Текст книги "Современные методы управления погодой"
Автор книги: Андрей Жвалевский
Соавторы: Евгения Пастернак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)
Первые пять минут обратного пути прошли под аккомпанемент детских всхлипов.
Мне очень хотелось поддержать ребенка, и я не выдержал:
– Маша, я хочу попросить маму с тобой переехать жить ко мне. Ты как?
Ребенок затих.
– Насовсем? – сказал он уже не плаксивым голосом.
– Насовсем.
– А школа? Мне же в школу нужно ходить.
Яблочко от яблоньки…
***
Сергей, по-моему, так до конца мне и не поверил. То ли неметчина его испортила, то ли это врожденное «сейчас я захочу и все будет так, как я захочу!», невзирая на жертвы и разрушения.
Я же не против того, чтобы жить вместе, но… Слишком много накопилось этих противных «но», чтобы от них просто отмахнуться.
Сначала Сергей еще пытался бороться. Он бодро схватил телефон и заявил, что сейчас все устроит. Звонок предназначался однокласснице Алле, которая с незапамятных времен работает в школе. Алла все рассказала.
– Устроиться можно практически в любую школу, но, во-первых, не сейчас. Начало учебного года, всем не до того, нужно было либо приходить на пару месяцев раньше, либо уже ждать хотя бы конца четверти. В идеале – конца учебного года. Кстати, даже если люди переезжают внутри Москвы, дети обычно доучиваются в старой школе. А вы как думали? Во-вторых, нужно действовать ласково и нежно – поговорить с учительницей, рассказать, какой это замечательный ребенок. Кстати, среди всех окрестных школ выбирайте только ту, в которой дети учатся по вашей программе, в противном случае вам с облегчением откажут. Так что мой вам совет: дождитесь апреля-марта и начинайте искать. А за это время оформите документы. Но, честно говоря, лучше бы ваша девочка доучилась на старом месте всю начальную школу. В среднем звене формируются новые классы…
– Начальная школа сколько лет? – спросил Сергей.
– Четыре года.
– Понятно… Спасибо, Ал.
– Не за что. Если что, обращайся. Я вам узнаю номера хороших школ в вашем районе.
– Слушай, а в свою школу ты можешь Машу взять?
– Могу. Станция метро «ВДНХ», а потом четыре остановки в сторону. Устроит?
– Вряд ли…
Правда, положив трубку, Сергей бодро заявил, что «ВДНХ» не так уж и далеко. А если по МКАД, то можно доехать даже за…
И тут я поняла, что жизнь можно ломать только до определенной степени. Если я и соберусь сюда переехать, то сначала нужно обеспечить себе комфортное существование. Чтобы нормально жить в этом аду, который по ошибке называется городом, нужно здесь родиться. Не поймите меня неправильно, я очень люблю Москву, но, положа руку на сердце, мне бы хотелось, чтобы мой ребенок жил подальше от этого смога. Я хочу работать в получасе езды от дома, и это максимум. Я хочу, чтобы Машка выросла дома и с родителями, а не в продленке или с нянями. Я хочу, чтобы у меня была возможность после работы успевать куда-нибудь еще, кроме круглосуточно работающего супермаркета.
Да, Москва дает очень много возможностей, но сколько она всего забирает! Приспособиться, наверное, можно, но это будет такая ломка! Ведь если посмотреть правде в глаза, из всей Москвы мне нужен только Сергей. И если бы он переехал жить ко мне, я была бы абсолютно счастлива, но тогда ему придется так же сильно ломать себя. Наверняка в жизни провинции с точки зрения коренного москвича не меньше недостатков.
Неожиданно я поняла, что все уже для себя решила, а сейчас пытаюсь обосновать свое решение. Уже понятно, что никуда я не перееду. Сейчас, а точнее, в воскресенье, мы с Машей сядем в поезд и поедем домой учиться. А потом… А потом видно будет!
***
Машка как уснула в машине, так и не проснулась. Я аккуратно уложил ее в кровать и вернулся к Кате окончательно разбираться с ситуацией. Пристрастный допрос показал, что главная проблема – это школа. Я выгреб из стола (туда убирающие женщины не проникли) старые записные книжки и принялся названивать. Почти сразу удалось разыскать телефон Аллы Антоненко – болтушки и сплетницы, впоследствии переквалифицировавшейся в учителя.
Она охотно поведала мне, что школоустройство – штука несложная и довольно быстрая. Месяца два-три. Или полгода. Лучше год. А еще лучше три года. Как вариант, можно было устроиться в Аллину школу. На другом краю Москвы. В полутора часах от моей новой работы. Можно было, конечно, нанять водителя… С машиной… М-да…
Я совершил еще несколько попыток выяснить, куда деваться девочке-второкласснице, если она внезапно сменила место жительства. Везде мне (с различной степенью резкости) называли срок решения проблемы от полугода и более. У меня мелькнула было мысль предложить оставить ребенка на попечении Катиной мамы. В идеале – до окончания начальной школы. Однако что-то мне подсказывало, что этот вариант не будет рассмотрен даже в качестве шутки.
К полуночи я сдался. Катя уже давно сидела в углу, прихлебывала чай и пыталась что-то высмотреть за темным стеклом. Глаза ее выражали предельную внимательность. Это означало, что она не слышит ни слова из того, что я ей говорю. Я вспомнил, как Катя рассказывала о своем детстве. Ее всегда хвалили учителя за внимание на уроках, не догадываясь, что пай-девочка просто таращится на них, думая о чем-то своем.
Поэтому я замолчал. Через несколько минут Кошка вздрогнула и нахмурилась. Я улыбнулся.
– Давай ложиться, – вздохнула она, – утром все решим.
Мы легли.
Духота стояла страшная, несмотря на настежь раскрытые окна. Спать было невозможно. Заниматься чем-нибудь более интересным – тоже. Изредка мы вставали и ходили в душ. После ушата прохладной воды какое-то время было хорошо, но заснуть не удавалось. Мы лежали и думали.
Почему-то мне казалось, что мы думаем об одном и том же: каникулы закончились, и нам опять пора разъезжаться. Не потому, что мы надоели друг другу. Не потому, что неотложные дела требуют нашей разлуки. А потому только, что этот мир не слишком приспособлен к внезапным изменениям судьбы. Или это страна такая?
Я вспомнил Вилли, который собирался, как все добропорядочные немцы, провести законный отпуск у теплого моря, а вместо этого застрял в городе, сначала душном и пыльном, а затем затопленном по самую макушку. Нет, судьба – штука интернациональная. И ничего ты с ней не сделаешь.
Чтобы не углубляться в самобичевание, я начал вспоминать, как прошел этот год для нас с Катей. По всему выходило, что мы действительно умели повелевать погодой. В Египте все было прекрасно, потом мы разъехались – тут же начались дожди. Мое решение уехать в Германию вызвало настоящее природное бедствие… Нет, вру, это были еще цветочки по сравнению с тем, что приключилось летом.
Вообще-то центральноевропейцы мне должны памятник поставить. Или идола. И поклоняться ему при нарушениях климата. Жертвы приносить, лучше всего денежные. А мы с Катей будем сидеть и решать, на кого дождем пролиться, а кого солнышком побаловать. Или еще можно в Гидрометцентр податься. А чего? Пусть бы взяли на работу…
Лучше бы, конечно, податься в боги. Я вдруг понял, что мы с Катей – египетские боги погоды. О том, что мы египетские, я догадался по нашим головам, которые стали звериными. У Кати, естественно, кошачья, а у меня какая-то непонятная. Я тщательно ощупал ее, но не мог разобраться, что за морда на моих плечах. Тут к нам пришли египтяне (они были видны исключительно в профиль) и попросили дождя. При этом они тыкали костяными указками в большую карту, явно спертую у Euronews. «Может быть, солнышка? – уточнили мы. – Солнышко ведь лучше!» – «Нет-нет,– возразили египтяне, – у нас торфяники горят!»
Мы с Катей попросили мою маму (она была с человеческим лицом, но с телом русалки), чтобы она присмотрела за Машкой, а сами полезли на стену, на которой была укреплена карта. Она все время провисала, карабкаться было тяжело. Потом Катя куда-то исчезла. Я остановился и вызвал дождь. Вернее, он сам вызвался, потому что мне стало грустно без Кати – а это всегда приводило к выпадению осадков. Я сообразил, что мою Кошку выкрали египтяне, чтобы обеспечить необходимое ухудшение погоды. Я рассердился. В небе раздалось отдаленное ворчание грома. Тут появилась Катя и попросила меня перестать: «Все, Сережа. Хватит. Они просили только дождь, а не грозу. Все. Все».
– Сережа, все! – шептала мне на ухо Катя, и я понял, что весь этот египетский бред мне просто приснился. – Тихо! Все хорошо. Спи.
– Мне приснилось, что тебя у меня забрали, а я рассердился…
– …и начал греметь громом, – закончила Катя. Я знал, что она улыбается.
– Откуда ты знаешь?
– А послушай!
Мы замерли, и через десяток секунд я действительно уловил далекое громыхание.
– Наконец-то! А то ведь спать невозможно.
– Спать невозможно из-за того, что ты всю простыню скомкал. Я в душ, а ты перестели, ладно?
К возвращению Кати из душа ее ждала свежая и мягкая простыня и человек, который знал, что нужно делать на этой простыне…
…Наверное, поэтому гроза, которая собиралась всю ночь, так и не пролилась.
***
Трудно быть богом!
Эта, мягко говоря, не новая мысль пришла мне в голову, когда я в очередной раз пыталась заснуть. Ну, допустим, мы и правда управляем погодой. Ну и что? Какая нам от этого польза?
Вот, к примеру, Наташка попросила меня устроить на выходные хорошую погоду. И мы изо всех сил стараемся, готовимся, а потом – бац! Сергей в этот день разбивает машину. Или даже не разбивает, просто царапает. Приходит домой злой как черт, а я на него тут же обижаюсь, потому что он портит мне настроение, и как результат – проливной дождь, град или заморозки в конце августа.
Или если вдвоем очень сильно хотеть, чтобы все было хорошо, то все будет хорошо?
Например, собираемся мы в театр, а потом погулять по Москве. И все идет отлично, но вдруг Сергей в театре встречает… Машу, подругу свою бывшую. И как я реагирую? Если она плохо выглядит, а Сергей весь разговор будет крепко меня обнимать, а потом скажет, что я лучше всех, то нормально реагирую. А если она замечательно выглядит? А если Сергей с удовольствием с ней расцелуется при встрече, а потом пригласит в гости? Накроется наша прогулка медным тазом!
И вот ведь что обидно: даже если я буду очень сильно хотеть, чтобы была хорошая погода, я ничего не смогу с собой сделать!
Так что получается, что мы обречены на плохую погоду, если будем жить в разных городах? Или если у нас при этом будут хорошие отношения, то и погода будет нормальная?
Но вот ведь в чем заковырка: даже если мы управляем погодой, с собой справиться не можем. Допустим, Сергей пообещал приехать на выходные, но не приехал. Причем не приехал по совершенно объективным причинам, которые я мозгами замечательно пойму и не буду на него обижаться. Но не расстроиться я по этому поводу не смогу!
Значит, я буду сидеть не только в гордом одиночестве, но еще и под дождем? И что тогда хорошего в этом «божественном» даре?
Какое облегчение принес бы сейчас дождь! Прибил бы дым и копоть, хоть немного освежил город… Так ничего нельзя сделать, потому что, несмотря на скорую разлуку, мне очень хорошо оттого, что Сергей лежит рядом со мной.
Дорогие москвичи, потерпите еще немного. Через два дня я уеду, будет вам дождь! А пока дайте насладиться моментом…
Туча, которая всю ночь бродила вокруг города, быстро сбежала в сторону китайской границы.
***
Последний день мы посвятили сборам. Просто уму непостижимо, сколько вещей возят с собой две женщины, даже если одной из них всего семь лет. Особенно если одной из них семь лет.
Я сконцентрировал все усилия на том, чтобы проследить за Машкой, которая настойчиво пыталась утащить с собой половину моих вещей и хуже того – вещей моего квартиранта. Труднее всего оказалось уберечь нэцкэ. После того памятного случая ребенок решил, что эти костяные фигурки никакой ценности не представляют, просто очень красивые. Я около ста пятидесяти раз объяснял, что штучки эти хотя и старые, но не мои, мне их надо вернуть и так далее.
– Ага, – говорила Машка, ставила костяную фигурку на полочку и тут же брала другую, – а эта твоя?
Параллельно она рассовывала свои игрушки по моим бесконечным ящикам и шкафам.
– Мы же с мамой все равно тут будем жить, – по-взрослому рассуждала она, – чего зря кукол туда-сюда таскать?
Собственно, борьбой с Машей вся моя полезная деятельность и ограничивалась. Все прочее – укладку чемоданов, сортировку белья, сбор продуктов в дорогу – взяла на себя Катя. И при этом она еще непрерывно болтала по телефону. Вот где истинная многозадачность, вот у кого следует поучиться системным программистам! Пять приложений выполняются синхронно, а ядро операционной системы в этот момент думает о том, как лучше одеть ребенка и какую помаду использовать. У мужчин многозадачность тоже присутствует, но она… как ее… вытесняющая. То есть мы можем делать несколько дел сразу, но не одновременно. Исключение составляет пиво – пиво можно пить вместе с просмотром телевизора, беседой или разгадыванием кроссворда. А вот кроссворд с телевизором или беседой несовместим.
Отчаявшись выполнить хотя бы одну задачу (удержание Маши от создания бардака), я подхватил ребенка на руки и предложил поиграть. Ребенок сначала повизжал, потом попросил перевернуть ее вниз ногами, а затем придумал увлекательную игру, которая состояла в том, что Маша неслась на меня головой вперед, а я должен был ее ловить. Узнав условия, я ужаснулся. Уж лучше она растащила бы все нэцкэ и ручки!
Но обошлось. К моменту, когда Катя стояла в коридоре и сосредоточенно грызла ноготь (поза «что же я забыла?»), я еще был цел и невредим. Несколько синяков на бедре в счет не шли. Тут я решил сам проверить, какие из вещей достались мне в наследство. Обнаружились: полотенце банное, тапочки, зубная щетка и маленькая щеточка, которую Катя, видимо, забыла выбросить. Я торжественно вручил найденное хозяйке… и моментально получил вещи назад.
– Я же все равно буду к тебе приезжать, – пояснила Кошка, – чего зря шмотки туда-сюда таскать? Ой! Это же моя щеточка! Спасибо, я ее чуть не забыла!
Я вручил Кате денег в дорогу, после чего сборы были закончены. Мы присели на дорожку (даже Машка присмирела), хором вздохнули и пошли грузиться.
Первые капли дождя забарабанили по крыше, когда мы подъезжали к вокзалу. До природы наконец дошло, что мы расстаемся.
***
Мне предстоял очень сложный момент в жизни: нужно было взять себя в руки, без слез и соплей собрать вещи и уехать. Сначала было очень тяжело, я уже привыкла считать эту квартиру своим домом. А потом потихоньку стал возвращаться здравый смысл.
У меня бы все равно не получилось прямо сейчас здесь остаться, потому что:
Во-первых, меня ждут на работе. Я, конечно, провернула до выставки большую работу (в смысле значимости, а не объема) и даже пару раз появилась на стенде, чтобы насладиться результатами своей бурной деятельности, но поскольку приходилось тягать с собой Машу, а она больше двух часов в дымном павильоне не выдерживала, то оформление практически всех документов мы отложили на потом. Потом, в понимании директора, это завтра, то есть первый рабочий понедельник после окончания выставки. Думаю, что мои планы по переезду в столицу с горой недоделанной документации он воспринял бы без особого энтузиазма. Я засмеялась, когда представила себе, что наш директор даже не подозревает, что чуть не лишился такого чудесного, красивого, умного и скромного работника.
Во-вторых, квартира. То есть нужно сделать так, чтобы в мое отсутствие кто-то хотя бы платил квартплату.
В-третьих, вещи. Я взяла с собой суровый минимум. И мне, и тем более Машке этого и на месяц не хватит.
В-четвертых, родители. Но это так страшно… Я как представлю себе реакцию мамы… Нет, я подумаю об этом завтра.
В-пятых… Ах да, машина. Ее нужно как минимум забрать. Или продать. Короче, сделать с ней что-нибудь.
В-шестых придумывать не пришлось, у меня уже было достаточно боевое настроение, чтобы воспринимать все происходящее не как крах личной жизни, а как практически деловую командировку.
Вот странное дело, когда я приехала в Москву, все мои вещи умещались в двух сумках, сейчас они не влезали уже в три, причем заканчиваться не собирались. Сначала я хотела действовать испытанным способом – попросить Сергея упаковать вещи, но потом решила не отвлекать его от Маши – они увлеченно играли с нэцкэ. В итоге вещи уложились, пришлось оставить только полотенце, которое уже ни в какие ворота, то есть ни в какие сумки, не влезало.
Упаковку вещей сильно скрасило то, что практически все время я проболтала по телефону. Сначала прощалась с Наташкой. У нее на работе был аврал, так что мы только один раз увиделись, не поговорили толком.
Потом я звонила домой, пыталась договориться, чтобы нас встретили. Никого не смогла застать, набрала рабочий телефон и нарвалась на директора, который уже вернулся и уже работал. Он тут же так загрузил меня проблемами, что в голове мелькнула крамольная мысль разобрать сумки и остаться. Хотя нет, вру. Наоборот, я приободрилась и принялась мысленно продумывать завтрашний рабочий день. Только нужно позвонить маме, договориться, чтобы забрала Машу из школы, а то она после поезда будет совсем неживая.
Прошло-то всего часа три, а я уложила вещи, сидела на кухне и с чувством выполненного долга пила чай. Пришел Сергей, посидел рядом, проверил сумки, потерся о меня носом. Потом начал приставать, взяла ли я паспорт (попросил предъявить), билеты (долго искал у себя в кармане), интересовался, встретит ли меня кто-нибудь, – короче, всячески проявлял заботу. Я уже собиралась сказать по этому поводу что-нибудь язвительное, но тут он протянул мне деньги и сказал, что это мне на первое время, а через пару недель подвезет еще.
Давно уже во мне не проносилась такая буря чувств за такое короткое время. Я подумала, что год назад швырнула бы эти деньги ему в лицо со словами, что я достаточно зарабатываю. Месяц назад уже не швыряла бы, а просто не взяла, чтобы не быть обязанной, чтобы у него не было повода говорить, что он меня содержит. А теперь? А теперь он протягивает мне сумму, которая перекрывает мою месячную зарплату, и я понимаю, что не взять эти деньги просто свинство. До меня только что дошло, что Сергей и правда считает нас своей семьей, и если я начну выпендриваться, он просто обидится, тем более что сам он, похоже, не придал своему жесту никакого значения. Даже не посмотрел, взяла ли я деньги, положил на стол и отправился в комнату посмотреть, что еще из вещей я забыла.
Я сгребала со стола купюры, а в глазах стояли слезы. Даже если бы Сергей произнес длинную речь, стоя на коленях и протягивая мне букет цветов, это бы не тронуло меня больше. Неужели я такая меркантильная?
На вокзале я сильно бодрилась. Хорошо, что пошел дождь, можно было списать на него и капельки на щеках, и постоянное хлюпанье носом.
Прощания не помню, все силы были сосредоточены на том, чтобы не плакать. Помню только, что испытала сильное облегчение, когда поезд тронулся, можно было убрать улыбку, от которой лицо уже свело судорогой.
Машка зевала, я отвлеклась тем, что принялась устраивать ей кровать, потом читала ей любимую книжку про обезьянку Анфиску, и через полчаса мы уже вдвоем хохотали в голос. Но в итоге ребенка сморило, и она задремала.
В окно всю ночь тарабанил дождь.
Утро было суматошным. Маша подпрыгивала от нетерпения – соскучилась по школе. У меня разрывался телефон, каким-то образом все узнали, что мы приезжаем именно сегодня.
Я торчала в коридоре и разговаривала, а Машка чем-то занялась в купе. Сначала мне показалось, что она играет какими-то камушками, а потом присмотрелась и похолодела. Ребенок держал в руках две нэцкэ и разговаривал за них.
– Я большой и толстый дядя. А ты кто?
– А я птичка с длинным клювом. Давай дружить!
– А ты меня не будешь обижать?
– Машка, а дядя Сережа тебя не будет обижать?
– За что? Я же их не сломала!
– Маша, это же не его фигурки!
– Жалко… Он мне перед отъездом сказал, что если забыть что-нибудь, то потом вернешься. Это примета такая. Я специально свою куклу забыла. А у него вот эти штучки взяла, чтобы он за ними вернулся… А раз они не его, он за ними не вернется, да?
Я вспомнила, что Сергеев квартирант приезжает через три дня. Обняла Машу.
– Ой, Машка, по-моему, дядя Сережа за этими штучками вернется гораздо раньше, чем мы думаем.
Настроение стремительно поднималось. За окном на полнеба сияло солнце.
***
Всю ночь шел дождь – тихий и неторопливый. Спать толком не получалось, хотя воздух стал куда свежее. Как только я задремывал, то начинал шарить рядом с собой, никого не обнаруживал и просыпался в испуге. Подушка пахла Катей. В ванной, куда я дважды заходил привести чувства в порядок, висело Катино полотенце. В коридоре я наталкивался на Катины тапочки.
Она умудрилась поселиться здесь, даже уехав.
Поэтому и дождь был такой тихий и неторопливый.
Едва рассвело, я перестал изображать ночной отдых и направился греть кофе – и остановился с джезвой в руке. Из окна моего небоскреба открывалась величественная картина. Коричневая сажа, прибитая дождем, больше не застилала пейзаж. Крупные, как головастики, капли продолжали тщательно отмывать закопченные дома и машины, но солнце уже сияло вовсю. Лучшая деталь этого постдождевого полотна украшала центр композиции.
Над крышами была вывешена огромная образцово-показательная радуга. Она была такой яркой, что на некотором отдалении от нее горела тусклая радуга-дублер.
Я улыбнулся. Рассветное солнце засветило мне в левый глаз.
