Текст книги "Последняя крепость Рейха"

Автор книги: Андрей Васильченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

О том, насколько тяжело приходилось гражданскому населению в Бреслау, можно судить по воспоминаниям Эрнста Хорнига. Из бесед со священниками и прихожанами он узнавал о растущем числе самоубийств, которые происходили в городе. Сам же он придерживался мнения, что установить их точное количество было делом сложным.

Пулеметный расчет Фольксштурма

Сами же свидетельства очевидцев тоже весьма расходились. Приведем две полярные оценки. Одна из них принадлежала священнику Паулю Пайкерту. Тот записал 13 марта в своем дневнике: «Из достоверного источника я узнал, что ежедневно в нашем городе происходит от 100 до 120 самоубийств». В то же самое время член попечительского совета больницы Святого Георгия Альфонс Буххольц отмечал: «После окружения города русскими добровольный уход из жизни не был очень распространенным явлением».Собственные наблюдения Хорнига давали некую промежуточную цифру. В своих воспоминаниях он логично замечал, что дать «достоверные данные» в то время в Бреслау не мог никто. Сам же он слышал о волне самоубийств, которая началась во время приближения фронта к Бреслау, а затем получила новый импульс с началом боев на южных окраинах города. По его подсчетам, счеты с жизнь ежедневно сводили около 50 человек. Если эту цифру помножить на 84 дня осады Бреслау, то получается, что за это время с собой покончили около 4200 человек. Впрочем, точные сведения об этой проблеме вряд ли удастся когда-либо получить.

28 января 1945 года жители Бреслау с ужасом обнаружили расклеенные на улицах домов листовки, подписанные гауляйтером Ханке. В них говорилось: «Второй бургомистр города, министерский советник д-р Шпильхаген попросил обер-бургомистра столицы гау Ляйхтерштерна связаться с Берлином, дабы того назначили на новую должность. Его исключительная трусость подвигла его к бегству… По моему приказу министерский советник Шпильхаген был расстрелян отдельным подразделением Фольксштурма перед зданием ратуши. Тот, кто боится погибнуть с честью, умрет в бесчестии».Хуго Эртунг, в свое время достаточно известный немецкий писатель и сценарист, написал в те дни в своем дневнике: «Один из наших фанен-юнкеров пришел ко мне в квартиру бледный и взволнованный. Он рассказал о том, как стал свидетелем расстрела бургомистра Шпильхагена, что было личной инициативой гауляйтера. Я часто встречал д-ра Шпильхагена в трамвае – мы оба очень рано выезжали на работу. Как-то раз я даже имел беседу с этим очень умным человеком, который не стеснялся высказывать критику в адрес царивших порядков. Его ужасный конец просто потряс меня».

Другой очевидец вспоминал: «Приказу о расстреле Шпильхагена предшествовал многолетний конфликт с гауляйтером Ханке, которого экономный бургомистр критиковал за помпезные празднества, которые устраивались в городе. Теперь партийный функционер получил повод для того, чтобы наконец-то расправиться с критиковавшим его бургомистром. Утром 28 января в 6 часов утра расстрельная команда направила винтовки на бургомистра, которого с завязанными глазами поставили у подножия конной статуи Фридриха II. Раздалась команда, залп – и д-р Шпильхаген упал мертвым».Далее очевидец продолжал: «Затем было еще много страшных расстрелов. Со временем даже перестали расклеивать листовки, объявлявшие о них. Накануне 1 февраля по приказу Ханке появилось такая листовка: „Начальник сельскохозяйственного управления Нижней Силезии д-р Зоммер 25 января, не получив на то соответствующего разрешения, самовольно покинул свой пост в Бреслау и без каких-либо веских причин направился в Гёрлиц… По законам военного времени он был расстрелян“».

Здание городской ратуши, построенное в готическом стиле

Были и другие плакаты. Вот еще один вопиющий пример. Очевидец вспоминал: «Меня потрясла смерть бургомистра города Брокау, Бруно Курцбаха. Из текста объявления мы узнали, что тот 26 января оставил свой пост. Как выяснилось на допросе, он из соображений безопасности хотел перевезти свою семью в Штригау. Из Штригау он по телефону связался с Бреслау, чтобы выяснить: являются ли правдивыми слухи о том, что Брокау был занят русскими. Поскольку с городом не было никакой связи, он посчитал, что тот был захвачен неприятелем. Сам Курцбах полагал своим долгом сообщить в земельный совет открыто о том, что он ожидает дальнейших распоряжений в Штригау. Затем последовали обвинения в том, что бургомистр оставил город на произвол судьбы. Как итог, он был расстрелян по приказу гауляйтера».Нередко должностных лиц расстреливали даже за то, что они покидали свою резиденцию. Стоило оказаться за пределами своего места жительства, как человек уже считался трусом и дезертиром.

Впрочем, были и вовсе удивительные случаи. Об одном из них вспоминал Эрнст Хорниг. О нем ему рассказала уже после капитуляции одна из молодых прихожанок храма Святой Варвары. Ее младший брат, которому только исполнилось 16 лет, был расстрелян по пресловутым «законам военного времени». Сам мальчик наотрез отказался идти добровольцем в Фольксштурм. Когда к нему на улице обратился какой-то фанатично настроенный рабочий, почему тот не был в рядах народного ополчения, то подросток ответил: «Может, именно благодаря мне Адольф так и не выиграет войны».Рабочий доложил об этом случае «куда следует», и на следующий день мальчишку расстреляли.

Если говорить об общих настроениях жителей Бреслау, то они с ужасом и отвращением думали об этих расстрелах. Подобное отношение распространялось и на партийные структуры. С одной стороны, низовым структурам НСДАП, конечно же, нельзя было отказать в некоторой заботе о населении в окруженном городе, но, с другой стороны, жители были недовольны жесткими мерами, когда к рискованным работам в принудительном порядке привлекали женщин и детей. В итоге настроения, господствовавшие в обществе, по мнению Эрнста Хорнига, были направлены против гауляйтера и местного партийного руководства. Излишняя жестокость честолюбивого гауляйтера стала очевидной всем, когда появилось очередное объявление: «Тот, кто присваивает себе собственность эвакуированных народных товарищей, должен быть казнен как грабитель и мародер. Этот принцип, продиктованный военным временем, был применен к двум женщинам».

В дни, когда существовала реальная опасность прорыва советских войск в Бреслау с севера, Хуго Эртунг записал в своем дневнике: «30 января. Плохие известия прибывают от юнкеров из военного училища. Они несут большие потери. Кроме этого, многие из них рискуют бы обмороженными. Мальчишек посылают на заснеженные позиции в полуботинках».Собственно, в те дни болели не только молодые юнкера. Именно в эти дни с воспалением легких свалился генерал Краузе.

В последние дни января произошло еще одно событие. В доме Эрнста Хорнига появился эсэсовский офицер. Он объявил евангелическому священнику, что должен передать приказ рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Согласно этому приказу все священники города Бреслау должны были покинуть его в течение 24 часов. Сам Хорниг стал возражать. Он объяснял, что мог бы принять данное указание только к сведению. Эсэсовский офицер не стал в ответ ни возражать, ни угрожать. Сам Хорниг подчеркивал в своих мемуарах, что у него сложилось впечатление, что эсэсовский чин прибыл из Берлина только для того, чтобы озвучить приказ, но его мало волновало исполнение оного. Кроме этого, оставление города было небезопасным занятием. Священников могли, подобно расстрелянным чиновникам, принять за «дезертиров». В итоге делегация от католиков и евангелистов направилась к Ханке. Гауляйтер подчеркнул, что впервые слышит о подобном приказе Гиммлера. После долгих переговоров с представителями партийных органов и местной структурой гестапо было решено, что оставаться в городе или нет было личным волеизъявлением каждого священника.

Между тем жители Бреслау стали выражать немалую обеспокоенность тем, что над городом повисла угроза полного окружения. О серьезности положения говорили даже сводки Верховного командования Вермахта. В документе от 4 февраля сообщалось следующее: «6-я русская армия занимает позиции широким фронтом от Гляйвица до Вальденбурга. Можно ожидать, что Бреслау будет взят в клещи».Теперь об угрозе блокады заговорили буквально все. О критическом положении крепости писалось даже в заявлениях местной партийной организации и комендатуры. 6 февраля, после длительных проволочек, появилось воззвание гауляйтера. «Жители и жительницы Бреслау! Вновь и вновь мы видим на вокзалах и выездных дорогах, что из Бреслау эвакуируются народные товарищи, которые несут свои вещи. Так как в первую очередь должны вывозиться семьи с детьми, то возвратившиеся в город за своими вещами более не смогут эвакуироваться по железной дороге. Органы власти получили распоряжение задерживать всех, кто без документов, удостоверяющих личность, пытается пешком покинуть город».

Вопреки всем заявлениям, сделанным уже после войны, прежнее военное командование крепости не уделяло должного внимания эвакуации гражданского населения. По этой причине новый комендант крепости генерал-майор Ганс фон Альфен 7 февраля подписал приказ: «Все женщины с детьми, а также женщины старше 40 лет должны покинуть Бреслау».«Силезская ежедневная газета», являвшаяся единственным местным официальным органом НСДАП, 9 февраля опубликовала новый, весьма длинный приказ коменданта крепости. В нем сообщалось в том числе о причинах его появления: «Согласно приказу я сменил на посту коменданта крепости заболевшего генерал-майора Краузе».Далее приводился текст приказа, который фон Альфен получил 26 января 1945 года. Комендант крепости взывал «к чувству собственного достоинства и совести каждого служащего Вермахта».Показательно, что генерал обрушился с критикой «на старую немецкую ошибку и болезненную склонность к бюрократизму и бумажной волоките, от чего надлежало избавиться как можно скорее».В качестве главной мысли в приказе-обращении прозвучал призыв: «Сохранять стойкость и силу веры, а также не позволять себя смущать неблагоприятными сообщениями о положении города и действиях противника».Фон Альфен также призывал не задаваться вопросом о том, может ли следование приказам привести к смерти, а спросить себя: «Как я выполню порученное мне задание?»Генерал даже привел известные слова Фихте: «Ты должен думать о будущем Германии, о возрождении твоего народа. Не позволяй происходящему вокруг лишить тебя веры. Ты должен поступать так, как если бы от твоих действий и от тебя лично зависела судьба всего дела».Как видно из стилистики, этот приказ был обращен в первую очередь к частям Вермахта и Фольксштурму. Собственно, он был адресован к 40 тысячам плохо вооруженных солдат и фольксштурмистов. Но не стоит слишком сильно корить фон Альфена, не надо забывать о том, что в это время командующим группой армий «Центр» был Шёрнер, который наводил ужас на всех подчиненных. Именно он стал активно применять расстрелы для отступающих солдат.

Фольксштурмисты Бреслау в окопах на окраине города

Гауляйтер Ханке не мог остаться в стороне. В своих воззваниях он обращался к историческим примерам: к 1241 году, когда в битве у Лигнице германо-славянское войско смогло остановить продвижение монголов, или к 1813 году, когда Пруссия поднялась против Наполеона, а Бреслау был одним из первых городов, поддержавшим призыв короля Фридриха-Вильгельма III «К моему народу». Он призывал также студенчество следовать духу истории.

7 февраля 1945 года в Бреслау прибыл высокий гость. В крепость из Берлина прибыл секретарь Имперского министерства народного просвещения и пропаганды Науман. Месяц назад он держал речь в Познани. Тогда он утверждал, что Восточный фронт силен, как никогда, что наступлению русских будет положен конец. Он обещал присутствовавшим новое оружие и новые армии. Но это были пустые обещания. Месяц спустя Науман уже не рисковал давать столь рискованные обеты. Он лишь призывал офицеров удерживать крепость до последнего человека.

Собственно, Науман был ведущим сотрудником министерства Йозефа Геббельса. Это был человек, который до самого конца пребывал во власти собственных иллюзий. Неудивительно, что Гитлер в своем политическом завещании сделал его преемником Геббельса на посту Имперского министра пропаганды (сам Геббельс должен был стать рейхсканцлером). Собственно, появление Наумана в Бреслау, вотчине Ханке, не было удивительным. Ханке и сам был в свою бытность тесно связан с министерством пропаганды.

Как в одной из статей отмечал российский исследователь К. Залесский: «Вообще Ханке был крайне интересной и, безусловно, талантливой личностью и выделялся из ряда других партийных иерархов Третьего рейха». Еще в апреле 1931 года Ханке за слишком активную национал-социалистическую деятельность уволили из училища, и Геббельс сразу же перевел его на оплачиваемую (правда, не очень высоко) освобожденную партработу. С этого момента и до конца своей жизни Ханке был партийным функционером. Новым назначением для Ханке стал пост бецирксляйтера (районного руководителя), а затем и крайзляйтера (окружного руководителя) Западного Берлина. Надо отметить, что это был уже довольно высокий пост в нацистской партийной иерархии, выше уже стоял гауляйтер, то есть руководитель гау – а это уже венец карьеры. Берлин же в административном отношении позже был разделен на 10 крайзов – а в 1931 году их было еще меньше. Одновременно Ханке стал гауреднером (то есть официальным оратором по политическим вопросам) и бетрибсцелленреднером (то есть оратором на предприятиях) и в этом качестве стал активно участвовать в нацистских пропагандистских кампаниях.

В 1932 году Ханке стал личным адъютантом и референтом Геббельса (по должности имперского руководителя пропаганды) и 1-м руководителем по организационным вопросам гау Берлин. На выборах 24 апреля 1932 года Ханке был избран членом ландтага Пруссии, а 6 ноября 1932 года – депутатом рейхстага по 3-му округу (Потсдам II) и таким образом стал уже деятелем общегерманского масштаба. Членом рейхстага Ханке оставался до краха Третьего рейха. В тот же день – 6 ноября – Геббельс перевел Ханке из гау Берлин в свой аппарат – Имперское управление пропаганды НСДАП – гауптамтсляйтером (руководителем главного управления).

После прихода Гитлера к власти покровитель Ханке Йозеф Геббельс получил возможность поставить под свой контроль всю пропагандистскую работу в Германии, и когда 13 марта 1933 года было объявлено о создании Имперского министерства народного просвещения и пропаганды, Ханке был переведен в его центральный аппарат и назначен личным референтом и руководителем личного секретариата имперского министра (им стал Йозеф Геббельс). В июне 1933 года Ханке получил ранг министерского советника. В феврале 1934 года Ханке вступил в СС (билет № 203 103) и 7 августа того же года получил звание штурмбаннфюрера СС. Карьера в СС шла параллельно с партийно-государственной: сначала (23 января 1934 года) Ханке был зачислен в штаб рейхсфюрера СС, затем (1 июля 1934 года) – фюрером для особых поручений при штабе XXIII абшнита СС и, наконец (1 апреля 1936 года), вновь – в штаб рейхсфюрера СС.

В июне 1934 года Ханке сопровождал Геббельса во время его официального визита в Варшаву и Краков. В январе 1937 года Ханке, оставаясь начальником секретариата, получил еще и пост 2-го вице-президента Имперской палаты культуры (президентом был Геббельс), фактически на Ханке легла вся повседневная работа по этому органу. 20 апреля 1934 года он получил ранг министериальдиректора, с 15 января 1938 года стал статс-секретарем (заместителем министра) Имперского министерства народного образования и пропаганды. Одновременно, «без отрыва от производства», Ханке прошел переподготовку в воинских частях (ноябрь – декабрь 1937 года). Одновременно с развитием карьеры на государственной службе шел и рост Ханке в чинах СС: 12 апреля 1935 года от стал оберштурмбаннфюрером, уже 5 сентября того же года – штандартенфюрером, 20 апреля 1937 года – оберфюрером СС.

Но вернемся обратно в Бреслау. О том, как кольцо советского окружения замкнулось вокруг Бреслау, достаточно красочно изображал в своих воспоминаниях командир 17-й пехотной дивизии генерал Заксенхаймер: «В ночь с 10 на 11 февраля не было никакой возможности более сдерживать продвижение вперед мощных танковых колонн, которые двигались по шоссе в направлении Канта – Бреслау… Части генерала Лёпера получили приказ занять оборону по обе стороны от шоссе… С 11 по 13 февраля наш передний край обороны проходил от Шлаупе до Одера, через Яшкендорф и холмы, расположившиеся чуть восточнее Нового рынка, до Франкеталя. В эти дни русские нанесли удар с обеих сторон от шоссе. Захваченную ими территорию не представлялось никакой возможности отбить обратно. Исход этих боев сводился к тому, что неприятель, нанося непрерывные удары вдоль шоссе, замкнул кольцо окружения вокруг Бреслау».

В этой связи Заксенхаймер вспоминал об эпизоде, который произошел у деревни Лойтен (округ Ноймаркт – Новый рынок), где когда-то в ходе Семилетней войны Фридрих Великий в 1757 году одержал убедительную победу. Фронт постепенно отодвигался в сторону Бреслау. Генерал никак не мог забыть одну женщину, которая, не желая покидать родной дом, решила помочь отступающей дивизии. По самому обычному телефону, выглядывая из окна, она передавала сведения о проходивших мимо советских частях.

Немцам явно не хватало сил, чтобы противостоять советскому наступлению. Заксенхаймер это отчетливо понял еще во время боев у шоссе. У Красной Армии было несомненное численное преимущество. К югу от города после некоторых боев советскими войсками были заняты Домслау, Клеттендорф, Шёнгартен, Хартлиб. Вскоре части Красной Армии оказались у так называемой окружной дороги, которая могла привести к вокзалам Мохберн, Шмидефельд и Брокау. По большому счету советские войска находились всего лишь в 5 километрах от центра города. Щипцы советского наступления сжались: на юго-востоке в районе Олау, а на западе в районе Мальча.

Те, кто не успел выбраться из города, все еще лелеяли неясные надежды. А как же иначе? Ведь еще 13 февраля в сводке Верховного командования Вермахта говорилось: «В Нижней Силезии наши части предприняли контратаку, чем сорвали попытку Советов отрезать крепость Бреслау от основных немецких сил. На небольшом участке фронта к юго-западу от города противник потерял в бою около 60 танков».Но 14 февраля всякая связь с «внешним миром» на юге города внезапно оборвалась.

Целый день жители города пребывали в некой растерянности. И только 15 февраля генерал фон Альфен объявил: «Жители Бреслау! Наша крепость полностью окружена. Это не должно быть для вас неожиданностью, так как крепость должна постоянно жить с мыслью, что ей придется сражаться в окружении… Мы должны приготовиться к тому, что на улицах нашей крепости будут разрываться мины, снаряды и бомбы. Во время обороны крепости это является нормальным явлением. Для каждого горожанина является недостойным терять самообладание под этим огнем. Помните о том, что в нашей истории есть множество примеров того, как крепости были окружены, но продолжали успешно обороняться… Если на Бреслау будут падать снаряды, то надо сохранять спокойствие и спрятаться в подвалах! Для усиления нашей обороны могут быть взорваны мосты через Одер. Не теряйте мужества!»

Глава 4
Натиск с юга

Но вернемся к советским войскам, оставленным нами на позициях, которые они занимали 14 февраля 1945 года. 15 февраля части Красной Армии замкнули кольцо окружения вокруг Бреслау, крепость оказалась в осаде. Положение немцев нельзя было назвать безнадежным. На юге позиции удерживали 3–4 полка, а еще по одному на юго-западе, западе и севере. Грамотно выбранные позиции для обороны могли позволить немцам долгое время не обращать внимания на численное превосходство советских войск, которые намеревались штурмовать крепость.

Не исключено, что воодушевленное стремительным наступлением и тактическими успехами января 1945 года советское командование оказалось во власти иллюзий относительно возможности продолжительного сопротивления защитников Бреслау. Оказавшись на немецкой земле, части Красной Армии уже чувствовали себя победителями и не предполагали столкнуться со столь ожесточенным сопротивлением. Сам генерал фон Альфен вспоминал по этому поводу: « Возможно, что командование противника в своей характерной манере начало быстрое стремительное наступление без длительной подготовки к нему. Однако направление основного удара, который после 7 февраля все более и более перемещался на юг, было выбрано правильно».Действительно, к югу от Бреслау не имелось никаких естественных преград, если не считать таковой сложнопересеченную местность. Несмотря на стремительное продвижение вперед советских войск, к счастью для немцев, они действовали совершенно несогласованно. Наступление на Бреслау с юга, севера и запада не представляло какой-то единой операции, каждый участок представлялся едва ли не самостоятельным театром боевых действий. Немецкая группировка в Бреслау смогла с выгодой для себя использовать данное обстоятельство.

«Южный фронт». Немецкое разбитое 150-миллиметровое орудие

После того как на протяжении 14–16 февраля самая мощная «южная» советская группировка войск ограничивалась только разведкой боем, 17 февраля началось давно запланированное наступление на крепость. Оно стартовало между Клеттендорфом и Брокау с мощнейшей артиллерийской подготовки. Но на «западном» и «северном» фронтах советские войска предпочли ограничиваться небольшими операциями в основном разведывательного характера.

Как уже говорилось, к югу от городских окраин Бреслау не имелось ни хорошо укрепленных оборонительных позиций, ни естественных преград. Немецким войскам было весьма проблематично противостоять превосходящим силам Красной Армии на этом участке боев. Предвидя последствия данного советского наступления, командование крепости направило в этот район наиболее опытные, так сказать, «старые» воинские части. Несмотря на то что они неизбежно были вынуждены отступать, можно отметить, что советское наступление отнюдь не превратилось в «красный потоп». За несколько дней боев (17–22 февраля) частям Красной Армии удалось продвинуться в глубь немецких позиций не более чем на 2 километра. При этом сами немецкие «старые» части не потеряли взаимосвязи с «молодыми» воинскими формированиями, что в сложившихся условиях можно было считать едва ли не тактическим успехом. Но в любом случае немцам не удавалось остановить советское наступление.

Во время начавшихся на «южном» фронте боев располагавшаяся поблизости больница «Бетезда» почти сразу же стала наполняться ранеными. Многие из немецких солдат получали ранение в голову. Старшая медицинская сестра Маргарита Циглер вспоминала о событиях 16 февраля: «Было ужасно видеть такое количество молодых людей с тяжелыми ранениями головы и поврежденными глазами. Солдаты с трудом сдерживали натиск, им не хватало боеприпасов и оружия».Несмотря на постоянную угрозу бомбардировок и артиллерийских обстрелов, «Бетезда» продолжала действовать на протяжении всего февраля и марта 1945 года.

Советским войскам с боями удалось занять южную железнодорожную дамбу. Именно в этом районе они впервые вошли на территорию города. В ходе этих боев советское командование, как и сами красноармейцы, получили ясное понимание того, что защитники Бреслау не собирались сдаваться. Во время первых боев уже на территории города выяснилось, что немцы были намерены бороться до последнего патрона. Так, например, под вечер 20 февраля 55-й батальон Фольксштурма, сформированный из членов Гитлерюгенда (Зейферт), предпринял контратаку на территории южного парка. Во время этой молниеносной вылазки, в ходе которой сами подростки почти не понесли потерь, красноармейцы оказались выбиты с территории города. Этот тактический успех немцев, для которого не имелось фактически никаких предпосылок, имел большое значение для всех защитников Бреслау. Как отмечал генерал Альфен: «Их моральный дух укрепился». Сами же красноармейцы поняли, что на скорую победу и быстрое взятие крепости им рассчитывать не приходится.

Фольксштурмист Бреслау на передовой

Для командования крепости итоги этой дерзкой вылазки имели еще и некое методологическое значение. Был сделан обоснованный вывод о том, что фанатично настроенную молодежь было лучше использовать для стремительных, но непродолжительных операций, например контратак. Именно в этих условиях подростки из Гитлерюгенда могли продемонстрировать свой взрывной характер. При этом учитывалось, что они не могли в силу психических особенностей участвовать в затяжных боях. По этой причине между местным руководством Гитлерюгенда и комендантом Бреслау была достигнута принципиальная договоренность о том, что после окончания операции 55-й и 56-й «молодежные» батальоны Фольксштурма будут отводить с передовой, для того чтобы дать отдохнуть и подготовить к новой вылазке. Сам же отдых должен был использоваться для их военной и тактической подготовки. Как показала практика, подобная тактика использования подростков из Гитлерюгенда оказалась весьма эффективной. Сама же контратака, предпринятая под конец 20 февраля, стала неким призывом к молодежи Бреслау.

В боях на «юге» побывали многие подразделения. Один из участников оборонительных боев 20 февраля вспоминал: «Полк Люфтваффе под командованием Веля вместе с Фольксштурмом пытался остановить продвижение русских вперед. Самые ожесточенные бои развернулись за так называемый Киндер-Цобтен. Теперь передним краем нашей обороны стал дамба окружной дороги. Здесь люди стояли насмерть».Упомянутый холм Киндер-Цобтен был излюбленным местом игр для детей Бреслау. Весной здесь они играли в цветущих ивах, летом и осенью запускали воздушных змеев, а зимой катались на санках. Теперь эта горка стала местом кровопролитных боев.

Немецкая группировка не могла похвастаться исключительной боеспособностью. Отступление от южной железнодорожной насыпи многие считали признаком не самого грамотного командования, но, с другой стороны, именно этот тактический отход позволил немцам сконцентрировать силы и предотвратить проникновение советских войск по направлению к центру Бреслау. Фон Альфен в своих воспоминаниях словно пытался оправдать этот шаг: «Эта железнодорожная насыпь была лишь небольшим участком из всего фронта. Я уже говорил, что по целому ряду причин в январе отказались от демонтажа железнодорожных путей, которые шли в четыре линии. Если бы поблизости вовремя начались фортификационные работы, то это массивное транспортное сооружение можно было подготовить к обороне. Но для этого надо было привлечь специалистов из силезских шахт и необходимые средства еще осенью 1944 года. Однако когда крепость была поднята по тревоге, у нас уже не было ни сил, ни времени, чтобы начать эти работы. На гребне насыпи лишь кое-где были вырыты окопы и пулеметные гнезда».При этом немецкие позиции были настолько очевидными, что войска Красной Армии даже не намеревались их штурмовать. Большинство пулеметных гнезд и окопов было просто-напросто уничтожено советской артиллерией.

Пулеметное гнездо на складе с припасами

Кроме этого, от дамбы далее в город не шло никакой глубокоэшелонированной системы обороны. С тактической точки зрения, отступление от дамбы, которая при соответствующих условиях, конечно же, могла стать отличным оборонительным рубежом, было верным решением. Ее удерживание могло закончиться потерей значительных сил. Штаб крепости уже с начала февраля рассматривал возможность использования данного сооружения для ведения оборонительных боев. Именно по этой причине близ насыпи было заминировано 16 мостов и путепроводов, при отступлении немецких войск все они были взорваны. Их обломки перегородили путь советским танкам. К моменту взрыва этих объектов (20 февраля) находившиеся на южных участках боев немецкие части более не могли противостоять бронетехнике Красной Армии. В сложившихся условиях ни использование фаустпатронов, ни смелые вылазки не могли остановить продвижение советской техники в центр города. Оставление железнодорожной насыпи и уничтожение путепроводов стало одной из причин, почему советские войска не смогли пробиться к центру крепости еще в конце февраля 1945 года. В итоге прибывший 18 февраля самолетом в Бреслау командир саперного полка майор Хамайстер смог применить свои знания и навыки уже на других участках боев.

В это время 609-я дивизия вела оборонительные бои на участке фронта, тянувшемся от Ольташина до запутанных кладбищенских и садовых территорий. Примыкавший к дивизии на правом фланге полк Веля сражался у загибавшейся на северо-запад железнодорожной насыпи, которая на южном отрезке уже полностью контролировалась советскими войсками. Над этим полком нависла угроза мощной советской атаки с фланга, которая могла закончиться не только многочисленными потерями, но и утратой значительных территорий. Ко всему этому добавлялось то обстоятельство, что уже в начале боев за город немецкая артиллерия стала испытывать огромные трудности с боеприпасами. В некоторой степени обстановку немцам удавалось исправить посредством использования «Голиафов», телеуправляемых танкеток, которые могли нести на себе значительный запас взрывчатки. При помощи этих танкеток у немцев выходило уничтожать дома и здания, которые были заняты красноармейцами. Например, подрыв здания 4-го трамвайного депо, в котором находились красноармейцы, не только привел к значительным потерям советских бойцов, но и весьма негативно сказался на их моральном самочувствии. В частях Красной Армии заговорили об использовании немцами пресловутого «чудо-оружия». Но если советским подразделениям не удавалось прорвать немецкую оборону, то это вовсе не останавливало кровопролитных боев. Советские атаки после 20 февраля следовали одна за другой. Они предпринимались и днем, и ночью. Генерал фон Альфен вспоминал об этих днях: «Противник огнем всех имевшихся в его распоряжении противотанковых орудий пытался сломить наше сопротивление, которое опиралось в основном на угловые дома улиц. Зажигательные бомбы и снаряды запалили множество домов, и отдельные улицы превратились в море огня, которому мы пытались не дать разлиться дальше».В итоге, чтобы не сгореть, немцы вынуждены были оставлять отдельные здания и уступать советским войскам территорию. В те дни ожесточенные бои шли за здание кирасирских казарм, которые переходили из рук в руки по нескольку раз за день. В итоге полк Веля получил приказ оставить позиции и отступить. Теперь он должен был занять хорошо укрепленные позиции по линии: земельное управление Бреслау – Опиц-штрассе – площадь Хёфхен – Лотарингер-штрассе. 22 февраля полк Веля на этом участке фронта был сменен полком Мора. Сам же полк Веля был направлен на более спокойный «северный» фронт.