Текст книги "Орфей и Ника"

Автор книги: Андрей Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

4. ЗАПРЕТНЫЙ ГОРОД

И тебе не холодно, Джон?

Валюженич протянул руки к спиртовке, грея заледенелые ладони. Чиф пожал плечами.

– Почему… Очень даже холодно, дядя Тэд!

– Вы сегодня весь день шли без рукавиц, – проскрипел господин Чжао, заворачиваясь в густой мех огромной шубы. – Не смею вмешиваться, господин… красный комиссар, но так можно остаться без рук!

Чиф поглядел на свои ладони. Странно, он об этом даже не думал. Конечно, было холодно, но не холоднее, чем дома, в Долине Больших Ветров.

– Не знаю… Там, откуда я… прибыл, зимой тоже очень холодно. Наверно, привык…

Они шли уже четвертый день: Косухин, Тэд, господин Чжао, красный командир Лю и семеро бойцов. Когда они ступили на холодный, предательски ровный лед, их было пятнадцать, теперь же, к концу четвертого дня, – лишь одиннадцать. Маленький отряд уменьшился почти на треть…

От перевала они поднялись по узкой тропе, едва сумев втащить наверх упирающихся яков. Где-то через километр дохнуло холодом – ледник был уже близко. Оставалось идти вперед, но вскоре стало ясно, что задача эта всем не под силу.

Прежде всего, яки не пройдут по леднику. Даже если удастся провести их, минуя засыпанные снегом трещины и ровные, как каток, участки льда, животные ослабеют от голода: наверху им питаться нечем. А без яков нечего думать о возвращении. Теплой одежды на всех не хватало, часть ее пришлось оставить раньше, понадеявшись на весеннее тепло. К тому же многие разведчики, особенно ханьцы, могли не вынести многодневного перехода. Да и с продуктами было туго.

В конце концов Косухин, переговорив с Лю и Валюженичем, решил разделить отряд. Десять бойцов, в основном из южных провинций, оставались в маленькой долине неподалеку от подъема на ледник, охраняя незаменимых яков и большую часть груза. С собою Косухин взял десять горцев, имевших опыт подобных походов, проводника и, после долгого спора, Валюженича вместе с товарищем Лю. Археолог категорически заявил, что не отпустит Джона одного, в чем Лю Вэй-цзян оказался с ним полностью солидарен. В последний момент к группе примкнул господин Чжао. Франтоватый фольклорист переменил пальто и шляпу на более подходящее к случаю одеяние и безропотно вдел руки в лямки тяжеленного рюкзака. Правда, ему было все же легче: ученый не нес с собой винтовку, ограничившись револьвером.

Все остальные вооружились как следует, товарищ Лю даже порывался захватить с собой хотя бы один пулемет, пока не понял, что груз, взятый отрядом, и так излишне велик. Оружие, консервы, запасы спирта, спальники и, конечно, теплая одежда, – всего этого было не так много для равнины, но поход предстоял другой – по колено в снегу, а то и по гладкому льду…

Валюженич, бывавший в горах не один раз, позаботился захватить с собой несколько пар темных очков. Хватило для него самого, для господина Чжао, для Чифа и даже для товарища Лю, который поначалу упорно отказывался от этого буржуазного изобретения. Все остальные не боялись безжалостной белизны, глаза горцев привыкли к снегу.

…Беда случилась в первый же день, под вечер. Проводник-тибетец, шедший первым, не учуял скрытой под снегом трещины и без звука исчез в черном провале. Спасти его было немыслимо, трещина уходила на неведомую глубину, куда не доставали веревки. Пришлось идти просто по компасу, утопая в снегу, вытаскивая друг друга из неглубоких ледяных расщелин, то и дело попадавшихся на пути. Отряд вел Валюженич, уверявший, что у него нюх на трещины, и упорно не желавший уступать это опасное право. То ли американец действительно обладал каким-то шестым чувством, то ли ему просто везло, но отряд шел без потерь. Новая беда случилась на третий день, когда трое бойцов – все опытные горцы – вызвались сходить на разведку, чтобы проверить путь вдоль подозрительного склона. Снег на этом месте был девственно чистым, ровным, и они без особых опасений шагнули вперед. Все трое ушли под снег, холодная трясина затянула их за несколько секунд, никто не успел даже подбежать к погибающим, чтобы кинуть спасительную веревку.

Итак, их оставалось всего одиннадцать, а впереди был еще долгий путь – не менее трех дней, если не обманывала карта. Поначалу Чифу казалось, что первым не выдержит он. На Тускуле приходилось ходить в походы, да и холод там не меньше. Но идти день за днем, ночуя в снегу, не имея возможности разжечь настоящий костер… Помогала спиртовка Валюженича, спирт во флягах, но Косухин все равно боялся, что именно он подведет остальных.

Но Косухин шел, шел наравне со всеми, волоча на плечах рюкзак и «скрайбер». Странно, постепенно ему начинало казаться, что идти не так уж и трудно. Конечно, он уставал, под вечер плечи начинало ломить, ноги казались свинцовыми, но Косухин видел:

остальным приходится еще тяжелее. Валюженич бодрился, однако Чиф замечал, что археологу все труднее одолевать дневные переходы. Даже бойцы приуныли, почти перестали улыбаться, а на привалах тут же падали в снег. Хуже всего приходилось товарищу Лю: он умудрился обморозить лицо и теперь шел, закутавшись в шарф, вдобавок мучаясь жесточайшей простудой.

Чифу все это давалось легче. Пару раз он ловил себя на странной мысли: с ним что-то не так. Конечно, он был молод и здоров, но организм его реагировал как-то странно. Чем дальше, тем легче ему давались ежедневные переходы. Холод стал привычен, зато пропал аппетит, а ночами все чаще мучила бессонница. Еда и сон – то, без чего не может жить человек, казались теперь чем-то не особо важным. Что с ним происходит? Тускульские гены? Или то – другое, о чем он боялся и думать? То и дело вспоминались слова Волкова: «Такой же, как мы!» На Тускуле и позже, в Столице, над этим можно было и посмеяться, теперь же Чифу временами становилось страшно…

– Джон, ложись спать! – Голос Валюженича вывел его из задумчивости.

– Спать? – Чиф вдруг понял, что спать совершенно не хочется. – Я еще посижу, дядя Тэд… Археолог возмущенно покачал головой:

– Ну нет здесь Стива! Ты что, решил себя заморить? Не ешь, не спишь! Худой – кожа да кости!

Косухин провел рукой по лицу – да, в наблюдательности Валюженичу не откажешь, он и в самом деле похудел.

– Дома отосплюсь! – Развивать эту тему не хотелось. – Дядя Тэд, ты бы лучше рассказал что-нибудь.

– Нашел время, Джон! Вот приедешь ко мне в Индиану, сядем у камина, я достану фотографии. А то и мистера Арцеулова пригласим, он давно ко мне собирался…

– Это обязательно, – улыбнулся Чиф, – но сейчас… Расскажи мне о Пачанге.

Тэд пожал плечами:

– Но… Я больше ничего о нем и не знаю. Разве что господин Чжао…

Он поглядел в сторону фольклориста, но тот уже дремал, завернувшись в мохнатую шубу.

– Не все, дядя Тэд. Вы говорили о каких-то легендах…

– Оу! – Валюженич засмеялся, откинувшись на рюкзак, служивший ему подушкой. – Ну, это точно не ко мне! Для меня легенды – лишь источник археологической информации… Правда, если в самом общем виде… – Он задумался, а затем щелкнул пальцами: – Первые легенды о Пачанге зафиксированы в четырнадцатом веке, в некоторых текстах «Калачакра-тантры». Тогда начались конфликты между Лхассой и провинциальными монастырями, и легенда о Пачанге родилась, похоже, именно в провинции. В этих текстах сказано, что первым центром учения калачакры на Тибете был Пачанг. Там находилась гигантская мандала из чистого золота – символ и главная святыня нового учения. В Пачанге правили цари из династии Кальки, младшая ветвь которой позже правила в знаменитой Шамбале. В общем, Пачанг был своеобразной священной столицей Тибета, но очень недолго. В двенадцатом веке какие-то очередные завоеватели, якобы посланные правителем преисподней, осадили город и начали штурм. Что характерно, другие правители – последователи калачакры не оказали городу помощи. Тогда царь Калька – номера уже не помню – воззвал к небу, и город исчез…

Тэд помолчал, затем заговорил вновь:

– В общем, это весьма напоминает известную русскую легенду о Китеже: священный город исчезает, чтобы не достаться врагам, но туда можно попасть, если ты достаточно праведен. Ничего особо оригинального, весьма распространенный сюжет. Естественно, находились оригиналы, которые утверждали, что видели Пачанг – то ли в небе, то ли в водах какого-то озера. Ну, это для господина Чжао…

Он поглядел в сторону спящего фольклориста и усмехнулся:

– Господин Чжао собрал целую библиотеку о Пачанге. А если серьезно, думаю, все достаточно просто. Пачанг был одним из местных княжеств, погибших в ходе очередной драчки. В дальнейшем память о нем поддерживала сепаратистов, не желавших подчиняться Лхассе. А подробности следует поискать в местной библиотеке, вдруг там остались какие-то древние тексты. Заодно можно взглянуть и на окрестности – поискать остатки древнего города, если он в самом деле существовал…

– И все? – Косухин был несколько разочарован. Подобных сказок он уже успел наслушаться за эти месяцы.

– Ну конечно, не все. За последние века о Пачанге писали много, появились чуть ли не целые путеводители, есть подробное изображение золотой мандалы, биографии его правителей… Ну и, конечно, инструкции для тех, кто желает попасть туда.

– И как, трудно попасть?

– По сравнению с нашим путешествием – не очень, – покачал головой археолог. – Обычный набор правил для ортодоксального буддиста. Правда, в самых поздних текстах, уже в девятнадцатом веке, появились признаки увлечения магией. Вместо долгого самосовершенствования предлагался набор достаточно грозных заклинаний. Впрочем, можно поступить еще проще взглянуть в зеркало.

– Волшебное? – улыбнулся Чиф.

– Йе! Конечно. Во дворце правителя Пачанга якобы до сих пор существует каменное зеркало – единственная святыня, оставшаяся от исчезнувшего города. Зеркало, конечно, волшебное, вроде как у Диснея. Ты «Белоснежку и семь гномов смотрела?

– Нет. Это новый фильм? – Дисней почему-то заинтересовал Чифа больше, чем тибетские легенды.

– Оу, ты бы видел! Цветной, на два часа! Мои племянники смотрели его раз десять. Так там волшебное зеркало тоже играет не последнюю роль. А что до Пачанга, то рассказывают так: обыкновенный человек, то есть грешник, увидит лишь гладкий камень, монах или вообще человек праведный сможет разглядеть собственное изображение и, увидев себя, стать мудрее. И только избранные сумеют взглянуть сквозь камень и разглядеть истинный Пачанг небесный, который, как ты уже знаешь, исчез. Ну а пройти сквозь зеркало смогут лишь маги и, естественно, духи…

– Я в ужасе, коллега, от подобной интерпретации!

Валюженич и Косухин переглянулись: голос исходил из недр мохнатой шубы. Господин Чжао не спеша высвободил нос, затем появилась и вся физиономия невыспавшаяся и недовольная.

– Мало того, что вы не даете мне спать… Это еще полбеды, но то, как вы говорите о Пачанге… Ваш тон…

По-английски господин Чжао говорил превосходно, с чистым оксфордским произношением. Впрочем, на языке Шекспира его слова звучали еще более язвительно.

– Не могу одобрить моих непросвещенных земляков, которые именуют европейцев «заморскими чертями». Однако вы, господин Валюженич, умудрились заслужить прозвище еще более неприличное. В присутствии молодого человека я не решусь повторить…

Археолог несколько смутился и стал смотреть куда-то в сторону.

– Теперь понимаю, в чем дело. Я и раньше присматривался к вашим, с позволения сказать, методам. В археологии я мало разбираюсь, но предпочитаю доверять таким специалистам, как лорд Рамзей и, между прочим, ваш собственный батюшка…

– Ну, вы преувеличиваете, господин Чжао, – неуверенно возразил Валюженич. – Вернее, преувеличивает лорд Рамзей. Он, по-моему, крайний консерватор… Весь шум из-за каких-то неувязок с документацией…

– Сотрудники Шанхайского музея древностей несколько иного мнения. После ваших так называемых раскопок храмового комплекса…

– Вы что-то говорили о Пачанге? – поспешил перебить его Тэд, похоже, не стремившийся к выяснению дальнейших подробностей.

– Да, о Пачанге. Вы упомянули господина Диснея и его жуткие суррогаты, которые он называет сказками для детей. Боюсь, ваш рассказ о Пачанге как раз годится как сценарий для очередного голливудского опуса. Легенды о Пачанге – сложнейший комплекс народных представлений, причем древних, возможно даже дотибетских, позже собранный и отредактированный оппозиционными сектами калачакры. Можете не искать следов древнего города, их нет. Легенда выросла не из каких-то фактов средневековой тибетской истории, а из давних народных представлений об идеальном царстве…

– Мифологическая школа сейчас уже не в почете, – заметил Тэд, похоже, уже успевший обрести былую уверенность. – Вы еще скажете, что Будда никогда не жил, а Христос – это обожествленная звезда Сириус…

– – Умолкаю, – развел руками фольклорист. – Вести дискуссию на подобном уровне считаю совершенно невозможным. Однако, господин Валюженич, вы изволили допустить фактическую ошибку, а это уже непростительно. Рассказ о зеркале Пачанга – не легенда. Это поэма – вольная, причем очень вольная, интерпретация средневековых сюжетов.

– Ну конечно, поэма, – согласился Тэд, – но какая разница?

– Такая же, как между подлинными европейскими сказками и фильмами господина Диснея.

– Расскажите, господин Чжао, – попросил Чиф. Язвительный ученый был, похоже, действительно хорошо осведомлен о Пачанге.

– Увольте, господин Хо… Впрочем, чтобы вы и в самом деле не воспринимали нашу историю по Диснею… Поэма написана в семнадцатом веке. Автор неизвестен. По некоторым данным, он был монахом, который разошелся с настоятелем своего монастыря по некоторым догматическим вопросам. Конечно, с точки зрения тибетского духовенства, он был настоящим еретиком. Поэма называется… – господин Чжао на миг задумался, – «Смятение праведного» можно перевести таким образом. Речь там идет о монахе-аскете, который посвятил всю свою жизнь тому, чтобы попасть в Пачанг. Он готовился к этому много лет, боролся с демонами, пытавшимися сбить его с праведного пути, и наконец отправился в путешествие. В дороге к нему присоединился некий путник – с виду совсем не праведник. Шли они долго… – Ученый задумался.

– Описание путешествия очень любопытно. Это своеобразная аллегория, очень тонкая, полная литературных и мифологических ассоциаций. Но не будем об этом, лучше почитать саму поэму. Так или иначе, они прибыли в Пачанг и стали перед зеркалом. Монах увидел, как каменная поверхность становится прозрачной, за нею был небесный город. Он пытался шагнуть сквозь зеркало но безуспешно. Тогда его спутник – тот самый, не похожий на праведника, без всякого труда преодолел преграду. Естественно, монах огорчился, даже обиделся и вопросил небо. Ему был дан ответ…

Господин Чжао вновь умолк, и в наступившей тишине Чифу показалось, что он слышит далекий гул, будто где-то вдали, на краю неба, началась гроза.

– Монах узнал, что его спутник – не человек, а дух, точнее – цха, неприкаянный мертвец. Оказывается, в Пачанге не ждут праведных монахов, там нужны духи, чтобы создать войско, которое сможет защитить город…

– Но почему? – удивился Чиф. Такого финала он не ожидал.

– Есть разные объяснения, – пожал плечами ученый. – Смысл их в том, что поэма отразила кризис традиционных представлений о царстве справедливости, о силе добра… Даже Пачангу нужна армия духов-цха. Или, по крайней мере, один из духов – можно понимать по-разному. Кстати, в это же время на Тибете записывают ряд весьма неортодоксальных сказаний, например о братьях-духах Лха…

– Господин Чжао, – решился Чиф, – почему вы думаете, что древний Пачанг не существовал? Ведь город мог действительно погибнуть из-за какого-то набега…

– А мудрый правитель заранее эвакуировал население, из-за чего и возникла легенда, – кивнул господин Чжао. – В свое время в Александрии греческие ученые пришли к выводу, что олимпийские боги – это древние цари, которых в благодарность за их заслуги причислили к небожителям. Простое объяснение необязательно самое верное. Господин Валюженич рассказал мне о гибели Шекар-Гомпа. Вы знаете об этом?

– Да, конечно! – Чиф хотел добавить, откуда ему это известно, но вовремя сдержался.

– Монастырь был уничтожен бандитами, пошли слухи, что его захватили чуть ли не слуги царя преисподней Ямы… Конечно, хорошая аналогия, тем более что монахи сумели унести и спрятать свои святыни. Но, господин Хо, такие вещи следует доказывать. Покуда же легенда о небесном Пачанге – всего лишь миф. Может, господин Валюженич сумеет доказать обратное, но, надеюсь, без своих особых методов…

– А что – мои методы? – обиженно проговорил Тэд. – Честное слово, господин Чжао, вы меня считаете каким-то кладоискателем!

– – Кладоискатели действуют не столь разрушительно, – буркнул ученый.

– И не столь результативно, – улыбнулся археолог. – Между прочим, вас, господин Чжао, помнится, тоже окрестили не особо…

– Слоном в этнографической лавке, – брезгливо уточнил ученый. – Мои догматики-коллеги, ни разу не бывавшие даже в пригородах Шанхая и предпочитающие изучать фольклор по учебникам…

– А кого-то еще коллеги-догматики обвинили в фальсификации… невозмутимо продолжал Тэд.

– Ваша деликатность потрясает, коллега. Этот «кто-то», да будет вам известно, изучает живой фольклор, а он вовсе не такой, как думают эти теоретики.

Чиф с любопытством слушал перепалку ученых мужей. Похоже, они стоили друг друга, хотя дядя Тэд был, конечно, симпатичнее.

– Могу себе представить, что я услышу, когда покажу свои последние записи, – усмехнулся господин Чжао. – Хотя бы те, что мы сделали неподалеку от Кэбэнчунгу…

– А что вы там записали? – не удержался Чиф. Фольклорист не счел нужным отреагировать, зато Валюженич охотно объяснил:

– Местные жители говорят, что видели всадников Гэсэра, летевших по небу куда-то на северо-запад. Гэсэра якобы узнали сразу – по красному халату и собольей шапке. По мнению тибетцев, Гэсэр спешил на великую битву, которая должна начаться где-то за горами. Между прочим, если взглянуть на карту, то Гэсэр спешил к Пачангу.

Господин Чжао фыркнул.

– Ну и что? – не понял Косухин. – Красивая легенда! Наверно, люди просто услыхали, что в горах идет война, вспомнили о Гэсэре…

Из-под шубы господина Чжао донесся тяжелый вздох.

– Понимаешь, Джон, – пояснил археолог, – по традиционным представлениям, Гэсэр и его войско действительно могут в нужный момент прийти на помощь, но ни он, ни его всадники не могут летать по небу. Они должны пользоваться обычным оружием, ездить верхом на конях из плоти и крови… В общем, боюсь, коллеги господина Чжао решат, что он в очередной раз…

Тэд покосился на шубу, но оттуда не донеслось ни звука.

– Ну, в общем, могут не поверить. Кстати, я уже слыхал легенду о летящих всадниках от мистера Арцеулова. Он был знаком с кем-то из потомков Гэсэра… Что это?

Косухин прислушался – и вновь, откуда-то издалека, донеслось что-то, похожее на раскаты грома.

– Я уже слыхал это, дядя Тэд. Но… Ведь здесь не бывает грозы?

– Мы слишком высоко, Джон, – кивнул Валюженич. – Может, лавина… А может…

Тэд не стал договаривать, но Чиф понял. Он и сам уже успел подумать, что ни лавина, ни гроза тут ни при чем. Где-то там, у самого горизонта гремели тяжелые орудия… Косухин всматривался вдаль, но на черном, усыпанном яркими колючими звездами небе он не заметил ничего подозрительного. Оставалось надеяться, что виной всему – действительно лавины, которые весной часто сходят с гор…

Следующий день оказался куда тяжелее предыдущих. Лю сдал окончательно, его постоянно бил кашель, а обмороженное лицо горело жаром. Идти командир еще мог, хотя и с трудом, но вещи пришлось распределить между остальными. Чиф закинул за плечи карабин – вначале показалось тяжело, но вскоре он привык. Теперь шли медленнее, кое-кто из бойцов тоже чувствовал себя скверно. Чиф понимал, что долго им не выдержать, а пройти предстояло еще немало – как минимум два дня, если удастся сохранить темп.

К полудню Лю стало совсем скверно, и его пришлось поддерживать под руки. Чиф с тревогой прикидывал, что делать, если Лю Вэй-цзян не сможет двигаться. Если его придется нести, отряду обеспечен еще минимум один день среди льда. А этого могут не выдержать остальные.

Было и другое, заставлявшее задуматься. Поутру дальний гром, доносившийся с северо-запада, усилился. Теперь уже сомнений не было: там, у Пачанга, шел бой, причем не схватка между двумя легковооруженными отрядами, а сражение по всем правилам. А затем появились самолеты. Первым их увидел Валюженич: машины шли далеко, на большой высоте, направляясь откуда-то с юга в сторону Пачанга. Сначала самолетов было девять, затем показалась еще одна девятка, потом третья. Издалека нелегко было понять, что это за машины, но товарищ Лю, временно забывший о своей болезни, уверял, будто узнает тяжелые бомбардировщики. Через час к Пачангу ушла новая волна двадцать семь машин. Шло время, гул, доносившийся с севера, становился все громче, но странно, самолеты не возвращались. Валюженич предположил, что летчики действуют «челноком» – отбомбившись, идут дальше на север, где находится запасной аэродром, чтобы затем вернуться к цели уже с новой базы. Куда же в этом случае летят самолеты? В пески Такла-Макана? Или еще дальше – к Челкелю и советской границе?

Чиф понял, что они опоздали. Бой у Пачанга уже начался, краснозвездная армия Шекар-Гомпа атакует древний город. На этот раз Агасфер не поскупился:

десятки самолетов, тяжелые орудия и, конечно, немалое войско, переброшенное по возведенной среди гор дороге. С кем же все-таки идет война? Неужели с местным ополчением? Но тогда почему бой продолжается так долго? К тому же Косухин помнил, что два прежних похода кончились ничем. Что же там происходит?

Оставалось спешить на север, рискуя очутиться в самой гуще боя. Правда, со спешкой не особо получалось: отряд шел медленно, приходилось обходить трещины, вдобавок снег стал заметно гуще и глубже. Даже Валюженич – и тот стал чаще останавливаться, пытаясь хоть немного передохнуть. Из всего отряда бодрыми оставались Чиф и, как ни странно, господин Чжао. Теперь они шли в авангарде. Косухин несколько раз пытался заменить Тэда, ссылаясь на свой тускульский опыт, но американец каждый раз отшучивался, уверяя, что Чиф заведет отряд прямиком в долину Больших Ветров. Выбирать дорогу действительно стало труднее, из-подо льда полезли огромные каменные зубья, провалы и трещины то и дело преграждали путь, вдобавок компас время от времени начинал вести себя странно. Оставалось надеяться на интуицию Валюженича, которая еще ни разу не подвела, и на отдаленный гул, служивший самым верным ориентиром.

Вечером едва хватило сил, чтобы открыть банки с консервами. К счастью, удалось найти свободную от снега площадку между двумя огромными скальными зубьями, защищавшими от ветра. Пришлось вновь достать аптечку и заняться больными и обмороженными, и Чиф пожалел, что не захватил с собою кое-что из медицинского арсенала Любы Бенкендорф.

Отряд уже укладывался спать, а Чиф, завернувшись в шубу, сидел рядом с Валюженичем, прикидывая, сколько еще осталось идти. Археолог считал, что завтра – последний день их ледяного похода. Где-то после полудня, если, конечно, ничто не помешает, отряд дойдет до края ледника, откуда начинается спуск в долину. Итак, оставался последний рывок. Но сил для рывка уже не было, Чиф хорошо видел, как досталось его спутникам. Странно, сам он чувствовал себя неплохо, даже не особо устал, хотя теперь нес, кроме рюкзака и «скрайбера», еще карабин Лю и кое-что из снаряжения. Чиф даже подумал, что охотно прошелся бы ночью, к утру, возможно, добравшись до спуска в долину. Уроженец Тускулы оказался куда выносливее землян, но это не радовало. Он не такой, как другие, и хорошо, если дело только в месте рождения…

Тэд задремал, Чифа же спать не тянуло. Он вдруг понял, что может вообще не спать, по крайней мере несколько дней. Странно, почему он не замечал этого раньше? Или он действительно становится другим, и происходящее с ним только начало?

– Господин Хо… – Тихий голос заставил вздрогнуть. Фольклорист зашел незаметно, покосился на спящего Валюженича и присел рядом, пряча нос в воротник шубы.

– Господин Хо, рискну вас потревожить…

– Да, господин Чжао… – Ученому, похоже, тоже не спалось.

– Не смею вмешиваться в вопросы, так сказать, стратегии. – В голосе звучала привычная ирония. – Я человек глубоко штатский… Но, господин Хо, смею обратить внимание на здоровье ваших спутников…

– Вы правы. – Китаец затронул самое больное место. – К сожалению, у нас нет врача…

– Зато вы набрали целую гору оружия, что весьма логично… Меня беспокоит ваш заместитель, господин Лю Вэй-цзян. Ему нужны лекарства, а главное тепло. Завтра он уже не сможет идти…

– Мы… мы понесем его. – Чиф беспомощно оглянулся, словно откуда-нибудь из черной ночи к ним могла прийти подмога. – Завтра мы уже начнем спуск, там теплее…

– Это будет лишь завтра, и не раньше чем к вечеру. Господин Хо, вы, как я заметил, очень выносливый человек и меряете всех остальных по себе. Люди очень устали… Впрочем, что я говорю, вы думаете о великом, как и ваш тезка, знаменитый полководец Хо, о котором когда-то писал Ли Бо. В общем, кому-то надо думать и о людях, поэтому я рискну предложить свои скромные услуги.

– Вы врач? – обрадовался Чиф. – Что же вы раньше молчали?

Господин Чжао покачал головой:

– Увы, я не врач. Но в таких обстоятельствах выбирать не приходится. Я много лет изучал нашу традиционную медицину и, думаю, вполне могу заменить деревенского знахаря. Я хотел бы немного помочь господину Лю Вэй-цзяну.

– Знахарь? – Косухин вспомнил то, что приходилось слышать о народной медицине. – Но ведь это – травы, заклинания…

– Не обязательно, – из глубины шубы послышался смех. – Не путайте знахаря с колдуном, господин военный. Я неплохо овладел искусством иглоукалывания. Это, конечно, не вылечит, но придаст силы. В тепле больным сразу станет легче, но до тепла еще надо дойти. В общем, если вы не возражаете, я бы занялся господином Лю.

– Да, конечно. – В иглоукалывание не очень верилось, но это был шанс, пусть и небольшой. – Вы говорили с ним?

– Да. Он, к сожалению, против. Господин Лю несколько путает народную медицину с феодальными пережитками…

– Пойдемте, – Чиф решительно встал, поправляя полушубок, – он согласится.

Уговорить товарища Лю оказалось непросто. Молодой командир уверял, что чувствует себя лучше и, кроме того, не желает участвовать в магических обрядах, которые являются не чем иным, как родимыми пятнами проклятого прошлого. К знахарям, колдунам, заклинателям, а равно и к фольклористам товарищ Лю относился однозначно. В конце концов Чиф попросту приказал своему заместителю, после чего тот сдался, и Косухин с некоторым облегчением оставил командира наедине с господином Чжао, уже успевшим достать все необходимое – странную таблицу, расчерченную разноцветными чернилами, и короткие костяные иглы.

Чиф вышел наружу, за черные зубцы скал. Вокруг стояла вековая, ничем не потревоженная тишина, но дальше, на севере, у невидимого Пачанга, не стихала канонада. Косухину даже показалось, что небо у горизонта не черное, а белесое. Вспомнилось виденное несколько ночей назад – огромное зарево на северо-востоке. Что это могло быть? Армия Шекар-Гомпа шла к Пачангу по дороге, но у города ущелье перекрыто – давний завал, сделавший доступ в долину невозможным. Чиф вдруг сообразил, что землетрясение случилось в тот же год, что и захват Шекар-Гомпа «голубыми свастиками». Совпадение? Или те, кто охранял Пачанг, решили обезопасить себя? Итак, дорога утыкается в завал, армия подходит к ущелью. Что сделал бы на их месте Косухин? Ответ был несложен – если, конечно, в наличии имеется взрывчатка. Значит…

Чиф вспомнил красный огонь, растекающийся над горами, и прикинул, какой мощи мог быть взрыв. Да, взрывчатки не пожалели, если, конечно, Агасфер не использовал что-нибудь похуже обычного тротила. Против кого же эта невиданная мощь? Бой у Пачанга идет уже сутки, не стихая и не прекращаясь. Значит, неизвестные защитники все еще держатся. Следовало поспешить, иначе можно попасть на пепелище…

Что-то коснулось плеча. Чиф обернулся: рядом был господин Чжао.

– Вы очень долго стоите здесь, господин Хо. Не боитесь простудиться? Тут сильный ветер.

– Нет, не боюсь. – На ветер Чиф как-то не обратил внимания. – Я слушаю, он кивнул в сторону горизонта.

– А! Понятно! – Ученый невесело усмехнулся. – Симфония войны! «И ясному солнцу и светлой Луне в мире покоя нет. И люди не могут жить в тишине, а жить им немного лет…» Не увлекаетесь китайской поэзией? Или вас больше интересует военная топография?

– Нет… – Спорить не тянуло. – Господин Чжао, я же не критикую ваши политические убеждения… Послышалось возмущенное фырканье:

– Мои убеждения! У меня нет никаких политических убеждений! Зато они, к сожалению, имеются у других. Четверть века назад доктор Сунь Ятсен, вместо того чтобы заниматься наукой, решил открыть всем нам светлое будущее. Последствия вы видите… Великие принципы: три великих принципа, четыре великих принципа… Заглянули бы лучше в сводки статистики, хотя бы поинтересовались, насколько выросла детская смертность за годы революции…

– Но вы же носите револьвер! – усмехнулся Чиф.

– Я? А что прикажете делать? Мой коллега Валюженич, хотя он и варвар, может путешествовать по своей родной стране без арсенала за поясом. Мы, китайцы, увы, лишены этого блага. Впрочем, я несколько увлекся… Господин Хо, я сделал что мог. Сейчас господин Лю Вэй-цзян заснул, думаю, к утру ему будет лучше.

– Спасибо. – Появилась слабая надежда, что все уцелевшие смогут дойти.

– Пока еще не за что. Поглядим… Господин Хо, давайте вернемся, здесь сильно дует…

Они зашли за скалу и присели на рюкзаки, рядом с мирно спящим археологом.

– Я осмелился отвлечь вас от высоких рассуждений о стратегии, – продолжал ученый в своей обычной манере. – Причина проста: я хотел бы воспользоваться правами народного целителя и осмотреть вас.

– Меня? – Чиф удивился. – Но я совершенно здоров!

– Рад за вас. Хотя правильнее сказать, что вы чувствуете себя совершенно здоровым. Поясню: у нас в Китае здоровье человека можно определить не только по пульсу или температуре. У человека существует энергетическая оболочка, европейцы называют ее аурой. Мне бы хотелось взглянуть на вашу…

– А… как? – О чем-то подобном Косухин уже слыхал. Энергетическая оболочка, на которую можно воздействовать – для излечения или ради куда менее гуманных целей.

– Это нетрудно. Я научился ее видеть, в темноте это совсем просто. Снимите шапку, если мороз вас не слишком беспокоит…

Косухин подчинился. Господин Чжао медленно поднял руки ладонями вперед, принявшись осторожно водить ими по воздуху. Чиф прикрыл глаза, в висках послышалось легкое гудение, а под веками стали расплываться радужные пятна. Это продолжалось довольно долго.