Текст книги "Плохая карма (СИ)"

Автор книги: Андрей Сомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 5

Десантировались как обычно, у самого магазина. Высокое совдеповское здание с бетонными шарами у входа, которые все были покрыты трещинами и сколами. Высокую и кривоватую лестницу преодолели мгновенно. Примерно человек двадцать грузчиков-носильщиков, я так же был в их числе, кстати. Работенка не пыльная, знакомая, на свежем воздухе и с людями.

На первом этаже здания уже во всю хозяйничали охранники. Раздавались женские крики, визги… В общем, всё как обычно.

Пробежав по молодецки мимо витрин с золотыми украшениями, я алчно и с досадой посмотрел на всё это богатство.

Не сегодня.

Быстро и оперативно обчистили торговый зал и склад. Забили все грузовики не распакованным провиантом. Охрана то же зря времени не теряла, оприходовали продавщиц и ранних посетительниц. Дети, некоторых из них, кто в колясках, кто уже на ногах, оглашали воздух диким ревом стоя рядом с мамашами. Те, то же не молчали, находясь в странных позах. Кто на витрине, кто на полу. Пропускная способность у них была отменная, время то поджимает, понять то можно…

Некоторых, особо нервных мужчин из числа посетителей, упокоили ударом кирки в голову. Шуметь то не надо. Огнестрел применять еще рано. На непонятный шум, могут прибежать любопытные твари, и доставить нам всем хлопот. Ни к чему нам лишний шум.

Как я задумывал, рвануть у меня не получилось, часть охранников, кривя скулу и видимо злясь, что им не досталось сладкого, неотступно следила за каждым нашим шагом, все время подгоняя и придавая ускорение некоторым грузчикам прикладами и пинками.

Выбежать из подвала магазина со скоростью оленя, неся перед собой коробку с чем то неведомым, может с чипсами, может с женским прокладками, потом разберемся, и получая при этом пинки под зад, реки мата, то еще удовольствие. Отдать коробку в чьи то загребущие руки в кузове автомобиля и кинуться назад, через витрины с золотом, насилуемых женщин, орущих детей, скользя и наступая в человеческую кровь, сопровождаемый для пущего эффекта матом охранников и ударами прикладов по спине. При Кареле, прошлом хозяине стаба, таких спец эффектов не было. Ну, почти не было...

Из кузова автомобиля, куда я запрыгнул вместе с последней закинутой коробкой, я дивился на до селе неведомое. Почти всех женщин, кого голых кого полуголых, некоторых мужчин просто закидывали в кузов другого грузовика. Физической силой стикс наделял немерянной, так что с погрузкой вопящих от ужаса людей проблем не возникало. Туда же в кузов к истошно орущим мамашам полетели некоторые дети. Один охранник нес в двух руках по младенцу, которых он видимо вытащил из колясок, и держа их за ноги, как австралийский абориген бумеранги, с расстояния нескольких метров зашвырнул в кузов орущим женщинам.

Это что за дичь…?

Я конечно понимаю, что дети в стиксе не жильцы, а женщины тут используются только по прямому назначению… но всё таки…

Да и золото – пропало даром.

На мое удивление, в этот раз мы поехали не к спортивному магазину, и не в какой ни будь другой, а вообще по не знакомому мне маршруту. В нашем провинциальном и довольно старом городе, есть еще часть, не застроенная «свечками» и «человейниками».

Тут и там любят бродить экскурсоводы со стаями скучающих экскурсантов, которым осточертело смотреть на убогие обшарпанные развалюхи, в которых в «ныдцатом» году проживал – САМ Акакий Акакиевич, а вот в этом здании жил всем известный поэт «серебряного века» который написал бессмертные строки, которые красной линией прошли по…

Местные аборигены, поняв как им повезло жить в исторической части города, и переселять во что то более современное и благоустроенное никто не собирается, зачастую втихаря поджигали эту «невероятную по красоте» рухлядь и съезжали переселяемые куда то в менее историческую дыру, но зато с теплым сортиром.

Именно в эту часть города и мчались наши грузовики, не обращая внимание, на не работающие светофоры, оглашая окрестности воплями истошно орущих женщин.

Заехали и припарковали автомобили, возле глухого двора, окруженного со всех сторон старыми двухэтажными зданиями. Довершали всю картину происходящего, низкие, серые тучи. Откуда проистекал солнечный свет, совершенно не понятно. Погода всегда меняется после перезагрузки. Атмосферка... та еще...

Не обращая внимания на высунувшихся из окон вездесущих бабок, как скотину выкинули полураздетых женщин и не менее перепуганных немногочисленных мужчин из кузовов грузовых автомобилей.

Из крайнего грузовика, как кули с песком достали двух обитателей родного стаба. Их руки и ноги были прихвачены пластиковыми стяжками. Более перепуганных рож, я в жизни не видел. Почему то всегда отвратительно и как то не ловко смотреть, как плачут мужчины.

Видать ребят вы знатно накосячили, раз так с вами…

Всё время пребывания в стабе, я почти ни с кем не общался и с расспросами не лез. Отчасти, я и так всё понял, по поведению Шкафа, да и синяк во всю грудную клетку как то не располагал меня к душевным к откровениям. На себе, я лишь изредка ловил посторонние взгляды. Так смотрят на онкобольных в больницах. И сочувствуют и брезгуют одновременно.

О деталях предстоящей миссии, я ничего не знал. Кто же о таком расскажет...

Три, двух этажных старых дома с облупившейся краской, какого – то поносного желто – коричневого цвета, образовывали глухой карман в середине такой же старой, как дома безымянной улицы. Грузовые автомобили припарковали на обочине дороги, а я, вместе с другими грузчиками-носильщиками, направляемый отборным матом и пинками, был загнан на второй этаж здания.

Из распахнутых настежь окон все стали с интересом и испугом смотреть на происходящее вниз. Впрочем, с интересом смотрел лишь я один. Для всех остальных, всё это было уже не в новинку. Некоторые отошли от окон и повернулись лицом к противоположной стене. Часть, продолжала смотреть вниз с какой то брезгливостью и неподдельным испугом.

Грубо и бесцеремонно их отодвинули от окон. Место заняли стрелки с автоматами. Одним из этих стрелков был мой обидчик в камуфляже. Тот, явно специально стал рядом со мной, явно имея желание с пренебрежением, как бы невзначай, двинуть меня прикладом. Демонстративно не обращал на меня никакого внимания, но боковым зрением всё время следил за мной. Видел я таких гавнюков и в той и в этой жизни. Доброту они всегда, воспринимают, как слабость. С такими как он, всегда вести себя надо по хамски. Это, единственная понятная для них форма общения. И всегда нужно ждать удара в спину, если оставить его сзади. Живым.

А во дворе, между домов, творилось – несусветное…

Оставленные на улице, без всякой защиты бабы выли в голос. Задавали тон им наши горе – грузчики, оставленные связанными по рукам и ногам. Они, единственные, кто знали точно, что сейчас произойдет.

Люди, благодаря древнему стадному инстинкту не разбивались на кучки и не разбегались кто куда, а завывая от непонятного пока ужаса, сбились в тесную толпу. Женщины, запрокидывали головы и поднимали лица вверх, смотря на наши ухмыляющиеся, а у некоторых перепуганные рожи.

Всеобщий вой, превратился в дружный визг, когда мой знакомый «камуфляж» выставив автомат из окна, дал длинную очередь вверх. Напуганные женщины, давя друг друга, всей толпой кинулись со двора. Те, кто не успел выбежать, сталкивались телами с пытающимися забежать обратно. Вот на их лицах, действительно был нарисован УЖАС. Глаза вытаращены, рот раскрыт в безумном и диком крике.

За перепуганными людьми, с двух сторон дороги, неслась орда зараженных. Привлекаемая криками, шумом и выстрелами из огнестрельного оружия толпа, состоящая из самых разномастных уродов, целью в жизни у которых было только одно – ЖРАТЬ, кинулась на людей. В основном, это были женщины, забежав в тупик, между домами пытались забраться по зарешеченным, по моде девяностых годов в стране, оконным рамам повыше, на второй этаж. Откуда из распахнутых окон смотрели на них их недавние насильники и мучители, то есть мы. Те тянули к нам руки, выли в голос, умоляли их спасти, протянуть им руку и просто вытащить.

Зараженных, набравших приличную скорость, заносило при резком торможении и они припадали на свои руки, после чего оттолкнувшись от асфальта со всей дури влетали толпу людей, наглядно демонстрируя поговорку, «как волк в овчарне». Вгрызаясь зубами в одного человека, глазами намечали второго, а лапы рвали третьего.

Человеческий крик, превратился в чистое безумие, испуганные вопли смешивались с хрустом костей, звуками разрываемой плоти и воплями поедаемых заживо людей.

Похоже, это был лотерейщик, а может быть рубер, я так и не научился их толком квалифицировать, в сортах дерьма разбираюсь плохо, сбил с разбегу уродливым отростком с зубами и выступающей вперед челюстью, тем, что раньше называлось головой, женщину, лет тридцати. Раскрав ей грудную клетку как пустую картонную коробку с наслаждением, ненасытно погрузил свою чавкающую морду во внутренности ее тела. Та еще пыталась рефлекторно оттолкнуть пожирающую ее морду от себя. Ее лицо, почему то чистое, без малейшей капли крови на коже, раскрывалось в немом крике ужаса и боли, издать даже хрип она уже не могла. Зараженный, поедал ее легкие.

Очень скоро количество зараженных стало превышать количество людей. То есть жертв. То есть корма.

Крики становились все истошнее и все истеричнее. Две совсем еще юные девушки подбежали к нашему окну, гостеприимно распахнутым настежь на втором этаже. Окна первых этажей были заставлены "высокохудожественными" решетками из покрашенной в белый цвет арматуры, в виде паутины. Девушки, как малые дети, с перепуганными насмерть лицами и выпученными от ужаса глазами тянули к нам руки. Они даже не умоляли их спасти и уже не кричали, из их горла раздавался только стон и какие-то всхлипы. Одна из них, подтянувшись на руках, стала карабкаться по решетке. Подлетевший мгновенно рубер, наступив ногой на одну из них, не глядя на вторую «альпинистку» резко махнул рукой, наотмашь. Кисть руки, крепко схватив плохо прокрашенную арматуру, так и осталась висеть на решетке.

Женские крики превратились в чавканье, и за хрустом костей и разрываемой плоти раздавалось только урчанье. Весь небольшой дворик превратился в кровавую кашу, из которой были видны только уродливые спины и затылки зараженных. Те пировали на славу, от – пуза.

Кто то уродливый, с бурым телом, длинной и мускулистой рукой сбил с ног бегущую от него женщину. Та, упав плашмя стала отползать от него, что то причитая в пол голоса. Перевернув ее на спину, не спеша как мне показалось, опустил всю пасть ей на живот и сжал челюсти. Подняв вверх звериную морду, глаз на которой я так и не увидел, стал не спеша пережевывать вырванные кишки. Почему то они оказались синего и фиолетового цвета, вперемешку с красным.

Женщина, то ли отболи, то ли от ужаса, что ее поедают заживо, и поедает такая несусветная тварь, а может и от того или другого одновременно одной рукой пыталась запихнуть свои внутренности назад в туловище, другой отстранится от жуткой морды. И находясь в состоянии шока за все это время не издавала ни звука, крепко стиснув посиневшие губы.

Остальные зараженные, действовали более быстро и нагло. А может они были самыми голодными…

Я, стоял с раскрытым ртом, и наверное бледный как смерть. Мой мозг отказывался принять происходящее. Принять и поверить во все это. А ведь думал, что видел в этой жизни все.

Из состояния прострации, меня вывел удар прикладом автомата в спину. Затем, охнувшего, и с подкосившимися ногами грубо оттолкнул в сторону «натовский камуфляж», который все время стоял рядом. Заняв мое место у раскрытого настежь окна он взвел затвор автомата, проорал что то, и открыл шквальный огонь по зараженным внизу. Ему вторили стрелки из каждого окна трех зданий.

Во первых, у меня желания смотреть на происходящее внизу не наблюдалось. Во вторых, ударил меня прикладом он от души. Я просто корчился на полу, пытаясь встать. Снизу раздавались лишь раздраженные вопли зараженных. Патронов парни не жалели. Видимо, в отдел полиции все таки наведываются.

Сменив в стрельбе несколько опустевших магазинов, стрелки опрометью бросились наружу. Нам, простым смертным грузчикам, то же скучать не дали. Получив несколько ударов по ребрам, я поднялся и вместе с другой быдло-массой, похромал, а ходил я уже с трудом, к выходу.

Не помню точно, кто вложил мне в руку нож. И зачем мы все, перед выездом с «Базы» повесили на пояс армейский брезентовый подсумок? Кажется, его используют для отстреленных магазинов от автомата. Я быстро понял, для чего он мне.

С двух сторон дороги нас прикрывали стрелки. Из окон второго этажа, по шевелящимся уродливым тушам зараженных, которые упорно не желали подыхать, непрестанно вели огонь, чудо – снайпера. А по кровавой, иногда шевелящейся и подающей признаки жизни жиже из тел людей и зараженных ползали мы. Те, кому доверили почетный труд по сбору споранов, и всего другого полезного.

Расталкивая и распихивая тела зараженных, спотыкаясь и падая лицом вниз на разодранных в клочья тела людей, по колени в кровавой каше, мы искали споровые мешки на затылках уродов. Я, разрезал с трудом споровый мешок и не глядя на содержимое, запускал всю пятерню в него. Так же, не глядя, скидывал все, что схватил в подсумок.

Резал пальцы рук лезвием ножа, так как руки тряслись как у алкоголика со стажем. Со стороны дороги постоянно раздавались автоматные очереди. Из раскрытых настеж окон второго этажа стреляли по шевелящимся и никак не желающим умирать зараженным.

Все постоянно орали, но картинка была как в немом кино, все просто открывали рот в безмолвном крике. И не понятно было, кто это орет, грузчик, стрелок, раненая женщина или недобитый зараженный. По колени постоянно находился в человеческой крови, кишках и дерьме. Запах просто был тошнотворный, кровь и дерьмо.

Настоящий запах СТИКСа. Видиш уродливое тело и кидаешься к нему как пират к сундуку с сокровищами, держа нож на изготовке. По дороге наступая и расталкивая руками чьи то разорванные в клочья тела. Втыкаеш нож в спорановый мешок, одной рукой делаеш разрез, пальцами другой руки вынимаеш все содержимое мешка и складываеш в подсумок. И так бесконечно.

Мне казалось я всю жизнь шагаю по развороченным телам, отпиннываю ногой как футбольные мячи оторванные головы, спотыкаюсь и падаю лицом в чьи то внутренности.

– Назад! Суки! Назад! – кто-то крикнул из окна.

Ничего не соображая, все быстро, как могли, поковыляли по трупам к распахнутой двери здания.

В бане на «Базе», я встал под холодную воду из лейки от душа в одежде. Подсумок, как и у всех, кто-то невидимый сорвал у меня с пояса. Снимать обувь я то же не стал. Просто молча стоял под струями холодной воды низко наклонив голову. Кажется, этот запах с меня никогда не смыть. Глаза, стоя в душе я закрыл, и открывать их не хотелось.

Глава 6

В казарме, праздник жизни продолжался, а точнее только начинался. Забравшись с кряхтеньем к себе на «пальму», завернулся с головой под тоненькое одеяло и только начал жалеть о том, что нет беруш, как дверь в помещение раскрылась, и в нее вошли несколько охранников. Трое были без оружия и несли в руках коробки с чем-то позвякивающим внутри.

– Гуляй, рванина! – заявил один из них пьяным голосом. Звонко рыгнул, пёрнул и под задорный смех пошатывающихся корешей, все вышли вон.

В пол голоса гомоня, толпа алкашей-грузчиков, как нашкодивший кот, ожидающий следующего удара по ушам от хозяина, стали робко, «на полусогнутых» подбираться к коробкам, явно зная, что там внутри. Конечно же бутылки с водкой. И накиданные сверху пачки сигарет.

С «сокамерниками», я гордо не общался за всё время моего нахождения в стабе. Отчасти из-за того, что и так все было понятно. Отчасти, из за моей врожденной брезгливости. Казалось, что человеку опустившемуся на самое дно жизни, пусть даже не по своей воле, а в силу сложившихся обстоятельств, падать ниже не куда. Но это только казалось. Нет дна для человека, его самых низменных пороков, его трусости. Скотина, дремлющая в каждом из нас, всегда найдет щель и выйдет наружу, как гной из ранки.

Позволить так с собой обращаться? Поставить себя ниже уровня квартирного плинтуса? Не жить, а существовать. На все человек способен.

Я оказался единственным, кто не заливался спиртным. Нет, конечно мне хотелось влить внутрь стакан – другой. Забыться и заснуть без сновидений. Не дай Бог прошедший день приснится, его я точно никогда не забуду, просто мне была отвратительна сама мысль о том, что я сяду вместе со всеми, увижу в нескольких сантиметрах от себя их опухшие рожи. Вдыхать с омерзением прогорклую вонь гнилых и желтых зубов… Буду слушать пьяный бред собутыльников. Все ведь захотят высказаться, собеседника никто не слушает. Интересно, а алкаши бухающие в одиночестве, сами с собой разговаривают?

Гоп-компания о моём отсутствии не комплексовала и про меня не вспоминала. Я был этому очень даже рад. Сидел себе, прислонясь спиной к прохладной стене и никому не мешал. Я надеялся, что это будет взаимно. Свет давали лампы накаливания, без плафонов конечно же. Бухающая и горланящая компания за длинным деревянным столом выглядела в таком освещении совсем уж инфернально. Свет в казарме не погасили, наверное, это на всю ночь. Раз в месяц, после напряженного труда, снять стресс.

Толково придумано.

Интересно, Шкаф сам до этого додумался, или подсказал кто?

Добыча за сегодняшний день, наверное значимая.

Там и спораны, и жемчуг… Может еще чего…

И всё поди без пошлины…

С Карелом то он делится?

И как там Бугор поживает?

Они в курсе проделок Шкафа?

Или там так же сейчас?

Или еще хуже?

Хотя куда уж хуже то?

Тварей то полно набили, и разных.

Элитников вот слава те госпади не было. Тех с автомата не возьмешь. Гранатомет нужен, я аж сплюнул, вспомнив конфуз с прошлым.

Или снайперская винтовка, крупного калибра. Это обязательно… Крупный калибр то…

А можно еще мины расставить…

Гранат парочку закинуть…

Мысли стали путаться, глаза слипаться, прожитый день давал о себе знать… Сигаретный дым не выходил из помещения, не смотря на распахнутые окна с решетками.

И на окнах решетки…

Как в зоне… в натуре…

Я стал засыпать в клубах сигаретного дыма, под гомон толпы за столом.

Со сном как то не задалось в этот раз. Металлическая дверь в казарму с грохотом открылась, и в помещение были запущены невидимым охранником пять особей женского пола. Еще не так давно, эти особи назывались – женщинами. Откуда именно их набрали, я так и не узнал, но по всему видно, что впечатлений они набрались выше крыши. Одна из пяти передвигаться вообще не могла, ее с обеих сторон поддерживали подруги. Ноги ее почти не упирались в пол, голова обессилено повисла, наклоняясь вперед. Рыжие волосы, еще сегодня утром приведенные в безукоризненный порядок свисали какими то рваными клочьями с головы.

У всех остальных, от слез, макияж потек раскраской киношного Джокера, и понять сколько им лет, было совершенно не возможно. Обувь у всех пятерых отсутствовала. Колготки то же. Одна, из пятерых, сегодня днем в городе, видимо была в строгом брючном костюме. Из одежды на ней был только помятый жакет и рваная блузка. Ее нагота, как видно совершенно ее не смущала. Один глаз затек, если он вообще у нее еще был, и совершенно не открывался. Остальные, часть одежды еще как то сохранили.

Дверь за ними, так же с лязгом захлопнулась. Звон металла об металл, прозвучал как выстрел стартового пистолета. Большая часть из уже порядком пьяных грузчиков-носильщиков вскочила с места и ломанулась к ним с каким то животным полустоном – полуревом. Одна из женщин, видя толпу, которая кинулась к ним, просто упала на спину и начала дико орать. Бессвязно и бессмысленно. Понимала, что эту ночь она не переживет, и смерть ее будет ужасной, постыдной и жестокой. В этом крике было все, страх, не понимание происходящего, боль физическая и душевная, сожаление и обида, страх и дикая ярость. Всё разом. Лежала на спине, голося в потолок, уставившись в него бессмысленным взглядом и согнув руки в локтях и растопырив пальцы, словно держа в каждой руке по большому мячу. Ожидая принять на себя, то ли судьбу, то ли очередное стадо насильников.

Через несколько секунд ее крики стали невнятными. Ей затыкали рот, наверное рукой.

Я сидел на «втором этаже» нар, прижимаясь спиной к прохладной стене казармы. Что происходило внизу, на полу, я не видел, да и не хотел всё это видеть. Не смотря на духоту в помещении, я, почему то озяб и натянул на себя простенькое солдатское одеяло, в клеточку.

На соседних нарах, я увидел еще нескольких человек, некоторые из которых, что то пьяно мыча, усаживались на разобранные и скомканные матрасы. Двое или трое, испуганно таращились на происходящее внизу и рядом с ними. А может и не испуганно, а может с завистью и похотью. А может это я неправильно их понял. А может, просто осознавали, что сладкого им не достанется, и решили не рисковать своими зубами и челюстью.

Находящий на меня накатываться сон, как ветром сдуло. Я до утра слушал сладострастные пьяные стоны и слабые крики женщин. В этих криках, никакого сладострастия точно не было.

Наутро, трое из пяти, не выжили.

Одна заурчала. Ее добили клевцом в висок.

Вторая признаки жизни подавала… Но ее, добили то же.

Да, кстати… Я у Шкафа не спросил… А где Ботан то…?

***

Как школьник, я замер перед кабинетом директора школы. Сейчас отчитают и родителей вызовут. Замер на несколько динных секунд возле двери повелителя стаба, великого Шкафа! Охранника почему то возле входа не было. Что за порядки? Может именно это и послужило последней каплей в моем надорвашемся терпении. План конечно, так себе. Но ведь я всю свою несознательную и пустую жизнь и жил импровизацией. Может, потому жизнь и пустая? И я пустой?

Поняв, что я просто тяну время и пытаюсь как перед входом в кабинет стоматолога оттянуть неизбежное, я постучал в дверь. Ее, практически сразу же открыла, та самая шмара. Волосы на голове всклокочены, и какие то реденькие. Свинные глазки припухшие. Майку она кажется никогда не меняла. В ней и спала.

– Чё те? – выдохнула она мне в лицо.

Вонь из пасти была тошнотворной! Зубы свои, она кажется вообще и никогда не чистила. И не причесывалась. И ноги не мыла. И белье не стирала. И вообще, она просто тварь!

Чуть отшатнувшись назад, я пробормотал, стараясь не дышать носом и не вдыхать аромат исходивший от нее: "К Шкафу, я".

Все таки я правильно угадал со временем. Рано утром, великий и могучий, еще не проснулся и был недостаточно велик. Сидя на диване, в семейных трусах, что то потеряно бормоча, хлопая сонными глазами, это был старый, тормознутый неудачник, каким я его и привык видеть. Я его таким и знал. И любил. Слегка.

Он напяливал на себя носки, камуфляжные штаны, майку, явно смущаясь моему раннему визиту, а выгнать меня вон отсюда, он не может, не потому что смелости не хватает, а просто не заложен в нем барский ген, вся его бравада и начальственность – наиграна и неискренна. Неестественна для него. Как модельная туфля на высоком каблуке на ноге колхозницы, никогда, кроме валенок ничего не одевавшей. Куй железо – пока горяче!

Минут за десять я изложил ему весь свой план. С Карелом, такое бы не прошло. С Бугром то же. Меня бы в миг раскусили, и поняли, что я попросту хочу смыться отсюда. И плету всякую херь. Шкаф, конечно глуповат, но не полный же дебил. И он то же все поймет. Да есче советники всюду подскажут, что к чему. Поэтому все надо сделать быстрее, в темпе вальса.

Под конец моей третьесортной брехни, тот уже полностью облачился в камуфляж. Он то же не умывался, хлеборзку свою не чистил. За гигиеной, в нашей дикой команде не следил только Ласта. У того вечно смердило от ног, и я постоянно ворчал на него из за этого. Шкафа то, вроде бабушка к горшку приучила.

Тот, уже смотрел на меня с ухмылкой, мол все, склеился от увиденного на ЕГО "Базе". Заднюю решил включить? Здесь, такое не проходит.

– И пулемет... и автомат... И даже гранатомет принесеш? – Шкаф совершенно по свински заржал, глядя мне в глаза. С боку, подхихикивала перегидрольная тварь. "Ты то чего ржеш?" – подумал я, стараясь не глядеть на нее. Выражение лица я зафиксировал в угодливом положении. Как приказчик или половой в булочной в старых черно-белых фильмах. Только причесочки прилизанной на пробор не хватает. Гранатомет, для Шкафа, тема больная и позорная. Хотя, больше всего досталось то мне. И труба оказалась беспонтовая, и Ласту я подставил... Но ведь все из за тебя, жирный. Из за твоей гордыни. Я то ни в чем не виноват! Из за тебя!

Пора валить отсюда! Именно сейчас. Пока со мной еще окончательного решения не принято. Примет, и оно будет не в мою пользу. В распахнутом настеж окне, мелькнул знакомый силуэт.

– Вот и ладушки, вот и хорошо! Выйди со мной, на пять секунд, – сказал я, беря рукой со стола грязный, не мытый кухонный столовский нож.

Шкаф, как то раздраженно и явно ничего не понимая смотрел на все моги манипуляции с ножем. Дура, с радостной улыбкой с мятой от постели рожей кинулась к двери, видимо, предложение выйти, она приняла на свой счет. Шкаф, на пол пути остановил ее рукой. Я воспользовавшись заминкой, быстро обошел их и вышел из домика в дверь и не закрыл ее за собой. Входная дверь, то же оказалась грязной и заляпанной грязными пальцами. Брезгливо оттолкнув ее от себя одной рукой, которая все же прилипла на коротеое время к поверхности. Они вообще тут хоть что то моют?

Быстро завернул за угол и практически побежал вперед. За мной, стараясь не отставать и явно ничего не понимая, и от этого раздражаясь все больше и больше семенил Шкаф. За ним, шлепая босыми ногами по земле, с блаженной улыбкой на глупой роже, в грязной майке, его верная пассия.

Вокруг уже ходили люди с интересом наблюдавшие за всем этим марафоном. На шум остановился и обернулся мой обидчик в натовском камуфляже. Он с удивленной физиономией и чуть приоткрытым ртом наблядал за нессущимся в его сторону шевствии. Я быстро подойдя к нему, левой рукой подтянул к себе его за отворот армейской куртки, а правой рукой, сильно размахнувшись, снизу вверх, воткнул нож по самую рукоятку ему в макушку. Рот его от этого, еще больше раскрылся, один глаз начал смотреть куда то вверх, другой вниз и вбок. Он медленно и молча опустился передо мной на колени. Правую руку я с рукоятки ножа так и не отпускал. Резко повернув кисть руки, сломал клинок, оставив рукоятку у себя, а лезвие него в голове. Ударил коленом в челюсть стоящего на коленях пере до мной человека. Тот наконц то рухнул назад.

– Ну значит договорились... я пойду. Не провожай. Дорогу помню, – сказал я не обращаясь ни к кому конкретно. Все замерли в Гоголевской позе. Это было, слишком невероятно. Простой грузчик-носильщик-смерд, и совершил ТАКОЕ...

Шкаф, стоял с потерянной рожей, кидая быстрые взгляды, то на меня, то на тело. Сбоку от него, повиснув на руке у своего благоверного, все с той же глупой улыбкой, перегидрольная красавица. Остальных, стоящих рядом, я взглядом не фиксировал. Бросив рукоятку ножа к ногам начальника стаба, я бысрой походкой напрвлялся к воротам. Маленький шанс смыться тсюда – появился. Грех им нен воспользоваться. Надеюсь ворота приоткроют быстро.