Текст книги "Беременность не болезнь"

Автор книги: Андрей Жвалевский

Соавторы: Евгения Пастернак
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Ну придумай что-нибудь!

Эти мужики совершенно не в состоянии сами что-нибудь сделать!

Как только я собиралась пойти полежать, меня немедленно звали обратно к монитору, чтобы сообщить очередную гадость. То что-то куда-то не влезало по высоте, то по ширине, то по логике рисунка. Я психовала, Сергей злился, компьютер зависал и категорически отказывался соединять нас с интернетом, чтобы посмотреть, как укладывают кафель нормальные люди. Одно согревало мне душу: объяснять Степану Аркадьевичу, что и как, будет Сергей. Он мне пообещал, что завтра останется дома.

И в результате вечер мы провели очень даже мило.

На следующий день я проснулась с единственной мыслью – хотелось есть. Но не просто есть, а блинчиков с вишневым вареньем. Вишневое варенье стояло в холодильнике, а пожарить блинчики – что может быть проще! Я бодро приступила к этому занятию и обнаружила, что у нас кончились яйца. Тащиться в магазин было безумно лень. Дома я бы заскочила к соседям и взяла яйцо, а здесь я никого не знаю. Да и можно ли себе в Москве такое позволить? Минут пятнадцать я помучилась, но поскольку блинчиков с каждой из них хотелось все сильнее, выдохнула и на выдохе пошла знакомиться с соседями.

В ближайшей квартире никого не было, а через дверь мне открыла девушка. Маленькая, худенькая, на вид лет на десять моложе меня.

– Здравствуйте, я ваша соседка во-о-н из той квартиры, – бодро начала я, в очередной раз пообещав себе, что выучу свой новый адрес.

Девушка молча смотрела на меня.

– Мы недавно переехали. Вернее, я недавно переехала. Я тут еще никого не знаю…

Под этим немигающим вопросительным взглядом развивать тему было все труднее и труднее. Хоть бы она улыбнулась…

– Понимаете, я решила приготовить блины, а яйца кончились, и я подумала, что, может быть, смогу одолжить у соседей.

Глаза у девушки стали как блюдца, и я поспешно закончила:

– Я, наверное, ошиблась. Извините.

Девушка пожала плечами и закрыла дверь. Я с трудом перевела дыхание. Вот она – пресловутая московская обособленность! Наверное, здесь общение с соседями не практикуется…

Совершенно убитая, потащилась домой. От огорчения даже блинчиков расхотелось. Дома поставила чайник, достала хлеб, и тут раздался звонок в дверь. «Кафельщик!» – подумала я и пошла открывать. Каково же было мое удивление, когда я обнаружила на пороге девушку-соседку.

Теперь мы поменялись ролями, потому что теперь я пялилась на нее, не мигая.

– Здравствуйте, – смутилась она, – я решила проверить. Я сначала подумала, что люди совсем обнаглели, беременная женщина – и туда же, наводчица. А потом подумала: а вдруг и правда соседка.

– Заходите, – сказала я.

– У вас был такой несчастный вид…

– Меня Катя зовут. Можно на ты. Очень блинчиков хотелось.

– Я Света. Не закрывай дверь, я тебе яйцо принесу.

Вот так мы и познакомились. У Светы оказалась трехлетняя дочь, сама Света всего на три года меня моложе, а еще она работает учительницей английского и рассказала мне много интересного про ближайшие школы.

Мы проболтали больше часа, когда пришел Сергей.

– Так, Катя. Пусть этот… работает там один. Не ходи туда, это вредно для здоровья. Я ему оставил телефон, если что, пусть звонит мне. Я поехал на работу.

Сергей заглянул на кухню.

– Здрасьте, – автоматически поздоровался со Светой.

– Кто это? – спросил у меня шепотом. – Лицо знакомое.

Я засмеялась.

– Свет, ты сколько в этой квартире живешь?

– Лет пятнадцать. А что?

– А ты, Сергей?

– Лет восемь.

– Вы столько лет живете в соседних квартирах и друг друга даже в лицо не знаете.

Мегаполис…

**

Честно говоря, когда я слушал рассказ Кати о кафельщике, думал, что она преувеличивает его заторможенность. Оказалось – преуменьшает. У нее терпения не хватало передать паузы, из которых состояла беседа этого мастодонта облицовки. За первые полчаса общения он, вместо того чтобы заняться делом, успел рассказать о неровностях одной из стен. Я терпеливо ждал, пока он исчерпает тему, и просто кивал головой. Как я заблуждался! Когда тема одной стены была исчерпана, он перешел к другой. Я быстренько перемножил в уме количество стен на 30 минут и понял, что сегодняшний день пройдет плодотворно.

– Все! – гаркнул я.

Кафельщик вздрогнул и замолчал. Наверное, обиделся. Однако я не собирался просить прощения.

– Когда мне понадобится консультация, – я старался говорить как можно четче, – я вас вызову. А сейчас выбирайте: или вы начинаете работать, или молча… повторяю, молча уходите.

Кафельщик открыл рот. Я тут же указал на дверь. Работник посмотрел на палец, закрыл рот и принялся переодеваться в рабочую одезду. Вид он имел униженный и оскорбленный.

Чтобы не вводить человека в искус, я отправился на экскурсию по нашему будущему жилищу. Как-то раньше не удавалось спокойно его осмотреть. Нужно было попытаться понять, что мы успеем отремонтировать за месяц, а за что лучше вовсе не приниматься. Следующий час прошел в стратегическом планировании. Я как раз размышлял, стоит ли менять окна или и так сойдет, когда за моей спиной возник обиженный виртуоз плитки.

– Ваша жена, – сказал он так, как будто вызывал на дуэль, – что-то рассказывала про разную плитку. Я так ничего и не понял. Может, вы поясните?

Я извлек из кармана распечатку нашего с Катей творчества и протянул кафельщику.

Тот нахмурился и удалился. Не успел я как следует погрузиться в размышления, как за спиной снова раздался голос:

– Это невозможно. Они разные.

Я обернулся. Кафельщик протягивал мне две плитки: голубую и белую. Я похолодел. Не хватало еще с размерами лопухнуться.

– У них ширина разная, – высокомерно пояснил маэстро.

Я приложил плитки одну к другой. Действительно, синенькая казалась чуть уже. На миллиметр, не больше.

– Так это же ерунда.

– Это не ерунда. Это различие по ширине.

– Ну, сделайте между синими расстояние чуть больше.

– Сделать более толстые швы? – кафельщик потер подбородок. – В принципе возможно. Но это сложно.

Профессионал скрестил руки на груди и приготовился выслушивать возражения. Но я не стал спорить.

– Это сложно,– сказал я. – Именно поэтому я не сам кладу плитку, а вам деньги плачу. Вы нужны мне для того, чтобы решать сложные проблемы, а не объяснять степень их сложности. Вы можете решать? Если да, то идите и разбирайтесь со своими швами, если нет…

– Прежде чем размечать швы,– процедил кафельщик, – нужно выровнять стену.

– А что вы делали целый час? – у меня возникло искушение хлопнуть плитками по ушам собеседника.

– Готовил инструменты.

Что-то нехорошее отразилось на моем лице, потому что кафельщик расплел руки и сказал почти нормальным голосом:

– Ровнять стену – это дня на два.

К счастью, тут в нагрудном кармане ожил мой мобильник. Звонили из издательства. Что-то у них там не заладилось. Я даже разбираться не стал, тут же пообещал приехать. Еще полчаса с этим типом – и моей беременной жене пришлось бы таскать мне сухари в камеру для убийц.

Снабдив кафельщика напоследок номером моего телефона, я с позором бежал. По пути успел заскочить домой и обнаружил там какую-то тетку. Катя объявила, что это соседка. Все-таки какая она у меня наивная! Чуть* что, сразу дружить начинает с кем ни попадя. А вдруг это наводчица?

Провинция…

Следующий месяц пролетел необыкновенно однообразно. Я толстела, кафельщик работал. Плитку он положил за две недели, что, как я подозреваю, было его личным рекордом скорости, но мы с Сергеем, чередуясь, душили его просто немилосердно.

И ведь человек не халтурил, не простаивал, не перекуривал, он просто так работал, он думал в таком темпе. Не выгнали мы его только потому, что плитку он положил идеально, по миллиметру вымеряя все расстояния и углы. Под конец работы мне уже было его искренне жаль – он родился не для нашего мира В его мире все углы должны быть прямыми, все поверхности идеально гладкими, а вся плитка белая. В крайнем случае допускается легкий оттенок, но одинаковый для всей площади. День на пятый его работы (он как раз приступил к укладыванию плитки) Степан Аркадьевич спросил у меня:

– А вот Сергей, он ваш муж?

– Да…

Я автоматически ответила, но на меня это произвело неизгладимое впечатление. Он ведь думал, перед тем как спросить. Судя по всему, думал долго. Мне просто стало интересно, а если не муж, то кто? Кто еще каждое утро может быть у меня дома в халате? Или его интересовало, состоим ли мы в законном браке? И если нет, то он бы отказался делать нам ремонт?

А самая главная достопримечательность которую мы оставили себе на память – это счет, который нам выставил Степан Аркадьевич. Мелким, убористым, но практически каллиграфическим почерком было исписано две тетрадные странички. Туда входили: повышающий коэффициент за работу со сложным узором, выравнивание каждого угла в отдельности, выкладывание плитки на площади 10,56 квадратных метров и два просверленных овальных отверстия за двадцать восемь российских рублей.

Это был первый случай, когда Сергей рассчитался, не досмотрев до конца счет.

Моя беременность перевалила за середину, Наташка (которая в животе) начала довольно активно пихаться. Но как только Машка или Сергей клали руку мне на живот, тотчас замирала, как мышь под веником.

Наташка, которая снаружи, тоже вела себя активно. Она очень похорошела, совершенно не маялась токсикозом и сообщила мне, что «они» едут на выходные в Париж. Интересно, что на прошлых выходных я видела, как из ее подъезда выходил страшно расстроенный Андрей с большой сумкой. Мириться приезжал? Или за вещами? Все-таки бабы – дуры! Чем он Наталье не угодил? Чем Марашко лучше? И на какие, интересно, бабки он ее в Париж повезет? Неужели она сама за это платит? И что он расскажет жене? Хотя, уж за это то можно не переживать, найдет что рассказать…

Все эти вопросы роились у меня в голове, но при взгляде на счастливую, похорошевшую Наталью не хватало смелости о чем-то ее спрашивать.

Мы катастрофически выбивались из графика ремонта. Пятнадцать дней плиточник Степан Аркадьевич неутомимо, но о-о-очень медленно выкладывал наше семейное гнездышко. Мне кажется, что этот человек проживет долго. Быстро у него не получится.

Моя собственная работа напрягала все больше. «Спокойная» должность руководителя производства тянула из меня жилы, словно сварливая жена. Дома была несварливая жена, которая жилы не тянула, но нервы мотала.

Каждый вечер я узнавал все новые подробности о бурном романе Шуры и Натальи. В конце концов я уже перестал на них реагировать, как вдруг ситуация накалилась.

В пятницу часа в четыре в издательство позвонила Катя и напряженным голосом потребовала немедленного моего приезда. Подробности она сообщить отказалась. Я так перепугался, что вылетел из офиса, забыв предупредить даже секретаршу. По пути домой раз пять звонил домой. Голос Кати оставался все таким же неестественным. На все вопросы она отвечала только, что это не телефонный разговор. «Скорую» вызывать отказывалась.

– Ну?! – прокричал я, вваливаясь в квартиру.– Что-то с ребенком?

– Типун тебе на… одно место, – ответила супруга. – Андрей узнал все.

Я замотал головой и попытался пару раз глубоко вздохнуть.

– Завидую Андрею, – признался я. – Он знает все. Я пока ничего не знаю. Я даже не знаю, кто такой Андрей.

– Наташкин мужчина.

– Как Наташкин? Она же еще не родилась!

– Да успокойся ты! С нашим ребенком все нормально, а вот у Натальи может все плохо кончиться.

Я, как подкошенный, сел на полочку для обуви. За подобные испытания следовало поучить жену оглоблей, но за неимением оной (оглобли) пришлось выслушать подробности развязки Наташкиного романа. Оказалось, ее прежний мужик – Андрей – узнал-таки про ребенка от Марашки, воспылал ревностью и вот-вот придет чинить разборки.

– Наташка говорит, – поясняла Катя, – что он психованный. И Марашко психованный. Представляешь, что будет, когда они встретятся?

– да – согласился я и снял левую туфлю, – не хотел бы я там оказаться.

– А придется! Кто их разнимать будет? Две беременные женщины?

– Почему две? Я тебя никуда не пущу.

– Ага! – сказала Катя и двинулась на меня пузом. Наташка как-то очень поспешно открыла нам дверь

и тут же юркнула в комнату. Там она забилась на диван и накрылась пледом чуть ли не с головой. Только глаза блестели из укрытия. Шура расхаживал из угла в угол.

– Если два человека любят друг друга, – сразу набросился он на меня, – почему они не могут быть вместе? Вот скажи, Катя!

Катя не ответила. Она уже обустроилась рядом с подругой и оказывала ей моральную поддержку путем проникновения под тот же плед.

– Я ему скажу, – продолжал Марашко, амплитудно жестикулируя, – я поговорю с ним как мужчина с мужчиной. Я…

Хлопнула входная дверь. Шура заткнулся на полуслове. Плед на диване вытаращился во все четыре глаза. Я медленно обернулся.

Андрей действительно выглядел не совсем нормальным. Глаза сужены в щелки. Уголок рта дрожит в мелком тике. Ноздри расширены так, что просматриваются аденоиды. Руки воткнуты в карманы куртки почти по локти.

– Ты? – спросил он у меня.

В некоторых ситуациях я начинаю соображать стремительно.

– Он, – сдал я Марашку.

– А ты?

– Я ее, – я кивнул в сторону дивана и торопливо уточнил,– Катин.

– Ага, – Андрей шагнул в комнату, оттеснив меня в сторону.

– Подожди,– сказал Марашко,– давай поговорим спокойно.

– Ага,– повторил Андрей и достал правую руку из кармана.

В руке был зажат пистолет Макарова.

Вся жизнь Марашки прошла у меня перед глазами. Вот мы с ним на «картошке». Шура ухаживает за молодой дояркой, и за ним полночи гоняется молодой тракторист. Вот он рассказывает на экзамене по истории КПСС, что Сталина не было, был Совет двойников Сталина. Вот он гордо раздаривает свою первую книгу стихов (200 экземпляров на ротапринте)…

– Сука, – произнес человек с пистолетом, прерывая тонкую нить воспоминаний.

Это был момент истины. Если бы дело происходило в нормальном голливудском боевике, я бросился бы на психопата и обезоружил бы его. Но в Голливуде это просто. Там ты сначала читаешь сценарий, а потом уже бросаешься и обезоруживаешь. У меня хватило мужества только на то, чтобы заслонить собой диван.

Шура не успел дернуться.

Андрей резко нажал на спусковой крючок… и из ствола «Макарова» вылетела струя воды.

– Нет! Нет! – заверещал' Шура, схватившись за лицо.

– Да! Да! – зловеще прошипел Андрей, напрыгивая на него сверху и норовя облить поконкретнее.

– Шайбу! Шайбу! – проскандировали девчонки с дивана.

В некоторых ситуациях я тупею.

Я сидела у Наташки на диване и заливалась горючими слезами. Мне было скучно. Скучно до слез. Ремонт вошел в нудную стадию, которая совершенно не требовала моего участия, Машку мои родители забрали с собой на юг, Сергей был целый день на работе, и я совершенно не представляла, куда себя засунуть. Плюс ко всему, живот уже накладывал определенные ограничения на образ жизни. Ездить по Москве за рулем мне было тяжело, сказывалось глобальное незнание города, передвигаться на метро я тоже практически не могла, что-то не то происходило с моим давлением под землей. Наземный транспорт в столице остался для меня загадкой, я так и не поняла, он есть или его нет. Да и куда поедешь в Москве летом? Везде жарко, душно и пыльно.

Это я пыталась объяснить подруге, непрерывно шмыгая носом. Наталья, в отличие от меня, еще ходила на работу, и ей скучно не было. Я предполагаю, что, наоборот, она бы с большим удовольствием поменялась со мной местами и поскучала бы недельку, лежа на диване.

– Ладно, ладно, не реви. Скучно, значит нужно развлечься. Завтра приезжает Андрей, привезет чего-нибудь выпить… Нужно Марашку позвать.

Цинизм подруги потряс меня до глубины души.

– Зачем звать Марашку?

– Ты же хочешь развлечься!

– Но не такой же ценой! Только скандала нам не

хватало. А Андрей вообще знает, что у тебя от Марашки будет ребенок?

– Нет.

– И когда ты ему собираешься сказать?

– Никогда.

– Ну, знаешь, через некоторое время это будет довольно сложно скрыть.

– Аи, да ну проблема! Скажу, что поправилась. А потом на время родов съеду на пару неделек, вернусь, скажу, что усыновила. Или удочерила.

Я слышала, что у некоторых женщин во время беременности происходит некоторый сдвиг в мозгах, но что этот недуг в такой тяжелой форме нападет на мою ближайшую подругу, я не ожидала.

– Наташенька, может, ты на работе переутомилась? Тут у Наташки зазвонил телефон.

– О! Шура! Ты легок на помине. Приезжай ко мне, Кате скучно. Поможешь развлечь? Я так и думала.

Шура приехал через час и сразу начал меня развлекать. Сначала он рассказывал, как его драгоценное семя похитили инопланетяне и внедрили в Наталью. Потом начал переживать, что беременность длится всего девять месяцев и он не успеет научить ребенка всему, чему хочет. Он утверждал, что существует новая методика – нужно каждый вечер начитывать животу информацию, и тогда у ребенка мозг формируется уже с учетом прочитанного. Дети рождаются, владея несколькими иностранными языками, а самые резвые знают даже таблицу умножения.

Под конец разговора я уже перестала понимать, кто из нас троих сошел с ума, поэтому оказалась совершенно не готова к приходу Андрея. Он втащил в квартиру огромнючую сумку и разулыбался еще с порога.

– О, да у нас гости. Очень удачно, а то я тут припер образцы продукции. Шура! Что новенького расскажешь?

Я окаменела. Мало того, что эти двое знакомы, так они еще оказывается и в прекрасных отношениях! Глядя на мое вытянувшееся лицо, Андрей сказал:

– Эй, а что, Катя до сих пор не в курсе, что ли?

– Не-а, – сказала Наталья.

– Вот черт! А я все испортил, да?

– Ну-у-у, – сказала Наталья.

– Надо было на него с порога накинуться и душить, да? А еще лучше, пристрелить!

– А это идея! – сказала Наталья.

– Ну не обижайся! – ныла Катя.

– Все испортили, – гнул свою линию Марашко, – пистолет нужно было боевой взять. С холостыми патронами.

– Или базуку, – хмыкнул Андрей.

После того как он нахохотался вволю, и прищур исчез, и рот перестал дергаться, и вообще – нормальный парень. Дураком сегодня оказался один я.

– Лучше всего, – Марашко легко входил в раж, – гранату.

– Нет,– вытерла слезы Наташка,– это не так внушительно.

– Зато громко. И поражающее действие осколков больше. А классно я сыграл?

– Идите к черту! – сказал я. – Пойду домой и напьюсь.

– А зачем далеко ходить? – Андрей потащил меня на кухню. – Напьешься и уходи.

Набор напитков поколебал мою уверенность в собственной обиде.

– «Мартель»? – буркнул я. – Ну допустим.

– Это твой любимый, правда, Сережа? – щебетала Наталья, неискренне изображая раскаяние.

Она даже умудрилась подлезть под мою правую руку и призывно прижаться боком.

– Катька сказала?

– Шура. Вернее, сначала он сказал, что портвейн «777», но потом, методом последовательных приближений…

– А мне? – Катя уже пролазила под левую руку. – Обещали безалкогольного пива!

– Безалкогольное вино! – гордо продемонстрировал бутылку Марашко.

– Эй! – я обратился к супруге. – Я хочу, чтобы, во-первых, передо мной извинились, во-вторых, объяснили, что происходит.

В четыре глотки мне поведали историю о грандиозном розыгрыше, который Наташка и Шура устроили нам с нашей же подачи. Оказывается, никакого романа у них не было и быть не могло.

– Он подкатывался, – то ли пожаловалась, то ли похвасталась Наталья, – но я сразу объяснила, что беременна.

– А я тогда говорю, – подхватил Марашко, – «Раз секса не будет, давай хоть развлечемся».

И развлеклись. Андрей весь месяц мотался по командировкам, но был в курсе с самого начала.

– И ты, супруга, – упрекнул я Катю, – тоже все знала, а мне по ушам ездила!

– Я только сегодня! – супруга сделала глаза образца «Абсолютная честность». – Мне все рассказали и велели тебя позвать.

– Эти уроды,– Наталья кивнула в сторону мнимых соперников, – хотели и Кате не говорить. А если бы у нее от этого всего что-то с ребенком случилось?

– Но за это,– решил я, – «Мартель» достанется только мне. Как пострадавшей стороне.

– Как скажешь, – согласился Андрей и выудил из какого-то пакета полулитровик «Хеннесси».

– Слушай,– спросил я, – а ты кем работаешь?

– Спиртное вожу. Средний и мелкий опт. Будешь обмывать дите, обращайся.

– Кстати…– Наталье надоело играть вторые роли, и она выпятила свое скромное брюхо. – Мы вас не за этим звали. И нечего тут без повода дорогой коньяк хлестать.

д. да, – сказал Андрей, – у нас же это… типа

помолвка.

_Что? Правда?! – завизжала Катя.

– Ну что ж, бывает, – вздохнул я.

– Как ты могла,– простонал Шура, – любимая! Дай мне пистолет!

Он отобрал пугач у хозяина, сунул ствол в рот, но тут же извлек его и стал с интересом рассматривать.

– А давай туда коньяку нальем! – предложил он. Так мы и сделали. Это сильно сократило расход

спиртного и заметно ускорило опьянение. Иногда и у поэтов бывают неплохие идеи.

**

.Как они нажрались! В смысле напились!

Лакать коньяк пистолетами мог придумать только Шура* Выглядело это, конечно, смешно. Сначала, А потом стало понятно, что следующего дня у этой троицы не будет. Когда они стали по очереди ставить друг друга к стенке и «расстреливать», мы с Наташкой тихонечкс свалили из квартиры и пошли спать ко мне. И этогс никто не заметил.

Дома я устроила Наташке допрос с пристрастием.

– Вы зачем мне голову дурили?

– Так получилось. Собственно, никто тебе голову не дурил. Ты все придумала сама, я тебе просто не мешала Вот, например, ты меня спрашиваешь, собираюсь ли ь рассказать Андрею про то, что у меня будет ребенок с

Марашки, я честно отвечаю: «Нет». И говорю чистую правду – не собираюсь. Концовка, конечно, подкачала. Я рассчитывала на нечто более глобальное.

Вспомнив, как Андрей доставал пистолет, бешено вращая глазами, я подумала, что на этот раз нам повезло.

Наташка продолжала фантазировать.

– Представляешь, как можно было это сделать! Например, пока я в роддоме. Это бы всех заняло на то время, что я рожаю. Говорят, чем меньше народа знает, что ты рожаешь, тем легче роды. Или устроить сцену где-нибудь в кафе с хорошо поставленной мужской дракой. Чтобы посуда билась, стекла летели, люди кидались их разнимать.

– Ага, – продолжила я, – а на заднем плане играет «It's a raining man, alleluia…*. А зачем?

– Что зачем?

– Все это представление.

– Ты же сама жаловалась, что скучно. А нам с Марашкой не давали покоя лавры телевизионного «Розыгрыша». Все, давай спать, у нас завтра будет трудный день, нужно будет мужиков в себя приводить. Кстати, надо Шуриной жене позвонить, пусть приезжает за своим сокровищем.

Поспать нам с Наташками не дали. Только одна из них устроилась на диване, а вторая угомонилась в животе, нам позвонили так называемые мужчины и спросили, куда мы делись. Мы не стали объяснять, что уже три часа прошло с тех пор как мы ушли, а, тяжело вздохнув, отправились разносить их по домам.

Профессиональнее всех действовала Юлька – жена Марашки.

– Так, понятно, дрова, – констатировала факт Юля. – Сейчас будем звонить знакомому таксисту. Алло, Петь, привет, это Юля. У нас как обычно. Возле «Южной». Ага, жду, целую.

– Как обычно? – удивилась я. – А мне казалось, Шура такой приличный парень…

– Мне тоже так казалось. Лет пятнадцать назад.

– А сколько вы женаты?

– Тринадцать лет.

– Сколько? И как ты его столько терпишь? А он когда-нибудь правду говорит?

– Не знаю. Честно говоря, меня это давно перестало интересовать. Только вот ребенка жалко. Его учительница спрашивает: «Миша, кем ты станешь, когда вырастешь?» – а он отвечает: «Стану, как папа, поэтом». Не дай бог…

Из нас всех Наташка оказалась самая счастливая. Лежащего на полу Андрея она накрыла пледиком и ушла спать в другую комнату. Юльке помог допереть Марашку таксист Петя. Мы вышли из подъезда вместе, они загрузились в машину, а я осталась со своим мужем один на один.

Пьяный Сергей внешне совершенно не отличается от трезвого. Если не подходить близко и не смотреть в глаза. Потому что от него разит коньяком так, как будто поливался им из шланга, а в глазах – космическая пустота.

– Сережа, пойдем домой.

– Пойдем. Стоит, не двигается.

– Сереженька, я спать хочу, пойдем, а?

– Пойдем.

Хоть бы шаг сделал!

– Сергей! Домой идем?

– Идем. Эффект нулевой.

– Сергей! Иди за мной!

О! Пошел… Значит нужно действовать простыми командами.

– Налево! Направо! Вольно… то есть делай что хочешь.

– Что хочу? О, Катенька, дай я тебя поцелую!

– У ребенка будет алкогольное отравление.

– У какого ребенка?

– Здрасьте, приехали! Дорогой, у меня для тебя есть потрясающая новость. Я беременна.

– Что, опять?

В подъезде выяснилась страшная вещь – у нас не работают лифты. Как такое могло случиться, никто не понял, но факт оставался фактом.

И мы пошли. Пешком. На девятнадцатый этаж.

По дороге нам встретилось очень много народу. Сергей со всеми общался, Сергей был просто душка. Сергей всех приглашал к себе на день рождения.

Наутро выяснилась замечательная вещь: я женился на сокровище.

Судите сами – как должна поступить женщина, муж которой накачался выше бровей, пел песни на улице и (стыд какой!) приставал ко всем встречным соседям? Правильно, она обязана ходить мегерой, холодно молчать и – в лучшем случае – швырнуть на обеденный стол тарелку с остывшими макаронами. Все эти действия, по идее, должны пробудить в муже совесть, заставить его жить по-новому и превратить его в другого человека. Глупая идея. Никакого эффекта, кроме глухого раздражения, таким образом добиться невозможно.

Моя Кошка-Катюшка сделала все правильно. Никакого гундежа поутру, сцен и беспочвенных оскорблений («Вставай, алкаш!»). Наоборот, банка холодного светлого пива у кровати, приглушенный шум на кухне и поцелуй в небритую щеку. Я тут же растаял и безропотно согласился почистить картошку. Чистил и отхлебывал пиво. Отхлебывал и чистил. И опять чистил.

– Э! – вдруг спохватился я. – А картошки не много?

– Нормально, – ответила Катя. – Большую часть так съедим, остальное пойдет на салаты.

– Салаты нужно готовые покупать. И вообще, мы укушаемся.

– А гости?

– Какие гости?

Катя оторвалась от нарезания перца и внимательно посмотрела на меня.

– Праздник сегодня, – сказала она, – твой день рождения. Кстати, поздравляю. А гости…

– Никаких гостей! – замахал я ножом (правая рука) и пивом (левая). – Я вообще не праздную дней рождения.

– Да ну? Вытри с пола пиво. Ты же вчера сам всех подряд приглашал на день ангела. Еще вон там подотри. Кстати, выглядел ты вполне трезвым. Многие могут прийти.

– Я приглашал соседей? – утро перестало казаться замечательным.

– Не только. Но случайные люди, которых мы встретили на улице, к счастью, не знают нашего адреса. Дочистил? Теперь нарежь помидоры и лук.

Я допил пиво и предложил:

– А давай запремся и никому открывать не будем. Как будто нас дома нет.

– Неудобно. Все-таки соседи, не чужие люди.

Это было правдой. За последний месяц Катя умудрилась перезнакомить между собой весь подъезд. Даже со мной то и дело здоровались какие-то люди. Скорее всего, не чужие.

– Будем надеяться, – сказал я, – что они поняли, какой я был пьяный, и…

В дверь позвонили.

– Здравствуй, Сереженька! – защебетала неизвестная бабушка в красной кофточке.

Поскольку она звала меня на ты и уменьшительно-ласкательно, я удержался от естественного вопроса: «А вы, собственно, кто?» Я даже принял от нее подарок – коричневый кулич – и узнал, что она вечером будет занята, а то бы обязательно заглянула. При попытке поблагодарить бабушку выяснилось, что она глуха, как Бетховен.

– Это баба Маня, – сказала Катя, когда дверь закрылась. – Очень полезный человек: все время стоит перед подъездом и смотрит, кто приходит. Дай сюда пирог! М-м-м, вкусно!

– А как же вы с нею общаетесь?

– Да запросто…

Зазвонил телефон. Это была Маша, моя бывшая подруга. Оказывается, она помнит день моего рождения! Впрочем, со мной она разговаривала совсем чуть-чуть, потребовала к телефону Катю (откуда узнала?) и балаболила с ней полчаса. За это время я успел дорезать овощи, поставить на огонь картошку и получить еще одно поздравление от милой семейной пары. Эти тоже не могли прийти вечером, поэтому забежали поздравить сейчас. Спасибо, хоть не подарили ничего.

Зато Катя вручила огромный стеганый халат. Я эту одежду терпеть не могу, считаю признаком старости и мещанства, но честно изобразил радость и пообещал надеть халат на ближайшее торжество, возможно, даже на сегодняшнее.

Тем временем в квартире появлялись какие-то смутно знакомые люди и поздравляли. Все как один имели другие планы на вечер, но посчитали необходимым зайти и пожелать здоровья и много детей. К обеду мне стало даже обидно.

– Слушай, Кать, а почему они все вечером не могут? Брезгуют?

– Во-первых, это еще не все. Вчера ты был очень общителен. Возможно, кто-нибудь и придет. Открой банку. Во-вторых, они до конца не уверены, что ты их пригласил. Коньяком пахло так, что… И маслины тоже открой. В общем, не прийти они не могут, чтобы не обидеть. Прийти? А вдруг это был просто пьяный базар? Вот они и принимают компромиссное решение. А где были огурчики от твоей мамы?

– Да ты же их и съела. Давно уже. Значит, – я оглядел кухню,– готовим мы все это зря.

– Ничего не зря. Наташка со своими мужиками точно придет.

В голосе Кати прозвучала затаенная зависть. Видимо, ей тоже хотелось иметь в своем распоряжении пару-тройку мужиков. Я хотел заметить, что, мол, Мараш-ко точно не приедет (я помнил, в каком виде он уезжал), но в дверь снова позвонили.

Это оказалась Люда, прежняя хозяйка нашей новой квартиры. Она явилась прямо с самолета, загорелая и агрессивная.

Я уже приготовился выслушать поток энергичных пожеланий и напутствий, но Люда начала совсем с другого:

– Ну и где я сегодня буду ночевать?

…Выяснилось, что я уже не умею ночевать один. Всего за два месяца привык ощущать под рукой круглый Кошкин бок. Научился находить во сне ее пузо и поглаживать, когда Катя начинала ойкать от увесистых тумаков изнутри. Ребенок тут же успокаивался и переставал терроризировать мать.

Теперь же, когда Люда с Катей выперли меня из спальни, я то и дело начинал кемарить, пытался нашарить родное и теплое. И в ужасе просыпался. Открыв глаза, смотрел на полоску света, выбивающуюся из-под двери, и прислушивался к женскому разговору. Девушки пытались шептаться, поэтому их беседа напоминала болтовню двух гадюк после долгой разлуки. Чтобы отвлечься, вспоминал сегодняшний день рождения. Честно говоря, было здорово. Я уж и не помню, когда последний раз отмечал этот праздник так широко. Кроме Наташки с Андреем и Марашки с Юлькой было еще несколько соседей. Людка, потом пожилой такой… на бухгалтера похож., и еще хмурый восточный человек Армен, который, как выяснилось, закончил Гнесинку и вообще коренной москвич. Потом кто-то приходил, кто-то уходил.