Текст книги "Духовные ландшафты Земли (этюды и парафразы)"

Автор книги: Андрей Сысоин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Первыми осознали Историю древние евреи: страдание насылал Бог за вероисповедальные и богослужебные нарушения. Через природные катастрофы, нашествия империй проявлялась злая воля Яхве. Т. е., евреи стали рассматривать линейное время как процесс явления Бога – не имеющий стереотипов и не повторяющийся.

Таким образом, История стала Богоявлением. Наша нынешняя эра начинается с рождения Христа и закончится его вторым пришествием. Обычай, обряд, постоянно замыкающие время в кольцо, заменяет вера, разворачивающая время в линию. Начинается творчество в области философии истории (Августин, Гегель, Маркс, etc). Но подавляющее большинство народонаселения продолжает вплоть до сегодняшнего дня защищаться от истории, стараясь не замечать ее и предпочитая выносить ее, нежели придавать ей значение негативной или позитивной теофании.

Вера, историческое время – тоже являются антиисторичными. Только теперь время не уничтожается каждые: день, неделю, месяц, сезон, год, период жизни; а аннулирование времени выносится в будущее на неопределенный срок. Именно здесь кроется принципиальное отличие мифического(1), исторического(2) и историософского(3) восприятия времени:

(1) время замкнуто на малые циклы, постоянно, стремится к гомеостазу, полностью находится в распоряжении богов;

(2) время, благодаря усилиям цивилизации, через длительный отрезок закончит глобальный цикл, чтобы перейти на новый – очень популярна идея спирали;

(3) историософия не просто размыкает цикл в спираль, а учит, как личным усилием выйти из архетипического поведения и из времени вообще.

Таким образом, и архетипическое поведение и концепции философии истории стремятся покончить с Историей раз и навсегда.

3.3. Еще до возникновения философских исторических концепций человечество структурировало время в глобальные циклы, начиная с махаюг и кальп в Древней Индии и великих годин – эонов в Вавилоне. Но даже в трех великих религиях – иранской, иудейской, христианской – которые ограничили продолжительность Космоса тем или иным числом тысячелетий и стоят на том, что история окончательно завершится «в то время»;  сохраняются следы древней концепции о периодическом обновлении Истории. Другими словами: История может быть упразднена, и, следовательно, обновлена немалое количество раз, прежде чем осуществится финальный эсхатон. Добавлю, что в основе христианского литургического года лежит периодическое и наглядное повторение Рождества, Страстей, смерти и воскрешения Иисуса – со всеми коннотациями, которые эта мистическая драма вызывает у христианина – это личное и космическое обновление не посредством реактуализации in concreto рождения, смерти и воскрешения Спасителя.

У всех циклических систем есть одна общая черта – в рамках каждой из них современный исторический момент (какой бы ни была его позиция во времени) представляет собой упадок по сравнению с предыдущими историческими моментами. Мало того, что современный Эон уступает всем другим «векам» (золотому, серебряному, etc), но даже в рамках нынешнего века (цикла) мгновение ухудшается по мере движения времени. Эту тенденцию к обесцениванию текущего момента не следует трактовать отрицательно. Напротив, она позитивна, ибо в ухудшении современного положения вещей люди видят приметы неизбежного грядущего обновления. Начиная с эпохи Исайи, многие живут в тревожном ожидании военных катастроф и политических потрясений, которые служат неоспоримым признаком мессианского «того времени»,  которое должно обновить мир.

История и связанные с ней страдания оказались крайне необходимы человечеству. Забыв обряды, нарушив архетипическое поведение, человечество стремится заменить их страданием, которое (через катастрофу) уничтожает время историческое и возвращает время мифическое.

4. Популярные до сих пор циклические концепции Истории – попытка соединить ее с мифическим временем. Архетипы (обряды) уступают место их имитациям: войнам, голоду, бедствиям, etc. И поэтому История становится прогнозируемой. Т. е. за одними событиями обязательно должны следовать другие: подъем-спад в экономике, например.

4.1. Классическая философия истории не смогла осмыслить бесконечную линейность времени:

Гегель: История – новое и все более совершенное проявление Мирового Духа, т. е. обряд копирования Бога заменяется деяниями самого Бога, ergo – страдание человека, отлученного от обряда; страдание искупает вину и возвращает человека на место Бога.

Маркс: борьба классов – страдание ведет к Золотому веку, т. е., История – последовательная смена социально-экономических формаций, при этом начальная (общинная) формация тождественна последней (коммунистической): от Золотого века через борьбу к Золотому веку – цикл замкнулся.

До сих пор нет стройной, исчерпывающей концепции Истории. Но существует ужас перед историей, т. е., ужас перед необратимостью событий. И в тот момент, когда История окажется способной сделать то, что до сей поры не удавалось ни космосу, ни человеку, ни случаю, а именно – полностью уничтожить человеческий род, мы станем свидетелями отчаянной попытки поставить исторические события под запрет при помощи реинтеграции человеческого общества в культуру (искусственную в силу своей заданности) архетипов и их повторения. Наступит эпоха, когда человечество ради своего выживания полностью прекратит творить Историю – в том смысле, в каком ее творили, начиная с появления первых империй – и предпочтет повторять предписанные архетипические жесты, постаравшись забыть такую опасную и бесполезную вещь, как спонтанное действие, рискующее иметь исторические последствия.

4.2. Широко распространено заблуждение, что в Истории человек свободен – он «творит Историю»,  не подчинен архетипическому поведению. Но: – История делается сама по себе – сумма деяний всех людей полностью аннулирует свободу личности; – свободные деяния в Истории узурпируются элитой. В Истории человек свободен только в сопротивлении и бегстве. Архетипический человек является не только свободным (ибо с каждым циклом обновляет себя), но и творцом (ибо повторяет Творение вслед за Богом). Таким образом, с точки зрения свободы, Истории (человек как социальная единица) противостоит Время (человек как человекобог).

Вытерпеть ужас, и примирится с заточением в Истории человеку историческому может помочь только Вера.

Συμβολον (этюд, opus 10)

0. Точка отсчета

Данный opus – отрывок из так и не дописанного мною esse «Рождение мифа».  Поэтому и следует относится к нему как к «осколку мысли».

Начинать рассуждение удобно, раскрывая значение понятия с помощью хорошего словаря. Это, обычно, не принято по двум причинам:

всеобщее заблуждение о предельной ясности и конкретности всех слов;

энциклопедические словари часто раскрывают понятие с помощью оксюморона – противоречивого сочетания других понятий.

Но попытка совместить в одном определении все противоречивые представления о предмете не является бесполезной. Она раскрывает все понимание и недопонимание предмета мыслящей интеллигенцией и служит оптимальной точкой отсчета.

Итак, статья С.С.Аверинцева из соответсвующего словаря:

1. Философия символа

1.1. Слово «символ» переводится с древнегреческого как «знак», «опознавательная примета».  В современном понимании символ есть образ, взятый в аспекте знаковости и знак, наделенный всей органичностью и неисчерпаемой многозначностью образа. Символ заключает в себе одновременно предметный образ и глубинный смысл. В отличие от знака, символ – многозначен, дает через каждое частное явление целостный образ мира. Смысл символа не дан, а задан. Его не объяснить логически, а можно пояснить соотнося с другими символами.

Символ столь же древен как и человеческое сознание. Миропонимание же человека предполагает нерасчлененное тождество символической формы и ее смысла.

1.2. Мир для человека состоит из ноуменов и феноменов. О некоторых ноуменах мы догадываемся, о других – не имеем ни малейшего представления. Феномены мы осознаем и классифицируем как знаки (вещи) – «символизируем», как бы наделяем смыслом. Символы же заданы изначально.

Здесь я осмелюсь выдвинуть первое предположение: символ непосредственно связан с мышлением-речью, именно с мыслью-словом вторичным мысли-эмоции. Наидревнейшим механизмом речи является троп. Разберемся, что это такое:

2. Тропы символа

2.1. Язык – знаковая система. Слово в ней стремится заменить вещь. Но данная система не только охватывает мир, но и расширяет его – является инструментом познания. Т. е., иначе – ищет и открывает вторые смыслы вещи через парадоксы тождества и различия.

Т. об. троп есть такое изменение собственного значения слова или словесного оборота в другое, при котором получается обогащение значения.

2.2. Метонимия – троп состоящий в регулярном переносе имени с одного класса объектов (предмета) на другой класс (предмет), ассоциируемый с первым по смежности, сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию. Человек запросто переносит значение слова:

с вместилища на содержимое (блюдо: тарелка – еда);

с места на совокупность его жителей («в  ся деревня смеялась»)  ;

с материала на изделие (медь: металл – деньги);

с действия на его результат (остановка: прекращение движения – станция);

с формы на содержание (содержание опубликованного в переплете текста мы часто называем книгой, – а не романом);

с целого на часть (груша: дерево – плод);

с части на целое – синекдоха (бородатый человек – «борода»)  ;

с эмоционального состояния на его причину (ужас – разъяренная жена);

etc, etc, etc.

2.3. Другие тропы:

Метафора – утверждает сходство, подобие; буквальные значения слов используются (без логического обоснования) для выражения других смыслов. Одно слово употребляется с целью обозначения несопоставимых предметов. Метафора использует два приема. Бинарность – объединение имен несопоставимых объектов: «тростинки мачт».  Тождество – сопоставление по отдельным качествам и свойствам: птица и солнце «летят».

Перифраза – эмоциональная оценка предмета: лес – «зеленый друг». 

Оксюморон – сочетание противоречивых понятий: «умный дурак». 

Ирония – слово, приобретающее в контексте речи значение противоположное буквальному.

2.4. Главное назначение тропа – раскрыть содержание вещи через другую вещь. Это свойство я связываю с мышлением – движением мысли. А так как для мысли вещь индентична слову – перед нами процесс семантический: слова выстраиваются в смысловые цепочки, кусты; разные цепочки пересекаются; слово связано тропами с множеством других. Образуется смысловое пространство. Именно это имел в виду С.С.Аверинцев, полагая, что символ – целостный образ мира.

В виде простого примера предлагаю пограничные значения символического пространства слова «астроном»:

В этом небольшом лингвистическом опыте я совместил два приема. В меру способностей восстановил санскритские корни слова «звездовед». И помимо смысловых ассоциаций выстроил цепи однокоренных слов, соединив в итоге тропы с метаморфозами корня в совершенно разные слова.

Это очень сложный процесс. С опозданием уточню: тропы не являются семантическим механизмом, а точнее – смысловым. Первый – более архаичен, но служил и служит основанием тропов. Здесь я вступаю в область непознанного:

3. Пространства символа

3.1. Исходя из вышесказанного, символ можно соотнести со словом. Генезис слова науке не понятен. Я не буду больше прибегать к словарям – сравнивать существующие гипотезы и лепить очередной оксюморон. Предлагаю пофантазировать.

Итак, символ – это не образ или знак, а в прямом и буквальном смысле – слово. Он обозначает вещь и ее сущность, т. е. – шифрует. Раскрыть этот код можно при помощи других слов. Но в этой бесконечной словесной цепи должно быть начало.

3.2. В начале было сознание. Мышление стартовало с самоосознания человеком себя. Не думаю, что это произошло как некое глобальное озарение.

Первый акт данной драмы – ощущение своего тела, взгляд на него со стороны. Человек увидел себя и начал себя обозначать; сначала – потоком эмоций. Затем поток становится дискретным и обретает фонетическое звучание. Звуки фиксируются, получает развитие фонетическое строительство: изменение длительности, тональности, громкости – появляются слова.

Но если слова изначально родились из эмоционального состояния человека, то они и могут обозначать только человека. Я даже склонен думать, что механизм речи не обогащает наше видение мира, а замыкает человека на самого себя. Наделяя внешнюю вещь (предмет, явление) словом, человек ассоциирует данный феномен с самим собой. Вот пример со словом «вещь». Оно ассоциировано:

в семитской языковой группе со словами «говорение», «желание»;

в индоевропейской языковой группе – «действие»;

в латинском языке – «дело»;

в германском языке – «существо»;

в славянском языке – «вещать» (говорить, колдовать).

3.3. Вышеуказанный пример – конец процесса словообразования. Начался же он с самонаименования человека. Здесь скрыта загадка заданности символа.

Затем человек сориентировался в пространстве: верх назвал «теменем», все, что видит перед собой – «лицом», все, что сзади – всем известно какой частью тела. И принялся это пространство упорядочивать. Именно на этом этапе, думаю, словообразование шло чисто семантическим путем: к корням слов добавлялись приставки, окончания, суффиксы, преффиксы; объединялись разные корни.

Далее первоначальное значение корней стиралось, человек забывал семантические связи. Возникла необходимость в ассоциативном осмыслении слов – новом раскрытии их значений.

Таким образом, все сложные и многоуровневые символические пространства связаны доминирующим центром – человеком: его телом и ощущениями. А.Ф.Лосев давно заметил: античное миросозерцание отождествляло Космос и Человека.

Человеческое тело и есть ключ ко всем символам и первый символ. Похоже, я подошел к началу.

4. What next?

Хочется перефразировать знаменитое изречение: «Мир – есть слово».  Человек воспринимает не вещь (феномен), а слово. Слово он примеряет к себе и только так может его понять. Эта аперцепция – «шум восприятия»   закрывает глаза на истинный мир. А есть ли у нас вообще «глаза»?

Сумасшедший Петр XIX века: глас вопиющего в России (диптих-компиляция, opus 11)

– Декабристы разбудили Герцена…

– А Герцен встал и сказал: «И всю эту сволочь блядей и воров мы называем русским правительством!»   Современно звучит, правда? Говорят, он прошел немало степеней посвящения. А Чаадаев – нет, так и остался на периферии…[11]11
  1. Валиханов Н. Завещание Петра. М., 2001. С.303.


[Закрыть]

Реферат первый.

Россия: поиски ориентации и пути развития. Западники и славянофилы.

1. Введение

1.1. Становление философии как науки, по мнению историков русской философии Г.Флоровского, В.Зеньковского и Н.Лосского, приходится на 20-30-е годы XIX века.[12]12
  2 Шаповалов В.Ф. Основы философии. От классики к современности. М., 2000. С. 257.


[Закрыть] И, фактически, одной из первых проблем для русской философии становится проблема места России среди мировых цивилизаций, ее настоящее и будущее, пути развития. Еще до середины XIX века среди русских мыслителей определились два взгляда на Россию, впоследствии названные западничеством и славянофильством.

Западники – представители русской общественной и философской мысли 1840-50-х годов, считавшие историю России частью общемирового исторического процесса; выступали за развитие страны по западноевропейскому пути. Критиковали самодержавие и крепостничество, являлись сторонниками конституционных реформ. Главные представители: П.Я.Чаадаев, П.В.Аненнков, В.П.Боткин, Г.Н.Грановский, К.Д.Кавелин, М.Н.Катков, И.С.Тургенев, Б.Н.Чичерин, А.И.Герцен, В.Г.Белинский, Н.П.Огарев.[13]13
  3 Западники//Новый энциклопедический словарь. М.:Изд. «Большая Российская энциклопедия»,  2000.


[Закрыть]

Славянофилы выступали против западников с обоснованием особого, отличного от западноевропейского пути исторического развития России, усматривая ее самобытность в отсутствии борьбы социальных групп, в крестьянской общине, православии как единственно истинном христианстве. Выступали за отмену крепостного права, смертной казни, за свободу печати. Главные представители: А.С.Хомяков, И.С. и К.С.Аксаковы, И.В. и П.В.Киреевские, А.И.Кошелев, Ю.Ф.Самарин, В.А.Черкасский, В.И.Даль, А.Н.Островский, А.А.Григорьев, Ф.И.Тютчев.[14]14
  4 Славянофилы//Новый энциклопедический словарь. М., 2000.


[Закрыть]

Идеи западников и славянофилов вызвали широкий резонанс в российском обществе. Каждый русский интеллигент с середины XIX века обязан был выбрать одну из идеологий – определить свое отношение к России и Западной Европе. Западничество и славянофильство из философии выросли в мировоззрения, их элементы проникли в общественные и гуманитарные науки, литературу, поэзию, драматургию, живопись, публицистику.

Реферат ограничен рассмотрением только философских аспектов данных мировоззрений. Лучше всего это можно сделать, изучая философские системы П.Я.Чаадаева и А.С.Хомякова.

1.2. Петр Яковлевич Чаадаев (1794–1856) родился в Москве, в семье богатого помещика. Учился в Московском университете. Участвовал в Отечественной войне 1812 года. В 1816 г. познакомился с А.Пушкиным и стал до конца жизни последнего одним из самых близких ему друзей. В 26 летнем возрасте (1821) П.Чаадаев оставляет военную службу и вступает в Северное общество декабристов. В 1823-26 годах живет за границей, где встречается и беседует с известным немецким философом Шеллингом (1775–1854), с которым Чаадаев переписывался и впоследствии.[15]15
  5 Письма Чаадаева Шеллингу см.: Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М.:Современник, 1989. С.224, 276.


[Закрыть] В конце 1829 г. П.Чаадаев приступил к работе над трактатом «Философические письма».  [16]16
  6 Философические письма см.: Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1989. С. 38–146


[Закрыть] Эта работа, написанная им на французском языке и состоящая из 8 писем, была закончена в 1831 г. Письма вскоре распространились в образованном обществе, их читали и обсуждали. В 1836 г. в журнале «Телескоп» было опубликовано одно из писем. Публикация вызвала чрезвычайно острую реакцию в обществе – суровые и беспощадные суждения о России поразили всех. По указанию Николая I, на которого взгляды П.Чаадаева произвели самое неблагоприятное впечатление, автор письма был объявлен сумасшедшим. На него был наложен домашний арест и запрещение что-либо писать для публикации. Мыслитель до конца жизни оставался в Москве и принимал активное участие в философских дискуссиях. Его постоянно посещали сенаторы, члены Государственного совета, министры, единомышленники – западники и противники – славянофилы.[17]17
  7 Шаповалов В.Ф. Указ. соч. С. 279–280.


[Закрыть]

Тема России занимала значительное место в творчестве П.Чаадаева. Однако его философия не сводилась к критике России. В «Философических письмах»   и в других произведениях П.Чаадаевым затрагивается широчайший спектр философских проблем. Мыслитель обнаруживает яркую способность к систематическому построению философской теории. Он обладал обширными сведениями, следил за нравственным и политическим развитием Европы и России в продолжение четверти столетия, был знаком с идеями и людьми и оказал огромное влияние на формирование мировоззрения российской интеллигенции.

1.3. Алексей Степанович Хомяков (1804–1860) родился в дворянской семье, получил широкое европейское образование, как домашнее, так и университетское, закончив физико– математическое отделение Московского университета. Он прекрасно знал родной язык и историю собственной страны. Одинаково свободно мог говорить и писать на французском, английском и немецком языках. Кроме того, знал санскрит, койне и латинский языки. По окончании университета некоторое время отслужил в российской армии.

Жизненной программой А.Хомякова, полностью соответствовавшей его философско– мировоззренческим построениям, было широкое разнообразие интересов. Он увлекался философией, поэзией, живописью, журналистикой, медициной, изобретательством, агробиологией, охотой, историей, лингвистикой. Во всем, чем бы он не занимался, А.Хомяков достиг вполне зримых результатов. Изобрел особый тип паровой машины, дальнобойное ружье и боевые снаряды, применявшиеся во время Крымской войны 1854 г., разработал ряд методов лечения средствами гомеопатии, открыл новые методы сахароварения, ввел в употребление на русском языке английское слово «спорт».[18]18
  8 Шаповалов В.Ф. Указ. соч. С. 300–301


[Закрыть] А.Хомяков создал также очень оригинальную философскую систему, наиболее полно представляющую философию славянофилов, и оказал мощное влияние на развитие всей русской философии. Его терминология прочно вошла в философский лексикон и используется до наших дней («с  оборность»   и др.).

2. Философские взгляды Петра Яковлевича Чаадаева

2.1. Первое «Философическое письмо»   Петр Яковлевич начал с резкой и суровой критики России.

Одна из наиболее печальных черт нашей своеобразной цивилизации заключается в том, что мы еще только открываем истины, давно уже ставшие избитыми в других местах: Это происходит оттого, что мы никогда не шли об руку с прочими народами; мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием человеческого рода. Эта дивная связь человеческих идей на протяжении веков, эта история человеческого духа, вознесшие его до той высоты, на которой он стоит теперь во всем остальном мире, – не оказали на нас никакого влияния.[19]19
  9 Чаадаев П.Я. Указ. соч. С.41.


[Закрыть]

Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня; мы, так сказать, чужды самим себе. Мы так странно движемся во времени, что с каждым нашим шагом вперед прошедший миг исчезает для нас безвозвратно. Это – естественный результат культуры, всецело основанной на заимствовании и подражании. У нас совершенно нет внутреннего развития, естественного прогресса; каждая новая идея бесследно вытесняет старые, потому что она не вытекает из них, а является к нам Бог весть откуда. Так как мы воспринимаем всегда лишь готовые идеи, то в нашем мозгу не образуются те неизгладимые борозды, которые последовательное развитие проводит в умах и которые составляют их силу. Мы растем, но не созреваем; движемся вперед, но по кривой линии, то есть по такой, которая не ведет к цели. Мы подобны тем детям, которых не приучили мыслить самостоятельно; в период зрелости у них не оказывается ничего своего; все их знание – в их внешнем быте, вся их душа – вне их. Именно таковы мы.[20]20
  10 Чаадаев П.Я. Указ. соч. С.44.


[Закрыть]

А ведь, стоя между двумя главными частями мира, Востоком и Западом, упираясь одним локтем в Китай, другим в Германию, мы должны были бы соединить в себе оба великих начала духовной природы: воображение и рассудок, и совмещать в нашей цивилизации историю всего земного шара. Но не такова роль, определенная нам провидением. Больше того: оно как бы совсем не было озабочено нашей судьбой. Исключив нас из своего благодетельного действия на человеческий разум, оно всецело предоставило нас самим себе, отказалось как бы то ни было вмешиваться в наши дела, не пожелало ничему нас научить.: Глядя на нас можно было бы сказать, что общий закон человечества отменен по отношению к нам. Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума, и все, что нам доставалось от этого прогресса, мы исказили.[21]21
  11 Чаадаев П.Я. Указ. соч. С.47.


[Закрыть]

В нашей крови есть нечто, враждебное всякому истинному прогрессу. И в общем мы жили и продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для отдаленных поколений, которые сумеют его понять.[22]22
  12 Чаадаев П.Я. Указ. соч. С.48.


[Закрыть]

Итак, П.Чаадаев отмечает целый ряд весьма негативных черт культурно-духовного состояния России. Эти черты существенно отличают Россию от цивилизованных стран, под которыми он подразумевает страны Западной Европы. Отмечая негативные черты, философ далек от злорадства, он пишет о них с сожалением и горечью. Печальный итог, к которому пришла Россия в ее современном состоянии, есть логическое следствие ее истории. Российская история «не удалась»   с самого начала, когда на княжение в Киево-Новгородскую Русь был приглашен варяг Рюрик. Кроме того, российская история сложилась как бы вне духовной составляющей, – она по сути бездуховна. Наконец, в историческом развитии России отсутствует преемственность. В отличие от исторического развития Запада, история России часто обрывалась. Прерывность – характерная и отрицательная черта российской истории. Результатом исторического развития явились особенности духовно-культурного строя России, которые можно свести к следующим. Во-первых, духовно-нравственная глухота большой части населения, в том числе и образованного слоя. Из нее следует неосмысленность существования, отсутствие стремления увидеть и понять смысл собственного бытия. Во-вторых, отсутствие независимого от власти общественного мнения. Господствует ориентация не на истину, долг и справедливость, а на авторитет власти и силы. Отсюда – атмосфера удушливости, фальши и лицемерия в обществе. В-третьих, заимствованный и подражательный характер культуры. Имеется в виду подражание Западу. Русская культура не создала, по П.Чаадаеву, ничего оригинального и значительного.[23]23
  13 Шаповалов В.Ф. Указ. соч. С. 282–283.


[Закрыть]

Если мы хотим занять положение, подобное положению других цивилизованных народов, мы должны некоторым образом повторить у себя все воспитание человеческого рода… Конечно, эта задача трудна… но прежде всего надо узнать, в чем дело, что представляет собой это воспитание человеческого рода и каково место, которое мы занимаем в общем строе.[24]24
  14 Чаадаев П.Я. Указ. соч. С.43.


[Закрыть] Воспитание же нации строится на идеях долга, справедливости, права, порядка. Они родились из самых событий, образовавших там (на Западе) общество, они входят необходимым элементом в социальный уклад этих стран.»[  25]25
  15 Чаадаев П.Я. Указ. соч. С.45.


[Закрыть]

2.2. Итак, критика страны и народа опирается на его историю. Поэтому, для полного понимания позиции Петра Яковлевича, необходимо рассмотреть его философию истории.

Основной идеей чаадаевской философии истории является идея провиденциализма. Провиденциализм – учение, согласно которому смысл истории осуществляется божественной волей, властвующей над историческим процессом и ведущей человеческий род к его конечным целям.[26]26
  16 Шаповалов В.Ф. Указ. соч. С.289.


[Закрыть]

В построении Чаадаева провиденциальный смысл истории – нравственный смысл. Глубинная основа истории заключена не в ее рациональности, а в нравственности. Двигает историю вперед глубоко заложенное в ней нравственное начало. Таким образом, принципиальным является вопрос о социальной роли христианства. Мыслитель особо подчеркивает, что христианство не может быть истолковано только как система нравственного поведения людей в обществе, «но еще как божественная вечная сила, действующая всеобщим образом в духовном мире».  [27]27
  17 Шаповалов В.Ф. Указ. соч. С.290.


[Закрыть] Это означает, что христианские ценности имеют социально-историческое значение. Опираясь на них, следует совершенствовать не только индивидуальный дух, но и одухотворять сферу общественных отношений: политику, хозяйственную жизнь, социальные процессы. Совершенный социальный строй тот, который основывается на ценностях христианства. По пути, предначертанному христианством, шли и продолжают идти народы Запада. Именно ценностям западного христианства обязаны они своими успехами во всех сферах духовного и материального прогресса.

«Разумеется, в странах Европы не все исполнено ума, добродетели, религии, совсем нет. Но все там таинственно подчинено силе, безраздельно царившей на протяжении столетий; все является результатом того продолжительного сцепления актов и идей, которым создано теперешнее состояние общества…».  [28]28
  18 Шаповалов В.Ф. Указ. соч. С.291.


[Закрыть] Эта таинственная сила – католичество, зримо и незримо проникшее во все поры западноевропейского общества. История Запада поэтому есть история идей и убеждений. Все политические революции были, по сути, революциями духовно– нравственными. Народы Западной Европы искали истину и нашли свободу и благоденствие. Иначе говоря, устремленность к духу, порожденная католичеством, привела к установлению либеральных политических порядков и материальному благополучию.

2.3. Принято считать Петра Яковлевича первым русским западником. Ряд черт чаадаевской концепции относятся к западничеству.

Прежде всего, это отрицательная оценка прошлого России. К этому можно добавить столь же низкую оценку им истоков российской культуры – Византии. Тексты П.Чаадаева изобилуют выражениями типа «презренная Византия»,  «растленная Византия»,  «предмет глубокого презрения народов Запада».  Следует заметить, что во времена П.Чаадаева научное изучение византийской культуры находилось в зачаточном состоянии.

Второй западнической чертой П.Чаадаева является высокая оценка им исторического пути и достижений Западной Европы. Однако своеобразие этой оценки в том, что, согласно мыслителю, своими успехами запад всецело обязан христианству. П.Чаадаев высоко оценивает роль римско-католической церкви в деле прогресса Запада. Он досадует, что этого не удалось сделать в России. Христианизация российского общества оказалась поверхностной и не принесла своих плодов.

В первом Философическом письме делается вывод, что Россия выпала из семьи христианских народов и, следовательно, из истории. Но если история совершается по некоему божественному плану, то таких исключений быть не может. В самом деле, точка зрения последовательного провиденциализма позволяет усмотреть в самой не выраженности России, ее неопределенности некий особый смысл. И П.Чаадаев приходит к мысли о том, что «русский народ имеет огромный скрытый, нереализованный потенциал и что социально-экономическая отсталость России может для нее обернуться однажды историческим преимуществом.»[  29]29
  19 Цит. по: Шаповалов В.Ф. Указ. соч. С.294.


[Закрыть] То есть, России предназначена некая миссия в будущем. Таким образом, П.Чаадаев подходит к идее: каждому национально-государственному образованию предназначена особая роль в составе мирового целого. Россия – не исключение. Единственное, что ее отличает от Запада – то, что она еще не нашла своего предназначения. Здесь начинается сближение П.Чаадаева со славянофилами.

П.Чаадаев размышлял о предназначении России. Он выдвинул три идеи. Во-первых, Россия, возможно, решит социальные проблемы, которые до сих пор не решил Запад (хотя многого достиг). Но к идее социализма П.Чаадаев относился скептически. Во-вторых, в силу своего положения между Европой и Азией у России есть шанс соединить в себе достоинства обеих культур, синтезировать активность Запада и созерцательную задумчивость Востока. В– третьих, России суждена не просто одна из миссий, но миссия «вселенского масштаба».  Россия склонна заботиться не о себе, а это делает ее способной заботиться обо всех, о человечестве в целом. Из способности к самопожертвованию философ выводит перспективу послужить всему человечеству, причем в таком масштабе, в каком не в состоянии была сделать ни одна страна. В этом пункте П.Чаадаев превращается в славянофила-почвенника самого радикального толка.

Сближает П.Чаадаева со славянофилами еще одно – критика подражательства Западу. Это подражательство широко распространено в образованных кругах российского общества, всегда ведет к поверхностному усвоению чужих идей, культуры, образа жизни. Обрекает страну на вечную отсталость и мешает осознанию собственной исторической миссии. Конечно, П.Чаадаев далек от того, чтобы из критики подражательства сделать вывод о необходимости и полезности самоизоляции России. Сам философ предельно внимательно изучал культуру и философию Запада. Содержание собственных трудов Петра Яковлевича свидетельствует о том, что он стоял на уровне современной ему европейской философской мысли.