Текст книги "Голь во мгле"

Автор книги: Андрей Масленников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Четвёртая часть

Спустя примерно два часа отдохнувший король прибыл в Версальский дворец. Быстрым шагом, минуя анфиладу комнат своих апартаментов, он прошёл в расположенный рядом с опочивальней кабинет.

В ожидании прибытия наследника престола Людовика XVI он задумчиво прохаживался, размышляя о том, что ему предстоит отнюдь не лёгкий разговор с двадцатилетним, далёким от его собственных убеждений юношей, которого он многие годы демонстративно не замечал и о котором отзывался нарочито брезгливо.

Вскоре, громко стуча каблуками и бряцая огромной шпагой, в кабинет вошёл невысокий плотный по причине частого переедания молодой человек, в облике которого не было видно ничего королевского. С первого взгляда было понятно, что юноша – неуверенный в себе, закомплексованный человек.

Многочисленным воспитателям так и не удалось преодолеть в нём ни природную вялость, ни робость. Излишне уступчивый, удручающе непостоянный, не умеющий ясно высказать своё мнение, легко отвергающий любые принятые им же решения наследник не имел друзей и демонстративно показывал окружающей его свите своё презрение и полное равнодушие. Именно таким следующего короля Франции Людовика XVI знал двор.

Будущий монарх был человеком доброго сердца, но, к большому сожалению властвующего деда, незначительного ума и нерешительного характера. Король не любил его за пренебрежительное отношение к придворному образу жизни, на устроение коего сам он потратил много лет жизни, и за презрение дофина к его испытанной временем фаворитке дю Барри. Держа внука вдали от себя и государственных дел, Людовик XV тем самым собственными руками взращивал в будущем короле чувство ненужности и полной своей несостоятельности.

Поздоровавшись с дедом высоким гнусавым голосом, дофин взглянул исподлобья на короля робким, недоверчивым взглядом и сразу же постарался раствориться в полумраке кабинета, отойдя как можно глубже в один из углов. Король брезгливо подумал: «До чего же смешон, неуклюж и труслив», – но вслух, приветливо улыбнувшись, сказал:

– Я приветствую тебя, мой дорогой внук! Мы редко видимся с тобой по причине большого количества государственных дел, но я внимательно слежу за твоими успехами, будущий монарх великой Франции.

Молодой дофин вздрогнул так сильно, что шпага ударилась о гулкий пол. Казалось, слова короля о том, что он следит за ним, сильно напугали наследника престола. Монарх постарался улыбнуться как можно доброжелательнее:

– Ты стеснён шпагой, внук, сними её и отложи в сторону. И давай присядем. Я вызвал тебя для очень серьёзного разговора, имеющего государственную важность.

Молодой человек, быстро теребя перевязь трясущимися руками, стал освобождаться от шпаги. Отставив её в сторону, он облегчённо вздохнул и непонимающе уставился на деда.

Они сели друг напротив друга, и старик, пристально глядя в глаза дофина, мягким голосом стал говорить:

– Как ты знаешь, любимый внук, наш прадед, Король-Солнце, правил Францией семьдесят два года, я правил пятьдесят девять лет. И это несмотря на то, что мы были авантюристами, не очень заботившимися о чаяниях вверенного нам народа. Мы, честно признаться, неумело занимались делами государства, нас мало интересовала судьба Франции. Но нам везло. Мы весело проводили годы, отпущенные нам, без всякой меры наслаждались развратной любовью и искусством, мы, не задумываясь о последствиях, брали сполна то, что нам принадлежало по праву сильного. Но всё хорошее когда-то заканчивается.

Ты уже вырос, Людовик, скоро примешь бразды правления, и ты вправе спросить, что это за сила, которая даёт великим королям защиту, и чьим заступничеством сильна династия Бурбонов. Сейчас, учитывая то обстоятельство, что я осведомлён о скорой своей смерти, пришло время открыть тебе эту тайну. Знай, внук: быть довольными жизнью, купаться в порочных наслаждениях, жить по принципу «кардиналу – власть, королю – развлечения» нам позволил не кто иной, как князь этого мира, великий сатана. – Людовик XV бережно достал из своих одежд аккуратно свёрнутый в трубку старинный документ и, развернув его, торжественным голосом зачитал внуку.

Будущий король слушал с удивительным спокойствием, в его взоре была видна сосредоточенность, предельное внимание, но по мимике можно было догадаться, что в душе его идёт жестокая внутренняя борьба.

Закончив читать, король, нисколько не сомневаясь в даре своего убеждения, мягко продолжил увещевания:

– Внук, будем честны, ты не совсем готов к власти. Прежде всего, ты должен понимать, что за любым троном есть нечто большее, чем король. Ни один человек не способен удержаться у власти, если за ним не будет стоять определённая сила вселенского масштаба. Нашему роду выпало быть под началом того, в чьих руках находится земной мир.

Я осведомлён о твоём увлечении неправильными идеями книги Фенелона «Телемах». Пверь мне, прожившему жизнь и знающему изнанку верховной власти: история короля, обеспокоенного счастьем подданных, не более чем утопическая сказка, не имеющая никакого отношения к реальности. Идеями о равноправии могут болеть бедные люди, но никак не правители. Недопустимо для короля быть добрым, искренним и особенно доверчивым, это не только мешает править, но и, несомненно, является прямой угрозой для трона.

Мне регулярно докладывали, что ты запросто выходишь на улицу и беседуешь с простолюдинами, крестьянами. Скорее всего, это происходит потому, что тебе нравятся их улыбки, тебе приятно видеть счастливые лица. И конечно же, ты в силу своей наивности пребываешь в лёгких мечтах о том, что будешь править справедливо, честно, по-доброму, правда?

Король снисходительно улыбнулся.

– Уверяю тебя, с таким настроем ты быстро утратишь уважение двора, подвергнешься жесточайшей критике и в конце концов станешь неугодным, неудобным и потеряешь верховную власть.

Поверь моему опыту, тот же самый народ, улыбки которого тешат сейчас твою душу, будет счастлив казнить тебя при случае. И именно знание многовековой истории, уроки которой ты соизволил регулярно пропускать, позволяет делать правильные выводы по поводу лояльности, любви народа к верховной власти. Непозволительно тебе ошибаться, нет на это у тебя права.

Король на минуту замолчал, задумавшись о чём-то своём, потом встрепенулся, отгоняя от себя воспоминания, и продолжил:

– Любимый внук, как мы правили долго и счастливо, так и тебе суждено стать великим и прожить долгую жизнь в приятном удовольствии. Знаешь, я и сам был когда-то таким, как ты, наивным идеалистом, витающим мыслями своими в радужных облаках. Ещё и этот набожный дурак, епископ Флёри, постоянно учил меня благочестию, не догадываясь о том, что моя душа изначально принадлежит всесильному сатане.

Жизнь, её правила, обстоятельства всё равно изменят, извратят твоё сознание, не сможешь ты, как бы ты сильно ни желал этого, остаться чистым, богоугодным. Твоё будущее предрешено задолго до твоего появления на свет, так стоит ли противиться провидению? Пришло твоё время принять волю и поддержку оберегающего нас. Для этого необходимо всего лишь прямо сейчас принести защитнику рода нашего клятву верности. И тогда все беды и горести минуют тебя, будущего монарха, и позволят жить в лучах славы, в любви и признании подданных на зависть другим королевским дворам Европы.

Встав и разложив на невысоком столике документ клятвы верности, Людовик XV с нотками отеческой заботы в голосе подозвал внука:

– Подойди ко мне, дитя моё. Встань на колени, положи руку на документ, скажи: «Рады аду служить» – и, прокусив губу до крови, приложись к низу бумаги. И после этого можешь делать всё, что твой ум пожелает, не боясь неожиданных и порой очень болезненных ударов судьбы. Сатана с несметным войском своим немедленно встанет на защиту твоих прихотей, заботой своей сбережёт тебя от всех жизненных невзгод.

Молодой человек резко вскочил со своего места и отпрянул от стола так, как будто его попросили прикоснуться к насыщенному спорами чёрной оспы предмету. Весь облик его: горящий взор, покрывшиеся ярко-алым румянцем скулы, сжатые кулаки – всё говорило о том, что он первый раз в своей жизни смог принять судьбоносное, не имеющее отмены решение.

– Король, – заговорил он уверенным, полным силы голосом, – я в присутствии вас, родного деда, раз и навсегда заявляю, что отрекаюсь от сатаны! Свою жизнь, свою душу я сознательно и бесповоротно предаю Господу Иисусу Христу, о чём свидетельствую. Никакие испытания, даже угроза смерти, не смогут изменить моего решения! Господа люблю, Ему одному поклоняюсь, лишь на Его защиту уповаю!

Вы, который всегда считал меня слабым умом, думаете, я не понимаю, что зло непобедимо? Но тем не менее для меня это не повод переходить на другую, тёмную сторону баррикад! Я никогда не соглашусь на дикий по своей сути и неравноценный обмен временной радости – непредсказуемой по продолжительности земной жизни – на безмерное страдание в вечности. Вас обманули, король! Впрочем, вы и сами хотели быть обманутым, раз согласились служить тому, кто непременно обманет.

Тяжело, прерывисто дыша, дофин дерзко смотрел монарху в глаза – прямо, не пытаясь отвести взгляд.

Бурбон, никак не ожидавший подобного исхода, вдруг сник. Плечи его опустились, отчего фигура сделалась горбатой, взгляд стал безысходно-грустным, как у больной старой собаки. Он медленно опустился в кресло.

– Людовик, присядь, – в первый раз за время этой встречи король примирительно обратился к внуку по имени.

Молодой человек послушно уселся напротив деда.

Как-то слезливо, совсем по-старчески дед тихо сказал:

– Что же ты натворил, Людовик… Ты ведь сейчас не только предал всю великую династию Бурбонов. Ты, сам ещё не понимая этого, признанием любви Богу своему подставил род наш под удар дикой, не ведающей чувства сострадания силы. Я это знаю наверняка, ведь хозяин души моей приоткрыл мне завесу тайны будущего. Сейчас, проигнорировав слова мои, ты тем самым обрёк душу мою на адские муки в вечности, именно ты оказался и судьёй, и палачом моим.

Из глаз старика потекли слёзы отчаяния.

– Как бы я страстно ни желал этого, я не смогу, внук, защитить тебя от мести князя мира, твоё упрямство – погибель жизни твоей земной. Страшись гнева, оберегавшего меня. Помни, вступая на престол: время расплаты за непослушание близко!

Да, безусловно, несмотря на твои будущие грехи, пусть и небольшие по сравнению с моими, тебя ждёт обитель Бога. Но это неправильно, мы должны быть все вместе, наши предки не одобрят того, что сейчас произошло. Это плохо, очень плохо! – обречённым голосом произнёс король.

Старик взял дрожащей рукой документ и протянул внуку.

– Возьми. По устоявшемуся закону я обязан передать его тебе. Сделай с ним всё, что захочешь. Твоя душа принадлежит Богу, тебе нечего бояться, так дай же мне возможность исполнить клятву мою, данную прадеду твоему. Бери. – Он с силой всунул документ в руки дофина и добавил: – На всякий случай всегда держи эту бумагу вблизи себя, потеря её будет означать твою близкую кончину. А теперь уходи, – внезапно ставшим твёрдым голосом сказал король, – я не хочу больше тебя видеть, встретимся на моих похоронах.

– Монархия продержится ещё, пока мы живы, – грустно произнёс он, глядя вслед уходящему юноше.

Вернувшись в покои Большого Трианона, Людовик XV приказал накрыть стол с большим количеством спиртного. Закрывшись в спальной комнате, долго пил, мало притрагиваясь к еде. Череда произошедших днём событий выбила его из привычного состояния, Людовику хотелось лишь одного – забыться.

Встревоженная необычным поведением монарха, взволнованная последними событиями дю Барри преданной собакой сидела снаружи, ожидая позволения войти к начинающему потихоньку звереть по непонятной для него самого причине Бурбону. С каждым выпитым бокалом в его душу проникала ненависть ко всему живому, ко всему чистому.

Он бесился, так как понимал, что попал в хитро расставленный тёмной силой капкан, из которого уже не выбраться. Жадно пил вино, злясь на тех светлых душой и телом людей, которые непременно есть в мире, кто не поддался на яркую наживку греха, кто нашёл в себе волю противостоять соблазнам. Ему было жалко себя, и сейчас больше всего хотелось спрятаться в тёплом болоте греха, наполненном развращёнными людьми, беспрекословно потакающих его низменным желаниям. Страшно и непривычно неуютно стало королю, покинутому всеми, от давящего ощущения одиночества. Ненависть ко всему миру постепенно заполоняла его отравленный алкоголем мозг. Внезапно пьяному рассудку безумно захотелось, чтобы не только он, но и все вокруг оказались грешными, испорченными, грязными, как он.

Пятая часть

С трудом сдерживая всё нарастающую раздражительность, граничащую со жгучим желанием причинять боль любому, кто даст для этого хоть малейший повод, он громко позвал дю Барри и приказал немедленно доставить ему ту самую девушку, что была у него утром.

И вскоре заплаканная дрожащая Элис вновь стояла перед пьяным, наполненном злобой стариком. Она не замечала роскоши помещения, в котором находилась, не чувствовала согревающего тепла пламени камина, её буквально трясло от пережитых событий, случившихся с момента её похищения, тело предательски лихорадило. Элис не понимала, почему Господь так рассердился на неё, за что уготовил наказание, чем она провинилась перед Ним.

Где-то далеко-далеко, в маленьком домике на окраине небольшого городка Локронан, расположенного на севере Франции, остались любимые мама с папой, которые ничего не знают о её страшной судьбе и, наверное, сбились с ног в поисках единственной дочери. При воспоминаниях о родном доме Элис сразу начинала горько плакать.

Мадам дю Барри сильно ругала и больно била её по щекам за то, что она постоянно плачет и молится. Но от подобного несправедливого и жестокого обращения бедная пленница начинала молиться ещё громче, плакать ещё сильнее, и никакие уговоры и угрозы на неё не действовали.

Элис с самого момента появления на свет росла в любви и заботе. Она была поздним и поэтому очень долгожданным и единственным ребёнком. Как ей рассказывала мама, они с папой много лет посещали церковь Святого Ронана и неустанно молились его мощам с просьбой о ребёночке.

После рождения дочери вся семья, невзирая на погоду, раз в неделю ходила в церковь, расположенную на другом конце города, где родители со слезами искреннего счастья возносили благодарные молитвы святому за чудо рождения Элис.

В тот злосчастный вечер мама внезапно приболела, и папа, ушедший к доктору за лекарством, по какой-то причине задерживался. И хотя Элис очень не хотелось оставлять маму одну, родительница настояла на том, чтобы дочь не нарушала многолетний порядок и – всего лишь раз – одна сходила в церковь помолиться за них всех. Мама боялась, что святой Ронан рассердится, если сегодня никто из семьи не придёт к нему. Торопясь в храм, Элис не могла знать, что за каждым её шагом на протяжении вот уже нескольких последних дней цепко следят внимательные глаза неотрывно следующего за ней по пятам злого человека.

Помолившись и вдоволь наплакавшись от переполнявших её чувств, Элис закуталась потеплее и поспешно вышла из церкви в темноту вечера, сразу попав в объятия мягкой снежной метели.

Торопясь домой, она побежала по протоптанной в снегу тропинке. Миновав главную площадь, нырнула в один из узких переулков с множеством, закрывшихся к тому времени ремесленных лавок. Пробегая мимо серых гранитных домов, она думала лишь о том, вернулся ли уже папа домой, смог ли он правильно объяснить доктору симптомы болезни мамочки, хорошее ли лекарство дал доктор.

Внезапно, когда девушка находилась напротив небольшого низкого дома, которым заканчивался переулок, его дверь резко распахнулась, и чьи-то сильные руки, схватив Элис за худенькие плечи, моментально втащили её внутрь.

Дом принадлежал кожевнику Беленусу по кличке Нелюдимый. После того как много лет назад его жену Агрону, самую красивую женщину городка, ранним утром нашли истерзанной неизвестно кем на ступенях местной церкви, он превратился из весёлого общительного человека в нелюдимого затворника, пугающего своим странным поведением жителей городка.

Иногда люди встречали его бродящим тёмными ночами по пустынным окрестностям города, монотонно бубнящим какие-то непонятные заклинания. Бывало, он, настежь открыв дверь своего дома, с громкими проклятиями огромной метлой выметал невесть откуда взявшиеся там десятки огромных зелёных жаб или стаи противно пищащих летучих мышей. Жители города, случайно повстречав повредившегося умом Беленуса, который к тому же, по мнению большинства, продал свою душу дьяволу, предпочитали обходить его стороной.

Именно в доме этого страшного человека волей злого рока очутилась Элис. Как только она оказалась внутри жилища, Беленус с невероятной скоростью, как паук, моментально опутал её тело крепкими верёвками и заткнул рот грязной тряпкой. От охватившего её ужаса Элис онемела и, не имея возможности издать ни звука, лишь смотрела расширившимися глазами вокруг себя. Лёжа в углу на куче вонючих тряпок, она услышала звук громко хлопнувшей двери и, вглядевшись в полумрак комнаты, увидела две фигуры вошедших с улицы мужчин. Один из них тихим голосом заговорщика обратился к хозяину дома:

– Друг, это точно та девушка, что нам нужна, ты ничего не перепутал?

В ответ послышался грубый голос Беленуса:

– Деньги давай, да проваливайте поскорее. Моя очередь поставлять девственницу теперь только через три года подойдёт, на это время оставьте меня в покое, никого из вас видеть не желаю. А ведьме Мерге передай, что навещу её скоро, дело у меня к ней важное имеется.

По деревянному столу, издавая гулкий звон, запрыгали монеты.

Похитители подняли ничего не понимающую девушку с пола, торопливо вынесли из дома и бросили в старую карету, запряжённую храпящими лошадьми. Послышались удары кнута, и карета, прыгая по ухабам и скрипя рассохшимися досками, рванула вперёд, унося невинную жертву в тёмный мрак ночи.

Бандиты торопились, лишь изредка совершая остановки в домах доверенных людей. С Элис за всё время пути они не обмолвились ни единым словом, лишь раз в сутки один из них, подавая ей воды и кусок хлеба, грубо приказывал: «Ешь». Девушка, не имевшая никакого желания брать пищу из грязных рук разбойника, попыталась отказаться от еды, и тогда он, зыркнув мутным взглядом из-под лохматых бровей, тихо рыкнул: «Не будешь есть, убью и скормлю труп твой воронам, чертовка». Элис решила не испытывать его терпение и, опасаясь за свою жизнь, принялась жевать чёрствый, обильно смоченный горькими слезами кусок ржаного хлеба.

Въехав в Париж поздней ночью, карета понеслась по пустынным улицам, пока не остановилась у низкого дома ведьмы. Грубые руки схватили девушку и, вытащив бедняжку из холодной темноты временной тюрьмы, втолкнули внутрь скудно освещённого жилища.

– Товар доставлен, госпожа, – хриплым голосом отчитался один из похитителей появившейся откуда-то из недр дома женщине.

Увидев хрупкую фигурку Элис, хозяйка дома повернулась к доставившим девушку слугам и приказала им:

– Пошли вон, бесы. Призову, как понадобитесь.

После того как за ними закрылась дверь, ведьма с непривычным для местного языка именем Мерге, неслышно ступая, будто паря в воздухе, вплотную приблизилась к девушке.

Это была молодая, красивая, несмотря на большой крючковатый нос, женщина, одетая во всё чёрное, с длинными, цвета воронова крыла распущенными волосами. Она пристально со всех сторон осмотрела хрупкую фигуру Элис. Удовлетворённая увиденным ведьма довольно улыбнулась и, глядя чёрным пронзительным взглядом в испуганные глаза Элис, мягко произнесла:

– Ничего не бойся, деточка. Теперь ты в надёжных руках, в обиду я тебя никому не дам.

Элис тоненьким дрожащим голоском, робко надеясь на понимание и возможную поддержку, еле сдерживая слёзы, обратилась к ведьме:

– Скажите, где я, когда я увижу мамочку с папой? Помогите мне, отпустите меня домой, мне очень страшно!

Услышав её просьбу, ведьма вдруг за долю секунды изменила облик, и сейчас перед девушкой стояла дряхлая старуха с горящим бешеным взором, с растрёпанными клочьями седых волос.

Вскинув вверх костлявые руки, заканчивающиеся длинными узловатыми пальцами с жёлтого цвета ногтями, дико вращая выпученными глазами, ведьма зашипела так громко, что сквозь шёпот прорывался оглушающий свист. Вплотную наклонившись к уху несчастной девушки, брызгая в него липкой слюной, она злобно прошипела:

– Моя теперь ты. До смерти твоей не оставлю тебя. Нет прошлого, нет будущего, времени нет, жизни нет, смерти нет, ничего нет, лишь грех вечен, со мной служить ему будешь, ему поклоняться научу.

Внезапно упав на колени перед оцепеневшей девушкой, старуха задрала подол её платья и нырнула под него с головой. Пленница содрогнулась от охватившего её ужаса, задрожала, как неокрепшая осинка на диком ветру. Ведьма, уткнувшись огромным холодным носом между ног жертвы, громко всасывала запах её тела и, смачно сглатывая слюну, нежно рычала, приговаривая: «Вкусно, вкусно, очень вкусно! Моя, моя, только моя!»

Выбравшись из-под платья девушки, вытирая рукавом обильно текущие по дряблому подбородку слюни, хозяйка грубо схватила Элис за руку и поволокла её в глубь своего страшного дома, больше похожего на пещеру.

Находясь в полуобморочном состоянии, не видя ничего в почти полной темноте, спотыкаясь о какие-то сухие коряги, валяющиеся по всему полу, девушка, спотыкаясь, семенила за Мерге. Втащив жертву в совершенно тёмную комнату, ведьма отпустила руку Элис, резким прыжком отскочила назад и с грохотом захлопнула тяжёлую железную решётку, заменявшую дверь. Быстро навесив замок, злобно хихикая и скалясь, она не терпящим возражений тоном прорычала:

– Вот теперь твой дом. До скончания века будешь здесь. Сейчас еды дам, и потом спать.

Вскоре в кромешной темноте показался слабый, дрожащий огонёк свечи – это ведьма, громко давя в темноте сухие ветки ногами, принесла чугунок с какой-то неприятно пахнущей едой. Сказав: «Утром зайду», – моментально исчезла в темноте своего адского логова. Несчастная Элис осталась одна. В непонятном страшном месте, без надежды на возвращение домой. Незаметно для самой себя она, опустившись на застеленный жёсткой соломой пол, провалилась в глубокий сон.

Ранним утром очнувшаяся от сна Элис, остро осознавшая безвыходность своего положения, понимая, что только Господь может ей помочь, встала на колени и, воздев руки к небу, принялась горячо молиться:

Обращаюсь молитвой своей к Тебе,

Отец мой Небесный, Господь Бог мой,

Не дай мне, грешной рабе Элис,

Участи быть погубленной злыми людьми,

Людьми без страха и боязни перед тобой, Господи.

Избави душу мою, Господи, от тяжёлых страданий.

Сохрани меня, грешную, Господь мой.

Не дай мне страданий под присмотром людей-палачей.

Тяжко мне в плену, вдали от дома моего, от матушки с папочкой.

Наведи гнев Свой на тех, кто хочет меня погубить,

Пусть страхом душа их будет объята.

Спаси от погибели от рук нечестивых, Отец мой Небесный!

Так, в холодной темноте, запертая в темнице, обливаясь горькими слезами, горячо молилась несчастная Элис, скорбя о своей участи.

Вдруг послышался стремительно нарастающий шум сильного ветра, и в железную решётку со всей силы врезалось голое тело обезумевшей ведьмы. Скрипя зубами, сверкая в ночи ярко-красными глазищами, дико воя и вереща проклятия, она без устали билась в толстые железные прутья. Вид её вызывал дикий ужас.

Элис, в страхе бросив читать молитву, забилась в угол и испуганно смотрела на беснующуюся, рвущую на себе волосы и исступлённо грызущую ржавые прутья решётки ведьму. В изнеможении, воняя исходящим от грязного нутра едким потом, Мерге шлёпнулась на пол. Вцепившись мёртвой хваткой в железо, прожигая полным ненависти взглядом беззащитную жертву, зло прошипела:

– Не читай молитвы, задушу, тварь. Вырву сердце и сожру его!

После этих слов ведьма, не вставая с пола, попятилась назад и быстро исчезла в кромешной темноте адского дома.

Сжавшись в комочек, трясущаяся от страха Элис закуталась с головой в одежды и, несмотря на запрет ведьмы, мысленно продолжила молиться.

Когда в крошечном оконце, расположенном под самым потолком темницы, показались первые лучики утреннего солнца, Элис услышала шаркающие шаги приближающейся колдуньи, весело напевающей какую-то песню. Открыв большим ключом огромный замок, запирающий решётку, она, довольно улыбаясь, как будто бы и не было ночью никакого происшествия, вошла. Приказав пленнице встать и полностью раздеться, вновь осмотрела её всю, приговаривая бодрым голосом:

– Ох, и хороша, ох, и прелестна, ох, как же угодил мне мерзавец Беленус, ох, отблагодарю же непутёвого чёрта!

Посадив Элис перед собой на низкий табурет, Мерге обратилась к ней:

– Деточка, судьбы у всех людей разные. Твоя судьба, так уж случилось, в моих крепких руках. И никуда от этого ты не денешься. До самой смерти нам суждено вместе быть.

Внезапно замолчав, она взглядом уставилась в пол и замерла, задумавшись о чём-то своём. Встрепенулась и продолжила, глядя испуганной Элис прямо в глаза:

– Только ты, миленькая, не помирай быстро. Бывшие-то здесь до тебя долго не жили, дохли, как мухи на холоде. Хотя и кормила я их исправно и следила за тем, чтобы в полной тишине и спокойствии находились. Все они здесь, все девять голов, под нами закопаны. – Она показала пальцем в пол и притопнула ногой.– Плясала я на трупах их слабеньких, пока тебя ждала, так плясала, что кости их хрустели, – расхохоталась страшная бабка.

– Вон, видишь, ямы по всей комнате. – Ведьма показала на несколько мест с просевшей на несколько сантиметров землёй. – Мясо гниёт, земля проседает, земля проседает – другим место приготовляет, – рассудительно объясняла Мерге. – И ты там, голубушка, будешь – в своё время. Тоже сгниёшь под этой землёй, удобрив место мёртвой силы.

Элис почувствовала головокружение, кровь отхлынула от её лица, сердце замерло. А ведьма, словно не замечая её бедственного состояния, продолжала спокойным голосом:

– Не бойся, девочка, в смерти-то страшного нет ничего. Никак не пойму, что люди страшатся в могилах гнить, ведь привыкать к неизбежному головой своей надо, а не бояться. Вам, человечишкам бренным, всем суждено удобрением быть, чего уж бегать мыслями своими от смерти. – Мерге ласково посмотрела на Элис. – Кормить тебя хорошо буду, мыться запрещаю, грязная ты должна быть, как месячные начнутся, ни капли грязной крови не теряй. За это бить смертным боем буду. Вот горшок тебе, в него и сливай нечистоты свои, ради них ты здесь, у меня.

Она подошла к тёмной стене, достала из ниши чёрный, воняющий гнилью горшок, сунула его в руки беспомощной девушке и продолжила свои наставления:

– Всё до последней капли чтобы в горшке было, потом, если меня дома не будет, ставь горшок в нишу и зажигай четыре свечи, что стоят там. Чтобы грязной крови много было, будешь отвар, мной приготовленный для этого, пить. От него быстро здоровье-то исходит, но это не моя забота. Коли родители твои дали силу тебе, то дольше, чем эти, немощные, на белом свете продержишься. – Она сильно ударила ногой в землю, послышался хруст ломаемых костей.

– Они-то, дохлятины непутёвые, быстро все кончались, злили меня своими смертями. А ты живи, долго живи, много грязной крови мне дай. Тогда богата я буду, тогда кормить тебя сытно буду до самого конца твоего, – убеждала ведьма.

Элис чувствовала, как волосы на голове шевелились от охватившего её страха и чувства омерзения, тело покрылось мурашками, озноб заставлял дрожать.

Мерге, обратив наконец-то внимание на предобморочное состояние пленницы, сказала:

– Ну, ты пока обживайся, деточка, привыкай к месту жизни своей, а я пойду, мне нужно снадобье для короля нашего успеть приготовить. Скоро подруженька моя, полюбовница королевская, прибудет. Надо успеть, чтобы гнев её на себя не навлечь. Пострашнее меня она будет, прелестница наша, мадам дю Барри… Ты, милая, – зло стрельнула глазами Мерге, – если в присутствии королевской сучки хоть чем-то проявишь себя, то будет последний день твоей никчёмной жизни. Сиди тихо, как мышь в норе, если не хочешь с набитым землёй ртом в могиле гнить. – Закрыв решётку и завесив её большой грязной тряпкой, ведьма ушла.

Элис осталась одна и, глядя на просевшие по всей комнате ямы, заставила себя перестать плакать, прекратить бояться. Девушка решила, что будет бороться за свою жизнь и постарается вырваться из сетей опутавшего её мучительного плена. Она не хотела лежать в земле рядом с телами других девушек, которые не нашли в себе сил бороться и сгинули, положив на алтарь смерти свои короткие жизни.

Пленница пока не знала, как именно ей удастся вырваться, у неё не имелось никакого плана, но Элис твёрдо была уверена, что ей удастся победить зло. Её ждали мама с папой, и девушка не собиралась сдаваться на милость судьбе. Она не знала, кто такая мадам дю Барри, но решила, если они вдруг встретятся, то она уж точно не упустит возможности убедить эту мадам помочь ей покинуть дьявольское место. Другого выхода, как только рискнуть, не было.

Примерно около полудня снаружи послышался стук копыт, дверь избушки распахнулась, и раздался громкий, властный голос:

– Волчица-кудесница, почему гостей не встречаешь, иль подохла, отродье дьявольское?

– Бегу, бегу, госпожа, – послышался извиняющийся голос, и из дальней комнаты, спотыкаясь о разбросанные по полу ветки, выскочила Мерге.

Услужливо склонившись перед гостьей в низком поклоне, она затараторила:

– Госпожа, простите непутёвую, всю ночь не спала, колдовала, колдовала, заговаривала, ни на минутку глаза не сомкнула, всё хотелось успеть к вашему приезду.

Элис прижалась к холодному железу и, затаив дыхание, ловила каждое слово, стараясь хотя бы по голосу гостьи понять, кто такая эта дю Барри. Услышав слова Мерге о том, что она нижайше просит мадам подождать, так как ей нужно всего несколько минут, и вслед за этим требовательное «Поторопись, ведьма» и звук удаляющихся шагов, Элис решилась. Тоненьким жалостливым голосом она негромко промолвила:

– Помогите! Прошу вас, мадам дю Барри, спасите меня!

Элис взволнованно прислушивалась к тихим приближающимся шагам. Сорвав грязную тряпку, дю Барри увидела стройную девушку, жалобно глядевшую на неё, и тихо спросила.

– Кто ты и что ты здесь делаешь, прелестное дитя?

Несчастная пленница, глядя снизу вверх на красивую, источающую сладкий аромат духов женщину, с мольбой в голосе быстро-быстро зашептала:

– Мадам, я Элис, меня украли из дома, который находится в Локронане, и привезли сюда. Ведьма сказала, что я у неё до самой смерти буду. Я не понимаю, что происходит, но умоляю вас – помогите, не дайте мне умереть в этом страшном месте! Не оставьте меня, мадам, я и мои мама с папой по гроб жизни будем благодарить вас. Если вы мне не поможете, то я наложу на себя руки. Вы единственная моя надежда на спасение, госпожа!