Текст книги "Азовское сидение. Героическая оборона Азова в 1637-1642 г"
Автор книги: Андрей Венков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)
И все равно ночью турки 20 человек пленников «нехрестиански умучили, не хотя отпустить на волю, и умучив, засыпали живьем в землю». Потом русские, когда «драли с мертвых тусафаны», нашли 6 едва живых соотечественников, но они так и умерли.
19-го восемь русских полков выстроились в два ряда от азовских береговых ворот до Дона. Примерно 3000 турок, вооруженных с головы до ног, в беспорядке толпою прошли к берегу и погрузились на струги, часть из них, наоборот, стала уходить степью. Из Азова вышли Шабан-бей, Хасекиса Лан Ахмед ага (так, видимо, корреспондент «Вивлиофики» записал имя Гассана), «комнатной салтанский над салаками, начальник Асалаки, у Салтана самый ближний сберегательный полк», с ними Кипычи-паша, Самсоней-паша, Чаюш-паша («над дворянами голова») и кафинский Казы-эфенди.
Азовский бей Гассан Арасланов вручил ключи от города генералиссимусу боярину Алексею Семеновичу Шейну, передал 16 знамен с преклонением их под ноги боярского коня, и поблагодарил, поцеловав полу шеинского кафтана, за соблюдение условий капитуляции. Две русские галеры провожали турецкий караван до устья Кагальника.
В Азове вошедшие русские войска обнаружили 270 бочек пороха, 60 оставленных орудий полковых и стеноломных, 32 дробовых, 170 пищалей, 30 панцирей «да ядер несколько навалено в углу». Оставили турки 29 невольников и 20 пленных, взятых в этой войне.
Запорожцы сразу же стали грабить, благо в городе оставалось еще 5900 человек обывателей обоего пола, но ничего ценного найти не могли. Царь велел отдать им найденные запасы продовольствия. Кое-кто углядел в этом намек: вы с голодухи на штурм пошли, так нате ж, ешьте…
За эту кампанию потеряли: у Шейна в большом полку убитых 9, от ран умерли 10, в плен попали 8. Всего – 27.
В полках Гордона убито и от ран умерло 2 офицера, 45 солдат и 45 стрельцов, от болезней умерло 3 офицера, 106 солдат и 24 стрельца, ранения получили 4 офицера, 86 солдат, 135 стрельцов.
В полках Головина убито солдат 29, стрельцов 19; от ран умерло солдат 10, стрельцов 12; от болезней умерло солдат 82, стрельцов 22; ранено солдат 139, стрельцов 40; в плен попали 14 солдат и 1 стрелец.
В полках Рихмана убито и умерло 67, ранено 228.
Черкассы (малороссийские казаки) потеряли убитыми 192, ранеными 276, умершими 2, пленными 19.
Убитым и раненым донцам в русской армии счет не вели.
20 июля послал Шейн сухим путем и водою отряд российских войск с казаками и калмыками на крепость Лютик в устье Мертвого Донца. Но 21-го турки сдали Лютик без боя. Принимать городок отправились казаки.
У донцов, помнивших прежние неудачи, с этой крепостью были свои счеты. Гарнизон (115 человек) они оставили в живых, но «оборвали» – раздели, пустили в сермягах, с мешками для хлеба. Пропитания дали только-только, чтобы «степь перейти».
В Лютике нашли 31 оставленное орудие.
Не теряя времени, царь велел восстанавливать азовские укрепления и составить план новой крепости на старой основе, а сам отправился искать место для морского порта и нашел на Крымской стороне место Таган-Рог.
Салютуя на каждом шагу и истратив на праздники пороху, наверное, не меньше, чем во время осады, стали русские возвращаться. Первым 30 июля отправился вверх по Дону на Воронеж Преображенский полк. С ним вместе, только в другую сторону, выступили малороссийские реестровые. Петр в письме Виниусу сообщил: «А черкасы июля в 30 день пошли в дом свой, также и донские пошли многие». Общее выступление прочих войск было 16 августа.
В Азове оставили воеводу стольника князя Петра Григорьевича Львова и с ним 8300 человек пехоты: 6 полков солдатских: Алексея Бюста, Ивана фон Дельдина, Ефима Крейга, Вилима фон Дельдина, Ивана Трейдина и Ивана Мевса, и 4 полка стрельцов: Федора Колзакова, Ивана Чернова, Афанасия Чубарова и Тихона Гундертмарка.
30 сентября состоялось торжественное вступление в Москву победоносного российского воинства, достаточно описанное во многих толстых книгах.
20 октября в Москве решалось, как Азов заново населить, и приговорили отправить туда 3000 семей из низовых городов на жительство, да конницы добавить в гарнизон, 400 человек с калмыками (число калмыков не указано). Потом, 4 ноября решили, что оставленный гарнизон для Азова велик, решили оставить всего 3000 стрельцов и городовых солдат.
Но мирная жизнь в Азове долго не налаживалась, война продолжалась, и 10 января 1697 года царская грамота предписывала донцам «и город Азов, также и новопостроенный город Сергиев, и Каланчи, и Лютин, и все свои казачьи городки от неприятельского нахождения чтобы берегли со всяким усердным радением и до взятья и ни до какого разорения не допустили и посылали бы вы от себя из Войска в те городы и в Каланчи в помочь нашим… ратным людем донских казаков по немалому числу и велели им чинить неприятелем отпор с великим радением, обще с ратными тех городов людми, а буде учинится к тем городом и к Каланчам неприятелской приход во многолюдстве и учнут под теми городами и Каланчами брать и приступать, и вам бы… служа нам… всем Войском к тем городом и Каланчам итить и при помощи Божий их боронить, сколко вам Всемилоеердый Господь Бог помощи подаст, а служба ваша и радение у нас, великого государя, забвенна не будет, в том бы вам на нашу, великого государя, милость быть надежным».
Вернувшись из похода, царь отдал приказ строить на Воронеже настоящий флот, а сам уехал в Европу с посольством. Для строительства флота порубили вокруг Воронежа все леса, и пошел песок сверху по-над Доном, засыпая «верхние» казачьи городки. От того ли он шел или по другой причине, но казаки с верхнего Дона и песок этот флоту и злой воле царя приписали.
Со взятием Азова русские стали у моря и навели страх на многие соседние народы. Некоторые признали новую русскую власть, а другие, кто с донцами часто шашкой переведывался, наоборот, откочевали дальше за Кубань в опаске. И это неплохо – когда еще они из-за Кубани до русских украин доберутся…
Хитрейший калмык Аюка тайша, России неоднократно тайно изменявший и под Азов опоздавший, теперь торжественно каялся, принес Государю повинную и был помилован и пожалован – дозволил ему Петр Алексеевич кочевать по Хопру, Медведице и Манычу.
Турки же, скрипя зубами, в великой тайне собирали новое войско у Темрюка, готовились отбивать Азов обратно под султанскую руку.
В феврале 1697 года стеклись к Темрюку под зеленое знамя крымцы, ногайцы и горские народы. Выдвинулись они все к Тамани и ждали только пока лед на Азовском море и на Дону вскроется. По чистой воде должен был великий визирь со всем флотом подойти морем к Азову, а названные народы от Тамани хотели броском выйти на речки Койсуг и Мертвый Донец, выше Азова, и на скорую руку на тех речках крепости поставить, чтоб Азов и Лютик от донских казаков отрезать и с двух сторон зажать.
В Керчи говорили турки и беглые азовцы, что или возьмут Азов или умрут под его стенами. Но один казак, бывший в Керчи в плену, все эти речи слышал и из Керчи с неимоверным риском бежал, чтобы обо всем в Черкасске поведать.
Войско немедленно снарядило в Сергиевскую крепость и на Каланчи дополнительно триста казаков, а в Москву послали легкую станицу с тревожными вестями.
В Москве и впрямь встревожились и 9 апреля послали грамоту атаману Фролу Минаеву, чтоб возвращался он из Воронежа с зимовой станицей обратно в Черкасск и готовился турок отражать на суше и на море. И войско царь к Азову отправил во главе с боярином Шейным – 77 тысяч.
Пока Шейн собирался, в мае турки на кораблях вошли в устье Дона и собирались высаживать десант прямо под азовские стены. Тут донцы на своих лодках из камыша на них кинулись (давно поджидали) и многие суда с «высадным войском» потопили, а остальные турецкие бригантины опять в море ушли.
Затем и Шейн явился. Донцы же ему рассказали о сражении и победе.
Шейн поначалу наивно полагал, что турки, обжегшись под Азовом, станут больше с австрийцами воевать, а он, Шейн, с русскими войсками будет «демонстрировать», на себя поганых отвлекать. Но в июле турки всем собранным у Темрюка войском явились прямо под Азов. Делать нечего, пришлось начинать сражение. Шейн дал туркам и всем их вассалам переправиться через речку Кагальник и под стенами Азова спиной к Дону и к крепости вступил с ними в бой. 11 часов две армии перемогали друг друга, но наши оказались крепче, и татары, составлявшие в неприятельском войске большинство, побежали. Донские казаки и калмыки пустились следом и на берегах Кагальника устроили бегущим кровавую баню. Рубили их и топили и только из великой милости в плен брали.
Развивая успех, хотели донцы сразу на Темрюк идти. Но Шейн не пошел, дальше Азова ему якобы царь ходить не велел. В сентябре донцы морем сами под Темрюк сходили. Но турки были настороже, и вернулись казаки обратно без успеха. Это их нимало не смутило, и в ноябре, сложившись с калмыками, сбегали они на Кубань, где побили и пограбили ногайский улус Кубека мирзы, турецкого подданного. Отогнали 1200 лошадей, а улусников перебили без различия пола и возраста, взяли лишь 7 человек, что табун стерегли.
На следующий год, 1698-й, затребовали русские тысячу казаков на крымских татар – в армию князя Долгорукого. Там казаки по обычаю своему отличились, участвовали в великой битве под Перекопом, где были разбиты турецкий Сераскир Али-паша и крымский хан и где одними убитыми наклали якобы татар 40 тысяч. Но в документах и грамотах о сем славном деле говорится глухо.
А на Дону все эти годы до заключения мира случались лишь стычки да набеги, но ничего выдающегося, чтоб заставило подняться все Войско, не было. В октябре набегали казаки морем на новопостроенный турками Ачуев, но «не дошед», встретили и рассеяли неприятельские суда, взяли двух языков и своих нескольких человек из плена освободили.
В это время бежал из-за Кубани в Черкасск полезнейший человек Исуп-мирза, и казаки, взяв его проводником, дважды ходили в набег на Лабу на едисанеких татар. В первый раз 500 коней угнали, а во второй – 600 и двух татар с собой увели. Партии казачьи были небольшие – 90 человек и 150.
Едисанские татары, ногайцы и беглые казаки-раскольники, числом человек 300, пошли в ответный набег. Прокрались степью, далеко обходя Черкасск и Раздоры, и меж Пятиизбянским городком и Царицыном перехватили 23 казаков и астраханских татар, которые везли на Дон для продажи персидские товары.
Торговые люди товар побросали – жизнь дороже – и стали вскачь уходить на ближайший казачий городок. Хищники лишь троих догнали и, подобрав брошенный товар, решили возвращаться.
Местные казаки поднялись и преследовали татар несколько сотен верст до самой Кубани, где настигли, одного татарина убили и товару на 500 рублей отобрали.
В надежде получить от Москвы и от Войска новые милости сообщили они, что ватага сия татарско-раскольничья шла на городок Паншин пожечь русские корабли. Однако в Войске все правильно поняли и приказали атаманам и казакам верхних городков отражать татарские набеги на русские корабли бескорыстно, но под страхом смертной казни.
«С этого времени, – пишет историк, – набеги закубанских народов под казачьи городки сделались чаще и продолжались не только до заключенного 1700 года мира с турками, но даже и после оного; и хотя со стороны Войска Донского всегда платили им подобным же разорением их улусов, но татары нимало от этого не унимались».
Правильно, обжились казаки, жен детей завели, хозяйство постоянное. Чего ж их не грабить? Вот так постепенно стали меняться роли.
Стрелецкие полки из Азова отправили в Литву, но они взбунтовались и пошли на Москву. Думали, пока царь за границей, снова Софью на царство посадить. И многие донские казаки в том стрельцам сочувствовали. Когда узнали, что мятежных стрельцов под Москвой побили, говорили в Черкасске одному писцу, приехавшему из Воронежа: «Дай только нам сроку, перерубим мы и самих вас, как вы стрельцов перерубили. Если великий государь к заговению в Москве не будет, вестей никаких не будет, то нечего государя и ждать! А боярам мы не будем служить. И царством им не владеть, и атаман нас Фрол не одержит, и Москву нам очищать. Мы Азова не покинем; а как будет то время, что идти нам к Москве… до Москвы города будем брать и городовых людей с собою брать, и воевод будем рубить или в воду сажать». Чувствуется какая-то бессильная ярость…
В октябре 1698 года началась мирная конференция, и с турками заключили перемирие на два года. А в апреле 1699-го чрезвычайные посланники Украинцев и Чередеев отправились в Константинополь заключать мир. Везли они с собой деньги и меха и рыбий зуб – взятки давать для лучшего исполнения российских интересов. Ехали они с Воронежа водою до Азова. Подъехав к Черкасску, первыми из ружей салютовали. Далее – Азов. Таганрог, Керчь. До Керчи в составе царского флота провожал посланников донской атаман Фрол Минаев и с ним на 4 морских стругах 500 выборных казаков.
Переговоры начались в ноябре. Россия требовала оставить за нею все завоевания и обещала, если Азов будет в русском владении, «то своевольные люди обоих государств уймутся». Оговаривали и казачьи дела. «Если во время мира казаки пойдут войною на турецкие и крымские места, то вольно их поубивать, как злодеев; а когда из походу возвратятся, то по царскому указу учинена им будет смертная казнь; так же будет поступлено взаимно с турецкой и крымской стороны». А «дачу» – дань, которую до сих пор русские платили крымчакам, – великий государь «за многие их неправды» велел больше татарам не платить…
Торговались до июля 1700 года. Кое-что пришлось уступить. Но Азов и земли по Азовскому морю по Ногайской стороне на 10 часов езды остались за русскими.
«По заключении мира с турками казакам всего несноснее было видеть себя стесненными в отмщении неприятелям за их обиды. – продолжает историк, – ибо им не дозволялось преследовать их до жилищ, а велено в подобных случаях приносить жалобу азовскому коменданту, который обязан был ходатайствовать о возвращении пограбленного у ачуевского паши; но казаки никогда не получали удовлетворения. Усилившиеся потом время от времени набеги татар на казачьи жилища были причиною дозволения казакам по просьбе их преследовать хищников до их улусов и отмщать за причиненные ими обиды».
Читаешь, и волосы дыбом встают. Дожились… Были вольные из вольных, а теперь без русского позволения и отомстить не могут. Можно приходить их и грабить, а они на ответный набег у азовского коменданта позволения испрашивать будут, а тот во избежание международных осложнений – как Бог свят – запретит и пообещает к ачуевскому паше обратиться, письмо написать. И лишь в крайнем случае, как кость злым собакам, кинет разрешение: бегите, грызитесь, а я с азовских стен посмотрю…
Да, Петр I – это вам, ребята, не азовские турки. С теми договориться можно было, перемирие заключить. И когда ж вы успели дойти до жизни такой, вольные донские казаки?..
А вдобавок ко всему табуном пошел на Дон из России всякий наброд. С новым царем в России «начиналась усиленная работа, усиленная служба; но многие не хотели усиленно работать и служить, и побеги на Дон усиливаются», – писал С. М. Соловьев в своей «Истории России». Власти российские требовали вернуть беглецов в «первобытное состояние». Донцы по обычаю не выдавали. Раньше такой наброд сама жизнь просеивала. Слабые гибли или возвращались, сильнейшие оставались в сообществе. Каково теперь будет?.. «Государь, и такой государь, как Петр, разумеется, не мог равнодушно смотреть на подобные явления, и неудовольствия на великой реке увеличивались…».
Кончилась вольная жизнь, служба началась. Петра Первого влекло в большую политику. «Мы здесь в 18 день объявили мир с турками зело с преизрядным фейерверком, в 19 день объявили войну против шведов», – писал он в письме Ф. М. Апраксину. «По заключении 3 июля 1700 года с Турциею 30-летнего мира, – хладнокровно заключает главу историк, – Россия приступила к Северному союзу, составившемуся против Швеции. С сего времени донские казаки постоянно участвовали во всех веденных войнах с соседними и отдаленными народами и сверх сего защищали свои жилища и охраняли южные пределы России от вторжения… (далее следует перечень, тех, кто на оные бескрайние пределы нападал)».
