Текст книги "Начало пути (СИ)"
Автор книги: Андрей Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Услышав свою фамилию, Радован, с трудом разлепляя разбитые губы, процедил:
– Так точно, товарищ старший лейтенант. Рядовой Обренович!
– Встать сам сможешь? А до медпункта дойти? Ну-ка, дай руку!
С помощью Васильева Радован с трудом поднялся, хотя и не был уверен, что сможет самостоятельно идти. Однако, сделав несколько шагов, убедился, что нанесенные ему повреждения были не столь тяжелыми, как показалось на первый взгляд. Все тело нещадно болело, но дальше ушибов и ссадин дело, похоже, не успело зайти. Спасибо командиру.
– Как ты, Обренович?
– Благодарю за заботу, товарищ старший лейтенант, все в порядке. Говорят, у сербов кости крепкие.
– Дай Бог, рядовой, дай Бог. Покажись дежурному врачу, пусть осмотрит тебя. А утром зайдешь ко мне после завтрака.
– Так точно, товарищ старший лейтенант, разрешите идти?
– Ступай.
Глава 8.
Старший лейтенант Андрей Васильев.
Офицер сидел в своем небольшом кабинете в прескверном настроении. Ночное ЧП словно было последней каплей, подорвавшей его обыкновенную невозмутимость. Сослуживцы знали его как перспективного офицера, хорошего товарища и неплохого командира, веселого, уверенного в себе молодого человека, знающего себе цену. В общем-то, Андрей и был таким, но череда неудач последних месяцев его сильно доконала. Конечно, третья рота первого батальона шестнадцатого отдельного стрелкового полка состояла сплошь из новобранцев и горстки сверхсрочников, но таким контингентом был укомплектован весь полк, так что это было в порядке вещей. И старлея, впрочем, беспокоило совсем не это.
Казалось бы, получить роту в подчинение в двадцать четыре года – это успешное развитие карьеры, это гарантированные капитанские звездочки в неприлично молодом возрасте, это безграничное доверие начальства, которое рано или поздно выльется в головокружительные перспективы, повышения и награды. И это при том, что Васильев, хоть и потомственный офицер, высоких покровителей не имел – его отец, ныне отставной майор, жил вместе с матерью Андрея на загородной даче, имел работу начальника охраны в столичном бизнес-центре и стабильную приличную зарплату вместе с военной пенсией, владел "джентльменским набором среднего класса", т.е. подержанным, но неплохим автомобилем, столичной квартирой и загородным домом в дачном поселке, но большими связями не обладал. Конечно, отец имел знакомых и по мере сил помогал сыну, но "золотым ребенком" Васильев не был. Дорогу к успеху пробивать приходилось самостоятельно, благо, молодость и потенциал давали неплохие на то шансы.
Но настроение было отвратительным, а последние полгода Андрея словно преследовали неудачи.
Сначала девушка, которую Андрей считал своей будущей женой, ушла от него. Сначала парень решил, что это последствия их очередной ссоры, которые в их отношениях не были редкостью – уделяя службе много времени, Андрей, к тому же получивший назначение в приграничную часть, крайне редко за последние месяцы выбирался в Петроград, где жила Алина. Но потом, узнав от друзей, служивших в Петрограде, что Алину постоянно видят в столичных клубах с каким-то хмырем, судя по машине и прикиду, типичным богатеньким мажорчиком, Андрей сам решил ничего больше не выяснять. Все и так стало ясно. К тому же, он и сам понимал, что отношения зашли в тупик и такой финал был вполне предсказуем. Жаль только, что в ближайшее время родителей не удастся порадовать внуками.
Затем пришло письмо от отца, что заболела мать, которой поставили диагноз – рак груди. Отец, правда, успокаивал сына тем, что это не самое страшное, что могло случиться, и что эта хворь решается простенькой хирургической операцией по удалению опухоли. Хотелось бы верить, но все равно было как-то не по себе. Попытка выхлопотать отпуск закончилась отказом командира полка и нагоняем от комбата, недовольного, что Васильев "прыгает через голову".
В отцовском письме было еще кое-что, заставившее Андрея насторожиться. Батя писал, что его однокашник, ныне подполковник Генерального штаба, поведал ему, что слухи о возможном конфликте с Архангельским княжеством – не пустые слова. Да и без того, на это указывало слишком многое – полк, где служил Андрей, был сформирован меньше года назад, вместе с еще несколькими полками, личный состав был укомплектован по максимуму, как в полноценном боевом подразделении военного времени, насчитывая вместе с гражданским персоналом уже три с половиной тысячи человек. Размещение нескольких усиленных полков на архангельской границе само по себе наводило на разные мысли, тем более, что военный потенциал архангельских войск никак не был сопоставим с потенциалом армии Балтии. Недавний приказ, пришедший из Петрограда, об усилении их полка танковой ротой, батареей тяжелых гаубиц и пятью прикомандированными к полку сотнями наемников корпорации "Арес" тоже невольно подтверждал правдоподобность слухов о предстоящей войне.
Пугала ли Васильева война? Да не то, чтобы он сильно ее боялся. Он еще не был в реальном бою, поэтому особого страха не испытывал, тем более, судя по рассказам преподавателей-офицеров из военной академии, которую Васильев не так давно окончил, архангельская армия была некоей карикатурой на настоящие вооруженные силы, всего лишь милитаризованным сборищем клоунов. Васильев невольно улыбнулся, вспомнив о том, что у архангельцев до сих пор в войсках есть конные части. Конные автоматчики – вот умора!
В довершение всех несчастий приказ о присвоении ему звания капитана все никак не приходил уже который месяц, хотя должность командира роты была вполне себе капитанской. Но это дело времени, хотя и все равно неприятно. Ждать и догонять – хуже всего на свете, так не раз говорил ему отец. Андрей был с ним согласен на все сто процентов.
Что до ночного ЧП, то Васильев пока не решил, стоит ли докладывать о нем. Допросив ночью всех троих мучителей Радована, он понял, что в отделении конфликт, последствия которого приходится разгребать уже второй раз за неделю. Сначала непонятные побои на лице комода, с которого за такие залеты надо бы лычки сорвать уже давно, теперь вот избиение солдата, во главе которого стоит, на секундочку, заместитель избитого старшего сержанта (в том, что сержанта кто-то отметелил, старлей не сомневался). Как следует наорав на солдат и пригрозив сгноить их в нарядах, Васильев узнал, что подстроил избиение не кто иной, как старший сержант Скоробогатов, о выходках которого ему как командиру роты уже не раз докладывали. Уже не раз и не два старлей хотел подать рапорт Вексельману на стол о необходимости разжаловать Скоробогатова, а то и разорвать с ним контракт и отправить на гражданку, но свой замысел в жизнь все же не претворил.
Отец всегда говорил ему – никогда не докладывай начальству о грехах своих подчиненных. Это говорит о том, что ты никудышный командир и что самостоятельно неспособен справляться с подчиненными. В итоге тебя не будут уважать ни подчиненные, ни начальство – а оно, спрашивается, зачем надобно? Резон в словах отца имелся, к тому же, мысленно поставив себя на место простого солдата, он тоже решил, что командира-ябеду он бы точно не зауважал. Итак, решено – сегодня Скоробогатов получит внеочередной наряд, его виновные подчиненные – по три наряда, а их взводному он сегодня объявит выговор. Ишь, распустил солдат! Тоже мне, офицер, мля. Куда он смотрит вообще?
Поэтому сержантские лычки пока останутся на плечах Скоробогатова, да и Саломатов тоже пока побудет ефрейтором. В конце концов, в том, что случилось, была и его, Васильева, вина, и отрицать это Андрей не собирался. Но ошибки надо исправлять, и по возможности это следует делать самостоятельно.
Размышления старшего лейтенанта прервал стук в дверь. Но постучавший пока не сделал попытку открыть дверь, и Васильев крикнул:
– Кто там? Войдите!
Дверь приоткрылась, и показалась темно-русая голова рядового, избиение которого на плацу Васильев прекратил сегодняшней ночью.
– Товарищ старший лейтенант, рядовой Обренович по вашему приказанию прибыл! – по уставу отчеканил Радован.
– Вольно, рядовой, не тянись, не на параде. Присаживайся.
Радован придвинул к себе стул и уселся, уставившись на ротного.
– Рассказывай, Радик, как дошел ты до жизни такой.
– Вы о вчерашнем, товарищ старший лейтенант?
– Да не только и не столько об этом. Меня интересует, почему это все произошло.
– Товарищ старший лейтенант, эти упыри ... простите ... военнослужащие уже всех в отделении достали. Вы думаете, я один такой?
– Рядовой, я не просто так, для декора, в этом кабинете сижу. Я знаю всех солдат роты в лицо, и знаю, от кого чего можно ожидать. Я не первый день в армии, рядовой, и до того, как получить роту, был курсантом. У нас тоже были залеты, драки и прочие ... так сказать, нарушения устава. Но когда толпой с такой силой метелят своего товарища – тут должна быть веская причина. Это не просто попытка шакалья утвердиться, и не просто игры молодняка, которому некуда выпустить пар. Давай рассказывай, что мне из тебя все клещами тянуть приходится?
– Даже не знаю, с чего начать, товарищ старший лейтенант ...
– Слушай, прекрати мне уже сюсюкать. Про тебя совсем другое говорят – ты, мол, дерзкое хамло, посылаешь своего комода в задницу по любому поводу, и даже, как я слышал, это именно ты ему расквасил пятак. И не смей спрашивать, откуда я об этом знаю. Я, между прочим, по должности обязан знать все обо всех. В том числе и о тебе.
Радован, ошарашенный осведомленностью командира, немного растерялся. Ведь если Васильев знает, что именно он устроил, он бы сейчас с ним разговаривал совсем по-другому. Или, может, он его таким макаром на откровенность выводит и хочет разговорить, чтобы потом примерно наказать и иметь на то все основания. Нет, не то, зачем ему это? Его ж самого начальство не погладит по головке за такие вот художества в роте. Этак и служебное несоответствие легко схлопотать. Со всеми вытекающими.
– Впрочем, Скоробогатова мне не жаль – он заслуживал и кое-чего похуже, чем разбитая харя, – продолжал старлей, – меня другое заботит. Хотелось бы узнать, когда все это уже прекратится.
"Странно" – подумал Радован. Васильев обмолвился о разбитой харе Федора, но о сеансе уринотерапии он ничего не сказал. Может быть, ждет признания?
– Да, – наконец решился Обренович, – это я избил комода Скоробогатова в порядке самозащиты.
– Понятно. – Васильев, судя по выражению лица, даже и не удивился. – Рядовой, а ты не думал, что это тебе с рук не сойдет в любом случае. Тебе, с одной стороны, светит куча нарядов от взводного, с другой, темная от Скоробогатова и его отморозков. Как ты рассчитывал избежать всего этого. Ну, хрен с ним, со взводным, с ним, кстати, я отдельно побеседую и скажу ему все, что о нем думаю. Но вот сержант – ты не подумал, что он тебе припомнит?
– Ээээ... Я думал, пронесет, товарищ старший лейтенант.
– Это в сортире ты будешь так думать, вот там самое место таким мыслям! – резко проговорил Васильев. – На дурака ты вроде не похож, наверняка подстраховался. Правда, хреново у тебя это вышло, но с твоим характером по-другому и не бывает. Врагов у тебя всегда будет много, уж поверь мне, и желающих отметелить тебя будет предостаточно. Ладно, не хочешь говорить, хрен с тобой. Получи пока три наряда по столовой вне очереди, а потом еще три по туалету. Пшел вон, надоел!
– Товарищ старший лейтенант ... я же после медпункта. Мне дали освобождение от нарядов и строевой ...
– Свободен, рядовой, в столовой работы непочатый край. Я сам наряд приду принимать, имей в виду!
"Ага, как же, придет он! Ему от меня все-таки правду хочется узнать. А значит, до конца он всей истории не знает. Может, рискнуть и рассказать? Хуже уже не будет, судя по всему. И что я теряю? Дембель мне досрочно все равно не выпишут. А служить еще больше двух лет. Авось и забудется еще этот залет, и я получу заветные лычки и смогу после дембеля попытаться создать собственную военную компанию."
– Подождите, товарищ старший лейтенант!
– Ну что еще?
– Я ... расскажу.
– Что ж, вещай. И помни про столовую и туалет, когда начнешь рассказывать.
– Так точно. Дело в том, что старший сержант Скоробогатов грубо отозвался обо мне, приписав ... эээ ... мне нетрадиционную ориентацию.
– А еще кому? Я, конечно, в этом не силен, но, насколько мне известно, это парный вид спорта ... прости, Господи, за такое сравнение.
– Так точно. То есть, никак нет, товарищ старший лейтенант. В смысле, я тоже в этом ... никогда не участвовал, так что не могу знать.
– Похвально, что не участвовал. Но он же еще кому-то это приплел, не только тебе одному, я прав?
– Так точно, мне и рядовому Головачеву.
– А ты что, сразу в драку? Ты меня извини, конечно, но такая несдержанность наводит на мысли разные ... – Васильев недобро прищурился и усмехнулся. Гомосексуализм в Балтийской республике, в отличие от МПР, не приветствовался, и отношение командира роты к педикам было весьма нетолерантным.
– Товарищ старший лейтенант, да как вы могли подумать! Я к этим ... козлам не имею ни малейшего отношения!
– Да все, все, уже и пошутить нельзя. Как вы чего отчебучите, так все в порядке вещей, а как командирe пошутить так уже и нельзя, выходит? Ладно, продолжай.
– Я грубо, признаю, очень грубо, ответил, что старший сержант идиот, а его мама наверняка во время беременности принимала тяжелые наркотики, смешивая кайф с бухлом, оттого и сын у нее таким долбодятлом получился. А это было прилюдно, там почти все наше отделение было, да еще рекруты из других отделений взвода, понимаете?
– Да понимаю, чего тут непонятного. Субординацию, рядовой, ты не уважаешь совершенно. Хотя, на твоем месте я бы ... Впрочем, неважно, дальше давай. Что Скоробогатов?
– А ничего, товарищ старший лейтенант. Зашел наш взводный и объявил построение на плацу.
– Помню, комбат всех построил, было такое. А дальше?
– А дальше я заступил в наряд, после того, как сдал его, начал готовиться к отбою и решил почистить зубы перед сном.
– Кому? Себе или Скоробогатову? – ухмыльнулся Васильев.
– Товарищ старший лейтенант ...
– Хехе ... настроение ты мне поднял, спасибо. Может быть, если так и дальше пойдет, я скостить тебе наряды захочу. Или не захочу, от тебя зависит. – Васильев и правда как будто развеселился.
– А потом в умывальник вломился старший сержант, разогнал бойцов и напал на меня. Я воспользовался тем, что у меня в кармане была горсть мелочи, зажал ее в кулаке и ударил старшего сержанта в живот, а затем еще и еще. А потом ... потом, когда он начал мне угрожать, я ..., – Радован невольно опустил глаза, решая, стоит ли говорить, особенно теперь, когда уже поздно что-то утаивать.
Васильев, вопреки ожиданиям Радована, больше его не подкалывал и никак не комментировал его рассказ. Радован вдруг понял, что командир не ради издевки так себя ведет, а просто пытается отследить его реакцию и таким образом отделить зерна от плевел в его рассказе.
– Я ... справил малую нужду ... старшему сержанту ... прямо в лицо, товарищ старший лейтенант. Я рассчитывал, что после этого никто и никогда об этом не узнает – не будет же Скоробогатов рассказывать про этот ... инцидент. Ему ж потом ... это ... жить с этим, служить, отделением командовать, все такое ...
– Что-что ты сделал, рядовой? Ты что, обоссал комода???
– Да ...
– По уставу отвечай, когда с офицером разговариваешь! – Васильев изо всех сил хотел казаться строгим, хотя, несмотря на вопиющий случай нарушения субординации, его прямо таки душил смех. – Отвечай, как положено!
– Так точно, товарищ старший лейтенант!
– Т-ты, ссыкун недоделанный, чтоб тебя, – и тут старлея словно прорвало, и он залился хохотом. Он голосисто заржал, стуча сжатым кулаком по столу, отчего на пол слетели карандаш, авторучка, а затем еще какая-то настольная книга, кажется, устав, этого Радован, немного смутившись и опустив очи долу, так и не заметил.
Васильев смеялся, бросая веселые взгляды на Радована, который, не зная как себя вести в такой ситуации, сначала тоже робко посмеивался. Но задорное веселье ротного невольно заразило и его, и спустя несколько мгновений хохотали уже оба. На Радована снова как будто нахлынуло то самое настроение, как тогда в умывальнике, когда они с Васькой обсуждали его неприглядное поведение.
– Ладно, зассанец, ты и правда заслужил отмену наряда, хотя за такое тебе бы месяц на губе сидеть следовало. И то только потому, что у тебя добрый комроты. Нет, ну каков подлец! – Васильев снова рассмеялся, с трудом заставляя себя принять наконец серьезный вид.
– Кто еще видел эту ... драку? – спросил Васильев, с трудом овладев собой.
– Рядовой Головачев.
– И все?
– Так точно, больше никто не видел.
– Ну ладно, будем считать, что это дело замяли! Только смотри, не трепись про это нигде.
– Так точно, буду нем как могила. Есть три наряда по столовой, товарищ старший лейтенант!
– Наряд тебе будет назначен условно.
– Это как, товарищ старший лейтенант?
– А вот, будешь языком молоть про этот случай, в нарядах тебя сгною. А теперь иди.
– Разрешите идти?
– Я же говорю, свободен!
Дверь за Радованом закрылась, и Васильев, продолжая посмеиваться, принялся поднимать слетевшие со стола канцелярские принадлежности. Нет, ему надо определенно всерьез над собой поработать и стараться быть сдержаннее. Скоро война, пусть она и выглядит легкой прогулкой, но все-таки от него потребуется максимальная концентрация лидерских качеств. А то неудивительно, что у него в роте залет на залете. Хорошо хоть, пока удается замять все своими силами. Но старлей понимал, что всякое везение рано или поздно заканчивается.
Радован старлею, как ни странно, понравился. Это было странным, потому что ни один командир не одобрил бы такой вопиющей выходки, тем более, в собственном подразделении. Но Васильев обладал примерно тем же недостатком, что и Радован – он тоже терпеть не мог выполнять чужие приказы. И Васильеву вдруг стало ясно, что неуверенное поведение Радована в его кабинете, столь резко контрастировавшее с его обыкновенной наглостью, было не столько заискиванием перед офицером, сколько желанием замаскировать отсутствие уважения к начальству. Хотя и не исключено, что если между Радованом и Васильевым возникнет обоюдное доверие, то его, Васильева, приказы Радован будет выполнить исправно – не столько из уважения к офицеру как к начальнику, сколько из уважения к командиру как к человеку. Да, прав был отец – умение разбираться в людях это великая наука, и Васильев еще только начинал разгрызать ее неподатливый гранит.
Глава 9.
Приятные и печальные вести.
На следующий день после разговора с ротным радован в составе своего взвода стоял на плацу, где полковник Вексельман построил свой полк, чтобы довести важную политинформацию. Оказывается, к ним в часть прибывает высокое столичное начальство в лице генерал-лейтенанта Максимова, который назначен командующим недавно сформированного Особого Архангельского корпуса.
Означало это только одно – слухи о предстоящей войне с Архангельским княжеством теперь уже не слухи, а установленный факт. Предстояла большая мясорубка, и настроение молодых парней, из которых, в основном, состоял их полк, было подавленным. Причины предстоящего конфликта, озвученные полковником, как то – угнетение малого народа комяков, ущемление прав граждан Балтии, проживавших на территории Архангельского княжества, а также враждебная к Балтии позиция князя Ивана Третьего, намеренного заключить с Московской парламентской республикой наступательный союз против нашего государства – звучали как непонятная абстракция. Им было ясно, что архангельский князь реальной военной силой не располагал, они были уверены, что балтийцев на территории княжества – раз-два и обчелся, а на братский малый народ комяков ребятам было, по большому счету, глубоко наплевать. Наверняка это очередные одичавшие нелюди, повинные только в том, что в местах, где они обитают, раньше активно добывалась нефть, которая позарез была нужна стремительно развивавшейся балтийской промышленности.
Полковник продолжал разглагольствовать, что-то длительное время болтал о патриотизме и долге перед Родиной, а затем перешел к любимой части своих выступлений:
– Обращаюсь к вам ко всем, граждане офицеры, прапорщики и солдаты! Вы должны стать гордостью балтийского оружия, а не его позором! Мне надоело смотреть на неглаженые гимнастерки! До каких пор я буду наблюдать бардак в расположениях рот? Куда ни зайду – то вода в умывальниках, то пыль на подоконниках, то койки не заправлены как надо! Вы генерал-лейтенанту тоже будете этот хаос показывать? Или это вы только меня не уважаете? Не слышу ответа!
– Никак нет, товарищ полковник! – хором прокричали собравшиеся.
– Тогда чтоб к обеду порядок был идеальным! Лично проверю!
"Вот же мудак! Порядок ему важен в расположении! А ничего, что скоро мы покинем территорию дислокации полка и отправимся на запад? Лучше бы оружие проверить велел, а заодно о снабжении позаботился"
– Все поняли, воины? Тогда разойдись!
Раздались команды офицеров, и колонна их батальона потянулась к своему жилому корпусу. Предстояло наводить марафет в расположении, и невеселое настроение Радована стало еще более хмурым.
Впрочем, после обеда, когда Вексельман вдоволь наигрался в свою любимую забаву по организации, как модно было говорить в столице, клининговых работ, пришли и более приятные новости в виде нескольких аппетитных мясных пирогов, которые ребятам предстояло умять за ужином. Оказывается, их ротный, старший лейтенант Андрей Васильев, сегодня получил наконец приказ о присвоении ему очередного воинского звания капитана, в связи с чем решил, так сказать, поделиться радостью с личным составом.
Обыкновенно, по устоявшейся традиции, при присвоении офицеру очередного звания новые погоны вручал перед строем командир полка. Но в этом случае Вексельман решил торжеств не устраивать, отговорившись. Что ознакомился с приказом только вечером, а объявлять очередное построение сейчас, когда перед визитом столичного генерала дел невпроворот, просто нерационально. На деле же, как было всем известно, Вексельман ротного Васильева не жаловал, да и Васильев, впрочем, был не слишком высокого мнения о своем командире.
После сытного ужина, надо сказать, сильно разнообразившегося за счет капитанского угощения, хотя кормили в полку и без того весьма неплохо, все же педантизм Вексельмана хоть и небольшие, но свои плюсы все же имел, командир их взвода, лейтенант Сергей Москаленко, собрал бойцов в комнате досуга послушать радио – начиналась трансляция какой-то передача, в которой, со слов Москаленко, обсуждалась информация о будущем противнике.
– Добрый день, дорогие граждане Балтии! – зазвучал из приемника молодой, немного низкий голос радиоведущего, – Время – двадцать один ноль-ноль, это очередной выпуск блока новостей. С вами я, Захар Соломонов, и сегодня у меня в студии наша очаровательная гостья – моя коллега, журналистка Ксения Агапова, недавно побывавшая в Архангельске. Здравствуйте, Ксения! Расскажите, что вы увидели в столице наших единственных сухопутных соседей.
– Здравствуйте, Захар, – поприветствовала ведущего журналистка, – недавно князь Иван Третий проводил парад, посвященный дню независимости своего государства.
– И что вы можете сказать? Насколько вас впечатлила мощь архангельских войск?
– Я хоть и далека от военной тематики, но даже мне ясно, что судить об обороноспособности вооруженных сил княжества только на основании увиденного на параде было бы глупостью. Да, ровные прямоугольники архангельской пехоты в парадной форме смотрелись красиво, да, после пехоты по площади Ломоносова проехался дивизион танков, кажется, средних, а затем несколько артиллерийских расчетов. Но кавалерийские отряды, эскадронами гарцующие на фоне современной техники, выглядели весьма нелепо.
– Ксения, в Поморье осталось мало хороших асфальтированных дорог, лошадь в тех краях наиболее эффективный вид транспорта. Кстати, площадь Ломоносова – это бывшая площадь Ленина?
– Совершенно верно, Захар.
– Ксения, скажите, какие заявления сделал князь во время своего выступления на параде?
– Да ничего особенного – поздравил сограждан с годовщиной независимости, говорил о том, что краеугольным камнем своей политики считает укрепление суверенитета княжества и недопущения вмешательства со стороны соседей во внутренние дела своего государства.
– Кто подразумевался под соседями, я думаю, пояснять не нужно?
– Я тоже считаю это излишним – Балтия является единственной страной, с которой Архангельское княжество имеет общие границы, поэтому намек князя выглядит абсолютно прозрачным. Кроме того, князь упомянул, что вооруженные силы за прошедшие несколько лет были увеличены почти на семьдесят процентов и в настоящее время составляют порядка ста семидесяти тысяч солдат и офицеров.
– А вооружение?
– Князь эту сторону вопроса постарался обойти, промямлив что-то про какие-то значительные перевооружения боевых частей, но конкретики в его словах не было.
– Ну, может быть, были разведены новые породы коней для кавалерийских частей, – ведущий усмехнулся.
– Ваша ирония вполне может оказаться правдой. И еще князь объявил о проведении крупномасштабных учений на западной границе.
– То есть в непосредственной близости от мест дислокации наших сил?
– Именно, Захар, именно. Но комментировать это я не буду, это уже задача пресс-служб Военного Министерства.
– Или Посольского Министерства?
– Да, дипломатов это тоже касается. Но, как я уже сказала, от личных комментариев я воздержусь.
– Напрасно, Ксения, напрасно, нам всем очень нравятся ваши отличные комментарии, – и ведущий, видимо, довольный своим не слишком удачным каламбуром, довольно усмехнулся. Ксении, скорее всего, из вежливости, тоже немного посмеялась.
Лейтенант отключил радиоприемник, и это было понятно – больше ценной информации получить из этой передачи вряд ли удалось бы, хотя солдаты недовольно загудели – прервалось какое-никакое, но все-таки развлечение. Москаленко поднял руку.
– Так, бойцы! Чего бухтим? По плацу желаете прогуляться перед сном пару часиков? Так организую в легкую!
Угроза была, конечно, наигранной – вряд ли взводному хотелось задерживаться на службе еще на два часа, когда в штабе батальона уже наверняка вовсю идет офицерская пьянка, устроенная обмывающим новые звездочки капитаном Васильевым. Но рекруты замолчали.
Пора было отправляться на боковую, и лейтенант скомандовал отбой, после чего удалился, чтобы присоединиться к остальным офицерам и поздравить своего командира с давно ожидаемым повышением.
Между тем, нельзя было сказать, что в штабе батальона царило веселье. Даже несмотря на то, что комбат, подполковник Куликов, уже давно отбыл восвояси, и можно было расслабиться в отсутствие начальства, на лицах офицеров особой радости не наблюдалось. Кислая мина виновника торжества явно давала понять, что настроение свежеиспеченного капитана далеко не праздничное.
Два сдвинутых стола, один из которых принадлежал комбату, а второй, очевидно, был принесен из соседнего кабинета, были накрыты весьма щедро – копченая рыбка и ветчина, порезанные мелкими ломтиками, банки с домашними солениями, огромные тазики с оливье и жареной молодой картошечкой, густо посыпанной зеленью, подносы с молочным поросенком и копчеными курицами, несколько бутылок водки "Столичная" и коньяка "Курвуазье", две или три из которых уже опустели, а их содержимое перекочевало либо в стоящие возле каждого из гостей граненые стаканы, либо в желудки празднующих. Изобилие!
Когда Москаленко подошел к своему ротному, Андрей, нервно куривший большими затяжками, посмотрел в его сторону и стряхнул пепел в пустую тарелку, полную окурков. Сергея это немало удивило – насколько он помнил, Васильев был некурящим, да и к выпивке вполне равнодушным. Однако пьяный взгляд молодого капитана говорил, что Васильев выхлестал едва ли не свою годичную норму спиртного.
– А, Серега, – сказал Андрей, тяжело вздохнув и обдав Москаленко сивушной волной перегара, – проходи, заждались уже тут все тебя. Наливай себе штрафную.
Лейтенант присел рядом с Андреем, окруженным другими взводными своей роты.
– Эх, командир, га-а-аварил же я тебе, давай намаринуем мяса, я такой шашлык пожарю, закачаешься! – это лейтенант Арсен Бигларян, командир первого взвода, высокий смуглый подтянутый армянин с короткой стрижкой, говоривший с легким восточным акцентом, любезно налив Сергею в стакан хорошую порцию "Курвуазье", затем разлил остатки содержимого бутылки остальным.
Чокнулись. Пожелали командиру новых звездочек, чтобы сам в гору шел и друзей не забывал. Выпили. А потом повторили. Сергея, как и Васильев, не слишком большого любителя крепкого, даже немного развезло, и он достал из нагрудного кармана сигарету, пыхнул зажигалкой и расслабленно закурил.
– Командир, Андрюха, ты чего смурной такой? Твой день же! – проговорил командовавший третьим взводом из роты Васильева младший лейтенант Максим Матвеев, светловолосый парень в расстегнутой на две пуговицы гимнастерке, обнажавшей волосатую грудь и массивную золотую цепочку с тяжелым крестом, видимо, тоже из золота. Из всей компании только он, похоже, сохранял позитивный праздничный настрой.
– А то ты не знаешь, – буркнул Васильев, доставая из опустевшей наполовину пачки очередную сигарету. – Скоро нас отправят черт знает куда, и черт знает на какой срок! И я сильно сомневаюсь, что мы вернемся обратно.
– Погоди, Андрей, – несколько удивленным голосом спросил Славка Степанов, лейтенант из четвертого взвода. – Ты же сам раньше говорил, что будет не война, а детская войнушка, только с боевым оружием, а не рогатками, и не более. Ну куда этим архангельцам против нас? Да мы их разделаем под орех за какой-нибудь месяц!
– Много ты понимаешь! Ты в школе географию проходил? В Архангельске, чтоб ты знал, теплый период составляет меньше пяти месяцев. Если князю удастся выстроить грамотную оборону, придется нам воевать на жутком морозе. Ты готов к этому? А бойцы твои? Здесь же один молодняк! Даже сверхсрочники – и те за плечами не имеют ни малейшего боевого опыта. Да и мы с вами, господа офицеры, пороху толком и не нюхали. А на мне, между прочим, рота, почти двести оболтусов, а не по сорок человек, как у любого из вас.
За столами повисло молчание, которое нарушил плотный мужчина в капитанском мундире, здоровяк лет сорока с небольшим Анатолий Сергеев, командир второй роты:
– Андрюх, а ведь ты дело говоришь. Сомневаюсь я, что мы тут много навоюем, да еще с таким идиотом-полканом.
