Текст книги "Сон разума"

Автор книги: Андрей Третьяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава вторая: Пиковая дама.

1

31 декабря 2001.

Взяв пакет двумя руками, я выключил свет в прихожей и вернулся в комнату. Не смотря на позднее время суток, квартира полнилась голосами и отзвуками музыки. Весь город сегодня не спал с замиранием сердца ожидая этого волшебно таинства, известного нам с детства как смена старого года на новый. За окном раздавались легкие хлопки петард, а стекла отсвечивали разноцветными огнями пульсирующих гирлянд. Воздух в эту ночь был наполнен волшебством.

Я опустил свою ношу у подлокотника кресла и сам опустился в него, разглядывая, как веселятся пацаны, и как Наташка хлопочет вокруг стола. Было забавно видеть эту четкую границу между людьми: пацаны ведут себя как пацаны и ничего не делают, а Наташка, как хорошая хозяйка, суетливо бегает вокруг и проверяет, чтобы все было на своих местах. Я никогда не принимал такое положение дел, это было дико похоже на закон джунглей, а, как и все подростки, я был крайне высокого о себе мнения, и потому считал, что я сам выше всего этого.

– Тебе помочь? – спросил я, отрывая задницу от кресла.

– Нет, – качнула головой Наташка, от чего ее короткие светлые волосы описали малую дугу и элегантно обрушились вниз, чуть не достав до ключиц. – Я уже все сделала, просто…

– Не можешь найти себе места и все время думаешь, что что-то забыла?

Наташка кивнула.

– Сядь, малыш, отдохни. Все и так прекрасно, и стол прекрасен. Верно, пацаны?

Все тут же принялись убеждать девушку, что она сделала много больше, чем должна была, и что пришло ее время отдохнуть. Наташка улыбнулась и аккуратно присела на самый краешек стула, от чего ее фартук пополз вверх, утягивая за собой платье и оголяя затянутые чулками ноги. Серега бросил на меня хитрый быстрый взгляд и заметно скатился вниз, чтобы его глаза оказались на одной линии с ногами нашей подруги.

Наташка этого не заметила. Или сделал вид, что не заметила. Иногда, мне начинало казаться, что она знает и понимает куда как больше нас и от того мне становилось грустно. Эта грусть не была связана с пресловутой мужской гордостью и неотъемлемым желанием всегда и во всем быть первым, скорее она была связана с тем, что девушка уже докопалась до сути и вот-вот придет и наше время понимать. А судя по ее взгляду, знание это было не самым приятным.

– Чуть больше полутора часов до Нового Года, а мы ни в одном глазу, – заметил Саня, разглядывая стол.

– Еще успеется, – ответил я, решая, что еще не пришло время для принесенного мной пакета.

Этот Новый Год мы решили справить вместе. Впятером. Родители были не против, так как мы и без этого все свободное время проводили вместе, и легко согласились отпустить нас. Это был первый Новый Год, который мы отмечали вдали от своих семей.

Хотя, сказать по правде, не так уж и далеко нас забросило. Собраться мы решили в квартире Наташкиного отца, который, как вам известно, был военным и потому непосредственно в квартире появлялся редко. Как собственно и в городе в целом.

Квартира эта располагалась в длинном извилистом доме в Стахановском микрорайоне, который жители нижнего города именовали не иначе как «пятиэтажки». Микрорайон раскинулся вдоль и чуть южнее центральной улицы Ленина, которая как раз в этом месте делала головокружительный поворот на север на девяносто градусов и дальше шла все время прямо, пока миновав известный Бородинский экскаватор, не пересекала административную границу города.

Сам же микрорайон был ухоженным и выглядел весьма презентабельно со стороны. И ничего удивительного, дома были новые, построенные уже после моего рождения. Однако если взглянуть на картину сверху, например, пролетая над городом на вертолете – что мне довелось пережить в раннем детстве, и этим я гордился необычайно, – то можно было увидеть, что неровные линии четырех длиннющих домов напоминают гигантских змей, что стягиваются клубком, зажимая в кольцо одинокого барашка. Не самая приятная картина.

Барашком было здание городского детского сада. Забор, ограничивающий его территорию, создавал шаткую иллюзию защищенности от наползающих на него хладнокровных бестий, что не менее хладнокровно пытаются его задушить, поглотить, сделать частью себя.

Сама квартира потрясала размерами. Когда я впервые переступил порог пятью часами ранее, то чуть не упал в обморок от возникшего головокружения. Всю свою жизнь я рос в маленьких квартирках, общей площадью не более тридцати квадратных метров, на которых подчас ютились до четырех человек. Привыкший к тесноте и уюту, я внутренне похолодел, оказавшись в коридоре размером с половину моей квартирки. Точно Наташка не знала, но в воспоминаниях крутилась цифра в сто с лишним квадратов, которые приходились на длиннющий и широченный коридор, поделивший квартиру на две половины, кухню и пять комнат по разные стороны от него.

За время, которое у меня ушло на изучение квартиры, я ощутимо подустал. И усталость это была скорее не физическая, а эмоциональная. До этого момента я и не представлял, что люди так могут жить. Разве что Маккалистеры в моем самом любимом новогоднем фильме, но это ведь всего лишь кино.

Самую малость я похандрил, сидя на диване в самой большой комнате с лоджией, что мы и решили использовать как основную, и впившись взглядом в невероятных размеров телевизор с аудиосистемой в половину стены. А потом, я вспомнил свой дом, свою комнату и то невероятное ощущение уюта, которое так старательно создавала моя мама для нас двоих, что зеленую склизкую зависть, словно смыло и поселившееся внутри тепло открыло мне глаза. На деле квартира была хоть и большая, но по большому счету пустая, одинокая. В ней не было уюта, не ощущалось тепла. Она была лишь оболочкой, временным пристанищем для глубоко одинокого человека.

От этих мыслей мне стало совсем грустно и я наспех обнял проходящую мимо Наташку, стараясь передать ей частицу того тепла, что возродили во мне приятные воспоминания.

– Что такое, Андрюша? – спросила она, рассеянно улыбаясь, когда я ее отпустил.

– Позвони как-нибудь папе, – посоветовал я.

– Папе? – брови девушки поползли вверх. Она откинула волосы со лба и приложила ладонь к моему лицу, несколько раз прикоснувшись к нему в разных местах, и затем опустила ее на лоб, проверяя у меня температуру. Вероятно, она думала, что я простудился и у меня начался легкий бред.

– Позвони, – настаивал я, снимая ее руку.

– Ну, хорошо, – согласилась девушка, все еще рассеяно меня оглядывая. – Я как-нибудь позвоню. А с чего ты…

– Позвони сегодня. Новый Год – семейный праздник.

Наташка еще раз рассеяно кивнула и в этот момент в комнату вошли остальные.

– Опа, – воскликнул Саня, заметив, как я сжимаю Наташкину руку в своей руке. – Так вот, что у вас вытекло из подарка на день рождения?!

Стас смущенно кашлянул несколько раз и потупил взгляд, застыв на полпути в комнату. Он нерешительно топотался на пороге, соображая как же лучше поступить в этой ситуации.

Серега же нисколько не смутился, наоборот, смерил меня уничтожающим взглядом сверху-вниз и прошел между нами, разбивая наше «рукопожатие».

Наташка отвела взгляд и быстрым движением убрала волосы за ухо.

– Ничего не вытекло, не неси ерунды. – Я раздраженно нахмурился. – Ничего между нами нет, мы просто друзья, такие же, как и вы. – Я сделал двойной акцент в своей речи, на два самых важных замечания, которые касались всех нас.

Серега надменно хмыкнул у меня за спиной.

– Да, – кивнула Наташка. – А подарок – это просто подарок.

При этом ее лицо на секунду стало пунцовым, и девушка поспешила отвернуться, пока этого никто не заметил. Заметили все.

А мой подарок на день рождения и в самом деле был необычным. В силу моего душевного состояния последнего года и того факта, что под праздник я слег с температурой, ребята решили, что было бы неплохо поухаживать за мной недельку, чем и занялась Наташка.

Каждый день после школы она приходила ко мне и ухаживала за мной: кормила, поила лекарством и убиралась в комнате. При этом каждый раз в новом наряде, что уже давно сидело у меня в голове. Она представала предо мной и в комбинезоне Гаички и в матроске Сейлор Юпитер, с безбожно короткой юбкой, и в традиционных японских одеждах мико. При этом каждый наряд она шила сама, иногда засиживаясь до поздней ночи. Я видел, как она старательно прятала от меня исколотые иголкой руки, и каждый раз пропитывался нежностью к девушке, способной на такие жертвы.

Как-то раз, в красивой черно-розовой юкате, Наташка склонилась передо мной и протянула чашку чая.

– Dōzo, – произнесла она, рассматривая пол под ногами.

Я тогда растерялся. Да что там говорить, я был просто в шоке.

– Dōmo, – ответил я хриплым голосом, принимая чашку.

Наташка, явно довольная моей реакцией, подалась назад и опрокинула чайник. Не выходя из образа, она прильнула к полу, и водопад черных волос парика хлынул вниз, растекаясь по полу извилистыми речушками.

– Gomen'nasai, goshujin-sama! – воскликнула Наташка и продолжила нашептывать слова прощения, не поднимая головы.

Это было, пожалуй, самым сексуальным, что мне доводилось видеть до и после этого. Растроганный, пораженный и чего уж там скрывать, немного возбужденный я поднял девушку, и мы с ней смущенно решили никому об этом не рассказывать.

Вырвавшись из воспоминаний, я заметил, что Наташка внимательно на меня смотрит. Ее губы были искривлены в легкой улыбке. Она точно знала, о чем я думал, и потому поерзала на стуле, пониже спуская подол облегающего черного платья дополнительно прикрывая ноги фартуком.

Чертова девка!

– Чуть меньше полутора часов до Нового Года, – оповестил всех Саня, надрывным страдальческим голосом.

– Вы сами решили, не открывать шампанское до двенадцати, – ответил я.

– Так это только потому, что у нас всего пара бутылок. На ночь не хватит. – Серега в сердцах ударил кулаком по подлокотнику дивана. – Чертова бедность!

Я мысленно рассмеялся, стараясь придать себе как можно более беззаботный вид, чтобы ни тени улыбки не скользнуло по лицу. Я не хотел раньше времени выдавать пацанам то, что сейчас известно только мне. То, что сейчас хранится в черном пакете, практически у самых моих ног.

Когда мы отдали наши последние деньги, все, что мне удалось заработать, стремительно сократилось до пары тысяч, а за оставшийся год и вовсе обнулилось. Мы превратились в обычных, ничем не примечательных подростков, у которых вечно пустые карманы. Собрать стол на Новый Год нам помогли наши семьи, но о том, чтобы снабдить нас алкоголем не шло и речи. Приходилось выкручиваться, как могли. Вот мы и выкрутились на три бутылки шампанского. Новый Год все-таки.

– Надо вам как-то отвлечься. Может, во что-нибудь поиграем? – предложила Наташка.

– Игры для девчонок, – буркнул Серега и, бросив быстрый взгляд на девушку, добавил: – И для малышни.

– Ну, давайте друг другу расскажем какие-нибудь истории?

На этот раз Серега не удостоил Наташку ответом. Стас молча потупил взгляд. И только Саня развел руками:

– Да мы все уже друг другу рассказали. Все друг о друге знаем. Нечего и рассказывать.

Наташка смущенно потерла щеку и обернулась ко мне.

– Ну а ты? – спросила она. – Ты же много читаешь?! Вот расскажи нам, что ты сейчас читаешь? Расскажи какую-нибудь страшную историю.

Я в упор смотрел на Наташку, которая продолжала нервно разглаживать складочки на безупречно гладком платье, и думал, что эта девушка определенно что-то знает. Либо ее мозг подключен к вселенской базе данных, либо это пресловутая женская интуиция, от которой никуда не денешься. От нее не спрятаться. От нее нет спасения.

Я задумчиво достал из кармана запечатанную колоду карт и положил ее прямиком в центр стола.

– У меня есть идея получше, – медленно произнес я, выстраивая в голове четкую последовательность действий. – Я вам расскажу одну историю, и мы сыграем в одну игру.

Я помолчал минутку, обдумывая только что сказанное и поправился:

– Скорее даже не в игру, мы совершим некий ритуал.

– Ритуал? – Наташка пристально посмотрела на колоду карт и отчего-то вздрогнула всем телом.

– Я у вас кое-что попрошу перед тем, как начать.

Саня и Стас придвинулись ближе к столу, готовые внимать каждому моему слову, Серега же напротив, забрался на спинку и свесил ноги вниз.

– Раз ты выше всех, открой окно, – обратился я к Сереге и он поспешил выполнить мою просьбу. – Саня, найди сигареты. Стас, возьми мою зажигалку, она на подоконнике. Наташка, принеси мне зеркальце, свою косметичку и свечу.

Наташка, только что оторвавшая пятую точку от стула, застыла, так до конца и не поднявшись. Даже пацаны бросили свои дела и удивленно уставились на меня.

– Я все объясню, – ответил я на их мысленный вопрос и придвинул массивное кресло ближе к столу.

Саня положил передо мной пачку «Мальборо» и сел на место. Стас как-то неуверенно поставил рядом серебристую «зиппо» с рельефным изображением обнаженной женщины на кровати, и вопросительно на меня взглянул. Я только мотнул головой, давая понять, что все объясню, но позже. Серега же уже сидел возле приоткрытого окна и внимательно смотрел на меня.

Наташка вернулась минут через пять, откидывая волосы со лба. Было видно, что она запыхалась. Вероятно, долго искала зеркальце, так как квартира все-таки ее отца и такие вещи как маленькие зеркала его волновали в последнюю очередь.

Она положила передо мной круглое зеркальце, которое ее отец, вероятно, использовал, чтобы бриться, высокую парафиновую свечу и внушительных размеров косметичку, с которой я мог бы смело ходить в школу, сложив в нее все свои учебники.

Когда все вещи были разложены, а люди расселись по местам, я достал себе сигарету и пацаны последовали моему примеру. Наташка только сморщила носик, но промолчала. Она сама нам разрешила курить в квартире, так как пришла к выводу, что на балконе слишком холодно, ведь за окном минус тридцать пять.

Глубоко затянувшись и ощутив горьковато-сладкий вкус сигаретного дыма, я принялся распаковывать новую колоду карт, сжимая сигарету двумя пальцами. Все завороженно смотрели на меня, даже Наташка, которая не особо жаловала табачный дым, придвинулась ближе.

– Когда я был совсем маленьким, – медленно начал я, щурясь от едкого дыма. – Лет десять, не больше, мама взяла меня отпраздновать Новый Год в кругу друзей. Прямо как мы сейчас. – Я оглядел напряженные лица друзей и продолжил: – Там было много детей моего возраста и старше. Родители решили нас оставить одних на пару часиков, чтобы квартира была в полном нашем распоряжении, а сами вышли к соседям чтобы, вероятно, выпить, не особо попадаясь нам на глаза. И тогда одному из старших пришла в голову идея.

Я развернул колоду, отложил пленку в сторону и высыпал карты на стол. Перебирая их руками, я внимательно следил за реакцией друзей.

– Какую идею? – первым не выдержал Саня.

– Вызвать Пиковую Даму, – ответил я.

Я поднял нужную карту и повернул ее. Королева черной масти надменно взирала на всех сверху вниз. Никто не проронил ни слова.

Изъяв из косметички помаду черного цвета, я придвинул к себе зеркальце.

– В тот раз, мы все делали так же.

Помадой я начертил на зеркале лестницу из тринадцати ступеней, с дверью на самом верху.

– Нарисовали лестницу, зажгли свечу, и представили пиковую даму, встав в круг, – продолжал я, зажигая свечу. – Долго ничего не происходило. Мы даже забыли об этом, решив, что все это чушь и ритуал не работает. Пока спустя какое-то время, кто-то из нас не обнаружил, что дверь на зеркальце открыта.

– Открыта? – повторил Стас зачарованно.

Серега неуверенно хмыкнул со своего насеста, но, все же поежившись, спустился вниз к остальным.

– А несколькими ступенями ниже стоял черт.

Я замолчал, и комната погрузилась в тишину, нарушаемую шуршанием Наташкиных рук о подол платья.

– Что случилось потом? – спросила девушка.

– Мы нашли потухшую свечу и сильно перепугались. Принялись выпытывать друг у друга, кто это сделал. Но никто не признавался. Все отрицали, что вообще дотрагивались до зеркальца. Мы были детьми, и нас охватила паника. И я начал видеть этот образ.

– Образ? – казалось, это был общий вздох, хотя точно я сказать не могу, так сильно меня захватили воспоминания.

– В квартире было нереально тихо, словно все звуки как отрезало. Мы не слышали пьяные возгласы соседей, и звуки улицы куда-то исчезли. И я начал видеть ее – старуху, что я представлял себе, когда мы вызывали Даму. Она смотрела на меня из каждого зеркала в квартире.

Я прервался на секунду и чуть дрожащей рукой стряхнул пепел с кончика сигареты.

– Мы знали, что если ничего не сделаем, она выйдет из зеркала и задушит нас всех.

Ребята переглянулись.

– Это что, было на самом деле? – недоверчиво спросил Серега.

– Да, – ответил я. – Но было ли все реальным, этого я сказать не могу.

– Поясни, – потребовал Саня.

– Я был совсем ребенком, воображение работало на двести процентов. То, чего не было на самом деле, я мог додумать: тишину, отражение в зеркалах, чертика, спускающегося по лестнице. Реальным был лишь страх. – Я перевел дыхание и затушил сигарету. – А что-то могли и доделать старшие ребята, чтобы подшутить над малышней. Может быть, так они развлекались. Но после этого я не мог нормально спать несколько дней. А сон, в котором за мной гонится ведьма-старуха, снился мне очень долго. Не часто, но с пугающей регулярностью.

– Ты… ты хочешь это повторить, чтобы проверить? – запинаясь, спросила Наташка.

– Если вы не против, – ответил я. – И если вы не боитесь.

Серега хмыкнул и первым придвинулся ближе к столу. Стас немного растерянно взглянул на Саню, а Саня на меня.

– Если тебе это нужно, то давай сделаем, – согласилась Наташка и взяла одной рукой мою правую руку, второй Серегину.

– Отлично, – кивнул я, протягивая раскрытую ладонь своему брату.

Секунду поколебавшись, Саня с улыбкой сжал ее, хватая при этом Стаса. И тогда здоровяку ничего другого не оставалось, как сжать свободную ладонь Сереги, тем самым замыкая круг.

– Готовы? – спросил я, и многозначительная тишина стала мне ответом.

На секунду разорвав связь с Наташкой, я положил карту Пиковой Дамы рубашкой вверх рядом с зеркальцем и, подвинув к ним свечу, восстановил круг.

– Думайте о ней, – попросил я, закрывая глаза.

Минуту мы сидели в полной тишине, с закрытыми глазами, старясь даже не дышать. До нас доносились отдаленные звуки улицы, рев проезжающих машин сливался с хлопками петард и криками людей. Дом поскрипывал от редких порывов ветра, где-то далеко капала вода, задавая свой мерзкий монотонный ритм. Казалось, с каждой минутой звуки отдалялись от нас.

Когда что-то замелькало перед глазами – мы видели танец теней через сомкнутые веки, – мы дружно вздрогнули и разбили круг, открывая глаза. Мерно колыхалось пламя свечи на столе.

Я подался вперед и завис над зеркальцем, впившись в него взглядом. Ничего не изменилось: дверь все так же оставалась закрытой, а ступени бесконечно пустыми, не тронутыми стопами мифических чертей.

Я откинулся на спинку кресла:

– Наше дыхание или ветер открытого окна.

Мне не пришлось пояснять, все и так поняли, что я имел в виду свечу. Облегченно выдохнув, все откинулись на спину.

– Ну, ничего, – Наташка похлопала меня по руке, которую только что сжимала. – Не все детские страхи реальны.

Я ей кисло улыбнулся.

– Пусть погорит, – остановила она меня, когда я попытался затушить свечу. – Я приглушу свет, и так будет романтичнее.

– Словно ты на свидании сразу с четырьмя парнями? – съязвил я.

– Конечно, – серьезно ответила девушка. – Вы ведь все мои мальчики.

Мы с пацанами переглянулись и рассмеялись, разряжая накаленную обстановку.

– Я сейчас, – добавила Наташка и, схватив помаду с косметичкой, вышла из комнаты.

Ее не было с минуту, а ее появление ознаменовало собой отключение лишних на ее взгляд источников света. Остался гореть лишь старенький торшер в углу, освещая комнату оранжевым, не отличимым от пламени свечи, светом.

– Так ведь получше? – с улыбкой спросила она, возвращаясь на место.

Я кивнул.

– Тем временем один час и десять минут до Нового Года, – заметил Саня, раздраженно глядя на часы, словно это они виноваты в том, что время течет так медленно.

– Ладно-ладно, – сдался я, наклоняясь к полу и поднимая черный пакет. – Сейчас все исправим.

Пакет громко звякнул, привлекая внимание моих друзей.

Я улыбнулся и пояснил:

– Это подарок из «Зверинца». Последний подарок.

С этими словами я извлек наружу початую бутылку «Джек Блэк» и пять маленьких стопочек, что расширялись кверху. Это была бутылка объемом в один литр, и не хватало в ней от силы на два пальца. Но даже если бы она была пуста на половину, я все равно сомневался, что мы смогли бы осилить такой крепкий напиток. Это сейчас для двоих бутылка старины «Джека» не кажется такой уж непосильной, но в те годы мы только начинали пробовать крепкий алкоголь и еще не постигли все вершины этого мастерства. К счастью.

– Тут не хватает лишь четырех таких стопочек, – смущенно пояснил я, покручивая одну из них в руке. – Это та самая бутылка, что мы пили с… с ней… – я запнулся. – Когда… последний раз были в «Зверинце».

Никто ничего не сказал и мои друзья лишь робко отвели взоры. Я хорошо их понимал, никто не хотел возвращаться к этой теме, тем более в такой день. Но и просто так прогнать воспоминания я никак не мог. Чувства все еще были очень сильны во мне и горечь, горечь от потери было не смыть ничем. И в ту самую минуту мне казалось, что ее не получится смыть никогда, и она навечно останется частью меня.

– Ладно, давайте сюда ваши стопки, – нарочито весело объявил я, откупоривая бутылку. – Так, Саня, держи. Только будьте осторожны, это вам не пивас в подъезде хлебать. Полторашка, держи. Серега. Стас. Так, а это уже мне.

Я поставил бутылку и взял маленькую стопочку в правую руку. Янтарный напиток призывно блестел, заставляя выплывать наружу подавленные мною воспоминания. Воспоминания о чудесном вечере.

Я дернул головой и улыбнулся еще шире:

– Эти проказники называются «шотами» и вам лучше проявить к ним уважение, друзья мои, а иначе, они могут не хило дать вам в голову.

Все сочли мою шутку достойной веселого смеха, и я немного расслабился. В конечном итоге мы тут собрались, чтобы проводить весьма богатый на мерзкие события год, в надежде, что подобного больше не повторится, и потери, что мы понесли, будут последними потерями в нашей жизни. Какими же наивными мы были.

– Друзья мои, я скажу лишь пару слов, – торжественно произнес я, поднимаясь на ноги.

– Началось, – закатил глаза Саня и все рассмеялись.

Я не стал реагировать на его замечание, лишь наигранно скривился.

– Я лишь хотел сказать, что Новой Год – семейный праздник и потому, мне бы хотелось выпить за свою семью.

Я переводил взгляд с одного своего друга на другого и ответом мне были робкие смущенные улыбки. Улыбки моих друзей, улыбки людей, ставших мне семьей.

– За семью, – хором ответили мои друзья, и наши стопки громко звякнули, соприкоснувшись гранями.

Настенные часы пробили одиннадцать.