Текст книги "Родина-2"
Автор книги: Андрей Тяпкин-Ляпкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Марков немедленно перевёл.
– Давай, парень. Не подведи меня.
Глаза у него были жалостливые-жалостливые. Максим, уже с утра залитый дерьмовым американским 'пивом', повалился на электрическую машинку для гольфа, пьяно рыгнул, дал по 'газам' и исчез.
В пустом складе воцарилась тишина. Четверо присутствующих онемели – то, что произошло на их глазах, ожидалось, но увидеть это лично…
– Что ж, джентльмены, – Президент очнулся первым, – по крайней мере, мы точно знаем, что это возможно и что видео, предоставленное нам перебежчиком реально.
С громким хлопком в дальней части склада появился автомобиль и резко затормозил, едва не врезавшись в стену.
– Найдите таких людей, во что бы то ни стало. Мистер Маркофф, это точно, что он не способен перевезти людей?
– Увы, сэр. Это точная информация. Сами русские использовали его только для перевозки топлива.
Макс не спеша подкатил к четвёрке людей и бросил к их ногам охапку степной травы.
Президента откровенно разбирало любопытство.
– Что там?
Макс пожал плечами.
– Хз, Вань, не переводи ему это. Ночь. Не видно ничего. Поле какое-то. Волки воют, я травы нарвал и ходу. Вы бы мне, в следующий раз, хоть пистолет с собой дали.
Выдавать азиату, да ещё говорящему на русском языке, пистолет в присутствии Президента США, начальник охраны категорически запретил.
Второй поход ТУДА Максим совершил уже на базе в пригороде Гонолулу. Американские вояки долго и яростно ругались между собой, периодически тыча пальцем в Макса и куда-то в угол.
– Чего это они?
Марков хмыкнул.
– Ракету не хотят тебе доверять.
– Какую ещё ракету?!
– Обыкновенную. Космическую. – Иван, несмотря на жару, чихнул. – Видишь грузовичок? Специально для тебя сделали.
Укасов встал и, наплевав на мнение окружающих, двинулся к стоящему в углу аппарату. Охрана судорожно дёрнулась, но осталась на местах. Свои генералы – это, конечно, круто, но вон тот дядя в штатском… Оравшие друг на друга вояки заткнулись и сопроводили Максима тяжёлыми взглядами.
Машина была забавная. Низенькая и длинная. Маленькая одноместная кабинка, по бокам выдвижные опоры, как на автокране и длиннющий короб, идущий вдоль машины слева. Следом, с бумагами в руках, подошёл Иван.
– Там ракета. Не волнуйся – штука полностью автоматическая. Переедешь на ту сторону, нажмёшь вон ту красную кнопку, хватай велосипед и вали быстрей. У тебя пять минут будет. Комплекс сам развернётся и запустит ракету.
Макс подозрительно уставился на Ивана.
– А там что? Боеголовка?
– С ума сошёл? Там микроспутник. Один. Ракета то предельно лёгкая и маленькая. Мой Босс хочет получить СВОЮ карту мира. Со СВОЕГО сателлита. И сравнить. Ты понимаешь меня?
– Да понятное дело. – Макс был не в восторге от того, что он сейчас делает, но, во-первых, он обещал, а во-вторых – это было чертовски интересно! Он, Максим Укасов, собственноручно запустит в КОСМОС ракету!
'Блин! Да я крут неимоверно!'
Старт разочаровал. Не Байконур, однозначно. В километре от него что-то пыхнуло, свистнуло, и из тёмно-зелёного контейнера в небо выскочила серебристая чёрточка. И всё. Больше Максим ничего не успел увидеть. Сплюнув с досады, он хлебнул пивка, включил плеер и оседлал велосипед.
– Ну Вань, ну чего ж Гавайи то? – Макс откровенно ёрничал и продолжал теребить сидящего за столом Маркова. Тот снова ткнул пальцем в карту.
– Тогда кондёры ещё поставьте!
'Козлы!'
Два человека в обычных шортах и майках подкатили к столу Маркова на электромобильчике, весь багажник которого был заставлен тёмно-зелёными ящиками.
– Так, – Иван вытащил из холодильника под столом упаковку 'Гиннеса', – Прошу. Через час над местом запуска…
– Не-а, один не буду. – Макс вертел запотевшую бутылку с видимым удовольствием. 'Миллер' и 'Бад' уже не лезли в горло. – Что я, алкаш что ли?
Марков, ни слова ни говоря, поставил на стол второй бокал.
… через час над местом запуска пройдёт спутник. Развернёшь антенну…
Чувак в шортах раскрыл зонтик двухметрового диаметра.
… направишь её точно в зенит, подсоедини кабель и нажми эту кнопку.
Макс посмотрел на кнопку. Кнопка была одна и она была подписана: 'кнопка'. Макс улыбнулся инженеру самой дебильной улыбкой и поковырялся в носу.
– Аха.
Инженеры вздрогнули и ошарашено переглянулись.
Карты совпали до мелочей.
– Я не хочу возвращаться, пойми.
Её запах. Он сводил с ума. Её голос. Он проникал сквозь кожу. Её тело…
– Я останусь здесь. Там ничего у меня нет. Нет будущего. Я. – Шёпот Лейлы прервался. – Хочу быть здесь.
– С ним?
– Просто здесь. Ты же тоже… можешь…
– Что? Остаться и смотреть на то, как тебя… как ты…
'Лучше бы я умер!'
Максим встал, оделся и, не оглядываясь вышел, оставив часть своей души в этом прибрежном мотеле.
– Хочу тебя познакомить кое с кем.
– С кем ещё?
Идти никуда не хотелось. Макс покрепче взялся за край кровати на которой лежал и сфокусировал зрение. 'Вертолёты' временно сели.
– Завтра, Вань. Всё – завтра.
Их было тридцать два человека. Очень разные. Молодые и старые. Мужчины и женщины. Всех цветов кожи. Трое в инвалидных креслах. Впереди этой разношёрстной толпы стоял улыбающийся дядя Саша и приветливо помахивал ручкой. Макс, только что вошедший с ярко освещённой улицы в прохладу здания, запнулся. Сердце застучало с силой парового молота. Оно било в рёбра с такой силой, что Максим испугался за их сохранность. Потом застучало в ушах. В висках. В желудке оказался кусок льда. Перед глазами заплясали разноцветные звёздочки.
– Дядя Саша, это… они?
Врач подпрыгнул от избытка чувств и кивнул.
– Да.
'Пипец!'
– Они МОГУТ? – Сердце замерло в ожидании ответа. Некстати заходило ходуном правое колено.
Доктор прекратил прыгать и торопливо подбежал, заглядывая Максиму в глаза.
– Пока нет, но если вы немного поможете…
Огонёк в его глазах Максиму сильно не понравился. Это был взгляд безумного учёного, который ради проверки своей теории не остановится не перед чем.
'Бля!'
Макс, пытаясь вырваться из цепких объятий врача, беспомощно оглянулся на Маркова, ища поддержки.
– Ещё чего! Да пошёл ты…
И осёкся. Возле Ивана стояла пара громил с электрошокерами. Дядя Саша разомкнул объятия.
– Это будет совсем не больно.
И достал пистолет для инъекций.
– Марков, ты же обещал.
Максим пытался сфокусировать зрение. Ничего не получалось и лицо склонившегося над ним Ивана было в тумане. Марков хмыкнул и выдал сакраментальное.
– Ничего личного – просто бизнес. Док считает, что наши кандидаты полностью способны на то, что делаешь ты. Просто их надо немножко… подтолкнуть.
'Ничего личного – просто бизнес. Сука. Ненавижу'
– Развяжите, – Максим застонал – тело, растянутое на кровати ремнями, затекло и сильно болело.
В поле зрения возникло ещё одно белое пятно и ремни ослабли. Максим захрипел от боли, которая пронзила всё тело и, кое-как повернувшись на бок, свернулся калачиком.
'Просто бизнес…'
Хотелось заплакать. Пожалеть себя. Захотелось отмотать плёнку назад и снова быть беззаботным совладельцем эвент-агентства, кататься по горам на новенькой 'Витаре' и шляться по ночным клубам. И не знать ни о какой Родине.
'Да что ж такое!'
Слёзы сами собой тихо текли по носу, капая на зелёную простыню.
Макс накрылся с головой.
– Пошёл вон. Тварь.
Насколько Максим понимал английский, помощники Дока громко орали одно слово: 'плотнее!', при этом несколько вояк без всякого пиетета подталкивали будущих возможных ходоков руками, сгоняя их, навроде отары овец, в центр платформы.
– Угу, идите сюда, бараны. – Сегодня Макс был водителем этого туристического автобуса.
– Максим, ты, главное, не напрягайся. Не пытайся их тащить сам. Ты не выдержишь и умрёшь. Твой мозг не справится. Ты понял? – Дядя Саша суетился и потел. – Чуть-чуть дёрни…
– Дядь Саш…– Макс, усиленно дыша перегаром, проникновенно заглянул ему в глаза. Врач замер.
– Да Максим?
– Пошёл на куй, Иуда!
От громкого крика Ходока доктор дёрнулся и свалился с платформы. Возбуждённый гул участников эксперимента смолк как по команде. Что орал на русском этот человек понял только присутствующий здесь Марков. Он поморщился и попытался Максима образумить.
– Ну зачем ты так?
Водила с ненавистью посмотрел на нового куратора, плюнул в его сторону и завёл двигатель.
– А ну пошли все на хер с дороги!
Затылок знакомо стало оттягивать. В плеере Шахрин затянул 'а не спеши ты нас хоронить…'
'Бля! Как в тему!'
Макс попробовал на прочность наручники, которыми его приковали к рулю и оскалился.
'…а мы и так любим все темноту…'
АХХХАААААА!
Виски пробивал раскалённый прут. Кость трещала. Рядом бился пульс. Да не один.
'Пульс? Что ещё за пульс?'
Макс нажал на газ и потерял сознание.
– Sir! Wake up! Please!
'Ёханый помпей! Чё ж так плохо то, а? Да не тормошите меня, сволочи…'
В плечо тыкался чей то кулачок, отчего безвольно свесившаяся голова водителя моталась из стороны в сторону. Это было зря. Макса стошнило.
'…лошадь моя белая, такие, брат, дела…'
– Заткнись. – Максим выдрал из ушей капли динамиков и продрал глаза. Рядом с ним, с перекошенным от ужаса лицом, стояла девочка лет пятнадцати.
'Одна из этих…'
Макс огляделся. На платформе лежало около десятка тел, на дальнем краю, в инвалидном кресле сидел вполне себе живой и здоровый мужчина лет сорока, возле него визжала, словно её режут живьём, толстая негритянка.
Пляж был просто роскошен. Белый-белый песок, лазурное море и без единого облачка – небо. И жара.
– Кажись приехали.
Автоплатформа плотно сидела в песке, зарывшись всеми шестью колёсами. Всего в полусотне метров от них заманчиво шумели листвой пальмы. Макс сглотнул, судя по всему он провалялся без сознания довольно долго – кровь под носом успела засохнуть плотной коркой, а открытые участки кожи порядком поджарились на солнышке. Алкоголь, щедро употреблённый перед выездом, давал о себе знать и пить хотелось неимоверно. Макс подёргал наручники. Попробовал завести двигатель. Нифига.
Испуганный ребёнок что то щебетал то по английски, то по испански, не отходя от него ни на шаг. Негритянка получила леща под зад от инвалида и умолкла.
Тихий шум пальмовых листьев на ветру, ленивый прибой и шуршание песка…
Макс и мужчина-инвалид ошарашено переглянулись – звуковой контраст был потрясающим.
'Что ж ты, пророк недоделанный…'
– Они не найдут, они не найдут! – Макс вслух передразнил своего собеседника. – А они, блять, нашли!
Американцы удивлённо и вопросительно посмотрели на своего проводника, Макс махнул рукой, мол, неважно и продолжил ругаться.
– Колесо, блять, ещё это!
Наручник снять не удалось – пришлось при помощи мужчины, назвавшимся Майклом, выломать рулевое колесо. Потом Макс, получивший свободу передвижения, при помощи безымянной негритянки и девочки, доволок Майкла вместе с его креслом до тенька под пальмами и вот так, с прицепленным к левой руке рулём, он уже полчаса валялся на песке, пялясь на зелёную листву над головой.
'Пойду, посмотрю'
Семерых погибших Максим определил как 'недоходоков'. Они смогли пройти барьер, но не выдержали сам переход. У большинства погибших были абсолютно красные глазные яблоки, сильно выпученные, кстати, как-будто на них что-то давило изнутри и засохшие ручьи крови из носа, рта и ушей. Лица их были жутко искажены – смерть им далась нелегко. Против своей воли Максим остановился над молодой девушкой. Оба глаза супермодели лопнули от страшного напряжения. Видок был жуткий. И мухи, мухи.
'Откуда только взялись'
– Такая красивая. Была.
Троица, сидевшая под пальмами, точно была ходоками. Макс кинул на них быстрый взгляд.
'Нашли'
И двадцать два человека просто пропали, скорее всего, они просто остались ТАМ, в ангаре на окраине Гонолулу.
У каждого из погибших оказалась фляжка с водой и… пистолет. Маленький такой. Даже в невеликой ладошке Максима он исчезал без остатка.
'Козлы! Своим то всем выдали…'
Он вопросительно помахал пистолетом над головой. Майкл помедлил, но потом кивнул. Кивнула и девочка.
– Да кто бы сомневался!
– Но, но, но! Ай нид сам бир, понял? Дринк! И тогда уже… энд гоу он зе… ээээ… машинен.
'Тьфу, ё!'
В школе Максим учил немецкий. Сейчас он об этом очень жалел – английский б точно пригодился. Диспозиция была следующая. Остров. Тропический рай, так сказать. Рай отделялся от берега континента проливом шириной около километра. Самое поганое, что никаких источников воды на острове не было. Из плюсов было пять оставшихся литров воды, десять пистолетов, шикарный пляж и тёплое море. И отсутствие здесь всякой, кроме птиц, живности. Семерых погибших Максим сам похоронил в братской могиле возле платформы. Что характерно, никто из его 'коллег' на помощь не пришёл.
'Да и пошли вы'
'Коллеги' о чём то дружно спорили и временами отходили в сторону, занимаясь чем то непонятным. Они тужились, словно пытались что то из себя выдавить, лица их краснели, глаза лезли из орбит. Негритянка при этом визжала и зверски шлёпала себя по необъятной ягодице. Звон от шлепков в ушах стоял конкретный, но дальше садо-мазо дело не пошло.
Девочка-латиноамериканка покосилась на мужчин, покраснела, но решительно разделась, отошла к линии прибоя и, усевшись прямо в воду, принялась мастурбировать. Офигевший Майкл явно чертыхнулся и поспешно отвернулся. Как и Макс. За пять минут юная особа громко кончила несколько раз, но с места она не сдвинулась так и оставшись, приходя в себя, лежать на песочке.
– Ну а ты чего делать будешь? – Макс с интересом уставился на инвалида. Русского Майкл не знал, но всё отлично понял. Он пожал плечами и достал шило.
– Давай-давай! – Макс всё уже понял.
Американец сжал зубы и неторопливо воткнул шило в свою ногу.
– Come on!
Потом он воткнул ещё раз, потом ещё. Потом Макс похлопал его по плечу и пошёл спать.
Утро вечера мудренее.
Поспать не удалось. Огромная дымчатая луна заливала всё вокруг таким нереальным серебристым светом, что Максиму казалось, что он в сказке. Он припомнил суровый климат русского острова, мрачные сопки, заросшие тёмными елями. Свинцовые тучи. Холодный дождь. Ледяной ветер. Сугробы. Вспомнил того медведя, которого увидел во время своего первого путешествия и его передёрнуло.
'Ну почему так? Одним северный берег Карибского моря, а другим – южный берег Карского?'
Если бы Заозёрный находился В ТАКОМ климате, он бы, пожалуй, сразу бы тут и остался. Рай!
'Интересно, как там Дубинины? Оле в этом году в школу надо. А где там школу взять? А учебники?'
Макс поймал себя на мысли, что размышляет об учёбе девочки, будто он заботливый дядюшка. Не меньше. Он тоскливо вздохнул. Ну почему он сразу, до отъезда сюда, тьфу, туда, в Америку, не ушёл к ним?
На самом деле Максим знал ответ. Он – боялся. Боялся того, что эти люди, которые заботились о нём три года, забыли про него. Сердце сжималось и протестовало, приводя тысячу доводов против, но разум предательски твердил – 'ты им не нужен, забудь'.
'А я им… всё…'
'А они тебя будут просто использовать, как и все остальные'
'Это неправда! Они не такие… они же мне…'
'Что? Ты хотел сказать 'как семья'? Откуда ты знаешь?'
'Я им верю!'
'Лейле ты, помнится, тоже… верил'
'Заткнись, тварь!'
'Ну-ну, ну-ну… лучше подумай, что будешь делать сейчас…'
– Так! Всё! Хватит! Этак и с ума сойти недолго!
Лежавшие под пальмами 'робинзоны' зашевелились – Максим разбудил их. А может быть, скорее всего, они и не спали.
Максим проверил пару своих, честно заныканных пистолетов, поднялся и потопал к морю.
Соседи угомонились только под утро. Из пальмовой рощицы почти всю ночь раздавались звонкие шлепки и визг негритянки, стоны девчонки и сдавленная ругань инвалида. Недоходоки пытались вернуться домой.
'Что-то с ними не то. Доходяги. Искусственные они какие-то. Недоделанные… мутанты, бля. Иксмены…'
Максим вспомнил, кого в Алма-Ате называли 'иксменами' и хрюкнул. Настроение стремительно улучшалось.
'Выберусь в АА – найду Асель… а классно она… Стоп! Сейчас – 'иксмены'
Макс прислушался, кроме шума ветра и тихого прибоя тишину не нарушал ни один звук.
'Ничего личного – просто бизнес. Прости Оленька, дядя Максим тебе учебников не привезёт'
Девочка и негритянка спали рядом, так, что Максим смог спокойно прицелиться обеим в головы. Он никогда раньше не стрелял в людей. По идее, его должно было трясти, но ничего подобного не происходило. Максим спокойно навёл пистолеты, зафиксировал руки, ещё раз проверил прицел и, глядя на лежащего в пяти метрах Майкла, почти выстрелил.
– Ничего личного – просто бизнес. Твою дивизию!
Макс снова прицелился и снова попробовал нажать курки.
– Да пошло оно всё!
Укасов сунул пистолеты за пазуху, развернулся и потопал к проливу. Надо было выбираться на континент.
В предрассветных сумерках, под пальмами хрипел во сне инвалид и стонала и плакала девочка.
– Вот такое хреновое лето…
Дубровка,
Ноябрь 13 г.
Холодное лето плавно перетекло в ледяную осень. О том, что будет зимой, думать не хотелось. Саня зябко повёл плечами – даже тяжеленный, до пят, тулуп не спасал от пронзительного ветра, который так и норовил пробраться за пазуху. Ледяная крупа неслась параллельно земле и пропадала в серой мгле над обрывом. Хорошо что свояк, измученный безнадёжно-скучными дежурствами у места ухода Максима, соорудил, пока было достаточно тепло, что то вроде конуры. Она не грела, да и ветер свистел в сотне щелей между досками, но всё равно – там было куда приятнее.
Сашка задумался. Выводить людей на дежурство с каждым днём становилось всё тяжелее и тяжелее. Почти восемь месяцев прошло с тех пор, как Максим исчез и вера в то, что он вернётся таяла с каждым днём.
Дубинин с ужасом представлял себе, как он будет объясняться с Шевцовым следующей весной – всё-таки хутор им отгрохали на славу. И на зависть остальным. И пока получается – за так.
'Ладно. Об этом потом думать будем. Зато любимица в тепле и уюте'
Саня заулыбался. Срок неумолимо приближался. Заезжавшие с обходом акушеры пообещали приехать через две недели и принять роды, надавали кучу советов и укатили. Сейчас Леночка сладко спала за толстыми и крепкими стенами тёплого дома. Их дома. На их хуторе. На их, собственной, земле! Зашибись!
Дубинин перевесил автомат на другое плечо и двинул вдоль обрыва. Надо быть очень внимательным. Да. Точно.
Акушеры привезли с собой листок Заозёрной многотиражки 'Вести Родины', из которой поселенцы узнали о том, что Сёмин и его бойцы, наконец, выловили остатки бандитов и на севере наступило затишье.
'Всё равно. Надо быть ОЧЕНЬ внимательным!'
Саня застыл на месте. Возвращаться в будку не было моральных сил – ветер бы тогда бил в лицо. Мужчина повернулся к ветру спиной, поднял воротник необъятного тулупа и замер. Ветер выл, впереди, в невидимой в темноте бухте, грохотал прибой.
'Блин. Чего я тут делаю? Всё равно ничего не видно'
Спина, нещадно избиваемая крупой, заледенела и покрылась тяжёлой коркой. Пора было идти домой.
– Чего стоим? Кого ждём?
Сашка решил, что ему померещилось.
– Чего ты тут торчишь, спрашиваю? Как три тополя на Плющихе…
Дубинин медленно обернулся. В сером сумраке раннего, почти зимнего вечера, в пяти шагах от него, в лёгкой кожаной куртке стоял Максим и улыбался. Ветер трепал его отросшую седую шевелюру, в руках он держал коробку с тортиком, перевязанную обычной верёвочкой, а под мышкой был зажат букетик белых роз.
Последняя лампочка, свисающая на тонком проводе посреди комнаты, светила еле-еле, но зрение у Максима уже адаптировалось, да и щёки, наконец, оттаяли, так что чувствовал он себя вполне сносно. Толстая, как уточка, Лена, счастливо улыбаясь, хлопотала, собирая неожиданный поздний ужин. Детки чинно сидели на сундуке, пожирая глазами здорово изменившегося Максима и не решаясь к нему подойти. Отчего тот всё больше и больше впадал в отчаяние. Ему было неуютно, холодно и страшно.
Неторопливый рассказ Александра о том, что из за него сожгли прежний хутор, и что почти все были ранены был страшен своей обыденностью. Дубинин ни словом не обмолвился о том, что всё это случилось только потому… А! Чёрт!
– … потом нас вывезли к федералам, но там… жить негде было, а тут ещё – видишь? – Дубинин показал на жену. – Я вынужден был согласиться.
Саша помялся и опустил глаза.
– ПРОСТИ МЕНЯ, Максим.
Макс остолбенел. Его узкие глаза широко распахнулись, он, словно зачарованный, медленно поднялся на ноги. Саня ничего не понял, но, на всякий случай, тоже встал.
На ватных ногах Макс подошёл к Дубинину, крепко его обнял и разрыдался, уткнувшись носом ему в плечо.
ЗА ТРИ ПОСЛЕДНИХ ГОДА У НЕГО ВПЕРВЫЕ ПОПРОСИЛИ ПРОЩЕНИЯ!
Неважно, что Дубинину не за что было извиняться – плотину прорвало. Макс ревел, как маленький ребёнок, изливающий свою обиду, боль и страх отцу или старшему брату. Саша осторожно погладил его по спине. Из кухни прибежала Лена и замерла у стены.
– Поплачь, Максим, поплачь. Легче станет.
Через минуту бурные рыдания, сотрясавшие Максима, сменились бурным, счастливым хохотом. Макс смеялся, слёзы градом катились по его лицу, но это уже были слёзы радости.
– И… и… чего это я? Егор, Оленька, я вам… – Макс задохнулся от счастья и душивших его слёз. -… торт привёз!
Дети завопили и кинулись к дяде Максиму, облепив его со всех сторон.
– Лена, я тебе…
– А я знаю, спасибо, – женщина держала в руках колючие и изрядно помёрзшие розы. – Они так пахнут…
Москва
Октябрь 2013 г.
– Вы, Максим Баймуратович, счастливчик.
Человек, сидевший напротив Укасова, с интересом вглядывался в лицо Ходока.
– Про вашу гавайскую эпопею кино снимать можно, – он задумчиво побарабанил пальцами по столу, – в штатах до сих пор раздрай и политический кризис. Новый президент, судя по всему, был в курсе программы 'Новая Америка', но предпочёл сделать вид что ни сном ни духом… впрочем, вас это не касается.
Человек упёр в Максима свои безжалостные водянистые глазки, отчего тот непроизвольно поёжился, и выдал нечто совершенно неожиданное.
– Какие у вас планы?
Макс офигел.
– С каких это пор вас интересуют МОИ планы?
Собеседник поморщился, как от зубной боли и махнул рукой.
– Идите и думайте.
Дубровка
Ноябрь 13 г.
– Ну и ну! – Кузьмин жадно ловил каждое слово Ходока. – А дальше?
– А дальше я уплыл через пролив на материк. Если честно – думал, не дотяну. И акул боялся. Но Бог миловал. Потом по пляжу топал всю ночь, но так ни одного ручья и не нашёл.
Макс пошвыркал чайку и заел тёртой брусникой.
– А жара там, я вам доложу, зверская. Чувствую – аллес приходит.
Слушателей у Максима было трое: Кузьмин, Сёмин и Шевцов. Впрочем, Глава Заозёрного за всю встречу не проронил ни слова, с головой зарывшись в ворох свежих газет, доставленных Максом с 'большой земли'.
– Достал шило, кольнул себя в задницу да и вывалился назад. В кусты на склоне горы. От города километров шесть-семь.
– И? – Сёмину было очень интересно, но он всё ещё смотрел на Макса, как на врага народа – рассказ о сотрудничестве с американцами был воспринят им в штыки.
– Мой куратор меня нашёл. Всего за пятнадцать минут. Чуть не пристрелил его…
Макс почесал репу.
… вообще то он мне ни одного шанса бы не дал. Профи, мать его… был.
Ходок хищно улыбнулся.
– На мне маяк был. Жучок. На одежде два и в ляжку мне один вшили, пока я в отключке был. Суки. Так вот, видать Марков не из последних был, предупредили его. Власть у них там поменялась, уж больно сильно прежний президент в карман к кому не надо залез. Ну и… типа сердце не выдержало. А новый президент всю эту тему приказал…
Макс присвистнул и сделал вид, как тряпкой стирают пыль со стола.
… как-будто ничего и не было. Вот такое, блин, совпадение. В общем, всех, кто знал…
Максим помолчал.
– Везде власть одинаковая, что там, что тут… э… в России. Накосячат, а потом делают вид, что ничего и не было. А всех, кто знал – в крематорий. Был человек и нет человека.
– Да погоди ты! Нашёл он тебя…
– Он в бега ушёл. Умный, зараза. Переписал номер моего сигнала, по которому меня могли найти и смылся. Месяц мы на одной ферме в буквальном смысле в подполье сидели. Фермер нас кормил и не выдал, уж не знаю, как они договорились. Марков ездил иногда в город, с нашими связывался и новости узнавал. Архипов, Док и Лейла исчезли, – Макс тяжко вздохнул, забыть девушку никак не получалось. – Марков дал понять, что, скорее всего, навсегда. База сгорела. Ангар тоже. Ну а потом – лодка, вёсла и алга!
– Куда 'алга'?
– В Тихий океан. Всю ночь гребли. Резиновая лодка, пластмассовые вёсла. Ни одной железяки. Потом нас подобрал сейнер. Понятно – наш.
Макс припомнил встречу с Кошечкиным, изображавшего обычного моряка, припомнил, как лично врезал трубой по голове Маркова а 'матросы' споро его упаковали в наручники и уволокли в трюм, и замолчал.
– Жизнь такая херня, братцы.
Макс судорожно, сам того не замечая, тёр ладонь о ладонь, словно пытался отряхнуть свои руки от грязи.
– А Москва то как?
– А что Москва? Стоит себе. Куда она денется?
Известие о том, что Ходок вернулся и назначил встречу на следующую пятницу, всколыхнуло всю Родину. Дубровка враз стала самым популярным местом на всём белом свете. Туда собрались все. То есть – вообще ВСЕ. Эдакий хадж к святым местам. Люди были прекрасно осведомлены и о стройке 'века' и о том, почему несколько семей получили такие преференции. Многотиражка подробно обо всём рассказывала. Знали поселенцы и о том, что Ходок не сможет их вернуть назад. Что это не его, так сказать, профиль. Зато полюбопытствовать, поучаствовать в 'мероприятии' хотели все. С развлечениями на Родине было, мягко говоря, не очень. Правящий триумвират схватился за головы. Дружинники Заозёрного обходили все дома, убеждая народ никуда по холоду не ходить. Бойцы Сёмина делали тоже самое, объезжая все хутора и посёлочки, а бывшие федералы с Южного просто поставили на дороге, между сопок, заставу с целью 'бдить и не пущать'. Не помогло. Хоть большинство народу и прислушалось к голосу разума и никуда не поехало, но пара сотен самых неугомонных всё же в Дубровку пришло. Не помогла и застава – её просто обошли по буеракам и ельникам. И сейчас все эти люди, да ещё сопровождение руководителей, шумели за окном возле полевой кухни. Народ весело обсуждал перспективы, громко интересуясь у аборигенов, чего бы можно было бы поиметь с Максима. Отчего Дубинин нервно вздрагивал и теребил потёртый брезентовый ремень автомата.
О реакции народа он как-то не подумал.
Сзади притопал озабоченный свояк.
– Чего делать будем, Санёк? А если, – он мотнул головой на раскрасневшихся на морозе мужиков, – они попрут? И потребуют его выдать?
Дуб поскрипел зубами – пришедшие мужики к числу фермеров и прочих работяг не относились. Почти все они были из охотников и старателей. Народ тёртый, бывалый и ко всему привычный. И вооружённый, кстати говоря. Почти у каждого из пришедших имелось ружьецо. И, судя по красным рожам, все уже успели принять 'для сугреву'.
– Бля! – Сашка с надеждой оглянулся на три десятка бойцов 'свиты', топтавшихся у крыльца его нового дома, где сейчас шли переговоры. – Пойду, поговорю с ними.
Не успел хозяин хутора пройти и половины пути к 'гостям', как позади хлопнула дверь, 'гости' заорали нечто радостно-приветственное и повалили к дому. Саня обернулся. На высоком и массивном крыльце его дома, словно на трибуне, стоял Максим. Позади него торчал Сёмин, хмуро посматривающий на живописную толпу, а в дверях маячил Кузьмин.
Толпа налетела, ароматно дыша перегаром, подхватила Дубинина и мягко понесла его назад.
'Приехали!'
– Ты видишь, – Сёмин ткнул пятернёй в пространство, – какой дом мы им построили?
'Ой, дурак!'
Сергей Михайлович скривился, не особо скрывая свои эмоции. Полковник, со своей военной прямотой и… э… неумностью, уже откровенно 'достал'.
Максим отреагировал ожидаемо. Набычившись. С агрессией.
– И?
– Ты ДОЛЖЕН…
Кузьмин схватился за голову, а Шевцов сделал вид, что его тут нет.
… отработать всё это. С тебя…
– Сёмин, мне вот что интересно. Как? Как, чёрт побери, после нашей встречи меня вычислили ТАМ?
Полковник вздрогнул и непроизвольно уставился в пол.
Макс, сначала собиравшийся устроить разборку, почему то успокоился и, удобно устроившись на лавке, с видимым сожалением смотрел на полковника.
– Сёмин, ты только что НАВСЕГДА испортил наши с тобой отношения. С тобой я больше никогда не буду иметь никаких дел. Прощай.
Сказано это было очень тихо и спокойно, но, уже было собравшийся заорать в ответ, полковник запнулся и растеряно оглянулся на своих товарищей, ища у них поддержки.
'Товарищи' внимательно изучали потолок – и Кузьмин и Шевцов всё уже давно поняли. Ходок не позволит собой командовать. Не позволит ему указывать. Он, Максим, считал (и не безосновательно!) что уже отработал свой 'долг' перед ними и дальше он будет жить своим умом. Его можно только ПОПРОСИТЬ.
За окном поднялся гвалт.
– Что там? – Макс начисто игнорировал красного, словно помидор, Сёмина. Тот понял, что его 'занесло', но что делать дальше – он не знал.
– Народ бузит, – Михалыч озабоченно посмотрел в окно, – Саша пошёл разбираться.
– Максим, ты… ВЫ куда?
Сёмин подскочил и побежал вслед за вышедшим из комнаты Максимом.
Макс стоял напротив толпы, вглядывался в их лица и не боялся. Сотни вооружённых мужчин. Бородатые, в тулупах и валенках. В непонятных лохматых шапках. Многие навеселе. Он смотрел в их лица и всё равно не боялся. Перед ним, остановившись в пяти метрах, стояли нормальные русские люди. Весь их внешний вид говорил о тяжёлой, неимоверно тяжёлой жизни, которой они живут, но глаза у этих мужиков были… живые. Умные. В них СВЕТИЛСЯ ИНТЕЛЛЕКТ!
Максима пробил озноб. Перед ним стоял избранный народ. Причём – буквально избранный. Комиссией. У каждого из этих людей, что-то было за душой, чего не было у него. Семья, дом, дети. Это были образованные, умные люди, обманутые властью и брошенные на произвол судьбы. Но ни лишения, ни трудности не сломали их. Не вывели на кривую дорожку. Не…
Макс поднял руку, и шум моментально стих.
– Всем привет! Давайте знакомиться. Меня зовут Максим. Я Ходок. И я новый житель хутора Дубровка. Здесь будет мой дом. И я всегда буду рад вас видеть у себя в гостях.
Толпа не засвистела, не заулюлюкала, не заорала. Не было никакой толпы.
Группа пришедших поприветствовать Максима людей просто ему зааплодировала. Негромко, спокойно, уверенно. Так, как это и полагается людям с приличным воспитанием и с чувством собственного достоинства.
Дубровка
Январь 14 г.
Самое меньшее, что сейчас мог бы сделать для Дубининых Максим, были памперсы. В смысле подгузники. Малыш, которому он приходился теперь крёстным отцом, старательно спал, кушал и… в общем – без подгузников никак!
Два месяца пролетели как один миг. Максим прочно поселился в одной комнате с Егором, у окна. Из кривой рамы, несмотря на законопаченный в щели мох, изрядно дуло, но печка жарила исправно, так что жизнь была вполне сносной. Макс махал лопатой, разгребая снег во дворе, помогал Леночке готовить на кухне и учился у Володи работать топором. Пока получалось не очень. Макс вздыхал, глядя на мозоли на своих некогда холёных ладошках, на былой маникюр, но сильно не расстраивался, а продолжал жить жизнью обычного хуторянина. Давалось это ему нелегко.
