Текст книги "На задворках империи"

Автор книги: Андрей Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Сми-ирно! – рявкнул, приложив руку к каске, Тимофей.

– Вольно, продолжайте. – Копорский козырнул и пошёл прочь.

– Ну что, братцы, вы всё слышали, – когда поручик отошёл подальше, произнёс Гончаров. – За должностями и чинами сам я не гнался, приказали – исполняй должность взводного, значит, буду исполнять. Такое же, как и у нас, положение действительно и в первом, и во втором взводе, где отделенных унтер-офицеров целыми взводами командовать назначили ввиду гибели и увечий прежних командиров. По своей сути ничего для нас всех не меняется, дело понятное – верой и правдой государю и отечеству служить, как сказано в воинском уставе и в присяге, которую каждый из нас давал. Разброда и шатания, пьянки и всякой прочей дури я не потерплю. Где порядок и благочиние, там и нижним чинам служить всегда легче, потому как большое начальство такое подразделение не преследует, а, напротив, всячески поощряет. На совете у командира эскадрона было сказано, чтобы разбить взводы и поделить их на отделения по ровному числу драгун, потому что везде их число разное. Но я буду просить Павла Семёновича так у себя не делать, потому как каждое отделение – это словно бы семья или сложившаяся уже артель-община. Служить в такой привычней, но, с другой стороны, и выполнять задачу начальства ведь этим же количеством придётся. Потому сейчас всё же спрошу – так нужно делать или всё-таки поделить всех поровну?

– Оставить, оставить! – пронеслось по рядам. – Всё верно, со своими оно понятнее и спокойнее служить. Оставить как есть отделения, Иваныч!

– Ну, я так и думал, – сказал, улыбнувшись, Тимофей. – Так уж вышло, что во втором и третьем отделениях унтер-офицеры у нас выбыли. Демьян Ерофеевич по серьёзному ранению в госпиталь, а Еремей Потапович сложил голову под Эриванью. Поэтому везде в отделения я назначаю новых командиров, и в каждом они будут из артельных старшин. Люди они все серьёзные и ответственные, коли уж вы им артельные кассы доверили, опять же люди хозяйственные, так что кому, как не им, командовать. Итак, первое отделение, командиром с сегодняшнего дня назначается Кошелев Федот Васильевич.

На дядьку шикнули, толкнули, и он, встрепенувшись, выкрикнул с места положенное в таких случаях:

– Слушаюсь, господин унтер-офицер. Есть принять первое отделение!

– Второе отделение – командир Кузнецов Илья Прохорович, – продолжил оповещать строй Гончаров.

– Есть принять второе отделение! – откликнулся тот.

– Ну и на третье командиром назначается Круглов Егор Васильевич.

Последовал положенный отклик, и Гончаров удовлетворённо кивнул головой.

– Сами слышали от господина поручика, что приказано привести все войска в надлежащее состояние. До вечера нам нужно просчитать всё, что утрачено в походе, и потом записать это на отдельных листах по оружию, по конскому снаряжению, по амуниции, форменному и вещевому имуществу. Вот этим-то мы сейчас и займёмся. Каждое отделение при своём командире отправляется к месту своего постоя и приступает к учёту. Я ко всем до вечера сам лично подойду и помогу составить нужную бумагу. Взвод, становись! – подал он команду. – Равняйсь! Смирно! Вольно! Командирам развести личный состав по местам!

К ночи перед сидевшим за сколоченным из грубых досок столом Гончаровым лежали исписанные и исчирканные листы бумаги, а сам он, сводя цифры, шептал и пересчитывал всё заново, делая на них пометки.

– Двадцать четыре человека личного состава всего. Так, винтовальные карабины – шесть штук. Тут убыли никакой нет. Все исправны. Мушкетов восемнадцать. Сдано в полковое интендантство семь, получается, восемь утрачено при штурме и переходе через горы. Пистоли штатные в ольстредях для нижних чинов – сорок восемь, сдано четырнадцать, утрата – восемнадцать. А нет. – Он зачеркнул написанное. – Ошибка, шестнадцать, потому как два с поручиком Копорским в общий эскадронный учёт пошли. Нужно будет отдельно это указать. Сабли, сёдла с попоной и вальтрапом, стремена и вся конская ременная сбруя, ольстреди и бушматы, портупеи с пряжками и штыковыми ножнами, суконные седельные чемоданы, саквы, торбы и водоносные фляги, а ещё ведь форменное обмундирование. – Тимофей взъерошил волосы. – Господи, когда же я со всем этим разберусь? Ну точно ведь не успею до завтрашнего вечера.

– Иваныч, ложись спать, утро вечера мудренее, – заглянув через плечо командиру, произнёс сочувственно Кошелев. – Глаза ведь ослепнут вот так в потёмках на бумаге чиркать.

– Сейчас, ещё немного, Федот Васильевич, – вздохнув, ответил Гончаров. – Нужно хотя бы на черновое всё свести, а уж потом начисто днём перепишу.

– Ну-ну, тогда и третью зажигай. – Кошелев приставил к масляному светильнику ещё одну толстую сальную свечу. – С трёх-то огней уж не попортишь, небось, зрение.

– Спасибо, Васильевич, – поблагодарил дядьку Тимофей. – Я потом восполню, прикуплю свеч.

– Да ладно. Дело-то ведь нужное. Глядишь, ежели всё правильно подашь в бумагах, то и пополнят в вещевом убыль. Я-то вот не сподобился грамоту осилить, извиняй, не помощник тут тебе.

– Да ничего. Справлюсь. Ты ложись, ложись. – И принялся крыжить в листе наличие шанцевого инструмента и походной утвари. – Котлы медные, лужёные, с крышками; сенокосные косы; топоры; лопаты; кирки и мотыги. Нда-а, треть только обозом вывезли, большую часть, получается, по дороге бросили. – Он покачал головой. – Ну да, понятно, тут самим бы всем выйти с ранеными и больными, да по таким сугробам. Какой уж тут на себе тяжести тащить. Так, палатки солдатские, парусиновые – одна штука, и тут такая же недостача.

Обязательное наличие шанцевого инструмента и походной утвари на драгунский эскадрон по вещевому штатному расписанию 1812 года

Котлы медные, лужёные с крышками – 16

Сенокосные косы – 16

Топоры – 15

Лопаты – 8

Кирки – 4

Мотыги – 4

Вскрикнул во сне, неудачно повернувшись Еланкин, и громко застонал. Тимофей подошёл к нему и помог перевернуться на другой бок.

– Тише, тише, Коля! Ну вот куда ты на этот бок всё ложишься? Рано тебе ещё, – произнёс он приглушённо. – Только-только всё затянулось. Смотри, разбередишь рану – придётся потом в госпиталь идти.

– Занемело всё, Тимофей Иванович, – прошептал тот, приподняв голову. – И не заметил даже, как перевалился. Всё-всё, прошло, не нужно в госпиталь. Тут, в своём отделении, лучше всё заживает. Я ведь и в строй уже могу встать, как Балабанов, ну чего уж, прямо как немощный.

– Ладно-ладно, встанешь скоро, спи давай, – проворчал Гончаров и пошёл обратно к столу.

– Силовича, конечно, не хватает сейчас, – посетовал командующий первым взводом Игнатов. – Столько дел разом навалилось, за некоторые и не знаешь, с какого конца даже браться.

– Вставать уже начал, вчера только к нему заскакивал, – произнёс стоявший на правом фланге эскадрона вместе со взводными Гончаров. – Долго поговорить не дали лекаря, выперли, но кое-что он всё же подсказал.

– Наш пострел везде поспел! – воскликнул Пестов. – Вот ты шустрый, Тимоха! Я только было подумал к нему заглянуть, посоветоваться, а ты уже, выходит, опередил.

– Да и ты заходи, Егорка, чего такого? – заметил, усмехнувшись, Гончаров. – Ефиму Силовичу приятно будет, что в эскадроне его не забывают, там и Плужин, кстати, неподалёку от него. Сам меня спрашивал недавно, как там дела в эскадроне.

– Зайду, непременно зайду. Я на той неделе пытался проскочить, наведаться, так ведь близко к раненым не допускают. Карантина у них там эта самая, всё в большой строгости.

– Уметь просто нужно заходить и знать когда, – хмыкнул Гончаров.

– Чего раскудахтались?! – зло бросил стоявший поодаль Зимин. – Никакой субординации, как на базаре стоите, а не в воинском строю. Коль поставили вас взводными, так хоть статус, полагающийся должности, соблюдайте!

– Виноваты, ваше благородие, – произнёс вежливо Гончаров. – Спасибо за науку.

– Угу, – хмыкнул Зимин и отвернулся.

Дальше взводные до подхода Кравцова и Копорского стояли уже молча.

Глава 8. «За что крест?!»

– Заходи, Тимофей, наш взвод всё, я самый последний. – Якушев аккуратно расправил лист бумаги, который держал в руках. – Помял, что ли, чуток? Вот ведь неловкий. Теперь поручик заругает.

– К Зимину несёшь? – спросил сочувственно Гончаров.

– К нему. Вам-то хорошо, сами на месте всё решаете. А мне, как челноку, везде сновать приходится, ещё и ответ держать. Чуть что не так – дурак, а то и затрещину отвесит.

– Да уж, непростой характер у Николая Андреевича, – проговорил со вздохом Тимофей. – Держись, Гриша.

– А чего делать? – Тот развёл руками. – Моя б воля – в рядовые драгуны спрыгнуть. Да ведь не даст покоя, затюкает. Ладно, пойду. – И развернувшись, унтер потопал по улочке к месту расквартирования взвода.

В открывшуюся дверь вещевого склада выглянула голова квартирмейстерского писаря.

– Тимофей, чего стоите? Заводи своих! – крикнул он. – Игнат Матвеевич уже ругается.

– Иду, иду! – воскликнул Гончаров. – Постойте пока, братцы, – обратился он к драгунам. – По одному, начиная с отделения Кошелева, сейчас я сам буду вызывать.

– Не торопитесь, как я погляжу, – проворчал сидевший за столиком старший каптенармус полка. – А я вот скоро на обед уйду, и стойте потом, ждите.

– Игнат Матвеевич, да мы поспешали, – проговорил с улыбкой Тимофей. – Я уж и людей выстроил, чтобы без заминки заходили. Ну чего ругаешься?

– Не начинал ещё даже, – хмыкнул тот. – Ладно, давай первого заводи.

– Блохин! – выкрикнул взводный. – Забегай быстрее.

– Тут я. – Драгун заскочил внутрь. – Здравствуйте, люди добрые. Мне бы всю одёжу и амуницию поменять.

– Шуткуешь всё, Лёнька, – проворчал каптенармус. – Держи. – И протянул серую однобортную шинель. – Погоны сам на неё нашьёшь. – Он положил на стол розовые матерчатые лоскуты. – Хлястик проверил? Есть? Ага, дальше. Панталоны из белого сукна под высокий сапог, которые под строй. Забирай. Рейтузы с чёрной кожаной обшивкой в шагу и пуговицами, походные, эти под укороченный сапог. Перчатки белые замшевые с крагами для строя – одна пара. Галстук чёрный суконный с завязкой на тесёмках. Всё. Расписывайся у Елисея и выходи.

– Всё-ё? – протянул огорошенный Лёнька. – Игнат Матвеевич, как же всё?! Да тут едва ли четверть от положенного будет? Сказали же, к генеральскому смотру старое заменят.

– Блохин, ты долго будешь моё терпение испытывать? – проговорил устало каптенармус. – Всё, что приказано было выдавать, то я и выдаю вам. Скажите спасибо и на этом. У вас время носки ещё не вышло. Сапоги вы свои пожжённые в Нухе только год как сменили. Каски тоже. А для смотра, тут больше всего шинель в глаза бросаться будет. Велено было в шинелях, пусть даже и жара будет, в строю стоять. Остальное давайте сами штопайте. А то привыкли они, понимаешь, раньше времени мундир менять. Избаловались. А если ревизия со столиц приедет, что, Тормасов сам, что ли, с ними, с ревизорами, объясняться за недостачу будет? Расписался?!

– Расписался, – буркнул, выводя на листе заглавную букву своей фамилии, Лёнька.

– Ну вот и скатертью дорога. – Каптенармус махнул рукой. – Следующего давай!

– Драгун Кошелев! – Ветеран подшагнул к столу.

– Федот Васильевич. – Каптенармус, взглянув на вошедшего, улыбнулся приветливо. – Слышал я, в чинах ты растёшь? Отра-адно, отрадно. А почему я унтерских галунов у тебя не вижу?

– Да не-ет, Матвеевич, ты чего? В рядовых я пока. – Тот мотнул головой. – Временно на отделенного командира поставили.

– Ну-у, это пока временно. – Тыловик хитро тыловик. – Ладно, галунную ленту давать сейчас я не буду, не к месту это как бы. Вещевое пока получай. Ну что, с шинели, пожалуй, и начнём…

В конце февраля – начале марта в Тифлисской равнине прошли сильные дожди, и по размякшей земле топали сапоги проходивших воинских подразделений.

– Шире шаг! Равнение в рядах держать! – покрикивали командующие колоннами офицеры.

– Бум, бум, бум – отбивали такт марша ротные барабанщики.

Драгунам тоже приходилась несладко, помимо пешего прохода, им приходилось отрабатывать его и на конях. А время неумолимо приближалось к назначенному генеральскому смотру. Полковое начальство нервничало и заставляло по новой месить грязь. Прошло десятое марта, но команда на его проведение так и не поступила.

– Главнокомандующий занят посольскими делами, – разъяснили драгунам всё знающие штабные писаря. – Из Тегерана новое посольство пришло, персы уверяют, что дружить с нами хотят, а особые шахские люди местные народы лихими речами к бунту склоняют. Потому то там, то здесь они и вспыхивают.

Действительно, не успели разогнать под Кубо́й войско Ших-Али-хана, приведшего в свои бывшие владения горцев, как в Имерети поднял мятеж Соломон II. На всё это новому главнокомандующему приходилось отвлекать значительные силы не успевших ещё восстановиться войск.

– В Турции тоже, говорят, сейчас неспокойно, – продолжали «просвещать» штабные. – После большого ноябрьского мятежа новый султан крепко с англичанами сдружился, те ему золота на кораблях и оружия навезли и, оттеснив французов, теперь сами войска правильному бою учат. Вот он и склоняется к тому, чтобы перемирие с нами прервать, и похваляется выбить с Валахии и Кавказа. Так что не быть миру, братцы, опять супротив всех нам придётся воевать.

Наконец пришло известие о провидении большого генеральского смотра с теперь уже окончательным сроком, определённым на двадцатое марта.

– Старайтесь лучше, братцы, – напутствовал своих драгун подполковник Подлуцкий. – Как мы сегодня себя покажем, такого потом мнения о нас и будет новый главнокомандующий.

В последний раз пробежались вдоль колонны эскадронные командиры, осматривая ряды, от головы долетел сигнал штаб-трубачей, и полк пошёл к выбранному для парада месту.

– Одно хорошо, земля чуть просохла, – до Тимофея долетел из-за спины голос Кошелева. – Дойдём до нужного поля, хоть грязью не заляпаемся, как раньше.

Мартовское солнце припекало по-летнему. Так и хотелось скинуть с себя эту надетую не по сезону шинель и остаться в одном лишь мундире. Но об этом и думать даже не моги! Единообразие войск нарушать было никак не позволительно. Зазря, что ли, выдали их всем, причём только недавно завезённые из Астрахани? Так что парились все вместе от рядового и до полковника включительно. Генералы же стояли в своих чёрных плащах на сколоченных помостах подле Тормасова и, помахивая султанами из перьев на своих широких шляпах, вели промеж собой и со стоявшими тут же представителями местной и чужеземной власти начальственные и, конечно же, мудрые беседы.

Ехавший правофланговым Гончаров скосил глаза. Важный генерал, похоже, как раз сам Тормасов, кивая на проходившие мимо ряды кавалерии, пояснял что-то краснощёкому толстячку в чалме и дорогом шёлковом халате.

«Персидский или османский посланник? – гадал Гончаров. – А может быть, кто-нибудь из местных ханов? А пёс их знает, этих восточных правителей. Да-а, хитёр Александр Петрович, неспроста он сие действие устроил. Видно, хочется ему убедить всех с ближних и дальних окрестностей, что Российская империя в Закавказье сильна и неудачный Эриванский поход на состояние её войск здесь никак не повлиял. Потому и артиллерию со всего края собрали. Вон она на передках позади катит, даже сквозь цокот копыт слышен грохот орудийных колёс».

«Точно, он самый Тормасов это и есть», – уже стоя в первой шеренге развёрнутого полкового строя, Тимофей признал того самого, отмеченного им, генерала. Теперь после наблюдения за проходившими торжественным маршем войсками он, как и полагается, вместе со своей ближней свитой объезжал выстроенные войска. Вороной жеребец, прядая ушами, косился на драгунских коней, а их высокопревосходительство вглядывался в лица их всадников.

Вот кавалькада, миновав знамя и полковой штаб, проехала вдоль шеренг первого эскадрона и приблизилась ко второму.

– Сми-ирно! – рявкнул штабс-капитан Кравцов и отсалютовал командующему саблей. Тот окинул мельком взглядом его фигуру, милостиво кивнул и поехал вдоль шеренги. Первый, второй и третий взвод, вороной конь шёл без остановки. Задрав вверх подбородок, Тимофей сидел в седле, развернув плечи и выпрямив спину. Ну же ещё чуть-чуть, а там уж третий эскадрон будет.

«Вороной» замер прямо напротив.

– За что крест?! – раздался густой, сильный голос.

«Да, блин, может, не мне?! – мелькнула паническая мысль. – А кому же ещё тут?» И чуть опустив глаза, он встретился с властным взглядом «самого».

– За Ахалкалакское сражение, вашвысокпревосходительство! – рявкнул он после секундной заминки.

– За что?! – всё тем же грозным голосом повторил Тормасов.

– За захват османского флага и вынос раненого офицера из стен вражеской крепости, вашвысокопревосходительство! – собравшись с духом, вновь прокричал Тимофей.

На ухо генералу что-то шептали, и он недовольно тряхнул головой.

– Я знаю, что только трое таких. Их по всей империи едва ли полусотня наберётся. Кто таков?! – Он перевёл опять на драгуна грозный взгляд.

– Исполняющий обязанности командира взвода младший унтер-офицер Гончаров! – набрав в грудь воздуха, прокричал тот скороговоркой.

Тормасов повернул голову к штабному офицеру с горжетом полковника.

– Владимир Сергеевич, в егерях тоже с таким же крестом старший унтер-офицер стоял, и тоже при исполнении должности взводного. Как уж его фамилия?

– Гнездилов Иван, фельдфебель, пятнадцатый егерский, – доложил тот без заминки.

– Чем вам не готовые офицеры? – Он кивнул на драгуна. – Это пока мы из Шляхетского и кадетских корпусов юнкеров сюда дождёмся? Им ведь ещё и воинскую науку в войсках постигать, сырые ведь они совсем будут. А эти вон уже взводами командуют. И среди награждённых Аннинскими медалями ещё нужно поглядеть.

– Знаю я, что из крепостных основная масса! – перебил он полковника. – А всё же хоть кто-то, но начальной грамотой должен владеть. Им не роты с эскадронами водить, а в прапорщиках или подпоручиках служить, так что ничего страшного. Подайте-ка мне список всех награждённых нижних чинов, Владимир Сергеевич, к пятнадцатому числу. Пусть там сроки их выслуги будут указаны, где они отличились и какими науками владеют.

Вороной повёз своего седока дальше вдоль шеренги, а Тимофей выдохнул воздух. «Пронесло!»

После смотра миновал день, драгуны обихаживали своих коней у Куры, вместе со своим взводом чистил недавно полученного жеребца и Гончаров.

– Не балуй, не балуй! – Он похлопал его по спине. – Ну Янтарь, тихо ты, тихо стой! Будешь баловать – гостинец не получишь.

– Молодой, горячий, ему воли надо, – заметил подошедший Лёнька. – Видать, объездили коня плохо. Да и Осипа Кожевникова, царствие ему небесное, всего-то полгода он на себе возил. Ох, чую, намаешься ты, Тимоха, с ним.

– Ничего-о, как-нибудь спра-авлюсь, – протянул Гончаров. – Уже привыкать друг к дружке начали. На генеральском смотре сильно боялся, что подведёт. А видишь как, пронесло. Была бы Зорька жива, оно бы, конечно, спокойнее мне с ней было. Ну, тут что уж говорить.

– Да-а, не выдержала кобыла горного перехода, – вздохнул Блохин. – Старенькая уже ведь была, изъездилась вконец. Ладно Зорька, а у борисоглебских драгун вообще почти что все кони пали. Один только полковой штаб верхом к Тифлису приехал. Умора, пешей колонной потом на Моздок потопали, словно какие-то егеря.

– Унтер-офицер Гончаров! Гончаро-ов! – послышался отдалённый крик.

– Тебя ищут. – Ленька кивнул в сторону ехавшего со стороны города всадника. – Из полкового штаба вестовой новый вроде, на него сильно похож. Ну точно он. Здесь Гончаров! Ту-ут! – крикнул он, помахав рукой.

– Командиру четвёртого взвода второго эскадрона унтер-офицеру Гончарову прибыть в полковой штаб незамедлительно вместе с драгунами, имеющими Аннинские медали, – скороговоркой прокричал вестовой. – Братцы, а где первый взвод Игнатова, не подскажете? Там тоже награждённый один есть, второй-то взвод я уже оповестил.

– А вон туда скачи. – Блохин махнул, указывая вниз по течению. – Там поворот у Куры и за ним заводёнка небольшая. Вот там Игнатов со своими драгунами и стоит.

– Он как раз-то мне сам и нужен, благодарю. – Манерно кивнув головой, вестовой развернул коня и поскакал вдоль реки.

– Благодарю-ю, – повторил, передразнивая, Блохин. – Какие же мы манерные, из дворянских детей сами. Видал, не зря вон на погонах нашит гарусный шнур. Молодой совсем, но шустрый, такой в нижних чинах долго не заслужится, глазом не успеешь моргнуть, как эполеты наденет.

– Да и Бог с ним. – Тимофей пожал плечами. – Помоги лучше коня дочистить, чем болтать попусту. Потом все втроём вместе поедем.

Около кирпичного особняка, занимаемого штабом Нарвского драгунского полка, было шумно. Стояли отдельно господа офицеры. Толпились кучками нижние чины.

– Игнатова не видели?! – крикнул, завидев подъехавшую троицу, Кравцов. – Его только одного из наших не хватает.

– Здравия желаю, ваше благородие! – Гончаров козырнул, соскочив с коня. – За ним вестовой из штаба поехал, мы ему дорогу показали. Думаю, что Игнатов совсем скоро здесь будет.

– Ладно, подождём. Так, второй эскадрон, сюда все, ко мне подошли и слушайте! Идём на представление сразу после первого эскадрона. У них там трое, а у нас пятеро. Захо́дите к полковому командиру только после моей команды. Здравия, как дурным, орать там не нужно, не на плацу. Выстроились в линию и представляетесь один за другим, начиная с тебя, Тимофей. Вот ты у нас правофланговым и будешь. Задают вопросы – отвечаете чётко и коротко, околесицу всякую не несите.

В приоткрывшуюся дверь высунулась голова старшего караула.

– Их высокоблагородие изволит из первого эскадрона людей пригласить! Пожалуйте в штаб, господин поручик.

Вслед за исполняющим обязанности командира первого эскадрона в здание прошли два унтера и рядовой драгун.

– Ну вот, уже первый пошёл, а Игнатова всё нет, – проворчал Кравцов. – Где там его носит?!

– Ваше благородие, вот он. – Блохин показал рукой в конец улицы. – Спешит, скачет, сейчас тут будет.

– Ла-адно, успел, – выдохнул командир. – Ну теперь ждём, когда нас позовут. Никифор, а ну поди сюда! – подозвал он эскадронного писаря. – Сводный лист давай мне, а сам за дверью с копиями личных формулярных списков и всех прочих бумаг будешь стоять. Потребуются – крикну тебя.

– Так у них там подлинники будут, ваше благородие, – пробормотал тот. – Зачем я там со своими копиями нужен?

– Ты мне тут не бухти! – рявкнул недовольно Кравцов. – Я сам знаю, что и как делать нужно! Будешь стоять и ждать, где сказали, а нужно будет, так и внутрь вместе со всеми зайдёшь! Может, там, в полковой канцелярии, вдруг заминка какая выйдет, а тут у нас, в эскадроне, со всеми бумагами полный порядок. Как-никак именно у нас больше всех представляемых, так что лишним уж точно не будешь.

– Есть, слушаюсь, у входа стоять, – промямлил Никифор.

Дверь распахнулась, и вслед за поручиком вышли трое драгун с алеющими аннинскими бантами на груди.

– Их высокоблагородие изволят из второго эскадрона пригласить! – провозгласил всё тот же караульный унтер. – Господин штабс-капитан, пожалуйте внутрь.

– За мной! – сказал Кравцов и поднялся первым по ступеням.

– Господин подполковник, пять награждённых нижних чинов из второго эскадрона представляются по случаю вызова! Отсутствует командир отделения младший унтер-офицер Плужин, находящийся в госпитале после ранения.

За столом, накрытым зелёной скатертью, сидело трое господ офицеров. В самом центре – подполковник Подлуцкий, по левую его руку – заместивший погибшего Кетлера капитан Самохваловский, по правую – прибывший только недавно в полк с Моздокской линии ещё никому не знакомый майор. Сбоку от этого стола за небольшим, похожим на журнальный, столиком сидели старший полковой писарь и его помощник.

– Представляйтесь! – прошипел Кравцов. – Ну!

– Исполняющий обязанности командира взвода младший унтер-офицер Гончаров! – рявкнул Тимофей.

– Младший унтер-офицер Игнатов! Младший унтер-офицер Пестов! Драгун Блохин! Драгун Кошелев! – выкрикнули вслед за ним все остальные.

– Гончаров Тимофей. Из крепостных помещицы Дурасовой Стерлитамакского уезда, Верхоторской волости. Обучение: церковно-приходская школа два класса, горнозаводское училище тоже два, – зачитывал лежавшую перед ним бумагу Самохваловский. – В рекрутах с июля 1803 года, сначала был в Уфимском депо, потом в Астраханском. Из последнего выпустился в войска с отличием и примерной характеристикой. По участию в боевых действиях: штурм Гянджи, Нухи, Ахалкалака, дважды Эривани, семь полевых сражений, три раза был ранен. Бежал из плена, вынеся на себе офицера, за что представлен к унтер-офицерскому чину. За отменную храбрость в боях 1805–1806 годов, особенно во время рейда полковника Карягина в Нахичевань, награждён медалью ордена Святой Анны. За особую храбрость и захват неприятельского знамени в крепости Ахалкалак и спасение там же раненого офицера особым указом государя императора награждён знаком отличия Военного ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия…

– Грамотный? – перебил капитана Подлуцкий.

– В формуляре указано, что читать и писать умеет, знает счёт и сложение, – ответил Самохваловский. – Также владеет начальными знаниями по химии и физики, умеет переносить местность на бумагу…

– Языками, конечно же, не владеет? – опять перебил, недослушав, Подлуцкий. – Знаешь какие-нибудь иноземные слова, Гончаров. – Он обратил взор на драгуна.

– I speak English a little…^[2] – слегка запнувшись, ответил тот.

– Where and who taught you the language?^[3] – спросил сидевший за столом майор.

– I was a acolyte to the landowner’s son, I learned the language with him^[4], – ответил после секундной заминки Тимофей.

– Однако, вот вам и крепостной, – хмыкнул Подлуцкий. – У нас вон из Дворянского полка, что при Втором кадетском корпусе открыли, такие порой болваны приходят, упаси Бог! Там та ещё, я вам скажу, подготовка, еле писать и считать многие выпускники умеют. Так, ну химия и физика, у него, наверное, с горнозаводского училища, да и съёмка местности. Так-то это тоже для рудознатца дело важное.

– Он у нас вообще грамотей, – заметил, усмехнувшись, Самохваловский. – Книги в лавках у букинистов постоянно скупает, даже из моего эскадрона один взводный у него их читать брал.

– За судом не был, в порочных связях не замечен? – спросил у Кравцова подполковник. – Не пороли его, надеюсь?

– Тут такое дело, Сергей Александрович, – негромко проговорил штабс-капитан. – Под кнутом он был.

– Ну, тогда какие могут быть разговоры?! – Подполковник развёл руками. – Все вы знаете, господа, что честь офицерская превыше всего! Как же человек, претендующий на получение личного дворянства вследствие обретения первого офицерского чина, и может быть подвергнут телесным наказаниям?

– Так он не нами был наказан, господин подполковник, не нашей, так сказать, властью, – продолжил излагать Самохваловский. – А врагами. Можно сказать, в качестве пытки удары кнутом приняв, ещё и за своего взводного командира, тогда ещё прапорщика Копорского. У нас про этот случай в полку все знают.

– Вот оно ка-ак, – протянул Подлуцкий. – Тогда это меняет дело, был пытаем неприятелем, но честь русского солдата не посрамил, командира и родину не предал и на сторону врага не переметнулся. Хм, интересно. Пусть поручик Копорский отдельной бумагой на моё имя об этом случае подробно доложится, а я в главном штабе посоветуюсь. Следующий.

– Младший унтер-офицер Игнатов Афанасий, из крепостных помещика Басова Орловской губернии, – зачитывал Самохваловский. – Грамоте не обучен. В рекрутах с сентября 1796 года. Унтер-офицерский чин получил после первого штурма Эривани. Участвовал в пяти приступах и девяти полевых баталиях. Трижды был ранен. За примерную храбрость на поле боя награждён Аннинской медалью…

– Читать, считать и писать совсем не можешь? – строго спросил Игнатова подполковник.

– Никак нет, вашвысокоблагородие, не сподобился. Складывать могу немного, считаю до ста, но вот писать, виноват, никак не получается.

– Нда-а, печально, – со вздохом отметил Подлуцкий. – Следующий.

– Драгун Блохин Леонид, в рекруты уходил вместе с Гончаровым в одно и то же время, они с ним из одного уезда, – зачитывал с лежавшего на столе листа капитан. – То же Уфимское и Астраханское депо, последнее также окончил с отличием. Участвовал, как и Гончаров, в пяти штурмах и семи полевых сражениях. Дважды был ранен…

– Грамоте обучен? – прервал Самохваловского командир полка.

– Учусь, вашвысокоблагородие! – Лёнька прищёлкнул каблуками.

– В формуляре отмечено, что неграмотный, – вставил капитан.

– Подойди-ка к тому вон столику, – потребовал Подлуцкий. – Матвеев, а ну дай ему лист! А ты, Блохин, напиши на нём название нашего полка, своё имя и фамилию.

Лёнька взял протянутое ему перо, макнул его в чернильницу-непроливайку, с ходу поставил на листе большую кляксу, которую тут же смахнул наслюнявленным пальцем, немного подумал и, пришёптывая, начал выводить буквы.

«Чего он царапает? – с тревогой думал Тимофей. – Тут как ни пыжься, столько времени никак не сможешь три слова выводить».

– Ну-у, долго ещё ждать? – недовольно бросил подполковник. – Матвеев, подай мне его художества.

Старший писарь выдернул из-под писчего пера у Лёньки лист и протянул его командиру.

– Нда-а, «учится он», – разглядывая каракули, проговорил Подлуцкий. – Из всех трёх слов лучше всего фамилию свою вывел, и то её первые четыре буквы. Расписываешься так, небось, в получении жалованья? «Блох»? – хмыкнул он, показывая лист сидевшему рядом майору и капитану Самохваловскому. – Все руки вон и даже морду чернилами вымарал. Лист затёр. Следующий!..

– Будешь ты у нас, Лёнька, теперь блох, сиречь вша, только вот мужского пола, – подшучивали над товарищем ехавшие в своё расположение драгуны.

– Да идите вы все в баню, зубоскалы! – ругнулся тот. – Я, может, заволновался от такого большого внимания. В первый раз ведь с самим господином полковником беседы вёл.

– И даже письмо ему писал, – хохотнув, произнёс Игнатов.

– Ой-ой-ой. – Лёнька покачал головой. – Я-то, может, и пытался хоть что-то писать, а кто-то просто лапки кверху поднял – «ничего не умею, ничего не знаю, вашвысокоблагородие, безграмотный я».

– Ладно, ну чего ты обижаешься, я же шутейно, – усмехнувшись, проговорил Игнатов. – Ты и правда хоть четыре буквы своей фамилии уверенно пишешь, а я даже и того не могу. Не быть нам в благородиях, братцы, окромя Тимохи.

– Да ладно вам, – проронил тот. – Какие уж там «благородия». Сказали же, всё главнокомандующий будет решать, а потом ещё и Военная коллегия в столице. Да и выслуги унтерской у меня совсем мало, три года вместо положенных двенадцати. Что-то я не верю во всё это.