, где начала давно заслуженный текущий ремонт. По существовавшим положениям он заключался во вскрытии, разборке и очистке вспомогательных механизмов, осмотре деталей, определении их износа, замене уплотнителей и прокладок, настройке и регулировке механизмов в работе, а также замене изношенных деталей и осмотре подводной части. Реальный объем выполненных работ для мелкого завода с устаревшим станочным парком был поистине уникален. Рабочие заменили 18 квадратных метров обшивки, опрессовали 12 цистерн, прочеканили 140 м швов, полностью перебрали механизмы носовых и кормовых горизонтальных рулей, вертикального руля, отремонтировали все кингстоны, а также массу других приборов и механизмов. Корабль вступил в строй 6 февраля 1942 года. Наиболее ярким событием, пришедшимся на данный период, стало награждение «Красногвардейца» орденом Красного Знамени, о чем было объявлено 17 января. В тот же день вышел указ о присвоении И.А. Колышкину звания Героя.