Текст книги "Современные методы управления погодой"
Автор книги: Андрей Жвалевский
Соавторы: Евгения Пастернак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
***
Весь уик-энд я привыкал к новому состоянию – окончательно семейного человека. В субботу вечером состоялось посещение зоопарка, где мы с Катей тяготели к водоплавающим (жара ослабла совсем ненамного), а Машка металась между вольером с тиграми и загоном для слонов. Я чуть шею не свернул, пытаясь отслеживать перемещения ребенка, в то время как легкомысленная мать спокойно поедала одну порцию мороженого за другой. Один раз я таки не отследил положение Маши и запаниковал.
– Она у жирафов, – заявила Катя, пресекая мои попытки вызвать МЧС, милицию и пожарных.
И действительно, Машка вытягивала шею у далекой клетки, пытаясь достичь пропорций наблюдаемых животных.
– Как ты успеваешь за ней следить? – поразился я.
– Просто знаю, где она находится, – ответила Катя, – и она про меня, кстати, тоже.
«Все-таки они ведьмы», – решил я для себя, но бдительности не ослабил.
Домой я вернулся со свернутой шеей, растрепанными нервами и мокрый, как тюлень, к которому мы переместились, когда Машка окончательно выпала из поля зрения. По пути пришлось завернуть в магазин, потому что, как выяснилось, в прошлый раз я не купил массу совершенно необходимых вещей. Масса оказалась существенной. Пакеты оттягивали мне руки.
И тем не менее я чувствовал себя замечательно. Наверное, мне всегда не хватало именно этого: шустрой девчонки, за которой нужен глаз, и не один; кучи полезных покупок, смысл которых выше моего понимания; любимой женщины, которая умеет безумно красиво есть мороженое и поправляет мне воротник.
Воротник! Никогда не думал, что такой простой и естественный жест может для меня значить больше, чем все ласки и восторги, вместе взятые. Казалось бы, ничего особенного, но именно это движение Катиной руки окончательно примирило меня с тем, что жить мы будем вместе, долго и счастливо. Она даже не заметила этого, автоматически привела мою одежду в порядок перед выходом, но я только об этом и думал. Конечно, с перерывами на обдумывание оптимальных маршрутов следования, слежку за ребенком, покупку билетов и мороженого, перетаскивание сумок – словом, на все те занятия, которые женщины сваливают на нас.
Я пытался вспомнить, кто и когда поправлял мне воротник в последний раз. Не смог вспомнить. Первая жена? Ее гораздо больше заботил собственный гардероб. По-моему, ей было даже наплевать, начищены ли мои ботинки, когда мы вместе отправлялись на званый вечер.
По возвращении из зоопарка (Машка уже в метро зевала на ширину головы) я собирался обсудить вопрос воротника, но Катя деловито приземлила нашу беседу:
– Где будем Машку укладывать?
– В большой комнате, – предложил я.
– Не пойдет. Здесь и телевизор, и компьютер. А если мы захотим кино посмотреть?
– Ну, сегодня нам будет не до телевизора, – попытался я перевести разговор в игривое русло.
– А завтра? А через два дня? Давай лучше Машку в спальню определим, а сами тут устроимся. Давай-ка займись чемоданами.
Даже этот командный тон меня не расстроил. Уют и быт – это сфера, в которой женщины более компетентны. Меня вполне устроит решение стратегических проблем. В конце концов, именно я решил забрать ее с Машкой к себе в Москву. И забрал. А где постель стелить – это уже подробности.
***
Только сейчас я поняла, что медленно оттаиваю. Хотелось мурлыкать от счастья, или петь и танцевать, или и то и другое одновременно. Сергей вернулся!
Я, конечно, могла сколько угодно рассказывать себе, что Сергей полный дурак, я ощетинилась, как ежик, чтобы не дай бог не пожалеть о том, что он уехал. Но это не меняло печальной правды – я бесконечно, чудовищно по нему скучала.
Мы шлялись, Машка со скоростью пули носилась по зоопарку, а мне периодически вспоминались события последних месяцев. Я уже много раз радовалась, что на мне темные очки, потому что на глазах вскипали слезы и приходилось под любым предлогом прижиматься к Сергею, чтобы убедиться в том, что он не мираж.
А что будет, если он опять уедет? Честно говоря, от этой мысли стало так плохо, что я сразу решила – этого не может быть!
А если бы он насовсем уехал? Неужели это бы был конец? Неужели мы бы с ним больше никогда не увиделись? Какая же я все-таки дура! Почему я не поговорила с ним перед отъездом? Я же отпустила его совершенно безропотно, даже слова не сказала, даже глазом не моргнула.
А может, нужно было повиснуть на шее, рассказать ему о том, что я люблю его, что жизнь без него станет… да не станет жизни! Может, он бы никуда и не уехал! А может, я бы все и испортила, Сергей бы испугался и сбежал от меня еще подальше Германии.
Вот как жить с мужчиной? Если разнежиться, как я сейчас на солнышке, – станешь уязвимой и любое его неосторожное слово причинит боль. А если собрать волю в кулак и все время доказывать себе, что мне никто не нужен… Наверное, никто не обидит, зато всю жизнь просидишь одна.
Вот ужас! Вот уехал бы Сергей, а я бы всю жизнь прожила в гордом одиночестве. И не видела бы этого зоопарка, и не горели бы так счастливо Машины глаза, и не было бы рядом этого мужчины, который так смешно за нас беспокоится.
А ведь у меня не было другого мужчины с тех пор, как мы с Сергеем познакомились! Наверное, и быть не могло! Или я бы все время искала что-то на него похожее. А где другого такого найдешь?
Из этого суперлирического настроения меня вывело то, что Машку нужно было срочно укладывать спать. Она была так полна впечатлениями и мороженым, что засыпала стоя, в постели я еле успела надеть на нее пижаму.
Я приготовила на ужин салат, наслаждаясь порядком на кухне, повесила чистые полотенца, разобрала Машкины вещи.
Честно говоря, я поймала себя на том, что нервничаю, как девственница перед первой брачной ночью. Как-то у нас все в этот раз уж больно официально получается. А готова ли я к этому? Неужели я смогу сюда насовсем переехать? Я ругаюсь на Сергея за то, что он не знает, чего хочет, а знаю ли я сама, чего хочу? Он в отличие от меня хотя бы что-то делает, а я сижу и жду, когда за меня решат, где я буду жить!
Сергей валялся на диване и щелкал пультом телевизора, но когда я вошла в комнату, он так на меня посмотрел… Что-то в его глазах залезло ко мне в душу, долго там кувыркалось, а на выходе застряло в горле.
Через секунду я рыдала. Я ему все рассказала: и как мне было плохо, когда он уехал, и как мне надоел этот дождь за окном, и как пусто вечером в квартире, и как не хочется жить, когда вечером он не звонит…
Я захлебывалась слезами и говорила, говорила, говорила… Говорила, чтобы он не смел меня перебивать, потому что я и так полгода молчала, потому что если я сейчас не поплачу, я тресну, а зачем ему я, которая треснула, и опять возвращалась к тому, что он своим отъездом вынул из меня душу, а если он еще раз уедет, то я, то я… И я плакала и плакала! И заснула у него на руках.
***
Воскресенье выходным днем не получилось. Оказалось, если ребенка уложить спать пораньше, он и встает пораньше. И приходит к маме в кровать. А там уже я. Причем лежать мама с дочкой предпочитают по диагонали кровати, вернее, по разным диагоналям. Для меня место не предусмотрено.
Словом, раз уж я все равно проснулся – в замечательном, нужно сказать, настроении, – то решил приготовить кофе. Дома кофе не оказалось, поэтому, по-быстрому приняв душ, я отправился в магазин. Третий поход в магазин за сутки! Такого за мной раньше не замечалось, и мысль об этом была иррационально приятной. Для закрепления приятных ощущений я прихватил букет желтых и пушистых, кажется, хризантем. Я обычно не утруждаю себя названиями, просто тычу в понравившиеся цветы и спрашиваю: «Сколько эти?» Продавщицы тут же уточняют: «Хризантемы?» или «Астры?», но эта ненужная информация в голове не задерживается.
По возвращении я обнаружил, что Катя в прежней позиции, зато Маша наворачивает круги по кухне.
– Есть хочу! – заявила хмурая девочка вместо положенного: «Как почивали, дядя Сережа?»
Пришлось одновременно варить кофе и сооружать быстрорастворимую рисовую кашу, которую я с некоторым удивлением обнаружил в приобретенных давеча продуктах. Каким-то чудом я справился с обеими задачами без потерь: кофе не убежал, ребенок временно перестал голодать. По-моему, это неправильно – постоянно голодный ребенок. Вот меня, помню, бабушка приманивала к столу особенными блинами со шкварками внутри. Я облизнулся и вздохнул: тогда я еще не знал слов «холестерин» и «правильное питание».
Услышав ключевое слово «питание», живот мой проворчал что-то немузыкальное.
Я взял поднос с кофе и направился к своей избраннице. Она тут же, не раскрывая глаз, навострила носик и сомнамбулически приподнялась в постели.
– О, – сказала Катя, – ты уже кофе сварил! Тогда и мне сделай чаю.
Я мысленно выругался. За это время можно было бы уже и выучить, что Кошки кофе не питаются, Кошки питаются чаем с ароматическими добавками, некрепким, без сахара. Я уже не удивился, отыскав в упомянутых выше пакетах пачку чая с земляникой. Второй вход в опочивальню получился более удачным: Катя уже приоткрыла глаза… пардон, глаз и хитро им на меня любовалась. Как только поднос был надежно установлен на стуле, моя любимая женщина подкатилась ко мне и сладко заурчала:
– М-м-мяу-у-у! Спас-с-сибо.
Мне стало совсем хорошо.
А вот дальше начались будни: после душа Катя заявила, что необходимо навести здесь хоть какой-нибудь порядок. Я смирился, не подозревая, что обычным пылесосом на сей раз не обойдется. Сначала мы сортировали вещи: в одну кучу – мои, в другую – квартиранта, в третью – те, которые я смутно припоминал, но не был готов признать своими. Маша активно участвовала, выбирая из куч самые яркие вещи и начиная с ними развлекаться. По ходу дела Катя задавала мне всякие бессмысленные вопросы.
– А ты завтра дома будешь?
– Нет, – ответил я, – надо срочно готовить плацдарм для возвращения. Сейчас как раз сезон, все готовятся к выставке, учебка вовсю продается.
– Я знаю, – сказала Катя, – я ведь тоже с утра убегаю, нужно сто мест обойти, сначала оптовиков, потом большие магазины.
– А обзвонить нельзя?
– Обзвонить я и из дома могла, тут нужен личный контакт. Ты ведь тоже не обзванивать будешь.
– Сегодня вечером посижу на телефоне, а завтра буду заниматься личным контактом.
После этого Катерина переключилась на расспросы о моей маме, о том, понравится ли ей Машка, потом – опять о работе… Короче, часа два мы таскали вещи и трепались о всякой ерунде. Затем как-то незаметно наступил обед, мы сходили выгуляли ребенка, еще раз (!) в магазин, и только часам к пяти я смог добраться до телефона.
Как и ожидалось, половина нужных людей уже была в городе, но о делах говорить отказывалась.
– Завтра, – обычно отвечали мне, – зайди ко мне часиков в одиннадцать… Нет, лучше в два. Ты бы видел, какие у них мидии!
Катя, которая наконец завершила свою деятельность по наведению порядка на молекулярном уровне (на макроуровне все уже давно сияло), немного посидела у меня под боком, послушала, как я пытаюсь продаться подороже, и двинулась на кухню.
Ужин получился просто обалденным! Все такое овощное и фруктовое, красиво уложенное и вкусно пахнущее! И тарелки – как в ресторане (когда только она их отдраила?). В кухне даже светлее стало.
– Здорово! – сказал я, откинувшись на стуле. – Маша, мама у нас – просто шеф-повар какой-то! Она тебя так все время кормит?
– Только по воскресеньям, – возразила мама, – если есть настроение. А вот завтра, Маша, будешь сама потихонечку из холодильника фруктины таскать. А потом я приду и покормлю. Или дядя Сережа придет. Не знаю, кто раньше.
У нас с Машкой были, наверное, одинаково ошарашенные физиономии.
– Ты хочешь сказать, – произнес я с некоторым усилием, – что ребенок целый день будет один?
– А что делать? – Лицо Кати выражало безмятежность и покорность судьбе. – Мы с тобой завтра пойдем по делам.
Я встал и попытался пройтись по кухне. Обычно это помогало мне думать. Однако на сей раз кухня была забита народом, и я двинулся в коридор. Катя осталась утешать раскисшую дочку.
– А ты не можешь отложить дела? – наконец придумал я, возвращаясь к столу.
– Нет, – кротко ответила Катя.
Я отправился думать дальше. На третьей минуте меня озарило.
– Слушай, а если я попрошу маму посидеть? Вы не против?
Машка была против, но, по-моему, она уже просто хотела спать. Катя идеей воодушевилась.
– Конечно, – сказала она, – ты ведь про нее столько хорошего рассказывал. Они обязательно подружатся.
Мама, к моему удивлению, особенно не возражала. Я так подозреваю, что главным движущим стимулом было любопытство. Иначе чего ради ей было соглашаться ехать на другой конец Москвы и тратить день на совершенно неизвестного ребенка.
Решение внезапно возникшей проблемы убедило меня в двух вещах. Во-первых, я еще не утерял способности решать внезапно возникающие проблемы. Во-вторых, женщины – существа безответственные. При малейшей возможности они предоставляют мужчинам полную свободу действий и, стало быть, полную ответственность за эти действия. Довод для этого они используют железный: «Ты мужчина, ты и думай!»
Уже в кровати я попытался поделиться своими умозаключениями с Катей, но на втором слове она уткнулась в меня носом и прошептала:
– Ты у меня самый умный.
И мне сразу расхотелось быть самым умным, а захотелось быть самым нежным.
У нее.
***
Утро было просто замечательным!
Я проснулась сама. То есть но мне никто не прыгал, никто не кричал, что пора вставать и готовить есть, и никто не звонил над ухом. Это во-первых.
Во-вторых, по квартире плавал очаровательный запах кофе. Ничто так вкусно не пахнет с утра, как свежесваренный кофе. Только моя беда в том, что на вкус я его, то есть кофе, терпеть не могу, а просить кого-нибудь сварить мне с утра кофе для того, чтобы я его понюхала… Что-то мне подсказывает, что это будет воспринято как наглость. Причем не просто наглость, а ни с чем не сравнимая Наглость, на которую способны только такие противные, ленивые, ничего сами не умеющие – короче, только я способна.
Чудесное утро продолжалось. Мне под нос принесли чашку кофе, чтобы нюхать, и пошли за чашкой чая, чтобы пить. На тарелке красовались пять сортов вкусного сырика, а Машка была уже сыта и уселась играть за компьютер. И я поглощала сыр, пила чай и наслаждалась сознанием того, что могу не вставать с постели еще хоть несколько часов.
Потом на Машку свалилась гора бумаги, которая лежала у Сергея на компьютере. Он засуетился, сказал, что сейчас все уберет, и засунул всю эту гору на нижнюю полку шкафа. Гора влезла с трудом, дверца не закрылась и при каждом легком дуновении ветра подозрительно скрипела. Это навело меня на мысли о том, что это не первая подобная уборка и что Машу в этой квартире страшно будет оставить одну. А вдруг ей придет в голову открыть одежный шкаф? Она же задохнется!
– Сережа, а что это были за бумажки?
– Да так, черновики всякие ненужные.
– Ненужные?
– Не-а.
– А давай их выкинем!
– Зачем?
– Так они же ненужные!
– Ну и что?
– Так они же мешают!
– Кому?
– Место занимают…
– Где?
Уф! Все-таки мужчины – это другой вид людей!
Кстати, о Маше… Завтра мне придется на несколько часов уехать по книжным магазинам, и я до сих пор не решила, что страшнее: оставить ее дома одну или таскать за собой по тридцатиградусной жаре.
Раунд 1
– Сергей, а у тебя мама работает?
– Нет, сейчас у детей каникулы, у нее отпуск.
– Она учительница?
– Ну да.
– Детей, наверное, любит.
– Очень любит. Она так всегда жалела, что у нее нет внуков.
– М-м-м. А интересно было бы ее с Машкой познакомить!
– Да, интересно. Я думаю, Маша ей понравится.
Счет 0:1, я проигрываю.
Раунд 2
– Сергей, а что твоя мама завтра делает?
– Да ничего не делает, она через три дня на дачу собирается, а пока сидит в городе. Жалуется, что скучно.
– Почему?
– А все подруги с внуками сидят на дачах, в городе никого нет. А она не любит отца одного надолго в городе оставлять, он начинает бутербродами питаться. Поэтому она дня четыре за городом, а дня три в городе.
– А-а-а. А подруги, значит, с внуками сидят.
– Ну да. Это только я такой бездетный, у остальных дети. Вон такие, как Маша.
– Понятно…
Счет 0:2.
Раунд 3
– Сережа, а тебе завтра обязательно уходить из дома?
– Да, у меня куча встреч, мне нужно устраиваться на работу…
– Я тоже ухожу. Уйду с утра, и меня не будет часов до пяти.
– Устанешь, наверное, по городу мотаться с непривычки.
– Да, устану. По жаре.
– Ну звони, если заблудишься.
– Ага. Вот что получается: тебя дома не будет, меня дома не будет…
– А ты на мобильник звони, какие проблемы!
– Никаких…
Счет 0:3.
Раунд 4. Открытый бой
– Да, жалко Машу завтра кидать дома одну…
– Как одну?
– Ну, ты уходишь, я ухожу…
– Как же так! Что же ты раньше не сказала!
– Не сообразила.
Катя изо всех сил сдерживает мимику. Сергей сосредоточенно думает.
– Слушай, Катя, а давай попросим мою маму. Она, наверное, сможет подъехать.
– Ну, давай попросим.
Счет 10:3.
Сергей получает 10 очков за сообразительность! Изможденная Катя засыпает. Выигрывает Маша.
***
В понедельник утром я еще раз убедился, что у женщин какие-то свои способы передачи информации.
Когда мама вошла в квартиру, она была насторожена, как ягдтерьер перед барсучьей норой. А вы когда-нибудь видели ягдтерьера? Существо щуплое, но очень опасное, если сорвется с поводка. Поэтому я попытался как можно быстрее установить между женщинами контакт.
Не думаю, чтобы мои усилия были успешными. И тем не менее через пять минут мама утратила опасный блеск в глазах, через десять называла Катю Катенькой, а когда увидела Машу, окончательно поплыла и была уже готова пустить слезу.
Этого я вынести не мог. Тем более что меня ждали и я имел все шансы опоздать. Я утащил Катю с собой, иначе она никогда бы не выбралась из объятий внезапно подобревшей мамы.
– Чего это ты моей маме понравилась? – спросил я в лифте.
– Она мне тоже понравилась.
– Так вы же двумя словами не обменялись. Так, работа-квартира.
– А нам хватило.
Какое-то время я пытался добиться правды, но потом мне нужно было пересесть на другую ветку, и мы расстались.
На встречу я действительно опоздал. На три минуты. Влетел в расстроенных чувствах… и обнаружил только слегка встревоженную секретаршу.
– Геннадий Геннадьевич вам назначил? – проворковала она, наливая мне минералки.
– Да. На четырнадцать ноль-ноль.
– А, – посветлела она, – подождите немного.
«Немного» оказалось эквивалентом словосочетания «двадцать две минуты».
– О, – как ни в чем не бывало обрадовался мне загорелый Геннадий Геннадьевич, – ты уже здесь!
Я покосился на часы.
– Сразу видно, – хохотнул мой собеседник, – только что из Германии. Педантом стал. А у нас тут… пробки.
Я вздохнул. Действительно, чего это я? Сказано же было «часа в два». Это означает «половина третьего». Совсем отвык от родины.
Мы выпили холодного чаю со льдом, я выслушал лекцию об аквапарках и выяснил, что меня здесь хотят, но не могут.
– Пойми, – сказал Геннадий Геннадьевич, – у меня только что было расширение, я сейчас хорошую зарплату для тебя не потяну.
Покинув кабинет несостоявшегося работодателя, я задумался. Фраза о «хорошей зарплате» меня воодушевила. Рассчитывать на то, что мне будут платить как в Германии, я не мог, но имел возможность потребовать достаточно большую сумму.
Еще два визита подтвердили мои предположения: везде меня встречали с удовольствием, делились рассказами об отпуске и холодными напитками, но на вопрос о работе смущенно признавались, что их бюджет меня не выдержит.
– Слушай, Серега, – посоветовал мне последний из навещенных директоров (полгода назад он свысока «выкал» мне и старался держаться подальше), – сходи в ЕМЦ, они как раз отделение в Москве открывают. Наверняка им нужен аналитик твоего уровня.
Это окрылило меня окончательно. ЕМЦ было крупным питерским компьютерным издательством. Занять место в топ-менеджменте его московского представительства… раньше я о таком и мечтать не мог! К сожалению, сегодня в ЕМЦ ехать было поздно, поэтому я просто позвонил туда и назначил встречу. На сей раз не «часа на два», а на «тринадцать двадцать», что внушало определенные надежды. Или иллюзии.
К дому я подлетал на крыльях, но выработанный за два дня рефлекс притормозил меня у гипермаркета. Наверняка нужно было что-нибудь купить, но мне в голову приходили только мороженое и сок.
Для получения более подробных инструкций я позвонил на домашний телефон.
Телефон взяла мама.
– Что случилось? – От неожиданности я остановился посреди пешеходного перехода. – Где Катя?
– Все нормально,– голос у мамы был довольным, – тут твои девушки. Сейчас дам трубку.
Катя тоже показалась мне веселой. Она продиктовала мне список всего необходимого. Я пообещал, что запомню, и двинулся в очередной набег за продуктовой данью.
Как выяснилось позднее, муку я все-таки забыл, а соль оказалась настолько каменной, что ее пришлось разбивать молотком. Причем орудовать этим незамысловатым инструментом мне пришлось под надзором сразу трех женщин.
***
Перед встречей со своей первой потенциальной свекровью я неделю болела. Перед тем как Дима познакомил меня со своими родителями, у меня тряслись руки. Когда пару лет назад один знакомый практически обманом затащил меня представить своей маме, мы с ней разругались буквально за десять минут, потому что я не проявила должного уважения. А когда я заявила, что замуж за ее сына не собираюсь и никогда не собиралась, бедная женщина онемела. Она искренне не понимала, как я могу отказаться от такого сокровища, по-моему, просто решила, что я сумасшедшая.
Перед встречей с мамой Сергея у меня не было времени даже подумать, потому что мы безнадежно проспали. Я с феном и надкушенным бутербродом носилась по квартире, давая Машке последние указания,
– Не играй на компьютере целый день.
– Угу…
– Машенька, пожалуйста, не смотри «Николодеон».
– Не буду. А почему?
– Отупеешь.
– А все, кто смотрит «Николодеон», тупеют?
– Все.
– И все, кто отупел, смотрели «Николодеон»?
– Все. То есть нет. Ой, не задавай мне с утра такие сложные вопросы! Маша, не обижай Ирину Петровну.
– А она меня не будет обижать?
– Не должна. И не рассказывай ей всякие небылицы.
– А дышать можно?
– Можно. Кстати, давайте балкон откроем, а то дышать нечем, жара…
Я так сосредоточенно сушила голову, что не слышала, как вошла Ирина Петровна, и когда, выйдя из ванной, наткнулась на нее в коридоре, естественно, испугалась и заорала.
Наверное, в жизни нужно быть проще. Если бы я при виде всех остальных своих будущих свекровей орала от ужаса, может, у нас бы тоже сразу установились такие замечательные отношения.
Мне Сережина мама понравилась. По крайней мере, она не производила впечатления старого опытного педагога с перекошенным от ненависти к детям лицом. Очень приятная женщина, и гораздо моложе, чем я думала.
Ирина Петровна вошла на кухню и начала оглядываться, явно пытаясь к чему-нибудь придраться.
– О! Ты уже шторы поменяла! – довольно ревниво сказала она.
– Нет, это я старые постирала.
На лице у моей потенциальной свекрови было такое неподдельное недоумение, что я рассмеялась. Она тоже. Воцарился мир и полное взаимопонимание.
Когда через пять минут на кухне появился Сергей, явно с намерением нас познакомить, я уже вовсю тараторила.
– Машка вообще самостоятельная, у меня к вам только одна большая просьба – покормите ее обедом, а то она будет целый день на яблоках сидеть. Вот тут суп, тут пюре, здесь курица. Мороженое ей можно, из холодильника пить можно, сладкое она сама не будет…
– Мне только телик долго смотреть нельзя, а еще вам небылицы рассказывать,– появилась из коридора Машка.
– Ну вот видите, – засмеялась я, – она все сама прекрасно знает.
Мама Сергея с гораздо большим умилением смотрела на полный холодильник, чем на ребенка, но я решила не обижаться – это у нее первый шок, пройдет.
Когда мы расставались в коридоре, я была уже Катенькой, а Машка уже выклянчила поход в ближайший парк с качелями. Не знаю, как проведет этот день Ирина Петровна, а за ребенка я спокойна.
Единственный плюс невыносимой жары, которая прочно установилась в Москве, был в том, что товароведы были согласны на все. Все, о чем бы их при других погодных условиях пришлось просить и умолять, сейчас давалось необыкновенно легко.
– Здравствуйте, – говорила я, войдя в кабинет, – какая жара! Как вы тут, бедные, работаете? Сейчас бы на берег речки или хотя бы под кондиционер…
Как правило, через пять минут мы были уже закадычными друзьями, даже если кабинет был увешан кондиционерами.
Я рассказывала про свой родной город, где сейчас, наверное, идут дожди, и расплавленный мозг товароведов прочно ассоциировал наше издательство с вожделенной прохладой. Отсюда вывод: чем больше будет на полках наших книг, тем прохладнее в торговом зале. Все очень смеялись, но книги послушно расставляли.
Я притащилась домой в пять часов, а ощущения были, как будто я не была здесь две недели, причем все это время ползала по раскаленной пустыне.
А Машка и Ирина Петровна выглядели вполне умиротворенными, напоили меня холодной минералкой и принялись наперебой что-то рассказывать. Через некоторое время до меня начало медленно доходить, что именно они рассказывают – что-то про речку, развесистые деревья и смородину, которая падает на землю. Я осторожно поинтересовалась, где находится этот рай, мне объяснили, что недалеко, 180 километров.
– Сколько?! Это же в другом городе.
– Обычная московская дача, – пожав плечами, сказала Ирина Петровна, – люди и за 250 км ездят.
Все-таки это ненормальный город!
– Катенька, что же Маша в городе сидит? Давай мы с ней на дачу поедем. А вы работайте, а в выходные приезжайте. У нас там телефон есть. Там детей куча, ей не будет скучно.
Я оказалась совершенно не готова к такому повороту событий. Одно дело – привезти Машку в Москву, а другое – отправить ее за 200 км, с вообще-то малоизвестной мне женщиной. С другой стороны, работать мне тут, включая выставку, еще неделю как минимум, и что делать с ребенком, непонятно…
Я решила оттянуть время.
– Знаете, давайте Сергея дождемся. Пусть он решает.
После этого Ирина Петровна смотрела на меня уже совершенно влюбленными глазами.
Собственно, мы и так все решили, особенно после настоятельного воя Машки о том, что она хочет ягод, которые на кусте. Когда пришел Сергей, я дожаривала на ужин блинчики, Ирина Петровна заворачивала в них начинку, а Маша эту начинку с удовольствием перемешивала, периодически строя из нее то замок, то медвежонка, а то и огнедышащего дракона.
Осталось только убедить Сергея, что на эту самую дачу нас нужно отвезти на машине, чтобы ребенок не таскался по автобусам.
Учитывая, что взамен мы получали несколько ночей наедине, это было совсем не трудно.
***
Одна женщина в моем доме – это предел. Две никогда не помещались. При наличии трех особ противоположного пола квартира перестала быть моей. Куда бы я ни шел, я натыкался либо на самих женщин, либо на следы их обитания. Больше всего следов обитания оставила Маша. Она тут уже хозяйничала. Из собрания сочинений Стругацких была сооружена Вавилонская башня (проектный макет, масштаб 1:10 000), в старых портфелях жили нарисованные куклы, тапочки обзавелись мачтами и парусами.
Интересно получается, значит, раньше у меня был беспорядок, а теперь просто «ребенок играл»! Возмущаться долго мне не дали. Выяснилось, что завтра я везу бабушку с Машей на дачу.
На нашу дачу.
На машине, которую я продал перед отъездом на чужбину.
В день, когда мне нужно было совершить, возможно, самый важный разговор в моей карьере.
Я пытался сопротивляться, но оказался даже не между молотом и наковальней, а между молотом (Катя), кувалдой (мама) и отбойным молоточком (Маша). Все мои разумные доводы проходили сквозь собеседниц, не задевая не только их мыслительные, но и, кажется, слуховые центры. Когда мама вышла на секундочку глянуть, «что это Машенька так подозрительно тихо делает в спальне», я взмолился:
– Коша! Это безумие! Я не успею…
– Наверное, ты прав, – подозрительно быстро согласилась Катя, – пусть Маша лучше с нами останется. Она так любит прийти утром ко мне под бочок.
Я запнулся. Я тоже люблю прийти под бочок… И не только под него… И не только утром… Несколько дней мы будем в квартире совершенно одни. Это полностью меняло ситуацию!
Я еще колебался, но тут появилась сияющая мама, которая вела расстроенную Машку, а в руке несла…
– Сережа, – спросила мама, – правда, это совершенно ненужная тебе штучка? И ты не будешь Машу ругать?
– Конечно нет, – немного осипшим голосом ответил я, – она уже совсем старая, ее пора было выбросить.
«Совсем старая» – это означало «XII век». Хуже всего, что нэцкэ, которую хрупкая девчушка умудрилась разломить на три неравные части (как? это же окаменевшая кость!), принадлежала моему другу – неудавшемуся квартиросъемщику. Собирание костяных японских фигурок было его единственной пламенной страстью. А в руинах лежала как раз жемчужина его коллекции, которой он хвастал всем. Меня ждала медленная и мучительная смерть через удушение.
Видимо, я не смог полностью справиться с выражением лица, потому что Маша все же перешла к активным всхлипам.
– Значит, так, – я сменил тему, – завтра с утра иду за машиной, и чтобы к моему возвращению все было готово!
Общей радости не было предела.
Я восторга не разделял, потому что за недостатком спальных мест мама постелила мне на полу.
Зато наутро действительно проснулся на заре. Или, если быть точным, встал на заре – спать мне не пришлось вообще. В состоянии отупения я принял душ и направился готовить завтрак. К моему удивлению, на кухне уже шипело и пахло вкусным – оказывается, мама услышала мой подъем и решила озаботиться моим здоровьем.
– Катюшу я отправила досыпать, – сказала она вместо «С добрым утром!», – ей еще целый день на ногах, она вчера пришла, чуть не падала!
Трогательная забота! Я начал понемногу ревновать, потом задумался…
– Погоди, – спросил я, – Катя что, пыталась встать приготовить завтрак?
– Конечно! Она, наверное, привыкла тебе каждое утро готовить. Очень, очень хорошая девушка. И дочка ее так тебя любит. Что ж ты не знакомил нас раньше? А то, что она не москвичка, так это ничего…
Я принялся жевать, не слишком вслушиваясь в мамины причитания. Катя встала в полшестого! Вот что делает с людьми свекровь!
***
Честно говоря, про то, что Сергей продал машину, я забыла начисто. Я просто об этом не думала, я вообще ни о чем не думала, потому что мозги оплавились и жить в городе стало невозможно. Особенно спать.
Во-первых, я уже отвыкла делать это без Сергея. И то, что он был совсем рядом, в той же комнате, но на полу, ситуацию не спасало. Во-вторых, было как-то необыкновенно душно. Временами я проваливалась в тяжелый сон, но потом мне начинало сниться, что меня пытают в газовой камере, и я просыпалась. Машка рядом тоже спала очень беспокойно, все время дрыгалась, ворочалась и что-то бормотала во сне.
