Текст книги "Плохая карма (СИ)"
Автор книги: Андрей Сомов
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Глава 7
Вот что за манера такая, назначать деловые свидания в местах общепита? Сразу видно, человек старой формации. До сих пор вспоминаю с удовольствием, как решали какие то проблемы, общаясь с оперчастью в одной из колоний. Мы, молодые опера, они наши ровесники. Пришли поздоровкались, попили кофеёчку. Полялякали. Договорились. Пожали друг другу руки и уехали по своим делам. Приятно работать. Быстро, четко и по делу.
Совсем другое дело, старшие руководящие товарищи. Всегда, в обязательном порядке накрывалась поляна. И все разговоры сводились к пьяному мычанию за столом. Без водки или пива, а лучше и того и другого, ни один важный вопрос не решался. Пережитки советской системы, не иначе. Хотя… что можно сказать уверенно о человеке, если никогда не видел его в бою или драке. Как он себя поведёт в стрессовой ситуации? Пробьет ли его на агрессию, начнет забалтывать, на баб потянет, а это верный признак слабины и не надежности, таких ни в космонавты не брали, ни в КГБ. А может просто тупо заснет за столом… Подливай, да делай выводы о человеке. Нужен ли он тебе?
Способ конечно подленький, зато на сто процентов верный.
Валентиныч, а именно так он мне представился, решил меня через рюмку прогнать? Я и раньше, мог всех перепить, а уж теперь, обладая второй жизнью от СТИКСа… И здоровьем двадцатилетнего, мозгами сорокалетнего… Все равно, дурак – дураком, конечно.
Но уж алкоголь мог употреблять как воду, лишь слегка захмелев.
У меня и так дозняк, минимум пятьдесят грамм в день, в самом СТИКСе. А тут, я живчик глушил стаканами, как алкаш. Но от постоянной головной боли, все равно не спасало. Голова, в «нормальном» мире гудела как Бухенвальдский набат. Из колодца выкарабкивался только после нескольких попыток, облеванный, трясущийся, как после приступа малярии. А потом, прейдя в себя и отлежавшись, снова лезь в колодец за рюкзаком с золотыми безделушками. Живчик, уходил на айда, я серьезно боялся передоза. А надо ж еще матери спораны оставить, золотишко сдать барыге… Деньги матери и дочери закинуть… Самое главное спораны, без живчика мне тут не выжить. Да и там то-же.
Владелец ювелирного магазина, сохраняя сосредоточенность на лице потирал пальцами левой руки чисто выбритый подбородок. Видимо это должно было символизировать умудренность, богатый жизненный опыт и легкую озабоченность.
Интересно, а торпеда его, в кожаной куртке, которого я ушатал с локтя в автомобиле, как себя чувствует? Он вообще живой?
На первом этаже, в здании нового отеля, в центре города, располагался ресторан. По провинциальному пафосный и вычурный как цыганский дом. К столику меня проводил официант в стоптанных туфлях, засаленным воротником и жилете не своего размера.
Валентиныч, привстал со стула, когда мы пожимали друг другу руки. Над своим внешним видом, я вообще не парился, пришел в чем ходил по улицам родного города. Кожанка, джинсы, свитер. А вот обувь была дорогой, из туманного альбиона. Тут у меня пунктик.
– Что ни будь мясное. И без гарнира, – сделал я заказ.
Официант, стоящий рядом со столиком, кивнул плохо выбритой мордой и поковылял куда то.
Начался неспешный разговор, в которым каждый старался незаметно, как он думал, выведать что ни будь о собеседнике, сохранив, как ему казалось всю информацию о себе.
Таких как Валентинович, я видел много, очень много. И без всякой разведки, мог рассказать о нем практически всё.
Бывший работник торговли, но выше зама чего ни будь… не поднялся. Судим? Да вряд ли… Во время «большого хапка» в стране, отжал свой продмаг и неплохо поднялся, по меркам нашего мегополиса. Затем, кто то серьезный, отжал у него магазин, защитить свое, не хватило ни ума, ни связей, ни яиц.
Барыжит золотишком из Турции. Имеет два или три отдела в разных частях города, в каких ни будь супермаркетах. Вся жизнь как на ладони, проста с одной стороны, но с другой замудрена и по деревенски – гламурна. «Накидывает на себя пуху» Валентиныч. Впрочем, такие по другому и не могут. Надо же создать ореол загадочности и значимости.
Поэтому и позвал меня в этот дурацкий ресторан, в дурацком отеле. Для него это видимо – вершина. Эверест. Выше ему не залезть.
А вот я для него – загадка. Судя по роже и манерам, или бывший зэк, или мент. Справки обо мне, на своем уровне навести конечно же пробовал, и будет стараться далее. Но ведь я помер давно. И ни в одной базе меня нет. А знакомые-друзя-приятели… все кончились лет пятнадцать назад, как только я приболел.
На моих похоронах, кроме родни, вообще никого не было. Кто обо мне вспомнит то? Но передвигаться по городу я все равно стараюсь осторожно. А ну как – ни дай Бог… С моим то фатальным не везением... Вот еще лет двадцать продержусь, что врят-ли, но я стараюсь, и можно будет свободно рожей на улице светить. Все мои лепшие кореша уже давно на пенсии, а иные уж далече. Глядя на меня, может кто то и подумает, что это наверное сын, этого, как там его звали-то… не... а чё… похож же… ну похож…
Уж если мать начала намекать, что ей в другой город уезжать надо. Как то она подозрительно молода для семидесятилетней старухи. Операции все конечно, стволовые клетки, кремлевские таблетки, выжимка с родинки Горбачева, отрыжка Ельцина, пердеж Чубайса… А деньги откудава? А?
Врать становится все труднее и труднее.
Переговоры. Всю жизнь переговоры. Выторговать у начальника, партнера, судьбы, условия получше. Работать поменьше, денег за все это получать побольше, и так далее. Даже вляпаться в семейку, человек стремится на лучших условиях.
А потом ты станешь замом, да…?
Готовить ты же научишься?
В гараж к друзьям-алкашам ты больше ходить не будешь?
А после родов, грудь так же у тебя колом стоять будет?
Всю жизнь переговоры. Торг. Сейчас, сидя за столиком, я понимал, что выгоден больше Я ему. Главное не лохануться и не продешевить.
Пару минут оба изображали интеллигентное равнодушие. Я деловито работал челюстями. Метаболизм все таки повышенный. И не смотря на непрекращающуюся головную боль, есть хотелось всё время. Валентинович, решил таки испортить мне аппетит вопросом: «Ну как дальше то жить будем?».
Я, аж икнул. Престал жевать и уставился на него вытаращив глаза.
– Мне моя жена, после развода, такой же вопрос задала…, – с набитым ртом промямлил я.
В результате длительных – две бутылки коньяка, и напряженных – три пачки сигарет, переговоров, стороны пришли к концессусу. Пятьдесят на пятьдесят, фифти-фифти, по братски вообщем.
Я, раз в месяц, как штык… но возможны варианты. Раньше никак, а вот задержаться могу, есть нъюансы, приношу все содержимое пещеры Али-Бабы. Всё принесенное, делится поровну. Я, так же продаю излишки принесенного, и только за нал, за восемьдесят процентов от цены. А он, взамен не спрашивает у меня, как я всё это делаю.
– Еще че надо? – спросил он затягиваясь очередной сигаретой. Курить в зале было строго запрещено, но постоянному клиенту, плоти пять тысяч сверху, и хоть колись прилюдно.
– Крупный калибр. Пережевывая что то, уже не важно что, мрачно ответил я. Хорошая оптика. Гранатометы – огнеметы… всякие… Уже стараясь пьяно бубнить себе под нос, промычал я. Слышал, сейчас с хохлами замес… оттуда подтянуть можно. И не боись, нигде не выстрелит. Всё можно в единственном экземпляре. Кроме патронов конечно.
Валентиныч, пьяно кивнул головой, видимо согласился. Было видно, что его мучает, нет, просто раздирает на части какой то вопрос. Он деланно вздохнул, покрутил головой, не подслушивает ли кто.
Я догадывался о чем он хочет спросить, но нет уж. Давай сам. Я даже подталкивать не буду. Сама – сама…
Он нагнулся над столом, придвинулся ближе ко мне и пьяно, дыша на меня горячим перегаром выдавил из себя: «А еще… ну что-то… ну кроме… ук… ук… украшений можешь…?».
Мне захотелось воздеть руки к небесам в молитвенном жесте. Но я сидел не шелохнувшись и не меняя позы тоже кивнул головой. Затем, через несколько секунд, пьяным голосом спросил у него: «Ты про что?».
Тот придвинулся еще ближе ко мне. Я захотел отпрянуть к спинке стула, но сдержался.
– Золото... Слиток...
Мне показалось его сейчас либо стошнит, либо он умрет. Не меняя выражение лица, я медленно, тихо но отчетливо произнес: «Значит, у тебя будет два слитка».
У Валентиныча было лицо человека выдавшего буржуинам страшную военную тайну, а те его наебали, и взамен бочки варенья и ящика печенья показали кукиш. Он даже отшатнулся от меня, рывком поднялся с места, пробубнив что то, вроде: телефон… позвони как… я за все заплатил… И быстро засеменил к выходу. Даже руки не пожал.
Не поверил. Да я бы и сам не поверил. Нажрался все таки коммерс. Не поверил, да и хрен с ним.
В гордом одиночестве, я сидел не долго. «В шумном зале ресторана, средь веселья и обмана…», на место которое занимало тело Валентиныча, плавно опустилось другое тело.
И тело это было – Боже ты мой. Из черного котельного платья на свободу рвалась грудь. Чуть выше, два красиво нарисованных глаза и аккуратный рот. Небесному, и видимо не дешевому, созданию, было примерно лет, эдак, двадцать пять от роду.
– Марина,– манерно произнесла она. Я аж протрезвел. Шо, опять?! Везет мне на это имя.
– Марин, мы люди взрослые… Давай без ритуальных танцев. Сколько?
Та, окинула меня оценивающим взглядом. Хмыкнула. Наморщила носик и назвала сумму.
– Это за неделю совместного проживания? Полы мыть будешь?
Хоть и деньги у меня были, и вообще, я к ним стал относится по иному. Но такая сумма, да сказанная таким безапелляционным тоном – сбила с меня спесь.
– Нет, мой милый. Это за ночь. – Сказала она, вальяжно покачивая ногой, отодвинувшись от меня настолько, что бы я смог рассмотреть ее бедра.
Я облизнул пересохшие губы и сглотнул слюну.
– Ты мне льстишь. Мне и двух часов хватит. Потом что, до утра сиськи тебе мять?
Марина рассмеялась тихим, приятным, а не громким блядским смехом пьяной ПТУшницы.
– Либо так, либо никак. «Я фольклорный элемент, у меня есть документ, я вообще могу отсюда улететь в любой момент». Уйду, как захочешь, но платишь за всю ночь. И деньги вперед.
Буд то-бы случайно, буд-то невзначай, провела рукой с маникюром, по колену ноги. Нет, конечно не сонет Шекспира мне сейчас процитировала, но все равно впечатляет.
Я откровенно залюбовался ей, как картиной в галерее. Та, терпеливо наклонила голову на бок и смотрела в сторону, ожидая моего решения и позволяя себя оценить. Волосы черные как у цыганки, ухоженная, ладная и пахнет хорошо. На парфюме не экономит, но меру в нем знает. Видимо, она стоит названных денег. Решение было давно принято.
–Закажи себе чего-нибудь. Только не выпендривайся с омарами в ананасах украшенных веточкой базилика. И окрошку на шампанском, тоже не заказывай. Деньги на все есть. Поешь нормально.
Аппетит у Марины был хороший. Верный признак мастерства и выносливости.
Примерно часа через полтора, оставив недопитой вторую бутылку дорогущего шампанского, Марина, красиво, очень красиво и лекго, как манекенщица на подиуме, чуть виляя бедрами и цокая каблуками, подошли к стойке с накрашенной, как кукла и до тошнотворности улыбчивой тетке. Я, до этого объяснил своей пасии, что не при паспорте я сегодня.
Марина, привычно махнув ручкой, мол не парься, ей не привыкать, сказала улыбчивой мрази, что ей как обычно. «Совершенно случайно», оказался во всей гостинице лишь один свободный номер. Президентский. По цене боинга.
Проститутки в наше время, а может и во все времена, всегда так было, выполняют множество крайне полезных для мужчин функций. Так сказать, мастерицы на все руки. И ноги. И другие части холеного тела.
В общих понятиях, почему мужчины ими пользуются? Спустить накопившийся пар? Быстро оделась и ушла? Не создает головняка? Не ноет и нудно не рассказывает о своей несчастной судьбе? Не лезет потом на шею? Не пытается завиноватить, а после взять на жалость? Нет и еще раз нет!
Кроме похотливых и слюнявых телодвижений они выполняют так же функцию психотерапевта и священника, терпеливо выслушивающих исповедь кающегося грешника.
Так же, почти каждый клиент, в состоянии внятно шевелить языком, является либо тайным агентом ФСБ (тссс... только ты никому, ладно...), либо наемным убийцей, либо олигархом инкогнито… и так далее.
Эффект случайного попутчика в купе поезда так же присутствует. Все равно ведь больше не увидимся. Можно всю душу наизнанку вывернуть, и рассказать о самом сокровенном, о чем самому себе не признаешься, и потом будет стыдно за сказанное. (Ой как любят с путанами потом разговаривать опера, такой инфы можно насобирать…).
Словом, во всех областях жизнедеятельности мужского организма, полезные тетки.
И все они, в качестве психотерапевтов, являются умничками. Молчат, поддакивают в нужный момент, сочувственно вздыхают, цокают языком, вздрагивают всем телом в особо напряженный момент повествования о подвигах Геракла, с тройным подбородком.
Да пусть он лучше языком чешет и врет о своих страданиях, чем ложится на нее своим пивным животом, слюнявит ее грудь и оставляет синяки на ляжках. Опять же, не надо притворно стонать, имитируя неземной восторг от проникновения вяленького члена в лоно. И поэтому, лучше прижаться к рыхлому и волосатому телу и нежно поглаживая наманекюренными пальцами лысину, выслушивать душевные излияния очередного Рэмбо, мысленно желая скорейшего и крепкого сна этому козлу.
Солдат спит – служба идет! Они же ведь почасовые.
Хотя, по рассказам двух студенток, из прошлой жизни, вызвал их двоих какой то старый дед, снял их на всю ночь, сел перед ними на табуретку в своей однокомнатной хрущевке, и начал на гармони военные песни наяривать, с воодушевлением так, помогая себе авторским исполнением хитов. «Да лучше бы он нас трахнул!». Не оценили его соло. А ведь он, наверное, не один месяц пенсию откладывал.
Всякое бывает.
Живчик, который я носил при себе в кармане, перелитый в маленькую пластиковую бутылочку с надписью какого то лекарства от гастрита, творит чудеса. И от головной боли, которая была постоянной спасает, и от похмелья лечит. Впрочем с Мариной, жидкой виагры и не требовалось.
Первые полтора-два часа в комнате раздавались только ее притворные стоны и мое пыхтение. Заболтать она то же не пыталась, отчасти из за того, что ее рот был все время чем то занят, отчасти из за моего нежелания вести плаксивые беседы. Знаю я эти приколы.
Но всему есть предел. И мужской похоти то же. Раскинувшись крестом на здоровенной кровати и прижимая к своему потному боку тело молодой и упругой девушки, я стал глазами водить по обстановке комнаты. Повернуть шею ни желания ни сил не было.
Нет, президент в этом номере отеля останавливаться точно не будет. Дизайнер, обладал фантазией дятла. Цыганщина, да и только.
Большие панорамные окна, казалось подойдя к ним, увидишь внизу огни большого города, автостраду и станут слышны звуки полицейских сирен. Но за окнами были только унылые, обветшалые крыши двух этажных дореволюционных домов, деревянные сараи, кривой трамвайный путь и разбитая дорога провинциального города.
Все кругом иллюзия, всё обман. И я, и проститутка в номере, и сам номер. Всё пустое. Сансара.
Вся мебель была вычурной и аляпистой раскраски. Что-то отдаленно напоминало итальянские мотивы, какими мы их привыкли видеть в кино. Но все такое провинциально – убогое…
Впрочем, Марина, единственное украшение в этой комнате, на которое можно было смотреть, не хмыкая себе под нос и не хихикая. Потная, обнаженная, на скомканных простынях, со слипшимися от пота прядями волос, похоже она и правда кончила несколько раз.
Меня, уставшего от камасутры, пробило на философские рассуждения:
– Ты в судьбу веришь? – уставшим голосом спросил я.
– Ты о чем? О нашей "случайной встрече"? Замуж не пойду. Не зови. «Не пааайду...», – стараясь попасть в интонацию героини фильма «Любовь и голуби», лежа на спине, закинув ногу на ногу, сказала она.
Я перевернулся со спины на бок, подпер голову ладонью, и стал рассматривать Марину, в полутьме женское тело выглядит как то по особенному. Неоновая вывеска на входе в гостиницу давала приятный голубоватый свет в номере.
– Да неее… я о другом, – продолжал я. Вот ты живешь себе такой… почти ни кому не мешаешь… Но, косячиш изо всех сил. Никаких казалось бы последствий. А потом, хрясь, и в один день все кончается. Внезапно. Вдруг. Пропадает все. Друзья, подруги, здоровье, деньги, власть… Понимаешь?
Девушка зевнула и пальцами руки как котенка почесала меня за ухом.
– Нууу…, – безо всякого интереса то ли спросила, то ли равнодушно произнесла она.
Я в ответ рукой обнял ее за бедра и притянул к себе. Та игриво замурчала.
– А потом с тобой происходит, какая-то чертовщина. Ты и не живой, и не мертвый. И богат и нищ одновременно. И там и тут, ты чужой. Все хотят тебя убить. Зачем живешь, сам не знаешь. Просто умирать не хочешь. Страшно. Ну и обидно, то же…
Экскортница широко зевнула, потянулась всем телом, при этом не снимая моей руки с бедер.
– Сильно косячил? – спросила она.
– Не хило, – ответил я.
– Так у тебя карма плохая. Сказала, и повернувшись лицом от меня на бок, прижалась ко мне выпяченным задом.
– Причинно-следственная связь, – продолжала она. Ничего в жизни просто так не бывает. Всё надо заработать… Нууу… или купить.
После этих слов она сладострастно заерзала бедрами.
– За все в жизни платить надо. Вот ты мне заплатил, на меня – в аренду, – и глупо хихикав, сильнее задвигала ягодицами. Я нежно, но развернул ее лицом и прижал к себе.
– Лечи карму, – продолжала она.
– Это как же?
– Нууу… не знаю, поступки хорошие совершай. Макулатуру сдай… Бабку через улицу переведи… Ребенку ням-нямку купи… или мороженку…
– Сейчас я тебе дам мороженку… – Марина, опять захихикала и игриво дрыгая ногами, попыталась отбиться от меня уползая на другую сторону кровати.
Дальше в номере гостиницы, раздавались только ох и ахи, скрип постели и другие характерные звуки.
Через некоторое время, лежа на животе и тяжело дыша, пыталась одной рукой убрать мой пот и прилипшие волосы, хрипло продолжала: «Нет ну если серьезно все так у тебя, к священнику сходи, к нашему, или к этим… которые в сафари одеты».
– В сари, – поправил я, лежа так же на животе, но поперек кровати.
– Ну, или к врачу-какому… по мозгам…
Хмыкнула и продолжала:
– Хотя, трепло они все…
– Кто?
– Да все…
Я помолчал немного, затем за ноги подтянул ее к себе. Улегся ей на влажную спину, рукой собрал ей растрепанные волосы на голове в хвост, осторожно, но сильно подтянул ее голову к своему лицу. Девушка протяжно застонала.
– А ты в карму веришь? Она у тебя какая, плохая? И чем всё кончится? Для тебя или меня? – спросил я.
Та, не открывая глаз, прошептала одними губами: «Все мы рано или поздно за все ответим. Сполна. И как ты сказал, это будет всегда – вдруг».
Заснули мы только под утро, как супруги после продолжительной совместной жизни, каждый на своей половине большой кровати.
Затем, под обед пробуждение с трещащей головой. Торопливый и быстрый секс. Совместное принятие душа и мое неловкое одевание.
Удивительно, если кто замечал, как женщины после траханья уверенно себя чувствуют. Скромняжка, пытающаяся робко отбиться от назойливых мужских ласк, пускающая слезу, после со стоном произнесенного «неенаадааа…».
Потом традиционный «вальс-бостон», «ты у меня второй, а первый раз изнасиловали».
И мужчина, или совсем еще молодой парень, с бушующим гормоном в крови, наутро с гудящей от выпитого в ночном клубе пойла, пытается вспомнить имя ненаглядной пасии, понять, как это его так вообще угораздило?
Не разбудил ли он родителей в соседней комнате, или куда делись соседи в общаге и как они прошел мимо бдительного вахтера? Смущенно натягивает семейные труселя, вертит головой, сгоняя вчерашний хмель, старается не смотреть в глаза своей прЫнцессе и думает, как бы ее скорее сбагрить из квартиры, и на сколько он вчера попал по деньгам. Та, хозяйской походкой, ничуть не смущаясь ходит по комнате. Встав в раскоряку, надевает стринги, бюстик, и ни малейшего смущения от вчерашней застенчивости. Словно чувствует себя так, буд-то мужчина ей уже обязан, он ее целиком, по праву, и она оказала ему неоценимую услугу.
Вот, что несколько грамм спермы с женским организмом делают.
Приведя в порядок марафет на лице, Марина, кивнув мне головой, дала кивком головы сигнал к отбытию из номера.
Голова трещала и с похмелья и от отсутствия живчика. Пластиковая посуда, с лекарством с непроизносимым немецким названием была давно пуста.
Держа меня под руку, мы спустились вниз по большим и неудобным ступенькам. Напротив входа-выхода из гостиницы, через дорогу с трамвайными путями, находился старенький и потрепанный временем ларек с названием «ШАУРМА». Мы с Мариной, встали напротив друг друга. Всегда неловко прощаться. Поглядели друг на друга, глупо улыбнулись. Та, махнув рукой на ларек, сказала:
– Я там шавуху иногда с кофе беру. Будешь? Я угощаю! – и рассмеялась. Мне нравился ее смех. Не злобливый, наигранный и нарочито громкий как у других представительниц ее ремесла.
– Там продавец прикольный такой…, – и улыбнулась одними губами, не показывая белых зубов.
– Нет уж, спасибо. Хрен знает, из чего они ее делают…
Марина, махнув рукой на прощанье, весело и беззаботно, как ребенок, попрыгала через рельсы трамвая к ларьку. Я посмотрел ей вслед и пошел своей дорогой. Живчик делать пора.
Несколько раз звонил ей по вбитому в телефон номеру. Хотел еще увидеться, но она всегда была вне сети.
Шлюха...
← Глава 7






