Текст книги "Петербургский презент (сборник)"

Автор книги: Андрей Кивинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

ГЛАВА 4

Мухтар Кулиевич Астров ехал домой в недавно купленном «Мерседесе», пребывая в отличном расположении духа. Вообще-то, у него всегда было хорошее настроение, может, от природы, а может, от социального положения. Для многих подчиненных он оставался загадкой. Когда он говорил о работе, было весьма трудно разобрать, шутит он или же говорит серьёзно, так как от вопросов работы он был так же далеко, как и от своей исторической родины. Но при этом он всегда ухитрялся находиться в курсе всех дел. Поговаривали, что он берёт взятки, но это было не более, чем слухи, основанные на двух его машинах, даче и шикарной квартире. Астрову на эти слухи было ровным счётом наплевать, он стоял хорошо, чему, кстати, способствовали распродажи дефицитных товаров, периодически устраиваемые им в отделении. Этими распродажами Мухтар Кулиевич убивал двух зайцев – получал хороший товар и удовлетворял руководство. Последнее время, правда, в отделении стали проявляться недобрые признаки отчуждения со стороны коллектива и начальства, но Астров уповал на хорошие связи в РУВД. Однако Мухтар Кулиевич был не прочь найти поддержку и в Главке, о чем и раздумывал сейчас. На всякий случай. А вдруг что?

Прошло две недели после описанных событий. Страсти вокруг убийства улеглись, и руководство из РУВД и Главка всё реже посещало отделение. Жену Смирнова выпустили. Ответственный от 22-го отдела Борисов появлялся в отделении только для того, чтобы стрельнуть талончик. Кивинов к тому времени уже разобрался, какой, но так как талонов не было, Гриша исчез совсем. Вновь началась рутинная работа с материалами, заявителями, отказными. Кивинову к тому же было поручено проверять связи убитого по найденной у него в кармане записной книжке, что он и делал, правда, с большой неохотой.

После утренней сходки у Соловца все разбрелись по своим кабинетам. Кивинов заглянул в туалет, посмотрел в зеркало и скорчил гримасу. Нахмуренные брови, тяжелый взгляд и оплывшие щеки – всё это напоминало ему о том, что за две недели он был изрядно измучен.

Хлебнув воды из-под крана, он вернулся в кабинет Клубникина, где нынче располагался его стол. Его собственный кабинет находился на ремонте, начавшемся через два дня после убийства. Ранее, когда в здании ещё не было отделения, а была общага, на месте кабинета Кивинова размещался туалет, просто позднее оттуда вынесли унитазы и принесли стол. Остальной интерьер ни капли не изменился. Для эстетики Кивинов выкрасил трубы под березы и понавешал бумажных листочков. Сейчас же ремонт затягивался из-за труб-берез, которые протекали «березовым соком» ярко-рыжего цвета. Многие делегации водопроводчиков приходили на экскурсии, размахивали руками, спорили, но «сок» всё капал и капал, вот поэтому-то Кивинову и приходилось ютиться в чужом кабинете.

Клубникин опять заперся и беседовал с очередной дамочкой, попросив Кивинова пойти погулять, и в результате, накинув куртку, Кивинов пошёл в обход своей территории. Он прошел мимо ДК «Ленинец» и ещё раз осмотрел место убийства. Машину, слава Богу, забрали, а то она ещё неделю торчала во дворе с ярлыком «Вещдок – руками не трогать!», оставленным экспертом. Только после того как с неё пропали все четыре колеса и обе фары, таксопарк с претензиями соблаговолил забрать своё имущество.

После этого Кивинов направил стопы в одно прелюбопытное заведение, располагавшееся на его территории. Туда он уже две недели как не заглядывал. Речь шла о знаменитом в районе пивном зале, прозванном народом «Мутный глаз». О заведении сем следует рассказать особо.

«Мутный глаз» был расположен неподалеку от места убийства, на развилке трёх проспектов, возвышаясь над ними как памятник бетонно-стеклянной архитектуры эпохи раннего застоя. Бар был построен лет тридцать назад, Кивинов ещё ребёнком ходил по-малому под его стены, но надо сказать, что за это время в облике «Мутного глаза» особых перемен не произошло, как внутри, так и снаружи. Всё та же железная решетка на входе, разбавленное пиво, рыбно-никотиновый запах и опухшие от спиртного рожи. Менялись времена, политика, люди, но бар жил своей жизнью. Он гордо стоял на распутье проспектов, заманивая в своё чрево всё новые и новые поколения. Казалось, что, даже если произойдёт атомная война или всемирный потоп и всё живое погибнет, «Мутный глаз» будет вечен как символ бытия.

Под стать внешнему облику были и обитатели здешнего мирка. На входе смело можно было повесить лозунг «Преступники всех стран, объединяйтесь!». Под его крышу со всего района стекались уголовники, пьяницы, гопники и БОМЖи, чтобы отведать дешёвого пивка да весело время провести. Брошенное в благодатную почву зерно преступности не могло не дать обильных всходов. Кражи, грабежи, разбои и прочие составы преступлений УК РСФСР случались здесь каждый божий день, несмотря на особый контроль над баром 85-го отделения. Потерпевшие, как правило, не обращались с заявлением в милицию либо из-за страха перед баровскими блатными, либо потому, что сами были из их круга и разбирались впоследствии при помощи кулака или ножа. Если же кто-то по неосторожности заходил в милицию или был обыкновенным приезжим, незнакомым с местными законами, то очередной пивбаровец отправлялся на скамью подсудимых с последующим отъездом на несколько лет в «курортную зону».

Среди постоянных клиентов была и своя элита, размещавшаяся за первым от входа столиком. Здесь стояла солидная публика, имевшая за плечами по несколько ходок на зону, разрисованная татуировками и чтившая воровские законы. Попадались, правда, и просто пьяницы, но они были не в авторитете и бегали на подхвате у блатных за глоток пива.

Во главе этого пивного братства стоял «основной». Основные, как правило, надолго не задерживались, они садились и менялись где-то раз в полгода. Основной находился в курсе всех событий в баре, без его разрешения не происходил ни один гоп-стоп, и раз в неделю он сам должен был опустить какого-нибудь лоха для поддержания своего «статус кво». За пять лет, что Кивинов работал в отделении, сменилось примерно девять основных. Последний, сорокалетний папа Гена, получив восьмую судимость, сел два месяца назад за нанесение ножевых ранений. На смену ему пришел молодой Геннадий Газонский, по кличке Зубр, имевший в свои двадцать пять лет три судимости за тяжкие преступления, а также свирепый вид и крепкие кулаки. Лет пять назад, придя на службу, Кивинов хотел сам внедриться в «пивную элиту» и даже купил для этого длинноволосый парик. Но ничего не вышло – после пары посещений все моментально поняли, что он мент, так как даже в своём парике он выглядел среди блатных как апостол Пётр на проповеди у мусульман. Хорошо, что хоть ребята с пониманием отнеслись к творческому порыву молодого опера, и когда тот так вжился в роль, что уже не двигал ногами, по причине изрядных количеств выпитого им пива, они водрузили его на свои плечи, донесли до отделения, положили на лавочку, туда же бросили его парик, проверили, на месте ли удостоверение, и вернулись в бар. Авторитет милиции в то время был ещё высок, и никому не хотелось портить отношения с новым опером, в ведение которого передавался «Мутный глаз».

Торжественной встречи по поводу посещения Кивиновым пивбара организовано не было. Он зашел с черного хода, покручивая в руке телескопическую дубинку. У Кивинова была информация, что Зубр таскает с собой пугач, и он решил опровергнуть эту нелепицу. Первый стол с азартом резался в «коробок», но стоило только Кивинову появиться в зале, как все головы автоматически повернулись на девяносто градусов и по пивбару волной прокатился недовольный шепоток. Зубр вышел из-за стойки и подошел к Кивинову.

– Здорово, начальник, что-то давно не заглядывал. Ищешь, что ль, кого?

– Привет, Геннадий. – Кивинов никогда не называл блатных по кличкам в общественном месте – издержки воспитания. – Ищут вшей или грибы, а я разыскиваю. А вообще-то, есть у меня к тебе любопытный интерес…

– Какая падла, что ль, настучала?

– Зачем же так грубо, Гена? Мне не стучат, а информируют. Причём вполне добропорядочные граждане. Ты от Надьки давно ушел? – Кивинов решил позаговаривать Зубру зубы.

– Тебя так волнует моя половая жизнь?

– Да нет, я просто так спросил.

– Знаю я ваши вопросы; чуть что лишнее брякнешь, так сразу дело шьёте.

Кивинов сунул в рот спичку.

– Ты же знаешь, я к тебе отношусь нормально. Так вот, для закрепления наших дружеских отношений я бы предложил тебе выложить всё из своих карманов на этот симпатичный столик. – Кивинов кивнул на покосившуюся стойку.

– Не имеешь права, начальник, – вдруг побледнел Зубр.

– Давай, давай, не капризничай, а то придётся мне искать самому, и в результате кое-кто из нас окажется на пятнадцати сутках. И есть у меня такие подозрения, что этим человеком буду не я.

Зубр отработанным неуловимым движением сунул руки в карманы и тут же вынул, показав их Кивинову.

– На, смотри. – В руках, кроме татуировки на ладонях, повествующей, что «вихри враждебные веют над нами», ничего не было, а на лице Зубра уже играла улыбка. В результате этой нехитрой процедуры к ногам Газонского что-то упало. Кивинов посмотрел вниз.

Если бы сейчас в зал «Мутного глаза» вошёл сам Пол Маккартни или же Газонский начал бы декламировать Шекспира, Кивинов и то бы меньше удивился. Он с силой вернул отвисшую челюсть в исходное положение и чуть не проглотил спичку. На полу лежала заточка из напильника с зелёной изолентовой ручкой, оплавленной в духовке и обточенной под пальцы. Заточка была однояйцевым близнецом той, что застряла в шее таксиста. Вихрь версий пронёсся в голове инспектора, начиная с того, что эксперт мог по пьяни потерять заточку в баре, и кончая тем, что Зубр режет таксистов. На обсуждение всех версий с самим собой ему хватило двух секунд.

– Твоя? – прохрипел Кивинов.

– Нет, – развёл руками Зубр.

– Подними!

– Ты что, начальник, чтобы я приговор свой с пола поднял? – процитировал Зубр реплику уголовника из одного известного фильма. – Это ж двести восемнадцатая [1].

Политические наблюдатели с первого стола подошли к Зубру и молча уставились на Кивинова.

– Никто ничего не видел. И штука эта тут уже с неделю валяется, – разглагольствовал Зубр. – Правда, мужики?

– Отвечаем за базар! – раздался как по команде нестройный хор голосов.

– Ладно. – Кивинов выплюнул спичку и поднял заточку. Вытянуть Зубра из бара в окружении его кодлы Кивинову одному было не под силу – тот бы просто сбежал по дороге, после чего месяцок отсиделся бы где-нибудь, пока страсти не улягутся, – так поступали все судимые. Но и время сейчас упускать было нельзя. Окинув бар опытным взглядом, Кивинов не встретил ни одного понимающего лица. На него со всех сторон смотрели злобные, опухше-небритые рожи. Случайно взор его упал на оставленный на первом столике коробок.

– Сыграем? – кивнул Кивинов Зубру.

– С тобой? – ухмыльнулся Газонский, несколько удивлённый подобным предложением. – Ну, давай. Только учти, мы играем на наличные.

– Будут тебе наличные. – У Кивинова в кармане лежала оставшаяся до получки сотня. – Сначала выиграй.

Зубр повернулся к столу, одним широким жестом смахнул с середины пустые кружки и встряхнул коробком. Кивинов встал напротив, взял у одного из блатных кружку с пивом и со смаком отхлебнул.

– Эй, начальник, а у меня желтуха.

– А у меня бытовой сифилис, – не глядя парировал Кивинов.

Зубр лёгким щелчком пальца подкинул коробок, который с первой же попытки встал на торец. По залу прокатился одобрительный шепоток.

– Ты бы стал чемпионом мира, – заметил Кивинов, – да вот преступная среда мешает тебе реализовать свои возможности.

Последующие щелчки были столь же успешными. Зубр и в самом деле был профессионалом. Набрав очков восемьдесят, он остановился и передал коробок оперу:

– Ну, начальник, покажи класс.

В студенчестве Кивинов и сам любил «постучать» на лекциях, но отсутствие постоянных тренировок всё же сказалось, и, набрав очков двадцать, он выкинул «прогар». Стоявшие вокруг тут же принялись отпускать в его адрес остроты, но Кивинов не обращал на них никакого внимания, ему нужно было совсем другое.

– Не везёт тебе сегодня, начальник. – Довольный Зубр двумя ударами довел партию до конца.

– Зато ты у нас везучий, Гена. – Кивинов достал сотню и прижал её кружкой. «Потом с оперрасходов возьму», – решил он. Зубр же окончательно успокоился – в глазах собутыльников он поднялся на недосягаемую высоту.

– Ну хоть сигареткой тогда угости, по случаю выигрыша-то, – обратился к нему Кивинов. Зубр достал из кармана пачку «Винстона», выбил две сигареты и протянул одну из них Кивинову, после чего они вышли в тамбур, где на заблёванной стене красовалась надпись «Место для курения». Блатные остались в зале и вновь начали резаться в «коробок», обсуждая сыгранную партию.

– Дорогие сигареты куришь, – улыбнулся Кивинов Зубру. – На какие шиши?

– В «коробок» выиграл, – усмехнулся тот. Кивинов выжидал, и как только ничего не подозревавший Газонский оказался рядом с черным ходом, который по счастливой случайности располагался напротив курилки, Кивинов резко втолкнул его в дверь и прыгнул за ним.

– Извини, генацвале, по глазам вижу, ты просто горишь желанием посетить 85-е отделение, да сказать вот только стесняешься.

Кивинов взял его за воротник и поволок на выход. Правда, пришлось успокоить явно недовольного таким оборотом событий Зубра двумя-тремя ударами дубинкой по голени, но в основном всё обошлось тихо-мирно. Путешествие из бара в отделение также прошло без особых приключений. Апелляция Зубра к гражданам ни к чему хорошему не привела – ему досталось ещё пару раз дубинкой. В конце концов Кивинов заверил его, что в случае дальнейших подобных поползновений тот очутится за решёткой на гораздо более долгий срок, чем он себе представляет, и все попытки вырваться на свободу мигом закончились.

ГЛАВА 5

Клубникину отказник давался с трудом, в основном из-за проклятой орфографии, которую он любил как прокурора Прокрустова. Слова «лисапед», «колидор», «салафан» и прочие Володя писал так же, как и произносил. Был момент, когда Клубникин хотел нанять секретаршу и даже уже присмотрел подходящую девятиклассницу, но Соловец выгнал её, а Клубникину сделал хороший втык. В мучениях, не зная, как написать отчество главного героя отказника – потерпевшего, он заглянул к Таранкину, который, закинув ноги на стол, болтал по телефону с Петренко, отчитываясь за успехи в борьбе с наркомафией.

– Чего тебе? – Таранкин положил трубку на стол.

– Как пишется – Игоревич или Игорьевич?

Таранкин минуты две молча смотрел на Клубникина.

– Игоревич, – затем поднял трубку, – да, да, всё понял. Обязательно найдем у него наркоту. А где она должна лежать? В белье? Хорошо, только скажите вашим, чтобы солома свежая была, а то в прошлый раз у Клочкина не проверили и нашли «вторяк», так он до сих пор жалобы о незаконном обыске пишет.

Клубникин вернулся в кабинет, помучился ещё минут пять, но потом плюнул и решил вызвать свою секретаршу. По его расчётам, она должна была уже вернуться из школы.

Зубр не кололся. Кивинов и Соловец заперлись в кабинете, повесив на двери табличку с надписью «Не шуметь! Идёт расколка!», и уже два часа как пытались что-нибудь вытянуть из Зубра. Ни угрозы пресс-хатой, ни обманы, ни посулы счастливой жизни на зоне результатов не давали, но отпускать Газонского тоже было нельзя. И тут сквозь сплошную пелену «Беломора» и «Винстона» Кивинов увидел условный знак Соловца – тот ослабил галстук, а затем снова затянул его. Кивинов всё мгновенно понял и сгинул в свой кабинет.

Соловец остался один на один с Зубром.

– Я ведь тебя, гад, в баре подставлю, свои же на перо посадят. Вот раскроем мы пару краж, а все стрелки на тебя сведем. Скажи без записи, где заточку взял, а мы простим, если криминал.

– В гробу я видал ваше прощение, – нагло ответил Зубр. – Ты, что, меня за сопливого держишь? Докажете – возьму на себя заточку, а на нет – и суда нет.

– Ладно, раз ты так. – Соловец подошел к шкафу и открыл створки.

Взору полупьяного Зубра предстал железный ящик, весь усыпанный лампочками и индикаторами и опутанный проводами, на котором красовалась сделанная фломастером надпись «Детектор лжи». На самом деле, это была панель от компьютера, привезенного года два назад для нужд угрозыска, но разобранного на детали местными радиолюбителями. Останки же многострадальной машины детский опер Волков прикрепил на железный ящик и использовал в качестве «детектора лжи» для раскола малолеток. А так как своего шкафа у Волкова не было, то хранил он сей агрегат в кабинете у шефа.

– Руки на стол! – скомандовал Соловец.

– Ты чего, начальник, задумал? – спросил оторопевший Зубр, но руки на стол всё же положил.

– Сейчас увидишь, – зло ответил Соловец, вытаскивая из шкафа провода. Затем он подошел к Зубру, прилепил ему на руки и на лоб по присоске от детского пистолета с болтающимися проводами и включил прибор в розетку.

Зубр помаленьку трезвел. Такого в его жизни ещё не было. Были дубинки, пресс-хаты, петушатники, собаки, подсадные, но такое он видел впервые. Соловец тем временем развернул бланк допроса и начал записывать.

– Фамилия, имя, отчество?

– Газонский Геннадий Петрович.

– Год и место издания?

– 1967, Питер.

Пока Соловец записывал данные, детектор безмолвствовал.

– Где взял заточку?

– Я же говорил. В баре нашел, у мойки.

Из шкафа раздался громкий треск, и лампочки прибора дружно замигали – Соловец ногой под столом нажал кнопку.

– Врёшь, щусенок! Меня-то ты можешь обмануть, а вот технику – хрен. Сейчас составим протокол о применении детектора лжи, и отправишься ты у нас в ИВС [2], для начала на трое суток.

Зубр насторожился, но воровская привычка не колоться ни при каких обстоятельствах взяла верх.

– Ничего я не знаю. Сажайте, доказывайте – это ваши проблемы.

Детектор трещал и угрожал развалить старый милицейский шкаф. Соловец выдернул розетку, отлепил провода и, схватив Газонского за шиворот, потащил его в дежурную часть, где пинком под зад швырнул его в камеру и лязгнул замком.

– Пусть посидит, подумает, – сказал Соловец дежурному.

Юлий Михайлович Померанцев только что раскрыл свежий пузырёк лосьона «Огуречный» и приготовился закусить купленной с лотка корюшкой. Первый глоток был уже сделан, когда прозвенел телефон.

– Алло. – Юлий Михайлович с сожалением отставил рюмку. – Померанцев слушает. Да, дома. А где ж ещё, если сюда звонишь? – Выслушав ответ, Померанцев произнес: «Буду», – и повесил трубку.

– Чёрт, как неудачно, – пожаловался он сам себе и, допив рюмку и закусив её корюшкой, стал одеваться.

Померанцев работал ведущим инженером в одной солидной организации, имел скверный характер и склонность к алкоголю. Склонность эта довела его до того, что на работе его держали только за прошлые заслуги, а дома, кроме тахты и облезлого серванта, ничего не осталось. Участковый тоже стал проявлять к Померанцеву повышенный интерес в связи с тем, что Юлий Михайлович, напившись, имел обыкновение выходить на лестницу, барабанить в двери соседей и кричать: «Танки, танки идут!» или что-нибудь подобное.

В таком виде с ним и познакомился Кивинов, когда пришел на работу в отделение. В течение получаса Померанцев был завербован, получил звучный псевдоним «Кактусов», после чего стал сотрудничать с уголовным розыском. Полезной информации за пять лет от Кактусова практически получено не было, поэтому Кивинов использовал его как подсадного в камеру. В камере Кактусов тоже не проявлял особого энтузиазма – он просто сидел и слушал, да иногда через него задержанные передавали на волю записки или просьбы. Энтузиазм приходил к Померанцеву в конце квартала, когда он звонил Кивинову и требовал денег за напряжённый труд. Именно ему и позвонил Кивинов, увидев сигнал Соловца, так как на тот момент свободных людей для подсадки у него не было.

Кактусов позвонился в двери уголовного розыска как раз в тот момент, когда Соловец вытаскивал оттуда Зубра.

– Вы к кому? – спросил Соловец для конспирации, так как знал, зачем вызван Померанцев. Юлий Михайлович молчал, уставившись на Соловца.

– К кому вы? – повторил Соловец. Пауза затягивалась.

– К другу по школьной скамье, – наконец выдавил из себя Померанцев, покачнувшись и указав на дверь Кивинова.

«Мудак», – подумал про себя Соловец, но вслух сказал: «Подождите», – и поволок Зубра в камеру.

Спустя пару часов Кивинов встретился с выпущенным из камеры Кактусовым у пивного ларька за отделением.

– Ну как?

– Все узнал. Самогона у него нет, – промычал Померанцев.

– Стой, при чем тут самогон? – не понял Кивинов. – Ты же про заточку должен был узнать.

Померанцев уставился на Андрея помутневшим взглядом.

– Ах, да, точно, вот, забыл совсем. Он просил передать. – Он достал из кармана разорванную пачку «Винстона», на которой каракулями Зубра было написано:

«Хмель, меня колют на заточку. Скинь куртку. Зубр.»

– Маляву эту на Бульварный надо отнести, вот тут адрес, а на словах передать, чтобы Хмель ни на что не кололся.

Как только Кивинов уяснил смысл записки, он, Клубникин и Таранкин помчались к Хмелю, иначе говоря, Хмелёву Юрию, коллеге Зубра по пивбару. Он жил на Бульварном, но на территории другого отделения.

Зайдя в подъезд, провонявший мочой и кошками, опера поднялись на второй этаж и остановились перед вполне благопристойной дверью, никак не вязавшейся с образом Хмеля. На стук Таранкина ответом была мёртвая тишина. Таранкин дёрнул ручку на себя и еле успел отскочить – за неимением ни петель, ни замков дверь просто вывалилась из проёма.

Трёхкомнатная хрущёвка представляла собой поистине музейную редкость. Квартира Померанцева была Эрмитажем по сравнению с данным обиталищем. Полы в квартире Хмеля практически отсутствовали, они выгорели оттого, что хозяин, вероятно, жарил на них шашлык, о наличии стёкол, обоев и мебели говорить вообще было бы несерьёзно. На единственной кровати без матраса, прямо на пружинах, храпел в доску пьяный Хмель, которому, похоже, были абсолютно безразличны терзания Зубра в камере.

На общем собрании, проведённом тут же, опера решили не будить Хмеля, а просто обшмонать квартиру. Искать что-либо в ней было негде, но тем не менее во встроенном шкафу Клубникин нашел зелёную куртку, дохлую крысу и бутыль с остатками браги. Всё. Скорее всего, это плюс одежда, что была на нём, и являлось единственным имуществом Хмеля. Забрав куртку и поставив на место дверь, оперативники покинули квартиру.

Клубникин по пути отстал от остальных под предлогом проверки ранее судимого и решил заглянуть на чашечку кофе к знакомой продавщице из соседнего универмага. По мере приближения к дому подруги шаг его становился всё увереннее и бодрее и грозил вот-вот перейти на бег, так что, завернув за угол, Володя чуть не сбил с ног какую-то молодую особу.

– Привет, – сказал Володя, узнав в девушке свою секретаршу Ленку из школы напротив. – Почему плачем?

– Ой, Владимир Викторович, – всхлипнула Ленка, вытирая кровь под носом. – Вон те, видите, убегают? Куртку сняли и цепочку, да ещё и нос разбили, сволочи.

Клубникин оглянулся и увидел метрах в двухстах убегающую стаю, человек из семи-восьми.

– Иди в отдел, посиди у Кивинова, я – сейчас.

Володя, не тратя больше времени на дальнейшие разговоры, взял низкий старт и бросился за парнями. Обладая хорошим природным здоровьем, укреплённым игрою в нападении, он рассчитывал вскоре настигнуть беглецов. Парни растянулись цепочкой и по-марафонски бежали в направлении ближайшей станции метро.

«Хиляки, наркоманы, – подумал Клубникин, – не уйдёте, всё равно достану».

Возраст, однако, брал своё – настигая последнего, Володя постепенно начал задыхаться.

– Бежим? – с ходу спросил он.

– Ага, – ответил парень.

– Ну, давай, – сказал Клубникин, обходя его на повороте. До первого парня, бежавшего с курткой, оставалось ещё метров пятьдесят. Когда перед Володей замелькала спина бегуна и все остальные остались позади, Клубникин уже хрипел, но держался. Из последних сил, испытывая острое желание остановиться и отдохнуть, со словами «Ку-ку, ковбой, а вот и я!» он прыгнул на почти двухметрового детину.

Парень резко повернулся, сбросил Клубникина и выхватил из-под куртки ножик, больше похожий на римский меч. Детине оказалось всего лет шестнадцать, но по сложению он был на две головы выше Володи и раза в два пошире в плечах.

– Тебе чего? – ухмыльнулся он. Остальные уже подбежали и, тяжело дыша, стояли рядом.

– Куртку отдай, длинноногий, – ответил Клубникин, одной рукой утирая пот, а второй вытаскивая из-под пиджака пистолет.

– Ой, волын. Откуда у тебя? – удивился парень.

– Сейчас узнаешь. А ну-ка, брось свою приблуду и сам на землю. Живо!

Улица была пустынна, прохожих как назло не было. Подростки-сообщники, увидав пистолет, бросились врассыпную. Клубникин передернул затвор и повторил просьбу прилечь на асфальт. Парень, положив рядом куртку и нож, нехотя подчинился. Володя снял ремень, перетянул тому руки и, быстренько обшмонав, вынул у него из карманов пачку сигарет, ключи и пакетик с наркотой.

– Цепочка где, козёл? – спросил он, усаживаясь на парня и закуривая сигарету.

– Не знаю, – простонал он.

– Ладно, в отделении поговорим.

– Хулиган! – раздался из форточки женский крик. – Ты что мальчишку избил? Ну-ка, слезай с него. Вот я милицию вызову!

– Вызывай, вызывай, мамаша, телефон помнишь? 02. Только побыстрее, – крикнул Клубникин, пуская дым.

Действительно, всего через минут сорок на улице показалась машина соседнего отделения с сержантом и водителем. Сержант, узнав Клубникина, поприветствовал его.

– Ты чего, Володя, у нас на территории хулиганишь? У себя, что ли, негде?

– Угощайся, – Клубникин протянул сержанту пачку сигарет и повернулся к парню. – Ну, орёл, залазь в цугундер. – И, усмехнувшись, процитировал Филатова: – Вот милок, каков итог? Обмишурился чуток, а чуток-то сей потянет лет примерно на пяток!

В этот момент из подъезда выскочила женщина.

– Товарищ милиционер, я всё видела – вот этот, маленький, мальчонку избил, сел на него да ещё и хамил. Посмотрите, на ребёнке лица нет, и это среди бела дня. До чего дожили!

В отделении, пристегнув задержанного наручниками к батарее, – камера была занята – Клубникин пошёл успокаивать Ленку. Спустя полчаса позвонил дежурный следователь.

– Алло, следователь Корзинкин, что там у вас?

Клубникин объяснил ситуацию.

– Нож и наркотики с понятыми изъяли?

– Да где ж я их вам возьму? Это надо, чтобы они со мной всё время ходили, а то и бегали при случае. Кто ж согласится?

– Тогда ничего не выйдет. Нож и наркотики ему не вменить. Остается грабеж. Потерпевшая его опознает?

– Парня опознаешь? – шепнул Клубникин Ленке, зажав трубку рукой.

– Не знаю, вряд ли, я испугалась очень.

– Опознает.

– Ну, тогда попробуем, но чтобы всё железно – понятые, подставные и тэ дэ. Присылайте машину, я жду в РУВД.

Спустя пару часов, когда были проведены все необходимые следственные мероприятия и парня отправили в ИВС на трое суток, Клубникин сидел в дежурке и читал составленную дежурным справку о раскрытии преступления:

«В 85 отделение милиции обратилась гражданка Иванова Елена Михайловна, ученица 9-а класса 383 средней школы Кировского района, с заявлением о том, что неизвестный преступник нанеся ей легкие телесные повреждения и под словесной угрозой отобрал куртку производства Финляндии и золотую цепочку. С места происшествия скрылся. Созданной следственно-оперативной группой в составе начальника Кировского РУВД Головко, начальника ОУР Петренко

– далее следовал список из ещё семи-восьми руководителей плюс следователь Корзинкин —

по оперативным данным был задержан и изобличён в совершении данного преступления гр-н Каребин Павел Петрович, 1975 года рождения, учащийся СПТУ-42. Похищенное частично изъято».

Клубникина в списке отличившихся не было. Володя на секунду представил, как все вышеперечисленные начальники бегут по проспекту Стачек за Каребиным, и улыбнулся. Сцена действительно живописная, особенно, если повесить каждому номера на грудь, обуть в «Адидас» и выстроить в цепочку по старшинству.

– А я-то где? – спросил он у дежурного.

– А у тебя выговор не снят, у нас всё учтено, так что ты в пролёте.

– Ладно, спасибо, хоть не достают за неправомерную демонстрацию оружия.

Клубникин пошёл к себе. Кивинов рассматривал куртку. Володя в двух словах рассказал об удачном забеге.

– Каребин? Каребин… Вспомнил. Могу поспорить, что через три дня его отпустят.

– Как это? – не понял Клубникин.

– Его уже пару раз задерживали, примерно за такие же варианты, и всё время отпускали. Мамашка, знаешь, у него кто? Директор мясного магазина на Стачек. Она всё РУВД колбасой снабжает, и в том числе лично начальника следствия. Это Корзинкин его сдуру тормознул, он молодой ещё, не подумал.

– Что, его совсем отпустят?

– Ну, не знаю. Если дело возбуждено, то, скорее всего, прекратят и передадут в товарищеский суд по месту работы, как в прошлые разы.

– Так он же не работает!

– Володя, ты наивный человек. Да что, мамашка справку ему не сделает какую-нибудь и характеристику положительную? В одни ворота! Передовиком производства и ударником коммунистического труда будет. Только рассматривать его проступки будет не товарищеский суд, а его дружки-наркоманы. Соберутся на сходняк, сядут в кружочек, закурят травки и ему на вид поставят, почему, мол, медленно бегаешь. Исправляйся.

– Так он же снова грабить будет!

– Ну, снова поймаешь. Эко проблема. Главное, что в холодильнике колбаса всегда есть.

Клубникин тяжело вздохнул, достал из шкафа гармошку и затянул грустную мелодию.

Кивинов оказался прав. Спустя три дня Каребин лично зашел в отделение передать привет Володе и порадовать того своим освобождением.