Текст книги "Принцип вины"

Автор книги: Андрей Кивинов

Соавторы: Олег Дудинцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Какая-какая?!

Решив, что авторитетность статьи прибавила ему вес в глазах зэков, и они тут же его зауважали, Геннадий бодро уточнил:

– Часть два...

Бивень изумленно окинул взглядом тщедушную фигуру в вызывающе ярком спортивном костюме:

– Да ты половой гигант, в натуре!!

Толстых сделал попытку поучить арестантов уголовному кодексу:

– Вооруженный разбой. Ограбил обменный пункт. В маске.

Камера грохнула от хохота. Давясь от смеха, Бивень произнес:

– Даже в маске? И кого ж ты там поимел?..

– Кассира...

Ответ вызвал новый взрыв хохота.

– Бабу?..

– Нет. Мужика.

Смех грохнул с такой оглушительной силой, что у бизнесмена зазвенело в ушах. Он никак не мог понять, что смешного в разбойном нападении на обменный пункт.

Четверо зэков спустились с верхних шконок, чтобы получше разглядеть юмориста. Увидев это, Хряк пинками загнал их обратно:

– Ну-ка, давай на «пальму»!..

Арестанты шустро, как орангутанги, полезли наверх. Один из арестантов, лежащих под нарами, тихо шепнул:

– Сто тридцать вторая – это, кажется, изнасилование.

Бивень ответил на это ударом тапка по голове. Голова исчезла.

Совершенно сбитый с толку, Толстых изменился в лице:

– Ой, спутал...

Позабыв про запрет, он на ватных ногах побрел к ближайшим нарам и сел на нижнюю полку рядом с Бивнем.

Из ступора его вывел грозный окрик смотрящего:

– Куда сел, падла!!

Он замахнулся на Толстых здоровенным кулаком. Бизнесмен мгновенно вскочил.

– На «пальму»!! Живо!!

Толстых неуклюже полез на верхнюю шконку и сидел там часа два, пока «семейники» без спросу не разобрали его сумку. Сам факт того, что делали это без разрешения хозяина, лишний раз доказывал, что хата «неправильная».

Вынимая продукты, довольный Хряк обратился к Бивню, кивнув головой в сторону груды деликатесов:

– Богатенький Крокодил...

Слегка ударил кулаком по сетке над головой:

– Шматок, чаю сваргань!

Арестант быстро спустился со второй полки. Засуетился с кипятильником, сделанным из двух бритв. Толстых уныло наблюдал за этой картиной, свесив нога с верхней полки. Рядом притулились два зэка—собрата по тюремной иерархии.

Бивень оторвал задницу от шконки, сладко потянулся, чуть не заехав кулаком в нос одному из арестантов. Ему на глаза попались кроссовки новичка.

– Здесь в таких «чушки» ходят. А у тебя серьезная статья.

Он театрально вздохнул, с деланным сожалением взглянул на свои спортивные тапочки.

– Придется свои дать. Настоящие. Ваковские.

Бивень спокойно начал стаскивать с него кроссовки и как бы между прочим спросил:

– Не против?..

Толстых промолчал. Что он мог сказать? Он наблюдал, как с него снимают кроссовки, с обреченностью крестьянина, у которого большевики отбирали последний мешок картошки.

Избавив бизнесмена от обуви марки «Адидас», уголовник поставил добычу под нары, вместо этого извлек оттуда же старые, заскорузлые ботинки без шнурков и швырнул их в сторону новичка. Геннадий поймал ботинки, которые и бомж с помойки не возьмет.

Пряча усмешку в уголках жесткого рта, Бивень подбодрил подавленного коммерсанта:

– Теперь ты в законе!..

Другана поддержал Хряк, который в этот момент обнюхивал палку твердокопченой колбасы, извлеченную из чужой сумки:

– Не дрейфь, Крокодил!.. Если с воли «греть» будут, не тронем!..

Бивень добавил:

– Слазь. На место Шматка ляжешь.

Последний обиженно произнес:

– А я?..

– А ты на «пальму».

Понижение в статусе братку не понравилось, но спорить он не стал. Как все примитивные люди, он уважал силу авторитета. Не веря своему счастью, Толстых перебрался на среднюю полку.

Вечером чифирили. Процессом руководил специалист с одноименным погонялом. При помощи кипятильника Чифирь вскипятил воду в литровой железной кружке и бухнул туда полпачки заварки. Дал пропариться. Через десять минут распущенные листья упали на дно, а черную, почти как деготь, жидкость профильтровали через марлю. Затем чифир пустили по кругу...

Толстых, как и все, сделал два глотка обжигающе горячей жидкости.

Его тут же передернуло от насыщенного, терпко-горького вкуса, внутренности непроизвольно и конвульсивно съежились. Дрожь пробила до самого нутра.

Сердце понеслось в бешеную скачку. Какое-то время он чувствовал прилив энергии, потом его сознание словно изменилось. Унылые цвета вспыхнули яркими красками. Ему показалось, что это и не камера вовсе, а космический челнок, болтающийся где-то в миллионах световых лет от цивилизации, да и те, кто здесь собрались, никакого отношения к обществу людей не имели. Их просто выбросили в межзвездное пространство как человеческий шлак. Страх цепко ухватился за сердце. На периферии сознания появилась страшная мысль, что он уже никогда не выйдет из этого забытого богом челнока...

* * *

Стеклянные двери банка услужливо разъехались в стороны, словно поделили мир на две части. Там, снаружи, сновали люди, закрученные в спираль повседневных забот. Здесь, в сиянии холодного мрамора и зеркал, все дышало солидностью и уверенностью в завтрашнем дне. Вошедший, молодой парень, на минуту застыл. Барышня в деловом костюме, проходившая мимо, приветливо улыбнулась, и этот мимолетный знак внимания напомнил Косте Григорьеву, что в этом заведении опозданий не любят.

Двадцатилетний юноша надеялся получить здесь работу и вполне мог рассчитывать на положительный ответ. Служба в воздушно-десантных войсках, лицензия охранника, да и пришел он сюда по рекомендации армейского друга Сашки Веселовского, работавшего здесь же банковским секьюрити. Сегодня дежурил как раз он. Заметив Костю, шагнул к нему. Друзья обменялись крепким рукопожатием.

– К шефу?

– За ответом. Хорошо бы – взял...

Месяц назад Григорьев сдал документы на проверку и теперь ожидал вердикта начальника службы безопасности. Веселовский дружески хлопнул его по плечу:

– Не робей, прорвемся! Начальник – нормальный мужик. Возьмет, я ж за тебя поручился... Слушай, на днях нашего взводного встретил. Знаешь, где он сейчас трудится? – Саша заразительно рассмеялся: – В «Шапито»!.. Что называется, человек нашел свое призвание...

Костя взглянул на настенные часы.

– После расскажешь. Мне пора...

– Правильно, время – деньги. Ладно, ни пуха!..

Встреча с приятелем Костю немного взбодрила, но смутное беспокойство не проходило. Шагая вдоль длинной вереницы дорогих дверей со сверкающими ручками, он пытался разобраться, откуда возникло нехорошее предчувствие. Подойдя к комнате с табличкой «Начальник службы безопасности Мухин И. С», он взял двадцатисекундный тайм-аут, собрался и уверенно постучал в дверь.

Для начальника службы безопасности банка комната выглядела несколько аскетично. Слева, у самой двери, массивный сейф, вдоль стены шкаф, украшенный вереницей спортивных кубков. Хозяин кабинета явно гордился своим спортивным прошлым.

За широким полированным столом сидел лысоватый мужчина средних лет. Он оторвался от экрана монитора и смерил Костю внимательным, оценивающим и в то же время немного разочарованным взглядом, словно хотел заглянуть в его черепную коробку, но что-то ему мешало. В том, как он быстро опустил глаза и молча указал на стул, Костя уловил недобрый знак. В прошлую встречу шеф выглядел намного радушней.

– Здравствуйте. Вы сказали сегодня подойти. Начальник откинулся в кресле, скрестил руки на груди. Тон оказался под стать взгляду – сухой и безжизненный, как у диктора, объявляющего остановки в метро.

– Григорьев?..

– Да. Константин Валентинович.

Мухин взял со стола пижонскую ручку-«паркер», повертел в руках, словно впервые ее увидел, и сухо произнес:

– Вот что, Константин Валентинович, не подходишь ты нам...

Костя растерялся: всего одна фраза – и надежды разбились, как хрупкая фарфоровая чашка.

– Почему?!

Начальник охраны мельком взглянул на расстроенное лицо парня, неловко улыбнулся:

– Почему, почему... Не подходишь!

– Но вы хоть объясните. Лицензия у меня есть, допуск к оружию имеется, армию отслужил...– В голосе Григорьева прозвучало недоумение. И обида.

– Все это хорошо... Отец у тебя судимый, вот какое дело.

– Ну и что?!

– А то, что у нас банк. Здесь жесткие правила.

Костя не мог понять, о чем он говорит. Что у них здесь за служба безопасности, если не смогла выяснить элементарных вещей.

– Так отец давно умер. И судим был за аварию. Он в такси работал...

– Если б за аварию... За убийство.

Григорьев не понял, о чем он толкует. Начальник рассматривал свой «паркер», не поднимая глаз.

– Какое убийство?! Не может быть!..

Мухин достал из папки документ, содержание которого он, судя по всему, знал наизусть.

– Обычное убийство. Так что извини...

У Кости возникло стойкое ощущение, что шеф что-то скрывает, а шансов узнать, что конкретно, не давал никаких. Это окончательно вывело парня из себя. Задыхаясь от возмущения, он почти прокричал:

– Вранье все ваши бумажки!.. Просто повод! Так и скажите!..

Мухин, наконец, посмотрел на собеседника, и тот прочел в жестком взгляде окончательный приговор.

– Не повод, а безопасность банка... Иначе меня самого выгонят.

Костя рывком поднялся со стула и вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Какое-то время Мухин задумчиво смотрел ему вслед. Через пять минут начальник охраны забыл о существовании визитера. Он свято помнил здешнее правило: время – деньги.

Саша Веселовский поймал раздосадованного друга у самой двери.

–Ну, как?..

– Сказал бы я, кто твой начальник... Тебя загружать не хочу, все-таки на него работаешь...

– Неужели не взял?..– На лице Сашки отразилось удивление, смешанное с чувством вины.

Косте не хотелось обижать друга, в конце концов, тот сделал все что мог. Изобразив улыбку, он произнес:

– Не бери в голову. Проживу и без этой конторы. Заскакивай завтра, посидим.

Те кто служил в десантных войсках, хорошо знают: дружба, родившаяся в суровых условиях, проносится через всю жизнь. Известие о том, что Костю не взяли на работу, расстроило Веселовского не меньше друга. Они сидели в комнате Григорьева – оба слегка хмельные, но не пьяные. Парней разделял столик, на котором стояли бутылка с остатками водки, рюмки, тарелка с немудреной закуской. Тихо звучал магнитофон, однако даже группе «Любэ» никак не удавалось разогнать тоску-печаль.

Молчание нарушил Саша:

– Да, обидно... И ведь место есть!.. Думал, вместе будем...

– Для блатных, гад, держит!

Костя не смог скрыть злость. Его достал этот непрошибаемый тупизм. Ежу понятно, что начальник просто нашел повод!

Армейский друг попытался вступиться за своего шефа.

– Я у него после спросил. Говорит, такие правила.

– Брось!.. Какие такие правила?! Хочешь сказать, что в банке ангелы сидят с кристально чистой биографией?! Ладно, не стоят они того...

Костя разлил по рюмкам остатки водки.

– Давай, за нашу сорок седьмую... Гвардейскую!

Друзья чокнулись и залпом опрокинули рюмки. Веселовский сменил тему:

– Кстати, так знаешь, кого взводный наш в «Шапито» охраняет?..

– Клоунов, наверное. Чтобы их сырыми яйцами не закидали.

Саша покачал головой.

– Не попал. Слонов и тигров. У них там аттракцион. Зато, говорит, семья сыта: мясо, овощи – все есть. Даже навоз для участка пригодился.

Костя усмехнулся:

– От зверюг еду отрывает?.. А на службе, помнишь? Суровый такой мужик. Все нотации читать любил, а теперь вот дерьмо из-под слонов выгребает...

Зазвучала любимая песня «Давай за нас. Давай, брат, до конца...». Костя увеличил громкость магнитофона. Дверь неслышно отворилась, в комнату заглянула Надежда Васильевна.

– Сделай потише, сынок, поздно уже!..

Костя послушно убавил звук.

– Обидно, мам. Отца за аварию посадили, а этот из банка мне про убийство «грузит». Что за чепуха?.. Я завтра пойду, разберусь.

– Конечно, за аварию. Но там человек погиб. Он не разобрался, наверное...– Костя уловил в голосе матери неуверенность и тревогу, и это ему совсем не понравилось.– Не ходи, не трать нервы зря. Другое место найдешь. Вон, у дяди Коли, на базе.

– Ну да!.. Или в «Шапито» – слонов охранять.

Саша понял, что пора собираться:

– Жалко, мы вместе работать хотели...

Надежда Васильевна вздохнула, как человек, знавший много больше, чем эти два молодых парня:

– Еще будете.

Костя чувствовал, что мать что-то недоговаривает. У нее было какое-то виноватое выражение лица, которое появлялось всегда, как только речь заходила об отце. Он прекрасно знал, что если она сама не захочет рассказать, из нее ничего клещами не вытянешь. Будет уходить от ответа или просто отмалчиваться... А вопросы оставались – много вопросов. Особенно после того, как его «прокатили» с работой в банке. Вопросы теснились в его голове, как люди в вагоне метро в час пик.

Тот босс из банка сказал, что отец сидел за убийство... Костя пытался сосредоточиться на этой мысли, но оставалось слишком много белых пятен. Получалось, что кто-то из них лжет: либо этот банковский крючок, либо мать. Костя никак не мог себе представить, что такой человек, как его отец, мог кого-то убить. И при чем здесь история с автокатастрофой?..

Вспомнилось лицо начальника службы безопасности. Почему он прятал глаза? Почему не сказал прямо все, что знает об отце?..

В тот день они отправились с мамой на кладбище. Погода выдалась пасмурной, солнце где-то пряталось за свинцовым потолком туч, вороны, эти вечные спутницы погостов, устроили при их появлении настоящий концерт, словно люди вторглись в их тщательно оберегаемую обитель...

Мать и сын расположились на скамейке, притулившейся рядом с двумя черными кусками мрамора. На одном из них была фотография пожилой женщины и надпись: «Борисова Тамара Петровна. 06.04.33 – 17.07.93 гг.». На другой – фотография мужчины тридцати– тридцати пяти лет и надпись: «Григорьев Валентин Андреевич. 14.09.57-21.02.95 гг.».

Сухие строчки, за которыми целых две жизни...

Надежда Васильевна молча достала из сумки букетик цветов, яблоко, кусочек хлеба, налила немного водки в пластмассовый стаканчик. Все это она аккуратно разложила на могильной плите...

Наблюдая за матерью, Костя испытал острый приступ жалости. Глаза, полные тоски, опущенные плечи, слишком много морщинок для сорокадвухлетней женщины. Захотелось, как в детстве, прижаться к ней и ощутить теплые ласковые ладони на своей голове... В тот момент он даже немного позавидовал слабому полу. Родись он девочкой, и такой поступок выглядел бы совершенно уместным, но он мужчина, более того, десантник, и не должен показывать свою слабость.

Справившись с эмоциями, Костя взял мать за плечи, усадил рядом с собой, разлил по стаканчикам оставшуюся водку, пустую четвертинку спрятал в сумку.

– Давай, мам, отца помянем. Уже восемь лет...

Костя давно заметил: водка, выпитая на кладбище, рядом с могилами близких, действует как-то по-особенному. От нее не пьянеешь, напротив, голова проясняется, приходит понимание того, что смерть отбирает близких всего лишь на время. А там, за чертой вечности, все увидятся вновь, и не будет больше загадок...

Надежда Васильевна слегка пригубила свой стаканчик. Погруженная в мысли, она механически кусала бутерброд, находясь где-то очень далеко от могил, сына, ворон и противного ветра, проникающего под одежду. Глядя на могилу отца, Костя произнес:

– Перед самым праздником умер...

– Да, перед праздником.

– Мама, ты ничего не хочешь мне рассказать?..

– Что тут расскажешь, сынок... Все под Богом ходим...

Они шли по центральному проходу. Костя держал мать под руку. Слева, возле самой дороги, он заметил свежую могилу. Памятник поставить еще не успели, и над холмиком земли возвышался простой крест. На металлической пластине была сделана надпись: «Оля Кольцова 1987-2003».

Мысли о бренности человеческого существования снова полезли в голову: «Девочка, совсем молоденькая... впереди была вся жизнь, надежды, мечты, любовь... А вместо этого – могильный холмик и разбитые сердца родителей».

Размышляя об этой несправедливости, он вновь вспомнил об отце:

– Расскажи мне, как он умер...

– Ну я же тебе говорила: умер в тюрьме, сердце не выдержало.

– Мне тогда сколько лет было? Одиннадцать, да?.. А где же я был?..

– В пионерском лагере.

– Это я помню. Вроде пацан взрослый, уже не маленький. Что же ты меня не взяла тогда на похороны?

Он увидел, как мать еще больше сгорбилась, словно его вопрос повис на ней тяжким грузом. С трудом выговаривая слова, она произнесла:

– Мы не хотели тебя беспокоить, потому что это было очень... страшно... И тяжело...

Почти всю дорогу до дома они молчали. Каждый думал о своем. Костя решил, что больше никогда не будет тревожить мать своими расспросами.

Вернувшись домой, Костя позвонил Наташе. В ту минуту он отчаянно нуждался в родном человеке, который сможет выслушать, понять, развеять мрачные мысли, которые не давали покоя.

Судя по голосу, девушка пребывала в приподнятом настроении. И еще Косте почудились фальшивые нотки в ее интонации: так приветствуют приятелей из прошлого, с которыми не виделись целую вечность,– вроде как рады, но в искренность этой радости что-то не верится.

Костя отогнал эти мысли, но неприятный осадок в душе остался.

Наташа вела беседу в своей обычной манере: задавала вопрос за вопросом, не дожидаясь ответа.

– Ты куда пропал?.. Как у тебя с работой? Тебя можно поздравить?.. Сашка звонил?.. Кстати, завтра намечается вечеринка!.. Придешь?..

Григорьеву не очень нравилась компания, с которой общалась Наташа. И не потому, что к нему там плохо относились или корчили из себя «крутых». Ребята как раз попались нормальные. Просто в студенческой тусовке он вспоминал, что надо браться за учебники, готовиться к поступлению в вуз и одновременно устраиваться на работу. А на сегодняшний день похвастать ему, к сожалению, было нечем.

– Натуш, может, отложим? Просто хотелось с тобой поговорить, и вообще, я по тебе соскучился.

На этот любовный пароль она всегда отвечала «я тоже», но тут почему-то промолчала. Вместо этого по-детски обиженно произнесла:

– Костик, я обещала, что мы придем. У тебя все в порядке?

Ему показалось, что последний вопрос она задала чисто из вежливости, словно ей абсолютно безразлично, в порядке он или нет.

«Впрочем,– решил он,– может, все это плод моего воображения. Втискиваю в свое настроение всех окружающих, а потом подозреваю, что они со мной неискренни».

– Все нормально. Когда вечеринка?..

– Завтра в семь в общаге.

– Натуш, у меня только одна просьба... После тусовки пойдем ко мне.

Последовала небольшая пауза:

– Посмотрим на твое поведение!..

Бывают дни, когда даже самые близкие люди по-разному воспринимают одни и те же события. Внешне Костя старался выглядеть, как Есе: смеялся, разговаривал, пил вино, пел под гитару солдатские песни, когда его просили, но где-то внутри него прочно поселилась пустота. Ее не могли заполнить ни веселые лица, ни студенческие байки, ни томные взгляды девушек, которым он явно нравился... А вот Наташка – та веселилась новею. Глядя, как в ее больших зеленых глазах пляшут веселые бесенята, Костя вдруг остро ощутил, как она ему дорога, несмотря на все ее причуды и несерьезное отношение к жизни. Стараясь перекричать громкую музыку, он склонился к ее уху:

– Пошли отсюда.

– А как же ночной клуб?..

– Ты обещала...

– Я только сказала, что посмотрю на твое поведение.

– Я вел себя хорошо...

– Ну, Костик, завтра же выходной!..

Он представил, что предстоит тащиться в шумное заведение, накачиваться водкой с апельсиновым соком (типа, коктейль), до утра топтаться на танцполе под однообразное «бум-бум-бум»... И эта картинка ему совсем не понравилась.

Компания встретила их сборы громкими возгласами разочарования. Все наперебой уговаривали их «не отрываться от коллектива», но Костя проявил упорство.

– Ну и ладно,– надулась Наташа,– если хочешь, можешь идти, а я остаюсь. Не беспокойся, меня проводят...

Костя разозлился:

– И кто этот счастливец?..

– Только не вздумай ревновать.

– С чего ты взяла, что я ревную?!

– Просто такие, как ты, думают только о себе. Собственники всегда ревнивы...

–  Неправда!..

Назревала ссора, а Косте меньше всего этого хотелось – особенно сейчас, когда на душе и без того скребли кошки.

– Хорошо, пойдем в клуб.

Костя выдержал и это испытание, хотя далось ему эго нелегко. Кладбище, вечеринка в общаге, ночной клуб – для одного дня все-таки многовато. Наконец, в начале четвертого утра Наташа устала развлекаться. Костя поймал тачку, и они поехали к нему.

Стараясь не разбудить мать, они на цыпочках прокрались в его комнату. Говорят, большинство женщин способны сразу распознать измену. У мужчин с интуицией похуже. Костя не претендовал на обладание такими способностями, но, как только он поцеловал Наташу, сразу ощутил незримое присутствие третьего. Речь даже не шла о физической измене, в этом случае она бы просто не пошла к нему ночевать. Косте показалось, что в душе его девушки поселился другой, и этот «третий» прочно занял свою нишу.

Наташа как-то слишком быстро разделась и юркнула под одеяло. Она просто уступила – без желания и свойственной ей нежности. Поговорить так и не удалось. Девушка заснула через минуту после близости, а Костя еще долго лежал, блуждая в лабиринте своих мыслей.

Утром его дурные предчувствия в какой-то мере оправдались. Наташа рассеянно слушала рассказ о встрече с начальником службы безопасности, о словах матери на кладбище, об отце, а потом вдруг спросила:

– Ты когда-нибудь думал о нас?..

Костя с удивлением взглянул на девушку, но поймать ее взгляд не удалось. Наташа задумчиво смотрела куда-то мимо.

– Я только этим и занимаюсь.

– Ну и что ты надумал?..

– Устроюсь на хорошую работу,– бодро начал Костя,– поступлю в институт, потом мы поженимся. У нас будет трое детей, и все они будут похожи на тебя. Впрочем, мы можем сначала пожениться, а потом все остальное.

Вместо ответа она откинула одеяло.

– Отвернись.

– Можно, я просто зажмурюсь?..

– Только не подглядывай...

Костя подчинился, но, услышав шуршание одежды, не смог удержаться. Приоткрыв один глаз, он успел на мгновение заметить, как прекрасна ее точеная фигурка в лучах утреннего солнца. Косте безумно захотелось заключить Наташу в объятия, утащить в свою кровать и заниматься любовью до вечера. В следующее мгновение одежда скрыла прелести возлюбленной. Укладывая в узел рассыпавшиеся по плечам волосы, она сказала:

– Ну и где мы будем жить?.. В этой комнатушке? Или ты собираешься зарабатывать столько, что мы сможем снимать квартиру?

По интонации он понял, что девушка в дурном настроении.

– Натуш, давай поговорим об этом потом.

– А почему не сейчас?! И какие временные рамки ты наметил для осуществления программы-минимум?.. Пять лет, десять? Когда мне стукнет тридцать?..

Костя начал злиться:

– Конкретных сроков назвать не могу, но я люблю тебя и сделаю все, чтобы ты была счастлива.

Наташа говорила, повернувшись к Косте спиной. В ее голосе послышалась ирония:

– Любовь... О ней поют на каждом углу, а что толку?..

– Чего ты хочешь?! Сейчас я не могу поехать с тобой на Канары. Может, у тебя есть другая кандидатура?

– Может, и есть.

Костя напрягся, как струна:

– Ты это серьезно?!

Девушка обернулась, посмотрела ему в глаза и тут же опустила ресницы.

– Успокойся, я пошутила...

Однако что-то ему подсказывало, что все было сказано на полном серьезе.

* * *

Александр Корнилов относился к той категории людей, для которых собственная выгода, служила синонимом смысла жизни. Окружающие интересовали его только в этом контексте. Неисправимый прагматик, он вывел для себя нехитрую аксиому: жизнь дается один раз, и взять от нее надо по полной. Весь остальной морализм—для убогих и дураков. Даже если для этого нужно отправить кого-то к праотцам. Что ж, выживает сильнейший. Он на собственном опыте вывел эту аксиому, и она его вполне устраивала.

Всегда опрятный, красивый мужчина не испытывал никаких переживаний, никаких угрызений совести, ничего личного к своим жертвам. Им правил холодный и точный расчет, как клинок самурая,– изящный и чистый в своей бездушной жестокости. Каждый раз, отправляясь на дело, он ощущал некое возбуждение, адреналиновый кайф – все равно нельзя быть на сто процентов уверенным в успехе. Тем приятнее было потом – когда задуманное удавалось.

Лампочка на лестничной клетке не горела. Прежде чем нажать кнопку звонка, он еще раз прокрутил в голове все свои действия. За дверью послышался голос:

– Кто там?..

– Проверка электросчетчиков!..

Дверь открылась на длину цепочки. В проеме показалась женщина небольшого роста лет пятидесяти, из тех, что все еще молодится, но фатально проигрывает схватку со временем. Она недоверчиво взглянула на посетителя. Корнилов растянул узкие губы в улыбке.

– Вот мое удостоверение...

Женщина не стала его смотреть. Сняв цепочку, она открыла дверь. Посетитель нерешительно застыл в проеме, перебирая свои бумаги в расчете снять психологическое напряжение у хозяйки. Это ему удалось.

– Проходите скорее, а то я замерзну... У нас тут жуткие сквозняки...

Квартира встретила гостя особой атмосферой, которую можно встретить только в старых петербуржских домах. Время словно застыло в этой массивной мебели, бронзовых люстрах, потемневшем резном паркете. Оказавшись в таком месте, невольно представляешь образы предков, которые жили и умерли здесь задолго до революции. Ностальгическую картину дополняла негромкая классическая старинная музыка. Она обволакивала пространство, создавая атмосферу уюта и покоя.

– Где у вас счетчик?..

В стенах этого «дворянского гнезда» вопрос электрика прозвучал неуместно, пошло, напоминая, что за окном – грубо практичный двадцать первый век.

Хозяйка отодвинула вешалку, вынула из ниши три альбома с репродукциями.

– Он у нас за Врубелем, на книжной полке...

Визитер подсветил фонариком показания счетчика и записал их в своем рабочем блокноте. Хозяйка стояла у него за спиной. Электрик произвел на нее благоприятное впечатление. Высокий, представительный, в дорогой дубленке, к тому же не лишен приятных манер. Наверное, бывший инженер, уволенный по сокращению штатов,– еще одна жертва рыночной экономики, Судя по тому, что работал за копеечную зарплату, она рассудила, что он не женат,– скорее всего, разведен. Она представила, как сидит рядом с ним в филармонии, и эта картина ей явно понравилась.

Внезапно он вмешался в ход ее мыслей:

– А теперь я хочу вас попросить: принесите, пожалуйста, карточку.

Немного разочарованная внезапным возвращением в грубую реальность, хозяйка положила альбомы на стул, который стоял в коридоре, и ушла в гостиную, оставив дверь открытой.

Корнилов заглянул в комнату, мгновенно оценив стоимость обстановки. Похоже, женщина действительно находилась в квартире одна. Он надел перчатки, вытащил из кармана молоток и спрятал его под папку с бумагами,

Хозяйка вернулась и протянула ему карточку.

–  Вот спасибо,– любезно улыбнулся электрик,– а теперь можно закрыть шкаф...

Выждав, когда женщина повернется к нему спиной, Корнилов нанес ей точный удар сверху вниз в район теменной кости. Отчетливо прозвучал хруст ломающейся черепной коробки...

Сдавленно вскрикнув, жертва рухнула на пол. На лице Корнилова не дрогнул ни один мускул. Следуя правилу: «свидетелей не оставлять», он спокойно присел на корточки и ударил еще несколько раз, стараясь не забрызгаться...

Сергей Ромашов нервно ходил по квартире, падал на первый попавшийся стул, через несколько секунд вскакивал и снова начинал метаться, как зверь в клетке...

Впервые в доме собралось так много людей. Мама не любила чужих, словно боялась, что они развеют некую благотворную ауру, присущую этой квартире. Родственники и одна-две старинных подруги – вот, пожалуй, и все, кто на его памяти пересекал границу их жилища. Теперь хранительница очага лежала мертвая в прихожей, и ее телу предстояло отправиться в морг судебной медицины. Однажды Сергей уже побывал там на опознании тела сокурсника. Он содрогнулся от нахлынувших воспоминаний: холод, тошнотворный запах гниющих тел, улавливаемый за сотню метров до здания, плачущие родственники в зале ожидания.

Три часа назад Ромашов обнаружил тело своей матери. Под ее головой растеклась лужа потемневшей крови, рот был распахнут в безмолвном крике, остекленевшие глаза глядели в вечность, правая рука выброшена вперед, словно жертва пыталась поймать ускользавшую от нее жизнь...

Жуткая картина показалась Ромашову столь сюрреалистичной, что он не сразу осознал, что же все-таки произошло. Несколько минут он стоял над начинавшим коченеть телом матери, потом на ватных ногах подошел к телефону и вызвал милицию.

Рая пришла домой через полчаса после мужа. Она вообще боялась покойников, а тут свекровь с размозженным черепом. И надо переступить через труп, чтобы пройти в квартиру... Увидев тело, она выронила пакет с продуктами прямо в лужу крови. Вскрикнув, молодая женщина зажала рот рукой, покачнулась, теряя сознание, но ее успел подхватить вовремя подскочивший Сергей. Он отвел жену к соседям и вызвал «скорую». Наконец метания Ромашова надоели одному из экспертов.

– Молодой человек, вы нас очень обяжете, если не будете ходить взад-вперед по квартире!.. Это мешает работе!..

Ромашов взглянул на говорившего, пытаясь осмыслить слово «работа».

– Извините...

Стараясь сгладить ситуацию, оперативник «убойного» отдела ГУВД Игорь Плахов отвел сына потерпевшей в соседнюю комнату.

– Я понимаю ваше состояние, но... Возьмите себя в руки... Можете составить список похищенного?.. Посмотрите внимательно. Может быть, какие-то вещи не на своих местах, сдвинуты. Здесь, конечно, все разбросано, но, может быть, что-то для вас покажется необычным. Я говорю о самых простых вещах – не о драгоценностях.

Плахов пододвинул Сергею планшетку и ушел. Ромашов попытался сосредоточиться. Первое потрясение прошло, сменившись каким-то отупением, мысли ворочались, как плохо смазанные шестеренки.

Одна из комнат в квартире Ромашовых являла собой классическую картину под названием «здесь побывал тайфун» – дверцы шкафов распахнуты, на полу раскиданы одежда, книги, даже постельное белье... Эксперт привычно обрабатывал кисточкой поверхность мебели о поисках отпечатков пальцев. Молодой следователь прокуратуры сочинял протокол осмотра. В стороне стояли Плахов, его начальник Анатолий Павлович Шишкин и судебный медик с невозмутимым, ко всему привычным лицом. Последний радовал оперов предварительными выводами, которые они могли бы сделать и сами.

– Короче, били тупым предметом сверху вниз. Орудием могла быть свинчатка, обух топора, молоток... При вскрытии уточним.

Шишкин взглянул на часы:

– А время?..

– Где-то между двумя и тремя дня. Точнее сказать не могу. Других видимых повреждений нет. Под ногтями чисто. Возможно, кто-то из знакомых.

В разговор вступил Плахов:

– Сын говорит, что чужих она не впускала.