Текст книги "Шекспиру и не снилось!"

Автор книги: Андрей Жвалевский

Соавторы: Евгения Пастернак
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

История одного статуса

Я уже шесть лет занимаюсь фигурным катанием.

Я себя безо льда уже и не помню.

У меня постоянно по две-три тренировки в день, и в выходные мы тренируемся, и в праздники. Нет, я не жалуюсь, нормально все. Вполне можно успеть между тренировками уроки сделать. У нас в холле столы стоят, мы там приноровились. А еще удобно, что мы все в разных школах. Одно  сочинение на всех написали – и нормально. Или один доклад сделали. Я всем матемшу решаю, а мне за это английский переводят. У нас одна девочка в совершенстве знает, с трех лет учит.

Короче, привыкли мы к такому режиму.

Устаем, конечно. Особенно к концу четверти. Мы ж встаем в 6, у нас одна тренировка всегда до школы. А в каникулы нам лед сдвигают часов на 10 утра! Представляете, как можно выспаться!

И вот мечтаем мы о каникулах, мечтаем… И тут вчера к нам приходит тренер и сообщает «радостную» новость. У них, блин, распоряжение. Видите ли детей нужно чем-то занять на каникулы и какой-то начальник предложил нам сделать ледовое представление. Мало того, что до каникул три недели и теперь придется пахать, как сумасшедшим, так еще и все каникулы нужно будет выступать. ТРИ концерта в день! ТРИ! Первый в десять, второй в два, и третий в шесть.

Нам еще долго рассказывали, что это такая честь, такая честь… Что нас увидят все школьники города, что они будут нами гордиться, что мы не должны опозорить…

А я стояла и глотала слезы. Я тоже хочу быть простой школьницей! Я хочу на каникулах спать и ходить на концерт! Я в кино хочу! Я и так нигде не бываю…

– А не участвовать можно? – робко спросила я.

Тренер нехорошо сощурился.

– Ну, если тебе не дорого твое место здесь…

Понятно. Больше вопросов нет. Место мне дорого.

В принципе, было даже интересно. Хореограф приехал специальный, ставил нам массовые танцы. Все как положено – мелкие впереди, мы посередине, а сзади все наши КМСники. Их тоже запрягли. Сначала мы час на полу все это учили, под музыку, прямо в холле, потому что зала такого размера у нас во дворце нет, а потом уже на лед переходили. И там еще час-полтора. И это только три общих танца, а мы ж еще и в других участвовали!

У КМСов были сольные номера, они просто катали свои короткие программы со всеми прыжками. А нас компоновали по двое-трое и ставили типа танцевальное шоу. Я с подружкой танцевала под Чарли Чаплина, девчонки у другого тренера что-то народное, мелким на пять человек вальс поставили. Красиво получилось.

Только устали мы все. И четверть я кончила не очень… Просто сил не хватало, мы а перерывах между треньками только поесть успевали, до уроков ни руки ни головы уже не доходили.

Перед первым представлением волновались очень, аж ноги тряслись, так страшно было. Трибуны, правда, были не совсем полные, но народу достаточно, чтоб посмеяться, если мы опозоримся.

Стоит мы перед «Чаплиным», трясемся, а тут нам Надя, наша самая крутая КМСница, говорит:

– Что вы переживаете, нам дети на трибунах, они Сальхов от Риттбергера не отличат. Вы делайте то, что у вас лучше всего получается, они все равно не поймут.

Ну, мы и успокоились.

А на второй день уже вообще не волновались. Это ж не соревнования, что каждый недокрут считают! Катались в свое удовольствие. Даже в кино сбегать успели между программами. Так что у нас были настоящие каникулы!

А в среду мне позвонила из школы педагог-организатор. И сурово так говорит:

– Завтра в пять встречаемся возле школы! Явка обязательна!

– Я не могу! – отвечаю я.

– Это не обсуждается! – сурово говорит она.

Я начала что-то жалобно блеять, а она как отрезала.

– В шесть мы должны быть в Ледовом дворце. Там красочное шоу. Бесплатное между прочим! Если не пойдешь, я лично тебе обещаю крупные неприятности.

Раньше я читала, и не верила, что можно что-то услышать  и «тупо уставится в одну точку». Сейчас поймала себя на том, что пялюсь на замолкший телефон.

То есть мы насильно катаемся, а зрителей насильно сгоняют на нас смотреть?

Если я завтра не  выйду на лед, меня выгонят из школы фигурного катания, а если не приду на трибуны, то выпрут из школы?

Может, я лучше никуда не пойду? Может, я посплю, наконец, и все оставят меня в покое?!

Я пошла, конечно. На лед пошла. И все наши пришли, и болели за меня, и даже игрушку на лед бросили. И педагог наша извинилась, что мне позвонила, добренькая такая:

– Что ж ты, Лерочка, мне не сказала, что ты катаешься?

Да я рта раскрыть не успела!

А мы с девчонками расстроились, конечно. Противно думать, что все зрители сидят в зале только потому, что их заставили. Пытались тренеру пожаловаться, а он как гаркнет! Тоже устал тут с нами целыми днями…  А больше ж не пожалуешься никому… Так мы сговорились и всей группой статус  «Вконтакте» поставили: «Пошли все нафиг!».

Полегчало.

Назло!

Милка часто приглашала всех к себе домой после школы. Мама у нее приходила поздно, а когда приходила, то бардака в квартире не замечала.

Могла снисходительно заметить:

– Вы б посуду за собой помыли…

Милка лениво огрызалась в ответ:

– Тут трехдневные залежи, а я не домработница!

Мама пожимала плечами и уходила, а Милка становилась мыть посуду. У них с мамой были странные отношения, они часто как будто менялись местами. Тогда Милка начинала жаловаться, что мама вчера шлялась где-то полночи, а она оборвала все телефоны, искала ее…

Девочки слушали Милку, затаив дыхание, им было страшно и завидно одновременно. Такой мамы ни у кого больше не было!

Так вот. Милка в очередной раз позвала всех к себе. Таня Лопахина опоздала и застала немую сцену. Шестеро ее одноклассниц сидели за кухонным столом и гипнотизировали пачку сигарет, которая лежала в центре этого самого стола.

– Ну, а что вы собираетесь, вечно малявками оставаться, – вещала Кислицина, сдувая с глаз обесцвеченную челку, – Вас в приличную компанию позовут, а вы не будете знать как сигарету в руки взять. Давайте, учитесь, пока я добрая…

Милка элегантным движением выбила из пачки сигарету, зажала ее между пальцами и церемонно протянула руку вперед.

– Прикури мне, милый, – попросила она, обращаясь к Насте.

Настёна засуетилась, схватила зажигалку и лихорадочно ей защелкала.

Милка наклонилась к огоньку, рискую дожечь недопаленную гидроперитом прядь волос, надула щеки и скосила глаза  на тлеющий кончик сигареты. Получилось очень смешно, и Таня даже захихикала, но Кислицина строго зыркнула на нее и пафосно выпустила изо рта струю дыма.

Таня сразу поняла, что, как говорит их  завуч, смех здесь неуместен. Все серьезно.

– А если б ты была моим парнем, то ты мне сама раскурила эту сигарету, – объяснила Милка Настёне. –   Потому что курить одну сигарету можно только тем, кто целовался. Понятно?

Все кивнули. У Тани возникла бредовая мысль достать конспект и начать записывать, и она опять фыркнула от смеха.

Кислицина недовольно скосила на нее взгляд.

– Что смешного? Я вот однажды пришла на дискач, а там пацаны стоят. Один мне такой сигарету протягивает, я и взяла. А мне Тема потом такой: «Вот и вали с ним домой, я тебя провожать не пойду!» А я вообще не врубаюсь… А он, оказывается, сигарету сам раскурил, Темыч подумал, что у нас с ним чики-поки, ну и устроил мне разборки… Короче, чума…

Милка выпустила дым в лицо сидящим за столом. Ксюха закашлялась.

– Во! Кашляет она! Вот так закашляешь, так на тебя нормальные пацаны и смотреть не будут. Сразу ж видно, что малолетка.

Ксюша тут же потянулась к пачке и решительно схватила сигарету.

– Зажигай! – скомандовала она Насте.

Та послушно протянула к ней зажигалку.

Ксюша честно втянула в себя воздух. Но выглядела она совсем не так элегантно, как Милка. Глаза выпучились, лицо покраснело. Примерно секунду она сдерживалась, а потом разразилась душераздирающим кашлем.

– Ну ничего, ничего, – по отечески покровительственно сказала Милка, – Бывает. Легкие слабые. Это не беда, натренируешься.

Милка затушила свою сигарету и обвела присутствующих внимательным взглядом.

– Ну что? Кто следующий? Давайте быстро, нам еще нужно будет кухню проветрить.

Девочки потянулись к пачке, с опасением глядя на надрывно кашлящую Ксюху.

– Не, не бросать! – прикрикнула на Ксюшу Милка. – Первую нужно до конца скурить! А то пацаны не будут внимания обращать!

– Что за дурь? – вырвалось у Тани.

На нее зашикали.

– А ты не знаешь, так молчи, – отрезала Милка, – кто следующий?

По очереди девочки затягивались, кашляли и учились красиво тушить сигарету. Только Полине удалось закурить красиво. Она не покраснела, не захрипела, а выпустила изо рта красивую струйку дыма. Милка аж рот раскрыла от неожиданности.

– Ты что, раньше курила?

– Нет, – пожала плечами Полина, – как-то само получилось.

– Ну ты прям молодец, – похвалила ее Милка, – способная…

Тане, вдруг, стало так завидно, ей так захотелось, чтобы Милка и ее похвалила, что она цапнула со стола сигарету.

Она была тонкая и мягкая. Пахла ментолом. С ней в руках Таня сразу почувствовала себя очень взрослой…

Но тут рядом опять надрывно закашлялась Ксюша, Таня позорно испугалась и сунула сигарету в карман.

– Да что ж ты дохлая такая? – не удержалась Мила.

– Может, у меня аллергия? – прохрипела Ксюха.

– Да скажешь тоже – аллергия! На сигареты аллергии не бывает, это ж тебе не апельсины какие-нибудь!

Девочки покурили еще несколько минут. Потом настежь открыли окно и стали заветривать следы преступления.

– Окурки в мусоропровод! – командовала Милка. – В ведре мама их может найти. И не трепитесь кому попало. Пацанам особенно. А то будут у меня сигареты стрелять, а мне самой мало… Это ж так затягивает… Раньше я даже не каждый день курила, а теперь прям еле в школе высиживаю…

Настя начала сочувствовать Милке, Ксюша продолжала кашлять.

– Да иди ты уже домой! – не выдержала Мила. – Невозможно же! Уши от твоего кашля болят!

На глазах у Ксюши блеснули слезы, и она выбежала из кухни.

– Ты чего? – удивилась Таня.

– А чего она? – огрызнулась Кислицина. – Дохлятина…

Таня выскочила вслед за Ксюшей и догнала ее возле лифта. Они молча спустились вниз, молча дошли до школы и разошлись каждый к своему дому. На свежем воздухе Ксюхе стало полегче, кашель из надрывного перешел в обыкновенный.

– А чего это от тебя табаком так несет, а? – встретила Таню в коридоре мама. – Ты где была?

Таня совершенно не ожидала наезда и беспомощно захлопала глазами.

– В подъезде было накурено, – выдавила она из себя после приличной паузы.

– Я тебе дам по подъездам шляться! – тут же завелась мама. – Узнаю, что куришь – руки оторву!

– Да я не курю! – взвилась Таня.

Она была единственной из всей сегодняшней компании, кто так и не рискнул закурить.

– Я тебе покажу врать! – не останавливалась мама. – Я буду жаловаться классной! Меня не слушаешь, так в школе тебя выведут на чистую воду!

У Тани от обиды и несправедливости даже руки затряслись. И она, чтоб мама этого не заметила, сунула их в карман. А там… Сигарета…

Выслушав пятнадцатиминутную мораль, Таня дозрела:

– Я в магазин схожу, – перебила она маму и отправляясь к двери.

– Хлеба, молока и муку, – сказала мама. – И быстро. А то опять будешь по подъездам торчать…

Таня выскочила из квартиры, захлопнув за собой дверь.

В беседке за школой было противно. Воняло бычками, гнилыми листьями и туалетом. Но Таня приняла решение, и отступать уже не собиралась.

Достала из кармана сигарету. Зажгла спичку. Затянулась. Дым противно защекотал горло, но Таня держалась. Не кашляла. Неожиданно из глаз ливанули слезы, а их даже нечем было вытереть. В одной руки – пакет из магазина, который противно поставить на заплеванную землю, во второй сигарета…

– Не веришь мне… Не веришь? Ну так получи! – шептала Таня и хлюпала носом. – Назло теперь буду курить. И по подъездам шляться! И вообще…

А Танина мама стояла, прижавшись лбом к оконном стеклу, и думала о том, что это такой стресс – воспитание подростка…

Сочинение

Авторы благодарят Артемия за предоставленное изложение.

Настоящее, между прочим!

Практикантка попалась очень старательная. Чуть что – в крик, а у самой глаза испуганные-испуганные. И руки дрожат время от времени. Ее даже жалко было, поэтому мы все как-то перемигнулись и не стали доводить девчонку. Типа, она тут главная, а мы ее все такие слушаем и ловим каждое слово.

Зря мы с ней так. Не понимает человек хорошего отношения, на шею садиться начинает. Но мы все равно терпели, только время от времени ржать начинали. Ну как тут удержишься, когда это чудо в очках заявляет:

– Мой педагогический опыт говорит…

Конечно, Радомский за нее тут же заканчивает тоненьким противным голосом:

– …«Беги отсюда!»

Ну, и еще пару раз. Но в остальном вели себя по-человечески. Так она стала каждый урок то изложения, то сочинения задавать. И все на тупые какие-то темы. Например, прочитала занудный текст о пользе чтения и приказала:

– А теперь пишите изложение! Не меньше ста двадцати слов!

Ну, мы повздыхали и сели писать. Только Владик почему-то застыл и уставился в одну точку. Вообще странно. Он как раз читает много, даже на переменах в книжку утыкается.

– Рожко! – строго окликнула его училка. – До звонка десять минут!

Владик вздрогнул и растерянно осмотрелся. Все пыхтели над листочками. Тогда он вздохнул и тоже взялся за ручку. Успел, как ни странно, первым. Сразу после звонка сунул изложение практикантке и смылся домой – литра последней была.

А на следующем уроке началось!

Училка вызвала Рожко к доске и сначала его песочила: «Да как ты мог! Да что ты себе позволяешь!» А Владик стоит такой, как будто не его тут ругают. Нам прям интересно стало, чего он там написал, в своем изложении. Наоравшись, практикантка сунула листок Рожко и приказала:

– Читай! Пусть твои товарищи поймут, какую галиматью ты насочинял!

Рожко пожал плечами и принялся читать:

– «Чтение – это круто. Читать надо, чтобы быть умным. Собирайся всей семьей, читай книгу вслух. Во время такого чтения… что-то происходит, вот. Телек и комп – отстой, чтение вслух рулит. Ненавижу изложения. У меня дома сотни книг, и я могу распределить по разным полочкам. Но на особой полке – книги, которые мы так читали. Герои оживают, бла-бла-бла и т. д. Читайте дома вслух! Мы следим за вами. Приду – проверю!!!»

Владик молодцом держался, читал себе, как будто какого-нибудь Пушкина, даже голос ни разу не дрогнул. А мы все к концу «изложения» реально валялись. Радомский с Витькой на парте лежали и стонали от смеха. Практикантка поглядывала на класс с победным видом.

– Вот видишь, Рожко, – произнесла она, когда он опустил листик, – все твои друзья над тобой смеются!

– А вы уверены, – спросил Владик, – что это надо мной?

А у самого глаза такие честные-честные. Тут даже эту дурочку пробило. Она, наверное, что-то просекла, пошла пятнами, выхватила у Рожко его изложение и выбежала из класса. Пацаны к Владику подскочили, стали по плечам его стучать:

– Круто! Прикол! Ты ее сделал!

И девчонки тоже влюбленными глазами смотрят. Они после того случая с 8 марта вообще к Рожко неровно дышат. А Владик стоит и улыбается как-то криво.

Наверное, он предчувствовал, чем это все кончится. Практикантка завучу настучала, та родителей вызвала. Пришла Рожковская мама, полчаса там сидела в компании с классной и практиканткой. Что они там говорили, никто не слышал. Только один раз Кислицына не удержалась и заглянула – типа классную искала. Но она услышала только окончание фразы мамы Владика:

– …я в его возрасте свой протест резче высказывала…

И Милку тут же погнали из кабинета. А потом оттуда вышли практикантка и классная. Причем практикантка уже не в пятнах, а вся сплошняком красная. Классная ее в сторонку отвела, что-то шепчет, явно успокаивает. А та отвечает громко, чуть не на всю школу:

– Это изложение, а не сочинение… Причем тут современная литература?.. Он не имеет права!..

И так далее в том же духе. Но вдруг классная прямо к уху практикантки наклонилась и что-то прошептала. Практикантка заткнулась и задумалась. На этом разговор и закончился.

Прошло пару дней. Мы уж решили, что учителя решили все на тормозах спустить, но когда литра закончилась (она опять последней была), училка спокойно так говорит:

– Все свободны, Рожко, останься.

Понятно, что после таких заяв полкласса никуда не пошла. Интересно же. И вообще – как бы протестуем. Тогда она объяснила:

– Изложение Рожко я принять не могу. В нем… – тут практикантка паузу сделала для эффекта, – не сто двадцать слов, а шестьдесят пять. Так что, Владимир, придется переписать.

Мы притихли. А что тут скажешь? Она права. Сказано было про сто двадцать – значит, сто двадцать. И тут училка нас снова удивила:

– Но, поскольку Рожко не любит изложения на… – тут она не для эффекта замолчала, а просто запнулась, – на… такие темы, пусть напишет сочинение.

– А на какую тему? – всунул нос Радомский.

– Вот ты и предложи!

По ходу, сегодня она была в ударе. Радомский принялся чесать в затылке, а потом выдал:

– Про то, как инопланетяне Землю захватывают!

У практикантки чуть-чуть лицо дрогнуло, но она сдержалась.

– Слышал, Рожко? Садись и пиши. Не менее ста двадцати слов. А остальных прошу выйти, чтобы не мешать.

И Владик написал! Реальный крутой фантастический рассказ. Учителя друг другу показывали и ржали. А практикантка ему пятерку поставила и посоветовала разместить в стенной газете.

Кстати, с практиканткой после того случая все стало налаживаться. Когда она ногу подвернула, ее полкласса ходило навещать. Похоже, поставили мы ее на правильные рельсы.

Мы вообще круты до невозможности, любого учителя воспитать можем.

БОНУС-ТРЕК. Рассказ В. Рожко «Как инопланетяне решили захватить Землю»

Инопланетяне, оказывается, давно за нами из космоса подглядывали и подслушивали. Особенно они кино любили про то, как Землю надо захватывать. Не просто любили, а анализировали, что да как. И поняли главное – первым делом надо захватить и убить президента. В фильмах, правда, про американского президента говорилось, но инопланетяне решили не заморачиваться и приземлились в какой-то другой стране, поближе к их засекреченной орбите.

Выходят все такие в щупальцах и с бластерами. Народ увидал, попрятался. Где президент, кого убивать, непонятно. Тогда инопланетяне отловили одного заложника и говорят:

– Признавайся, где президент?

– Так это, – удивился тот, – в резиденции президента, где ж еще. Не среди народа же!

Инопланетяне удивились. Они почему-то думали, что президент где-то среди народа живет. Наверное, телевизор они тоже много смотрели.

– Веди, – говорят они заложнику, – будем президента вашего убивать!

А сами уже прикидывают, как заложник гордо отказываться начнет, а они его в зомби превратят и заставят все сделать, как им надо. Но заложник вдруг обрадовался и говорит:

– Это вам вон туда, по главному проспекту!

– Да где ж по главному! – говорит другой человек.

(Это пока инопланетяне по-доброму с заложником разговаривали, остальные осмелели и из домов выглядывать стали. Самый смелый даже близко подошел. Он и встрял в разговор).

– Где ж по главному, когда он перекрыт! Президент же на работу как раз едет! Надо по боковой улице. Пошли, я покажу!

Тут остальные люди подтянулись.

– Что ты покажешь, дурья твоя башка?! – говорят. – Раз он на работу поехал, зачем вам в резиденцию? Только время терять! Вам в президентский дворец надо!

А другие спорят:

– Да он не в дворец поехал! Он в аэропорт, другого президента встречать. Давайте туда, сразу двоих и накроете!

Все спорят, ругаются, руками размахивают. Инопланетяне ничего понять не могут. В фильмах все президента защищали, прямо умирали за него. И не зря – в конце концов он в самолет садился или еще как всех инопланетных захватчиков уничтожал. А тут все не так, как по фильмам, идет.

Стоят инопланетяне, со щупальца на щупальце переминаются, ничего решить не могут. Люди это заметили и возмутились:

– Так вы идете или нет?

– Мы это, – смутились инопланетяне, – мы лучше к себе, на секретную орбиту. Чего-то мы про вас неправильно поняли.

– Ну и летите отсюда! – обиделись люди и разошлись заниматься своим делом.

А инопланетяне улетели. Уже потом они вспомнили, что забыли стереть всем свидетелям память, но не возвращаться же. Тогда они себе память стерли, чтобы не так стыдно было.

P.S. Все-таки взрослые бывают очень странные. Вчера к нам в класс влетела завуч по воспитательной работе и захлебываясь словами начала кричать про то, что она не позволит что-то там, что это подрыв чего-то там, и вообще такого она от нас не ожидала. При этом она все время косилась на портрет президента и норовила встать по стойке «смирно». Честно говоря, мы ничего не поняли. Владик-то, ясно, про какую страну писал. Интересно, а она что подумала?