Текст книги "Сон разума"

Автор книги: Андрей Третьяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

10

За время нашей беседы ее одежда успела высохнуть. Не то, что бы мы проговорили добрых четыре часа, просто не так сильно вымокли. До моей квартиры было рукой подать, и потому Наташка вымокла только сверху. Джинсы же практически не пострадали. Она спешно натянула на себя одежду и отдала мне мою рубашку. Я кинул ее на кровать и вышел из комнаты.

Мне дожидаться, когда высохнет одежда, нужды не было, я ведь был дома, потому просто надел на себя первые подвернувшиеся под руку вещи, накинул свою незаменимую джинсовую худи фирмы «Jee Jay», вставил ноги в черные кроссовки и, открыв дверь для Наташки, вышел в подъезд.

Дождь за это время прекратился. Тучи еще полностью не растянулись, но небо уже сверкало тут и там ослепительной голубизной. Свет дневного солнца пробивался в просветах туч и отражался от гладкой поверхности луж и ручейков, что стремились поскорее убежать вниз, в нижний город, затопив узенькие гравийные улочки. Ветер стих и перестал качать кроны деревьев, и те стояли спокойные, низко склонив потяжелевшие от капель воды ветви. Погода застыла, город наполнился звуками капели.

– Думаешь, это хорошая идея?

Наташка молча взяла меня под руку и настойчиво потянула вперед.

– Думать твоя задача, – заявила она мне, когда мы пересекали проезжую часть по улице Горького. – Я привыкла действовать импульсивно. Вот хочу чего-то и – раз! – все уже сделано. А о последствиях буду думать позже.

Она заглянула мне в глаза снизу вверх:

– Я ведь все-таки девочка.

Ага, как же, подумал я про себя, но вслух ничего не сказал. Нет, в том, что она девочка не было никаких сомнений, но вот все, что она сказала до этого, было совершенно на нее не похоже. Всегда рассудительная и здравомыслящая, обдумывающая каждое свое действие, я просто не мог представить, чтобы она кидалась куда-то очертя голову. Может она и была такой раньше, когда еще не была знакома с нами, до всего этого. Но теперь нет. Я в это не верю. Этот случай изменил ее. Изменил нас всех. Разве не потому мы сейчас движемся в сторону больницы, шлепая ногами по лужам?

Я вдохнул полной грудью запах, что всегда оставался после дождя. Запах обновления, запах очищения. Запах новых надежд. Так что же мы надеялись услышать от девочки? То, что позволит нам понять, что в этом деле нет никакой загадки, нет других сторон и нет никаких монстров в тенях, покойников из подвала? Или же наоборот, мы как наркоманы плетемся туда, чтобы услышать подтверждения наших опасений, чтобы снова ввязаться в эту нелепую гонку, где ставки наши жизни? Возможно ли, выбраться из этой игры сделав ставку однажды, или она навсегда останется частью нас самих?

– О чем задумался?

Тихий голос Наташки заставил меня вернуться в реальный мир. Мир звуков и тишины.

– Об упругости твоей груди, когда я ее…

Острый локоток коротко, но остро и безжалостно ударил меня под ребра. Скорчив недовольную мину, я выпрямился и пошел дальше, ведомый ее рукой.

– Не знаю, что мы делаем, – ответил я, на этот раз всерьез.

– Я так понимаю, в глобальном смысле?

Я коротко кивнул, даже не озаботившись тем, видела ли это моя подруга. Думаю, видела. А если и нет, то наверняка почувствовала. Она всегда все чувствовала.

– Мы словно идем прямиком в пасть льва. Мы видим эту пасть, видим красный склизкий язык, видим блеск клыков, и все равно туда идем. – Я взял короткую паузу и продолжил: – Мы словно вышли на магистраль и движемся навстречу несущемуся на нас грузовику. Слышим рев мотора, скрежет колодок, мы понимаем, что он не успеет затормозить, но все равно идем. Мы…

– Достаточно метафор, я поняла.

Я замолчал и вновь коротко кивнул. Наташка поплотнее запахнула свою красно-черную клетчатую рубашку, с трудом застегнула еще одну пуговицу на необъятной груди, приподняла воротник и крепче прижалась к моей руке. Могло показаться, что ей стало холодно, точно поднялся ветер, но ветра не было, и температура не понижалась. Холод пришел изнутри.

– Сами ищем себе неприятности?

– Думаю, в этом все мы. Скажи я все это сейчас пацанам, и они тут же примчались бы и встали с нами рядом.

Наташка остановилась, повернулась ко мне и серьезно взглянула в глаза.

– Думаешь, мы не можем теперь жить по-другому? – спросила она с дрожью в голосе.

– Думаю, мы не хотим теперь жить по-другому, – ответил я, и осознание правдивости моих слов обрушилось на меня ледяным водопадом.

– Мы оставили наши жизнь в прошлом году, – продолжил я. – Мы бежали и споткнулись. Встав, мы двинулись дальше, но что-то, что жило внутри нас, часть нас самих, осталась там, лежать на дороге. И с каждым шагом мы все дальше от нас самих. Спускаемся все ниже, погружаемся все глубже.

– Погружаемся куда?

– В темноту, что стала нашим новым домом.

Наташка вздрогнула, ее тело покрылось мурашками, похолодело. Ей было страшно, но глаза сияли. Страх принес избавление от ноши, что мы носили на шее последние месяцы.

– Тогда чего же мы стоим? – спросила она улыбаясь. – Кажется, темнота нас зовет.

Вновь предложив девушке взять меня под руку, я зашагал по тротуару мимо Стеллы Великой победы, мимо старого заброшенного четырехэтажного дома, окна которого все так же чернели спустя все эти годы, мимо резких поворотов на Первомайскую, где когда-то стоял дом, которого никогда не было. Я зашагал, нет, мы зашагали мимо нашего прошлого, которому суждено было стать нашим настоящим и нашим будущим.

Добравшись до больницы, я понял, что так был занят размышлениями о прошлом и будущем, что совсем забыл про тот факт, что время приема закончилось, и нас не пустят просто так к больным. Один раз нам уже повезло сегодня, не думаю, что повезет так еще раз. Как бы хорошо работники больницы ни знали мою маму, но свои шкуры им были дороже, и дважды за день так рисковать, пропуская посетителей в неурочное время вряд ли бы стали.

Мы замерли возле входа и уставились друг на друга.

– Что же будем делать?

Наташка нервно кусала губы. Видимо ее только что посетила та же мысль, что и меня.

– Понятия не имею. Может, стоит найти телефон и позвонить тете Свете? Она хорошая мамина подруга и меня очень любит. Работает в инфекционке. Она точно нам поможет.

– И где мы сейчас найдем телефон?

Резонный вопрос. Время было такое, что все телефоны автоматы уже практически полностью исчезли из города, а мобильные еще не вошли так прочно в наши жизни и найти телефон посреди города, в конце рабочего дня было весьма проблематично, если не сказать большего.

Хотя, был у нас один мобильник, старенький Моторола, что мы нашли в бардачке Морриган. Симку мы выкинули и достали новую. Старые связи помогли нам раздобыть симку, за которую не надо было платить, которая не могла привести к нам. Ей мы и пользовались, если того требовали обстоятельства. Но сейчас телефон лежал там же, где большинство наших, скажем так, сомнительных вещей – в стальном миниатюрном сейфе в нашем штабе.

Я скривился, и Наташка зеркально повторила мою гримасу. Видимо это означало, что мы оба приперты к стенке. Все, гениальный план провалился, впереди обрыв, наша карта бита. Финита ля комедия. Все они были мертвы. Последний выстрел поставил жирную точку в этой истории. Я снял палец с курка, все было кончено.

Наташка внимательно смотрела на меня.

– Опять думаешь о каких-то глупостях? – спросила она.

– Кхм, вовсе нет.

Я поднес кулак к губам и откашлялся еще пару раз.

– Ну конечно, а то я тебя не знаю, – Наташка криво усмехнулась. – Опять представлял себя героем из книги?

Я не моргнул и глазом.

– Из игры?

Взгляд сместился влево. Наташка улыбнулась шире.

– Думал, что ты Макс Пейн? Что ты там все время говоришь? «Я снял палец с курка, все они были мертвы»?

Попала в самое яблочко. Я скривился. Чертова девка.

– Хотите поговорить с ней?

Внезапный вопрос застал нас врасплох. Печальный голос родившей в этой больничной тишине ударил по нам как церковный колокол, заставив подпрыгнуть на месте и развернуться к его источнику.

В тени деревьев на обшарпанной лавочке сидела маленькая девочка, лет десяти, с длинными светлыми волосами. Она смотрела себе под ноги и ковыряла туфелькой землю.

– Так хотите? – повторила она, не глядя на нас. Ее интересовала только ямка под ногами, которая становилась все глубже.

– Поговорить с кем? – осторожно спросил я.

– С Улей.

Я уже слышал это имя. Улей звали девочку, чья сестра лежит в палате вместе с их отцом. С ней мы и пришли поговорить.

– Ты Настя, верно?

Я подошел на шаг ближе. Девочка кивнула, не поднимая головы.

– А ты мальчик, что принес деньги в коробке с Пухом.

– Я не…

– Это был ты, – уверенно заявила Настя. – Ты еще и еще светловолосый мальчик.

Мы с Наташкой переглянулись. Каждый из нас знал, кто он есть на самом деле, и скрывать это сейчас не было никакого смысла. Однако это совсем не входило в наши планы. В мои планы.

– Послушай, Настя…

– Кнопка, – вставила девочка. – Друзья зовут меня кнопка.

– Ты считаешь нас друзьями? – осторожно спросил я.

Девочка вновь кивнула, не поднимая головы.

– Мой папа считал. И Пух так считает. А значит вы и мои друзья.

– Хорошо, Кнопка, слушай, тогда мы принесли…

– Это не то, – перебила меня девочка, с силой пнув землю под ногами. Ямка углубилась, чуть не забрав с собой и туфельку девочки.

– Не то? – переспросил я.

– Мне важна только Уля.

– Уля, – повторил я. – Уля, значит. Уля твоя подруга?

– Да.

– Та, что сидит в палате?

– Да.

Я посмотрел на Наташку. Кажется, все складывалось как нельзя лучше. Словно это дело само хотело заполучить нас.

– А мы можем с ней поговорить, как ты думаешь? – спросила Наташка.

– Не надо так со мной разговаривать, я не ребенок, – ответила девочка и поднялась с лавочки. – Ждите здесь, я ее приведу.

Когда девочка скрылась за дверьми больничного крыла, Наташка повернулась ко мне и, округлив глаза заметила:

– А девочка-то боевая.

– Ага, – согласился я. – И не из пугливых.

– Наша порода.

Мы улыбнулись друг другу.

– Как думаешь, почему она так свободно входит и выходит в детское отделение?

– Не знаю, – я пожал плечами. – Может она тоже здесь лежит и ей уже можно выходить? А может ей просто позволили навещать подругу, как и той, навещать сестру. Вот и приходят вместе.

– Да, наверное, ты прав.

Мы прождали не больше десяти минут. Не достаточно долго, чтобы уже отчаяться их увидеть, но достаточно, для того чтобы подняться на второй этаж и вернуться вместе с Улей. Что могло их так надолго задержать?

Но вот двери открылись, и на свет вышла Настя, что вела за руку измученную девчушку с длинными темными волосами. Она усиленно терла глаза, словно только что проснулась, и сжимала в руках толстую картонную папку на вязочках формата А4, которую я отлично знал, как и любой другой, кому довелось учиться в младших классах.

Теперь причина задержки был очевидна: Уля наверняка спала на кровати своей сестры, как и в тот момент, когда я случайно их увидел. Она выглядела сонной, рассеянной, все время терла глаза, а на волосах застыли капельки воды. Наверняка Настя отвела ее в ванную и заставила умыться, перед тем как идти к нам.

– Уля, это Андрей, – сказала Настя, указывая на меня.

Я удивился тому, что она знает мое имя, но не стал задавать лишних вопросов.

– Привет, Уля, – я протянул ей руку, и Уля робко пожала ее своими маленькими пальчиками. – Приятно познакомиться.

Удя кивнула в ответ.

– А это?.. – Настя дерзко смотрела прямо в глаза Наташки.

– Наташа, – смущенно и растерянно произнесла девушка.

Уля кивнула и ей.

– Пойдемте на лавочку, – предложила Настя.

Мы без возражений прошествовали за ней, и расселись на старенькой лавочке в тени деревьев, где Настя сидела до этого.

Рассаживала нас тоже Настя. Сначала она усадила Улю, затем предложила сесть мне. Села сама справа от меня и только потом указала на свободное место справа от нее Наташке.

– Расскажи им, – попросила Настя, не сводя грозного взгляда с Наташки.

– Это было ночью, – тихо начала Уля.

Я сконцентрировал все свое внимание на девочке, и весь мой мир сузился до одной маленькой точки, которой она и была.

– За несколько дней до Дня Шахтеров. Мы собирались спать, и я попросила Оксану открыть форточку, потому что было жарко.

– Оксана это твоя сестра? – спросил я.

– Да, – кивнула Уля.

Настя продолжала сверлить взглядом Наташку, словно хотела прожечь в ней дыру. Наташка явно смущалась и волновалась, но в то же время, пыталась улыбаться в ответ на эту напряженную гримасу на лице девочки.

– Ты его девушка? – внезапно спросила Настя.

– Что? – встрепенулась Наташка, посильнее запахивая декольте не сходящейся на груди рубашки.

Настя вопроса не повторила, но и взгляда не отвела.

– Нет… нет, мы просто друзья.

Настя еще некоторое время сверлила ее взглядом, а затем повернулась к нам. Наташка облегченно вздохнула.

– Бабайка? – переспросил я Улю, даже не подозревая, о чем говорят две другие девушки.

– Нет, – замотала головой Уля. – Он не трогал. Он никогда нас не трогал. Только ходил ночами по квартире. Топтал громко и сопел. Иногда за ноги хватал, что я просыпалась, но не больше.

– Тогда?..

– Он зашел через окно.

– Окно?

– Да, форточка, что осталась открытой, – Уля громко хлюпнула носом и продолжила: – Он был страшным, склизким, извивающимся. Он высосал из Оксаны душу, вот что он сделал. Пил ее всю ночь, а я ничего не могла сделать. Хотела закричать, но не могла.

Из Улиных глаз покатились крупные слезы, каким могут плакать только дети и Настя тут же оказалась около нее, приобняла за плечи.

– Покажи им рисунок, – велела она.

Уля вытерла слезы и раскрыла свою папку, которая была, конечно же, школьным альбомом для рисования. Она извлекла один рисунок и протянула мне. Я заметил, что все остальные изображали примерно одно и то же.

Я взял рисунок и взглянул на него.

– Ты отлично рисуешь.

– Спасибо.

На лице девочки не проскользнуло даже тени улыбки. Я смотрел на рисунок минут пять, ничего не говоря и не отводя взгляда. А затем встал и повернулся к девочкам.

– Можно я возьму его с собой? – спросил я.

Уля только кивнула. Настя же посмотрела на меня подозрительно.

– Спасибо, Уля, – я повернулся к Насте, – Кнопка. Мы пойдем.

– Ты не веришь! – крикнула нам вслед Настя.

Она не спрашивала, она утверждала. И видит бог, если он, конечно, есть, я не верил. Не верил тому, что мне рассказали, не верил тому, что увидел на рисунке.

– Не веришь! – кричала вслед Настя, а я продолжал идти вперед, пытаясь задушить поднимающийся внутри мен гнев.

– Что случилось? – спросила Наташка, когда мы отошли на два квартала от больницы.

Я молча протянул ей рисунок. Наташка рассматривала его не меньше меня, но когда закончила, взглянула на меня вопросительно.

– Что ты видишь? – спросил я.

– Ужасный рисунок. Ребенку такое просто так в голову не придет.

– Уверена?

Наташка еще раз взглянула на рисунок. Это была ужасная безротая тварь, с головой блюдцем, с извивающимися щупальцами и глазами бусинами.

– Уверена.

Я остановился и взял рисунок из рук Наташки, но повернув его так, чтобы ей было видно.

– Эта голова, – я обвел картинку. – Жутко похожа на голову Хищника. Такая же форма, только чуть более округлая. Это лицо – лицо Протоссов из Старкрафта. Вот эта вытянутая часть, и отсутствие рта, и носа, и ушей.

Наташка смотрела внимательно, хоть и не понимала всего. Ее брови хмурились все сильнее, а взгляд не отрывался от моей руки.

– Часть тела похожа на тело ксеноморфа из фильма Чужой, только прикрытое каким-то экзоскелетом, возможно биологическим. И только глаза, словно большие черные жемчужины.

– Похожи на глаза рака, – заметила Наташка.

– Точно, – кивнул я. – На глаза рака. Или краба. Или омара. Или бог его знает, какого еще членистоногого гада.

– Ты хочешь сказать, что этот рисунок фальшивка?

Я долго смотрел на Наташку, прежде чем ответить, но ответ и не был нужен, она все поняла по моему взгляду.

– Но зачем им врать нам?

– А зачем люди врут? – ответил я вопросом на вопрос. – Чтобы выгородить себя, чтобы повысить собственную значимость, чтобы проще воспринять реальность.

– Но какую реальность?

Я взял Наташку за плечи и склонился над ней.

– Реальность, в которой они просто больны наследственным заболеванием и для нас тут нет никакого дела.

Развернувшись, я зашагал вперед по дороге шагом, который был не достижим для Наташки с ее короткими ножками. Я слышал, как она пыхтит сзади, пытаясь меня догнать, и упивался этим, подкармливая своего внутреннего демона.

Сложив рисунок, я засунул его в задний карман джинс. Не собирался его сохранять, но почему-то сделал это. Я был зол на рисунок. Зол на Настю с ее подругой Ульяной, что решили надурить нас. Зол на Наташку, что пыталась меня догнать. Зол на себя, что позволил себе надеяться. Зол на весь мир. И зародившееся во мне зло довольно урчало.

11

Неизвестно.

Небо было затянуто серым до самого горизонта, и целый день барабанил мелкий неприятный дождь, заставляя разрастаться лужи под ногами. Они все увеличивались и увеличивались в размерах, захватывая все новые территории, сливались вместе, образовывая небольшие озерца, и шумными потоками стекали вниз по склонам, затапливая низины, превращая их в непроходимые болота.

Лейтенант целый день сидел под навесом, наблюдая, как льется с брезента вода, как разбиваются капли о металлическую опору и стекают вниз, образуя глубокую лужу, что с каждым часом становилась все ближе к его армейским ботинкам. Он не двигался, просто смотрел. Смотрел до тех пор, пока не смог ее коснуться носком, но даже после этого не сменил положения тела на небольшом складном креслице возле металлического походного столика.

Через десять минут двое молодчиков с саперскими лопатками вырыли отводящую канаву и пустили воду в обход навеса вниз по склону, составлять новейшую экосистему образовавшихся в низине болот. Отдав воинское приветствие и доложив о выполненной работе, солдаты дождались кивка со стороны лейтенанта и умчались по другим делам.

А видит бог, дел у этих парней было выше крыши. Лейтенант все с возрастающим внутри него ужасом наблюдал, как разрастается военный палаточный городок. Как один за другим появляются приземистые военные палатки и тенты. Солдаты сновали туда-сюда, перетаскивая тяжелые ящики с оборудованием, разгружая прибывающие машины. Топот ног по лужам и чавканье грязи под ногами заполняли хорошо замаскированный лагерь.

Они совсем как муравьи, думал лейтенант, наблюдая за тем, как трое солдат перетаскивают с места на место широкий ствол срубленной наспех сосны. Совсем как муравьи снуют то туда, то сюда, все время что-то передвигая, добывая, сооружая. Наверняка эти ребятки бы отстроили генеральскую дачу за неделю, а то и быстрее. Лейтенант улыбнулся своим мыслям. Это была первая улыбка за последнюю неделю.

Мимо прогрохотал грузовик, надрывно ревя старым двигателем, и покачиваясь на ухабах и заливая все вокруг дождевой водой, припарковался в дальней части лагеря, в одном ряду с тремя такими же. Вот только вместо обычного кузова сзади у грузовика была площадка с техникой, накрытой брезентом и высокой антенной.

Улыбка исчезла с лица лейтенанта, холодок пробежался по спине, и на лбу выступила ледяная испарина. Как же это так, думал он, как может быть, чтобы тебя одновременно бросало и в холод и в жар? А видимо может, тут же пришел ответ из недр подсознания, может, когда видишь подобное, когда знаешь то же, что знал и он. Пальцы лейтенанта со скрипом прошлись по старомодной кожаной папке для бумаг, пережитку советского времени. Конечно, она была не из натуральной кожи, но лейтенанту было приятно представлять, что обшивка для папки была сделана из кожи неугодных правительству людей.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант!

Вздрогнув как от удара молнии, что могли засверкать в любую минуту, ведь где-то за дальней границей горизонта уже были слышны первые отзвуки грома, лейтенант повернулся на звук голоса, искренне надеясь, что его подчиненный этого не видел.

Молодой сержант – совсем еще юный парнишка – топтался у самого входа под навес, прижимая одну руку к козырьку кепки, а второй лихорадочно сжимая бесчисленное множество папок, бумаг и карт, свернутых в трубки, что все время норовили вывалиться прямо в грязь под ногами.

Сержант был одет в военный камуфляж пятого слоя, который сидел на нем так, словно его шили на заказ лучшие мастера итальянских костюмов, в тех маленьких элитных магазинчиках, что лейтенант видел только в фильмах. Несмотря на теплую форму, сержант заметно дрожал и лейтенант быстро понял, что это не от холода, скорее от перенапряжения. Парень стоял вытянувшись во весь рост и не убирал руку от козырька.

– Вольно, сержант, – лейтенант вытянул в его сторону руку и несколько раз призывно качнул пальцами. – Проходите.

Чуть расслабившись, сержант шмыгнул под навес и с заметным облегчением вывалил свою ношу на стол.

– Сержант, – позвал его старший по званию.

– Да, товарищ лейтенант? – вновь вытянулся по струнке солдат.

– Я же сказал вольно. Расслабьтесь и присядьте.

Лейтенант подвинул складной стул, и сержант осторожно присел с другой стороны стола.

– Как тебя зовут? – лейтенант окинул сержанта серьезным взглядом. – Не возражаешь, если сразу на «ты»?

– Никак нет, товарищ лейтенант.

Лейтенант скривился, но все же кивнул.

– Как зовут?

– Роман… Рома Зыков.

– Рома. Значит Рома, да? Ну что же, Рома, приятно познакомится, меня зовут Николай Шаманов. Лучше просто Коля.

Он протянул руку сержанту и тот осторожно ее пожал.

– Никак нет, – поспешил добавить сержант.

Лейтенант вопросительно приподнял брови и сержант пояснил:

– Не могу вас называть, как вы просите, товарищ лейтенант. Не по уставу.

Николай кивнул, не меняясь в лице. Он ожидал чего-то подобного. Этот молодняк боится слова лишнего сказать или сделать что-то не так. Карьера в армии может быстро накрыться медным тазом, стоит только косо взглянуть на одного из толстобрюхих полковников, что протирают свои задницы в кабинетах.

– Может быть тогда просто Николай? – предложил лейтенант Шаманов.

Сержант как-то неоднозначно кивнул из стороны в сторону и вниз. Что это могло означать, оставалось только гадать, так как продолжать этот разговор лейтенант не собирался. Не за тем он его сюда вызвал.

– Хорошо, Роман, что у тебя?

Сержант поспешил разложить на столе какие-то бумаги и развернул большую карту, как заметил Николай, точную карту района со всеми мелкими деревушками, поселками, речушками и рощицами. Очень детальная карта. Скорее всего, военная, и такой в ближайшей библиотеке не отыщешь.

– Вот здесь наша база, – сержант обвел на карте черным маркером небольшой участок земли среди леса. – Она расположена в двух километрах к западу от точки…

Сержант принялся прорезать ладонью воздух, словно что-то протыкая, но никак не мог подобрать слов.

– От точки падения?

– От точки падения. Спасибо, товарищ лейтенант.

– Почему так далеко?

– Объект находится на открытой местности, разбивать там лагерь было бы не осмотрительно.

Николай поднял взгляд на своего подопечного и тот сконфуженно замялся.

– Не осмотрительно? – повторил Николай. – Опасаемся наблюдения с воздуха?

– Так точно, товарищ лейтенант.

Николай пристально смотрел на сержанта и думал, шутит он или нет. Хотя, конечно же, он думал не совсем так, скорее – он что, шутит? Ясное дело, что юмор и армия – два понятия, которые идут одно в разрез другому. Это не то что параллельные линии, но даже не перпендикулярные. Скорее это два разнонаправленных вектора. Потому сержант конечно не шутил. Но вот серьезность его взгляда говорила о том, что это не просто его распоряжение, это приказ сверху. Скорее всего, прямой приказ от майора. И чего же они боятся? Наблюдения со стороны американцев? Или может кого-то другого?

– Продолжай, Роман, – кивнул Николай, полной грудью вдыхая свежий лесной воздух.

– Мы отправили людей проверить зону падения…

Сержант замялся.

– Ну, – рявкнул нетерпеливо Николай. – И что с ней?

– Ее нет.

Николай уставился на сержанта так, словно впервые его видит. Вдали громыхнуло так, что задрожала вода в лужах.

– Что значит – нет?

– Мы… мы проверили все в радиусе десяти километров, и ничего не нашли.

Николай скинул кепку на стол и прикоснулся пальцами к вискам. Головной боли еще не было, но далекий гул ее барабанов уже был слышен. Он раздавался пока еще где-то в глубине черепной коробки. Но пройдет пара минут, может больше, и она аккуратно постучит в виски.

– Как, объект, который должен был упасть, – медленно начал Николай, делая короткую паузу перед каждым словом, продолжая массировать виски. – На самом деле никуда не упал?

– Это не совсем верно, товарищ лейтенант.

Николай открыл глаза и зыркнул на сержанта. Остро, неожиданно, так, как только он это умел. Подобное всегда производило впечатление не его людей. Вот и сержант чуть не свалился со стула, когда получил этот взгляд прямо между глаз.

– Я… я хотел сказать, что мы только что получили данные средств объективного контроля, что полностью изменили ситуацию.

Сержант разложил на столе новые карты, где были отмеченные другие зоны и несколько стрелок синего цвета. Как обычные, так и выделенные пунктиром.

– Согласно новым данным, объект начал движение по нисходящей орбите со скоростью…

– Роман, – перебил его Николай, отняв одну руку от виска. – Ты не мог бы перейти сразу к делу и по возможности без лишних данных и терминов. Давай по-простому.

– Так точно, товарищ лейтенант.

Николай поморщился, но смолчал. Пусть называет его, как хочет, лишь бы закончить с этим поскорее.

– В общем, если верить данным объективного контроля, а не верить им мы попросту не можем.

Николай обреченно вздохнул.

– То выходит, – как ни в чем не бывало, продолжал сержант, – что объект начал снижение со скоростью свойственной падающему объекту.

Николай приподнял взгляд на сержанта и тот быстро вставил:

– Если вычислить скорость объекта, пройденное расстояние…

Николай вновь опустил голову, и сержант замолчал, переступив с ноги на ногу.

– В общем, объект начал экстренное торможение примерно в километре от поверхности, – закончил сержант, отбросив лишние подробности.

Николай вскинулся всем телом. Он, конечно, понимал, на какое задание его направили, но до последнего момента надеялся, что это какая-то ошибка. Ошибка, не иначе. Всего на всего метеор, как тот, что упал в Тунгусе. Разве что поменьше. Но это…

Снова разом несколько раскатов грома сотрясли землю. На горизонте засверкали первые молнии, лениво облизывающие землю. Дробь, неотрывно стучащая по крыше тента все время разговора, заметно участилась. Дождь усилился, и теперь это были не мелкие капли, сыплющие с неба как песчинки, это были настоящие струи осеннего ливня. Деревья зашумели под тяжестью падающих капель.

– Дальше, – потребовал Николай, слегка придя в себя.

– По всей видимости, объект совершил посадку и исчез с радаров.

– Постой, – Николай взволнованно вскинул руку. – Совершил посадку? Такое возможно?

– Теоретически, – кивнул сержант. – Реверсивное торможение, товарищ лейтенант. Необходимо создание обратной тяги. Этот способ применятся для торможения в космосе. Так же его используют и на Земле, например в поездах. Но дело в том, что при такой скорости, это невозможно при нынешних технологиях. Или, невозможно в принципе.

– Хорошо. Допустим, он сел, – Николай с силой потер виски и прикрыл глаза. – Допустим, он смог использовать это реверсивное торможение. Он не разбился и совершил посадку. Тогда где он?

– Не могу знать, товарищ лейтенант.

Николай полностью оторвал руки от лица и уставился на сержанта. Барабаны головной боли били уже где-то совсем близко. Он чувствовал вибрацию, идущую по сосудам.

– Поясни, солдат, – потребовал он, выходя из себя.

– Не могу, товарищ лейтенант. После совершения торможения, объект полностью исчез. Мы не можем его засечь техникой, а авиация не может его обнаружить с воздуха. Он словно растворился.

– Не мне вам объяснять, товарищ сержант, что ничто не может просто так исчезнуть или раствориться в воздухе.

Николай перешел на «вы», а это не сулило ничего хорошего сержанту. И он это знал. С другой стороны, он всего лишь передает полученные им данные, за их точность и правдивость он не в ответе. А как все знают, гонцов казнить не принято, верно?

– Позвольте мне подытожить, товарищ сержант, – продолжил Николай, поднимаясь из-за стола. – Объект неизвестного происхождения пересек воздушное пространство Российской федерации, совершил невозможную, по вашим словам, посадку на территорию нашей с вами страны и исчез? Растворился в воздухе?

– Так точно, товарищ… лейтенант.

Сержант стушевался и непроизвольно вытянулся по струнке.

Николай склонил голову и сделал глубокий вдох, заполняя легкие чистым лесным воздухом, еще не полностью загаженным выхлопами старой техники. В голову ударило, повело по кругу. Лейтенант устоял, даже не покачнулся. Сделал еще глоток, и еще, прочищая голову, заставляя боль отойти немного назад, дать ему еще время. И боль подчинилась. Взвыла, затряслась, но все же отступила вглубь и затаилась. Она знала, что это ненадолго и ее время вот-вот придет.

– Так что же у нас есть, Роман? – вернулся Николай к своему обычному тону.

– Что у нас есть? – повторил сержант как загипнотизированный.

– Если мы знаем траекторию полета, в какой токе объект начал торможение и примерный тормозной путь, мы можем и узнать место предполагаемой посадки этого объекта, так ведь, Роман?

– Так точно, товарищ лейтенант.

Николай кивнул и подвинул карту ближе к сержанту.

– Покажите.

Сержант склонился и обвел маркером территорию радиусом не меньше ста километров километров.

– Нам понадобится больше людей, Рома, – выдохнул Николай, рассматривая непростой рельеф местности. – Были бы другие условия, мы бы вызвали соответствующую технику и мигом бы все расчистили, но вся эта повышенная секретность…

Сержант понимающе кивнул. На его лице проступило что-то вроде сочувствия. Было ли оно вызвано словами лейтенанта или это сочувствие было направлено к самому себе, сказать было трудно. Ясным осталось только одно: работы предстояло не мало, если не сказать большего. Поиски займут не одну неделю, и то при условии, что им выдадут больше людей.

– Распорядитесь о начале поисковой операции, Роман, – приказал Николай. – Выделите столько людей, сколько сочтете возможным. Пусть прочешут все, до чего смогут добраться. А до чего не смогут, пусть пересилят себя и все равно прочешут. Пусть заглянут в каждую расщелину, поднимут каждый камень, но надут эту хрень. Все ясно?

– Так точно, товарищ лейтенант.

Сержант вытянулся по стойке смирно и приложил ладонь к козырьку.

– Свободны, сержант.

Сержант развернулся и вышел из-под навеса, оставив лейтенанта изучать карты, склонившись над столом. Дождь тут же забарабанил по его одежде, попал на лицо, остужая его, принося облегчение. Не смотря на осенний холод и дождь, за все время разговора сержант сильно вспотел. Он практически видел, как поднимается пар от его горячего тела.