Текст книги "Не время для смерти"

Автор книги: Андрей Жолобай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Часть 2

Глава 1

– Хой, – рявкнули дружно две дюжины глоток.

Качнулось пламя свечей, разбрызгивая тени по сторонам. Столешница, отполированная рукавами многочисленных посетителей до зеркального блеска, навевала мысли о времени. Это оно крошило в песок каменную кладку стен, подтачивало термитами балки потолочных перекрытий, чернило некогда светлую древесину мебели. Время беспощадно ко всему и ко всем.

Мой проводник тоже орал «хой» вместе с остальными и гремел дном периодически пустеющей кружки. Жадно вгрызался в кусок жареного мяса. И пел, и пил, и снова пел…

Мне было немного неуютно. Нет, никто не бросал в мою сторону любопытные взгляды, не требовал рассказать свою историю. Казалось, людям, утоляющим голод под крышей этого заведения, нет до меня совершенно никакого дела.

Со мной здоровались, когда здоровались с Прохором. Мне кивали и подмигивали, пока он рассказывал, где пропадал последние несколько дней. И как повстречался со мной. Через меня передавали блюда и кувшины с пивом, нисколько не заботясь о том, понимаю ли я, что с ними делать далее. Я был фрагментом этой орущей и жующей многорукой химеры. И, в то же время, был вне неё.

Положа руку на сердце, приходилось признать, что я всегда был частью чего-то большего. Совсем недавно элементом безграничного мрака, до этого компонентом виртуального кармана на внутреннем сервере, ещё раньше фрагментом чьей-то жизни…

Прохор протянул через стол кружку.

– Плесни из фляги на донышко, – толи попросил, толи потребовал.

Я прекратил попытки разобраться в суровых интонациях его голоса еще в лесу. Служанка принесла очередное блюдо: куски жареного мяса, украшенные листьями салата и крупно нарезанными овощами. Один из стражей не удержался и шлепнул лопатообразной ладонью чуть ниже поясницы девушки.

– Ты, красотка, не зевала: в молоко сперва ныряла, там, в котел с водой вареной, а оттудова в студеный. А затем, небось, молилась и спокойно спать ложилась?

От поэтического подката в стиле Петра Павловича Ершова опешил не один только я. Руки Прохора и подавальщицы столкнулись над столом. Здоровяк неуклюже дернулся, разбрызгивая налитую мной жидкость. Несколько капель попали на кожу девушки. Она отпрянула, словно не алкоголь, а раскаленное на сковороде масло обожгло не прикрытое рукавом предплечье.

До этого момента, казалось, хмель не способен справиться с организмом моего спутника. Но вот он смотрит слегка мутным и рассеянным взглядом, кривая улыбка обнажает желтые зубы.

– Прости красавица, совсем старый стал.

Меня озадачили очередным кувшином, и я отвлекся, в поисках подходящего для него места. В голове уже основательно шумели теряющие трезвость мысли. На другом конце стола затянули очень знакомый по ощущениям мотив. Память настойчиво молчала, не раскрывая деталей впечатления, но я уже ничему не удивлялся. Мне хорошо и радостно, сейчас я буду петь вместе со всеми. Пусть даже мне придется тянуть безликое «ла-ла-ла» вместо сгинувшего в беспамятстве текста.

Тяжелая рука легла на плечо.

– Пойдём погутарим.

Меня не смутил ни совершенно трезвый взгляд Прохора, ни срочная необходимость поговорить. Судя по всему, я уже привык к тому, что человек, ставший моим проводником в новую жизнь, окончательно и бесповоротно непредсказуем. Шаркая ногой о поверхность дороги, сбивая с подошвы сапога в пыль коровью лепешку, он мог рассуждать с горечью в голосе о благах оставшейся по ту сторону цивилизации. А за столом в таверне орать дикую похабщину, глотая слова вперемешку с пивом прямо из бочонка. Что-то о том, как хорошо вырвать из вражеской груди ещё живое трепещущее сердце… Сейчас вот это древнее «погутарим».

Но, если наблюдать достаточно долго, то, порой, я замечал, как руки Прохора привычно подхватывали со стола приборы: вилку в левую, нож в правую. Мужчина какое-то время недоуменно смотрел на свои ладони и зажатые в них предметы сервировки, а затем аккуратно клал их обратно на стол и с кровожадной улыбкой вонзал кинжал в очередной кусок, жаренной на огне оленины.

Изначально нас было всего пятеро желающих отужинать в трактире на окраине небольшой деревушки. Тогда ещё мне удавалось выхватить из разговоров старых знакомцев несколько вполне понятных предложений. Теперь же я едва понимал отдельные слова. Вырванные из общего контекста разноголосых воплей, они все равно не давали возможности увязать обрушившиеся на меня неизвестные в одно уравнение.

– Подожди там, я сейчас, – бросил мне Прохор, протягивая руку очередному громиле, ввалившемуся в трактир.

Я шагнул за двери. Лицо обдало порывом тёплого, сдобренного цветочной пыльцой и запахами трав, ветра. Точно так же, как тогда, когда я открыл глаза в этом мире впервые.

Глава 2

Звук. Поначалу сознание споткнулось именно об него. Хек… И дрёма рассыпалась на тысячи мелких осколков. Хек… Будто упорный дровосек колошматит орудием труда по крепкому дубовому кряжу, старательно выдерживая ритм и силу удара. Хек… Потревоженное воображение рисовало картину разлетающейся по сторонам щепы, массивный колун на длинном и узком топорище в мускулистых руках. Хек… Окружающее пространство постепенно заполнялось прочими звуками: птичьим щебетом, шорохом листвы на ветру, рычанием…

Рычание?! Картинка слегка плыла перед широко распахнутыми глазами. Небо скрывалось за густой листвой, нависшей над головой кроны. Казалось, листья забираются друг под друга, словно прячутся от невыносимо яркого солнечного света. В ноздри проник запах свежей травы и… Кровь! Зрение, наконец, сфокусировалось. Шея противно захрустела, поворачивая голову в поисках источника звука. Хек…

Непослушное, чужое тело повиновалось с изрядным запозданием. Бессильные руки упирались в выступающие из земли древесные корни, сползали по ним, в плотную, незнакомую с плугом землю. Наконец-то, спина почувствовала шероховатые выступы коры. Я сделал глубокий вдох. Хек… Еще один раздражающий хруст шейных позвонков и глаза обнаружили в конце концов то, что так напряженно искали. Хек…

Разум определил место действия поляной, и я не смел с этим спорить. Достаточно сложно назвать полем боя крохотный пятачок, диаметром не более полутора десятка шагов. Импровизированное ристалище по периметру окружала мрачная щетина леса. Посреди поляны одиноким клыком возвышался дуб. Ветви могучего дерева укрывали тенью практически всю свободную от прочих деревьев территорию. Наперекор классику, ни златой цепи, ни кота, а тем более ученого, возле дерева разглядеть не удалось. Открывшаяся моему взору картина изобиловала волками. Память лишь определила название хищников, отказываясь предоставлять информацию о том, доводилось ли мне ранее сталкиваться с пресловутыми санитарами леса. По-видимому, для понимания опасности сложившейся ситуации вполне хватало инстинктов.

Крупный, даже на фоне необъятного дерева, мужчина размахивал топором. Хек… Хищник пересекался со сверкнувшей на солнце сталью и, ломая траекторию прыжка, нырял в траву. Хек… Новый взмах и еще одна жертва катится по земле, сминая изумрудное покрывало растительности. К человеческой фигуре устремляются сразу три серые тени. Контуры животных размазываются в стремительных прыжках… Я изо всех сил сдерживаю рвущийся из горла крик. Где-то на задворках сознания успевает промелькнуть мысль, что мои вопли принесут мало пользы, отвлекая, вступившего в схватку со стаей, здоровяка.

– Р-р-р-р-р-р-р-ра-а-а, – разносится над поляной рокот человеческой глотки.

Звук просачивается сквозь частокол деревьев и возвращается отголосками эха. Мужчина раскручивается вокруг собственной оси, словно бросается в дикий необузданный танец. И завершает его вязью дарующих смерть сложных и прекрасных элементов. Хек… Лезвие топора встречает первую серую тень. Хек… Очередного хищника сбивает наземь мощный удар обухом. Хек… Остро заточенный конец топорища вонзается в широко распахнутую пасть последнего представителя дерзкой троицы.

Ох, не лесорубом веет от могучей фигуры, словно ртуть перетекающей вокруг одинокого дерева. Поразительная скорость, плавность и точность движений. Секунда, может быть две и все по новой. Хек… Очередной четвероногий бедолага не миновал своей участи. Серая шерсть вновь мелькает среди высокой травы, взмывает над поверхностью. Хек… Последний прародитель домашнего питомца кубарем уносится в колючий кустарник у самой кромки окружающего поляну леса.

Человек тяжело опирается на топор, вытирает со лба пот. Снимает с пояса флягу, выщелкивает пробку и подносит ко рту. После чего, раздраженно отшвыривает пустую, судя по всему, емкость в траву. Могучая грудь натужно вздымается под темным полотном мешковатой одежды.

Мой взгляд жадно фиксирует детали, а сознание старательно формирует из них образ. Верхняя часть гардероба мужчины напоминает одеяние священника. Тщательно зашитое во многих местах или даже сшитое из множества отдельных фрагментов. Грубые швы рваными шрамами топорщатся на плечах, груди и спине. Глубокий, до самой грудины ворот стянут шнурком и почти полностью скрыт бородой. Длина одеяния едва доходит до половины бедра. Коротковато для рясы. В поясе кусок веревки препоясывает материю на могучем торсе. Закатанные по локоть рукава, оголяют мощные, со множеством вздувшихся вен предплечья. На коже рук видны какие-то татуировки. На шее болтается шнурок с массивным явно ручной грубой ковки распятием. Длинные волосы, борода, крест и подобие рясы, – возможно, это сочетание деталей и создало в моем воображении образ священника. Для полноты образа байкера, не хватало лишь железного коня. И я бы не взялся судить окончательно, какая же из двух ипостасей ему ближе. Стремительный танец мужчины скорее веял угрозой, чем смирением.

Смертельно опасной пластикой движений какого-нибудь мастера боевых единоборств во времена интернета никого не удивишь. Насмотрелись. А эти ноги явно тренировались хозяином не один день. Как плывут шаровары над поверхностью травы, как уверенно и в то же время аккуратно, пританцовывая, ныряли и выныривали из зеленого покрывала короткие, до середины икр, сапоги. Ни одного лишнего движения, будто мужчина наперёд знал, как поведёт себя стая…

Крохотный шажок и вот он в нужном месте, чтобы встретить острие клыков топорищем, глубокое приседание и хищник проносится над головой, распоров брюхо об острую сталь… Впрочем, я, даже продублируй волки все свои прыжки в том же порядке вновь, не смог бы повторить выполненную здоровяком пляску смерти. Знать и уметь все же совершенно разные понятия.

Я набрал в грудь как можно больше воздуха, собираясь окликнуть победителя. И поперхнулся. Картинка на поляне вдруг пошла рябью. Будто кто-то отвернул принимающую антенну в сторону от передающей вышки. Колебания скатывались в траву, искажая все, кроме фигуры человека, лицо которого искривила гримаса досады. Падение волн учащалось, смешивая траву с древесным стволом, листьями, трупами волков и кровью. И только теперь стало очевидным, что волки на поляне с самого начала были представлены в двух ипостасях. Первая – это те, которые атаковали человека. А вторая – волчьи трупы, валявшиеся вокруг мужчины в усеянной кровавыми брызгами растительности. Чуть ближе к кромке леса из-под волчьей туши торчала пара сапог. Присмотревшись, я понял, что хозяин с обувью так и не расстался. И, судя по полной неподвижности, не расстанется уже никогда.

Сознание раскручивало цепочку событий в обратном порядке дальше. И я, наконец, обратил внимание на то, что хищники атаковали и умирали совершенно бесшумно. Ни рычания, ни скулежа подранков. Лишь «хек» – смесь выдоха, который приходился на момент удара и звука самого удара. Шелест травы, треск кустарника, рвущегося под тушей поверженного зверя, рычание человека. И ни одной свежей капли крови от погибших на моих глазах животных.

Рябь слилась в одну сплошную завесу и лопнула, словно мыльный пузырь. Поляна вновь обрела резкость и свежую стаю хищников. Здоровяк поплевал на ладони, взвалил на плечо топор и внимательно осмотрел неподвижное пока что кольцо визитеров.

– Р-р-р-р-р-р-р-ра-а-а, – понеслось над поляной, и серые тени метнулись навстречу своей судьбе.

Хек…

Еще дважды рябь перезапускала сюжет у одинокого дерева. Еще дважды человек досадно морщился и тяжело переводил дух.

Солнце катилось к закату, тени становились гуще и мрачнее. Очередной хищник встретился со сталью топора, воздух над поляной поплыл легкой рябью, но стая больше не появилась. Мужчина вскинул топор на плечо и уверенным шагом направился в мою сторону.

За секунду до этого, я был уверен – моё присутствие осталось незамеченным. Довольно узкий коридор между деревьями позволял наблюдать за развернувшимся на поляне сражением без каких-либо трудностей. Но ни волки, ни человек на меня внимания не обращали.

Мужчина остановился у человеческого трупа. Нагнулся и без лишних церемоний, отшвырнул волчью тушу в сторону, сорвал с пояса погибшего флягу. Емкость утонула в огромной ладони здоровяка. Щелчок большого пальца и пробка, завершив, полет, повисла на шнурке. Пил бородач на ходу, судорожными большими глотками. Я же убрал руку подальше от обнаруженного ранее куска ветки. Против топора таким сильно не отмашешься, зачем зря провоцировать бородатого громилу.

Пока я гадал, как бы избежать судьбы волчьей стаи, мужчина остановился в нескольких шагах от меня. Воткнул на место пробку и швырнул флягу к моим ногам. Глядя на здоровяка, я не посмел противиться ни его приглашающему взгляду, ни требованиям организма. Неважно, что за гадость придётся глотать, она явно будет полезней для моих внутренностей, чем лезвие его топора.

Пальцы с трудом вытащили плотную пробку, ноздри расширились, но я не позволил запаху прервать процесс дегустации и тщательно зажал нос. Бывают такие моменты в жизни, когда лучше не понимать, что может ожидать тебя за очередным поворотом. "Вот, новый поворот…" и я не намерен гадать о том, что он мне несет. Глоток и по горлу в пищевод прокатилась обжигающая внутренности волна. Как там надо пить спирт-то на вдохе или на выдохе? Ох… Слезы покатились из глаз россыпью соленых брызг. Тяжелая ладонь хлопнула несколько раз промеж лопаток, выбивая из груди долгожданный выдох. Мужчина отобрал у меня флягу, отхлебнул и блаженно зажмурился.

– Ну, вставай что ли, знакомиться будем.

Мысли о том, что после ядреного пойла мне уже не подняться, сменили другие, полные стыда. Лишь только бородач ухватил меня за плечо и с легкостью потянул вверх, ноги уверенно утвердились на земле. А я тут же постарался прикрыть собственную наготу руками, насколько это вообще возможно. Как оказалось, сервис доставки не предусматривал одежду для своих клиентов, а шок и эпическая схватка с волками не позволили обратить внимание на досадные мелочи сразу.

– Пределы, они такие, – подмигнул мне здоровяк.

– Пределы?

– Успеется, – отмахнулся он, – будет время ещё для разговоров. Уходить надо. Граница близко. Прохором меня зови, если, вдруг, что.

Он развернулся и двинулся обратно к поляне. А я засеменил следом, вдыхая разнообразие витающих в воздухе запахов и прикидывая, где бы раздобыть одежду. Ноздри не без труда различали ароматы леса, столь крепко несло потом и кровью. Впрочем, каждая новая жизнь начинается именно с этого букета, с чего же моей быть исключением.

Глава 3

Тени росли, заслоняя собой пройденный путь. Стирали последние островки зелени еще мгновением ранее подкрашенные до изумрудной яркости солнечным светом. Обернувшись, я увидел, как солнце тонуло в клубящейся за нашими спинами мгле. Зрелище вызвало первобытный безудержный страх. Словно мгла – это живое существо, которое способно отнять у меня, что-то гораздо более существенное, чем жизнь. Подгонять меня не потребовалось.

Проводник не сбавлял темп, и я старался от него не отставать. Что на самом деле было не так уж и просто. Здоровяк преодолевал препятствия, играючи. Будь то огромное поваленное дерево или густые заросли кустарника, он перепрыгивал преграды и просачивался сквозь них, словно призрак, отринувший понятия гравитации и плотности. Я же прилагал массу усилий, дабы не потерять его из виду. Карабкался на поваленные стволы деревьев и продирался сквозь очередные заросли с обреченной яростью на пределе собственных сил.

Вместе с наступлением темноты менялись и звуки. Лес словно оживал после дневного сна, встряхивал ветвями деревьев, копошился незримыми мелкими обитателями в опавшей листве. Ломился где-то рядом массивными телами крупных животных сквозь непролазную чащу. Лес дышал жизнью, и я дышал вместе с ним. Впитывал каждой крошечной частичкой своего тела вечернюю прохладу. Воздух наполняло такое количество звуков и запахов, что атмосфера моей прошлой жизни казалась безвкусной и пустой. Мой разум, судя по всему, был не способен наделить окружающее пространство виртуальной обители всеми оттенками реальности. А вот разработчики этой Среды, по-видимому, смогли.

Прохор лишь посмеивался, когда я лез с очередным вопросом о принадлежности сервера. Оставлял без ответа мои тщетные попытки определить свое местонахождение и ускорял шаг. По-видимому, считал – раз есть ещё силы на вопросы, значит, найдутся и на бег по пересечённой местности.

Эмоции хлестали по нервной системе, словно плеть погонщика по крупу набирающей скорость лошади. Опасаясь сыграть роль загнанного скакуна, я вынужден был останавливаться и делать пару тройку глубоких вдохов выдохов. Гнать из области печени боль и вновь мчаться вслед за скользящим между деревьев силуэтом громилы.

Руки тянулись ко всему, что встречалось на пути. Будь то удивительно гладкая кора дерева, неизвестного мне на первый взгляд, или колосья высокой травы. У очередного кустарника Прохор, не останавливаясь, сорвал гроздь ягод, отправил их себе в рот. Я не заставил себя уговаривать и повторил его действия, вломившись в заросли с грацией разъяренного лося. Черника – память не поскупилась на фрагменты из позапрошлой жизни, пока вкусовые рецепторы блаженно смаковали порцию проглоченного лакомства. Прохор смеялся, когда обернувшись в очередной раз, застал меня за тщательным слизыванием ягодного сока с ладоней на бегу. Я тоже не смог сдержать улыбки в ответ.

Может и неправильно вело себя сознание, может и должен был я взвешивать каждый шаг, планировать какие-то дальнейшие действия. Но почему-то меня совершенно не беспокоило в тот момент «что дальше», слишком ярким было моё «существую» сейчас.

Чересчур длинные штанины, то и дело разматывались и цеплялись за вездесущую растительность. Позаимствованная с трупа одежда была велика, но мародерство себя оправдывало. Достаточно было представить, как я продираюсь сквозь кусты в неглиже и ужаснуться. Рукава рубахи Прохор обрезал на импровизированные портянки, что хоть слегка придерживало на ногах несоразмерные с ними сапоги. Но открытые руки уже кровоточили свежими царапинами.

Колючки очередных, повстречавшихся на пути кустов, впились в одежду. Освобождаясь от их назойливых объятий, я проткнул шипом палец. И долго с удивлением рассматривал набухающую на подушечке алую каплю.

Боль не была чем-то новым для меня, скорее чем-то старательно забытым, и, в то же время, отрезвляюще ясным, позволившим осознать, что я снова жив. Ощущение физической боли напомнило о душевной. Вика! Я рванулся было назад, но густая тьма перегородила обратную дорогу монолитной стеной. Здоровяк внимательно выслушал мои сбивчивые объяснения, даже на секунду не прекращая движение к одному ему известной цели. После чего, так же на ходу, заявил, что подобных мне поблизости не было, он бы почувствовал. Я так и не понял, о каком чувстве говорил Прохор, но продолжал настаивать на возвращении.

– Граница близко, – это все, чего удалось добиться от него в ответ.

Моё возмущение не потревожило даже белок прыгающих по ветвям дерева, мимо которого я пробежал, пытаясь остановить Прохора своими аргументами. Не остановил и не убедил.

– Темно, видишь? – вдруг спросил здоровяк, продолжая идти.

– Вижу, – кивнул я.

И споткнулся о какой-то корень, чересчур выпирающий из земли. На самом деле ни черта я уже не видел, шёл скорее на ощупь, чем полагаясь на бесполезное в наступающем мраке зрение. Чертыхаясь, покатился по траве. Прохор одним слитным движением подхватил меня с земли и поставил на ноги.

– Это не вечер, – многозначительно заметил он. – Надо успеть за ручей.

И пошёл. Так же ровно и уверенно, как шёл до этого при свете солнца. И я шагнул за ним. Не бежать же во тьму, которая с упорством голодного хищника катилась по нашим следам…

За спиной проскрипела не смазанными петлями дверь. Изрядно перепачканная стыдом память отпустила жертву из своих объятий, возвращая меня обратно на крыльцо трактира.

Грудь вздымалась так, будто бы мне вновь пришлось бежать от «прилива» по лесному бездорожью. К тому же я по-прежнему не мог простить себе отказ от поисков Вики. И пусть доводы Прохора железобетонные, пусть я и при свете дня не обладаю навыками ориентирования на местности, а уж во тьме, да ещё и порожденной Пределами, мне точно не отыскать никого и ничего кроме приключений на свою пятую точку. Кратких и, по-видимому, беспощадных, если верить словам здоровяка. Только ведь совести плевать на доводы рассудка. Она либо есть и точит твоё нутро, либо её попросту нет.

Прежде, чем я обернулся на звук, тёплая ладошка накрыла мои губы.

– Тихо, это я. Ни о чем не волнуйся, – шепнул на ухо незнакомый голос.

Он продолжал журчать убаюкивающей мелодией ручья, но я с трудом понимал смысл сказанного. Слова путались, теряя своё изначальное значение, постепенно сливаясь с прочими звуками в единый гул. Тело теряло пространственные ориентиры, будто бы весь выпитый за мою первую жизнь алкоголь разом ударил по вестибулярному аппарату. Я все же попытался посмотреть назад и опознать говорившего. Попытка закончилась неудачей. Тело словно позабыло, как это делать.

Недоумение качнулось на волнах беспорядочных эмоций и мирно застыло утлым суденышком, наткнувшись на отмель безразличия. Лишь волны продолжали плескаться у бортов словно живые, раскачивая меня в такт с бессвязным бормотанием у самого уха. Ладошка исчезла с моего лица. Она осталась там, на крыльце, ей нечего делать здесь среди беспокойных волн. Это плавание только моё. И все остальное совершенно не важно. Ведь я мечтал об этом всегда. Шум волн нарастал, поглощая прочие звуки, но голос продолжал звучать на самой грани слышимости. Обволакивал волю тёплым одеялом бессилия. «Все хорошо, – шептал голос, – ничего не бойся». И страх уходил вместе с опорой из-под слабеющих ног, глаза закрывались, дыхание сливалось с ритмом бьющихся о борта волн. А в сознании вдруг вспыхнул образ, той единственной, чьи глаза мне когда-то казались звездами. Теплыми и живыми, несмотря на космические мрак и холод, которые окружают любую звезду, даже самую родную. Но сейчас в этих глазах плескалось беспокойство, а рот открывался так, словно она старалась перекричать баюкающий моё сознание шум. Но ни звуку не удалось просочиться сквозь окутавшую меня завесу, а по губам я разобрал лишь одно слово – идиот.

Время – та самая беспощадная субстанция, которая минутами ранее не ведала в моем понимании никакого противостояния. Сейчас перестала существовать вовсе. Вновь скрипнула дверь.

– Пределы серые и безликие, – произнес за спиной мужской голос, – как и некоторые их обитатели…

На этот раз мне все же удалось обернуться. Хотелось орать Прохору о том, как я рад, что он наконец-то соизволил явиться. Что со мной творится какая-то чертовщина. Да, что там, я готов был повиснуть на его бычьей шее, словно трепетная девица в ожидании спасения. Но вместо этого ощутил лишь напряжение и злость. Вся моя сущность кричала и вибрировала каждой клеточкой застывшего перед броском тела, что Прохор – враг. Опасный и непредсказуемый. Здоровяк, словно не замечал накала бушующих во мне страстей. Постучал трубкой о столб, что служил опорой крыше, над раскинувшейся у входа в трактир террасой. Пепел осыпался на поверхность крыльца.

– Пределы полны загадочного, – продолжал громила, – набивая трубку новой порцией табака.

За все время нашего путешествия Прохор не сказал мне и половины из того количества слов, которые произнес сегодня. Но даже сегодня он не был склонен к лирическим отступлениям.

– Хорошо известный в народе hypericum perforatum, – продолжил он поражать меня своей эрудированностью, – или попросту «зверобой», на самом деле, для зверья не так безвреден, как принято считать. А потому знатное получается курево, с добавлением этой интересной травки.

Здоровяк приоткрыл дверь, повернувшись ко мне спиной.

– Огня дай!

Чья-то рука поднесла к дверному проему зажженную свечу. И я прыгнул. Ноги с лёгкостью толкнули тело вперёд и вверх. Растопыренные пальцы удлинились, выпуская тонкие острые когти. Брызнула кровью нижняя губа. Собственные клыки проткнули кожу, словно иглы тонкий латекс детского воздушного шара. Ещё секунда и эти клыки вонзятся во взъерошенный загривок Прохора, а острые когти порвут беззащитное горло… Гнев, жажда, триумф слились в яростном рычании зверя. За мгновение до того, как наросты когтей пронзили плоть жертвы, Прохор обернулся. Пламя свечи отразилось в темно карих, почти черных радужках глаз, губы слегка дрогнули, словно слова в последний момент раздумали покидать горло. И причиной тому был далеко ни страх, здоровяк меня не боялся, он меня ждал.

Облако едкого дыма обожгло слизистую оболочку глаз, проникло в ноздри и горло, сжигая их и разрывая бронхи в безудержном кашле. Кулак громилы врезался в грудь, сминая рёбра. Кости треснули, выстрелив осколками по внутренностям, словно шрапнелью. Остро заточенный мундштук курительной трубки вонзился в глаз, разорвав голову на тысячу осколков боли. Я взвыл, поражаясь тому, на что способен мой собственный голос.

– Метров десять, не больше. Давай хлопцы по-шустрому, а то не откачаем.

Слова Прохора были последним, что удалось расслышать сквозь раздирающую меня на части боль. Сознание сжалилось и нырнуло в бездонную пропасть беспамятства.