Текст книги "Дворцовые тайны. Царицы и царевны XVII века"

Автор книги: Андрей Дёмкин

Соавторы: Людмила Морозова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Царице оставалось только молиться и утешать впавшего в отчаяние мужа. На этот раз его изворотливый ум не мог найти выхода. Ненависть подданных к нему была слишком велика. Они считали его виновным в том, что в стране уже несколько лет шла братоубийственная война и государство разваливалось на части.

17 июля 1610 года стало последним днем царствования Василия Шуйского и Марии Буйносовой. Утром на Лобном месте собралась большая толпа москвичей. Предводителями ее были рязанец Захарий Петрович Ляпунов, князья Засекины и Хомутов. Они потребовали, чтобы бояре вышли к ним и совместно обсудили вопрос о царском престоле и борьбе с двумя грозными врагами. Однако большинство старших бояр предпочло не вступать в переговоры со смутьянами. Из Кремля вышел только царский свояк И. М. Воротынский. Довольно скоро его удалось убедить в том, что царю Василию лучше добровольно покинуть царский дворец и получить взамен бывшее Суздальское княжество. В противном случае бунтующие москвичи могли насильно свергнуть его и даже убить.

Воротынский отправился во дворец вместе с женой, сестрой Марии Петровны, и стал убеждать царя и царицу смириться с печальной участью и не провоцировать подданных на вооруженное восстание. Поначалу Василий Иванович гневался и грозился расправиться со всеми смутьянами, но в конце концов доводы жены и родственников признал убедительными. Ведь, упорствуя, он подвергал опасности не только свою жизнь, но и жизнь молодой царицы, братьев и даже родни. Мария же, поплакав, стала собирать вещи, чтобы поскорее переехать на старый боярский двор. Так из царицы она превратилась в княгиню и боярыню, то есть в одну из многих. Но на этом ее беды не закончились, они только начинались.

Власть в стране перешла в руки семи старших бояр. Боясь новых смут, они решили постричь царя Василия в монахи, чтобы ни у кого не возникло желания снова посадить его на престол.

Через несколько дней в боярский дом Шуйских вновь ворвались вооруженные люди. Без всяких объяснений они потащили В. И. Шуйского в Чудов монастырь, сорвали с него мирское платье и насильно начали совершать обряд пострижения. Бывший царь отказывался отвечать на обетные вопросы, и за него это пришлось сделать князю Тюфякину. Позднее это позволило патриарху Гермогену не признавать Шуйского монахом и считать постриженником самого Тюфякина. Правда, изменить что-либо в судьбе свергнутого монарха это уже не могло.

Мятежники не оставили в покое и Марию Петровну. Ведь она также имела права на царскую корону. На следующий день ее отвели в Ивановский монастырь и тоже постригли под именем Елена. Впереди ее ожидал каждодневный пост, молитвы и небольшая келья. Ее красота, живой блеск больших голубых глаз, румянец во всю щеку, алые уста и коса ниже пояса теперь никому не были нужны. Все скрывали монашеский куколь и черные одежды. Мирские радости остались в прошлом.

Оказавшись в келье, Мария – Елена долго рыдала. Ей было жаль свою так рано загубленную жизнь, дочерей, умерших в раннем возрасте, мужа с братьями, которых отвезли подальше от Москвы в Иосифо-Волоколамский монастырь. Там они оказались в плену у Жолкевского, отправившего их под Смоленск в ставку польского короля. Так впервые в русской истории царь оказался в плену у своего врага. Бывшей жене с ним встретиться уже не довелось. В плену В. И. Шуйский испытал много унижений и умер 12 сентября 1612 года.

Новое правительство, прозванное в народе «Семибоярщиной», не оставило Марию – Елену в покое. Оно решило именно ее обвинить в растрате царской казны. Над бывшей царицей устроили настоящий суд с пристрастными допросами и очными ставками со свидетелями.

Сначала Марию – Елену допрашивали Крутицкий митрополит Пафнутий и бояре И. С. Куракин и В. М. Мосальский. Их сменили дьяки С. Ефимьев и И. Юрьев. Они вызвали на очную ставку родственниц царицы, сестер Марию и Ирину, а также Софью и Соломониду Бахтеяровых и Фетинью Великую. Потом бывших хранителей ее казны Анну Шестакову и Анну Орлову заставили принести приходные и расходные книги. Все было проверено с большой тщательностью. Более того, дьяки приняли решение конфисковать все подарки царицы, которые она делала близким людям и служительницам. Это возмутило Марию Петровну, она смело заявила боярам: «Мало ли кого муж мой и я жаловали. Вы что же, у всех хотите все изъять. Расстрига был не лучше нас, но его подарки ни у кого не отнимали». Вспомнила она и то, что после смерти царя Бориса его жена Мария Григорьевна изъяла из царской казны и спрятала много всякого добра, но никто его искать нс стал.

Несомненно, слова бывшей царицы были очень справедливыми. Все знали, что для себя ни она, ни муж ничего не взяли. Однако им нужно было платить наемникам, стрельцам, дьякам и другим служащим двора. Полагалось награждать и особо отличившихся. А у самого царя, кроме царских сокровищ, ничего не было – ведь казна не пополнялась ежегодными доходами в течение нескольких лет.

Смелые ответы Марии – Елены и убедительность ее объяснений поставили судей в тупик. Обвинять царицу в том, что она по своему усмотрению распоряжалась казной, было бессмысленно. На этом суд закончился. Некоторые бояре даже прониклись сочувствием к невольной монахине и решили не отдавать ее полякам, как всех Шуйских. Бывшую царицу лишь отправили подальше от столицы в суздальский Покровский монастырь, где когда-то оплакивала свою печальную участь первая жена Василия III – Соломония Сабурова. Там была и другая затворница из царского рода – первая жена царевича Ивана Ивановича, Евдокия Юрьевна Сабурова, в монашестве Александра. Она проживала в монастыре с 1557 года и давно привыкла к однообразной монастырской жизни. Она научилась видеть в ней свои положительные стороны – где-то далеко бурлили политические события и междоусобные баталии: и гибель Ивана Ивановича от рук отца, и смерть самого грозного царя, и кончина бездетного Федора Ивановича, и избрание на престол Бориса Годунова, и крах его правления, и воцарение самозванца Лжедмитрия I, и его свержение, и прочее, и прочее.

В монастыре всегда было тихо и спокойно: молитвы, чтение, рукоделие, душеспасительные беседы, встречи с редкими посетителями. Все это давало умиротворение и настраивало на философский лад. Дни шли за днями, каждый был похож на предыдущий. Правда, особо важные события все же проникали за толстые монастырские стены.

Летом 1612 года знатные постриженицы узнали, что в Суздаль прибыл руководитель Второго ополчения Дмитрий Михайлович Пожарский, захотел перед решающей битвой за Москву, занятую поляками, помолиться у могил предков. Его родовым» монастырем был Спасо-Ефимиев. Вполне возможно, он посетил и соседний Покровский, чтобы почтить знатных пострижениц. Ведь ополченцы, взяв в руки верховную власть, заботились о материальном обеспечении всех бывших лиц царского рода и считали себя их покровителями.

Несомненно, что Мария – Елена сочувствовала патриотам, поскольку их главными врагами были поляки, захватившие в плен ее мужа, и московские бояре, когда-то унижавшие ее царское достоинство во время пристрастных допросов. Поэтому она с радостью узнала, что в конце октября 1612 года Москва была полностью освобождена от интервентов. Теперь судьбу царского престола должен был решить представительный Земский собор. Он начал работать в конце декабря, но лишь 21 февраля было названо имя нового государя – Михаил Федорович Романов, двоюродный племянник царя Федора Ивановича.

Его избрание, видимо, обрадовало Марию – Елену, так как она когда-то была дружна с его матерью, Марфой Ивановной, урожденной Ксенией Ивановной Шестовой. Буйносовы даже состояли с новыми государями в дальнем родстве, поскольку сестра Михаила Татьяна была женой князя И. М. Катырева-Ростовского. Правда, в 1613 году Татьяны уже не было в живых.

Действительно, после того как Михаил Федорович взошел на престол и справился с первыми неотложными задачами, великая государыня старица Марфа Ивановна вспомнила о своей подруге и повелела перевести ее поближе к столице, в Новодевичий монастырь. Она стала часто ее навещать и к каждому празднику дарить подарки.

Через некоторое время по приказу царя Михаила для знатной монахини возвели просторные палаты с хозяйственными постройками. Для обихода ей были выделены значительные средства и приставлены слуги. На новоселье прибыли сестры Мария и Пелагея с детьми. Царь прислал дорогой подарок – сорок прекрасных соболиных шкурок, из которых потом Мария – Елена сшила роскошную шубу. Эти маленькие радости скрасили ее однообразную жизнь.

Последние годы жизни бывшей царицы были вполне благополучными. Она провела их в полном довольстве, окруженная заботой великой государыни и сестер. Печалило лишь то, что прах мужа остался во враждебной Польше. Более того, по слухам, В. И. Шуйский был похоронен у перекрестка двух дорог и над могилой был не крест, а столб с назидательной надписью: «Здесь покоится прах московского государя Василия. Полякам на похвалу, Московскому государству на укоризну». Несомненно, эти слова оскорбляли память свергнутого монарха и как бы насмехались над его подданными. Поэтому Мария – Елена не раз обращалась к своей покровительнице с просьбой помочь перенести останки Шуйского на родину. В 1619 году, казалось, для этого представился благоприятный случай – по Деулинскому перемирию домой возвращались патриарх Филарет и все члены Смоленского посольства, когда-то арестованного Сигизмундом и отправленного в польский плен. В Москву смог вновь приехать даже И. И. Шуйский, который согласился служить Владиславу и не был, как его братья, под стражей. Он оказался единственным представителем в России когда-то многочисленного и могущественного рода суздальских князей. С его смертью род Шуйских угас.

Однако прах царя Василия перевезли на родину значительно позднее, уже после смерти его жены. В 1635 году по Поляновскому мирному договору после провальной Смоленской войны русским дипломатам удалось уговорить нового короля, Владислава, отдать прах русского царя. Он был перезахоронен в царской усыпальнице Архангельского собора. Несомненно, в реабилитации Шуйского большую роль сыграла Мария – Елена, никогда не забывавшая своего несчастного супруга, когда-то так горячо ее любившего.

Царица-монахиня тихо скончалась в 1626 году. По современным меркам она была еще достаточно молодой женщиной. Однако жизненные невзгоды быстро истощили ее организм и раньше времени свели в могилу. О ее смерти сообщил официальный Новый летописец. Во вкладной книге Новодевичьего монастыря об этом событии была сделана следующая запись под 24 ноября: «Память благоверной царицы и великой княгини Екатерины, во иноцех Елены, схимницы». Запись говорит о том, что в конце жизни царица вновь стала зваться своим крестильным именем Екатерина и вела аскетичный образ жизни. Ни о каких вкладах на помин ее души сведений нет. Возможно, вкладом стали постройки, в которых жила знатная монахиня.

Размышляя о печальной судьбе красавицы Марии – Екатерины Буйносовой, приходишь к выводу, что она стала одной из многочисленных жертв Смутного времени. Отец ее – надежда и опора семьи – погиб в боях с самозванцем Петрушей. Сама она вынуждена была стать женой престарелого и непопулярного царя, две ее дочери умерли, не выдержав тягот осадного положения, свою жизнь она завершила в монастырской келье, не дождавшись старости.

Значительно удачнее сложилась жизнь младших сестер Марии Петровны. Средняя сестра. Мария, жена И. М. Воротынского, родила несколько детей, продолживших род князей Воротынских. Ее правнуку Михаилу Ивановичу даже удалось стать ближним боярином царя Алексея Михайловича. Умерла Мария в кругу семьи в 1628 году. Жизнь Пелагеи была продолжительной – она умерла в 1646 году. Ее старший сын, Юрий Александрович Долгорукий, в царствование Алексея Михайловича стал видным боярином и полководцем.

По мужской линии род Буйносовых-Ростовских вскоре иссяк. В конце XVII века ни одного представителя этого рода уже не было.

Великая государыня старица

Героиня настоящей повести официально не была царицей, ее называли Великой государыней старицей Марфой Ивановной, поскольку она была матерью первого царя, Михаила Федоровича, из династии Романовых. Однако в первые годы правления юного сына (Михаил был избран царем в 16 лет) она всегда была с ним рядом и мудрыми советами помогала принимать правильные решения. В народе даже поговаривали, что государством правит старина-инокиня со своим родом, то есть со своими родственниками. Поэтому Марфу Ивановну правомерно считать одной из цариц XVII века, внесшей большой вклад в восстановление Русского государства после Великой смуты.

До пострижения Марфа носила имя Ксения. Ее отцом был достаточно богатый костромской дворянин Иван Васильевич Шестов, участник нескольких Ливонских походов Ивана Грозного. Во время одного из них он, видимо, погиб, оставив жене Марье и двум дочерям несколько вотчин и поместий. Шестовы принадлежали к древнему боярскому роду Морозовых-Салтыковых, сильно разросшемуся в XVI веке. Их однородцами, к примеру, считались Шеины и Тучковы. Свою фамилию Шестовы получили по прозвищу Шест предка Михаила Ивановича из седьмого колена всего рода.

Точная дата рождения Ксении Ивановны неизвестна, но по дате ее свадьбы – 1590 год – можно предположить, что она родилась в начале 70-х годов XVI века. В детстве она, вероятнее всего, жила в родовом имении Домнино около Костромы. К нему прилегали 57 деревень и починков, также принадлежавших ее семье. Позднее эта вотчина станет ее приданым. Около Домнина простирались густые леса и было много непроходимых болот. По большим церковным праздникам семья ездила в Кострому, где у Шестовых был большой городской дом.

Источники не сохранили сведений о происхождении матери Ксении, известно лишь, что ей принадлежало село Клементьево с 14 деревнями в Угличском уезде, которое также перешло в собственность нашей героини.

После смерти Ивана Васильевича семья переехала в Москву к родственникам, чтобы дочери могли удачно выйти замуж. Действительно, очень скоро Ксения стала женой боярина Федора Никитича Романова, занимавшего при дворе царя Федора Ивановича высокое положение, поскольку по матери приходился ему двоюродным братом.

Муж был много старше Ксении Ивановны, но считался одним из наиболее завидных московских женихов: богатым, знатным и красивым. Сама же Ксения особой привлекательностью не отличалась. Выбор Федора Никитича, видимо, пал на нее лишь потому, что он состоял с ней в дальнем родстве. Мать его деда, Романа Юрьевича Захарьина, была из семьи Тучковых. В то время в знатных родах существовал обычай жениться и выходить замуж за своих дальних родственников, чтобы земельные владения нс дробились и не уменьшались.

После замужества Ксения Ивановна вместе с матерью переселилась в уютный дом на Варварке. Сестра ее вскоре стала женой М. М. Салтыкова, носившего прозвище Кривой, видимо из-за дефекта зрения. Однако он был достаточно знатен и через некоторое время получил чин окольничего.

Хотя Ксения Ивановна не отличалась, как уже говорилось, особой красотой, она обладала множеством достоинств: была рачительной хозяйкой, искусной рукодельницей, очень набожной и благочестивой. К тому же отличалась умом и рассудительностью. Поэтому вскоре выяснилось, что супруги прекрасно дополняли друг друга.

Федор Никитич, будучи старшим в семье, вынужден был опекать младших братьев Александра, Михаила, Василия и Ивана, которые жили вместе с ним. Это накладывало на молодую боярыню дополнительные обязанности, с которыми она с успехом справлялась. Конечно, с помощью многочисленной дворни.

У царя Федора Ивановича долгое время не было детей, поэтому его официальным наследником считался Федор Никитич, который всегда был при «светлых очах», входил в ближнее окружение царя. Но с начала 90-х годов его место занял царский шурин Б. Ф. Годунов, у которого в 1589 году родился сын Федор, продолжатель рода. В семье Романовых дети появились не сразу.

29 ноября 1592 года Ксения Ивановна родила близнецов, которых назвали Борисом и Никитой. Однако мальчики оказались очень слабенькими и вскоре умерли. Родители не отчаивались, надеясь, что у них еще будут здоровые дети. Действительно, в конце 1593 года на свет появилась дочь Татьяна. Ксения Ивановна отдала ей всю свою нерастраченную материнскую любовь и заботу.

Наконец 12 июля 1596 года родился долгожданный наследник – сын Михаил. Ксения Ивановна стала думать, что для полного счастья у нее есть все: любящий и заботливый супруг, прекрасные дети, высокое положение в обществе, богатство и знатность. Даже смерть 21 сентября 1597 года сына Льва, родившегося с дефектом ног, наследственным заболеванием Романовых, не стала безутешным горем, поскольку дом наполняли звонкие детские голоса Татьяны и Михаила. До пяти лет их воспитание и образование были полностью на плечах матери и осуществлялись на ее половине.

Ксения Ивановна сама следила за изготовлением для них красивой одежды, специальных детских кроваток, стульчиков и столиков. По ее заказу у заморских купцов приобретались диковинные игрушки: фигурки слонов, тигров, медведей, собак, оленей, потешные куклы, книжки с чудесными картинками, рассказывающими либо о жизни Христа, либо о дальних странах. По сложившейся традиции именно мать должна была обучить детей грамоте.

Хотя Ксения Ивановна мечтала о большой семы}, но, кроме Татьяны и Михаила, ее дети оказались нежизнеспособными. Последний сын, Иван, умер 7 июня 1599 года, он, как и его братья, был похоронен в родовом Новоспасском монастыре в Москве. Родители никогда не забывали своих детей и часто навещали их могилы. Кроме того, они делали в монастырь щедрые вклады на помин их душ.

Со временем обязанностей у Ксении Ивановны в большом боярском доме становилось меньше. Сначала брат мужа. Александр женился на дочери знатною князя Гедиминовича Евдокии Ивановне Голицыной. Потом вышли замуж сестры: Марфа стала женой князя Б. К. Черкасского, Анна – князя И. Ф. Троекурова. Ирина – И. И. Годунова, старшая. Евфимия, уже давно была женой князя И. В. Сицкого. На попечении Ксении Ивановны оставались лишь Михаил. Василий и Иван Никитичи и совсем юная Анастасия Никитична. Они пока не обзавелись собственными семьями.

Братья Романовы были очень дружны, никогда никому нс завидовали и не стремились выдвинуться при дворе, хотя имели на это полное право, так как считались ближайшими родственниками царя Федора Ивановича – их отец Никита Романович был родным братом матери Федора царицы Анастасии. Поэтому они и позволили царскому шурину Борису Федоровичу Годунову захватить лидерство и стать официальным наследником бездетного царя. К тому же по возрасту они уступали опытным политикам и царедворцам Годуновым, возглавлявшим и дворцовое хозяйство, и войско, и дипломатическое ведомство, и сбор налогов с городов.

Поэтому, когда 7 января 1598 года царь Федор Иванович скончался, никто из Романовых не вступил в борьбу за престол. Они были готовы смириться с любым решением Избирательного земского собора, на котором ведущую роль играл патриарх Иов, верный сподвижник Годуновых. При его непосредственном участии новым царем был избран Б. Ф. Годунов, формально не имевший прав на корону, поскольку не состоял в кровном родстве с представителями прежней династии.

Новый монарх по достоинству оценил скромность Романовых и щедро наградил их: Александр получил боярство, Михаил – окольничество, Василий и Иван стали стольниками. Возвысились и их родственники: Б. К. Черкасский стал боярином, И. И. Годунов – кравчим, муж сестры Ксении Ивановны М. М. Салтыков получил окольничество. Вместе с другими родичами, боярами Ф. И. Мстиславским, И. В. Сицким, Ф. Д. Шестуновым (был женат на двоюродной сестре Федора Никитича), они стали представлять в Боярской думе мощный клан. Вполне вероятно, это обстоятельство не могло не беспокоить царя Бориса, но открыто расправиться с возможными соперниками он не мог, что было бы прямым вызовом русской общественности того времени. Ведь при венчании на царство выборный государь обещал в течение пяти лет никого не казнить.

Тогда мстительный и подозрительный Годунов решил убрать Романовых чужими руками. Он официально внедрил систему доносов, согласно которой любой навет принимался на веру, а его сочинитель получал награду.

Первой жертвой новой системы стал боярин Ф. Д. Шестунов. Один из его слуг сообщил царским ищейкам, что его хозяин не слишком почтительно отзывается о царе Борисе. Доносчик получил щедрую награду – поместье и дворянский чин, – боярин же был отправлен в ссылку.

Дело Шестунова получило широкую огласку. Многие слуги стали оговаривать своих хозяев, чтобы обогатиться и возвыситься за их счет. В конце концов все слали опасаться не только прислужников. но и родственников, жен и детей.

Романовым, пользовавшимся всеобщим уважением и любовью, казалось, что система доносов их не коснется. Однако они не знали, что царь Борис уже давно занес меч над их головой. Необходимо было лишь подкупить одного из их слуг. Правда, доносчика удалось найти не сразу. Только в ноябре 1660 года казначей Александра Никитича Второй Бартенев согласился за хорошую плату оболгать хозяина. По разработанному С. Н. Годуновым, главным царским соглядатаем, сценарию Бартенев подложил в кладовую хозяина мешочки с ядовитыми корешками, которые в то время использовали для изготовления смертельного зелья. После этого он настрочил донос в Челобитный приказ. Разобраться с делом было поручено М. М. Салтыкову, мужу сестры Ксении Ивановны, известному своей честностью и прямотой. В доме Александра Никитича начался обыск, и, естественно, корешки были обнаружены. Для разбирательства были подключены патриарх Иов и бояре. Сам царь старался держаться в стороне, чтобы никто не заподозрил его в том, что все «дело Романовых» им же и сфабриковано.

Суд над Романовыми длился полгода. Вместе с многочисленными родственниками все они были признаны виновными в том, что собирались отравить царя Бориса и захватить престол. Оправданий Романовых никто не захотел слушать. Ведь цель разбирательства и состояла в том. чтобы окончательно расправиться с возможными соперниками Годуновых.

По боярскому приговору мужа Ксении Ивановны. как старшего из братьев, насильно постригли в монахи, чтобы он никогда не имел возможности претендовать на престол. С лета 1602 года Федор Никитич стал монахом Филаретом в далеком Антониево-Сийском монастыре. Ему надлежало там жить под строгим надзором пристава и монахов и больше никаких контактов не иметь.

Насильно постригли под именем Марфа и Ксению Ивановну и сослали ее в Толвуйский погост в Заонежье. Жить ей предстояло в небольшой деревне под присмотром местного священника. Судьи не пощадили даже маленьких детей – Татьяну и Михаила отправили в Белозерскую тюрьму вместе с тетками Марфой и Анастасией и женой Александра.

Виновной сочли даже мать Ксении Ивановны, которую постригли в Никольский монастырь в Чебоксарах. При этом судьи вряд ли смогли бы внятно объяснить, в чем вина этой пожилой женщины, а также ее малолетних внуков. Для всех было очевидно одно – царь Борис пытается уничтожить весь род Романовых.

Самое жестокое наказание ожидало братьев Федора Никитича. Александра отправили в ссылку к Белому морю, где он очень быстро скончался по неизвестной причине, видимо, приставы попросту его убили. Михаила смерть настигла в земляной темнице в Ныробской волости около Перми. Его держали в обычной глубокой яме, едва прикрытой досками. Выжить в таких условиях в суровую зиму было попросту невозможно. Василия сослали в Пелым, и к месту заключения ему пришлось брести в тяжелых кандалах, которые так натерли ему ноги, что на них образовалась гангрена. В результате в феврале 1602 года он умер. Выжить удалось только Ивану, хотя он с детства страдал церебральным параличом. Возможно, приставы не решились создать для него нечеловеческие условия, поэтому он лишь тяжело заболел и по приказу царя был перевезен в Уфу. Там о нем стал заботиться племянник И. Б. Черкасский.

Ссылка самым роковым образом сказалась на жизни и здоровье родственников Романовых. Князь Б. К. Черкасский в тюрьме заболел камчугом (род проказы) и скончался. Вскоре эта же болезнь была обнаружена и у его жены, Марфы Никитичны. Князь И. В. Сицкий замерз по пути в Астрахань, куда был сослан; его жена Евфимия Никитична умерла от переживаний в монастыре.

У Ксении Ивановны от обрушившихся на нее бед и от разлуки с детьми и мужем начались нервные приступы, мучившие ее потом всю жизнь.

Следует отметить, что простые люди с большим сочувствием отнеслись к опальным. В Заонежье толвуйский священник Ермолай Герасимов и его жена ухаживали за ссыльной боярыней, передавали ей весточки от детей и мужа, хотя это и было строжайше запрещено. Но они понимали, что только добрые известия помогут Ксении – Марфе выжить в тяжелейших условиях.

Монахи Антониево-Сийского монастыря сделали жизнь Филарета вполне сносной. У него была отдельная келья, при нем жил слуга, который доставлял ссыльному еду и обслуживал его. Запрещалось лишь посещать церковную службу, чтобы нс иметь контактов с посторонними. Царь Борис боялся. что Романовы с помощью своих сторонников организуют против него заговор, поэтому требовал, чтобы они были изолированы от внешнего мира. Однако, как показало время, все его усилия оказались тщетными. Филарет был хорошо информирован о ситуации в стране и знал даже о самозванческой авантюре Лжедмитрия, не без основания полагая, что тот вызволит его из монастыря.

Сведения о гибели братьев Романовых и их родственников будоражили московскую общественность. Всем становилось ясно, что Б. Ф. Годунов не является продолжателем славных дел милостивого и справедливого царя Федора Ивановича, а хочет быть наследником яростного и жестокого царя Ивана Грозного. Эти настроения дошли до двора, и царь Борис решил смягчить участь опальных. Женщинам и детям позволили покинуть тюрьму и переселиться в село Клин Юрьевского уезда под надзор приставов. Там Ксения – Марфа наконец-то смогла обнять своих ненаглядных деток, Татьяну и Михаила, которые за годы невзгод выросли и исхудали. Даже их одежда превратилась в лохмотья, как у нищих.

Пролив немало слез при встрече, Ксения – Марфа стала требовать от приставов для детей побольше продуктов: молока, мяса, яиц и овощей. Но те побоялись сами расширить скудный рацион поднадзорных и обо всем сообщили царю. На этот раз Б. Ф. Годунов решил быть милостивым и повелел не только выдавать нужное количество продуктов, но и купить для всех материю на одежду. Сшить же ее женщины должны были сами.

Получив холсты и сукна для белья и верхней одежды, Ксения – Марфа с Марфой Никитичной и Анастасией тут же взялись за дело. Несмотря на знатное происхождение, они были искусными мастерицами. Вскоре все облачились во вполне приличные одеяния, украшенные не жемчугом и золотой канителью, а искусной вышивкой цветными нитками.

Совместная жизнь в деревенской глуши сдружила узников и надзирателей. Особенно добры были к опальным боярыням В. М. Хлопов и его жена. А дети все вместе зимой катались на салазках, лепили снеговиков и играли в снежки. Летом ходили в лес за грибами и ягодами, купались в реке, водили хороводы, забавлялись лаптой и салками. Крепкие и здоровые Хлоповы во всем опережали хрупкую Татьяну и робкого и неуклюжего Михаила. Но на них никто не обижался. Напротив, Михаил с восхищением наблюдал за бойкой хохотушкой Марией, племянницей В. М. Хлопова, у которой всегда был румянен во всю щеку, задорно блестели глаза и весь облик излучал искристое веселье. Эти детские впечатления навсегда западут в его душу и сердце и скажутся потом на выборе невесты.

Со временем улучшилась жизнь и Филарета. Ему обновили за счет казны обветшавшую одежду и позволили участвовать в церковной службе. Тайком монахи проводили к нему посетителей, которые рассказывали о важных событиях в стране: вторжении войск Лжедмитрия, вялых сражениях с ним армии царя и, наконец, о смерти в апреле 1605 года ненавистного царя Бориса. Опальный монах чувствовал, что скоро его жизнь переменится к лучшему.

Действительно, воцарившийся летом Лжедмитрий, изображая истинного царского сына, вернул из ссылки и приблизил к себе всех своих мнимых родственников, в том числе и Романовых. Филарет вновь оказался в Москве и через некоторое время был рукоположен в Ростовские митрополиты. Его брат Иван Никитич получил боярский чин и вошел в состав правительства самозванца. Вернуться в столицу было позволено и Ксении – Марфе с детьми и родственницами. Хотя она осталась монахинией, но, как опекунша малолетних детей, поселилась с ними в доме на Варварке. Все имения Романовых, ранее конфискованные, были возвращены и отданы под ее управление. Но вернуться к прежней счастливой жизни знатной и богатой боярыни Ксения – Марфа уже не могла. Ее семья была навсегда разрушена, бывший муж отбыл в свою епархию и уже не имел права проживать с ней в одном доме, дети так и не смогли оправиться от невзгод и росли довольно хилыми, собственное здоровье было подорвано.

Хотя многие представители знати догадывались, что Лжедмитрий не был настоящим сыном Ивана Грозного, для Романовых его правление было выгодным. Поэтому никто из них не принял участия в заговоре Василия Ивановича Шуйского, закончившемся 17 мая 1606 года свержением и убийством самозванца. Ксения – Марфа перемены на троне восприняла с большой тревогой, но вскоре оказалось, что ее опасения напрасны. Новый царь, стремительно вознесшийся на престол, не захотел портить отношения со знатью. Все пожалования и назначения Лжедмитрия были сохранены. Пострадали только поляки и низшие чины.

Филарет был приглашен в Москву для венчания В. И. Шуйского на царство. Стали ходить слухи, что именно его новый царь намерен возвести в патриархи взамен свергнутого Игнатия, главного потаковника Лжедмитрия. Пока же Филарету поручили привезти из Углича останки настоящего царевича Дмитрия, чтобы ни у кого не было сомнений в том, что свергнутый «царь Дмитрий» – всего лишь ловкий обманщик.

Филарет успешно справился с возложенной миссией – мощи царевича были обнаружены нетленными, что являлось доказательством его святости. С большим почетом их доставили в Москву и установили для всеобщего обозрения в Архангельском соборе. Свое заключение, сделанное в 1591 году в ходе следствия в Угличе о том, что Дмитрий случайно закололся во время припадка эпилепсии, В. И. Шуйский предпочел забыть, поскольку самоубийцы считались большими грешниками и святыми быть не могли. Теперь он поддержал версию Нагих о том, что царевича зарезали наемные убийцы, подкупленные Б. Ф. Годуновым. Дмитрия объявили новым святым мучеником и прославили по всей стране. Царь Василий надеялся, что это остановит тех, кто собирался поддержать новую самозванческую авантюру уже Лжедмитрия II. Однако в расположенных западнее городах, когда-то помогших Гришке Отрепьеву занять царский престол, многие были недовольны воцарением Шуйского и отказывались верить в святость последнего сына Ивана Грозного. Они были готовы сплотиться вокруг любого, кто бы начал борьбу с боярским царем.