Текст книги "Современные методы управления погодой"
Автор книги: Андрей Жвалевский
Соавторы: Евгения Пастернак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
– Катька, ты чего? Что случилось? Что-то с Машей? Да ответь ты!..
Мне понадобилась примерно минута, чтобы начать говорить. Голос не слушался.
– Извините. Ничего не случилось. Это так… Бабская истерика.
Быстрее всех сориентировалась Ира. Она схватила меня и уволокла из комнаты «подышать свежим воздухом» мимо совершенно ошалевших сотрудников.
Через полчаса я была в форме. Прогулка по улице плюс уверения Иры, что я «все равно красивая и быстро найду другого», сделали свое дело. У меня отросли клыки, жало наполнилось ядом, шипы торчали во все стороны – я была готова к разговору.
Телефон зазвонил через час.
– Привет… Ты свободна? – Голос звучал уже не так бодро.
– Да.
– Э-э-э… Как дела?
– Нормально.
– Как Маша?
– Спасибо, ничего.
– Кать, ты обиделась?
– На что?
– Ну… Я не знаю. Хорошо, что не обиделась. Я тут… У меня тут… Короче, такое дело… Мне предложили работу. Такой шанс нельзя упускать, понимаешь, я не мог отказаться!
– Понимаю.
– Кать, я буду звонить. И писать. Катя, ты ко мне в гости приедешь?
– Куда?
– В Германию. Я надеюсь, я пару лет всего там поработаю, а потом вернусь.
– А! Значит, все-таки за границу, не в Мурманск…
– Что?
– А, ничего. Это я о своем.
– Катя, скажи что-нибудь!
– Что?
– Ну, как ты к этому относишься?
– Это был шанс, который упускать нельзя. Ты не мог отказаться.
– Я уезжаю через две недели.
– Хорошо.
– Я год не приеду.
– Хорошо.
***
К разговору с Катей я не готовился, памятуя о провале попыток срежиссировать беседу с директором, но к подобной краткости был не готов.
– Я занята. Перезвони через полчаса.
Ничего себе! Я ведь пропал на неделю! Мобильник отключал! А вдруг я при смерти?! Одним словом, вопиющая нечуткость. Из принципа перезвонил не через полчаса, а через час. Это было тем более удобно, что наши редакторши успели разбежаться, и я мог чувствовать себя совершенно свободно. Верстальщик Серега укрылся в глубине наушников, а директор – в недрах кабинета.
Я несколько раз подряд набрал и выдохнул полную грудь воздуха, после чего набрал номер.
– Здорово! – сказал я, делая вид, что совсем не обиделся. – Можем поговорить?
– Да, – ответили мне с экспрессией диктора в аэропорту.
– Как поживаешь? Как дочка?
– Нормально. Мы помолчали.
– Обиделась, что ли? Эй?
– На что?
– Правильно, не на что. Я тут немного закрутился. Мне предложили замечательное место работы. Правда, за границей, зато перспективы! Вот я какой у тебя везунчик!
Слова, которые внутри головы казались безупречными, на выходе являлись безупречной смесью пошлости с идиотизмом. Хоть бирочку вешай: «Состав: тупость – 100%, банальщина – 100%, интонация, идентичная натуральной, – 50 граммов».
– Поздравляю, – сказал диктор из трубки.
Это уже ни в какие ворота не лезло даже боком. Неужели я не достоин элементарного семейного скандала?
– Спасибо. Ты ведь ко мне в гости приедешь?
– Куда?
– В Германию. Или в Прагу. У них два головных офиса. В Прагу даже лучше, город красивый.
– Все-таки не Мурманск.
– А при чем здесь Мурманск?
– Ни при чем.
Мы опять замолчали. Я почувствовал, что все напряжение последних дней аккумулировалось у меня в районе речевого аппарата. Я у нее поддержки прошу, а она… Да ей просто наплевать!
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – Я еще держался.
– У тебя был хороший шанс. Ты не мог его упустить.
– Ты издеваешься? Ты понимаешь, что через две недели я уеду и целый год меня не будет? Как минимум год?!
– Да.
И я сорвался. Я выговорил все, что накопилось, упрекал ее в бездушности и безразличии к моей жизни.
И еще в эгоизме. Противно было то, что для поддержания ощущения правильности произнесенного приходилось орать. Как только я замолкал, становилось мучительно стыдно, и я снова старался заорать этот стыд.
Катя тоже что-то кричала.
Когда я брякнул трубку (обозленный тем, что Катерина брякнула ее мгновением раньше), на меня изумленно смотрели две пары глаз: я докричался и до Сереги в его супернаушниках, и до директора в его звукоизолированном кабинете.
– Квартиру продаю, – пояснил я, – с агентством ругался.
***
Когда я очнулась, в комнате было тихо. Так тихо, что я не сразу сообразила, что не одна, и громко всхлипнула. И вздрогнула от неожиданности, потому что народ вокруг зашевелился.
– Круто, – сказал Сашка, – тебе повезло, что он не на мобилу позвонил.
– Что? – Я еще плохо соображала, что происходит, перед глазами вспыхивали красные круги.
Сашка куда-то сходил, принес и положил передо мной останки телефонной трубки.
– Ты не волнуйся, я починю. Но сегодня мы, похоже, будем пользоваться только базой. На, выпей.
Я автоматически маханула прозрачную жидкость, потому что была уверена, что это вода. Оказалось, водка.
– На, запей.
На этот раз повезло. Сок.
Откашливаясь и вытирая слезящиеся глаза, я оглядела комнату. Человек пять с очень встревоженным видом стояли вокруг моего стола, остальные сотрудники столпились в дверях, не решаясь войти.
– Да-а-а… А если бы там было окно? – подал кто-то голос.
– А если бы там кто-то стоял?
– Катька, я теперь с тобой только дружить буду.
Я медленно приходила в себя. До такой степени ярости меня еще никто никогда не доводил. Когда Сергей мне заявил, что он едет за границу, я даже обрадовалась. В смысле, вот какая я умная, я это уже и без него знаю. Когда он начал обвинять меня в нечуткости, это я еще выдержала. Но когда он заявил, что я эгоистка, что я всегда думаю только о себе, а он, бедолага, все должен решать за двоих, что мне наплевать даже на то, жив он или нет, что он мог не звонить еще месяц, я бы ничего и не заметила, вот тут в моей психике произошли необратимые изменения.
Я ему все сказала. И про заграницу, и про отключенный мобильник, и про его идиотскую привычку кидать свои вещи прямо в коридоре.
Видимо, разговор происходил на повышенных тонах, потому что к нам в комнату сбежался весь офис.
Видимо, я не очень хорошо соображала, что делаю, потому что трубку положила об стенку.
***
Всю следующую неделю я провел в высшей нервной деятельности: разбирался с увольнением, соблазнял знакомых своим местом в издательстве (должностью, только должностью!), паковал вещи, непрерывно консультировался с новыми нанимателями, пытался выучить необходимый минимум немецких слов.
Самым печальным получился процесс продажи машины. Ее пришлось отдавать в нехорошие руки за небольшие деньги.
Суета дисциплинировала. Как только я приостанавливался, где-то в районе совести начинало противно чавкать и ныть. Логически рассуждая, я ничего дурного не совершал. Во-первых, я не бросал Катю, а всего лишь ехал в длительную командировку. Это же для ее пользы! Чем лучше положение будет у меня, тем больше я могу дать ей, это же дважды два! Даже дважды один! Во-вторых, мы не муж и жена, я ей обет верности не давал. Я свободный человек и имею право поступать так, как считаю нужным! В-третьих, мы ведь можем перезваниваться, переписываться, перекидываться SMS. Какая разница, в Москве я или в Праге?
Логика была безупречная, совсем не понимаю, почему она была бессильна перед этой сосущей тоской.
В довершение всего на Москву обрушились грозы. В эту пору года они вообще случались нечасто, а уж в таком количестве и с такой яростью – вообще никогда. Деревья вырывало с корнем. Возле какого-то ночного клуба машину раздавило половозрелым тополем. На МКАДе поток автомобилей останавливался, не в силах противостоять другому потоку – водяному.
Как я узнал из газет, на суверенной родине Кати тоже начались природные катаклизмы. Ураган очень странной природы – фронт всего несколько десятков метров – прокатился поперек страны с востока на запад. Если бы я додумался проложить траекторию шторма на карте, то убедился бы, что он двигался по направлению от Москвы к Праге.
Но я не додумался. О чем впоследствии неоднократно жалел.
***
– Катька, кончай хандрить! И так на улице черт-те что творится, а еще ты сырость разводишь!
– Я ме хандрю, у мемя масморк…
Насморк был не только у меня. Похоже, он был у всех. И неудивительно! Погода над людьми просто издевалась.
Если с утра было солнце и жарко, значит, к вечеру подмораживало. И те, кто вышел из дома в туфельках и плащиках, к вечеру обливались соплями.
Если с утра градусники покрывались инеем, значит, к вечеру начинало жарить солнце, и все, кто вышел из дома в сапогах и куртках, сходили с ума от жары, расстегивались и… обливались соплями.
Из-за постоянных столкновений холодных и горячих воздушных потоков в атмосфере творилось что-то невероятное. Начались смерчи и ураганы. Если бы это было возможно, наверняка случилось бы цунами и землетрясение, но, к счастью, поблизости нет ни моря, ни гор.
После нашего последнего разговора с Сергеем мне стало понятно, что наши отношения подошли к своему закономерному финалу. Глупо было надеяться, что нам удастся что-то сохранить на расстоянии 750 км. А уж 1500 да плюс три границы… Это просто невозможно. Может быть, мы еще попереписываемся по инерции пару месяцев, а может, не стоит… Зачем продлевать агонию? Уехал – и все, с глаз долой – из сердца вон! Осталось только убедить в этом сердце.
***
За три дня до отъезда все было готово – помогла моя неукротимость на нервной почве. Я успел даже организовать приличный прощальный вечер в родном издательстве. Он чем-то напоминал веселые поминки. Все рассказывали друг другу, какой я замечательный, дамы постарше рыдали на моей шее, а Катька с Ритой враждебно рассматривали мою бывшую сослуживицу Татьяну Юрьевну, которую я намедни уговорил принять бразды.
Бедняжка не знала куда спрятаться. Из речей сотрудников было понятно, что Сергей Федорович Емельянов – человек совершенно незаменимый, талантливый и на дуде игрец. Младшие редакторы считали мою преемницу причиной ухода любимого начальника и, судя по всему, собирались устроить ей сладкую до тошноты жизнь. Директор раза три заявил, что «если что, возвращайся, будем рады».
Несмотря на неловкость по отношению к Татьяне Юрьевне, к концу вечера я прослезился. Искренняя привязанность товарищей в комплекте с двумя (кажется) бутылками коньяку наполнила мое сердце светлой печалью. В довершение всего мы стали пить светлое пиво.
Зря.
Утром я очнулся с пугающей пустотой на месте обычных мыслей, как бы сачкануть работу. Сачковать было нечего. Еще полнедели я мог полностью посвятить себе.
Я сходил прогуляться, пользуясь передышкой между грозами. Совершил уточняющий звонок бывшему однокурснику, который брался присмотреть за квартирой. Вернее, я ее сдал, но за символические сто баксов, так что старый студенческий друг неприлично радовался и слишком часто уточнял, когда я наконец уеду.
Затем я набрался мужества и отправился к маме. Это был трезвый вариант прощального банкета. Мама умудрялась одновременно гордиться мной, бояться за меня, радоваться и плакать. Даже отец отложил неизменную подшивку журнала «Вокруг света» и принял посильное участие в обсуждении моих творческих планов. А еще я, как обычно, съел огромное количество пищи, которая целиком состояла из холестерина. Мама всегда очень вкусно его готовила.
Кате я решил не звонить. В конце концов, она знает, когда я уезжаю. Если что, сама перезвонит. Нечего было на меня орать.
Лежа на диване и ощущая, как жиры успешно усваиваются организмом, я продумывал программу последних двух дней на родине. Сначала у меня появилась идея вызвать девочку на дом. Несмотря на преклонный возраст, я ни разу не пользовался услугами профессионалки. Это, наверное, занимательно. К тому же в Германии они гораздо дороже.
Я перевернулся на бок и включил телевизор. «Спартак» терпел очередное Ватерлоо от «Баварии». Вот ведь… Через неделю мне придется болеть против «Спартака». Но «Бавария» мне тоже не очень нравится. Может быть, за «Спарту»? В конце концов, меня нанимает немецко-чешское предприятие.
Телефонный звонок заставил меня подпрыгнуть из положения лежа. Звонила Машка. Она решила все-таки уточнить, чего это я в ней так нуждался. Выслушала мою хвастовню, порадовалась за перспективы, полушутя посетовала, что рано мы с ней разбежались. И все это как-то искренне. Не то что Катя.
Попрощавшись с бывшей боевой подругой, я набрал Кошкин номер. Совершенно автоматически, честное слово!
***
Пару дней после эпохального телефонного разговора я находилась в отупении. В полном эмоциональном отупении.
Мне вдруг стало совершенно все равно: уедет Сергей или не уедет, увижу я его когда-нибудь или нет. Я уже мысленно с ним распрощалась или послала куда подальше – сама еще не решила. Главное – не вспоминать. И в Москву, наверное, в ближайшее время лучше не ездить.
Когда Сергей позвонил, я не удивилась и не обрадовалась. Мне было все равно. Наверное, поэтому разговор получился вполне внятный – без эмоций.
Мы поговорили о погоде, благо она подкидывала столько сюрпризов, что было о чем поговорить.
Поговорили о книгах.
Поговорили о новой работе Сергея. Замечательная работа, можно только позавидовать.
Я сказала, что никогда не была в Праге. Сергей пригласил меня к нему приехать. Я сказала, что постараюсь.
Сергей сообщил, что уезжает через три дня, но ему все равно проезжать через мой город, и он может на сутки задержаться у меня. Я сказала, что мне будет приятно его напоследок увидеть.
Увидеть и постараться поскорее забыть. Чтобы забыть, нужно же сначала вспомнить, что забывать.
***
Я положил трубку, с немым укором поглядел на телефон, подумал и добавил к немому укору вербальный.
– Вот ведь…
Всего за пять минут я умудрился превратить два последних «расслаблятельных» дня в гонку на чемоданах. Вместо того чтобы спокойно прилететь к новому месту работы за пару часов, я буду прыгать с поезда на поезд и проведу в пути двое суток. Хуже того – две ночи в вагоне! Зачем?!
Я снова посмотрел на телефон. Позвонить что ли, сообщить, что пошутил?
За окном предупреждающе громыхнуло.
– Да понял, понял,– пробормотал я, глянул на часы, непечатно выругался и бросился собирать чемоданы.
Уже в купе выяснилось, что любимая бритва с новенькой зубной щеткой остались в Москве, ничего почитать с собой я не взял, а топят в вагоне так, что выжигают последний кислород. Пришлось спасаться в коридоре. Хорошо еще, успел позвонить нанимателям, сообщил об изменении маршрута. Начинать службу с таких вот выкрутасов, да еще перед немцами…
В конце концов я прибег к старинному способу, который не раз выручал при подготовке к экзаменам, – махнул на все рукой и сосредоточился на ближайшей задаче. Проанализировав ситуацию, я пришел к выводу, что не так уж все плохо. Катя вела себя адекватно, сцен больше не устраивала, в меру обрадовалась. Наверное, посидела, подумала – и поняла свои выгоды. Она вообще женщина умная.
Вернувшись в купе, я обнаружил, что соседи – командированные мужики – уже приступили к потрошению захваченных из дома куриц и запиванию оных крепкими спиртными напитками. Я присовокупил к столу флягу коньяку и уже через полчаса яростно спорил с толстым бородачом о сравнительных характеристиках наших президентов.
Зато выспался в поезде, что со мной редко случается. Встал до побудки, кое-как умылся и принялся любоваться пейзажем.
– Сейчас полоса начнется, – раздался над ухом голос давешнего оппонента.
– Какая полоса?
– Ну, от урагана. Слыхал, наверное?
Я вгляделся в окно. Действительно, мы ехали вдоль лесопосадки, в которой виднелась просека. Вернее, пролом. Деревья – хорошие, строевые, не гниль и не молодняк – были переломаны, как прутья в притче про веник. Больше всего поражала ширина пролома: метров двенадцать, не больше. За краем не было заметно никаких следов шторма.
У меня засосало под ложечкой. Ураган случился аккурат после нашего с Катей телефонного скандала. И разрушительные грозы в Москве – тоже. Неприятное какое-то совпадение.
Сосед неверно истолковал бледность моего лица и потянул за собой:
– Пошли, у меня пиво есть. И, не удержавшись, добавил:
– А ты говоришь, Путин!
***
Ох!
О-ё-ёй!
И как же мне это пережить?
И зачем я согласилась?
Ехал бы он сразу в свою Германию или еще куда подальше!
Я как представлю себе этот день!
Напиться, что ли?
А смысл?
Нет! Нужно взять себя в руки, отработать номер – встретить, покормить, восхититься новой работой, и пусть валит.
Он все равно уедет, и единственное, что я могу сделать, так это попытаться смягчить для себя момент прощания.
Весь оставшийся до приезда Сергея день я провела в бессмысленном шатании по квартире. Звонили подруги – жалели, давали советы, предлагали приехать в гости, увезти меня к себе в гости, покормить и найти другого мужика. Прямо сейчас. Я вяло отбивалась. Таня предложила забрать на завтра Машку. Я отказалась, подумала, что мне будет легче, если она будет рядом. Может, ребенок как-нибудь разрядит обстановку. Зато мы с Таней придумали, что они нас завтра в семь часов ждут к себе в гости. Это замечательный повод выпроводить Сергея пораньше – подождет часик поезд на вокзале, не развалится. А Маша начнет ныть часов с пяти: «Быстрее, быстрее, поехали к Натке!»
Ночью я практически не спала. Сначала прокручивала в голове все возможные варианты встречи с Сергеем, потом бросила это безнадежное занятие. Единственный возможный хеппи-энд – это когда Сергей видит меня, понимает, что жить без меня не может, и решает не ехать за границу… Но я же не в сказке живу, я же умная девочка…
Потом в голову полезли воспоминания. Первый поцелуй, который сбил с ног в прямом и переносном смысле этого слова, сентябрьская выставка, которую мы провели практически не вылезая из постели, потом скандал с мнимым Наташкиным днем рождения…
О! Что-то я давно с Наташкой не общалась! То есть общаемся мы регулярно, практически каждый день, но в письменном виде, по электронке, а позвонить все никак руки не доходят.
Я автоматически дернулась к телефону, а потом все-таки сообразила посмотреть на часы – два часа ночи, в Москве три. Вряд ли Наташка обрадуется!
Тогда я решила написать письмо, все равно заснуть у меня не получается. Самое смешное, что в ящике обнаружилось послание от Наташки. Она писала, что ей позвонила Людочка (которая секретарша в издательстве Сергея) и рассказала под страшным секретом, что Сергей уезжает за границу, а я с ним поссорилась, а он по этому поводу уже неделю ничего не ест и не спит. Весь серый стал, еле ходит. А на днях мы с ним по телефону ругались, так Сергей орал так, что хотели милицию вызвать. А потом он ушел и заперся в кабинете, а когда вышел, то было видно, что он плакал – глаза все красные были. И как все его жалеют, потому что он переживает. А меня ругают, потому что я могла бы и поддержать человека, он и так жизнь себе ломает, а тут еще и я выпендриваюсь. А им вместо Сергея какую-то грымзу назначили. Старую и страшную.
Наташка писала, что специально пересказывает этот бред близко к тексту, чтобы я знала, что ей приходится из-за меня выслушивать. Писала, что надеется, что у меня хватит мозгов за границу не уехать. А если станет тоскливо (хотя Сергей этого и не стоит), то приезжай ко мне, я что-нибудь придумаю. В крайнем случае, Слава о тебе регулярно спрашивает.
Прочитав, что Наташка «что-нибудь» придумает, я вздрогнула. С тех пор как она с компанией «подружила» нас с Сергеем, я в ее способности свято верю. Но повторить пока, пожалуй, не хочу…
Пока я писала подруге ответ, где излагала факты и только факты, по возможности без эмоций, пока пыталась успокоиться после этого письма, уже почти рассвело. А мне совершенно неожиданно захотелось спать.
Я рухнула на постель и подумала только, что если я просплю, то так ему и надо, на такси доедет.
***
Катя встретила меня у машины. Она была, пожалуй, немного бледна. Или это загар начал сходить? И еще она была спокойна. Даже слишком спокойна. Я попытался развеселить ее сопоставлением нашего скандала и природных катастроф. Катя вежливо улыбнулась.
К дому мы подъезжали в напряженном молчании. Наверное, Кошка почувствовала это и начала расспрашивать меня о новой работе. Я с радостью подхватил тему. В квартиру мы вошли почти оттаявшими. По крайней мере я.
Тут выяснилось, что и Катина дочка держится от меня на дистанции. Отвыкла, что ли? Да нет, в прошлый раз она меня вообще впервые увидела, и ничего, сразу на шее повисла. Неужели мамочка ее науськивала против меня? Свинство какое!
Зато я оценил преимущества невнезапного приезда: как только душ был завершен, на столе обнаружился симпатичный завтрак. И вообще, после принятия пищи ситуация показалась мне даже приятной. Хозяйка, правда, больше помалкивала, но недружелюбия не проявляла. И вообще вела себя как образцовая жена: молчала, кивала, улыбалась, радовалась за меня. Ребенок немного дичился и прятался у себя в комнате – наверное, заболел. Очень тактичный ребенок.
В конце концов мы решили выехать на природу. Думаю, Катя захотела попрощаться по-человечески. Плотный домашний завтрак, нежная женщина, лоно, извините, природы – что еще нужно мужчине, чтобы проститься с родиной в мажорном ключе?
Правда, поехали мы не совсем на лоно, а в парк. Наверное, из-за приболевшей Машки. Та была какая-то вялая, даже мороженого не захотела. И все равно день был милым, семейным и теплым.
И тут разразилась гроза.
***
Наверное, я слишком передергалась до встречи…
В смысле, я столько раз представляла себе, как я увижу Сергея и у меня колени подогнутся, а из глаз польются слезы, что, когда его увидела, испытала жестокое разочарование – я ничего не почувствовала.
Оказывается, нужно сосредоточиться на бытовухе.
Доехать до дома. Доехали. Без приключений. И машина завелась, и мы никуда не врезались.
Приготовить завтрак. Приготовила. Замечательное занятие. Руки заняты, работа тупая, механическая.
Съесть завтрак. Еще проще. Рот занят, в это время можно не разговаривать.
Э-э-э…
Что делать дальше, я не знала, но к этому моменту уже было понятно, что Сергей приехал доказать себе, что он все делает правильно. Что чувствую я, его совершенно не волнует. Он не будет выяснять, почему у меня красные глаза, его это не беспокоит. Мои переживания совершенно не вписываются в картину мира, которую он себе нарисовал.
В этой картине есть только Он. Он переживает, Он беспокоится за себя любимого, Он думает, Он боится.
Ни я, ни Машка, да и все остальные люди совершенно не принимались в расчет. Все мы были немыми статистами, которым надлежало молча внимать и восхищаться мужественностью принятого решения.
Я внимала.
Машка отказалась. Она с самого начата почуяла неладное. После того как Дима от нас ушел, она вообще очень настороженно относится к людям. Предпочитает послать подальше до того, как бросят ее. Честно говоря, меня это и раньше очень беспокоило. Она милая, добрая девочка, но, кроме меня, никого не любит по-настоящему.
Представляете, у нее во дворе была подружка Света. Они дружили, как умеют дружить девочки шести лет, – неразлейвода. Каждую свободную минутку вместе. И однажды Свете какая-то вожжа под хвост попала, она во дворе познакомилась еще с одной девочкой, а когда Машка вышла, сказала, что не будет с ней дружить, а будет дружить с этой девочкой. Машка пожала плечами, сказала: «Как хочешь» – и ушла. Пришла домой вся белая, глаза как блюдца, а не плачет. Сидит молча.
Света за ней прибежала через пять минут, закричала, что она пошутила, что это ее та девочка подговорила, пошли, мол, играть. А Машка ей говорит: «Нет. Сказала – не дружишь, значит – не дружишь. Все. До свидания». Представляете заявочки! Шесть лет ребенку!
Света за ней неделю потом бегала, просила, плакала. Еле-еле все вместе уговорили. Честно говоря, у меня самой слезы на глаза наворачиваются, как этот ужас вспомню. И какое облегчение было, когда Машка наконец разрыдалась и закричала: «Как она могла! Я же ее подруга, а она мне говорит, не дружу».
Короче, мы их помирили, но дружить, как раньше, они так и не стали. Играют вместе во дворе, но не более того…
Вот такой у меня ребенок. И сейчас она сразу сообразила, что дядя Сергей ее бросает. Я сразу узнала эти глаза – блюдца без слез. И поведение – вежливо поздоровалась и ушла в свою комнату.
Сергей, конечно, ничего не заметил. Где уж там! Для этого же нужно на секунду от себя отвлечься! А этого мы не можем, мы соловьем заливаемся!
Пару раз я пыталась его сбить. Например, поинтересовалась, как отреагировала на его отъезд мама.
– Обрадовалась! – сообщил Сергей. – Конечно, обрадовалась, а чего тут не радоваться, сама понимаешь, такие перспективы…
Завелся… Если он еще хоть раз расскажет про перспективы! Так, спокойно, спокойно, пусть вещает. Так проще.
Я представила себе состояние родителей Сергея. Ни братьев, ни сестер у него нет. То есть они на старости лет остаются в гордом одиночестве. Тешить себя иллюзиями, что он вернется, глупо: оттуда не возвращаются. Если он когда и женится, то внуки их будут жить в другой стране. Что можно чувствовать в такой ситуации? Безусловно, только радость…
Господи, какой день бесконечный! Всего два часа, а я уже выжата как лимон!
– Поехали лучше свежим воздухом подышим! – У меня началась клаустрофобия.
– Поехали. – Сергей не ожидал, но согласился.
Погода была странная. Такое впечатление, что она накапливала силу. Или никак не могла решить, плохая она или хорошая. Низкие тучи, но тепло, местами даже парит, как перед грозой.
Мы гуляли по парку, и по крайней мере Машка слегка ожила. Бегала вокруг, каталась на качелях-каруселях. Только если Сергей к ней обращался, вежливо улыбалась. У меня от этой улыбки просто все внутри переворачивалось.
– Нет, спасибо, мороженое я не буду.
– Спасибо. Я не хочу воздушный шарик.
Больше всего на свете мне хотелось обнять ее, сказать, что она самая лучшая на свете. А если этот дурак дядя Сергей уезжает, то это он теряет нас, а не мы его. Мы переживем, а у него в жизни больше никогда нас не будет!
Внезапно я поняла, что не могу больше сдерживаться. Ярость накатила внезапно, и я даже не знаю, что бы я Сергею наговорила, но тут в небе всполохнуло. А потом сразу громыхнуло, даже не громыхнуло, а шандарахнуло, и по парку пронесся вопль ужаса. Молния ударила где-то совсем рядом, мы бегом помчались к машине.
Гроза бушевала такая, что о том, чтобы куда-то ехать, не могло быть и речи. Мы сидели в машине, мы с Машей сзади, я ее обнимала и качала на ручках – ее здорово напугала та первая молния, Сергей впереди, причем довольно надутый: уже целых десять минут я совершенно не обращала на него внимания.
Еще минут через двадцать дождь стал редеть.
– Значит, так, – сообщила я, – в связи с неблагоприятными погодными условиями мы сейчас отвезем тебя на вокзал, а сами потихоньку поедем домой. В темноте по такой погоде я точно никуда не доеду.
Я пыталась смягчить интонацию, но не смогла. Сергей промычал что-то невразумительное, мол, у него до поезда два часа. Но я знаю – уже давно знаю, – что когда у меня в голосе прорываются вот такие, как сейчас, стальные нотки, со мной никто не спорит. Никто и никогда. К сожалению, я не могу вызвать их когда хочу, но в момент действительно критический они появляются сами.
Дима когда-то, под пьяную лавочку, когда мы уже почти разошлись, сказал мне, что не может жить с женщиной, которую временами боится. Я ему тогда честно ответила: «А не нужно меня злить!»
В подтверждение моих мыслей снова громыхнуло. К вокзалу мы подъехали под проливным дождем.
На глазах у потрясенного гаишника я подрулила к самому входу на вокзал, практически заехала под козырек подземного перехода. Не то чтобы я очень о Сергее заботилась, просто понимала, что иначе он из машины не выйдет. Я бы, конечно, с удовольствием выбросила его в ближайшую лужу…
В небе что-то оглушительно выстрелило.
– Ой, мамочка, я боюсь, – заплакала Маша.
– Не бойся, котенок, не бойся, любимый. Вот сейчас дядя Сергей уйдет, и мы поедем домой. Там тепло. Не бойся.
Дядя Сергей намек понял и начал вылезать из машины. К счастью, для прощания не было никакой возможности. Ветер рвал дверцу из рук, дождь стоял стеной. Единственное, что он мог сделать, так это быстро отскочить под крышу.
Я махнула рукой в окно и отъехала, окатив волной подошедшего гаишника.
– Мамочка, мы куда?
– К Натке, конечно. Я же тебе обещала.
– Ура! – Ребенок оживал на глазах. – А ночевать останемся?
– Давай останемся. Завтра воскресенье.
– Ура!.. А правда, дядя Сережа дурак, что уезжает?
– Дядя Сергей просто самовлюбленный идиот, кретин…
К счастью, в небе снова загрохотало и словарный запас моего ребенка не слишком пополнился.
***
От природной катастрофы мы укрылись в машине. Катя с дочкой забились назад, вокруг грохотало, так что я даже не смог рассказать пару забавных историй про недавние московские грозы. Пришлось сидеть и молча наблюдать, как мои девочки вжимаются друг в дружку. Я бы с удовольствием поменялся местами с Машкой!
Катя, оказывается, жутко боится молнии! Как только стало немного светлее, она заявила, что отвезет меня на вокзал, а сама поедет спасаться домой. У нее был такой странный голос, что я даже не стал особенно спорить, хотя до поезда оставалось еще два с половиной часа.
Из-за чертова ливня нам даже не удалось попрощаться по-человечески. Я выскочил из машины и еле успел сигануть под козырек. Хорошо еще, что сумка у меня была наготове.
Расхаживая по неожиданно современному залу ожидания, я не уставал повторять себе, что расстались мы тепло и все прошло очень хорошо. А когда устал повторять, то удивился: а чего это я себя успокаиваю? Все ведь так хорошо прошло.
Только в мягком международном купе я понял, в чем причина беспокойства. В грозе.
Я уже начал привыкать к тому, что погода следует в кильватере наших с Катей отношений: у нас страсть – на улице жара, у нас грусть – на дворе дождь. А тут что-то нелогичное. Все так хорошо прошло – и вдруг как из ведра! Нелогично.
В конце концов я тихонько рассмеялся: надо же, придумал управление погодой! Шаманство! Нам бы еще бубны и колпаки с бубенчиками.
Главное, что все прошло хорошо.
