Текст книги "ИЗБРАННОЕ (СИ)"

Автор книги: Андрей Бирюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Последняя контрольная

Эх, до чего же хорошо сейчас на улице! Солнце, тепло, птички поют. Чего же еще надо человеку для полного счастья? А ты вот сиди, как дурак, за надоевшей за долгий год партой, и решай никому не нужную контрольную. И кому это надо? Вон, например, Серега – он только делает вид, что поглощен системой линейных уравнений, а на самом деле читает втихаря что-то под партой. Опять достал очередной каталог, не иначе. И где он их только берет? Будет звонок, обязательно взять. По правде говоря, плевать ему на все. Ему математика – как зайцу курево. Двоек сейчас все равно не ставят, а за тройку родаки пилить не будут, потому как забили они на свое единственное чадо еще много лет назад. Или вот Светка Комарова. Ишь как пишет, только пыль столбом не стоит. По-моему, ей одной только и надо. Одни задачки на уме, словно на математике свет клином сошелся. Таскает пятерки, да на олимпиадах регулярно отмечается. Недаром Биссектриса возле нее все время вьется: “Ах, ну вылитая Софья Ковалевская!” То же мне, нашла академика. Но честно говоря, мне бы ее способности, так половина проблемы с плеч долой. А то папаня совсем достал: “Давай, сынок, учись. Математика всему голова. Поступишь в институт, выучишься – человеком станешь.” Тоже, нашел чем обрадовать. Можно подумать, что есть диплом, так сразу набегут со всех сторон: “Ах, наконец-то”, “дождались мы наше красное солнышко.” Всего и делов-то, что еще пять лет за учебниками, а потом где-нибудь в глубинке до самой пенсии от получки до получки горбатиться. Больно надо! Но с другой стороны – престиж. Может и правда, что через пару-тройку лет образование снова в цене будет. Вот бы знать точно. У-у, блин, черт бы побрал эти проблемы, с контрольной вместе. Значит так, сосредоточимся на условии задачи. Система … икс равен … это понятно, игрек сюда, это туда и выходит, выходит … ничегошеньки у меня не выходит. Нет, хоть убейте, но никак не пойму, как Светка в них разбирается? Так бы и дернуть ее за косы, вон какие длинные отрастила. Красавица! Ха! Впрочем, ничего себе. Не уродина, если честно. Вот в профиль повернулась, улыбается, словно в лоторею счастливый билет вытянула. В профиль-то она и вправду ништяк, разве что нос курносый. Ну и что? А ничего. Подумаешь – курносый, у Нинки тоже курносый, а уродом никто не называет. А девчонкам, если разобраться, это даже наоборот – шарма больше. Что-то я на нее сильно отвлекаться стал. Пора к делу. Труба зовет, в смысле звонок скоро, а у меня готового – кот наплакал. А помочь некому. Биссектриса поумнела к концу года – знает кого куда посадить, да еще на индивидуальные задачи поставила. Пока себе решишь, другим помочь времени не останется. Не у всех же в голове компьютер, как у Светки. Попробуй реши все, черт ногу сломит, две вывихнет. Ладно, хватит жаловаться, берем себя в руки и посмотрим, что мы с этими икс-игреками сотворить можем. Скобка, перенос … Господи, ну за что мне этакое наказание! Все, хватит! Отвоевался я, пущай теперь другие повоюют. А кто у нас поблизости самый умный? Иванов? Ну уж нет, мало того, что у него от настроения зависит, так меня еще и угораздило вчера подшутить над ним, подложив жвачку на стул. Всего-то и делов, а он в крик – хамство, понимаешь; куда мужская солидарность подевалась, и так далее. А солидарность-то тут причем? Ладно, тут пролетаем как фанера над Парижем. Кто еще в очереди желающих? Селезнева отпадает, по ней сразу видно, что сама не прочь списать, только не знает у кого. Хоть бы страдание с лица стерла, а то Биссектриса в момент просечет и тогда все, кранты. А зрение у нее еще то, вон на той неделе – стоило мне сигареты у Игоря перехватить. Так она не только заметила, что именно было, так еще и марку назвала. Снайпер, да и только. Думай, парень, думай, время идет. Н-да, ставить больше не на кого. Это что же получается, на поклон к Комаровой идти? Что угодно, но только не это, хотя … правы были братья-иезуиты, что все средства хороши. То, что она мне всю плешь проест – это точно, но до этого еще дожить надо, а сейчас пропадать ох как не хочется! Пусть кто желает, тот и тонет с гордо реющим флагом, а мы падем в ножки очаровательной леди. Значит, пишем условие … не забыть вот это … что еще? Вроде бы все. А-а, чуть не забыл – джентльмен должен оставаться джентльменом при любых обстоятельствах, поэтому добавим сюда слово “пожалуйста”. Плюс восклицательный знак. Нет, лучше два – намного чувственнее и сразу ясно – гибнет яркая выразительная личность. Заворачиваем и ждем удобного момента. Ну повернись же сюда, уснула, что ли? Нашла время для мечтаний, спящая красавица. Слава Богу! И до чего удачно – Биссектриса как раз к нам спиной. Оп-ля! На месте, теперь можно спокойно перевести дух. Ну, Светик, вся надежда только на тебя, не подведи, милая. Пусть луч победы блеснет на лучших из лучших – the best of the best. Во, блин, не зря английский учил! Ну все, масть пошла, теперь можно спокойно вздохнуть. Останется только успеть перекатать начисто, но это уже мелочи. А Светка молодец – вон как старается, только чернила в разные стороны не летят! Ну, наконец-то! Так, посмотрим, что мы тут, имеем… Что-о?! Да я тебе! Издеваться надо мной вздумала? Я тебе покажу, как фигу рисовать десять минут! Ну, Светка, ну ты и враг! Ох, и поговорю же я с тобой после! Еще и улыбается, дура стоеросовая. А я-то, губу раскатал, хорош гусь. Нет, ну надо было так сделать, нет, чтоб сразу отказать, а тут смотри-ка, фокусы устраивать стала. И ведь было бы за что. Всегда все было ровно, никаких эксцессов, и хотя бы намекнула, где я ей дорогу перешел. Нет, Светик, этого я тебе так просто не оставлю, ты у меня еще попляшешь! Стоп! Вот оно что! Но это ни в какие рамки не лезет. Подумаешь, обещал сходить с ней на дискотеку, а вместо этого пошел с Наташкой из параллельного класса. Стоило из-за такой мелочи так отрываться на мне. Н-да, мстя моя будет страшна и ужасна. Но это потом, а пока надо решать, где ответы добывать, времени осталось почти ничего. Или самому решать? Тогда точно не успеть. Черт с ней, с этой контрольной, гори она синим пламенем. Вот только с предками как-то объясниться надо будет. Эх, была не была! Закрываем глаза, сосредотачиваемся на чем-нибудь легком и приятном. Мне хорошо … мне очень хорошо … меня ничего не тревожит … Как же не тревожит! А это еще что такое? Вроде минуту назад ничего не было. Гуманитарная помощь что ли? Ого, решение по моему варианту! Ай да молодей я, не успел захотеть, как решение тут как тут! И кто же такой добренький, хотел бы я знать? Но это потом, хотя почерк весьма знакомый. Так, так, так… Все, готово! Уф, от сердца сразу отлегло, и во время уложился, вот-вот звонок задребезжит. И все же, кто это меня облагодетельствовал? Не может быть, чтобы потусторонние силы вмешались. Что-то не слышал я о таком. А вот… ну да! Кроме Светки никто и не знал, что я пропадал. Однако, господа, слов нет. Воистину женщина таинственна и непонятна. Попробуй, пойми их. А ну их, эти проблемы, звонок! Ура! Домой! Отмаялись! И все-таки, до чего же хорошая штука, жизнь!

История одного заседания

В качестве необходимого вступления. Данный рассказ представляет собой фундаментальное исследование, монументальный труд, вобравший в себя самое полезное с точки зрения туманной и запутанной науки, каковой является российская юриспруденция. Браться за эту тему – дело, в общем-то, неблагодарное, сродни поиску черной кошки в темной комнате. Особенно зная, что вышеупомянутой кошки в комнате нет и быть не может. Но, пройдя через сотни опусов, созданных многочисленным крапивным семенем, я все же решил рискнуть и на свой страх и риск взглянул сторонним наблюдателем на один единственный процесс и описал его. В конце-концов, если и невежда не стыдится браться за перо, то чем я хуже ? В смысле, взяться за перо, а не в смысле невежды. И хотя данный труд скромен по своим размерам, я смею надеяться, что он действительно вобрал в себя самое главное, что неутомимая российская Фемида наворотила в России. Основным же достоинством его является то, что в нем почти нет фантазии, присущей работникам правоохранительной системы; почти все основано как на личном опыте, так и на опыте контингента нашего совсем не изменившегося со времен царя Гороха ГУЛАГа, который был, есть и будет есть. Автор. В качестве необходимого эпиграфа : «Закон – что дышло, куда повернул – туда и вышло». ( российская тюремная мудрость, почему-то приписываемая народу вообще )

Над стройными рядами пока еще пустых кресел горделиво и напыщенно распахивал свои крылья двуглавый российский орел. С чувством собственного достоинства и нескрываемого презрения, смешанных с неким превосходством, он глядел с высоты своего положения на опаснейшего злоумышленника – Петра Петровича Петрова, среди друзей и знакомых более известного как Петрович. В миру он считался человеком степенным и до недавнего времени даже уважаемым, что с точки зрения настоящего момента могло показаться странным и в некоторой степени опасным, поскольку могло посеять сомнения насчет причастности его к наглому и бесстыдному преступлению. Это с одной стороны. Зато с другой стороны, он нежданно-негаданно приобрел чуть ли не дюжину всяческих титулов и статусов, доселе ему совершенно неизвестных – начиная с подозреваемого и заканчивая подсудимым. Плюс различными определениями, применяемыми людьми, облеченными полномочиями к тем, кто никакими полномочиями и правами не обладает. Доведись Петровичу встретиться с лингвистом, тот бы пояснил ему, что подобная речь носит название нецензурной, но в данный момент такие тонкости Петровича нисколько не интересовали. Сидя в пустом пока зале, Петрович ощущал смутное беспокойство, хотя временами накатывало чувство некоей гордости. Странно ? Как сказать. В некотором роде, именно ради него, Петровича, соберется сегодня здесь немало уважаемых людей, с неограниченным правом казнить и миловать. И не важно, что последнее случается весьма и весьма редко. При этом, не какие-нибудь там Иванычи, и прочие забулдыги из простонародья, а лица авторитетные, к которым обращаются только по имени-отчеству с видом полного почтения, порой и подобострастия. А еще Петровича приводило в восторг то обстоятельство, что два с лишним года следствия и томительного ожидания суда наконец-то подошли к концу и можно было надеяться на хэппи-энд в лучших традициях Голливуда (что представляется маловероятным), либо российской действительности (как, в общем-то, оказывается сплошь и рядом). И когда все закончится, он наконец отправится домой, где дел накопилось невпроворот – и огород, за которым никто поди не присматривал; и ремонт в квартирке; и долг у соседа забрать, зажилил, паршивец, никак не хочет возвращать; а еще внукам надо бы… -Встать, суд идет ! – раздается внезапно над самым ухом и Петрович невольно вздрагивает, как вздрагивает любой здравомыслящий гражданин при этих словах. Поскольку Петрович находится здесь впервые, он явно чувствует себя не в своей тарелке. Что совсем не удивительно. У большинства людей именно такая реакция. Я бы назвал это нормальной реакцией всякого мало– мальски здравомыслящего человека на… Ну, Вы понимаете. Это потом, на третий или четвертый раз он будет ощущать себя на скамье подсудимых как у себя дома. А пока… ну, а пока простим ему его невежество. Те, кто прошел через это, поймут его, а кому еще предстоит пройти, смогут представить, что их там ждет. -Подсудимый, Вы признаете себя виновным ? – бодро начинает судья, стопроцентно уверенный в его виновности. -Э-э… я того… в смысле…– замешкался от неожиданности и замешательства Петрович. Ему очень стыдно за себя, но он ничего не может с собой поделать. -Понятно-, с умным видом бросает судья и поглядывает на заседателей. Те согласно кивают несколько раз. -Понятно, -повторяет судья и замолкает. В глубине души ему все надоело и хочется закончить побыстрее. Но, увы, приходится соблюдать никому не нужные формальности. Кивалы, судя по их виду, чувствуют то же самое, только сказать не могут. Поскольку, как известно, их роль на суде сводится к молчаливому поддакиванию и безоговорочному согласию со всем, что скажет судья, то иного от них и нельзя ожидать. -А чего же тут понятного ? – вдруг обретает дар речи Петрович. Но к его удивлению столь невинная фраза приводит судью в неописуемую ярость. -Лишу слова ! – резко командует судбя и делает строгое лицо. Тем не менее, в глубине души он все же доволен, поскольку заседание начинает ему нравиться и, судя по всему, доставит немало удовольствия. К тому же, имеет человек право немного развлечься, или нет ? Во всяком случае, как подумал судья, будет о чем потом рассказать коллегам. Таким образом, уладив возникшее было недоразумение, суд приступил к основному действию. Наконец-то Петровичу предоставляют право – заметьте, право ! – рассказать свою версию происшествия. Общую картину немного портит тактичное напоминание судьи о том, что изложение событий может произвести на суд самое благоприятное впечатление только в том случае, если рассказ будет сделан в редакции обвинительного заключения. Но Петрович не внимает сему намеку, знай гнет свою линию : что, мол, в тот день он совсем не собирался идти к слесарю Тюлькину, но тот уговорил его, сказав что евона жена Зинка уехала к тетке, а потому они могу спокойно усугубить поллитру, загодя приобретенную в соседнем магазине. Но на их беду тетки дома не оказалось и Зинка вернулась намного раньше, устроив такой гам, что соседи…В этот у судьи лопается терпение, но все же, соблюдая букву закона, он предлагает Петровичу искренне раскаяться. -Это с каких таких щей я должен каяться неведомо в чем ? – возмущается Петрович. Ему абсолютна чужда логика слуг закона и он полон решимости довести свое повествование до конца. Простим ему наивную простоту – ибо кто из нас нее пытался хотя бы раз в жизни высказаться до конца, желая быть выслушанным и понятым ? Но судья этому чужд и потому делает Петровичу первое предупреждение. Кивалы в приступе коллегиального единодушия согласно кивают в знак поддержки. -Ну, раз такое дело… – вздыхает Петрович. -Раз такое дело, – прерывает его судья. – приступим к допросу потерпевшей. К трибуне медленно подплывает дородная тетка, с красными, словно у кролика, глазами и сразу же начинает хлюпать носом. Несколько минут уходят на потуги вызвать слезу и все это время окружающие терпеливо ждут. Слез не видно, но благоприятный эффект все же достигнут – суд убедился в несправедливости поступка, в котором замешан Петрович. Подан невидимый знак и баба начинает весьма нудное повествование, детально расписывая, как Ниночка, то есть ихняя секретарша, забежала к ней во время обеденного перерыва и и шепнула, что Анна Сергеевна, ну та, что любит покрасоваться в новых шмотках, привезла из Польши сногсшибательную кофточку. И все бы ничего, но эта змея из машбюро…и так далее, и тому подобное. При этом рассказ сопровождался театральными вздохами, хорошо выдержанными паузами, дабы ни у кого не возникло подозрений в неискренности рассказчицы. Битый час ушел на то, чтобы уяснить суть проблем потерпевшей, но к вящему неудовольствию судьи, нисколько не продвинуло заседание вперед. Благо еще, что Петрович весьма далек от этих нюансов. А Петрович был просто до глубины души потрясен, поскольку тетку эту он видел первый раз в своей жизни. И даже на страшном суде он бы с чистой совестью держался своего мнения. Уверенность его была столь велика, что он попытался объяснить сие недоразумение высокому суду. Но грозное государево око реагирует с похвальной быстротой, давя в самом зародыше малейшую попытку воспрепятствовать выяснению истины. А потому выносится вердикт – «суду виднее». Однако в этот момент позабытая было всеми тетка, раздраженная тем, что кульминация ее рассказа может ускользнуть от слушателей, громогласно напоминает о себе деталями победы над зловредной Татьяной Марковной. Судья морщится и предлагает тетке закругляться. -Вопросы есть ? Вопросов нет.– торопливо произносятся трафаретные слова и дело продвигается еще на один шаг вперед. -Есть вопрос. – вбивает очередной клин Петрович. -Но-но-но ! – раздражается судья и грозит пальчиком. – Эдак Вы еще и свободы попросите. Но Петровича не так-то просто остановить. Он, бедняга, еще не совсем осознал, куда он попал. Видать, он совсем не слышал о пресловутом «внутреннем убеждении», на основании которого выносится подавляющее большинство приговоров в нашей стране. -Поговорили и будет. – продолжает судья и властным своим тоном пресекает бесплодную попытку Петровича. -Вот так-то, подсудимый.– чуть не шипит судья. –Вам уже предоставлялась возможность высказать свое мнение, а Вы этим не воспользовались. А если Вы и дальше собираетесь нарушать ход судебного заседания, то я буду вынужден удалить Вас… -Домой.– заканчивает кто-то из зала и присутствующие немедленно разражаются хохотом. Не смешно только Петровичу. -Его дом тюрьма.– вносит свою лепту прокурор, чем добавляет веселья в происходящее. Судья, увидев, что инициатива уплывает из его рук, с трудом, но все же возвращает заседание в деловое русло. Тем не менее, кратковременная разрядка оказала позитивное влияние и на его настроение, и теперь судья намерен наказать Петровича не так строго. -Ну-с, – потирает от удовольствия руки судья. –Пора заслушать свидетеля, он хотя и не присутствовал на месте происшествия, я все же считаю, что его показания в части опознания преступника – многозначительный кивок в сторону Петровича – окажутся весьма важными. Входит свидетель. -Свидетель, что Вы можете сказать по поводу данного преступника это он или не он ? -А че тут еще думать ? Конечно он. Коли сидит между двумя, извините, милиционерами, да еще с браслетами на руках, так че тут еще думать ? И коли гражданин следователь на него показывает и спрашивает, что он или нет, то тут и дураку станет ясно, что он, а не она. -А дальше ? -Как что дальше ? Я и пояснил, что это он, а никакая не она, ну они мне и … -Спасибо, суду все ясно. Вы свободны. – обрывает его судья и добавляет про себя : «пока». -Что еще требуется, дабы убедиться в виновности подсудимого ? – негодует прокурор. Поразительно, но то же самое почти одновременно произносит и судья. Оба приятно изумлены столь редким единодушием и не теряют времени, чтобы отблагодарить друг друга за достигнутый консенсус. -Я полагаю, – зарокотал прокурор, – что высокочтимый суд примет во внимание беспристрастные и неопровержимые доказательства и обязательно положит их в основу обвинительного приговора. Естественно, что иного и не может быть. Для судьи все весьма убедительно, придраться не сможет и самый придирчивый адвокат. Особенно и потому, что дежурный адвокат спит, а будить спящего человека – самое последнее дело. Что касается Петровича, то он уже не в счет. Да и судя по всему, он потихоньку начинает понимать, что к чему. Тем временем суд переходит к рассмотрению вещественных доказательств. Торжественно, словно на церемонии награждения, в зал вносят здоровенную папку, щедро увешанную печатями. После многозначительных манипуляций на свет Божий извлекают некий документ. Некоторое времй бумагу исследуют на цвет и вкус, после чего обращаются к обвиняемому : -Скажите, подсудимый, это Вы писали? -Господь с Вами ! –пугается Петрович. –Я и читать-то еле могу, чего там говорить о писульках. -А почему тогда нет Вашей подписи ? – нисколько не смущаясь продолжает прокурор. По всему чувствуется, что он наконец-то нащупал свою линию и теперь-то он выведет преступника на чистую воду. Уверенность его подкрепляется знаменитой статьей, что на основании внутреннего убеждения (это очень важно) и на основании бесспорных доказательств (это уже не так важно), судья выносит обвинительный (на практике) или оправдательный (в теории) приговор. А большего и желать нечего. -Вы не ответили на мой вопрос.– говорит прокурор и пристально смотрит на Петровича. Но Петрович молчит, уставившись невидящим взглядом в пол. -Прошу занести в протокол, что молчание подсудимого есть наилучшее доказательство его вины. Человеку честному нечего стыдиться и он обязательно поставил бы свою подпись. Слава российскому правосудию ! Фемида торжествует ! Да сгинут навеки ее недруги, посрамленные и уничтоженные. Рукоплещите ей, пока есть время и возможность, поскольку такого шанса может больше не представиться. Но зал, к стыду своему, безмолвствует. Справедливости ради, будем считать, что он просто сметен и подавлен железной логикой. Тем не менее, победа на судебном ристалище не считается окончательной, если ее не признает защита. Адвокат уже проснулся и по виду его не скажешь, что он смирился с проигрышем. Скорее наоборот, он полон бодрости и энергии. Но приличия есть приличия, и он соглашается с общепринятой точкой зрения, решив видимо, преподнести сюрприз в заключительной речи. -Меня не может не радовать. – доволен судья и объявляет перерыв на обед. Само собой, никто из окружающих не возражает. Приятная процедура затягивается на пару часов. Время летит незаметно, но как не крути, а дело пора заканчивать. Потому судья вздыхает с легким сожалением и он, без сомнения, прав. Тем не менее, чувство долга перевешивает и суд возобновляется. Слава Богу, процесс вступил в свою завершающую стадию и на сцене появляется прокурор. Он рвет и мечет, он полон решимости наказать зло, которое олицетворяется пресловутым Петровичем. И подавите в себе жалость, сентиментальные личности, ибо закон суров, но это закон. Finita la comedia ! -Вина доказана, ее нельзя не признать, но подсудимый злостно уклоняется от исполнения наказания, а потому я требую наказания максимального и прошу при вынесении наказания учесть, что подсудимый был ранее судим. -Вообще-то не был, – вздыхает судья. Положа руку на сердце, он сам бы предпочел, чтобы Петрович имел хотя бы одну судимость, что позволило бы назначить наказание на всю катушку. Впрочем, это только вопрос времени. -Тем более, – не смущается прокурор. –Это даже усугубляет его положение. Речь, бесспорно, производит самое благоприятное впечатление. А на сцене уже адвокат. С ловкостью присущей адвокатам, он сводит суть дела к тому, что Петрович не виноват, ну, предположим, не совсем виноват, и если виноват, то только на самую чуточку, идя навстречу, мы готовы признать, что всего лишь наполовину, в крайнем случае, не больше, чем на три четверти. А что касается признания, то оно вряд ли может играть слишком большую роль. Следовательно, суд обязан смягчить наказание. -Разумно, – соглашается прокурор. – но только при условии увеличения срока. И вот предоставляется последнее слово. Петрович медленно поднимается со своего места, его губы дрожат, он пытается что-то сказать, но горло сводит судорогой и он бессильно и обреченно взмахивает рукой и садится. Суд в полном удовлетворении удаляется на вынесение приговора. Через десять минут именем Российской Федерации Петровича признают виновным и приговаривают к восьми годам лишения свободы. Но Петровича это уже нисколько не удивляет.

Очень простая история

С точки зрения стороннего человека, Брод это совсем не Брод, и даже не Бродвей, а всего-навсего простая маленькая улица на окраине большого города. Пусть и центральная, но все равно. Ну да Бог с ними, с этими посторонними, для того, кто всю жизнь прожил на Химмаше, эта улица была Бродом. А какое настоящее название было у этой, в общем-то, не примечательной улицы, никого не интересовало. И в один из дней по Броду шёл человек. Судя по всему, он никуда не торопился и его никто не ждал. Шёл явно без определённой цели, лишь бы идти. Было довольно рано, но и не так поздно, но на улице почти никого не было, по причине жары. Только в некоторых местах можно было заметить одну-две группы праздношатающихся. К вечеру Брод будет полон, но до этого ещё далеко и поэтому сейчас он больше напоминает улицу призрак, чем живую улицу. И молодой, а может и не очень молодой, человек брёл лениво шаркая ногами, ничем не интересуясь. Весь его облик красноречиво свидетельствовал, что его давно не звали в гости, а он сам не приглашал их к себе в дом. Да и дома скорее всего у него тоже не было. Наиболее вероятным, как кажется, само понятие дома для него превратилось в место, где можно было переночевать. И все же он не был бомжем, хотя не имел своего дома, не был нищим, хотя в кармане подчас не было и копейки. Да, сегодня вид его являлся явно непрезентабельным, но в определённых кругах имя его пользовалось некоторым уважением, а к словам его относились серьёзно. Жизнь не создала из него положительного героя, но и злодеем он также не был. Всего-навсего обычный уголовник с солидным стажем. И может от того всё, к чему он стремился можно было вместить в одну короткую фразу : «ты сдохни сейчас, а я завтра». Создав себе такое кредо, Сашка ( именно так звали нашего героя ) следовал ему в любой жизненной ситуации. И если применимо к воровскому ремеслу слово талант, то Сашка явно обладал им. И воровал с каким-то особым, присущим ему одному шиком. И точно с таким же шиком он стремился потратить все, что удавалось добыть, словно желая доказать что-то себе и другим. «А для чего тогда ещё жить ?» говорил он, «если невозможно делать что хочется и тратить сколько хочется ?» и деньги летели, словно осенние листья. С течением времени периоды пребывания на воле становились всё короче, а срока всё длиннее, что, разумеется, не способствовало какому-либо развитию его природы. Были деньги – были друзья, подруги и вино, не было денег – не было никого. Его это нисколько не удивляло, наоборот, казалось естественным. Изматывающая жара постепенно набирала обороты и тело, без того нывшее после вчерашнего, просило прохлады и опохмелки. Мутило ужасно, хотелось холодного пива, но в кармане не было ни копейки и даже вспомнить не мог, где и с кем он пил вчера. В голове мелькали только чьи– то лица, слышался пьяный смех и истеричный женский визг. Всё вместе укладывалось в одну хорошо известную строчку из песни : «ой где был я вчера, не найду, хоть убей», с одной существенной разницей, что в отличие от героя песни, он не смог бы сказать, какого цвета были обои, если они, конечно, были. В голове гудело, словно кто-то невидимый методично бил в огромный колокол. Сашка вытащил очередную сигарету и закурил, хотя и понимал, что легче от этого не станет. Перспектива на день была явно не из радужных, а для того, чтобы лезть в форточку или ломиться в какую-нибудь дверь, он был абсолютно не в той кондиции. И всё же надо было что-то решать. Так, в дурном настроении он незаметно добрёл до конца Брода и повернул обратно. За недолгий час окружающая обстановка слегка преобразилась. Стало больше народа, в основном молодёжи, которая изо всех сил пыталась показать, насколько она крута. Всё было настолько знакомо, словно и не было прошедших лет. «нет ничего нового под солнцем, всё было, всё суета сует и томление духа», процитировал он сам себе. Если бы кто-то попросил его, он смог бы продолжить и привести почти слово в слово все главы Екклесиаста, или пару отрывков из Ницше, Канта и Конфуция. Сказывалось какое-никакое, но образование, кроме того, Сашка любил читать и отбывая очередной срок обязательно штудировал всю литературу, которую только мог достать. Было приятно произвести впечатление на дружков или очередную подругу, вот только сегодня это было слабым утешением, и он с удовольствием променял бы всю свою эрудицию на банку пива. Постепенно он приблизился к знаменитому «Уктусскому горю» откуда неслись пьяные голоса. Сашка скрежетнул зубами от бессильной ярости и устало опустился на скамейку. От душивших его похмелья и злобы, окружающий мир потерял реальность, он ощутил себя потерянным и чужим. Вокруг него шли люди, они шутили, о чём-то разговаривали, куда-то торопились, но никому из них не было дела до него, Сашки, он был никому не нужен. Впрочем, подумал он, также не нужны мне и они. Эх, если бы была жива мать. Она поняла бы его. Но мать умерла много лет назад, когда он отбывал свой первый срок на «взросляке». Он вернулся домой и сходил на кладбище, где просидел почти до вечера, вспоминая, как мать ездила к нему на свидания, тащилась с тяжёлыми сумками и тихо верила, что вот этот раз уж точно последний, что теперь Сашка вернётся домой навсегда. И он с такой же верой убеждал её, что скоро всё будет иначе, он придёт домой и они заживут счастливо, он ещё докажет другим, что умеет жить не хуже. Но когда приходил долгожданный звонок, он забегал домой, наспех целовал мать в щёку, совал в руки подарок и тут же убегал по своим делам. А вскоре за ним опять щёлкала засовом камерная дверь, и всё начиналось заново. Запоздалое чувство раскаяния, или что-то похожее на него, шевельнулось в его душе. Надо сходить на кладбище, подумал он, ведь столько лет не бывал. Могилка, поди, заросла совсем. Может быть прямо сейчас. А почему бы и нет ? Тем более, что делать нечего. Но до чего же тяжело сделать первый шаг. Ноги словно свинцом налились, но он всё же пойдёт. Вот первый шаг…ещё один… ну вот и пошло…давай, Сашка, давай,