Текст книги "Начало пути (СИ)"
Автор книги: Андрей Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– А что это ты, Сергеев, про товарища полковника такое говоришь? Что, жаба душит, что ты в свои сорок три все еще капитан, а наш Константин Сергеевич тебя на полтора года моложе, и уже усиленный полк получил под команду? А это все потому, что это ты идиот, а не он! – возмущенно прокричал вертлявый офицерик лет тридцати с майорскими звездами на плечах
– Кому что, а этому лишь бы зад начальству вылизать! Даже когда отцов-командиров нет на месте, наш Мишка Николаев все равно готов в любой момент под них прогнуться! Подхалимаж так и прет! – презрительно фыркнул Сергеев.
– Это что за разговорчики! Ты, Сергеев, со старшим по званию говоришь, и по должности – я пока еще начштаба батальона, в котором ты пока еще служишь, – взвился майор, особо выделяя голосом фразу "пока еще служишь" – капитану оставалось служить около двух лет до достижения предельного возраста службы, установленного для офицеров в чине от младшего лейтенанта до подполковника.
– Правда что, ты б следил за языком, Толя – поддержал Николаева его заместитель, капитан Куницын, – особенно когда говоришь о командире полка.
– Я говорю об этом гребаном мудаке, которого нам поставили на голову. Вексельсон этот, мать его, шлюху старую, налево, нас точно всем полком в гроб загонит.
– Во-первых, не Вексельсон, а Вексельман ... – начал Николаев.
– Да какая, на хер, разница?
Уж если полковника Вексельмана что-то и раздражало сильнее, чем невыглаженная солдатская гимнастерка или вода под раковинами в умывальнике, так это указания на его еврейское происхождение. Не то, чтобы в Балтии когда-либо случались конфликты на национальной почве, но бытовой антисемитизм присутствовал, особенно в армии. Вексельман небезосновательно считал, что афиширование своих корней может повредить его дальнейшей карьере, а потому любой подчиненный, хоть раз позволивший себе такие намеки, мог забыть о лояльном к себе отношении со стороны полковника. Особенно тот, кто вдобавок оскорбительно высказался о матери командира полка. Всем присутствующим прекрасно было известно об этом.
– Это для вас, жополизов поганых, он авторитет, а для меня это просто кусок дерьма! Эка невидаль, полковник Вексельштейн! Да я не удивлюсь, что он через пяток лет еще генерала получит. А это, скажу я вам, все равно что весь генералитет набирать по объявлению в газете, хуже уже не будет! – не унимался Анатолий.
– Заткнись! – Николаев хотел казаться грозным, но от злости и возмущения его тон непроизвольно перешел на визг, что не преминул отметить Сергеев, расхохотавшийся густым басом.
– Похоже, товарищ майор, у вас яйца отвалились!
Спустя мгновенье хохотали почти все, исключение составлял только верный николаевский санчо панса Куницын. Даже хмурый Васильев улыбался.
Обсмеянному майору не оставалось ничего лучшего, как покинуть сие почтенное сборище. Он поднялся со своего места, хотел попрощаться с Васильевым, но посмотрев в глаза продолжавшего улыбаться капитана, которого явно позабавила его перепалка с Сергеевым, резко развернулся и вышел из кабинета. Заместитель последовал за ним.
– Вот теперь можно спокойно поговорить и от души повеселиться. Андрюх, наливай, выпьем с тобой, – пробасил Сергеев, – давай, дружище, пей и никогда, слышишь, никогда не делай так, как я только что сделал! А то так и останешься капитаном до пенсии.
– Слушай, а ты не боишься, что эти двое завтра же доложат о твоем поведении полковнику, – спросил Андрей, чокаясь с капитаном, пересевшим поближе к компании офицеров третьей роты.
– Доложат и доложат, что мне терять? Дальше Архангельска все равно не сошлют, а ротного командира с моим опытом службы полкан сейчас вряд ли найдет. Так что выживать меня ему нет смысла. И потом, ты думаешь, первый раз, что ли все это? И не такое говорил я по пьяному делу. Да и трезвый тоже порой всякое мог сболтнуть.
– Странно. Не мое дело, конечно, но ты вроде неглупый мужик, да и командир толковый. Ты б и сам мог полком командовать, уж батальоном, как минимум. Зачем ты так вызывающе себя ведешь?
– Ты сам посуди, зачем мне лишний геморрой? У меня и так почти две сотни сопляков под началом, да и летехи вон, щенки типа тебя, уж не обессудь. На кой мне лишняя ответственность еще за несколько сотен, а то и тысяч молокососов? Молчишь, Андрюха? А это оттого, что молодой ты еще, да горячий, хочешь до генерала дослужиться небось? Мечтай-мечтай, а пока старшего послушай, что я про жизнь нашу грешную думаю. Но бесплатно, Андрюха, ничего тебе не скажу, а вот нальешь мне еще стакан беленькой, тогда в самый раз будет!
– Жадный ты, Толя! А уж наглы-ы-ый!
– Есть такое! Зато ты щедрый у нас, так что будь другом, попотчуй старика, авось пригожусь тебе еще.
Андрей разлил очередную бутылку по стаканам, налив и Сергееву, и себе, и своим лейтенантам, которые тоже, судя по всему, были совсем не прочь узнать, как планирует жить дальше немолодой капитан, тем более, что вот так застрять в звании на всю жизнь мог любой из них.
Залпом проглотив полтораста граммов "Столичной", капитан Сергеев довольно крякнул, мол, хорошо пошла, закусил солидным куском ветчины, и продолжил.
– Вы все тут, небось, думаете, что выгонят меня не сегодня-завтра со службы, ну, в лучшем случае, дадут до пенсии доработать, а потом пинком под зад из армии, и буду я списаться в одиночестве, пока не помру? Э-э, нет! Так только дураки свой век доживают. А я чего – сбережения имеются, все ж за двадцать лет службы денежное содержание получал стабильно, так что накопил достаточно, чтобы домик с большим участком купить, да скотинки, да пару-тройку батраков нанять. Вот уйду со службы и заживу как русский барин. Я и жениться еще успею – а чем я не жених, найду себе девку в деревне, такую, знаете, пофигуристее, а не как ваши столичные тощие шалавы, которые, наверное, когда бока чешут, пальцами о ребра боятся порезаться. Просто пенсию выслужить хочется, все ж доход постоянный, а не то, так сам бы в отставку подал давным-давно. Но свое гнездо родовое будущее сперва обустроить надо, чтоб денежку регулярно с него иметь, а пока обживаюсь на новом месте, кушать-то тоже захочется. И заметьте, неплохо кушать! – капитан засмеялся, одной рукой поглаживая слегка вздувшийся от сытной закуски животик, а другой забрасывая в рот очередной ломоть ветчины.
– А вы, парни, так никогда не сможете! Потому что все, что от государства получаете, тратите тут же. И ладно б на дело стоящее, а то сами ведь не знаете, куда жалованье за месяц делось. Ну, есть же такое?
Летехи виновато переглянулись – мол, прав дядя, а они дураки дураками.
– Вон, хоть с командира своего пример берите, – продолжал Сергеев, – он у вас парень правильный, хоть и пацан еще. Андрюха хоть деньги тратит на дело – товарищей своих угощает! Правильно говорю, капитан?
– Угу, – пробурчал набитым ртом Васильев, последовавший примеру Сергеева и активно налегавший на еду.
– Причем, жук такой, экономный. Вон, не стал огурчики покупать, а домашние на стол поставил. И еще говорит, что я жлоб!
– Да иди ты! Таких огурчиков, как мамка делает, у тебя на столе твоем деревенском никогда не будет, Толя, – Васильев шутя сделал вид, будто рассердился, хотя обижаться и не думал. К тому же, мрачные мысли понемногу отступали с каждым глотком холодненькой водочки, которую теперь уже Сергеев, перехвативший обязанности виночерпия, усердно подливал в его стакан.
– Да не дуйся ты, пошутить уже нельзя. Эх вы, барышни кисейные. Из-за таких, как вы, между прочим, все эти вескельсоны, вексельштейны и прочие вексельманы у нас в начальниках. Терпите их, а они и рады ездить на вас. В МПР уже, говорят, одни евреи в высоких кабинетах заседают. С горцами вперемешку. А русские внизу лямку тянут. Дождетесь, и у нас так же будет. Только себя в первую голову винить надо, а не государство, власть и законы. Какие люди в государстве, такие в государстве и власть, и порядки, и само государство.
– Да ты философ, Толя, – заметил Андрей. – Евреев, получается, не любишь?
– Ну, не евреев, а одного конкретного еврея, и не потому, что еврей, а потому что человек говно полное, не к столу будь сказано. Вон, Серега аж поперхнулся, институтка прям, – и капитан похлопал кашляющего Москаленко по спине своей широченной лапищей под дружное ржание остальных офицеров.
– У нас даже анекдот в тему есть, – вставил Арсен, – мол, как работать, так работайте, работайте, глубокоуважаемый нацмен, а как зарплату получать, так куда руки тянешь, гребаный ара!
И снова смех.
– На самом деле, Андрюха, ты далеко не все знаешь, особенно про нашего полкана. Ты думаешь, просто так он, что ли, в военные подался?
– Просто или не просто, какое это имеет значение? Ты, например, тоже в армии служишь, и я, и мы все. Что ты имеешь в виду?
– У нас с тобой, как и у большинства сидящих за этим столом, причины банальные. Кто-то, как ты, пошел по отцовским и дедовским стопам. Кому-то, как мне в свое время, особенно деваться было некуда, кроме как в армию – все лучше, чем у станка на заводе стоять или улицы мести. Да ты взгляни на нашу часть – тут все либо офицерские дети, либо люди, которым на гражданке ловить особенно нечего. Есть, правда, мажоры-идеалисты, которым хочется романтики на свою нежную задницу, но такие надолго не задерживаются и быстро пишут рапорты еще на младших курсах военной академии.
– А полковник, выходит, какой-то особенный?
– Еще бы! Этот придурок был четвертым ребенком в семье одного еврейского управленца, сделавшего карьеру на каком-то крупном пищевом предприятии, как там это словечко модное называется, когда в одну структуру входит куча фирм, которые производят или торгуют самой разной всячиной, от макарон и консервов до тортов и пирожных?
– Не помню. Холдинг, вроде.
– Точно. А то у меня такие вот словечки в голове как-то не держатся ...
– Но я не слышал, чтобы у кого-то из магнатов, которые рулят продовольственным рынком, была фамилия Вексельман. И потом, причем тут армия и эти твои консервы с пирожными?
– Думай, капитан, мозгами пораскинь. Ладно, не мучайся, а я пока продолжу. Так вот, папаша был ушлым и вертким малым, да, пожалуй, и по сей день таким остается. Он со временем дорос до директорского постав в одной из фирмочек, которые поставляют продукцию этого ... как его ... холдинга по торговым точкам. Хозяева платили ему неплохо, на хлеб-масло-икорку вполне хватало, даже при четырех сыновьях. Но дядя хотел большего. А когда его детки подросли, он отдал одного учиться банковскому делу, второго пристроил в какой-то большой столичный гастроном, причем куда-то по линии закупок, третьего – еще-куда-то. А наш Костик, как в русской сказке, был и вовсе дурак дураком и ничему не хотел учиться, да и не мог, пожалуй, раз мозгов кот наплакал.
– Никак ты не угомонишься сегодня, я погляжу.
– Правду говорить легко и приятно, а Костенька наш именно такой, как я его описываю, да что я говорю, сам все видишь. Ну да продолжим. Когда отец убедился, что из сына не получится ни банкир, ни чиновник, ни торговец, он решил отдать его ... в военную академию. Казалось бы, где здесь гешефт? Но все просто, будущий полковник Вексельман свою природную тупость компенсировал упорством, был старателен и аккуратен, поэтому преподавателям и начальникам своим нравился, а его батя, умеющий легко находить с людьми общий язык, добился того, что в воинские части поставлялась пищевая продукция, которую продавала руководимая им фирма. Думаю, ты уже и сам догадался, что Вексельман-старший имел с казенных денег немалый процент отката?
– Во дела!
– А теперь представь, как они с отцом развернулись здесь, где сынуля полкан, а народу в части уже больше трех тысяч, и это не считая прикомандированных танкистов и артиллеристов, да и наемники, когда начнется заварушка с Архангельском, кормиться будут тоже, скорее всего, за счет военного бюджета.
– Оборотистые ребята, однако ж ... Погоди, а разве наемников тоже Военное министерство содержит?
– Хозяева "частников" от казны деньги получают, а из них уже выделяют суммы на питание. Так что хоть бюджетные, хоть частные деньги, это не так уж и важно – они все равно идут через Вексельмана как командира полка. Но раздражает не только это. Ты еще не смекнул, откуда у нашего кретина-полковника такая раздражающая повернутость на внешнем лоске, чистоте и порядке? Да все оттого, что он понятия не имеет, как командовать боевым подразделением, даже в мирной обстановке. Отсюда и бесконечные занятия по строевой, и наряды вне очереди за неглаженую форму. Он всерьез считает, что подобные меры повышают боеспособность подразделения. Я с ужасом думаю, что нас ждет в ближайшие дни.
– Так ты тоже в курсе, что полк выступит уже через десять суток?
– Конечно, об этом в части уже каждый таракан знает. Хотя нет, вряд ли – единственная существенная заслуга нашего командира это то, что насекомые пока не завелись.
– Правду говорят, нет худа без добра, – усмехнулся Васильев.
– Кстати, Андрюха, душновато здесь. Не желаешь выйти, заодно покурим на свежем воздухе, а?
– Пойдем, – равнодушно произнес, поднимаясь, новоиспеченный капитан, выкуривший табака за этот вечер едва ли не больше, чем за всю предыдущую жизнь.
Вышли. Как ни странно, за ними никто не увязался, хотя свежего воздуха в помещении действительно не хватало. Теплая летняя ночь была удушливо тихой, и листья кустов, обрамлявших плац, висели не шелохнувшись.
– Я тебе вот что сказать хотел, – начал Сергеев. – тут позавчера я допросил нашего батальонного прапорщика. Любопытные вещи он мне рассказал!
– Анекдоты, что ли?
– Стал бы я тебя ради одних анекдотов на разговор выдергивать! В общем, с месяц назад наш Вексельман хорошо подзаработал денег с очередного отката. Ты, кстати, в курсе, что наш комбат тоже свою долю ото всех эти дел имеет?
– Петрович-то тут каким боком? И зачем Вексельману с ним делиться?
– А ты как думаешь? Без помощников аферы сложно проворачивать. Как они спелись, я и сам не в курсе, да только знаю, что наш полкан с ним часто в баньку ходит париться, да и выпивают они вместе частенько. А ведь в собутыльниках, кроме комбата, никто из офицеров полка больше не числится.
– Ладно, это только твои предположения.
– Андрюха, домыслы домыслами, но я ж сказал, что припер к стенке прапорщика. Он возвращался на грузовике один, откуда ездил и зачем, непонятно. Да так торопился к Петровичу на доклад, что забыл, когда вылез из машины, отдать мне честь. Тут-то я и решил его разговорить, и узнал немало интересного. Оказалось, наши командиры решили вложить денежку в драгметаллы. Прикупили они ни много, ни мало, сто сорок килограммов серебра высокой пробы, и еще несколько кило золота и каких-то камушков.
– Допустим, это правда. А зачем ты мне все это рассказываешь?
– Ты как маленький прям! Я, конечно, могу в своей роте найти нескольких дуболомов покрепче, и даже нанять в ближайшем городке грузовик для перевозки всего этого богатства. Но есть же проблема со сбытом. И как я, по-твоему, решу эту проблему самостоятельно?
– Я, знаешь ли, тут мало чем тебе помочь смогу. Знаешь ли, я довольно хреновый коммерс.
– Что хреновый – это, может, и так. Да только отец у тебя вроде сейчас в начальниках службы безопасности ходит в огромном магазине. А я не раз и не два в столице бывал, и видел, что там торгуют абсолютно всем – и жратвой, и шмотками, и радиотехникой какой-то навороченной. И даже ювелиркой.
– Ты хочешь, чтобы я с отцом поговорил, куда можно пристроить большую партию?
– А тебе трудно? Так и быть, я не жадный, выручку пилим пополам. До начала кампании у нас еще больше недели. Все можно успеть, зато по возвращении вернемся королями!
– Если вернемся. Так ты не договорил, где начальство хранит ценности.
– А ты вроде соглашаться не торопишься.
– Я не против, денег много, как известно, не бывает. С отцом поговорю. Тут другое, он у меня мужик с принципами, замучает вопросами, откуда у меня столько добра резко образовалось.
– А на кой тебе надо говорить, что это твои вещички? Сошлись на меня, в конце концов. А за свою долю не переживай – все честно будет. Так что пусть полкан с комбатом переживают, у них-то повод будет.
– Ага, еще какой! Но учти, скорее всего, товар у нас будут брать мелкими партиями и по дешевке. Хотя ... если по дешевке, то можно будет оптом все всучить. Мы ж ни единой копейкой в этот товар не вложились, а потому хоть как внакладе не останемся.
– Дело говоришь, я тоже понимаю – не в том мы положении сейчас, чтобы жадничать и торговаться. Нам бы живые деньги получить, пусть и придется неслабую скидку этим барышникам сделать. Зато как мы Вексельману насоли-им! Я уже так и представляю его перекошенную рожу! – и Сергеев злорадно засмеялся, а Васильев последовал его примеру.
– Только нам рабочие руки еще понадобятся. Предлагаю нам взять пару-тройку солдат потолковее, которым за небольшие деньги предложим поучаствовать в этой авантюре. Но нужны не только руки, но и головы, – проговорил Васильев. – Ребята понимать должны, что молчание золото. Как в прямом, так и в переносном смысле. У меня есть пара бойцов в роте, которым я мог бы доверить участие в этом небольшом турпоходе. Так где, ты говоришь, отцы-командиры схрон устроили?
– Прапор сказал, в десяти километрах от нашего военного городка раньше был небольшой поселок. До Катаклизма там проживало тысяч, наверное, двадцать жителей. Но сейчас там одна разруха, и целых домов почти не осталось. И в подвале одного из домов на окраине поселка схрон и оборудовали. Найти домишко будет несложно – он единственный более-менее сохранившийся, да и оградка покосившаяся имеется, так что ориентиров достаточно. А насчет молодцов твоих ... Что ж, я тогда своих орлов трогать не буду, вчетвером управимся.
– Думаю, за успех не мешает выпить, – резонно заметил Васильев, а потом не менее резонно добавил, – а затем пора расходиться. Хорошо посидели, но пора и честь знать. Службу пока еще никто не отменял, а мне, в отличие от тебя, ее еще долго нести. Предлагаю уже закругляться.
– Сегодня ваш день, товарищ капитан Васильев, вам и решать, – и Сергеев хлопнул по-приятельски Андрея по плечу, – пойдем, и правда, на посошок накатим. Да и с народом попрощаться надо, а заодно намекнуть, что служба касается не только нас с тобой.
Глава 10.
Первые шаги наверх.
Радован прокручивал в голове, где еще за последние дни он успел набедокурить. Удивительного в этом было мало – как правило, вызов без объяснения причин в кабинет ротного не сулил бойцу ничего хорошего. Уже второй раз за несколько дней Васильев выдергивал его к себе, причем оба раза минуя взводного командира.
Стараясь держаться как можно увереннее, Радован постучал в дверь и лихо начал:
– Товарищ капитан, разрешите вас поздравить с присвоением очередного высокого звания!
– Да ну тебя, – проговорил Васильев, слегка поморщившись – вчерашние посиделки с выпивкой не прошли даром, и капитан смотрел на Радована покрасневшими усталыми глазами, потирая виски, словно пронзенные мелкими иголками покалывающей боли. – Тоже мне, высокое звание! Как ты думаешь, зачем я тебя вызвал, рядовой?
Вариантов ответа было много, но Радовану на ум не приходило ничего.
– Узнать я хочу, кто чем после отбоя занимается. Вот ты, например?
– Так это ... сплю, товарищ капитан!
– Серьезно? С твоим-то графиком – набить морду комоду, огрести звездюлей от сослуживцев – еще и на сон свободное время есть?
– Товарищ капитан! – укоризненно проговорил Радован. – это был единичный случай!
– И то хорошо. А я уж, было, подумал, у тебя это вошло в привычку. Ну что ж, ступай, я тебя больше не задерживаю. Я-то думал, ты ночью денежек подзаработать хочешь, а ты соня такой. Ладно, хрен с тобой, раз у тебя тысяча балтов лишняя ...
– Товарищ капитан, разрешите вопрос. Я просто не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
– Мы с капитаном Сергеевым сегодня хотим провести небольшие погрузочные работы. Нужны руки, потому что дел будет невпроворот. Оплата, как я уже сказал, сдельная и своевременная. Но тебе ж здоровый сон важнее, как ты говоришь.
– Товарищ капитан, я готов! Тем более, за тысячу балтов!
И немудрено. Денежное содержание рядового рекрута составляло двадцать балтов в месяц, помимо, разумеется, бесплатного питания, летнего и зимнего обмундирования и "комфортабельного" проживания в казарме. Нехитрый арифметический подсчет указывал, что за все три года службы заработать тысячу балтов рядовому бойцу не удалось бы. Разве что дослужившись до старшины.
– Я так и думал. Значит, после отбоя ты все-таки занимаешься неизвестно чем. – тут Васильев сердито прищурился, но тут же выражение его лица сменилось улыбкой. – Ладно, шучу. Есть на примете кто-нибудь надежный. И чтобы рукастый, выносливый и не болтливый.
– Товарищ капитан, хотел бы порекомендовать Васю Головачева. Он, конечно, не самый накачанный в нашем взводе, но надежен как стена, и болтать не будет. Парень толковый, зуб вам даю.
– Головачев так Головачев, уговорил. Спустя ровно пятнадцать минут после отбоя жду вас обоих на контрольно-пропускном пункте. Лейтенанта Москаленко я уже предупредил, он в курсе. Да-да, лыбу не дави – я прекрасно знал, что ты упираться не станешь. Свободен до вечера!
Ротный не шутил и не обманывал, это стало ясно, когда взводный заменил в наряде Головачева, который должен был ночью заступать дневальным, а вечером выписал Радовану и Ваське увольнительные на сутки, объявив перед строем их взвода устную благодарность обоим за образцовое несение обязанностей. Поскольку особых заслуг за бойцами замечено не было, а у него, рядового Обреновича, так и вовсе был залет на залете, Радован понял, что истинной причиной такой милости со стороны Москаленко послужило личное ходатайство капитана Васильева. А после ужина лейтенант объявил, что за контрольно-пропускным пунктом их двоих ожидает командир роты, который хочет с ними о чем-то переговорить. В подробности Москаленко вдаваться не стал, но ребятам уже и так все было ясно.
За контрольно-пропускным пунктом парни увидели средних размером грузовичок с брезентовым верхом. Из приоткрытой кабины высунулась голова Васильева, скомандовавшего:
– Бойцы, быстро прыгайте в кузов!
Радован и Васька повиновались, и машина неспешно тронулась по ухабистой проселочной грунтовке. Поскольку Васильев был не на водительском сидении, грузовиком управлял кто-то еще. Значит, их четверо. Но вопросы потом, а пока им оставалось только продолжать движение и ждать новых указаний от командира.
Ехали, впрочем, совсем недолго, не больше четверти часа, когда внезапно грузовик свернул на обочину и остановился. Учитывая, что неизвестный им шофер вел транспорт довольно осторожно, они не слишком удалились от военного городка.
– На выход!
Цепляясь за борта, парни спрыгнули на примятую колесами траву. Острый взгляд Радована тут же приметил колею со следами крупногабаритных шин. Видимо, хотя вокруг и несусветная глушь, по этим местам недавно прокатился еще кто-то.
Радован отряхнулся, с наслаждением выпрямился, и, разминая ноги после короткой, но неприятной поездки, неторопливо огляделся. В полусотне от них находился заброшенный поселок, темными провалами окон полуразвалившихся домов смотревший на их немногочисленную компанию. Васильев вылез тоже из кабины и решительным шагом направился в сторону поселка, спустя пару мгновений перемахнул через покосившуюся невысокую ограду одного из домиков и исчез в проеме кирпичной стены.
– Слушай, за каким собачьим хреном нас сюда привезли?
Это Васька. Радован было обернулся в его сторону, намереваясь ответить, что сам мало что понимает, но его опередил знакомый густой бас:
– Сейчас все сообразишь, боец! Оба ко мне!
Обладателем зычного голоса оказался здоровенный, казавшийся неуклюжим медведем офицер с четырьмя звездочками на погонах, лицо которого показалось Радовану знакомым. Ну точно, капитан Сергеев, вторая рота первого батальона. Из их родимого шестнадцатого отдельного стрелкового полка.
Капитана Сергеева солдаты уважали и почти любили, и было за что. Понапрасну рекрутов капитан не наказывал, стукачей не поощрял, высокомерием и заносчивостью не отличался, а самое главное, как всем было известно, он был едва ли не ножах с полковником Вексельманом, что тоже добавляло ему очков в глазах солдатского коллектива и делало его весьма популярной в полку личностью.
– Значит, так, парни! Видите вон тот дом? – капитан указал пальцем в сторону покосившейся оградки, через которую только что перескочил Васильев. – Там есть кое-что важное. И вдобавок весьма тяжеловесное. И было бы очень неплохо, чтобы все мало-мальски ценное в ближайший час перекочевало в наш грузовичок. Как поняли, бойцы?
– Товарищ капитан ...
– Если ты насчет оплаты беспокоишься, то не боис-сь! Наше с капитаном Васильевым слово тверже кремня!
– Вот ваш задаток, хлопцы, – подошел к ним Васильев. В руке Андрея был зажат небольшой электрический фонарик, в другой руке офицер держал пачку смятых стобалтовых купюр. – Здесь половина, по полтысячи на брата, остальное – после работы. А сейчас пора за дело. – сказал Андрей, протягивая фонарик Радовану.
– Я уже спускался в подвал, там темно, хоть глаз выколи, – продолжал офицер, – поэтому без освещения там делать нечего, ненароком шею недолго сломать, тем более, что ступеньки местами выбиты. Мы с капитаном, конечно, сами могли бы все провернуть, но как говорится, молодым у нас дорога! Вперед, хлопцы! Вопросы есть?
– Что там, внизу? – недоуменно пробормотал Васька.
– Внизу там подвал, если ты еще не догадался. Там немного сыро, но после хорошего ливня по-другому и быть не могло. Когда я туда спустился, увидел хренову тучу металлических ящиков. Открывать не стал, да и нечем было. Поэтому приказ мой будет такой – вскрывать содержимое будем снаружи, сейчас главное на белый свет все это добро вытащить. Начинайте!
Парням ничего не оставалось, как подчиниться. Радован взял деньги у Васильева, пересчитал, протянул половину Головачеву и двинулся в неизвестность. Васька осторожно последовал за ним.
Ступеньки, о которых говорил командир, оказались не просто выбиты – они вообще практически отсутствовали, и лишь ржавые изогнутые куски остатков арматуры напоминали о том, что когда-то здесь была нормальная лестница. Радован сбавил темп, неторопливо освещая перед собой спуск в подвал, бросил через плечо товарищу, чтобы тот был осторожнее. И не зря, поскольку Васька обо что-то споткнулся, налетел ему на спину, и наверняка оба упали бы в зияющую чернотой пустоту, если бы Радован не сумел удержать равновесие.
Наконец ребята спустились, пытаясь привыкнуть к темноте и жалея, что на двоих у них всего один-единственный фонарик, с трудом разгонявший царивший в помещении сумрак. Оказалось, что спускались они совсем неглубоко, не более чем на метр. Немного освоившись, Радован различил металлические ящики с тяжелыми навесными замками.
– Что, мужики, не испугались? – Это Сергеев появился за спинами бойцов, а следом за ним в подвал спрыгнул и их ротный. – Теперь надо подумать, как поднять весь этот хлам наверх.
– А чего тут думать? Руками берем и поднимаем. – спокойно ответил ему Андрей, как будто речь шла о чем-то обыденно-несложном. – Как говорится, глаза боятся, а руки делают!
И понеслось ... Тяжело пыхтя, все четверо, разбившись по двое – Радован с Васильевым, а напарником худосочного Головачева стал здоровяк Сергеев, вытаскивали наружу тяжеленные ящики, спотыкаясь в темноте и набивая себе синяки. Работали они не меньше полутора часов, прежде чем последний груз был брошен на покрытую грязной примятой травой площадке перед разваливающимся домом.
Радован разминал затекшие руки, Васька, зевая, без сил рухнул рядом с ящиками. Васильев достал флягу из кармана, полил немного на покрытые липкой пылью ладони, сполоснул вспотевшее лицо. Сергеев же, ничуть не показывая усталости, трусцой побежал к грузовику, лих запрыгнул в кузов и извлек из-под толщи брезента несколько ломиков. Вооружившись одним из них, капитан вернулся к беспорядочно раскиданным по траве ящикам и принялся по очереди сбивать замки, поддевая каждый из них ломиком и с нажимом надавливая на импровизированный рычаг. Капитан приглушенно ругался – работа, видимо, оказалась более трудоемкой и требовала больше усилий, чем он предполагал.
– Так и будете ворон считать? – проворчал офицер. – Андрюх, ну имей хоть ты совесть, подсоби! На этих-то слабонов надежды мало, – кивнул он в сторону юношей, – ты-то хоть не спи.
Васильев спорить не стал, молча признавая правоту своего коллеги, и поплелся за вторым ломом. Спустя полминуты вернулся, сжимая в руках три арматурины.
– Ну что, отдохнули, парни? Не слышу! Ясно, привал окончен! К работе приступи-ить!
Сообща работа спорилась быстрее, и вскоре последние дужки неподатливых замков были сорваны, и нетерпеливый Васька откинул одну из крышек, любопытствуя, ради чего они уже столько времени и сил затратили на этот общественно-полезный труд.
"Где-то я уже видел что-то подобное. Надеюсь, будет не так грустно, как в прошлый раз!"
Хабар был получен немалый – даже умный Васька с ходу не смог подсчитать, сколько может стоить такое количество драгметаллов. По самым примерным прикидкам, грамм серебра даже самой низкой пробы шел на рынке от тридцати балтов и выше, а полтора центнера, таким образом, могли стоить не менее четырех с половиной миллионов! Пара десятков аккуратных двухсотграммовых золотых слитков с выгравированной пробой "999", причем каждый из слитков тянул как минимум на шесть тысяч балтов, а заодно некоторое количество ювелирных украшений с легкостью округляло цену добычи до пяти миллионов.
Происхождение хабара ребятам, в отличие от офицеров, было неизвестно. Радован было попробовал выяснить, кто на самом деле счастливый обладатель сего капитала, на что Васильев пробурчал, что лучше бы ему этого не знать, ибо так и сон крепче, и жизнь проще, и шанс на долголетие повыше. Намек был понятен, к тому же, Андрей свое обещание выполнил, и каждый из ребят стал богаче еще на пять сотен балтов.
– Кстати! Если желаете, могу помочь открыть банковские вклады. Я собираюсь на пару дней в Петроград, заодно мог бы уладить и эту небольшую проблему. – предложил Васильев.
Радован еще перед уходом в армию успел сделать долгосрочный вклад в "БалтПромБанке", где у него хранилось ни много, ни мало девять с половиной тысяч балтов – потраченные на жилье в столице деньги из лесного схрона с лихвой компенсировались средствами, лежавшими на банковской карте покойного Михаила, благо, нужный PIN-код у Радована имелся. Поэтому серб молча достал из кармана реквизиты своего счета и протянул их капитану, объяснив, куда следует перечислить полученный гонорар.
