Текст книги "«Соколы», умытые кровью. Почему советские ВВС воевали хуже Люфтваффе?"

Автор книги: Андрей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

А вот какой предстает на страницах воспоминаний бывшего офицера 170-й танковой бригады В.П.Брюхова история боевых действий в 1944—1945 гг. 18-го танкового корпуса. 22 сентября 1944 г. под Арадом в Румынии немецкая авиация «беспрерывно бомбила и обстреливала боевые порядки бригады» – «а вот наша авиация бездействовала»... Удару «немецких бомбардировщиков» 170-я подверглась и в начале октября в Венгрии, в ходе Дебреценской операции. Через Дунай близ югославского Сомбора корпусу (переданному из 2-го Украинского в 3-й Украинский фронт) в конце ноября – начале декабря 44-го пришлось переправляться по ночам: «днем, как только прояснялось, налетала немецкая авиация и нещадно бомбила»... 22 декабря корпус приступил к прорыву оборонительной линии «Маргит» в Венгрии – и вновь на 170-ю бригаду «налетела вражеская авиация»; ее удары следовали и в последующие дни советского наступления западнее Будапешта. А во время немецкого контрудара у озера Балатон в январе 1945-го? 3 января самолеты люфтваффе группами по 15—20 «почти постоянно висели в воздухе над боевыми порядками» 18-го танкового, а советские «ястребки» (по крайней мере, над расположением 170-й бригады) появились лишь однажды; 4 января немецкая авиация «беспрерывно бомбила» и «буквально терзала» 170-ю; в последующие дни она опять «активно поддерживала» атаки своих войск на позиции бригады, «свирепствовала», а 21 января «беспрепятственно бомбила» тылы 18-го танкового близ переправы через Дунай у Эрчи. Не нуждается в комментариях запись в журнале боевых действий 4-й гвардейской армии (в полосе которой действовал тогда 18-й танковый) за 19 января: «Погода была летная, и в воздухе, не встречая сопротивления со стороны нашей авиации, господствовала авиация противника»... 6 марта 1945 г., с началом немецкого наступления у Балатона, над боевыми порядками корпуса опять «появились вражеские самолеты, они наращивали мощь огня, бомбили первую и вторую полосы обороны». Еще в середине марта, свидетельствует В.П.Брюхов, «вражеские штурмовики поддерживали свои войска»; «мы с надеждой ждали краснозвездные ястребки, а их все не было». 170-ю танковую «ежедневно бомбила авиация», «комбриг настойчиво просил представителя авиации вызвать наши истребители, но его просьбы оставались без внимания»...²⁷ Вот так советская истребительная авиация «нейтрализовала» действия FW190F и G (во всех описанных выше случаях действовали именно они)...

Еще 30—31 мая 1944 г., в начале немецко-румынского наступления под Яссами, как FW190F и G, так и Ju87 удавалось «безнаказанно» наносить удары по советским войскам и в условиях активного противодействия крупных сил истребителей²⁸.

В-четвертых, наиболее эффективным способом помощи другим родам своей авиации и наземным войскам является все-таки не нейтрализация, а уничтожение самолетов противника («первостепенную важность уничтожения самолетов противника» не смог не признать даже М.Солонин – в другом месте подчеркнувший, что «само по себе уничтожение самолетов» «не является ни единственной, ни даже самой главной задачей» истребительной авиации²⁹). Ведь уничтоженный самолет уже никогда больше не сможет подняться в воздух – и, соответственно, уже никогда не потребует усилий для своей нейтрализации. А экономия усилий – да еще и при нанесении противнику материального урона – повышает кпд авиации, делает ее действия более эффективными. Достаточно вновь обратиться к истории Курской битвы. Огромные потери, нанесенные немецкими истребителями 16-й воздушной армии Центрального фронта, уже на четвертый день боев, 8 июля 1943 г., вынудили резко снизить активность ударных самолетов – для сопровождения которых перестало хватать истребителей. Из поднятых 8-го в воздух Пе-2 (хотя их и так было всего 44 при том, что на 1 июля имелось 185) 40% пришлось вернуть из-за этого на аэродромы; 9 июля этот процент составил около 30³⁰. А для прикрытия наземных войск пришлось задействовать истребительную авиадивизию из состава соседней 15-й воздушной армии. Во 2-й воздушной армии Воронежского фронта 11 июля вынуждены были отказаться от массированных ударов Ил-2 – из-за действий немецких истребителей штурмовиков осталось слишком мало. 20—22 июля по той же причине стала снижаться и активность 15-й воздушной армии Брянского фронта, 6 августа из-за потерь резко сократилось число вылетов штурмовиков 5-й воздушной армии Степного фронта, а 15-го резкое падение активности вновь пережила 2-я воздушная: ее 10-й истребительный авиакорпус за предыдущие 12 дней был практически выбит асами люфтваффе, а 5-й штурмовой понес от них тяжелые потери. Потери возмещались, но 21—23 августа 2-я воздушная опять стала выдыхаться...

В-пятых, надо учитывать еще и уровень понесенных при решении задачи потерь: он является важнейшим показателем эффективности действий войск³¹.

Вот почему для того, чтобы определить степень эффективности действий советской и немецкой истребительной авиации на советско-германском фронте, нам не обойтись без выяснения количества уничтоженных той и другой самолетов противника и величины понесенных при этом той и другой потерь.

Уничтоженных – или хотя бы сбитых. Напомним, что понятие «сбитый» шире понятия «уничтоженный» («потерянный безвозвратно»). В историко-авиационной литературе сбитыми принято считать все самолеты, которые из-за нанесенных им противником повреждений лишились возможности продолжить полет, т.е.:

– взорвавшиеся или развалившиеся в воздухе или разрушившиеся после неуправляемого падения и столкновения с землей и

– совершившие вынужденную посадку,

а также самолеты, дотянувшие после получения боевых повреждений до аэродрома, но:

– разрушившиеся при посадке на него и

– совершившие нормальную посадку на аэродром, но списанные как не подлежащие ремонту из-за слишком большого объема повреждений.

Уничтоженными (потерянными безвозвратно) оказывались машины, вошедшие в первую, третью и четвертую группы, а также те из второй, которые либо разрушились при вынужденной посадке, либо были признаны после нее не подлежащими ремонту, либо сели на территории противника. Другую часть севших на вынужденную удавалось отремонтировать и вернуть в строй. Но все-таки и эти машины не только лишались возможности выполнить боевую задачу в данный момент, но и переставали требовать усилий по своей нейтрализации на несколько дней, а то и недель.

Таким образом, выяснение вопроса о том, чьи истребители действовали на советско-германском фронте эффективнее, требует установления:

а) количества самолетов противника, уничтоженных на этом фронте истребителями каждой из сторон (или хотя бы количества сбитых, т.е. как уничтоженных, так и выбывших из-за боевых повреждений из строя как минимум на несколько дней), и

б) величины боевых безвозвратных потерь советской и немецкой истребительной авиации на советско-германском фронте.

В свою очередь, разрешение этих вопросов – чего до сих пор не хотят осознать некоторые отечественные авторы – немыслимо без установления степени достоверности привлекаемых для этого исторических источников.

2. СКОЛЬКО ИСТРЕБИТЕЛЕЙ ПОТЕРЯЛИ СССР И ГЕРМАНИЯ В БОРЬБЕ ДРУГ С ДРУГОМ?

Начнем с установления величины потерь, ибо этот вопрос выяснить несколько проще: имеющиеся у нас данные о потерях советской и немецкой истребительной авиации во всех случаях обнародованы той стороной, которая эти потери понесла. Вряд ли нужно доказывать, что она обладает несравненно более полной информацией о своих потерях, чем нанесший их ей противник. В воздушном бою, где обстановка меняется в считаные секунды, летчику некогда следить за судьбой пораженных его огнем самолетов; он не может обычно с уверенностью сказать, упали они или все-таки дотянули до своего аэродрома; он не знает и не может знать, сколько из дотянувших разрушилось при посадке или списано как не подлежащих ремонту, сколько из севших на вынужденную вражеских машин разрушилось или оказалось не на своей территории, а сколько врагу удалось эвакуировать и отремонтировать. Этого не могут знать и наземные войска, проверяющие доклады летчиков о сбитых: территория противника (по крайней мере, в первые после воздушного боя часы, а то и дни) для них недоступна; сил и возможностей для сплошного прочесывания своего расположения у них тоже, как правило, нет. Не всегда умеют они и отличить останки своего самолета от обломков вражеского... А зенитчики зачастую не видят даже того, чьим огнем поражен падающий или задымивший самолет противника – своей батареи или соседней. Уже по одной этой причине количество уничтоженных и поврежденных самолетов врага в их докладах удваивается, утраивается и т.д.: одну и ту же машину заносят на свой счет сразу несколько подразделений...

Правда, некоторые исследователи (например, Д.Б.Хазанов) полагают, что достоверную информацию о потерях врага можно получить и не обращаясь к документам враждебной стороны – из показаний военнопленных. Однако – не говоря уже о том, что пленных (да еще и хорошо информированных) удается захватить не всегда – нельзя не согласиться с Ю.В.Рыбиным в том, что этот источник крайне ненадежен (если не заведомо недостоверен). В самом деле, находясь во власти врага и стремясь облегчить свою участь, пленный вольно или невольно начинает «подлаживаться» под допрашивающего, говорить то, что хочется услышать допрашивающему – а тому, естественно, хочется услышать, что противник выдыхается, несет большие потери и т.п. «Русские летчики подготовлены и хорошо дерутся, – заявил, например, на допросе обер-фельдфебель В.Пфренгер из II группы 5-й истребительной эскадры «Айсмеер», сбитый 17 мая 1942 г. под Мурманском. – Немецкие летчики тоже хорошие, но сейчас большой процент молодежи, которые [так в тексте. – А.С.] не имеют достаточной подготовки»³². «Выходит, весной 1942 г. наши летчики были самыми лучшими? Так почему у нас в это время были такие ужасающие потери?» – справедливо задает вопрос Ю.В.Рыбин³³. (Только в шести воздушных боях между советскими и немецкими истребителями, происходивших в Заполярье между 23 апреля и 17 мая 1942 г., советские авиаторы безвозвратно потеряли, по их отчетам, 17 машин – тогда как люфтваффе, по немецким данным, лишились всего двух³⁴.) Просмотрев большое количество протоколов допросов сбитых в Заполярье немецких пилотов и сличив показания последних с советскими донесениями о воздушных боях, исследователь пришел к выводу о том, что «боевые качества наших летчиков и самолетов, их успехи, начиная с 1942 г.», пленными «всячески превозносились», преувеличивались...³⁵ Приведем еще один пример. Сбитый 8 июля 1943 г. над южным фасом Курской дуги обер-лейтенант Г.Люти из III группы 52-й истребительной эскадры показал, что за первые три дня Курской битвы (5—7 июля) участвовавшие в ней части эскадры безвозвратно потеряли в боях 35 самолетов. Согласно же наиболее учитывавшим потери своих ВВС немецким документам – отчетам службы генерал-квартирмейстера люфтваффе, – это количество равнялось лишь 22³⁶.

Нельзя исключать и сознательной дезинформации противника пленными авиаторами. Разведчикам советских сухопутных войск военнопленные-дезинформаторы попадались тогда неоднократно³⁷; явным сознательным дезинформатором оказался и сбитый в январе 1943 г. под Ленинградом лейтенант люфтваффе А.Крюгер, заявивший, что служит в IV группе 100-й бомбардировочной эскадры «Викинг», которая вместе со II группой 30-й бомбардировочной эскадры «Адлер» базируется на аэродромах Псковского аэроузла. Дело в том, что первая из названных им групп в январе 43-го не покидала французского аэродрома Шартр, а вторая – сицилийского аэродрома Комизо...

Здесь нам могут указать, что в Первую мировую войну германские военнопленные отличались как раз исключительной правдивостью показаний. В отличие от солдат австро-венгерской армии, подчеркивал служивший в 1914—1916 гг. в штабах 3-й Финляндской стрелковой бригады и 40-го армейского корпуса Генерального штаба полковник Б.Н.Сергеевский, германцы «всегда давали совершенно точные и определенные показания. Почти каждый германец как бы гордился тем, что он все знает и все может точно доложить «господину капитану». «Германский солдат знает все, что должен знать солдат», «германский солдат не может лгать офицеру» – подобные фразы мне много раз приходилось слышать от пленных врагов, и они, без всякого принуждения, рассказывали все, что могли рассказать. За все время войны, опросив тысячи пленных, я встретил только двух, старавшихся солгать, да и то отступивших от этой тактики при первом же окрике»³⁸. Однако не зря говорят, что как раз в 1914 году и начался ХХ век – не такой идеалистически-патриархальный, как XIX... За годы, прошедшие между двумя мировыми войнами, понятие о солдатской чести у германских военных претерпело изменения, сущность которых видна, например, из протокола допроса сбитого 23 июня 1941 г. под Слонимом фельдфебеля Хартле из 217-й эскадрильи дальней разведки: «Данные о самолете «Хейнкель-111» дать отказался по двум мотивам: как преданный солдат Германии не желает терять совесть перед родиной. На вопрос, идет ли речь о чести или страхе, ответил, что только честь не позволяет ему открывать военные тайны. Второе: самолеты «Хейнкель-111» передавались Советскому Союзу и поэтому не представляют никакого секрета для русского командования. Поэтому было бы оскорблением требовать от него потери чести без всякого повода»³⁹. Точно так же рассуждал и немецкий танкист, плененный в сентябре 1941-го под Ельней и допрошенный командующим Резервным фронтом Г.К.Жуковым. «Почему вы не отвечаете?» Молчит, – рассказывал после войны Жуков. – Потом заявляет: «Вы – военный человек, вы должны понимать, что я, как военный человек, уже ответил все то, что должен был вам ответить: кто я и к какой части принадлежу. И ни на какие другие вопросы я отвечать не могу. Потому что дал присягу. И вы не вправе меня спрашивать, зная, что я военный человек, и не вправе от меня требовать, чтобы я нарушил свой долг и лишился чести»⁴⁰.

Другое дело, что цифры боевых безвозвратных потерь авиатехники, обнародованные сторонами, которые эти потери понесли, абсолютно точными в нашем случае тоже не являются. Так, соответствующая информация по советской стороне была опубликована на страницах выпущенного в 1993 г. Министерством обороны России статистического сборника «Гриф секретности снят» – а методика работы его составителей вызывает немало сомнений и нареканий. По крайней мере, в ряде случаев эта методика вообще не имела ничего общего с наукой: составителей сборника уже не раз уличали в фальсификации, в занижении – ради поддержания престижа отечественных Вооруженных Сил – потерь, понесенных Красной Армией в Великой Отечественной войне⁴¹. Со своей стороны, укажем на факты, позволяющие заподозрить составителей в занижении потерь советских ВВС. Если верить сборнику, в Крымской операции (апрель – май 1944 г.) советская сторона потеряла 179 самолетов; согласно же документам военных лет, изученным М.Э.Морозовым, одна только 8-я воздушная армия 4-го Украинского фронта лишилась тогда 266 машин⁴². А ведь в Крымской операции участвовали еще и ВВС Черноморского флота, и 4-я воздушная армия, и часть сил авиации дальнего действия... В Петсамо-Киркенесской операции (октябрь 1944 г.), по данным сборника, было потеряно 62 советских самолета, а по данным самостоятельно осуществившего архивный поиск Ю.В.Рыбина – 142⁴³ (правда, сборник дает цифры потерь за 7—29 октября, а Рыбин – за 7 октября – 1 ноября, но невозможно допустить, что за два-три дня после фактического прекращения боев самолетов было потеряно больше, чем за три недели напряженной боевой работы...).

Впрочем, приведенные в сборнике цифры боевых безвозвратных потерь советских истребителей можно, по всей видимости, считать нефальсифицированными. Согласно составленной еще во время войны (и опубликованной В.И.Алексеенко уже в 2000 г.) ведомости потерь боевых самолетов ВВС Красной Армии за 1944 год боевые безвозвратные потери истребителей этих ВВС составили тогда 3571 самолет⁴⁴. А это вполне согласуется с данными сборника, который дает здесь округленную цифру в 4100 машин⁴⁵ («недостача» в ведомости порядка 500 истребителей легко объясняется тем, что в ней не учтены потери ВВС ВМФ и истребительной авиации ПВО). О занижении потерь, таким образом, нет и речи; цифра в 500 истребителей, потерянных в 1944 г. по боевым причинам авиацией флотов и ПВО, кажется даже завышенной. Расхождения же с данными М.Э.Морозова и Ю.В.Рыбина можно объяснить тем, что сборник во всех случаях указывает величину безвозвратных потерь, а названные авторы, возможно, приводят цифры не уничтоженных, а сбитых самолетов – часть которых была после вынужденной посадки отремонтирована. Известно, например, что в ходе воздушных боев над Таманским полуостровом в апреле – октябре 1943 г. из 851 севшего на вынужденную советского самолета списали только 380 (44,7%), а 471 машину ремонтные бригады 4-й воздушной армии Северо-Кавказского фронта сумели вернуть в строй⁴⁶.

Но если подозрения в фальсификации в нашем случае следует, скорее всего, отбросить, то уверенности в том, что приведенные в сборнике «Гриф секретности снят» цифры потерь советской авиации не занижены (пусть даже без злого умысла и в очень небольшой степени), – такой уверенности все-таки нет. Ведь мы не знаем, какого рода документы привлекались составителями для подсчета потерь, учитывались ли особенности составления этих документов, проверялись ли сведения одних источников по другим. А между тем, например, в составлявшихся штабами авиаполков отчетах о боевых действиях за тот или иной период свои потери иногда занижались. Так, из ежедневных донесений штаба 900-го истребительного авиаполка 288-й истребительной авиадивизии 8-й воздушной армии Юго-Восточного фронта видно, что, сражаясь с 24 августа по 3 сентября 1942 г. в районе Сталинграда, полк безвозвратно потерял по боевым причинам 14 своих Як-7б; эти машины либо были полностью уничтожены в результате воздушного боя, либо пропали без вести⁴⁷. Однако в итоговой сводке о действиях 900-го истребительного под Сталинградом безвозвратно потерянными за указанные дни значатся лишь 8 самолетов – и именно из этой цифры исходили потом в полку при составлении отчетов о боевой работе за тот или иной период...⁴⁸ Насколько удалось составителям сборника «Гриф секретности снят» восстановить во всех подобных случаях истинную картину – неизвестно.

Неполнотой данных о своих потерях отличается и часть документов вермахта. В частности, малодостоверны в этом отношении дневники боевых действий воздушных флотов. Согласно этим источникам, 6-й воздушный флот за 5—11 июля 1943 г. безвозвратно потерял 33 самолета, а 8-й авиакорпус 4-го воздушного за 4—23 июля – 111. По данным же 6-го отдела службы генерал-квартирмейстера люфтваффе (ведавшего учетом потерь), указанные потери составили соответственно 64 и около 170 машин⁴⁹. Соответственно, малодостоверны и опиравшиеся на сводки штабов воздушных флотов еженедельные сводки командования вермахта (ОКВ). Согласно этим последним, с 22 июня по 27 декабря 1941 г. немцы безвозвратно потеряли на советско-германском фронте 2212 самолетов (включая не подлежащие ремонту из-за слишком большого объема повреждений)⁵⁰ – а по данным службы генерал-квартирмейстера люфтваффе эти потери уже к 31 августа составили 2631 единицу...⁵¹ За период 7—31 декабря 1941 г. недельные сводки ОКВ дают цифру в 180 безвозвратно потерянных на советско-германском фронте самолетов, а по обработанным Д.Б.Хазановым данным германских историков О.Грёлера и К.Беккера получается 324...⁵² Как отмечают изучавшие этот вопрос Р.Ларинцев и А.Заблотский, отдельные ошибки могут встречаться и в материалах службы генерал-квартирмейстера⁵³. И действительно, ведь их сведения основаны на донесениях частей и соединений – а эти последние, как и в советских ВВС, свои потери подчас занижали. Так, по документам I группы 28-й бомбардировочной эскадры выходит, что с 22 июля по 31 декабря 1941 г. в ее 2-м и 3-м отрядах погибли или получили повреждения 33 самолета⁵⁴, а по отчету 2-го авиакорпуса, в составе которого действовали тогда эти отряды – 41...⁵⁵

Итак, абсолютно точными цифрами боевых безвозвратных потерь советских и немецких самолетов на советско-германском фронте мы не можем располагать в принципе. Учтем, однако, что опубликованные обеими сторонами цифры своих потерь если и отличаются от действительных, то в одну и ту же сторону (уменьшения) – так что соотношение потерь сторон они все-таки должны отражать с достаточной степенью точности. Кроме того, степень неточности сведений такого немецкого источника как документы службы генерал-квартирмейстера люфтваффе, по мнению Р.Ларинцева и А.Заблотского, «весьма невелика». «Копии с соответствующих материалов за 1943 год, с которыми удалось ознакомиться одному из авторов, – указывают эти исследователи, – позволяют судить об их достаточной полноте...»⁵⁶. Отрывочны эти сведения лишь за четыре месяца 1945 года, когда система централизованного учета потерь в агонизирующем рейхе разладилась. Достаточно полными можно, думается, считать и сведения о потерях советских ВВС, опубликованные в сборнике «Гриф секретности снят»; во всяком случае, обратное (мы говорим сейчас только о потерях авиации) пока не доказано.

Опираясь на сведения этих двух источников, мы и попытаемся установить приблизительную величину боевых безвозвратных потерь советской и немецкой истребительной авиации на советско-германском фронте.

Для советской авиации сборник «Гриф секретности снят» дает цифру в 20 700 безвозвратно потерянных по боевым причинам истребителей⁵⁷.

Что же касается немецкой истребительной авиации, то для нее подобная итоговая цифра в русскоязычной литературе еще не опубликована. Однако ее можно попытаться определить расчетным путем, опираясь на имеющиеся в нашем распоряжении сведения службы генерал-квартирмейстера люфтваффе:

– о величине общих (т.е. и боевых и небоевых) безвозвратных потерь немецких истребителей на всех фронтах с 22 июня по 31 октября 1941 г. (1527 машин);

– о величине общих безвозвратных потерь немецких истребителей на Восточном фронте за январь – ноябрь 1943 г. (1084 машины) и

– о величине боевых безвозвратных потерь немецких истребителей на Восточном фронте за 1944 г. (839 машин)⁵⁸.

Попытаемся вначале определить величину общих безвозвратных потерь немецких истребителей на советско-германском фронте в 1941 и 1943 годах. В случае с 41-м нужно прежде всего установить, сколько истребителей люфтваффе безвозвратно потеряли с 22 июня по 31 октября на других фронтах. По немецким данным, сражавшиеся тогда с англичанами над Ла-Маншем 2-я и 26-я истребительные эскадры с 14 июля по 31 декабря лишились в боях 103 самолетов⁵⁹. Предположим, что эти потери распределялись по месяцам равномерно; тогда можно считать, что с 22 июня по 31 октября боевые безвозвратные потери указанных соединений составили около 80 машин. Примем, что величина небоевых безвозвратных потерь относилась к этой цифре как 47 к 53: примерно такова была тогда (см. ниже) структура общих безвозвратных потерь немецких ВВС. Тогда получится, что с 22 июня по 31 октября общие безвозвратные потери 2-й и 26-й эскадр составили порядка 150 самолетов. Ночные истребители, прикрывавшие Германию от налетов англичан, за этот промежуток времени могли лишиться примерно 10 машин: за первые девять с половиной месяцев 1941 года их общие безвозвратные потери составили всего 28 единиц⁶⁰. На долю немецких истребителей, сражавшихся в июне – октябре 41-го над Северным и Норвежским морями (отряды 1-й и 77-й истребительных эскадр) и в Северной Африке (I группа 27-й эскадры, 7-й отряд 26-й, а в октябре еще и II группа 27-й), оставим 100 безвозвратно потерянных самолетов: близ побережья Германии и Норвегии воздушные бои были тогда единичными, а в Северной Африке немцам противостояли менее сильные в боевом отношении части английских истребителей, чем над Ла-Маншем. В итоге из 1527 безвозвратно потерянных немецкими ВВС с 22 июня по 31 октября истребителей на советско-германский фронт должно прийтись примерно 1270. В ноябре и декабре, по данным службы генерал-квартирмейстера люфтваффе, немцы безвозвратно потеряли на Востоке 613 самолетов⁶¹; примем, что порядка 200 из них были истребителями. Тогда общие безвозвратные потери немецких истребителей на советско-германском фронте в 1941 г. можно оценить примерно в 1470 машин.

С 1943-м гораздо проще: если за 11 месяцев этого года общие безвозвратные потери немецких истребителей на Востоке оказались равны 1084 самолетам, то вряд ли мы допустим большую ошибку, предположив, что за весь год они составили 12/11 этого количества, т.е. примерно 1180 машин.

Рассчитаем теперь величину боевых безвозвратных потерь немецких истребителей на Восточном фронте в 1941 и 1943 годах. Р.Ларинцев и А.Заблотский, основываясь на опубликованных в зарубежной литературе данных, определяют долю этих потерь в общих безвозвратных потерях люфтваффе на всех фронтах в 53% для 1942 года и в 55% для 1943-го – и принимают, что в 1941-м она была такой же, что и в 42-м⁶². На Восточном фронте с его морозами, распутицей, грунтовыми аэродромами, трудностями снабжения из-за бездорожья и малым количеством ориентиров в полете над плоскими малонаселенными равнинами процент небоевых потерь должен был быть выше, чем на других театрах военных действий, но – за неимением соответствующих конкретных цифр – примем средние цифры Ларинцева и Заблотского. Тогда получается, что в 1941 г. боевые безвозвратные потери немецких истребителей на советско-германском фронте составили порядка 780 машин, а в 1943-м – порядка 650. Кстати, для 1944-го цифру в 839 машин необходимо уменьшить примерно до 800: ведь из истребителей, потерянных немцами в 1944 г. на Востоке, порядка нескольких десятков были уничтожены не Вооруженными Силами СССР, а авиацией США – во время налетов ее на промышленные объекты в Румынии и Польше.

Для 1942 и 1945 годов искомую величину можно рассчитать только очень и очень приблизительно. Известно, что среднемесячное количество групп одномоторных истребителей люфтваффе на советско-германском фронте (где подавляющее большинство немецких истребителей составляли именно одномоторные) в 1943 г. составляло примерно 12,4, а в 1942-м – примерно 15,5⁶³, т.е. в 1, 25 раза больше. Рискнем предположить, что и общие безвозвратные потери немецкой истребительной авиации на Востоке в 1942 г. были в 1, 25 раза больше, чем в 1943-м, т.е. составили порядка 1480 машин. Тогда величину ее боевых безвозвратных потерь на советско-германском фронте в 1942 г. можно определить (принимая ее за 53% общих) примерно в 780 самолетов. Потери же за четыре месяца 1945 года рассчитаем по аналогии с 1944 годом. Однако примем их равными не 33%, а 40% потерь за 1944-й. Этим будет в какой-то мере учтено то обстоятельство, что в 1945 г. количество немецких истребителей, действующих против Советских Вооруженных Сил, увеличилось. В итоге определим примерную цифру боевых безвозвратных потерь немецких истребителей на советско-германском фронте в 1945 г. в 320 самолетов.

Сведем все опубликованные и полученные расчетным путем цифры в таблицу 1.

Таблица 1БОЕВЫЕ БЕЗВОЗВРАТНЫЕ ПОТЕРИ СОВЕТСКИХ⁶⁴ И НЕМЕЦКИХ ИСТРЕБИТЕЛЕЙ НА СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКОМ ФРОНТЕ В 1941—1945 гг.

Однако сравнивать приведенные в таблице 1 цифры потерь одной стороны с цифрами потерь другой было бы не совсем корректно. Ведь, кроме германских вооруженных сил, потери советскими ВВС в Великой Отечественной войне наносили еще и Вооруженные силы Финляндии, Венгрии, Румынии, Италии, Словакии и Хорватии. Так, финны претендуют на 2787 сбитых ими советских самолетов⁶⁵, румыны – примерно на 1500⁶⁶, венгры – судя по тому, что известно о деятельности их авиаторов и зенитчиков, – примерно на 1000⁶⁷, итальянцы – по-видимому, на 150—200⁶⁸, словаки – не менее, чем на 10⁶⁹. Кроме того, 638 сбитых советских самолетов числится на боевых счетах словацкой, хорватской и испанской истребительных эскадрилий, которые организационно входили в состав ВВС Германии и именовались соответственно 13-м (словацким) отрядом 52-й истребительной эскадры, 15-м (хорватским) отрядом 52-й истребительной эскадры и 15-м (испанским) отрядом сначала 27-й, а затем 51-й истребительной эскадры...⁷⁰ Известно, что из 526 самолетов, о сбитии которых финны заявили после войны 1939—1940 гг., советская сторона признала безвозвратно потерянными не менее 322 (по-видимому, около 350)⁷¹. Часть из них могла, однако, сесть на территории противника из-за неисправностей, не связанных с боевыми повреждениями, или из-за потери ориентировки в обычную для зимы ненастную погоду, – т.е. могла на самом деле относиться к небоевым потерям. Примем поэтому, что в «Зимней войне» боевые безвозвратные потери советских ВВС были не в полтора, а в два раза меньше числа машин, о которых финны заявили как о сбитых. Тогда по аналогии можно считать, что в 1941—1944 гг. Вооруженным силам Финляндии удалось уничтожить порядка 1400 советских самолетов. Что же касается остальных союзников Германии, то примем, что они, подобно немцам, завышали число сбитых ими самолетов примерно в 2,5 раза (обоснование этого коэффициента см. в разделе 3 этой главы) и что порядка 25% сбитых советской стороне удалось вернуть в строй (на Кубани в 43-м этот процент, как мы видели, доходил до 45 – но там практически все бои проходили над территорией, занятой советскими войсками, и севшие на вынужденную чаще оказывались среди своих). При подобных допущениях окажется, что румыны, венгры, итальянцы, словаки, хорваты и испанцы уничтожили порядка 1000 советских самолетов, а вместе с финнами – порядка 2400. Известно, что на истребители пришлось 45% боевых безвозвратных потерь советских ВВС в Великой Отечественной войне⁷². Поэтому (при сделанных нами допущениях) можно полагать, что порядка 1100 советских истребителей было уничтожено не немцами, а их союзниками, а на долю немцев пришлось около 19 600.

С другой стороны, и из уничтоженных на советско-германском фронте немецких истребителей отнюдь не все были жертвами Вооруженных Сил СССР. Кроме последних, с немецкой авиацией там боролись еще и французский истребительный авиаполк «Нормандия», Вооруженные силы Польши и Чехословакии, а с августа – сентября 1944 г. – и вооруженные силы перешедших на сторону СССР Румынии и Болгарии. В частности, за пилотами «Нормандии» числится порядка 100 сбитых самолетов немецкой истребительной авиации⁷³. Осуществленная А.Н.Медведем и Д.Б.Хазановым по немецким документам проверка результатов нескольких воздушных боев с участием «Нормандии» показывает, что количество засчитанных французам побед завышено в 3—5 раз⁷⁴, поэтому примем, что в действительности «Нормандии» удалось сбить 25 немецких истребителей. Польским и чехословацким летчикам было засчитано соответственно 16 и около 25 сбитых на советско-германском фронте немецких самолетов⁷⁵; сколько засчитали зенитчикам – неизвестно, но наверняка не менее 100. Примем, что польские и чехословацкие авиаторы и зенитчики – большая часть которых была подготовлена в СССР, – как и советские, завышали свои успехи не менее чем в 5 раз (см. об этом в разделе 3 этой главы); тогда можно считать, что в действительности они сбили порядка 30 немецких машин, из которых около 10 могли быть истребителями. Румыны претендуют на 101 сбитый немецкий и венгерский самолет⁷⁶; в действительности они, видимо, сбили их в 2,5 раза (см. выше) меньше, т.е. около 40, из которых немецкими могли быть около 30, в том числе около 10 истребителей. Что же касается болгар, то уничтоженные ими в 44-м в Сербии и Македонии 3—5 немецких истребителей не принадлежали к авиачастям Восточного фронта⁷⁷, а в Венгрии в 45-м болгарские летчики и зенитчики вряд ли сбили больше 5 немецких истребителей. С учетом того, что небольшая часть сбитых немецких самолетов могла быть восстановлена, можно заключить, что порядка 40 немецких истребителей на советско-германском фронте было уничтожено союзниками СССР; советскими же Вооруженными силами – около 3240.