Текст книги "Последняя крепость Рейха"

Автор книги: Андрей Васильченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Ничего не подозревая, мы забрались на гиганта, который почти отвесно стоял на краю воронки. Я разрабатывал план, как можно было бы извлечь этот танк, не повредив его. Я запросил 30 фольксштурмистов, чтобы те попытались вытащить танк из воронки. Выполнение этого задания я поручил унтер-офицеру Кунерту. Сам же я направился на командный пункт к подполковнику Мору, чтобы получить новое задание. Когда я прибыл туда, то унтер-офицер Кунерт сообщил, что, оказывается, в танке оставался русский экипаж, который при первой же возможности открыл огонь из орудия. Половина лица Кунерта была обожжена огнем от близкого выстрела. Я тут же рванулся вперед. Когда мы прибыли, то, несмотря на все призывы, экипаж танка не намеревался сдаваться. Русские пытались отстреливаться и бросать ручные гранаты. После этого их пришлось расстрелять из фаустпатронов. Это был наш тринадцатый советский танк, подбитый за этот день боев. Этот случай показывает, насколько ожесточенными были бои. Позже я не раз задавался вопросом, почему экипаж не покинул свой танк и предпочел сражаться до самого конца. Я полагаю, что в этом танке находился командир подразделения. Рано утром во время наступления русского танкового подразделения машина командира провалилась в воронку. Видимо, в тот момент как русские танкисты потеряли контакт с командирским танком, я как раз отдал приказ своим штурмовым орудиям открыть по ним огонь. Русский командир, узнавший об уничтожении его подразделения, предпочел не возвращаться к своим и решил погибнуть в бою. Между тем русские пытались безуспешно атаковать наши позиции от Николайторовского вокзала вдоль Позенерского железнодорожного моста. В ходе оборонительных боев здесь было подбито в целом 25 русских танков. В сводке по крепости в те дни было даже упомянуто мое имя. Причем меня почему-то произвели в „лейтенанты противотанковой обороны“. Между тем из бумаг убитого офицера мы узнали, что главной целью русских была Бондарная площадь, располагавшаяся по ту сторону Одера».

Во время продолжавшихся в течение первых чисел апреля 1945 года боев за «западном» фронте так же активно использовались батальоны Фольксштурма. Батальоны Гитлерюгенда (55-й и 56-й) участвовали в боях близ предприятий Рюттгера и вокзала Пёпельвиц. Чуть позже к ним присоединился сформированный в феврале «железнодорожный батальон» Пёча (74-й). Хорошее знание местности железнодорожниками помогло им во время боев за сортировочную станцию Мохберн. 21-й батальон Фольксштурма, которым командовал гвардейский егерь Пфланц, с начала января принимал участие в боях при Дихернфурте. В апреле он был послан на усиление полка Ханфа-Фельхагена. В боях на плацдарме близ Николайтора (Николаевских ворот) участвовал 68-й батальон фольксштурмистов. В ночь с 18 на 19 апреля он потерял своего командира Кайслинга. После этого перешел в подчинение майора Клозе, который поначалу командовал 41-м батальоном Фольксштурма, а затем получил под свое начало один из армейских батальонов. Сам Клозе за проявленную храбрость был награжден Рыцарским крестом.

Со временем советским войскам все-таки удалось взять под свой контроль железнодорожную насыпь близ Николайторовского вокзала. Но данный тактический успех был связан с огромными потерями в частях Красной Армии. В первую очередь это касалось тяжелых танков. Во многом ситуация напоминала штурм железнодорожной насыпи на «южном» фронте. Различие состояло лишь в том, что немцам все-таки удалось создать в дамбе оборонительный рубеж и специальные укрытия. Впрочем, и здесь им явно не хватило рабочей силы, чтобы завершить возведение полноценной линии обороны. Несмотря на то что была отбита железнодорожная насыпь, оборона немцев не была полностью сломлена. Советским войскам так и не удалось достигнуть своей главной на тот момент цели – захватить Бондарную площадь в северной части Бреслау. Как отмечал генерал Нихоф: «Кроме всего прочего, наше сопротивление усиливалось, так как мы использовали преимущества, которые давала плотная городская застройка. Мы активно использовали опыт, который приобрели в уличных боях на южных окраинах города».Кроме того, немцы провели в очередной раз перегруппировку сил. 21 апреля 1945 года с передовой были отозван полк Мора, который без передыха принимал участие во всех боях с самого начала «пасхальной битвы». Его сменил переброшенный с юга эсэсовский полк Бессляйна.

Разрушенная железнодорожная станция

Между тем командование крепости ясно понимало, что трудности будут увеличиваться с каждым днем. Главными из них были невосполняемые потери и недостаток боеприпасов. Ситуацию не спасало даже использование «минометов Бреслау». Генерал Нихоф и его помощники все чаще и чаще отдавали приказ уклоняться от боев, если это было возможно. На счету был каждый патрон и каждый снаряд.

Если говорить о возведении «внутреннего аэродрома „Кайзер-штрассе“», то на этой «просеке» не мог приземлиться ни один самолет. В лучшем случае сюда мог сесть грузовой планер. Когда нехватка боеприпасов стала настолько острой, что в штабе крепости каждый день высчитывали, могли ли артиллеристы «потратить» 20 или 30 снарядов (и это на целый город!), генерал Нихоф связался с командованием 17-й армии и попросил поддержку боевой авиации. Когда небо было чистым, немецкая авиация могла поддерживать с воздуха контратаки защитников Бреслау. Дело было не только в нанесении урона частям Красной Армии. Среди защитников Бреслау стало распространяться мнение (к слову сказать, небезосновательное), что их бросили на произвол судьбы. Появлявшиеся в небе машины Люфтваффе должны были подогревать у солдат и гражданского населения призрачную надежду на деблокирование. Комендант крепости не решался лишить людей последней надежды. Он регулярно посещал военные госпитали и лично награждал отличившихся солдат. Но силы окруженной немецкой группировки таяли с каждым днем. В апреле надо было вновь искать пополнение. В итоге около 120 санитаров в военных госпиталях сменили халат на винтовку за плечом. Все они оказались распределенными между различными подразделениями – пополнение требовалось везде. В свое время в самостоятельную часть был выделен артиллерийский батальон. Он был составлен из наиболее опытных офицеров, унтер-офицеров и солдат. В силу очевидного недостатка боеприпасов командир крепостной артиллерии Урбатис предложил разделить их между пехотными частями.

В середине апреля 1945 года полковник Зауэр направил батальон, которым командовал Вуттке, с «северного» на «западный» фронт. Позиции отбывшего подразделения занял резервный батальон учебного полка графа Зейдлица (адъютант лейтенант Шёнфельдер). Создание данного полка во многом позволило готовить столь необходимые для крепости резервы. Сам граф Зейдлиц погиб 2 мая 1945 года во время боев на «северном» фронте. В резерве у крепости к концу апреля оставался только 2-й учебный батальон.

Советские штурмовые группы безуспешно пытались пробиться к центру города

Активный обстрел советской артиллерией территории города иногда приводил к непредвиденным последствиям. Так, например, в апреле взорвался заминированный немцами Песчаный мост. Впрочем, это оказалось единственным случаем непредусмотренного детонирования заложенных под мосты и путепроводы зарядов. После этого происшествия лейтенанту Шульцу, командиру роты технической поддержки, предстояло восстановить очень важный для немецкой обороны Песчаный мост. Кроме всего прочего, он был важен для снабжения немецких частей на передовой и поддерживания телефонной связи. Во время восстановительных работ Шульц предложил коменданту крепости разминировать оставшиеся внутри города 16 мостов и путепроводов. Только так можно было избежать их непредвиденного уничтожения. Предложение было принято, так как уже давно не существовало никакой тактической необходимости уничтожения мостов в центре города. По итогам разминирования освободившиеся саперы были направлены в пехотные подразделения.

Когда мы говорили о затихании боев на «южном» фронте, это вовсе не значило, что 609-я дивизия и вовсе не подвергалась никаким атакам со стороны частей Красной Армии. Дивизия была едва ли не самым ценным и мощным резервом, который было категорически запрещено отводить на западный участок фронта. Сама же дивизия обладала минимальными резервами – таковым был полувзвод, которым командовал лейтенант Бенше. В зоологическом саду командовавший с февраля 1945 года одним из полков Фольксштурма майор Юнг устроил что-то вроде «дома отдыха». Там немецкие солдаты, временно отбывавшие с передовой, могли недолго отдохнуть. К этому моменту советские части так и не решались на наступление через затопленную долину Оле. Здесь предпринимались лишь небольшие разведывательные вылазки, для отражения которых вполне хватало сил фольксштурмистов.

В апреле 1945 года капитан Моосхаке получил долгожданное известие. Сам он вспоминал об этом так: «Моя супруга с детьми, скрываясь от русского наступления, перебралась из Восточной Померании в Дрезден. Я уже был в Бреслау, когда узнал, что Дрезден был полностью разрушен. С тех пор я не имел никаких сведений о своей семье. В одну из ночей над главным вокзалом Бреслау оказался подбит немецкий самолет. Летчик успел выпрыгнуть с парашютом из горящей машины. Он приземлился как раз около командного пункта нашей дивизии. Его тут же доставили к нам. Первым делом он спросил меня, знаю ли я капитана Моосхаке. В ответ, что таковым являюсь именно я, он передал мне письмо от моей жены. Так я получил весточку о том, что моя семья смогла спастись из объятого огнем Дрездена».

В своем рассказе мы в основном уделяем внимание «южному» и «западному» фронтам, фактически обходя стороной северный участок. Между тем он имел немалое стратегическое значение. Находясь по ту сторону Одера, он был, по словам генерала Нихофа, «зонтиком для Бреслау». По мере того как немцам удавалось более-менее успешно отражать атаки Красной Армии на юге и западе, у советского командования росло желание «закрыть этот зонтик». Если красноармейцам удалось бы прорвать немецкую оборону к северу от Бреслау, то это имело бы для защитников крепости катастрофические последствия. Однако «северный» фронт выдержал все атаки советских войск.

«Даешь Бреслау». Советские орудия ведут огонь по городу. Конец февраля 1945 года

На левом фланге, где позиции были ограничены Одером, и, соответственно, южнее Одера также велись бои. После того как 23 февраля 1945 года полк Бессляйна был откинут от Вайстринца, были перенесены назад и позиции полка Зауэра. После удачной перегруппировки «боевой группы Тильгнера», которая входила в состав полка Мора, левое крыло полка Зауэра было отодвинуто во время «пасхального сражения» вплоть до Ранзенерских шлюзов. Впрочем, данный полк до самого конца обороны Бреслау удерживал позиции на южном берегу Одера, где постоянно подвергался советским атакам с флангов.

Наряду с полком Зауэра на данном участке фронта сражался находившийся чуть правее полк Веля, который после переброски его с «южного» фронта должен был удерживать северные рубежи города. Здесь же активно использовалась «артиллерийская группа Север», которой командовал майор Гартль. Она состояла из шести батарей (трех батарей немецких полевых гаубиц, одной – немецких тяжелых гаубиц, а также двух трофейных батарей, укомплектованных итальянскими и польскими 75-миллиметровыми орудиями). «Артиллерийская группа Север» весьма выгодно использовала местный ландшафт, что позволяло ей успешно действовать даже в условиях. ограниченного боезапаса. Расположение немецких артиллерийских батарей было настолько выгодным, что они могли противостоять советской артиллерии. В качестве примера можно привести батарею лейтенанта Зигрета, которая занимала позиции в Кляйнау. Ею была уничтожена одна из советских минометных батарей, которая пыталась начать обстрел немецких позиций к югу от Рукса. Секретом данного тактического успеха немцев были скоординированные действия всех родов войск. Именно это позволило удерживать в «открытом» состоянии «зонтик» над северными районами крепости.

Между тем сам город был превращен в руины. О событиях апреля 1945 года Рольф Бекер вспоминал: «Центр города от Рыцарского моста до Энгелъсбурга выжжен дотла… Вокруг Нового рынка находятся руины домов да остовы зданий, которые каким-то чудом удерживают их фронтоны. Советы сдержали свои угрозы. Они уничтожили Бреслау, а затем перепахали его обломки. О количестве погибших можно только предполагать. Над руинами выжженного Кольца одиноко возвышается здание ратуши, построенное в готическом стиле».

Вера Краузе, которая при наступлении советских войск в начале марта была вынуждена несколько раз менять свои убежища, вспоминала о «кошмаре Пасхи 1945 года»: «В субботу накануне празднования Пасхи обрушился полностью дом № 67 по Хиршланд-штрассе. Бербель и я во время бомбардировки находились в прихожей. Вокруг нас были раскиданы трупы, но с нами самими ничего не произошло… После этого я со своим ребенком попыталась найти убежище в погребе. Но из-за угрозы пожаров решила пробираться к казармам в Розентале, где находился мой муж. Целую ночь, держа за руку свою девочку, я брела по охваченным пламенем улицам. Бушующий огонь оставлял только чуточку места для прохода. Иногда улицы были полностью перегорожены пожарами. Но мы шли по ним, не чувствуя страха. Разве страх мог помочь в данной ситуации? Во вторник в районе 7 часов 45 минут мы добрались до казарм в Розентале. Мой муж был несказанно рад нашему появлению, так как не знал, остались ли мы живы в пылающем городе. Мы разместились в небольшой квартирке в доме, расположенном по соседству с казармами. Я нашла в них какую-то работу. Теперь мы, как солдаты, получали паек. Во время работы Бербель была всегда рядом со мной. Я не оставляла ее без присмотра ни на минуту».

Существовавшая в городе пожарная команда ничего не могла поделать с разгулявшейся огненной стихией. Но это не мешало самим немецким пожарным неделями напролет вести свою собственную войну с огнем. Большинство пожарных машин и сами команды располагались в здании на Вайден-штрассе. К апрелю 1945 года вся эта пожарная команда насчитывала лишь 9 человек. Но это не мешало им выполнять свою работу. Для удобства тушения пожаров в каждом из районов были созданы специальные цистерны. Поскольку до окружения Бреслау в феврале 1945 года этот немецкий город почти не подвергался воздушным налетам, то большинство пожарных машин было передано в Дрезден, который фактически был сметен с лица земли воздушными налетами англо-американской авиации. Казалось бы, пожарные Бреслау должны были развести руками, но, как отмечали очевидцы, это было не так. Начиная с середины февраля они пытались гасить пожары хотя бы в наиболее значимых зданиях. Причем все это делалось под обстрелом советской артиллерии либо же в непосредственной близости от мест ведения уличных боев. В итоге нет ничего удивительного в том, что немецкие пожарные несли потери. Однако вскоре в городе стала ощущаться нехватка воды. Трубы водопровода были разрушены в большинстве районов, а потому можно было сразу же отказаться от мысли подключения шлангов к пожарным гидрантам. В итоге немецким пожарным приходилось тянуть шланги на тысячу и даже более метров.

К середине апреля в Бреслау стали ощущаться проблемы с запасами еды. В первую очередь это сказалось на гражданском населении, среди которого стали распространяться самые различные болезни. Появилась опасность возникновения эпидемии. Кроме всего прочего, сами мирные жители уже были охвачены одной эпидемией, которую очевидцы называли «подвальной болезнью». Речь шла о бесконечных нервных срывах, которые нередко случались с людьми, проводившими в подвалах и погребах целые недели напролет.

Группа советских огнеметчиков во время штурма Бреслау

Результатом ожесточенных и кровавых боев первых десяти дней апреля стало расширение советских позиций в западных районах Бреслау. К 11 апреля линия немецкой обороны уже проходила вдоль железнодорожной дамбы Познаньского железнодорожного моста и далее на юг к вокзалу Николайтор. Во время наступления части Красной Армии смогли не только отбить у немцев аэродром Гандау и углубиться в данном направлении на 2 километра в немецкие позиции. Как результат, советские части находились в 2200 метрах от внутреннего кольца города. От Штригауэр-плац их отделяло каких-то 500 метров.

Почти все немецкие части еще в конце марта были отброшены с окраин в центр города. Только одному батальону из состава полка Ханфа удалось закрепиться в Мариахёфхен, небольшой деревне, находившейся к югу от аэродрома Гандау. Однако на первой неделе апреля и данное подразделение было отведено на юго-восток. Один из солдат данного батальона вспоминал: «Во время пасхальных праздников на этом участке фронта мы принимали участие в ожесточенных боях. Но поскольку с запада было предпринято крупное наступление, в ходе которого был захвачен Гандау, мы были вынуждены сменить позиции. Мы были направлены вести бои у бункера, располагавшегося близ Штригауэр-плац. Позиции моей роты проходили по Берлинской, Познаньской улицам и заканчивались на улице Фридриха Вильгельма. Там же располагался командный пункт нашего батальона. Он располагался в подвале заведения „Вельтбюне“. Данные позиции нам удалось удерживать до самой капитуляции».

Установка деревянных стабилизаторов на «летающие торпеды»

Кровопролитные бои первых чисел апреля, кроме всего прочего, имели своим следствием значительное увеличение раненых. Ими были переполнены все военные госпитали. Их уже никто не мог вывезти на самолете. Хуже всего приходилось раненым, которые располагались в наземных бункерах. В расположенных там госпиталях было от 1000 до 1500 человек, которые укладывались плотными рядами прямо на полу. Конрад Бюхзель, который ежедневно посещал один из госпиталей, так описывал представшую его взору картину: «Медицинские сестры трудятся в самых жутчайших условиях. Свет в госпитале зажигается только на 6 часов в сутки. Именно в эти часы, когда подается электричество, возможна вентиляция помещений. На верхних этажах температура достигает 35°. Настоящий уход за ранеными едва ли возможен, так как нет даже возможности поддерживать хотя бы подобие чистоты».Казалось, что в отдельно взятом немецком городе наступил Конец Света.

Глава 8
Ужасный конец или ужас без конца?

О последнем этапе боев за Бреслау генерал Нихоф вспоминал следующее: «При несомненном численном превосходстве в вооружении и живой силе во время „пасхального сражения“ противник отбил у нас аэродром Гандау, к чему уже давно стремился. Несмотря на то что мы имели жесткую волю и лучшую организацию мобилизованных на оборону города сил, прекращение обороны было лишь вопросом времени».Ситуацию не могла исправить даже проведенная перегруппировка, когда понесший огромные потери полк Мора 21 апреля был заменен более свежим эсэсовским полком Бессляйна.

Даже в этом критическом положении продолжают деятельность низовые ячейки НСДАП, которые пытаются определять на местожительство постоянно мигрирующее по городу население. 14 апреля Герман Новак написал в своем дневнике: «Нашел своего сына. Местная ячейка Карловиц поселила нас в квартиру в доме № 64 по Корсо-аллее. Удивительно, что они еще занимаются делом и пытаются заботиться о нас».Поскольку каждый из жителей Бреслау мог погибнуть в любой момент в пожаре или под обломками домов, сами жители пытаются предпринимать некоторые меры безопасности. 15 апреля Новак записал: «Во второй половине дня состоялось собрание жильцов, проживающих в треугольнике, образованном Штрен-, Фюрстен– и Ганза-штрассе. Решено создать брандвахту, которая должна будет отслеживать пожары и наблюдать за падениями домов. Только так можно снизить риск быть погребенным под обломками».

В это время было решено к обороне города привлечь детей. Очевидец вспоминал: «У меня кровью обливалось сердце, когда я видел 10-летних мальчишек, которые должны были идти на фронт. Они несли на плече винтовку, которая волочилась за ними по земле».Сам собой напрашивается вопрос: неужели офицеры Вермахта считали подобную практику нормальной? Но факт остается фактом, чем яснее становилось безнадежное положение Бреслау, тем жестче становился контроль за служащими Вермахта и гражданским населением. В середине апреля Новак сделал запись: «Повсюду военные патрули. Никто никому не доверяет. Мало иметь документы, выданные местной партийной ячейкой, теперь надо знать специальный пароль».Этот контроль был наиболее строгим в центре города и на границе с северными районами Бреслау. Дело в том, что именно на севере искали убежище многочисленные дезертиры. После того как были совершены взрывы в партийных офисах, северные районы считаются «политически неспокойными».

Частный случай, который можно было бы оставить в стороне, если бы он не показывал, насколько разительной была разница между отдельными районами Бреслау. В середине апреля 1945 года Хуго Эртунг был направлен в монастырь Карловиц, где должен был заняться размещением воинских групп. Он сразу же почувствовал разницу между постоянно бомбившимся, полностью уничтоженным центром города и его северным пригородом. Он записал в своем дневнике: «Еще вчера на грязных улицах разрушенного центра города мне в нос бил запас гари и разложившихся тел. Там мне приходилось постоянно протискиваться между баррикадами, сооруженными из мебели и поваленных трамвайных вагонов. Здесь я чувствовал аромат цветов, слышал жужжание пчел и видел цветущие деревья и распустившиеся цветы».

Высокие потери, которые части Красной Армии несли за месяцы уличных боев, стали причиной того, что на завершающей стадии сражения за Бреслау советское командование предпочло ограничиться боевыми действиями только на двух фронтах: «южном» и «западном». При этом положение на «северном» и «восточном» фронтах было более чем спокойным. Оказавшийся в северных районах города Хуго Эртунг описывал в дневнике собственные наблюдения и переживания: «На нашем северном фронте в настоящий момент царит полное затишье. По телефону я лишь изредка получаю сообщения о небольших разведывательных группах, которые переправляются на противоположный берег реки Вайда. То же самое наблюдается и на русском берегу. Единственным крупным событием стала сбитая из карабина ненавистная нашим солдатам „швейная машинка“. Два советских пилота с круглыми сытыми лицами были направлены на командный пункт. После этого я видел, как они равнодушно сидели на скамейке в аллее и курили сигареты. Они определенно знают, что их пленение не будет продолжаться долго».

В этих условиях тщетное и бессмысленное возведение взлетно-посадочной полосы в центре города становится барометром общественных настроений. Теперь здесь «трудятся» даже дряхлые старики. Новак описывал в своем дневнике сцену, как необъятные дубы заставляли пилить 76-летних женщин. Деревья, как оказалось, требовались для того, чтобы укрепить своды подвалов и предотвратить их обрушение во время бомбардировок. Но на самом деле подобные меры предосторожности были напрасными, так как попавшая в дом бомба пробивала его почти насквозь и разрывалась именно в подвале, погребая всех находившихся в нем.

16 апреля 1945 года был опубликован призыв ко всем девушкам и женщинами в возрасте от 16 до 35 лет добровольно пойти на службу в Вермахт, чтобы тем самым освободить для участия в боях мужчин, которые работали в штабах и военных канцеляриях. Вскоре помощницы Вермахта, которые носили военную униформу, стали обыденным явлением в Бреслау. Их можно было встретить повсюду на улицах. Альфонс Буххольц замечал по этому поводу: «Отдельной проблемой для семей стала необходимость беспокоиться не только о сыновьях, призванных в армию, но и о дочерях. Путь к армейским ведомствам наиболее плотно обстреливался русскими».Примечательными являются соображения, которыми поделился Буххольц со своим дневником несколько дней спустя: «Неужели комендант Бреслау не предвидел заранее безнадежности этой борьбы? Сколько человеческих жизней и имущества можно было бы спасти. Сколько бы ужасов и горя мы не знали. Давно уже пали крепости Глогау, Кенигсберг, Вена. Наверное, в ближайшее время подобная судьба ожидает Берлин».Эти мысли указывают на то, что к середине апреля для многих людей была очевидна необходимость капитуляции города. Но при этом комендант крепости не был «свободен» в решениях. На проявление самостоятельности он решился только после смерти Гитлера.

Население перестает понимать, зачем требовалась столь длительная оборона Бреслау. С каждым днем до мирных жителей доходят сведения о продвижении советских войск на Берлин и военных успехах англо-американских союзников в западных областях Германии. На фоне этих тревожных новостей отступали даже повседневные заботы и трудности, которые были неизменным явлением жизни в осажденной «крепости». Между тем терпение советского командования, которое рассчитывало, что Бреслау капитулирует в апреле 1945 года, закончилось. По этой причине вновь начались усиленные обстрелы и бомбардировки города. Теперь им подвергались почти все районы Бреслау. Советские войска стали планировать наступление на город с северо-запада, потому подвергли мощнейшему обстрелу квартал Одертора. Одна из медицинских сестер вспоминала об этом дне: «18 апреля. Утро началось с того, что в 6 часов начался ураганный огонь русских и немецких орудий. Обстрел территории шел час за часом, лишь иногда прерываясь на несколько минут. Чувствуются ужасающие попадания крупнокалиберных снарядов и бушевание „оргáнов Сталина“. Наш дом сотрясался до самого основания. Тем не менее мы продолжали делать свою работу на нижних этажах. Мы должны благодарить Всевышнего за Его милостивую защиту в эти жуткие часы… В доме и бункере нет света. Вечером стало спокойнее, и мы решились включить насос, чтобы накачать необходимую нам воду».

Постоянное уничтожение в пожарах и под обстрелами мебели и домашней утвари породило проблему так называемого выморочного имущества. Кроме этого, значительная часть сохранившейся мебели шла на строительство баррикад. Буххольц описывал, что гибель хороших вещей производила на людей, живших в нищете, самое тягостное впечатление. Он писал: «Если на место прибывали уполномоченные партийные функционеры, чтобы объявить о данном мероприятии, то многие замечали, что они несли некоторые вещи не в направлении баррикад, а в подвалы, где располагались их офисы. Среди населения стало распространяться мнение, что вещи не надо бы сохранять для их прежних владельцев, а потому с ними можно обращаться на свое усмотрение. Поэтому многие из вещей разбирались, прежде чем на место прибывала группа партийных чиновников. Наиболее порядочные люди стали обращаться к священникам. Им стали выдавать справку о том, что если они хотели сохранить вещь для ее прежних владельцев, то могли забрать ее при условии, что позже она будет обязательно возвращена. Это был моральный принцип использования чужой собственности – Res clamat ad dominum! Каждая вещь вопиет своему хозяину, то есть чужие вещи остаются на сохранении у определенного лица, пока не будет обнаружен их истинный хозяин».

Если задуматься над тем фактом, что «крепость» Бреслау после своего окружения более двух месяцев могла противостоять превосходящим силам Красной Армии, то невольно напрашивается вопрос: как это было возможно? Подобное могло происходить по целому ряду причин. Во-первых, находившиеся в обороне немцы достаточно быстро приспособились к тактике действий советских войск. Поэтому явное превосходство Красной Армии в живой силе и технике компенсировалось тем, что ее части несли в уличных боях огромные потери. Это, в свою очередь, стало следствием не только хорошего знания немцами местности, но и использования гибкой тактики обороны. Во-вторых, недостаток у немцев боеприпасов был компенсирован изготовлением так называемого временного оружия, которое могло вполне успешно использоваться в обороне. Кроме этого, не стоило сбрасывать со счетов тот факт, что неуклонно сжимавшееся кольцо советского окружения вокруг Бреслау позволяло улучшить координацию действий между отдельными немецкими подразделениями, равно как и увеличить плотность оборонительного огня на один условный метр фронта. И, наконец, самое большое значение для защитников Бреслау имел целый ряд психологических установок. Страх перед «русским пленом» и «отправкой в Сибирь» заставлял многих немецких солдат сразу же отказаться от мысли о добровольной капитуляции. Это обстоятельство могло бы показаться незначительным, но тем не менее источники указывают на то, что именно оно «добавляло сил и мужества» защитникам Бреслау. По этой же самой причине советская пропаганда (листовки и призывы через громкоговорители) не оказывала должного влияния на немецких солдат (речь именно о военнослужащих, а не о гражданском населении). Новак в своих записях выразил эту мысль следующим образом: «Только ужас перед русским пленом удерживает их еще на фронте».Подобная формулировка может показаться несколько примитивной, но, судя по всему, в конце боев за Бреслау дела обстояли именно таким образом.

Фердинанд Шёрнер (в очках) и Отто Вёлер

Немецкие солдаты и гражданское население города все чаще стали задаваться вопросом: «Что ожидает нас в будущем?» 20 апреля Новак записал в своем дневнике: «Полная безнадежность. Угонят ли нас русские к себе, как это делали Гитлер и его приспешники в других странах, когда они разрушали семьи? Германия не очень большая страна, а Россия огромная… Холодок пробегает по коже от одной только мысли, суждено ли еще встретиться мне со своей семьей».В Бреслау, равно как и во всей Германии, уже не верили в перелом в ходе войны, как и в хотя бы относительно удачное ее завершение, подобно тому, как Фридриху Великому удалось выйти из Семилетней. войны. Все понимали, что «чудо-оружие», благодаря которому фюрер спасет страну, было блефом и иллюзией. К мысли о безысходности положения стали приходить даже многие офицеры. Тем не менее в сводках командования Вермахта 18–19 апреля значилось следующее: «На западном фронте Бреслау продолжаются ожесточенные оборонительные бои… Смелые защитники Бреслау отразили на южном и западном фронтах вновь начавшиеся атаки русских».

В середине апреля вновь был поднят вопрос о деблокировании крепости, которое было давным-давно обещано фельдмаршалом Шёрнером генералу Нихофу. Сроки предстоящего «спасения» города каждый раз откладывались на неопределенный срок. Несмотря на это прискорбное для немцев обстоятельство, некоторые из них не теряли надежду. В своих заметках Хуго Хартунг записал: «Ночью я еще раз прошел перед своим домом. Заметил отдельно стоящую группу офицеров. Один из них сообщил, что намедни был у коменданта крепости генерала Нихофа. В разговоре генерал выражал надежду на скорейшее деблокирование крепости. Фельдмаршал Шёрнер якобы обещал прорвать кольцо русского окружения, даже если для этого ему бы пришлось прийти пешком в Бреслау».Но большая часть населения и простых солдат более не верили в подобные обещания. Не исключено, что и сам Нихоф высказывал подобное мнение только для того, чтобы еще больше не подрывать боевой дух в сражавшихся немецких частях. Для того чтобы начать деблокирование, основным частям группы армий «Центр», на тот момент располагавшихся в Судетах, надо было полностью отбить у Красной Армии Верхнюю Силезию. Сама по себе подобная операция во второй половине апреля 1945 года была маловероятной.