Текст книги "Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии"

Автор книги: Андрей Ваджра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 40 страниц)

Таким образом, является очевидным то, что возникновение демократических режимов в незападных странах происходит отнюдь не благодаря «экономическому росту», на чем настаивает профессор Хантингтон вслед за академическим сообществом Запада, а благодаря тайным операциям ЦРУ или бомбардировкам палубной авиации Соединенных Штатов. Однако этот факт не волнует американского профессора и его коллег. На несоответствие между теорией «демократизации» мира и реальной действительностью Хантингтон, как и другие представители западной академической элиты, в своих рассуждениях не обращают внимания. Их научный авторитет позволяет им быть выше всяких несоответствий и логической несогласованности.

Впрочем, Хантингтон, как и его коллеги, демократ, но не идиот. Пытаясь укрепить свои рассыпающиеся теоретические конструкции, ему приходится выдумывать к ним своеобразные поправки, сглаживающие их некоторые противоречия. Пытаясь объяснить тот факт, что очень часто США свергают демократические правительства в странах «третьего мира» и устанавливают вместо них кровавые диктатуры, Хантингтону, вслед за Лэрри Даймондом пришлось разделить демократию на «истинную» и не «истинную», точнее, – на «либеральную» и «выборную». В соответствии с новым открытием подлинная демократия – это не просто политическая система, при которой управляемые избирают своих правителей, а вся социально–политическая система Запада в целом, со всей ее либеральной спецификой.

Подобная теоретическая изощренность позволила западным идеологам объяснить как наличие у политических и идеологических оппонентов Запада демократических элементов в системе государственного управления, так и борьбу против них США. Если, как оказалось, «настоящая» («либеральная») демократия может быть только западного образца, то тот факт, что, к примеру, в Иране («исламском бастионе тирании») народ на всеобщих выборах избирает исполнительную и законодательную власти, свидетельствуете наличии у него лишь «выборной», т.е. «неполноценной», демократии, которую Запад просто обязан «улучшить».

Но главным же недостатком, как считает Хантингтон, незападных форм демократии является то, что в них «предпочтение отдается согласию и сотрудничеству, а не разногласиям и конкуренции», а «поддержание порядка и уважение иерархии рассматриваются в качестве основополагающих ценностей». К тому же там «столкновение идей, группировок и партий, как правило, считается опасным» и потому максимум усилий направлено «надостижение консенсуса» [36]. Действительно, какможет возникнуть демократия втом обществе, где царят сотрудничество, порядок и всеобщий консенсус, а власть обладает авторитетом?

В свое время еще один выдающийся борец за демократию, Карл Поппер в своем фундаментальном труде «Открытое общество и его враги» наглядно показал, что установление демократического режима является главным условием «открытия» так называемого «закрытого общества», в котором непозволительно доминируют магическое мировоззрение, социально–политические и культурные «табу», а также авторитет и традиция. Только «демократизация» способна «открыть» (т.е. разрушить) «закрытое» (т.е. традиционное) общество в любой незападной стране, в результате чего автоматически произойдет тотальная и радикальная трансформация ее социально–политических, финансово–экономических, духовно–психологических и культурных сфер.

Стремление «демократизировать» незападные страны вызвано тем, что установление в них демократических режимов создает гарантии того, что они не смогут в дальнейшем создать непреодолимые барьеры на пути западного влияния и обрести реальную независимость. Фактически «демократизация» незападных стран, являющаяся составной частью глобализации, закладывает социально–политические основы мирового господства транснациональных олигархических кланов.

Чтобы убедиться в правильности данного утверждения, необходимо обратить внимание на природу демократии. Как известно, данная политическая система основывается на периодической смене персонального состава властных структур путем выборов, когда каждый гражданин, которому дозволено избирать, отдает свой голос за одну из политических партий либо одного из политиков. При этом создать партию может любая группа граждан данной страны, выполнившая требования соответствующего закона, который регулирует функционирование партийной системы. Точно так же, как любой гражданин может стать политиком. Таким образом, при демократическом режиме уровень формальной политической свободы столь высок, что претендовать на государственную власть и добиться ее в ходе выборов может кто угодно. Однако безграничная политическая свобода при демократии жестко ограничивается финансовыми возможностями граждан (что свидетельствует о ее иллюзорности). Чтобы претендовать на власть и участвовать в выборах в качестве претендента, надо иметь необходимые денежные средства. Таким образом, уровень политической свободы человека, в рамках демократического режима, прямо пропорционально зависит от уровня его финансовых возможностей. Таким образом, политика при демократии превращается в бизнес, а бизнес – в политику: чем выше уровень финансовых инвестиций политической сферы, тем большими становятся политические дивиденды инвесторов, а чем выше их политические дивиденды, тем шире их финансовые возможности. В таких условиях контроль над государственной властью определенной страны получает тот, кто способен на самые большие финансовые инвестиции в ее политику. На данный момент наиболее крупными инвесторами такого типа являются западные транснациональные финансово–политические группы. Существование демократического режима в любой незападной стране позволяет им создавать в ней подконтрольные себе политические силы и приводить их к власти. Для этого ими формируется политическая группа (или «раскручивается» лидер «демократических сил), которой предоставляются значительные финансовые средства, с одновременной информационной поддержкой как внутри страны, так и за ее пределами, а также обеспечивается позитивное отношение к ней ведущих государств Запада. Любые подобные затраты западной олигархии впоследствии с лихвой окупаются, так как после победы на выборах созданных ею демократов, она берет под свой контроль финансовую и экономическую системы страны. В связи с этим Зиауддин Сардар и Меррил Вин Дэвис констатируют: «Соединенные Штаты постоянно вмешиваются в выборы других стран и финансируют политические партии развивающихся стран – иногда с помощью тайных каналов ЦРУ, а иногда через неправительственные организации и средства массовой информации» [48, с 120]. Вильям Блум в книге «Экстремистское государство» приводит список из 23 стран, в которых США исказили результаты выборов или вмешались в их процесс, чтобы добиться нужного результата: Италия – 1948–1970 гг., Ливан – 1950–е гг., Индонезия – 1950–е гг., Вьетнам – 1955 г., Гвиана – 1953–1964 гг., Япония – 1958–1970гг., Непал – 1959г., Лаос – 1960г., Бразилия – 1962 г., Доминиканская Республика – 1962 г., Гватемала – 1963 г., Боливия – 1966 г., Чили – 1964–1970 гг., Португалия – 1974–1975 гг., Австралия – 1974–1975 гг., Ямайка – 1976г., Панама – 1984г., 1989г., Никарагуа – 1984г., 1990г., Гаити – 1987–1988 гг., Болгария – 1991–1992гг., Россия – 1996г., Монголия – 1996 г., Босния – 1998г. [48, с 120].

Таким образом, можно констатировать, что методичное насаждение Западом в незападном мире демократических режимов на данный момент является современной формой политики колониализма. Прежде всего это связано с тем, что установление демократии в любой незападной стране создает необходимые условия для установления западной олигархией контроля над ее сферой политических отношений в целом и государственной властью в частности. Благодаря экспорту демократии в незападный мир Запад получил возможность «покупать» там политическую (государственную) власть.

В связи с этим необходимо упомянуть и тот факт, что любой народ, который сохранил традиционные устои, не позволяет деньгам занять доминирующее положение в своей иерархии ценностей. В традиционном обществе (т.е. «закрытом обществе») деньги выполняют свое функциональное назначение, не превращаясь в некую самодостаточную сверхценность, а политическая (государственная) власть и власть финансовая отделены друг от друга, при этом первая жестко подчиняет себе вторую. В таких условиях государство принуждает капитал, который по своей сути является вненациональным явлением, служить национальным интересам, не давая ему обрести самодостаточность и тем более – господствующее положение. Когда капитал (контролируемый государством) работает на общество, а не общество на капитал (подчинивший себе государство), возникает мощный защитный механизм, не позволяющий могущественным транснациональным олигархическим кланам захватить в стране власть и подчинить себе ее экономическую и финансовую системы. Демократия как раз и предназначена для разрушения этого защитного механизма. В условиях ее экспортного варианта исчезает само понятие «национальный интерес», а его место занимают интересы местных финансово–политических группировок, захвативших как политическую власть, так и финансово–экономическую систему страны. При этом их интересы рано или поздно встраиваются в интересы могущественных транснациональных олигархических кланов, превращая их в своеобразных наместников, поставленных управлять собственным народом. Для этого они берут политиков и государственных служащих «в долю», превращая их в винтики своего бизнеса, что позволяет им навязывать народу свои личные интересы в качестве общенациональных. То есть политики (государственные чиновники) становятся бизнесменами, а бизнесмены – политиками (государственными чиновниками). Так происходит слияние власти и капитала и возникает национальная олигархия компрадорского типа, осуществляющая эксплуатацию собственного народа не только в своих личных интересах, но и для обеспечения интересов транснациональных финансово–политических кланов.

Именно поэтому за «открытием» «закрытого общества» всегда следует «открытие» «закрытой» экономики. Через национальную олигархию транснациональная олигархия начинает интенсивно «выкачивать» из страны материальные ценности и ресурсы. Демократический режим в таких условиях является главным инструментом подобного перераспределения, благодаря которому национальная олигархия получает значительные прибыли, а транснациональная – сверхприбыли. Таким образом, можно констатировать, что Запад, осуществляя «демократизацию» незападного мира, создает социально–политические условия своего проникновения в его финансово–экономическую сиетему для перераспределения в свою пользуматериальных ценностей и ресурсов, которыми она располагает.

«ОТКРЫТЫЕ ДВЕРИ» ЛИБЕРАЛИЗМА

Чтобы понять финансово–экономические цели глобализации, необходимо рассмотреть западный геополитический экспансионизм в контексте главных постулатов экономического либерализма[159]159
  Философским источником для либеральной политэкономической доктрины, которая ставит во главу угла принцип «экономического эгоизма», являются идеи Локка, Де Мандевиля и других теоретиков крайнего индивидуализма. Синтез философии индивидуализма с политэкономией осуществил Адам Смит. После него модернизацией экономического либерализмазанималась Венская школа (Бам–Баверк, Менгер.фон Мизес). Параллельно с Венской школой существовало либеральное направление Лозанской школы Валраса и его ученика Парето. Последний этап развития либеральной доктрины представляет неолиберальная американская школа Сент–Луиса и Чикаго (Мильтон Фридман).


[Закрыть]. Это обусловлено тем, что обе эти стратегии естественным образом дополняют друг друга, представляя собой удачный симбиоз параллельно осуществляемых военно–политических и финансово–экономических действий.

Политика Запада во все времена была обусловлена экономическими причинами. Уже в 1899 году, когда Соединенные Штаты, как набирающий силу будущий лидер Запада, провозгласили доктрину «открытых дверей», американский финансовый и промышленный капитал имел свои интересы по всему миру. В сознании финансовых и промышленных магнатов Америки вся планета выглядела как некий гигантский «дикий Запад», предназначенный для колонизации. Именно поэтому доктрина «открытых дверей» достаточно откровенно определила мир как единый глобальный рынок, двери которого всегда и при любых условиях должны быть открыты для американского финансово–промышленного капитала.

Каждое незападное государство, которое пытается блокировать американское проникновение на свой рынок, имеетдело с политическим давлением (вплоть до полной изоляции) и/или экономической блокадой, организованной Вашингтоном в той или иной форме, а в крайнем случае с военной интервенцией. Именно эти силовые методы становятся своеобразной универсальной отмычкой, гарантирующей глобализацию как всеобщее движение к единой мировой финансово–экономической системе.

Подобное назойливое стремление к «открыванию дверей» не случайно. Дело в том, что фундаментом либеральной доктрины является так называемый принцип «laissez–faire»[160]160
  Разрешить действовать, не мешать, неконтролируемый, ничем не сдерживаемый (фр.).


[Закрыть], т.е. полное открытие (в экономическом смысле) всех национальных границ и ликвидация любых барьеров для торговли, передвижения капиталов, рабочей силы и конечно же невмешательство государства в экономику. Фритредеры[161]161
  Фритредерство (от англ,freetrade— свободная торговля) – синоним либерализма.
  обе страны процветают. Такова теория. Но в действительности все несколько иначе.


[Закрыть] исходят из того, что чем выше уровень конкуренции, тем динамичнее и свободнее развивается финансово–экономическая система и торговля, а потому более богатыми становятся субъекты глобального финансово–экономического пространства.

Кроме того, в соответствии с либеральной доктриной финансово–экономическая система без границ и таможенных барьеров принуждает организовать международное разделение труда, когда отдельные страны или регионы специализируются на производстве только одного вида продукции, которая для них является наиболее выгодной по затратам, в сравнении с другими странами. При этом каждое государство, участвующее в международном разделении труда, не обременяет себя производством всего спектра необходимой для его населения продукции, а покупает б`ол ьшую ее часть в других странах, где производство является менее затратным.

Схема, доказывающая необходимость международного разделения труда, довольно проста. Либералы исходят из того, что в разных странах существуют разные пропорции между затратами на производство разнообразных товаров. Например, в одной стране, израсходовав единицу ресурсов, можно выработать или один компьютер или две тонны пшеницы, а в другой стране – наоборот: на единицу ресурсов можно выработать или тонну пшеницы или два компьютера. Естественно, что в этой ситуации первой выгодно поменять тонну пшеницы на два компьютера, а второй – компьютер на две тонны пшеницы. Таким образом, каждая страна экономит полторы единицы ресурсов. Естественно, что при таком состоянии дел. в первой стране все ресурсы будут направлены на производство пшеницы, а во второй – на производство компьютеров. Так возникает международное разделение труда. После этого, благодаря свободной торговле происходит обмен товарами, и

Дело в том, что фритредеры, используя схему Рекардо, рассматривают участников специализированного производства в идеале, как равных в своем финансово–экономическом и военно–политическом развитии субъектов. Однако это не так.

Когда Запад «открыл двери» внутренних рынков многих незападных стран, его финансово–экономическое и военно–политическое доминирование было абсолютным. Но если сильный и слабый оказываются в одинаковых условиях борьбы (а экономическая конкуренция – это бескомпромиссная борьба), слабый обречен на гибель. Свободная торговля, которая открывает внутренние рынки национальных государств и снимает все барьеры между их экономическими системами, создавая единый Глобальный Рынок, не только блокирует гармоничное развитие слабых экономик, но и разрушает их. В таких условиях они «ужимаются» до производства только той продукции, в которой на данной территории заинтересованы транснациональные корпорации (ТНК).

Попадая на внутренний рынок незападной страны, которая имеет менее развитую экономику, Запад наводняет его своей продукцией, более качественной и дешевой. Любые попытки национального производителя организовать свое производство и, таким образом, создать ситуацию реальной конкуренции, жестко подавляются могущественными транснациональными корпорациями, основной стратегической целью которых является создание монополий.

Как писал известный американский социолог и экономист Иммануэль Валлерстайн: «Свободного рынка никогда не существовало и не могло существовать в рамках капиталистического мира экономики. Гипотетический свободный рынок – интеллектуальная конструкция, выполняющая такую же интеллектуальную функцию, как понятие движения без трения, функцию стандарта, сравнением с которым измеряют степень отклонения. Капиталисты скорее стремятся максимизировать прибыль на мировом рынке, используя повсюду, где это выгодно и где они в состоянии создать их, легальные монополии и/или иные формы ограничения торговли» [49, с. 75].

Джон Д. Рокфеллер в свое время высказался по поводу конкуренции с поразительной откровенностью: «Конкуренция – это грех». Энтони Саттон весьма доходчиво пояснил мысль Рокфеллера: «Старый Джон Рокфеллер и его собратья, капиталисты XIX века, были убеждены в абсолютной истине: ни одно большое состояние не могло быть создано по беспристрастным правилам laissez–faire. Единственно верный путь к достижению крупного состояния – монополия, вытесняйте конкурентов, уменьшайте конкуренцию, уничтожайте laissez–faire и прежде всего добивайтесь государственной защиты вашего производства, используя податливых политиков и государственное регулирование. Этот путь дает огромную монополию, а законная монополия всегда ведет к богатству» [13, с. 81—82].

Современная экономическая мощь Запада ни одно столетие взрастала, как правило, на насильственно установленной монополии. И на данный момент «конкуренция встречается на рынках довольно редко. Большая часть экономики контролируется огромными корпорациями, которые безраздельно господствуют на своих рынках и поэтому весьма редко сталкиваются с конкуренцией вроде той, что описывается в учебниках по экономике и о которой рассуждают политики в своих речах» [33, с. 18].

Таким образом, можно констатировать, что снятие торговых барьеров и открытие своих внутренних рынков экономически слабыми незападными государствами обрекает их промышленное и сельскохозяйственное производство на гибель под давлением международных монополий, противостоять которым в конкурентной борьбе они не в силах. Покупая же продукцию ТНК и не вырабатывая своей, незападные страны лишаются всякой возможности инвестировать свою национальную экономику, обрекая себя на экономическую отсталость, политическую слабость, развал социальной сферы, упадок науки, культуры и т.д. Поэтому–то для индустриально доминирующей страны свобода торговли – наилучшее условие экономического развития и сохранения своего лидерства. Для страны догоняющего развития свобода торговли, минимум государственного вмешательства в экономику и финансы, монетарное регулирование, — это экономическая смерть и социальная катастрофа. То есть любая страна может подключаться к системе свободной торговли лишь после того, как догонит в своем экономическом развитии мировых лидеров. Известный западный историк экономики Пол Бейроч в одном из своих последних исследований констатировал: «Нет сомнений, что экономический либерализм, навязанный третьему миру в XIX столетии, является важнейшим элементом в объяснении задержки его индустриализации» [33, с. 50].

Как пишет директор российского «Института проблем глобализации» М. Делягин: «Всемерное ускорение и поощрение глобальной интеграции, проповедуемой США и некоторыми другими развитыми странами как универсальный рецепт процветания, равно как и являющийся ее обоснованием либерализм, навязываемый всему миру как идеология этого процветания, в действительности объективно направлены на обеспечение долгосрочного лидерства развитых стран в мировой конкурентной гонке. Они являются столь популярными в этих странах (а благодаря пропаганде – и за их пределами), несмотря на свое интеллектуальное убожество, а зачастую и сомнительность исходных постулатов, в значительной степени потому, что служат действенным оружием в мировой конкурентной борьбе» [50, с. 165].

С ним соглашается и доктор исторических наук, профессор, руководитель Центра международных исследований «ИС–КРАН», академик Академии гуманитарных наук А. Уткин: «Важно отметить заинтересованность в глобализации прежде всего лидеров мировой экономической эффективности – тридцати государств – членов Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), в которых живет чуть больше десятой доли человечества, но которые владеют двумя третями мировой экономики, международной банковской системой, доминируют на рынке капиталов и в наиболее технически изощренном производстве. Они обладают возможностью вмешательства в практически любой точке земного шара, контролируют международные коммуникации, производят наиболее сложные технологические разработки, определяют процесс технического образования» [24, с. 42].

Главным заблуждением правительств тех незападных стран, которые решили интегрировать свои финансово–экономические системы в «мировую экономику», является убежденность в том, что этот шаг позволит их народам достичь таких же высот в материальном благосостоянии, каких достигли жители западных государств. Однако они никак не могут понять, что глобальная система «мировой экономики» строилась для того, чтобы создать условия, благоприятствующие процветанию только Запада, ведь она в своей основе предполагает обогащение одних путем экспроприации (в той или иной форме) других. Западный капитализм основывается на предельной поляризации богатства и бедности, ОН НЕ ПРЕДУСМАТРИВАЕТ СЧАСТЬЯ ДЛЯ ВСЕХ, наоборот, он практическим образом постулирует, что кто–то может добиться счастья лишь ценой чьего–то несчастья.

Вот что по этому поводу пишет И. Валлерстайн: «Что касается возможностей национального развития в рамках капиталистической мироэкономики, просто невозможно, чтобы оно реализовалось для всех государств. Процесс накопления капитала требует существования иерархической системы, в которой прибавочная стоимость распределена неравномерно как в пространстве, так и между классами. Более того, развитие капиталистического производства в историческом времени фактически вело к постоянно возрастающей социально–экономической поляризации населения мира (а на самом деле даже ее требовало). …поскольку неравное распределение преимуществ как исторически, так и теоретически постоянно, всякое «развитие» в одной части мироэкономики на самом деле имеет своей оборотной стороной «упадок» или «регресс», либо «слаборазви–тость» кого–то другого. Это было не менее справедливо для 1893 года, чем для 1993 года; более того, про 1593 год можно сказать то же самое. Таким образом, я не говорю, что страна X не может «развиваться» (сегодня, вчера или завтра). Я утверждаю лишь то, что в рамках существующей системы нет пути, двигаясь по которому, могли бы одновременно развиваться все (или хотя бы многие) страны.

Отсюда не следует, что какие–либо страны не могут вводить новые формы механизированного производства или развивать информационные технологии, или строить высотные здания, или создавать какие–то другие внешние символы модернизации. Вообще–то это могут все. Но это не обязательно означает, что страна или, по крайней мере, большинство ее населения будут жить лучше. Состояние страны или населения может фактически ухудшаться, несмотря на видимое «развитие». Вот почему мы говорим теперь об «устойчивом развитии», подразумевая нечто реальное и прочное, а не статистический мираж» [49, с. 214—215].

Эта особенность еще в XIX столетии была четко определена немецком экономистом Фридрихом Л истом (1789–1846), который занимался исследованием особенностей экономического взаимодействия индустриально развитой Великобритании и аграрной Германии, специализировавшейся на производстве зерна в ущерб своей промышленности.

Уже тогда он пришел к заключению, что тотальное установление принципа свободной торговли, предельное снижение таможенных пошлин и максимальная рыночная либерализация на практике усиливает то государство, которое давно и успешно двигается путем рыночного развития, но при этом экономически и политически ослабляет и подрывает то государство, которое развивалось по другим принципам, но затем стало руководствоваться алгоритмами рыночных отношений.

Исходя из этих закономерностей, Лист выступил против классической политэкономии. Он не подвергал критике А. Смита по сути его теории. Он лишь указывал, что эта теория космополитична, что она в принципе игнорирует национальные особенности экономического развития народов мира. Л ист подчеркивал, что навязывание догматических, общих, «естественных» законов всем странам в конечном итоге почему–то оказывается выгодным наиболее развитой стране того времени, родной Смиту Великобритании.

К тому же необходимо отметить, что придерживаться либеральных принципов в экономике и последовательно навязывать их другим странам Англия начала «в 1846 году, после того, как 150 лет протекционизма, насилия и государственного контроля поставили ее далеко впереди любого конкурента. Но поворот к рынку был сделан с существенными оговорками. 40% британского текстиля продолжало поступать в колонизованную Индию, и то же касалось британского экспорта в целом. Британскую сталь не допускали на рынки США очень высокие тарифы, позволившие Соединенным Штатам развивать собственную сталелитейную промышленность. Но Индия и прочие колонии все же были доступными и оставались таковыми, когда британскую сталь изгнали с международных рынков с помощью ценовой политики» [33, с. 52]. Через столетие, после того как под защитой таможенных барьеров окрепла американская экономика, США также принялись навязывать миру либеральную доктрину.

В противоположность ей Лист, предварительно изучив американский опыт протекционизма, выдвинул идею «экономического национализма», которая предусматривает теорию «продуктивных сил» в противовес фритредерской теории «меновых стоимостей».

Продуктивные силы в его понимании – все источники богатства нации. Государство должно проявлять заботу об их развитии, а не о мгновенной выгоде. Ф. Лист считал, что в перспективе выгодно развивать те области экономики, где на данный момент затраты пока еще выше, чем за границей. Развивать, инвестировать – вот единственный путь снижения затрате перспективе. Он подчеркивал, что подобные действия нужно воспринимать лишь как плату за промышленное воспитание нации. Это воспитание стоит значительных усилий всего народа, но вложенные в него средства и силы принесут в будущем достаток и процветание всей нации.

Таким образом, Лист рассматривал протекционизм в качестве средства для достижения прорыва в экономическом развитии. Он исходил из того, что для преодоления отставания необходимы существенные инвестиции в базовые отрасли национальной промышленности. Но обеспечить их можно лишь тогда, когда они в своем развитии будут превосходить конкурирующие сферы производства в Англии. Однако на тот момент Германия в своем экономическом развитии была значительно слабее Великобритании. В связи с этим Л ист сделал закономерный вывод, что на время, пока идет «промышленное воспитание», т.е. модернизация и усиление германской экономики, надо уравнять условия экономической борьбы искусственно – таможенными барьерами. Когда Германия догонит в своем развитии Англию, считал Лист, тогда и присоединится к системе свободной торговли.

Он заметил, что нация тем богаче и могущественнее, чем больше она экспортирует промышленных изделий и чем больше она импортирует сырья. Если экономическая политика государства ориентирована на экспорт сырья, оно никогда не преодолеет свою отсталость и бедность. Соответственно, нужна прямо противоположная политика, которую и стала проводить Германия. Как показала история, благодаря ей она делает мощный экономический рывок и со временем догоняет в своем развитии мировых индустриальных лидеров.

Идеи Фридриха Л иста были также использованы в качестве концептуальной основы своей экономической стратегии современными государствами Азиатско–Тихоокеанского региона. Именно это позволило им стать мировыми лидерами в экономическом развитии. Вот что об этом пишет Ноам Хомский: «Что касается бывших японских колоний, то крупнейшее научное исследование Миссии американской помощи на Тайване обнаружило, что американские советники и китайские планировщики пренебрегли принципами «англо–американской экономики» и разрабатывали «государственно–ориентированную стратегию», опираясь на активное участие правительства в экономической деятельности на острове посредством обдуманных планов и правительственного контроля за их выполнением». <…> …в восточно–азиатских странах, преуспевших на пути экономического развития, «правительство взяло на себя основную ответственность за осуществление экономического роста», отбросив «религию», полагающую, что рынки знают все лучше всех, и прибегнув к вмешательству ради улучшения передачи технологий, относительного равенства, образования и здравоохранения, наряду с промышленным планированием и координацией» [33, с. 46—47].

Того же мнения придерживаются Мартин и Шуманн: «У азиатского бума мало общего с laissez–faire капитализмом большинства стран ОЭСР. Все без исключения растущие экономики Дальнего Востока применили стратегию, от которой Запад в конце концов отказался, – широкомасштабное вмешательство государства на всех уровнях экономической деятельности. Вместо того чтобы позволить вести себя, как ягнят, на бойню международной конкуренции, как это сделала Мексика, драконы управляемого государством экономического строительства разработали богатый инструментарий, с помощью которого они держат развитие под контролем. Интеграция в мировой рынок для них не цель, а средство, которым они пользуются осторожно и по зрелом размышлении.

Во всех быстрорастущих экономиках Азии степень открытости внешнему миру подчиняется принципу авианосца, изобретенному японцами. Высокие пошлины в сочетании с техническими требованиями блокируют импорт во всех отраслях экономики, где, по мнению планировщиков, фирмы их страны слишком слабы, чтобы противостоять международной конкуренции, и где они хотят защитить существующие уровни занятости. И наоборот, правительства и органы государственной власти поддерживают экспортное производство всеми средствами – от налоговых скидок до бесплатного предоставления инфраструктуры. Важным элементом данной стратегии является манипулирование обменным курсом. Все азиатские страны копируют эту японскую модель и с помощью интервенций центрального банка искусственно поддерживают курс своей валюты на уровне более низком, чем это соответствует реальной покупательной способности внутри страны. При этом, в соответствии с официальными обменными курсами, заработки в Юго–Восточной Азии в среднем составляют одну сороковую от того, что получают жители Западной Европы, но при сопоставлении покупательных способностей они эквивалентны одной восьмой. <…>