Текст книги "Краткая история денег"
Автор книги: Андрей Остальский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
В результате создается такой поток, с которым врачи не в состоянии физически справиться. На пациента по шесть минут, иначе всех сегодня не принять! Копится усталость, раздражение. Ведь большинство не так больны, в конце концов. Не умирают же, поди. А потом я же вкалываю так, что это выше человеческих сил – чего они от меня еще хотят?
То, что здесь сделана эта медицинская тотальная монополия – это хуже, чем контроль над ценами, – это уничтожение цены! Попадая в эту черную дыру, все эти миллиарды перестают быть деньгами в широком смысле – как не были они ими и в СССР. Система бездонна – способна проглотить совершенно неограниченные средства.
Интересно, что (до последнего разве что времени) советское здравоохранение работало куда лучше, хотя часто оказывалось, что было оно не совсем уж совершенно бесплатным. Но мне везло: попадал все больше на каких-то интеллигентных и преданных делу людей. (Эх, где ты, доктор Котиков!)
Я часто думаю, почему лучше: наверно, каждая такая система начинает неплохо, но потом, в соответствии с законом о нарастании хаоса, начинает плохеть. Кроме того, когда все это происходит на фоне тотально командной экономики, которая вырабатывает какие-то паллиативы, вроде окриков из райкомов и надзирающих инстанций, то это хоть как-то, пусть убого, но пытается компенсировать отсутствие конкуренции. Здесь же, посреди этого рыночного океана, непривычные к командным методам британцы на этом острове победившего социализма просто теряются…
Но результат налицо: не работает система и работать не будет. И это тем более обидно, учитывая, что в стране немало специалистов высокого класса, в том числе хирургов. Если диагноз очевиден (тот же инфаркт, например, или шунтирование необходимо) и ты вовремя окажешься в «правильной» больнице, то могут и жизнь спасти, прооперировать вполне мастерски. Один мой приятель недавно перенес такую операцию, и вроде все удачно сложилось. Но и то местные газеты пишут о «лотерее» – в одних больницах после такой хирургии смертность выше в несколько раз, чем в других.
В большинстве стран Европы действуют иные системы – медицинского страхования. Ты платишь некую не слишком большую часть своей зарплаты каждый месяц – такую, чтобы любой мог себе позволить. Ну и минимум какой-то в отдельных случаях доплачивают из своего кармана – чтобы не было соблазна просто так по врачам и больницам шастать. (Кстати, что-то как раз подобное и существовало в Англии до рождения NHS.)
Так что процентов так девяносто с лишним прекрасно обеспечены, имеют право выбора. А потому и врачи и больницы – частные между прочим – вынуждены стараться. И улыбаться. И соблюдать клятву Гиппократа и так далее.
Вот почему так легко поверить в то, что обладавший даром провидения Кейнс все это знал заранее и умер от огорчения.
Но в действительности, скорее всего, это лишь легенда. Потому что тогда с британским населением, столь отважно, столь непоколебимо выстоявшим в страшной войне, что-то такое случилось. Довольны все вроде были и лично Черчиллем, и его правительством. Но вдруг смертельно захотелось перемен.
Идея создания NHS пользовалась такой широкой, такой горячей поддержкой, что против нее не осмелились высказаться даже консерваторы. И даже Кейнс молчал.
Человек, написавший о социалистической командной системе, что она основана на теории, «ошибочной с научной точки зрения, не имеющей никакого практического применения в современном мире».
Невероятные приключения странного чека
Россия пропустила целую финансовую эру, перейдя от не совсем полноценных «деревянных» рублей, через короткую, но бурную эпоху чемоданов наличности, прямо во времена пластиковых денег. Пропущенный период – это время индивидуальных чеков и так называемых индоссаментов, длившееся на Западе несколько веков. Впрочем, и Россия до революции успела попробовать, что это такое, и в детстве мы читали у классиков про подделанные подписи на чеках, украденных шалопаями у дядюшек, или – о сладкий сон! – о том, как дают «картбланш» – незаполненный, но подписанный чек, в котором получатель может проставить любую сумму.
Но это было так давно, что историю о приключениях одного сомнительного чека придется поместить куда-нибудь в Америку. Ну вот, представьте себе небольшой провинциальный городок, в который приезжает на ночь глядя никому не известный, но очень прилично одетый человек. Он стучит в дверь местного лавочника и умоляет его продать ему – срочно – большой запас еды, свечей, веревок, рюкзаков и так далее. Он готов заплатить вдвое – но только чеком. И вот непроспавшийся лавочник принимает от незнакомца чек на пятьдесят, скажем, долларов.
На следующее утро незнакомца и след простыл, а лавочник совершает так называемый индоссамент – ставит на обороте чека свою подпись, принимая на себя тем самым ответственность за его подлинность. Потом он отправляется с ним к соседу и покупает у него посудомоечную машину – расплачиваясь этим же чеком. Затем, также расписавшись на обороте, торговец бытовой техникой платит чеком за ремонтные работы. Рабочий идет все с ним же покупать подержанный телевизор. В итоге последний, десятый в цепочке, приходит опять к тому же лавочнику и опять же покупает у него товару на 50 долларов – за все тот же чек.
И вот в этот момент возникает вопрос: а имеет ли значение, подлинный чек или фальшивый? Только в том случае, если цепочка на этом прервется. Тогда лавочник окажется в проигрыше, хоть и небольшом. Остальные девять человек вовсе не пострадают. Они замечательно обменяли свои товары или услуги на другие, нужные им, товары или услуги. То есть для них чек полностью выполнил роль денег. Благодаря чему? Благодаря тому, что все участники процесса верили в его подлинность и доверяли подписям друг друга как доказательству оной.
И вот здесь начинается самое интересное – если допустить, что разлившаяся река отрезала на несколько недель или пару месяцев городок от «большой Америки». И что чек начнет циркулировать по второму кругу. А потом по третьему, по четвертому и так далее.
Знаете, что произошло? Городская община создала деньги, осуществила мини-эмиссию! Конечно, история эта сугубо теоретическая – свободное место на обороте чека быстро кончится, не говоря уже о юридическом аспекте использования сомнительного финансового документа. Но теоретическое существование такой возможности показывает природу денег – она зиждется на общественном доверии, на общественном негласном договоре. А осуществлять их роль могла бы любая бумажка, лишь бы в нее верили. Да что там бумажка – деревяшки и те в правильный момент и в правильном месте могут вполне деньги заменять – помните английские «тэлли»?
Но на этом история не кончается. Следующий вопрос: если чек совершит три кругооборота, то сколько денег, получается, сотворила, «эмитировала» община? 50 долларов умножить на три, равно 150 долларам. Каждый смог три раза обменять свои товары или услуги на другие ценности. А если чек проделает пять кругов, а если десять? Каждый произвел (продал) товара на 500 долларов и на столько же их приобрел. Каждый, получается, заработал 500 долларов! (Ну и потратил тоже.) А десять человек вместе – они, что же, 5000 долларов заработали и потратили? И все это обеспечивает один истертый, сомнительный чек?
Получается, что так. Но в таком случае можно вполне понять классиков, утверждавших, что деньги сами по себе не имеют стоимости, что они лишь нейтральный посредник. Кроме того, эта притча показывает очень наглядно, почему при вычислении денежной массы нужно учитывать и скорость обращения денег. И чем продуктивнее жители будут работать, чем выше будет их производительность, тем больше им нужно денег, чтобы обменивать произведенное на другие товары и услуги. А значит, и производительность влияет на оборот денег и на их количество.
Пойдем дальше и представим себе, что жители общины договорились между собой разрезать чек пополам и считать, что каждая из двух половинок равна, соответственно, 25 долларам. Ну, на то, скажем, время, пока городок отрезан разлившейся рекой, а надо же как-то друг с другом расплачиваться. А потом, дескать, склеим, если надо будет. И вот на каком-то этапе один из членов цепочки объявляет: а мне, собственно, на этот раз много покупать не надо, я одну половинку откладываю, копить буду, на черный день. Оп-ля-ля! Сбой в цепочке. Купли-продажи ополовинятся. А когда дело дойдет до ремонтных работ, то, пожалуй, только половина бригады получит работу. Или каждый будет работать только по полдня. В любом случае – неполная занятость. Представляете – бережливость некоторых потребителей может, оказывается, вести к безработице!
Тут, конечно, скряга может сжалиться, может прийти и сказать: ну ладно, так и быть – могу дать вторую половинку в долг, под разумный процент. Только чем процент платить? Работой и товарами. Или вот что можно сделать: можно написать долговую расписку. Заказчик работы напишет долговое обязательство – вексель. И половинки чека возобновят движение по цепочке – до следующего раза, когда еще кто-нибудь не вздумает делать накопления. И давать деньги в долг – под процент. А потом непременно настанет момент, когда другие догадаются друг с другом векселями расплачиваться. И вот уже этих векселей ходит по кругу на гораздо большую сумму, чем изначальные 50 долларов. Правда, поднимают их чуть менее охотно, с некоторым дисконтом, если на векселе написано «10 долларов», то дают товаров на восемь, например. И вообще денег становится все больше, а товаров все меньше. Происходит инфляция! Но вот кто-то бережливый скупает векселя или просто их накапливает, рассчитывая заработать в момент, когда связь с большой землей восстановится. Тем временем жителям на вертолетах доставили еды и товаров.
Теперь уже товаров вполне достаточно. А вот денег не хватает. Происходит дефляция. Но ура – можно смело писать новые векселя, увеличивая количество денег в обращении. Или даже община может постановить: выкупить у нынешних владельцев изначальные половинки чека, заплатив им общественным, коллективным векселем. И, храня их в банке (из-под консервов, например), под их обеспечение понавыпускать временных местных облигаций или бонов, красиво нарисованных местным художником. И эти облигации-боны можно потом начать выдавать в кредит под разумно просчитанный процент. Кроме того, ими можно оплачивать необходимые общественные работы. И принимать в них местные налоги.
Ситуация, разумеется, бредовая. И пора предоставить жителей городка их судьбе – представляете, что начнется, когда река войдет в берега и когда выяснится, что чек изначально был негодным!
А ничего, кстати, особенного не начнется. Местные облигации в любом случае общине придется выкупить. Но ведь и должники расплатятся с казной настоящими деньгами. А все, что истрачено сверх того, можно будет получить с федеральных властей. Тем временем можно подвести итог – местные деньги, начиная со злополучного чека, неплохо выполнили свои роли. И заставили людей шевелиться, вкалывать, вместо того чтобы сидеть и ждать погоды у разлившейся реки.
Мне же эта притча позволила почти пересказать основное содержание всей книги. Если бы еще кто-нибудь в городке додумался до того, чтобы торговать долгами друг друга и страховать их от дефолта, да брать за это векселя… Но об этом можно только мечтать.
Может быть, именно здесь пора перечислить функции денег. Списки эти в экономической литературе бывают разные, и в каждом из вариантов есть своя правда. Но среди важнейших:
1. Счетная единица – совершенно очевидная, самая «легкая» работа денег. Чаще всего ее выполняет родная валюта, но бывает в особых ситуациях, что и чужая. Хотя и не обязательно доллары. А в Англии долгое время такой у. е. служил свой собственный фунт – хотя физически он не существовал!
2. Общепризнанный измеритель стоимости. Ну да, есть счетная единица, она позволяет изменять цену и стоимость вещей. Цена и стоимость, правда, не совсем одно и то же, но об этом чуть позже.
3. Инструмент обмена и ценообразования. Понятно, об этом уже много говорилось, без денег, хотя бы разрезанного чека, поменять товар на товар очень сложно. И определить, что сколько стоит, тоже.
4. Платежное средство. Эта функция тесно связана с предыдущими. Она как бы практическое, утилитарное следствие предыдущих – физический предмет, позволяющий зарегистрировать трансакцию.
5. Ну и далее: деньги – стандарт отложенного по времени платежа. То есть деньги измеряют, привязывают будущие обмены, трансакции к сегодняшним.
6. Измеритель труда – далеко не совершенный, у многих есть справедливые претензии к тому, как «тугрики» оценивают их вклад в общество. Но ничего лучше не существует, лучше так, чем никак или по-советски – решением обкома.
7. Накопитель стоимости. Действительно, можно копить, конечно, сигареты или пачки сливочного масла и бутылки коньяка. И в кризисных ситуациях именно так часто и бывает. Но в нормальном экономическом положении копить стоимость удобно только в деньгах.
Накопленные средства могут стать и становятся капиталом, но это уже принципиально новое состояние, о котором надо говорить отдельно. С ним же связана функция кредита.
Кроме того, деньги направляют экономическое развитие. Без их «указующего перста» экономике необходим Госплан и Госснаб, а те, как показала советская практика, не способны адекватно справиться с этой задачей (подробнее об этом в главе «Рубль – это многое объясняет!»). И помимо всего прочего, деньги – это инструмент экономического контроля. Он, разумеется, не абсолютен, но с помощью так называемой монетарной политики (см. главу «Волшебная веревочка процента») можно до некоторой степени усиливать или ослаблять экономические тенденции.
И сколько, скажите, из этих функций обеспечил несчастный разрезанный чек? Довольно много, между прочим. Хотя, конечно, за его «спиной» маячила вся мощь национальной валюты. Откуда же жителям города было знать, что он, этот чек, – самозванец?
И вот еще что. Из-за того что современная Россия пропустила чековую эпоху, в русском языке даже нет слов для описания некоторых связанных с ней явлений. И самое распространенное – так называемый «рикошет» – когда банк возвращает чек, отказываясь его оплатить, поскольку на счету выписавшего его лица не хватает средств. Именно это могло произойти с чеком, выписанным в городке загадочным джентльменом.
Но вообще какие фантастические возможности для хитроумного мошенничества открывает чековый институт! Помимо примитивной подделки (подписи или самого чека как такового) использовались десятки различных более тонких методов.
В числе наиболее экзотических – применение испаряющихся чернил. Пишешь в чеке: «5100 долларов – пять тысяч сто долларов», но пока чек доходит до клирингового банка, цифра «пять» и слова «пять тысяч» испаряются. В результате с твоего счета снимается только сто долларов, в то время как ты накупил ценностей больше, чем на пять тысяч!
Или «кайтинг» – «пускание змея по кругу». Имея счета в нескольких банках, выписываешь чеки для снятия средств с одного и перевода на другой. И на третий. То есть эксплуатируешь так называемый «флоут», «зазор» (я же говорю, в русском нет терминов!) – разрыв между моментом выписки чека и моментом, когда банк реально снимет деньги с вашего счета. Пользуясь этим просветом, некоторые исхитрялись долго прятать недостачу…
Впрочем, в наше время на Западе существует вполне легальный «кайтинг» – возможность переводить свои долги со старой кредитной карты на новую. На Западе многие банки вполне сознательно идут на это, лишь бы переманить к себе побольше клиентов. Соблазняют льготным процентом на несколько месяцев, а в некоторых случаях и вовсе предоставляют новым клиентам «процентные каникулы». На полгода и даже иногда на год вообще можешь забыть о долге – не берут процентов с переведенных «балансов».
Как-то раз я и сам этим воспользовался. Один всемирно известный банк выдал мне «Мастеркард», погасив заодно мою задолженность перед другим банком по карте «Виза» (но могло быть и наоборот). В результате я получил беспроцентный кредит на полгода на несколько тысяч долларов – абсолютно легально и официально. Знаком я и с парой «мастеров жанра», которым удавалось долгое время «жонглировать» чуть ли не десятком разных кредитных карт, сильно облегчая таким образом свое финансовое положение. И все законно, все чин по чину. Пионеры же такой практики, придумавшие такую «карусель» в чековую эпоху, попадали за это в тюрьму!
В былые времена в более сложных «кайтингах» участвовали несколько сговорившихся индивидуумов, выдававших чеки друг другу. Они гоняли из пустого в порожнее несуществующие деньги, эксплуатируя все тот же временной лаг.
В наше время, впрочем, банки научились бороться с «кайтингом». И разрыв во времена электронного «клиринга» стал короче, гарантийные карточки ввели. И все же относительно недавно в США судили человека, который имел обыкновение платить чеком в супермаркете за какую-нибудь мелочь, при этом просить так называемый «кэшбэк», то есть сумму наличными, которые вам норовят заботливо предложить на кассе. Потом он шел в отделение своего банка в том же супермаркете и вносил полученную наличность на свой счет, покрывая недостачу за предыдущий день.
В общем, жаль, что Россия пропустила такой замечательный период – представляете, как много еще нового и очень веселого могли бы придумать наши изобретательные соотечественники…
Но вот главный экономический обозреватель газеты «Файнэншл таймс» Мартин Вульф использует этот термин – «рикошет» для создания куда более зловещей метафоры. Нельзя исключать, говорит он, что «срикошетит» вся мировая экономика – в том случае, если начнется такой жестокий спад, что вся финансовая система окажется вдруг неплатежеспособной. Если деньги вдруг опять «сломаются».
Самое пугающее – что Мартин говорит об этом всерьез, как о вполне реальной возможности.
Не всё то золото, что шуршит
История чека в маленьком городке вполне могла показаться вам слишком абсурдной, чтобы всерьез считать ее примером из жизни денег. Что за чушь, в самом деле, какой-то дядя явился незваным гостем, потом исчез, оставив после себя какой-то сомнительный финансовый документ, не имеющий, видимо, никакого обеспечения, и вот жители города почему-то начинают вполне успешно пользоваться им как деньгами. В реальности же ничего такого не бывает?
Бывает. Что-то подобное произошло совсем недавно – не в Америке, а на Ближнем Востоке.
Незваным «дядей» в данном случае был президент Ирака Саддам Хусейн, который, утратив контроль над курдами на севере страны, оставил им «в наследство» свои иракские динары.
Курдистан отделила от Ирака не разлившаяся река, а незримая граница, проведенная США и Великобританией, которые в 1991 году, после первой войны в Персидском заливе, объявили этот район «защищенной зоной». Американские и британские самолеты, постоянно летая над этой демаркационной линией, не допускали в Курдистан иракские войска.
В результате курды получили что-то вроде неполной, странной, но независимости. Были созданы местные органы власти, проводились выборы. Даже флаг и государственный гимн были определены, хотя их никто в мире и не признал. Ополчение «пешмерга» выполняло роль вооруженных сил, была и своя полиция, и суды и так далее. Но вот своих денег у Курдистана не было.
Осталась, правда, куча бумажек с портретом «дяди», которого курды страстно, всем народом, ненавидели. (Было за что: Саддам уничтожал их целыми деревнями, травил горчичным газом, явно презирал, считая расово неполноценными.)
Празднуя освобождение, некоторые горячие курдские парни принялись было устраивать костры из бумажек с отвратительным им портретом. Но старейшины их остановили. Погодите, эти фантики могут нам еще пригодиться, сказали они. Сугубо временно, конечно, придется еще ими попользоваться. Пока не обзаведемся собственной валютой.
Но нет ничего более постоянного, чем временное. «Дядины» денежки оставались в обороте в Курдистане до самого свержения Саддама в 2003 году.
Причем в основной, арабской, части Ирака была проведена денежная реформа и напечатаны новые банкноты, а прежние – выведены из оборота.
Таким образом, курды больше десять лет пользовались официально не существующими деньгами!
И как пользовались? Очень успешно. В Курдистане сложилась странноватая, но по-своему здоровая экономика. По крайней мере, в сравнении с саддамовским Ираком, курдские районы явно процветали – особенно после 1996 года, когда прекратились междоусобицы, а ООН стала выделять им пропорциональную часть средств из фонда «Нефть в обмен на продовольствие». Это позволяло в значительной степени компенсировать последствия довольно жесткой экономической блокады, которую устроило курдам багдадское правительство.
В итоге не было недостатка в товарах, активно шло строительство, открывались новые фермы, небольшие и средние фабрики, магазины, кафе и рестораны. Оставленные «дядей» деньги великолепно работали, в то время как в Багдаде и других иракских городах еда и товары первой необходимости распределялись по карточкам, люди ходили голодными.
Конечно, у Саддама было великолепное оправдание – международные санкции. Вдобавок курды получали международную помощь. Всё так, но свою роль играли и деньги: прежняя, отмененная Саддамом валюта выполняла эту роль в Курдистане полноценно, имея полную свободу отражать баланс спроса и предложения, измерять труд и стоимость. В то время как за пределами «защищенной зоны» был установлен госконтроль над ценами, ужесточались командные методы и все равно не удавалось избежать свирепой инфляции.
Новые динары Саддама были «деревянными» – их ни на что официально обменять было нельзя. (А «черный рынок» оценивал их во много раз меньше номинала.)
В Курдистане динары-призраки, официально отмененные, свободно конвертировались в доллары и фунты, в турецкие лиры и так далее на любом углу – то есть в обменных пунктах. Некоторый дефицит денежной массы помогал сдерживать инфляцию, поддерживать стабильность цен – подобно тому, как золотой стандарт в свое время делал это в первой половине ХХ века.
Обменивались друга на друга в Курдистане и динары – старые на новые, и обратно. Начали с соотношения один к одному. А закончили в 2003-м тем, что за один «ненастоящий» давали 300 «настоящих», имеющих официальное хождение. Каков триумф для курдов и каков парадокс для экономистов!
Как же надо было называть эти удивительные деньги? Курдскими – никак, с таким портретом и соответствующими надписями – невозможно. Иракскими – тоже, Багдад от них отрекся.
И так появилось в истории денег это странное словосочетание – «швейцарский динар». Почему швейцарский? А потому, что эти банкноты были в Швейцарии напечатаны.
Курдам очень нравилось называть доставшиеся им динары именно «швейцарскими» – по аналогии со швейцарским франком, имеющим репутацию чуть ли не самой прочной и стабильной валюты мира.
Это пример, как община (почти государство, причем не такое уж маленькое – примерно 3–4 миллиона человек) может длительное время совсем неплохо обходиться самыми странными деньгами, ничем не обеспеченными и не подкрепленными, вообще юридически не существующими. Если есть на то ясно и решительно выраженная воля общества. Еще одно доказательство того, что в действительности деньги – в человеческих головах, а не в монетах, не банкнотах и не деревянных палочках. Дело материальных символов – помогать измерять и фиксировать трансакции, а также регистрировать накопление стоимости. Но вера в силу этих символов непременно должна быть прочной.
Поэтому-то, наверно, сразу и не задался эксперимент с другими франками – уральскими, несмотря даже на то, что их рождение имело вроде бы официальное благословение московского правительства. В тот момент российской истории – в самом начале 90-х годов – острая нехватка наличности грозила парализовать экономическую жизнь, да и жизнь вообще. И вот товарищество «Уральский рынок» в Екатеринбурге решило печатать свои собственные деньги – для того, чтобы было чем платить зарплату, пособия и так далее. Выбрали слово «франки» – в честь тех же знаменитых швейцарских тёзок.
Многие считают, что таким образом оказывалась поддержка витавшим в воздухе идеям уральской независимости. Ведь валюта, безусловно, важнейший признак государственности. Выполнены уральские франки были капитально, с девятью уровнями защиты, что наводило на мысль о далеко идущих и долговременных амбициях. Для того чтобы детские пособия некоторое время платить, можно было обойтись чем-нибудь попроще и подешевле.
И, кстати, в 1993 году на протяжении нескольких месяцев, также при одобрении президента Ельцина, Уральская республика формально существовала. Потом Ельцин передумал и республику своим указом запретил. Сразу стало ясно, что большого будущего нет и у уральской валюты. Хотя одно время она явно приносила некоторую пользу, немного помогая решить великую российскую проблему дефицита наличности.
Просто какое-то повторение на новом уровне удивительного «безмонетного периода» русской истории, когда уже в поздние «зрелые» средние века на Руси вдруг исчезли монеты. Крупные выплаты производились слитками серебра или золота, но для покрытия повседневной торговли денег не было, и общины стали снова возвращаться к бартеру и примитивным заменителям денег вроде беличьих шкурок. Только ли татары были в этом повинны? Историки до сих пор спорят на этот счет. Равно как и о том, кто виноват в нехватке наличности, в возрождении бартера и появлении эрзац-денег в 90-е годы ХХ века…
Ведь это к тому времени относится оригинальное явление – превращение «безнала» в «нал» стало источником немалых и регулярных доходов для немалого числа людей. Обратите внимание: рубль, вроде бы теперь свободный и конвертируемый, снова пытался выстроиться в иерархию – в виде наличности он стоил ощутимо больше, чем лежа на счету в банке.
Но, подводя итоги, были ли деньгами уральские франки? В некоторой, не очень значительной степени. В другой исторической ситуации им могла быть уготована иная, более славная судьба, но на Урале 90-х они успели недолго побыть лишь неким отдаленным подобием английских деревянных «тэлли». В самом конце века они еще раз попытались вернуться в экономический оборот, компенсируя опять-таки проблемы с ликвидностью на промышленном предприятии. Но это уже было больше похоже на фарс – уральские франки закончили жизнь с жирным штампом: «талоны на питание».
А вот сертификаты, боны и специальные «чеки» советского времени были в большей степени настоящими деньгами, чем их обычные, официальные «коллеги». Советский рубль потому не мог именоваться полноценной валютой, что ему не разрешали измерять спрос и предложение и служить инструментом ценообразования. Отсюда уже следовало и поражение в других денежных правах, включая и способность конвертироваться в доллары и другие СКВ.
Денежные суррогаты Внешэкономбанка и Внешпосылторга свои функции выполняли исправно. Магазины «Березка» снабжали отличным ассортиментом товаров советских загранработников, согласившихся вернуть государству часть своей валютной зарплаты. Но и тут нельзя было обойтись без иерархии. Сначала существовали три категории сертификатов: с синей полосой – для совграждан, трудившихся в соцстранах, желтой – в развивающихся, и совсем без полосы, высшей, самой заветной категории – для тех, кому было оказано высшее доверие: представлять СССР во враждебном капиталистическом окружении.
Есть, правда, и более грубое объяснение такой системы – тех, кто работал в капиталистическом изобилии, надо было сильнее мотивировать – чтобы не поддавались всяким соблазнам. Кроме того, сдаваемая ими валюта была элементарно более ценной для государства, вот за нее и давали больше реальных благ. Возможно, все три соображения принимались в расчет.
Так или иначе, но разные сертификаты выстраивались строго по ранжиру и имели, соответственно, очень разную стоимость на «черном рынке».
В середине 70-х все три категории заменили на одинаковые «чеки Внешпосылторга», которые на чеки вовсе не были похожи, такое название, видимо, дали им, не найдя других. Поражало, что даже копейки печатались на бумаге, чеканить отдельные монеты было, видимо, накладно. Да и как их тогда называть? Алтыном, резаном, куной?
Замена, впрочем, была фальшивой – были введены соответствующие коэффициенты для различных по ценности валют: совсотрудник в Ираке мог получить, например, за свою номинальную зарплату почти в пять раз больше, чем его коллега в Польше или ГДР. В какой мере все эти чеки и сертификаты были деньгами? Превосходя нормальный, общий советский рубль по своей покупательной способности и обеспечивая баланс спроса и предложения в замкнутой общине загранработников, они не могли, тем не менее, полноценно выполнять другие денежные функции.
Зарплаты высчитывались в так называемых «инвалютных рублях». А вот это уже было по-своему прогрессивное, обогнавшее свое время начинание, поскольку в реальности, физически, таких рублей не существовало вообще. Они были лишь единицей измерения особо ценных трансакций – с заграничными партнерами по торговым и другим обменам. Когда инвалютным рублям надо было материализоваться для выплат, они делали это в форме либо той или иной иностранной валюты, либо, как в случае с совзагранработниками, в этих самых псевдочеках или сертификатах.
Отсюда и курс: девяносто инвалютных копеек за доллар США. Откуда отсюда? С потолка…
Два мира – реальных денег и денег административных – не могли отделиться друг от друга, им надо было взаимодействовать. Для этого им нужен был посредник, как бы переводчик. Инвалютный рубль во всех своих формах и был таким посредником. Но деньгами в полном смысле слова его считать нельзя.
Есть еще один вид бумажных, тоже ненастоящих денег, которые тоже должны соединить два несовместимых мира. Это китайские «деньги преисподней» («Hell Money»), широко применяемые при погребениях. Никаких иных функций у них нет.
Эта целая многомиллионная индустрия, поскольку китайцы по всему миру покупают и используют их в больших количествах. На банкнотах обозначены цифры – например, 10 миллионов долларов или даже миллиард – это не имеет решающего значения, цена «адских банкнот» определяется прежде всего качеством выделки, а потом уже только номиналом. Их сжигают в специальных печах, и считается, что они попадают вместе с умершим в преисподнюю, где ему должны либо определить наказание за грехи, либо назначить к перевоплощению, либо отправить в рай. Видимо, предполагается некоторый элемент коррупции в преисподней, коли эти деньги могут помочь в загробной жизни облегчить участь. Но, возможно, они покупают и некие бестелесные удовольствия.
