Текст книги "Встречный ветер прошлого"

Автор книги: Андрей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

5

Узкий, но довольно длинный водный канал делил главный сквер города на две части. Вода в канале была мутно-зеленого цвета, пахла водорослями. Невзрачный канал скрашивали простенькие, незатейливые фонтанчики, весьма многочисленные, расположенные как по центру, так и по краям водоема. Вдоль канала по обеим сторонам тянулись мощенные гранитные плитами панели, на которых толпились люди. День был жаркий, солнечный, с приятным легким ветерком. В лазурной синеве неба плыли белые ватные облака. Ничто не предвещало грозы, и толпы людей в самом центре города наслаждались погодой, а заодно и праздничным концертом, посвященным дню молодежи. Если прогуливаться вдоль самого канала, то жары почти не чувствовалось: пахло мокрым камнем, влажностью, прохладные брызги фонтанов приятно освежали, искрились на солнце, переливались радугой. С двух сторон канала раскинулся сквер, на квадратных стриженых зеленых газонах которого пестрели яркие цветы. Над плотиной, с которой из реки в канал бурным ревущим потоком срывалась вода, возвышался мост, служивший транспортной магистралью, но в этот день забитый людьми. Он был украшен разноцветными гирляндами и флажками. Одна сторона сквера, на которой особо кучно толпилась публика, стала в этот день как бы зрительным залом под открытым небом, на другой стороне была смонтирована сцена с козырьком, увешанная сплетенными в виде цепи воздушными шарами.

Щурясь от слепящего солнца, Сергей поглядел на небо, в которое взмывали надутые гелием воздушные шары. У него мелькнула мысль, что в связи с праздником местная мэрия распорядилась разогнать тучи авиацией. Уж слишком голубым и подозрительно чистым казалось небо.

В этот знойный предвечерний час Сергей вместе со своим другом Костей стоял в гуще толпы и смотрел праздничное представление. На сцене под бурные эмоции публики шел концерт западной культовой рок-группы. Отряд милиции шеренгами с трех сторон, образовав плотный кордон, неприступно отцепил сцену, дабы никто из местных любителей автографов и психопаток не проник к знаменитым иностранцам. Оглушительный инструментал, сильный будоражащий голос вокалиста, визги и ажиотаж толпы, толчея и адская жара – все это крайне неприятно действовало на Сергея, нервировало его. К тому же, окруженный большей частью подростками и неуравновешенными девицами, Сергей чувствовал себя переростком для подобных забав. Впереди него парень усадил на плечи девушку, ликующую от восторга, и Сергею вовсе ничего не стало видно. Он поморщился и сокрушенно развел руками.

Музыка внезапно смолкла, словно оборвалась. Муравейник разволновался. Искушенные меломаны знали, что легендарный хит «Holiday» так не прерывается. Еще должен быть длинный, утомительный, тоскливый проигрыш. Одураченная толпа вопила от негодования и нетерпения. Вокалист группы сделал знак рукой, призывая к спокойствию, выждал, пока заглохнет свист, улягутся страсти, а затем как-то интимно, будто в постели, что-то прошептал в микрофон. Обезумевшая толпа вторила ему диким воплем. Солист завизжал на всю катушку. Сергей успел вовремя зажать себе руками уши, опасаясь, что от ответного людского восторженного вопля у него вылетят перепонки. Выждав, пока стихнет ураган страстей – для этого ему понадобилось несколько минут, пока группа не покинула сцену – он отнял руки от ушей и раздосадовано поглядел на Костю.

– Стареешь, брат, – сказал Костя с иронической улыбкой.

– Старею, – вздохнув, согласился Сергей.

– Не горюй. Сейчас что-нибудь сообразим. Вон видишь тех двух вдовушек? – Он указал взглядом в направлении двух девушек, которые стояли от них метрах в десяти и с любопытством пялились на сцену, где уже выступала новая команда. Обе были молоденькие, в белых фирменных бейсболках с надписями «Pall Mall» и белых блузках с таким же шрифтом на спине. «Торговые, агенты? – подумал Сергей. – А может, спортсменки? Черт их разберет». У одной из-под шапочки торчали рыжие волосы, у другой темные.

– Которую берешь? – спросил Костя, задорно поблескивая глазами.

– Ту, которая похуже, – равнодушно сказал Сергей.

– Извращенец, – ухмыльнулся Костя, – ладно, пошли к ним.

Они подошли к молоденьким торговым представителям табачной фирмы и пристроились с боков по обеим сторонам от девушек.

– Как дела? – спросил Костя, вклиниваясь в разговор девушек.

Девушки молча переглянулись. На вид они были еще совсем юны. Лет по восемнадцать.

– Какие у вас чудные шапочки. Это от Версаче? – спросил Костя.

Девушки улыбнулись, но продолжали молчать.

– Позвольте представиться – Артур, – сказал Костя. – А это мой друг. Он посол Иордании.

– Хусейн, – произнес Сергей.

Девицы недоуменно переглянулись.

– А вас как зовут? – поинтересовался Костя.

Незнакомки не сочли нужным ответить и за этот раз.

– А-а, я догадываюсь, – сказал Костя, – вас, – светленькой, – Утренняя Заря, а вы, – брюнетке, – должно быть, Жемчужина Востока.

Девушки хихикнули. «Крокодил Нила», – подумал Сергей про ту, что стояла рядом с ним. Затем Костя заявил, что концерт дрянь, что вокалист пьян, и что вообще душно, и не лучше ли им вчетвером пойти в кафе и попить пивка? Рекламные агентки пиво пить отказались, зато вскользь намекнули, что проголодались и обожают пиццу.

– В чем дело, Хусейн сгоняет, – заверил Костя. – Давай, Серега, дуй, – шепнул он ему на ухо. – Я их буду пасти.

Сергей без особого восторга отправился выполнять это поручение. Он протискивался сквозь плотную шумную толпу, попадал в пробки, искал глазами лотки с выпечкой и закусками, но ему все попадались ларьки с мутно-красной рекламой «Кока-колы», где торговали мороженым и охлажденными напитками. В сквере на променаде царило оживление, гомон и адская толчея. В воздухе пахло духами, витал стойкий выхлоп винных паров, ветерок доносил кисловатый запах и дым шашлыков. Неподалеку от моста Сергей остановился и стал рыскать взглядом по сторонам. «Ну, где эта чертова пицца?»

Кэт шла вдоль канала среди пестрой многоликой толпы в направлении набережной. Ее волосы были взлохмачены, лицо не остыло от обиды и гнева, а под глазами набухли мешки. К счастью для себя, она сумела не разрыдаться, но застывшие в глазах слезы всё же размазали на ее ресницах тушь и оставили черные следы в излучинах глаз.

Пестрая красочная мишура праздника, звуки музыки и галдеж раздражали ее и пришпоривали идти быстрее. Ей хотелось поскорее убежать из этого людского ада, остаться одной. Она с досадой морщилась, когда попадала в заторы, и ей приходилось огибать целые семейства и компании. Дикие возгласы пьяных доводили ее до исступления. Однажды она еле удержалась, чтобы не влепить затрещину одному алканавту, который по-конски заржал возле самого ее уха. Она не замечала, что отдельные прохожие, успев в этой сутолоке взглянуть на ее лицо, сторонились и уступали ей дорогу.

– Эй, красотка, хочешь, я тебя утешу?! – Молодой прыщавый парень из компании таких же, как и он, юнцов, рукой подзывал к себе Кэт.

– Отвали, – глухо сказала она.

– Какая грубая красотка.

Только сейчас до неё дошло, что она, наверное, ужасно выглядит. «Плевать, подумала она, некогда прихорашиваться». Внезапно Кэт замедлила шаги. Она подумала о том, что после всего того, что сегодня произошло, ей лучше не показываться в офисе. «Игорь меня убьёт, – подумала она. – Ничего, будет убивать – стану кричать, звать на помощь. А ещё лучше уволиться. Прямо с ходу. Он мне всё равно житья не даст. Вот именно, уволиться. Разрубить сразу два узла. И с ним и с Артёмом». Квартира, которую для неё снимал и оплачивал Артём, теперь казалась ей казённой, чужой и идти ей уже туда не хотелось. Она поняла так же, что больше не сможет сотрудничать с Артёмом, работать в его офисе, видеть его, да и других сотрудников тоже. Эта мысль настолько пронзила и оглушила её, что она остановилась как вкопанная. «А работа? Я теряю всё. Кому я нужна? Снова в бордель?» К счастью, за год работы в фирме она освоила компьютер, неплохо узнала делопроизводство, отменно печатала на машинке и, в общем-то, знала два языка, помимо русского. Эти мысли немного успокоили её. «Как-нибудь выкручусь, – подумала она и двинулась дальше. – А шмотки?» Кэт улыбнулась. За этот год она не покупала себе ничего, кроме косметики и нижнего белья. Артём одевал и обувал её в самых лучших и дорогих магазинах. «Не возвращать же… золото?» Он подарил ей два браслета, один из которых она носила на ноге, и цепочку с кулоном. «Это подарки, а значит моё. Продам в случае нужды. Деньги?» Она вспомнила, что на полке в баре оставила в сумочке семьсот рублей от той тысячи, которую ей подарил Артём на день рождения, и которые она прихватила на всякий случай. Там же в сумочке были и ключи от квартиры. «Проклятье! А если сопрут? Я оставила сумку на полке, в углу. А там такой гвалт. Не возвращаться же назад? А если сопрут? Марк не возьмёт, это точно. Лёлик, Лёлик… Этот может. Впрочем, не решится, он трус. Этот подонок тем более не тронет. Для него это будет оскорбительно. Алёна не возьмёт. Подруга. А Ольга, по-моему, честнее других. Деньги верну, в крайнем случае, вытрясу. А ключи? Догадается ли Алёна прихватить мою сумочку? Должна догадаться. Она самая трезвая, завтра к ней зайду. А сегодня как-нибудь перекантуюсь. Переночую где-нибудь. Да хоть на вокзале». Эта мысль придала ей настроения, и она зашагала бодрей. Окружающий мир в этот вечер показался ей не таким уж и плохим, а пьяные рожи горожан уже не вызывали отвращения.

– Кэ-э-т, – услышала она чей-то протяжный мужской голос. Она повернулась на звук. Эдик, телохранитель Артёма, стоял возле тёмно-зелёного борта «ЗИЛа», с кузова которого вверх устремлялась грандиозная грузоподъёмная стрела с вышкой. Эдик маячил Кэт руками. Она подошла к нему.

– Ты откуда вырвалась, Кэт? Посмотри на себя. Вся взъерошена.

– А-а, – она вяло махнула рукой, – поздравь меня, у меня сегодня день рождения.

– По этому поводу у тебя новая причёска? – Он пригладил ей волосы и поцеловал девушку в щёку. – Поздравляю. Кто это тебя так растрепал?

– Один подонок.

– Я его знаю?

– Не имеет значения.

– А то скажи, кончу его.

– Не надо. Лучше скажи, что ты тут делаешь?

– Обеспечиваю безопасность телевизионной трансляции. – Он показал рукой на высоченную грузоподъёмную стрелу, которая возносилась вверх из кузова «ЗИЛа». На конце согнутой под углом стрелы была кабина, которая зависала в воздухе. В кабине стоял бородатый оператор и камерой снимал праздничное зрелище.

– Ты-то здесь при чём?

– При том, дорогуша, что этот телеканал стал принадлежать Артёму, на паях, правда. Вот он и попросил присмотреть.

– Глупость, какая. Кому нужна эта вышка?!

– Ну, мало ли… Пива хочешь?

– Хочу.

Он прошёл к кабине машины и что-то по-хозяйски сказал водителю. Тот подал ему сумку. Эдик извлёк из неё две банки пива и вернулся к Кэт. Одну вскрыл и протянул девушке. Отхлёбывая прохладный пенящийся напиток, Кэт поглядывала на вышку, где бородатый оператор старательно делал свою работу.

– Что, интересно? – спросил Эдик.

– Высоко.

– Да, пожалуй. На уровне восьмого этажа. Ты, на каком живёшь?

– На четвёртом. А она не свалится?

– Кто? Вышка? С ума сошла. Она же немецкая.

– А-а.

– Хочешь, подниму?

– Куда?

– Туда, – он ткнул пальцем в направлении вышки.

– С ума сошёл?

– Я серьёзно. Это будет тебе мой подарок ко дню рождения.

– Ты уже подарил. – Она потрясла в руке банку пива.

– Это не подарок. Это пустяк.

– А я не застряну?

– А ты решилась?

– А я не застряну?

– Ну, застрянешь – вызовем спасателей, пожарников с лесенкой.

– А эта штука не развалится? – она показала взглядом в направлении подъёмной стрелы.

– Вообще-то не должна.

– Что значит «вообще-то»?

– Ты будешь подниматься или нет? Решай, этот дух сейчас закончит, – он указал пальцем на оператора, – и будет сорок минут перерыв. Так что можешь полчасика позависать.

– Буду. А ты со мной полезешь?

– Я бы с радостью, Кэт, но Боливар не выдержит двоих. К тому же, если Артем узнает, что я бросил пост… в общем, сама понимаешь…

– Откуда он узнает?

– Опомнись, Кэт, здесь полгорода собралось. Кто-нибудь из знакомых увидит, как я с тобой в люльке прохлаждаюсь – обязательно накапает.

– Трус.

– Вон смотри, эту бороду уже спускают. Ну что, договариваться с механиком?

– Давай, иди.

Эдик отошел к машине, забрался на борт, перелез в кузов, подошел к пожилому механику, который, сидя у пульта, жал на кнопки управления, опуская люльку вниз. Пространство под стрелой было огорожено канатами, вдоль которых стояли милиционеры, не пропуская посторонних в этот запретный квадрат. Эдик вел беседу с машинистом, хлопал его своей мощной лапищей по плечу. Кэт наблюдала за ними. Эдик повернулся, отыскал глазами Кэт, подмигнул ей, подал знак рукой, что все в порядке, и спрыгнул с машины.

Кэт стояла среди празднично настроенной, шумной толпы, пестрого разноцветья одежд и несмолкаемого многоголосья. Взгляды подавляющего большинства публики были направлены на ту сторону сквера, откуда с эстрады доносилась музыка. Кэт не без восторга подумала, что через пять-семь минут все будут пялиться на нее. «Хорошо быть подстилкой Гарун-аль-Рашида», – с усмешкой подумала она.

К ней подошёл Эдик, держа в руке за ниточку три надутых гелием цветных воздушных шара.

– Это тебе. Смотри не улети.

– Спасибо, Эдик. – Она взяла шары.

Он повёл её к люльке. Кэт шла за ним в отличном настроении, украшенная воздушными шарами. Эдик помог ей взобраться в кузов, оттуда в люльку, которая представляла собой небольшую полуоткрытую кабину, ограждённую со всех сторон толстыми железными прутьями, приваренными к опорным железным уголкам. Металлический пол в кабине был застелен резиновым ковриком. Кэт с любопытством и беспокойством осваивалась на новом месте.

– Только не выпади. Вира! – скомандовал Эдик и слез с кузова.

Машинист, сидя возле пульта, расположенного в кузове машины, нажал кнопку, стрела дёрнулась с места, и люльку тряхнуло.

– Ой, мамочка, – взмолилась Кэт и изо всех сил вцепилась в поручни, которые доходили ей чуть выше пояса.

– Крепче держись! – рявкнул Эдик. – Не перегибайся, дура!

Стрела медленно поднималась вверх, и люльку с девушкой всё выше метр за метром уносило от земли. Хоть скорость подъёма была невелика, но у Кэт от волнения захватило дух, как это с ней случалось раньше – при взлёте самолёта или когда в детстве мальчишки сильно раскачивали её на качелях.

Иногда люлька дёргалась резкими порывистыми толчками, и у Кэт замирало сердце, холодело внутри. Ей было не до красот окружающей панорамы, распростёртой внизу за десятки метров от её ног. Она чувствовала себя ужасно скованной, в напряжении цепко держалась за перила, опасаясь, что у этой дьявольской техники случится какая-нибудь поломка, или что Эдик напоит пивом машиниста и они на пару непременно что-нибудь отмочат, чтобы подшутить над ней. Ей досаждало и то, что многие в толпе ей махали руками, будто провожали в последний путь. «Когда же остановится эта чёртова железяка?» – боязливо думала Кэт, ностальгически взирая на землю, где сотнями развлекались горожане. Подвижная стрела с вышкой, в которой стояла Кэт, уже выпрямилась под прямым углом и продолжала подъём вверх, унося девушку подальше от грешной земли. «Мама мия! А если её развернёт и он вывалит меня, как контейнер с мусором?» – думала Кэт, холодея от страха. Крыши ближайших пятиэтажек уже были видны как на ладони. На одной из них сидели чумазые кровельщики, заливавшие крышу битумом, и, побросав свою работу, пялились на неё. Она поглядела на гигантскую стрелу – та показалась ей ненадёжной и хрупкой, а стальной крепёжный трос, протянутый через всю стрелу, по её мнению, вот-вот мог оборваться. У Кэт потемнело в глазах. Она перегнулась через перила и, чувствуя головокружение, стала искать глазами Эдика, чтобы подать ему знак остановиться. В кузове его не было, тогда Кэт погрозила кулаком механику, что вызвало в толпе бурный отклик смеха. Она панически отпрянула от заграждений, уже готова была повалиться от страха и отчаяния на пол, когда эта дьявольская штуковина остановилась. Люлька зависла в воздухе и легонько и плавно покачивалась, поскрипывала своими металлическими конструкциями. Приятный южный ветерок нежными дуновениями ласкал Кэт с головы до ног, играл воздушными шарами над её головой. Лёгкие убаюкивающие колебания люльки немного её успокоили. «Ну вот, а ты боялась, дурёха». Кэт облокотилась о поручни и окинула взглядом раскинувшуюся перед ней панораму: огромный несмолкаемый людской муравейник; пенную, срывающуюся бурным шальным потоком из плотины в канал воду; яркие, светящиеся вспышки петард и сигнальных ракет, налетающих отовсюду в это вечернее полусумрачное время; тёмные воды пруда, в котором плавали увешанные пёстрыми ленточками прогулочные лодки; разноцветные козырьки летних кафе с бело-синей рекламой «Пепси»; подмигивающие гирлянды лампочек вокруг сцены; крутящиеся фейерверки, сыплющие искрами огня. И над всем этим возвышалась Кэт. Только теперь она поняла, что Эдик ей преподнес королевский подарок. «Когда спущусь, расцелую его». Кэт смотрела на эстраду, которая с высоты казалась ей миниатюрной игрушечной декорацией, а ансамбль, поющий на сцене – труппой карликов-лилипутов. Узкие в обтяг шорты и тугая с блестками сиреневая кофта как нельзя лучше подчеркивали все прелести ее стройной фигуры, и Кэт понимала, что притягивает взоры сотен глаз. Царствуя на своем высоком подвесном троне, она, не без кокетства, решила вести себя величаво, по-королевски. «Больше не буду коситься направо и налево. А то пялюсь как дура. Стою, вся ужалась». Она выпрямила свой шикарный стан, небрежно согнула ногу в колене и, поигрывая воздушными шарами, с показным равнодушием стала взирать перед собой на крыши домов, на отблески заката в оконных стеклах, на исчезающий за горизонтом диск солнца. Сама того не ведая, она удачно и вполне гармонично вписывалась в праздничную атмосферу вечера, словно ее появление на вышке была не случайность, а праздничная заготовка организаторов. Если смотреть снизу, под определенным углом, то сквозь полоски ограждений ее стройный силуэт с распущенными до плеч волосами и взметнувшимися к верху трепещущимися над ее головой воздушными шарами на фоне темнеющего неба, в котором вспыхивали далекие зарницы, притягивал и завораживал взоры. Кэт поняла это в тот момент, когда мастер по свету на сцене, словно воздавая ей почести, направил на нее гигантский луч юпитера и тот, разрезая тьму, высветил девушку во всем блеске. Она закрыла глаза от слепящего света и послала осветителю воздушный поцелуй. С полминуты Кэт купалась в лучах прожектора. Она просто ошалела от счастья, когда один из музыкантов группы во время длинного проигрыша схватил микрофон и поприветствовал прелестную незнакомку, сетуя на то, что она такая недосягаемая. Когда луч прожектора скользнул вниз на толпу, Кэт с грустью подумала, что её «неземных» полчаса заканчиваются и ей осталось не так уж много этих сказочных звёздных минут.

Музыка смолкла. Приезжие столичные музыканты тепло попрощались с местным зрителем. Рабочие по сцене стали сворачивать технику. Концерт был окончен, но публика не расходилась. Все ждали праздничный фейрверк, обещанный мэром города к десяти вечера. Среди несмолкаемого людского гула до Кэт доносились отголоски речи, отдельные фразы, смех. Некоторые выкрики были обращены к ней, она их улавливала, но решила не реагировать, продолжая стоять величественно и гордо. Одинокий луч прожектора со сцены шарил по толпе, по небу, метался по фасадам домов, пару раз высветил Кэт, снова беспокойно скользил по округе. Ей почему-то сразу вспомнились старые военные фильмы. Тёмные мрачные улицы, вой сирены, скользящий луч света по стенам и окнам домов, заклеенные крест-накрест окна… Кэт взгрустнулось. «Скоро они меня снимут?» Вдоль канала всё тонуло в сумраке, и смотреть туда, на кишащий людской улей, ей не хотелось. Кэт повернулась и, облокотившись о заграждения, уставилась на мост, который стоял от неё метрах в тридцати и был чуть ниже по высоте уровня люльки. Декоративные уличные фонари лимонным цветом освещали мост и шумное скопление людей, столпившихся на нём. Над мостом пылали всеми цветами радуги подвешенные поперёк гирлянды лампочек, и эта пёстрая нарядная иллюминация придавала ему особое праздничное убранство. В вечерних сумерках мост казался Кэт ярко освещённым кораблём, на палубе которого вдоль лееров собрались сотни пассажиров, любуясь водной стихией. После того, как концерт закончился, а фейерверк ещё не начался, внимание публики, заполонившей мост, переключилось на Кэт, одиноко и как-то сиротливо зависавшей в своей воздушной колыбели. Отдельные выкрики долетали до неё отчётливо, ясно, шокирующе.

– Подруга, давай к нам! Прыгай, поймаю! Лети на шарах! Станцуй нам ламбаду!

Слышались повизгивания, дикие вопли, взрывы грубого смеха. Кэт повернулась спиной к мосту, шагнула к другому краю вышки, молча проклиная Эдика за то, что он тянет со спуском люльки. Но спастись от похабных выкриков было невозможно, разве что выпрыгнуть.

– Эй, тёлка, ты чего отворачиваешься? Ты что, крутая? Халява! Давай стриптиз!

«Что я им сделала?» – взмолилась Кэт с нервной дрожью в теле, чувствуя, как в её спину вонзаются сотни взглядов. Люлька показалась ей гнетущей воздушной подвесной тюрьмой, камерой-одиночкой, а сама она – пленницей, выставленной на посмешище и глумление толпе. К счастью, в этот момент люльку поколебало, и она стала плавно опускаться вниз. У Кэт отлегло от сердца. С моста раздавался свист, но Кэт это уже не беспокоило. Она знала, что с каждой секундой, с каждым метром становится всё более недосягаемой от этих наглых выпадов. «Хорошенький у меня день рождения. Нечего сказать», – думала она с какими-то смешанными чувствами. Кэт размотала с пальца ниточку с шарами и выпустила их в небо. «Летите», – сказала она, попрощавшись с ними, наблюдая, как они взмывают вверх, обретая свободу. Возле борта «ЗИЛа» стоял Эдик и с добродушной улыбкой смотрел на неё. Когда стрела остановилась и люлька была в метре над кузовом, он взобрался наверх и помог Кэт выбраться.

– С прибытием. – Он восторженно поднял вверх большой палец. – Молодчина, Катюха. Вот так смотрелась!

Он спрыгнул на асфальт и протянул Кэт руки. Она попыталась слезть сама, но он подхватил её на руки, нежно прижал к себе своими сильными накачанными ручищами.

Кэт с тоской подумала, что впредь, возможно, никогда не увидит этого приятного и бесстрашного парня. Когда она уходила от чего-то в жизни – то уходила навсегда, сжигая за собой мосты.

– Пусти меня, – попросила она.

Эдик вяло и неохотно опустил свою ношу на землю. Кэт потянулась к его щеке и, закрыв глаза, дотронулась легким прикосновением губ, и тут же, не дав ему опомниться, пошла прочь. Она шла наугад и решила просто погулять.

Сергей стоял на газоне в гуще людской толпы, неподалеку от грузоподъемной стрелы с люлькой и наблюдал за девушкой. Когда мощный луч прожектора, словно гигантский лазер, рассекая тьму, высветил девушку, мысль Сергея стала лихорадочно бродить по закоулкам памяти, отыскивая в ее потаенных уголках этот ранее видимый образ. Он вспомнил ее и с горечью подумал: «не моя». Сергей узнал и здоровенного парня, с которым случай свел его однажды в горном местечке при тех же обстоятельствах, что и с девушкой, он видел, как этот гигант своими кувалдами-ручищами облапил девушку, помогая ей сойти на землю, и почувствовал кольнувшую его необъяснимую ревность и зависть. Он стоял на траве газона, в адской людской толчее с четырьмя пиццами в руке. Эта стряпня, что лежала на его ладони, раскисла от жары и была похожа на запекшийся в тесте винегрет. Он поморщился и с отвращением швырнул пиццы в траву. Девушка уже поднималась по ступенькам лестницы к мосту. Сергей следил за нею цепким алчным взглядом, ни на секунду не упуская ее из виду. «Торчу тут как маньяк». Девушка преодолела последнюю ступеньку лестницы и сворачивала к парапету моста. Сергей провожал ее тоскливым прощальным взглядом. Внезапно он рванулся с места со стартовой скоростью, которой смог бы позавидовать любой спринтер. Расталкивая на ходу ошарашенных его выходкой людей, он рвался к мосту сквозь вязкую людскую трясину, не обращая внимания на замечания и колкие словечки, сыпавшиеся ему вслед. В эту минуту он, не моргнув глазом, готов был пройти по их головам. Он орудовал локтями, шел напролом. На последних ступеньках лестницы он врезался в толпу молодежи, не пожелавшей ему уступить дорогу, и выбил у кого-то из рук бутылку пива, которая с дребезгом разбилась об асфальт. Он взбежал на мост, лихорадочно провел взглядом по сторонам и вскрикнул как раненое животное. Девушки нигде не было видно. Тогда он встал на цыпочки и стал шарить взглядом по толпе. «Куда она могла пойти? К набережной? К троллейбусу? К метро?» Наконец он увидел гриву черных волос и сиреневую с серебристыми блестками кофту. Девушка уже прошла мост и двигалась по набережной. Он кинулся за ней следом. Расстояние, которое их отделяло, он покрыл стремительно и замедлил ход, когда до девушки оставалось шагов пять или шесть. Безумная гонка лишь раззадорила его, но не придала уверенности в себе, и заговорить с девушкой он еще не решался. Он шел за ней следом, словно дикий истомленный зверь за самкой в период гона. В его облике было что-то воровское, таящееся, напряженное. Лихорадочно блестевшие глаза с голодной жадностью дерзко впивались в ее голые ноги, легкую игривую поступь, движенья рук, спину, плечи, волосы. Ему оставалось сделать решающий шаг – заговорить с ней. «Пора», – сказал он себе, но вместо того, чтобы окликнуть ее, стал языком облизывать пересохший, не то от волнения, не то от быстрой ходьбы, рот. Сердце у него бешено колотилось и отплясывало рок-н-ролл. Близость девушки, еще полчаса назад такой далекой и недосягаемой, сводила его с ума, сковывала страхом. Наконец, он решился.

– Катя, – позвал он, голосом хриплым как крик чайки.

Она остановилась, недоверчиво в пол-оборота повернула голову, не уверенная, что окликают именно ее. Взгляд девушки скользнул по Сергею, по толпе, вновь задержался на Сергее, задумчиво застыл, выразив какую-то смесь: недоумения, досады и удивления.

– Катя, вы меня не узнаете? – поспешно заговорил он, подойдя к ней вплотную.

Она повернулась и, хлопая глазами, внимательно смотрела на него, чуть открыв рот. В ее взгляде угадывалась напряженная работа мысли.

– Помните, стройка в горах… – подсказал он.

– А-а, – протянула она, приветливо, улыбнувшись. – Да, да, – добавила она, рассеянно пряча улыбку, словно извиняясь за свою забывчивость.

– Здравствуйте, – сказал он окрепшим голосом.

К его удивлению она не ответила на приветствие и, как-то насторожившись, поджав губы, без малейшего стеснения стала подозрительно и придирчиво поглядывать Сергею то на лицо, то на губы, то на грудь.

– А что это вы так дышите? – спросила она.

Он понял, что допустил оплошность. После этой безудержной гонки ему следовало сначала хорошенько отдышаться, прежде чем окликнуть ее. Он постарался взять себя в руки и ответил с самой беззаботной улыбкой:

– Ночь душная.

– А-а, – снова протянула она. – Вот значит что.

Сергей растерянно заморгал глазами.

– А где ваш плащ? – спросила она.

– Плащ? – Совершенно сбитый с толку, Сергей на мгновение задумался, может он и вправду был в плаще, да где-то оставил?… «Да нет, откуда?» – Какой еще плащ? – спросил он, недоумевая.

– Где плащ? Где кинжал? – Ее глаза поблескивали. Выражение лица оставалось серьезным.

– Зачем мне кинжал?

– Вы же рыцарь. Вы же возникли из тьмы, чтобы спасти бедную несчастную девушку.

– Что-то я вас… – Он непонимающе пожал плечами и глупо улыбнулся.

– А зачем вы меня выслеживали?

– Я-а?!

– Ну, сознайтесь, вы следили за мной как сыщик? Следили? – Она провокационно и заговорщицки подмигивала ему. – Шли по пятам?

– Да очень это мне надо?

– Вам куда?

– Мне? – рассеянно проговорил он, с грустной усмешкой пожимая плечами.

– В какую сторону? – требовательно спросила она.

Это прозвучало как удар плетью. Сергей почувствовал, как его лицо и внутренности охватывает какой-то жар. Терять ему уже было нечего. «Или – или», – решил он.

– А вам? – тихо и вкрадчиво спросил он.

В воздухе оглушительно прогрохотал залп, под их ногами задрожала земля, все вокруг всколыхнулось, озарилось ярким светом. В небе вспыхнули разноцветные гроздья огней. Толпа бурно и протяжно ликовала, отзываясь выкриками на залпы салюта. Вспышки фейерверка молниями сверкали в небе, рассыпались, искрились переливчатыми огнями то в виде огромных пылающих шаров, то словно гигантские щупальца осьминога свисали, падая длинными светящимися нитями, то поблескивали серебристыми песчинками, словно мириады снежинок. Сергей и Катя, застигнутые врасплох салютом, молча стояли друг против друга. Он бегло поглядывал то на красочно размалеванное небо, то на ее разноцветное в отблесках фейерверка лицо, на загадочную улыбку, нервное подергивание губ и втайне радовался, что салют дал ему передышку, отсрочку, время для дальнейшего маневра. «Ну и денек», – думала она, скользя взглядом от лица Сергея на небо и обратно, изучая его мужественное, словно высеченное из камня лицо с резко обозначенными чертами, изумляясь его переменчивому взгляду, то робкому, смущенному, то настороженному, то сверкающему хищным холодным блеском. «Холодный стальной блеск синих скандинавских глаз, – подумала она еще тогда в далеком апреле, когда увидела его впервые. – Взгляд викинга. Вот что меня в нем приворожило». Кэт заворожено, с магнетическим притяжением смотрела в его глаза и, уловив в его взгляде едва заметную торжествующую улыбку, отвела взор, смутилась, проклиная себя за свою сиюминутную слабость. «Черт, влипла, – подумала она, разозлившись на себя. – Как же все-таки его зовут?… Хоть убей, не помню».

Прогрохотал очередной залп, и в темном небе вспыхнули сверкающие малиновые огни, нарисовав символическое сердечко. Сергей и Катя одновременно поглядели друг на друга и, заморгав глазами, отвели взоры. Когда последний залп умолк и больше не повторился, в толпе пронесся гул разочарования. Они продолжали стоять напротив, посматривая друг на друга бегло, настороженно, выжидающе.

– Как вы тут очутились? – заговорила она первая.

– Гулял. – Он развел руками.

– Что, один гуляли? – с сомнением спросила она.

– Почему один, – пробормотал он.

– А с кем? С девушкой?

Сергей пристально посмотрел ей в глаза, пытаясь сообразить, разгадать, издевается она над ним, заигрывает, забавляется, или это просто любопытство. Она смотрела на него ироничным, внимательным взглядом. Он отвел глаза и уставился на ее губы.